CC BY
27
В. А. Ковалев
РУССКИЕ, НАЦИОНАЛИЗМ И СОЦИОБИОЛОГИЯ: ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ К КНИГЕ В. СОЛОВЬЯ
Статья В. А. Ковалева написана в жанре «размышления над книгой». Однако вопросы, которые ставит автор, выходят далеко за границы формального обсуждения очень яркой и вызывающей ожесточенные споры монографии В. Д. Соловья «Кровь и почва русской истории». Существует ли «нормальный» национализм? Как жить огромному народу в ситуации, когда элита, фактически не задумываясь, создает условия для уничтожения населения, пусть не прямыми репрессиями, но теми нормами существования, которые в «цивилизованной» стране просто неприемлемы? Где проходит граница между национализмом и патриотизмом? Однозначные «правильные» ответы на эти вопросы, наверно, невозможны. Но нужно иметь мужество, чтобы вопросы эти поставить...
Ключевые слова: русские, этнос, национализм, патриотизм, Россия, элита.
После прочтения (и даже неоднократного) книги Валерия Соловья «Кровь и почва русской истории», изданной в 2008 г. в московском издательстве «Руссюй мiр», остаётся множество вопросов и возникает немало новых идей. Эта монография обладает значительным элементом интеллектуальной провокации в самом хорошем смысле этого слова. Интеллектуалы в принципе для того и существуют, чтобы ставить сложные вопросы и отвечать на них. Хотя многие вопросы в данном случае остаются пока без удовлетворительного ответа, как в научном, так и социально-политическом плане.
О чём монография В. Д. Соловья? Как сказано в аннотации самого тома, «книга предлагает радикально новый взгляд на отечественную историю и современную ситуацию в стране. Доказывается, что главным творцом истории России был русский народ, а рус-скость — это общность прежде всего по крови... Книга доказывает, что судьба страны в решающей степени зависит от русских и что Россия может быть только государством русского народа или её не будет вовсе. Концептуализация революций указывает на высокую вероятность новой революционной волны в России» (Соловей, 2008, с. 476). Соглашаясь с тем, что сказано в аннотации, надо обязательно отметить, что труд Соловья чрезвычайно концентрирован как в собственно интеллектуальном отношении, так и с точки зрения актуального политического содержания. На нескольких страницах можно найти порой идей больше, чем в иных диссертациях, а любая из одиннадцати глав, а также введение и заключение вполне
могут быть развернуты в отдельную монографию и при этом не потеряют в содержательности и актуальности. Возможно, это связано с тем, что главы этой книги ранее печатались в виде отдельных статей в научных журналах прежде всего в «Свободной мысли», и автор заранее заботился о концептуальном оформлении не только всей книги, но и ее отдельных сюжетов. Сразу хочется оговориться, что объем рецензии попросту не позволяет передать сложность и противоречивость этой очень богатой по содержанию книги, и здесь мы остановимся лишь на отдельных моментах, которые наиболее нас заинтересовали. Будет, наверно, правильным также указать на то, что адекватно воспринять этот отзыв на книгу Соловья будет в состоянии лишь читатель, знакомый с самой монографией или, по крайней мере, с другими работами автора «Крови и почвы...». Нам поневоле многое приходится излагать скороговоркой или вообще опускать.
Итак, основная идея политолога и историка В. Д. Соловья, которую он варьирует в начале и в конце монографии, следующая: «Грандиозный успех России в истории оказался возможен лишь благодаря русской витальной силе. Как только она стала иссякать (что заметно с 60-х годов прошлого века), пошла под уклон и страна» (Там же, 2008, с. 465). Три части монографии воспринимались нами наподобие пресловутой диалектической триады. Тезис состоял в утверждении о чрезвычайной успешности русской истории, если её воспринимать в оптике большого времени школы «Анналов», при этом автор утверждал также свое понимание этничности, имеющей социобиологическую природу. Антитезис говорит нам о том, что проблемой и бедой для русских практически всегда было их собственное государство — чрезвычайно сильное и жестокое, которое было необходимо народу для выживания в очень суровых природных и геополитических обстоятельствах, но одновременно выжимало из населения все соки, не давало людям нормально жить и развиваться. Отсюда всякого рода революционные потрясения, принимавшие в русской истории своеобразную форму Смуты. В третьей части, где автор синтезирует свои взгляды, говорится о том, как «на развалинах "Третьего Рима"» происходит революция русской идентичности и оформляется новый русский национализм, на который В. Соловей возлагает свои осторожные надежды.
