CC BY
66
6. Ольшанский Д. В. Политико-психологический словарь. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая кн., 2002. 576 с.
7. Писачкин В. А. Паблик рилейшнз: Введение в специальность «Связи с общественностью»:
Учеб. пособие / В. А. Писачкин, И. Е. Поверинов. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2003. 160 с.
8. Политическая психология: Учеб. пособие для вузов / Под общ. ред. А. А. Дергача, В. И. Жукова, Л. Г. Лаптева. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая кн., 2001. 858 с.
9. Политология: Энцикл. слов. М.: Изд-во Моск. коммерч. ун-та, 1993. 431 с.
10. Почепцов Г. Г. Паблик рилейшнз, или Как успешно управлять общественным мнением. М.:
Центр, 1998. 352 с.
11. Почепцов Г. Г. Психологические войны. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 2000. 528 с.
12. Советский энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1986. 1600 с.
13. Социологический энциклопедический словарь / Ред.-сост. акад. РАН Г. В. Осипов. М.: НОРМА, 2000. 488 с.
14. Социология: Основы общей теории: Учеб. для вузов / Отв. ред. акад. РАН Г. В. Осипов, д. чл. РАЕН Л. Н. Москвичев. М.: НОРМА, 2002. 912 с.
Поступила 09.02.04.
Филология, журналистика
РУССКО-МОРДОВСКИЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВЗАИМОСВЯЗИ
М. И. ЛОМШИН, доктор педагогических наук
К сожалению, в мордовском литературоведении до сих пор нет обобщающих работ по проблемам сравнительно-типоло-гического изучения родной и русской литературы, а также по вопросам их взаимосвязей. Но это не говорит о том, что у них нет ничего общего. Каждая имеет национально-самобытный характер, но, по однозначному мнению исследователей, на развитие мордовского историко-художе-ственного процесса большое влияние наряду с устным народным творчеством оказала русская литература [13]. Так, русско-мордовские литературные взаимосвязи на разных его этапах нашли отражение в «Очерках истории мордовской советской литературы» [24], трехтомной «Истории мордовской советской литературы» [13, т. 1], монографиях «В брат-
ском содружестве», «Горячее сердце большого друга», «Притоки» Н. И. Черап-кина [26; 27; 28], «Поэзия — душа народа» В. В. Горбунова [6], «Обретение зрелости» В. М. Макушкина [20], «Эпос дружбы» А. В. Алешкина [1], «Вешнемань ки лангсо» («На пути поисков») [7] и «Встречи» Г. И. Горбунова, сборниках по актуальным проблемам развития мордовской литературы, ученых записках и трудах Научно-исследовательского института языка, литературы, истории и экономики при Правительстве Республики Мордовия, статьях В. В. Горбунова, Н. И. Че-рапкина, А. В. Алешкина, Ф. А. Макарова, В. М. Забавиной, Л. Н. Францевой, А. И. Брыжинского, Л. А. Тингаевой, С. А. Алешкиной, Н. В. Зиновьева и других, опубликованных в республикан-
© М. И. Ломшин, 2004
ских газетах и журналах, литературно-ху-дожественных сборниках, тезисах международных, всероссийских и республиканских научно-практических конференций. Касались этой проблемы и мы в статье «Оцю хорса вайгялезе кулеви» («В общем хоре голос слышится»).
Исследователи отмечают, что большую роль в становлении и движении к зрелости национальной литературы сыграла литература русского народа. На ее богатом наследии художники слова учились и учатся мастерству. Высоко оценивали ее значение мордовские писатели. А. В. Ду-няшин писал: 4Я рос, учился на опыте русской литературы. Три классика — Горький, Достоевский и Салтыков-Щедрин поставили меня на путь писателя. Произведения этих классиков я прочитал до единого» [10, с. 12]. П. С. Кириллов подчеркивал: «Пушкин для меня дорог, как первый учитель поэзии, который раскрыл мне новый мир жизни, дотоле неизвестный, привил чувство прекрасного и изящного, дал понятие о силе и красоте русского языка, разбудил во мне поэтические чувства и научил слагать стихи» [13, т. 1, с. 22]. П. И. Левчаев в своей автобиографии замечает: «После чтения хорошей книги я обогащаюсь знаниями, как сухая земля влагой после дождя, и стремлюсь к более глубоким художественным обобщениям. Так чувствую себя при чтении произведений Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова, Горького, Шолохова, Паустовского и других. Чтением занимаюсь давно, почти каждый день, и радуюсь, что мне, мокшанину, есть где учиться» [13,
т. 2, с. 204].
Восприятию традиций русской литературы мордовскими писателями благоприятствовали социально-политические условия, в которых жили мордва и русские, знакомство прогрессивных деятелей мордовской культуры с их культурой и искусством, постоянный интерес к произведениям классиков. Дело в том, что мордва с давних пор живет вперемежку с русскими, язык которых стал для нее вторым родным языком. Еще до вхождения в состав многонационального Русского государства она поддерживала борьбу русского народа против монголо-татарских
завоевателей, в XIV — XV веках вместе с ним участвовала в изгнании полчищ татарских ханов с московских и рязанских земель, в освободительном походе на Казань. С падением Казанского ханства мордовский народ был освобожден от монголо-татарского ига. Более 500 лет тому назад он связал свою судьбу с русским народом. Общая экономическая, общественно-политическая и культурная жизнь, общие заботы и интересы способствовали укреплению русско-мордовских культурных связей.
Естественно, в этих условиях происходило духовное взаимообогащение двух культур. Оно выражалось в органическом восприятии мордвой русских песен, сказок, свадебного обряда, пословиц и поговорок. В свою очередь, как отметил еще в начале 90-х годов XIX столетия М. Е. Евсевьев, некоторые мелодии мордовских народных песен проникали в русскую среду. Показательно в этом отношении признание известного композитора А. П. Бородина, который в письме к композитору С. В. Смоленскому сообщает, что он несколько недель записывает мелодии народных песен алатырской мордвы. «И „Игорь" мой, — писал он о своей опере, — под влиянием этих песен значительно продвинулся за это время вперед» [13, т. 1, с. 23].
Как видим, русско-мордовские культурные связи имеют глубокие исторические корни. Вспомним, прежде всего, благородную деятельность лучших сынов русского народа по приобщению мордвы к своей прогрессивной культуре и литературе. Это послужило основой для творчества первых национальных литераторов: 3. Ф. Дорофеева, С. В. Аникина, А. И. Завалишина, Д. И. Морского, А. Я. Дорогойченко и других, создававших свои произведения на русском языке. В силу исторических и национально-специфических условий зарождение мордовской литературы происходит именно на нем. Это дало возможность писателям, не ломая внутренних философских, эстетических установок, достаточно полно передать национальное осмысление действительности. Хорошее знание русского языка во многом облегчало восприятие традиций классической ли-
тературы. Занятые общественной, просветительской, педагогической и литературной деятельностью, они много сделали для повышения общей культуры мордвы, приобщения ее к духовным ценностям русского народа.
Особенно большая заслуга в этом принадлежит первому мордовскому ученому и просветителю М. Е. Евсевьеву. Еще в дореволюционные годы он выступал как пламенный и убежденный пропагандист прогрессивной русской культуры, призывал мордву изучать русский язык и литературу. Значительный вклад в налаживание русско-мордовских литературных связей внес писатель и общественный деятель С. В. Аникин. Он, как и М. Е. Ев-севьев, будучи на педагогической работе, активно пропагандировал художественную литературу и культуру русского народа. Вместе с тем он собирал произведения мордовского устного народного творчества и с целью ознакомления русского читателя издал их отдельным сборником.
3. Ф. Дорофеев в эти годы не только создает свои произведения на русском языке, но и переводит на мокшанский язык «Интернационал», стихи А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова и других русских поэтов. В 1912 году в Москве он печатает на русском языке сборник «Песни и думы народного учителя», куда наряду с фольклорными произведениями включает собственные стихи
[9].
Русская литература также уделяет самое пристальное внимание правдивому изображению жизни и быта мордовского народа. На наш взгляд, это объясняется тем, что многие прогрессивно мыслящие представители русского народа имели тесные отношения с мордвой, сочувственно воспринимал ее судьбу. Например, с Мордовией связаны имена некоторых декабристов. Здесь прошли детские и последние годы жизни А. В. Веденяпина [15], которого в свое время высоко ценил К. Ф. Рылеев. Посещал эти края известный декабрист А. А. Тучков — корреспондент «Колокола», активно распространявший газету среди русских и мордовских крестьян.
Мордовская земля вошла в биографию многих русских писателей. Сейчас стало известно, что здесь нелегально переписывался неизвестный вариант редакции «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. В ряде населенных пунктов Мордовии — Краснослободске, Игнатове, Ардатове — бывал А. С. Пушкин. Большую часть своей жизни провел здесь А. И. Полежаев: тут он родился, прошел школу начальной грамоты, получил первые житейские навыки. В селе Старое Акшино протекало детство поэта Н. П. Огарева, а затем он длительное время пребывал и работал в нем.
Известный революционер-демократ В. Г. Белинский в детские и юношеские годы также часто сталкивался с мордвой, хорошо знал ее безотрадное положение. Глубокий интерес он проявил к произведениям устного творчества, которые слышал от мордвинов, живших в их доме и учившихся у его отца прививанию от оспы. Известны попытки В. Г. Белинского создать русско-мордовский словарь.
В 40-е годы XIX века в Саранске и мордовском селе Малое Маресево (ныне Чамзинский район) жил писатель-сатирик и общественный деятель И. В. Селиванов. Он был одним из корреспондентов и распространителей герценовского «Колокола», сотрудничал в «Современнике» Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова [5]. Из русских писателей XIX века жизнь мордвы обстоятельно знал и довольно подробно описал П. И. Мельников-Пе-черский, который вел среди коренного населения культурно-просветительскую работу [22]. Дважды, зимой 1892 года и накануне первой русской революции 1905 — 1907 годов, здесь побывал В. Г. Короленко, который посетил мордовские села, организовал помощь голодающим.
С мордовским народом был тесно связан и А. М. Горький. Живя в Нижнем Новгороде, он неоднократно встречался с мордвой. Не случайно, по собственному признанию писателя, в детстве он владел ее языком [8, с. 48 — 49]. А. М. Горький хорошо изучил национальные особенности мордвы и ее фольклор. Позднее он оказывал большую помощь молодой мордовской литературе, принимал писателей,
консультировал их. Огромное идейно-ху-дожественное воздействие на их творчество оказала художественная практика самого классика: немало крупных произведений создано под воздействием его традиций. Например, влияние романа «Мать» явно ощущается в композиции и поэтике романа Т. А. Кирдяшкина «Широкая Мокша», а «Дела Артамоновых» — в трилогии А. Д. Куторкина «Бурливая Сура» [17 - 19].