Скажем прямо, нас в книге больше всего интересуют политические аспекты и выводы из идей Соловья, причем в этой рецензии будут затронуты только некоторые из них. Что касается споров о природе этноса, о конструктивизме и примордиализме, социобиоло-гии, расологии и т. д., то нам здесь наиболее разумной кажется позиция воздержания от оценочных суждений и комментариев. Оста-
вим за соответствующими специалистами право судить о тезисах Соловья по поводу того, что русский народ оказывается один из наиболее чистых в генетическом отношении, о неполезности браков между представителями далеких друг от друга этносов, о степени обусловленности поведения людей и сообществ наследственными факторами и т. д. По поводу взглядов В. Соловья на природу этноса самое большее, что нам можно ответить, это — «допустимо».
Но почему же все-таки это допущение кажется нам возможным? Дело в том, что альтернативные способы определения русской идентичности представляются еще более сомнительными, нежели общность по «крови». Автор убедительно показывает, что определить русских через православие, имперскость или даже общность языка и культуры и т. д. попросту невозможно. Парадокс заключается в том, что огромная общность русских существует, но что лежит в её основе, помимо генетических признаков, сказать очень трудно. Безусловно, В. Соловей взял на себя очень серьезный и полезный научный труд, в книге изложены никак не «экстравагантные взгляды», как несколько кокетливо определяет их сам автор. Правда, одним из источников его вдохновения была книга «Расология» некоего В. Б. Авдеева, по форме выглядящая как образцовая научная монография и содержащая настоящий компедиум идей расовой мысли, интеллектуальная репрезентация и даже эстетизация всякого рода «расологов». Прочитав рецензию на нее В. Соловья, мы ознакомились и с самим текстом «Расологии» и, прямо скажем, не прониклись к ней тем же доверием, что Соловей. Но, обещав воздержаться от суждений о верности или неверности концепций «расы», «крови» в смысле биологическом, мы вполне согласны с Соловьем в оценке культурно-политических аспектов этой проблемы, её социальном резонансе. Вот что писал сам В. Соловей о книге Авдеева: «Когда речь идет о трудах научных, то успешным их способно сделать лишь "сцепление" содержания с общественной потребностью. Массовая реакция возникает тогда, когда удается уловить уже реально существующий интеллектуальный запрос, не получивший пока своего воплощения. Наше общество переживает подлинную смену культурных и социальных эпох: наследие Просвещения теряет свою былую привлекательность и обаяние, идет стихийное возвращение к "крови - биологии"» (Соловей, 2006, с. 122). Разве не так?!
Прежде чем упрекать Соловья в «неполиткорректности», «расизме», «антитолерантности» и т. д., следует вспомнить, что доверие к познавательным возможностям и общественной значимости привычных культурных символов существенно подорвано, и не где-нибудь, а на самом Западе. О «смерти Запада», «сумерках Про_ 73
ПОЛИТЭКС. 2009. Том 5. № 1
свещения» и т. п. больше пишут именно американские и европейские мыслители, а вера в разум, гуманизм и прогресс относится в основном даже не к прошлому, а r позапрошлому веку. Если широкое распространение варварства и одичания оказалось вполне совместимым с самыми новейшими технологиями, если дегуманизация «постмодернистской» философии, литературы и искусства идет полным ходом, то какой уж здесь культурный прогресс и гуманизм! Эта тенденция, на наш взгляд, хорошо схвачена в книге Соловья, и сама она служит её выражением. Понятно, что вопросы «расы», наследственности, евгеники и т. п. были табуированы в связи с чудовищной практикой фашистской Германии, но в последнее время интерес к ним вновь растет. Можно сослаться, например, на известную книгу Ф. Фукуямы «Наше постчеловеческое будущее» (Фу-куяма, 2004). Кроме того, определение национальной идентичности по «крови» — это практика ряда стран, таких, скажем, как ФРГ или государство Израиль, и с этим связаны массовые эмиграционный потоки туда бывших «наших» немцев и евреев. Так что «экстравагантность» подхода Соловья к вопросам этничности может ощущаться разве что в связи с объектом применения его концепции, а именно по отношению к русскому народу и именно теми культурными компрадорами, которые «хотят быть святее папы Римского». «Значит, русскость — это кровь и ничего больше? Ну отчего же.