Необходимость обращения национальных писателей к опыту русских авторов на этом этапе развития мордовской литературы была обусловлена историческими обстоятельствами. Они заимствовали то, что отвечало требованиям времени и помогало решению жизненных проблем. Так, М. Е. Евсевьев в конце XIX — начале XX века усиленно занимается педагогическими вопросами образования своего народа и ищет ответы в русской общественной, педагогической и литературной мысли. С этой целью он обращается к трудам Л. Н. Толстого и К. Д. Ушинского, переводит произведения русской литературы, призванные содействовать нравственному воспитанию детей. Интерес 3. Ф. Дорофеева к наследию классической литературы был вызван неудовлетворенностью поэта окружающей действительностью. Духовная близость к русским классикам, в частности к М. Ю. Лермонтову, поэзия которого полна мотивов отрицания своей эпохи, подкрепляла оппозиционные чувства 3. Ф. Дорофеева и определила направление его творчества. Знакомство И. П. Кри-вошеева с творчеством А. С. Пушкина, В. В. Маяковского, С. А. Есенина в 20-е годы объяснимо стремлением поэта к тому, чтобы найти формы и средства для выражения собственного отношения к обновленной жизни, понять и определить свое место в ней. Каждое поколение мордовских литераторов, обращаясь к русскому наследию, искало в нем то, что соответствовало духовным запросам народа.
Существует несколько путей восприятия опыта русской литературы. В истории развития мордовской литературы нашли отражение некоторые из них. Это, во-первых , чтение произведений русских классиков при хорошем знании русского язы-
ка, что давало возможность войти в идейно-тематический мир русской литературы, в которой национальные писатели находили разносторонние отзывы о мордовском народе и которая помогала им глубже узнать бытие, чувства и стремления своего народа в прошлом и настоящем, подсказывала форму, тематику и мотивы произведений, приучала быть внимательным к событиям, происходящим в родном крае, стимулировала создание произведений о жизни и быте мордвы. Таковы, например, рассказы А. И. Завалишина «Дожил», С. В. Аникина «На Чардыме», Д. И. Малышева «Бедняк Володя» и другие. Но наибольшего успеха, на наш взгляд, достиг 3. Ф. Дорофеев, сумевший сочетать в стихах критический реализм с традициями устно-поэтического творчества родного народа, что позволило ему убедительно и ярко показать причины и следствия его трудного положения в конце XIX столетия [9].
Литературные связи еще более укрепились в начале XX века, когда мордовская литература стала развиваться на национальном языке. В эти годы расширились возможности знакомства с произведениями русской литературы, теснее стали контакты между писателями. Новая действительность требовала изображения происходящих перемен в высокохудожественной форме. Это обязывало мордовских писателей совершенствовать свое мастерство, перенимая достоинства русской литературы.
В самом начале 20-х годов А. Д. Ку-торкин начал работать над историко-рево-люционным романом «Черный столб» [13, т. 2, с. 219]. Автор намеревался написать трилогию по типу шолоховского романа «Тихий Дон», в которой хотел показать жизнь своего народа на большом отрезке времени — с кануна первой русской революции до коллективизации сельского хозяйства. По признанию автора, во время создания романа на него оказало большое влияние знакомство с произведениями М. А. Шолохова, которые и дали толчок творческим размышлениям и реализации планов. Такие замыслы тогда рождались у многих, но не все могли осуществить их из-за недостатка творческой практики,
знания жизни, отсутствия образцов эпических произведений больших форм в мордовской литературе.
Изучение творчества русских классиков рассматривалось мордовскими писателями как учеба мастерству создания ярких художественных произведений о настоящем и прошлом народа. А. Д. Кутор-кин в статье «За качество литературы», опубликованной в период работы над романом «Черный столб», писал: «Мы еще не освоили реализм как творческий метод. Мы еще не научились отличать типическое от характерного, случайное от единичного. Часто мы выступаем как простые созерцатели (пассивно пишем о том, что видели и слышали). У нас еще много натурализма и схематизма... Нам следует учиться умению писать образно, немногословно, построению композиции своих произведений, индивидуализации языка своих героев у русских писателей, в процессе чтения их произведений» [11]. 3. Ф. Дорофеев еще в дооктябрьский период выражал надежду, что со временем мордовские поэты овладеют пушкинским мастерством. На протяжении всего творческого пути они не расставались с произведениями русской классической поэзии. Дочь поэта Н. И. Егорова, Глафира Николаевна, рассказывала: «Отец подолгу засиживался над томиком стихов Н. А. Некрасова и частенько говорил: „Как они могли красиво и верно сочинять. Вот бы нам так высказаться. А душа горит чем-то большим, есть что сказать и о чем сказать", — вздыхал отец и снова и снова начинал потеть над тетрадкой своих стихов» [13, т. 1, с. 44].
Осваивая традиции классической литературы, мордовские писатели использовали подражание и литературные переложения. Суть последних заключалась в стремлении приспособить готовый материал из русского наследия для характеристики тех или иных процессов, выражения национальных особенностей мордовского народа. Этому способствовало наличие в произведениях русских писателей тех мотивов, которые были близки мордве, соответствовали ее настроениям и помогали лучше понять изображаемые события. Обращаясь к русской литературе,
писатели стремились заполнить существующий пробел в освещении некоторых тем и проблем родной литературой в период ее становления.
Например, В. В. Бажанов, переводя рассказ А. П. Чехова «Толстый и тонкий», вносит в него детали, рисующие быт мордвы. Отдельные факты литературных переложений из русской литературы встречаются также у других национальных писателей. В 1921 году в газете «Якстере теште» («Красная звезда») было напечатано стихотворение А. И. Бухарева «Смел-стэ, ялгат, тынь моледе» («Смелее, друзья, вы шагайте»). По содержанию и форме оно напоминает известную песню «Смело, товарищи, в ногу». Автор призывает объединиться с другими угнетенными народами, чтобы перестроить мир по справедливым законам. В начале своего творческого пути 3. Ф. Дорофеев сделал несколько переводов-переложений из А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова. П. С. Кириллов поэму «Утро на Суре» развертывает по принципу сюжетостроения поэмы H.A. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?». В ней он также выводит на первый план образы семи мужиков.
Немалый интерес представляла такая форма восприятия традиций, как подражание. Это явление типично для молодых литератур на первом этапе их формирования, а для начинающих писателей служит своеобразным видом учебы. Однако если автор ограничивается лишь копированием формы и содержания того или иного произведения, не проявляя творческой инициативы, то это не способствует прогрессу литературы. Примером может служить роман А. В. Лукьянова «Кинель», написанный в 1933 году. Создавая его, он пытался подражать «Тихому Дону» М. А. Шолохова: взял тот же период, те же исторические события. Шолоховское влияние заметно и в попытках придать действию эпический характер. Но это подражание было эпигонским. К концу 30-х годов мордовские писатели стали понимать, что подобный бессмысленный подход не приводит к положительным результатам. С. Е. Вечканов по этому поводу заметил: «Всегда мы учимся, всегда кто-то из великих поэтов лежит у тебя ближе
к сердцу. Но полное чувство удовлетворения испытываешь лишь тогда, когда при всем этом необходимом общем остаешься самим собой» [13, т. 2, с. 57].
A. В. Лукьянов недостатки своей поэмы «Вететнень — нилес» («Пятилетку — в четыре года») объясняет стремлением заимствовать «звонкую силу» стиха у
B. В. Маяковского.
Таким образом, подражание, как правило, не приводит к возникновению нового качества, созданию оригинальных художественных произведений. Правда, в отдельных случаях подобная форма работы становится подготовительной ступенью на путях восхождения к вершинам национальной художественной самостоятельности. В истории мордовской литературы нередко писатели начинали творческий путь с подражания известным мастерам, но с течением времени обретали самобытность, достигали больших успехов. Как отмечает И. Г. Неупокоева, творческая задача состояла в том, «чтобы, отталкиваясь от старого, высказать новое, подсказанное художнику его временем, национальным опытом, художественной индивидуальностью. Заимствованный „чужой материал" или прием не только не сковывает здесь индивидуальность художника, но, напротив, становится ему в каком-то отношении подмогой в выявлении того нового, что хотел он сказать миру своим искусством» [23].
Именно в этом направлении шло развитие поэтического творчества мордовского поэта А. М. Моро,' который в начале литературной деятельности подражал А. С. Пушкину, С. А. Есенину, В. В. Маяковскому и Д. Бедному. Автор целого ряда патриотических, философских и лирических стихов, он упорно овладевал художественным мастерством, шаг за шагом приближался к поэтической зрелости и добился значительных результатов. Рано поняв, как трудно выработать собственную манеру, индивидуальный стиль, неповторимый голос, чтобы народ признал тебя своим певцом, он находился в постоянном поиске. Преодолевая влияние мотивов отдельных индивидуалистически-пес-симистических стихов С. А. Есенина, а также призывных стихов В. В. Маяковского, готового «наступить на горло соб-
ственной песне», поэт отыскал путь в осмыслении опыта русских поэтов, обращении к жизни своего народа, изображении обновляющейся действительности через думы и чаяния мордвина. Поэтому «подражание... уважительное наследование опыта великих учителей, давних и недавних предшественников, умение распорядиться этим драгоценным опытом не только не подавляет индивидуальность писателя, наоборот — помогает ему сказать свое, новое, только ему присущее слово, выявить свою личность художника» [4, с. 180].
Подражание как творческую учебу следует считать закономерным этапом в развитии творческой личности. Вооружая художника опытом предшественников и современников, оно помогает ему внести нечто свое в познание действительности средствами литературы. «Настоящее творчество, — замечает Б. Ревизов, — начинается тогда, когда кончается подражание и когда в сознании художника глубоко, до неузнаваемости трансформируются впечатления, идущие от литературной традиции» [25, с. 183]. Только при таком подходе к чужим литературным традициям художник может создать оригинальное произведение.
Близка к подражанию по своему значению и выполняемым функциям такая форма литературных связей, как заимствование. Оно также было присуще мордовской литературе в период ее зарождения и становления. Писатели, учась у классиков, сознательно заимствовали сюжеты, образы, художественные приемы, строфику, но не для того, чтобы просто скопировать их. Опираясь на них, они стремились сделать своеобразным собственное произведение. Подобное было широко распространено в мордовской литературе 20 — 30-х годов. Например, образ деда Щукаря из романа М. А. Шолохова «Поднятая целина» так полюбился мордовским писателям, что они готовы были включать похожие типы в каждое свое творение. Для образа деда Петуха в романе «Светлый путь» А. В. Лукьянов использовал некоторые шолоховские приемы. Героя «Поднятой целины» прозвали Щукарем за то, что он попался на удочку, лукьянов-
ского же Фадея Кузьмича назвали дедом Петухом потому, что все цыплята, выведенные посаженной им наседкой, оказались петухами. Подобные образы встречаются в романах «Черный столб»
A. Д. Куторкина, «Лавгинов» В. М. Ко-ломасова, «Трава-мурава» И. М. Девинаи других. Входя в такой форме в мордовскую литературу, они способствовали появлению целой галереи замечательных героев.