Конечно, русский язык и культура, природа и территория, общность исторической судьбы, — в общем, все известные критерии русскости, — имеют известную цену. Но только в привязке к биологии, которая не просто отправная точка или фундамент, а несущая конструкция всего здания русскости», — утверждает В. Д. Соловей (Соловей, 2008, с. 72). Две главы первой части его монографии как раз и посвящены проблемам, связанным с обоснованием этого тезиса. Развенчав мифы о какой-то особой жестокости отечественной истории, которая по количеству жертв вполне сопоставима с западной, автор доказывает, что именно русские (по крови) смогли опередить другие этносы и в крайне неблагоприятных природно-климатических условиях не просто выжить, но и создать высокую цивилизацию, огромную страну и бесподобную культуру. Именно русская «кровь» играла в этом определяющую роль. Конечно, вы-неся на обложку своего труда такую неоднозначную формулу, как «Blut und Boden» автор добивался (и добился) несколько скандальной известности, ведь принцип «крови и почвы» играл в истории, мягко говоря, неоднозначную роль. Но, помимо политически нагруженных ассоциаций, автор пытался протестировать и познавательные возможности этой формулы. О роли в русской истории «крови» он пишет несравненно больше, но другие уже начинают на свой лад
развивать и идею «почвы»1. Пока подобные идеи развиваются как маргинальные, но тенденция, как говорится, налицо. Не станет ли она мейстримом уже в скором будущем?
Второй раздел монографии В. Д. Соловья называется «Диалектика русской истории». Он носит крайне драматический характер и зачастую прерывается трагедией. Противоречия, которыми определена эта трагическая диалектика, хорошо просматриваются в названиях глав, данных Соловьем: глава 3 — «Русские против империи», глава 4 — «СССР против русских». Все это очень точно. Соловей приводит убедительные свидетельства и данные о том, что и царская Россия, и СССР были «империями наоборот», так как в них развитие шло через сверхнапряжение и истощение имперского народа — русских. Как только их силы и/или терпение истощалось — держава рушилась, впадая в трагическую революционную Смуту. Например, стратегическая русофобия (и преступление!) коммунистического режима заключались в том числе «в перекачке экономических, финансовых и людских ресурсов их великорусского ядра на национальную периферию» (Там же, с. 138). Тезис этот далеко не нов (в канун распада Советского Союза, напомним, обострился спор на тему: «Кто кого кормит?»), но у написавшего «Кровь и почву русской истории» он играет новыми красками и вызывает новые вопросы. Несогласие русского народа мириться с подобным положением дел ведет к революционному распаду государственных структур, но тенденции «стратегической русофобии» власти сохраняются и возобновляются при утверждении и укреплении нового режима.