Есть примеры и иной формы литературных связей, которые академик Н. И. Конрад определил как «национальную адаптацию» или «воспроизведение в творчестве писателя одного народа содержания и мотивов произведения, созданного писателем другого народа» [16, с. 308]. Как национальную адаптацию следует рассматривать включение в ткань повествования стихотворного романа «Яблоня у большой дороги» А. Д. Куторкина русской легенды «Как соловей научился петь». Придав национальный колорит, писатель сделал ее фактом мордовской литературы, и она не воспринимается читателями как переводное произведение. Как о национальной адаптации можно говорить и об агитационном характере ранней поэзии П. С. Кириллова, который вносил в некоторые лирические стихотворения аллегорические образы «сел», «городов», «воды», «лесов». Средствами полифонизма автор как бы предоставляет право голоса всему народу. Подобный прием был воспринят П. С. Кирилловым из поэзии
B. В. Маяковского.
В частности, сюжетное стихотворение П. С. Кириллова «Баллада» по способам расширения масштаба изображаемых явлений напоминает поэму «150 ООО ООО». В. В. Маяковский начинает ее с повествования о зарождении революционного движения в России. Затем в рассказ включаются многие «голоса»: и призывный голос человека, и символическая перекличка животных, и жалобы длинных дорог, и протестующие гудки паровозов. В поэме «говорят» и «русские губернии», и «легионы огня», и «моря», и, наконец, сами «российские воздуха». В отличие от нее, где «голоса» звучат сами, в «Балладе» П. С. Кириллова использована авторская
речь. В сценах, когда поэт обращается к революционным событиям, он неоднократно вводит рефреном такую строку: «Много на земле сел, городов, много людей на земле, много на земле лесов, деревьев, много воды на земле, много». Так автор пытается создать символическую картину необъятности народных сил, бесконечности просторов родной земли.
В 20-е годы А. М. Моро и И. П. Кри-вошеев в стихотворениях почти без изменения воспроизводили содержание некоторых стихов В. В. Маяковского,
A. С. Пушкина, А. В. Кольцова, Д. Бедного и других русских поэтов. В сказках Д. С. Куляскина обнаруживаются устойчивые аллитерации классических произведений А. С. Пушкина. Влияние его сказывается в обрисовке некоторых образов сказки «Пичай»: Ведява по своему облику напоминает пушкинскую Царевну-ле-бедь. В стихотворении Т. А. Раптанова «Комсомолка» ощущаются некоторые мотивы «Клятвы Зайнета» Д. Бедного, в «Руси» 3. Ф. Дорофеева — «Родины» М. Ю. Лермонтова, «В мастерской» И. П. Кривошеева — стихотворения
B. В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?» Драма «По старинке» К. С. Петровой также представляет национальную адаптацию. В ней использованы отдельные сцены и картины из «Грозы» А. Н. Островского. Особенно сходны их концовки. Лиза, как и Катерина, своей смертью бросает вызов патриархальным устоям. Несмотря на то что крестьянский быт в пьесе К. С. Петровой напоминает хрестоматийное «темное царство», все нюансы основываются на местном материале.
Разновидностью заимствования А. Буш-мин считает реминисценции, когда элементы произведения одного автора использованы другим непроизвольно, неосознанно, когда «само представление в конкретных исходных образах запамятовано, а впечатление от них сохранилось в памяти художника и так или иначе сказалось в его творческом акте» [3, с. 136]. Подобная форма заимствования встречается в произведениях многих мордовских писателей. Реминисценции, органически входя в художественную ткань текста, не нарушают
ее, а придают ей особую художественную выразительность. Например, стихотворение «Студентка» П. У. Поздяева (Гайни) очень напоминает «Рабфаковку» М. А. Светлова, а переписка с матерью навеяна мотивами стихотворения С. А. Есенина «Письмо к матери». В стихотворении А. С. Маль-кина «Крайстон серма» («Письмо из родного края») девушка пишет письмо близкому другу, бойцу-пограничнику. В ее мыслях, наказе любимому, лиризме стиха чувствуется отзвук известной песни М. В. Исаковского «Катюша». В «Поэме о Бессмертии» А. С. Малькина есть отдельные реминисценции из «Василия Теркина» А. Т. Твардовского [21].
На наш взгляд, впитывание традиций русской литературы мордовской большей частью происходило и происходит через перевод. «Проникновение литературы одного народа в литературный мир другого в форме перевода, — пишет академик Н. И. Конрад, — явление другого порядка, чем проникновение непосредственно в подлиннике. Перевод по необходимости создает определенный новый языковой облик переводимого произведения, и в этом виде оно и начинает существовать для данного народа... Это означает, что литературное произведение начинает жить уже независимо от своей первоначальной языковой формы... При таком превращении оно кое-что теряет, кое-что приобретает. Теряет оно свою единичность — ту неповторимую индивидуальность, какую дает ему языковая плоть, в которой оно родилось в своей стране, но, с другой стороны, разноязычное существование выявляет в литературном произведении то общее, что выводит его за рамки единичного, что значимо для всех» [16, с. 321].
При переводе возникают многочисленные проблемы, порождаемые необходимостью точной передачи содержания оригинала. Строгие требования к этой работе предъявлял А. М. Горький. По его мнению, перевод должен максимально приближаться к оригиналу, как можно более верно отражать замысел автора, манеру его письма. От успешного решения этих задач зависит жизнь произведения в инонациональной среде. Перевод должен сохранять национальное своеобразие подлинника, но
при этом читаться как оригинальное произведение. Эту трудную задачу писатель-переводчик решает в кропотливой работе, которая является для него своеобразной школой. На примере переводимого произведения он учится писать, обогащает свой язык, воспринимает отдельные художественные образы, детали, приемы и средства.
«Писатель-переводчик, стремясь наиболее полно и точно передать содержание, дух переводимого произведения, — пишет чувашский литературовед Е. В. Владимиров, — заботится не только о более или менее точной передаче его языковых особенностей, стилистического своеобразия, что, безусловно, очень важно и необходимо, но в то же время глубоко входит в его идейно-художественную сущность, в нюансы творческих исканий автора оригинала. Это способствует познанию мира инонациональной литературы, обогащению своего собственного творчества, помогает найти опору в своих идейно-эстетических исканиях» [4, с. 10].
Это хорошо видно на примере творчества П. С. Кириллова. Первыми шагами в литературе для него стал перевод произведений В. В. Маяковского. Он пытается освоить его яркую художественную форму и «звонкую силу» стиха, переводит стихотворения «Рот-фронт», «Левый марш», «Мое открытие Америки» и поэму «Владимир Ильич Ленин». По признанию самого поэта, работая с произведениями такого большого мастера, он прошел серьезную школу, вдохновился на создание новых художественных произведений. Удачный опыт творческого приобщения к традициям В. В. Маяковского представляет стихотворение «Рот-фронт», где особенно ярко прослеживается ритмическая динамика маршевых стихов русского поэта.
Н. Эркай (Н. Л. Иркаев) на протяжении всего творчества занимался переводами на мордовские языки стихов А. С. Пушкина, В. В. Маяковского, прозаических произведений А. М. Горького и М. А. Шолохова. По словам поэта, огромное влияние на него оказали произведения А. М. Горького. Работая с ними, он понял, как надо доступно и интересно рас-
крывать вечное движение бесконечно сложного мира, учить труду как деянию [13,
т. 2, с. 198].
И. П. Кривошеев в 30-е годы активно занимался переводческой деятельностью, обращаясь к произведениям для детей А. С. Пушкина, стихам В. В. Маяковского, А. В. Кольцова и других. Не случайно такие его стихотворения, как «Зимой», «Снежок», «Сельская зима», сложилисьпод непосредственным впечатлением от поэтического образа русской зимы, которой А. С. Пушкин посвятил много замечательных стихов. И. П. Кривошеев вспоминал, что уже в церковно-приходской школе это был его любимый поэт [13, т. 1, с. 146]. Большое воздействие на него оказала также поэзия А. В. Кольцова, научившая использовать народные песенные традиции. Так, при создании стихотворений «Мы пели», «Эх, на сердце тепло», «Цвети, жизнь», «Пробуждение на заре» и других мелодику стиха (размер, ритм, расположение ударений) он заимствует у А. В. Кольцова.
В довоенном сборнике «Любовь» А. К. Мартынов публикует в своем переводе на эрзянский язык поэму А. М. Горького «Девушка и смерть». В 1939 году в его же переводе выходит сборник избранных стихов и поэм нашего земляка, русского поэта А. И. Полежаева, а в 1940 году — сборник стихов В. В. Маяковского. Кроме того, он переводил произведения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова и других и во многом благодаря переводческой работе за сравнительно короткое время стал известен не только в Мордовии, но и за ее пределами.
В настоящее время многие произведения классиков русской литературы изданы на мордовских языках. Примечателен их перечень, характеризующий труд переводчиков и художественно-эстетические запросы читателей: «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», «Старосветские помещики» Н. В. Гоголя (1936), «Повести Белкина» (1937), «Дубровский» (1935), «Капитанская дочка» (1936) А. С. Пушкина, «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова (1935), «Кому на Руси жить хорошо?» Н. А. Нек-
расова (1934), «После бала» (1935), «Хаджи Мурат» (1936) Л. Н. Толстого, «Ася»,
«Муму», «Записки охотника» И. С. Тургенева (1936), «Гроза», «Бедность — не порок» А. Н. Островского (1935), «Овраг» (1934), «Каштанка» (1935) А. П. Чехова, «Сон Макара» В. Г. Короленко (1931), «Сказки» М. Е. Салтыкова-Щедрина (1935). В 1931 —1933 годах изданы
на мокшанском языке «9 января», «Песня о Буревестнике», «Песня о Соколе», «Сказки об Италии», «Детство», «В людях», «Мои университеты», «Мордовка» А. М. Горького. В феврале 1935 года один из переводчиков — С. А. Салдин сообщает А. М. Горькому о содержании нового сборника его произведений, выпускаемого Мордовским книжным издательством [13, т. 1, с. 163].
Мордовские литераторы всегда считали популяризацию классической русской литературы своим кровным делом. В их переводах эти произведения обретали вторую жизнь. Примечателен тот факт, что уже в первые годы после революции самодеятельные коллективы ставили на родном языке «Ревизора» Н. В. Гоголя, «Бедность — не порок» А. Н. Островского и другие пьесы. Активным переводчиком и участником постановок этих пьес была К. С. Петрова. На драматических произведениях этих авторов она училась созданию оригинальных пьес на родном языке. Не случайно ее пьесы «По старинке», «Летняя ночь», «Как они глумились», заложившие основы мордовской драматургии, возникли благодаря такому своего рода сотворчеству с русскими классиками.
Выбор произведений русской литературы для перевода на мордовские языки можно объяснить разными причинами. На наш взгляд, немалое значение при этом имели личная заинтересованность писателя, его духовное родство с автором оригинала, что помогало ему отбирать для перевода близкие его интересам, чувствам и настроениям произведения. Это способствовало как наиболее полной передаче идейно-эстетического содержания, так и собственному творческому росту. Вместе с тем переводное произведение, став достоянием национальной литературы, воз-
действует на весь иноязычный литературный процесс.
Следует заметить, что при изучении влияния русской литературы на мордовскую исследователи главное внимание уделяют поискам аналогий, сходных сюжетов, мотивов, образов, тем и способов их раскрытия. Например, берутся творчество одного или двух крупных художников слова (чаще всего это А. М. Горький, В. В. Маяковский, реже — М. А. Шолохов, А. А. Фадеев и А. Т. Твардовский), иногда отдельные мотивы, характеры, идеи и прикладываются к объекту анализа — творчеству или произведению того или иного национального писателя. При нахождении сходства делается поспешный вывод об освоении им опыта русского художника. Показывая влияние традиций русских поэтов на мордовскую литературу, они находят очевидную близость многих национальных произведений к их патриотическим, агитационным, сатирическим стихотворениям. Подобных принципов придерживались мордовские литературоведы, обнаружившие идейно-тематическое родство произведений писателя В. М. Коломасова и русских классиков И. А. Гончарова, Н. В. Гоголя, М. А. Шолохова и А. М. Горького [13, т. 1, с. 300].
В мордовском литературоведении А. Д. Куторкина часто сравнивают с М. А. Шолоховым и Н. В. Гоголем [14, с. 50], И. П. Кривошеева — с А. С. Пушкиным [13, т. 1, с. 13], П. С. Кириллова — с В. В. Маяковским [13, т. 2, с. 216]. На самом же деле, например,
A. Д. Куторкин и Н. В. Гоголь далеки друг от друга не только по мотивам творчества, но и по манере письма, принципам художественной типизации явлений жизни. Не совсем убедительны поиски общности между романами «Лавгинов»
B. М. Коломасова и «Обломов» И. А. Гончарова. При наличии внешнего сходства (создании комических ситуаций) они совершенно различны по идейным установкам и жанрово-стилевым особенностям. «Обломов» развенчивает мещанское равнодушие к жизни, самоуспокоенность обывателей, а в «Лавгинове» рисуется равнодушие человека к колхозному строю, в са-тирико-юмористической форме высмеива-
ются лентяи и тунеядцы, отлынивающие от работы.
Данная методология, как видим, не всегда приводит к убедительным выводам при рассмотрении роли инонациональных литературных традиций в развитии той или иной национальной литературы, поэтому она справедливо подвергается критике в современном литературоведении.
Влияние одного писателя на другого А. Бушмин предлагает определять не «путем накопления видимых фактов и их воздействия на последователей», что «лишь в малой степени характеризует их значение для литературы своего и последующего времени», а путем уяснения таких вопросов, как показ писателем меры художественных возможностей своего народа, резкое повышение уровня национальной эстетической мысли, оказание общего воздействия «на весь ход дальнейшего литературного развития, а тем самым и на отдельные творческие индивидуальности» [3, с. 107]. На наш взгляд, некоторыми мордовскими исследователями не совсем правильно трактуются понятие «освоение» и сам процесс взаимодействия литератур. «Освоение не есть прямое следование опыту литературы, — отмечает В. М. Жирмунский, — не есть даже простое видоизменение воспринятого. Это не перетаскивание чужеродного растения на собственную почву. Оно не мыслимо без творчески преобразующей личности художника, без создания новых ценностей»
[12, с. 247].
В высшей степени примечательное явление обратного воздействия — национальных литератур на русскую — пока не рассмотрено нашими учеными. Мы не ставим перед собой задачу в какой-либо степени решить эту проблему. Отметим лишь, что с развитием мордовской литературы, становлением ее на уровень развитых литератур восприятие традиций русских писателей и поэтов не прекращается, но на новом этапе сама национальная литература начинает делиться накопленными духовными ценностями с литературой других народов. Не случайно лучшие произведения мордовских писателей были изданы на русском языке. Это романы «Широкая Мокша» Т. А. Кирдяшкина,
«Яблоня у большой дороги», «Бурливая Сура» А. Д. Куторкина, «Лес шуметь не перестал», «Люди стали близкими», «Дым над землей», «Сын эрзянский» К. Г. Абрамова, «Алешка», «Новая родня» Н. Л. Эркая, «Трава-мурава» И. М. Де-вина, «Птицы весенние» М. А. Бебана, «Дети своих отцов» А. К. Мартынова, «Лавгинов» В. М. Коломасова, стихотворные сборники А. М. Моро, С. Е. Вечка-нова, И. А. Калинкина, С. В. Кинякина и других. Над переводами произведений мордовских авторов работало более 50 видных русских писателей. Среди них П. И. Железнов, П. П. Панченко, Н. А. Сидоренко, В. К. Авдеев, А. И. Кременской, В. Н. Щепотев и другие.
Все это говорит о том, что мордовская литература вносит все более весомый вклад в многонациональную литературу нашей страны. Благодаря взаимодействию новое, появившееся у того или иного народа, приобретает всеобщий характер. Оно подхватывается, переосмысливается другими национальными писателями. Данному процессу способствовали выездные заседания правления Союза писателей в различных регионах России, одно из которых состоялось в Саранске в июне 1960 года. Сюда же следует отнести командировки русских писателей в отдаленные районы и другие взаимосвязи. Нам кажется, не без влияния этих факторов родилась поэма Э. Г. Багрицкого «Звезда мордвина», которая была высоко оценена критикой и неоднократно издавалась в Москве и Саранске. Широкая панорама антикрепостнического движения народов Поволжья (Терюшевское восстание мордвы 1743 — 1745 годов) представлена в историческом романе «Жрецы» В. И. Кос-тылева. Многие страницы посвятили мордовскому краю писатели и поэты
К. А. Федин, А. А. Фадеев, Ф. В. Гладков, П. И. Замойский, А. А. Прокофьев,
A. Г. Малышкин, Л. К. Татьяниче-ва, В. И. Садовский, А. Н. Перегудов, В. И. Росляков, К. А. Некрасова,
B. А. Титов, М. М. Рощин, В. Ф. Боков, Н. И. Доризо и другие. Близкое знакомство А. А. Прокофьева с историей, жизнью и поэзией мордовского народа открыло в его таланте новые грани. Исследователи его творчества правомерно признают цикл стихотворений о Мордовии новой ступенью его художественной зрелости. Такие произведения, как «Я живу в Мордовии», «Белая метель», «Расцвела черемуха лесная», «Оставайтесь в памяти моей», отмечены характерной для А. А. Прокофьева душевной щедростью, бьющей из чистых народных источников непосредственностью, афористичностью, радостным восприятием мира.
Примечательна судьба современной поэтессы Л. К. Татьяничевой. Родилась она в городе Ардатове в Мордовии, но большую часть жизни провела на Урале, где сформировался и окреп ее яркий и самобытный талант. Живя в Магнитогорске, Челябинске, затем в Москве, Людмила Константиновна не забывала родные места, часто приезжала в Саранск. В 1969 году она участвовала в работе съезда писателей Мордовии, переводила на русский язык стихи национальных поэтов. На Родине поэтессе открылась новая действительность во всей ее обнаженности, что, в частности, нашло отражение в ее сборниках «Бор звенит», «Малахит» и других. Приобщение к жизни, быту, культуре мордовского народа стало для Л. К. Татьяничевой той живительной средой, которая решительно изменила направление ее творчества, помогла всесторонне проявить свое дарование.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Алешкин А. В. Эпос дружбы. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1985. 182 с.
2. Борисов А. Г. Художественный опыт народа и мордовская литература. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977. 190 с.
3. Бушмин А. Преемственность в развитии литератур. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1978.216 с.
4. Владимиров Е. В. Обретение традиций. Чебоксары: Чуваш, кн. изд-во, 1975. 245 с.
5. Воронин И. Д. Литературные деятели и литературные места в Мордовии. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976. 336 с.
6. Горбунов В. В. Поэзия — душа народа. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976. 296 с.
7. Горбунов Г. И. Вешнемань ки лангсо. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1973. 106 с.
8. Горький А. М. Собр. соч.: В 30 т. Т. 28. М.: Худож. лит., 1954. 419 с.
9. Дорофеев 3. Ф. Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1964. 218 с.
10. Дуняшин А. Пици палакст. М.: ГИХЛ, 1930. 58 с.
11. Ёндол А. (Куторкин А.) Литературанть качестванзо кепедемать кис // Сятко. 1934.
МЬ 7 - 8. С. 4.
12. Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979. 289 с.
13. История мордовской советской литературы: В 3 т. / Под ред. В. В. Горбунова и др. Саранск: Мордов. кн. изд-во. Т. 1. 1968. 414 е.; Т. 2. 1971. 420 е.; Т. 3. 1974. 302 с.
14. Кавтаськин Л. Андрей Ёндолонь творчествадо / Л. Кавтаськин, В. К. Радаев // Сятко. 1936. № 2. С. 46 - 52.
15. Конкин С. С. Декабристы братья Веденяпины. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1968. 320 с.
16. Конрад Н. И. Запад и Восток. М.: Наука, 1972. 437 с.
17. Куторкин А. Д. Лажныця Сура. Васенце книга. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969. 116 с.
18. Куторкин А. Д. Лажныця Сура. Омбоце книга. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1976. 408 с.
19. Куторкин А. Д. Лажныця Сура. Колмоце книга. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1988. 392 с.
20. Макушкин В. М. Обретение зрелости. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1984. 224 с.
21. Малькин А. С. Стихт. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1948. 35 с.
22. Мельников (Печерский) П. И. Очерки мордвы. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. 136 с.
23. Неупокоева И. Г. Некоторые вопросы взаимодействия и взаимовлияния национальных литератур // Дружба народов. 1960. № 3. С. 25.
24. Очерки истории мордовской советской литературы / Под ред. В. В. Горбунова и др. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1956. 226 с.
25. Ревизов Б. Сравнительное изучение литератур // Вопросы методологии литературоведения: Сб. науч. ст. М.; Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1966. С. 183 — 196.
26. Черапкин Н. И. В братском содружестве. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969. 383 с.
27. Черапкин Н. И. Горячее сердце большого друга. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974. 228 с.
28. Черапкин Н. И. Притоки. М.: Современник, 1973. 196 с.
Поступила 10.09.03.
БАСНЯ В ТВОРЧЕСТВЕ МОРДОВСКИХ ПОЭТОВ 30-х гг. XX в.
Л. П. КАНАЕВА, аспирант
За свою относительно недолгую историю мордовская басня прошла сложный путь развития и выработала собственные принципы типизации характерных явлений жизни. Этот жанр был и остается одним из наиболее показательных в истории литературной культуры мордовского народа. Имеющийся в нашем распоряжении материал говорит не только о значительной глубине и художественной выразительности, но и о широком общественном резонансе, заметном месте басни в творчестве мордовских поэтов.
Уже в период становления мордов-
ской литературы (20-е гг. XX в.) басня была замечена как наиболее нужный и важный жанр, играющий огромную воспитательную роль. Исследователи относят его формирование именно к этому периоду. Обращение к басне давало новые художественные средства для борьбы за новую идеологию. В силу своей емкой формы она лучше освещала темы большого масштаба. Не исключала басня и опору на конкретный жизненный факт, на базе которого основывался и фельетон, получивший в те годы активное развитие. Изобличая зло средствами смеха, басня
© Л. П. Канаева, 2004