1 Когда писались эти строки, мне, что называется «навскидку», припомнилось имя оригинального историка-дилетанта В. Брюханова. Этот сын крупного советского деятеля (как водится, репрессированного) проживает в Германии и известен как самобытный автор трудов о предпосылках прихода Гитлера к власти, о цареубийстве Александра Второго, о подготовке Первой мировой. Например, своеобразие последнего из упомянутых текстов состоит в том, что ответ на вопрос «Кто развязал Первую мировую войну?» Брюханов ограничивает отрезком Первой русской революции и связанным с ней террором. Зато впечатляют другие его исторические отступления: «Русские хорошо сражаются за СВОЮ землю и проигрывают то, что не жалко отдать, ибо не свое. В 1941 и 1942 годах они оставляли немцам территории, каких им в глубине душе вовсе не жалко — ни тогда, ни в 1918 году. Это все было не их. Шестая граница — современная западная часть официальной границы Российской Федерации от Балтийского до Азовского морей. Легко видеть, что это не шесть различных линий, а одна-единственная, которая на протяжении трех столетий и является естественной, исторически сложившейся границей России. по одну сторону от которой жили и живут в основном русские люди, по возможности не допускающие на эту территорию тех, кого считают своими врагами. По другую сторону живут в основном те, для кого Россия в лучшем случае — пустой звук, а в худшем — грязное ругательство. Всю эту территорию русские многократно завоевывали, но никогда не защищали в качестве собственного отечества» (Брюханов 2005, с. 289, 291).
_ 75
От этого русские снова проигрывают или нет? Вот русские «взбрыкнули» против гнета империи Романовых. Вопреки нынешнему сентиментальному сюсюканью у той монархии почти не было убежденных защитников, «белые» в массе своей сражались не за царя, а за Отечество. Коммунистическая власть, оседлав протест русской стихии, смиряет её в тисках еще более жестокого и несправедливого тоталитарного режима. Новое перенапряжение сил — и вот уже у «русского коммунизма» не остается решительных защитников, кроме опереточных деятелей ГКЧП, что, разумеется, не мешает миллионам русских и нерусских ностальгировать по спокойствию брежневского периода. Но вот как быть с выигрышем или проигрышем: хорошо ли стало бывшим советским людям, а ныне «дорогим россиянам» от распада экономики и систем социальной защиты; стало ли больше безопасности в международном плане или, например, что делать с транспортировкой углеводородов с территории новой России, чему создают столько помех другие государства — бывшие «братские республики» и союзники по «социалистическому лагерю»? Понятно, что в данном контексте эти вопросы носят риторический характер. Тем полезнее поискать истоки периодических стратегических проигрышей России и её станового хребта — русского народа. Как говорится, «хотели как лучше.». Из-за чего же получается «как всегда»? (Напомним, речь идет о разборе авторской версии взглядов именно Валерия Соловья.)
При ответе на этот вопрос нам кажется уместным на время оторваться от текста рецензируемой монографии и обратиться к другой работе этого автора (написанной совместно с сестрой), которая отчасти имеет черты программного манифеста. Название соответствующее — «Апология русского национализма», где утверждается, что «невозможно строить демократическое государство и нацию без национализма». Мы тоже убеждены, что это так, но в тексте работы есть абзац, вызывающий недоумение. Как пишут авторы, «противопоставление вызывающего негативные коннотации "национализма" позитивному "патриотизму" столь же нелепо, как противопоставление "наших" разведчиков "их" шпионам. Патриотизм и национализм по своей природе и функциям — суть одно и то же, их разведение по противоположным углам вызвано оценочными и вкусовыми различиями» (Соловей Т., Соловей В., 2006, с. 33). Ой ли?! Согласиться с этим тезисом не представляется возможным, хотя он и достаточно распространен (подобное утверждение встречается, например, у Кустарева). Нам вовсе не хотелось бы втягиваться в разбор дефиниций национализма и подходов к этому явлению в этой статье. Подробнее об этом можно прочитать, скажем, в пособии С. В. Малахова (Малахов, 2005), взгляды которого, кстати, сам
В. Соловей подвергает довольно резкой критике за то, что тот часто одобряет национализм зарубежный, но рассматривает русский национализм «в качестве неизменно негативной сущности» (Соловей, 2008, с. 419). Да, двойные стандарты — довольно частый прием критиков русского национализма, но, не соглашаясь с ними, как можно не замечать принципиальной разницы между национализмом в России и национализмом в Западных странах?! На Западе национализм как идеология и политическая практика формирует так называемое «национальное государство» и связан с ним теснейшим образом. В России нет соответствующей политической практики, и, следовательно, даже в русском языке нет адекватного аналога этому понятию. Важно именно словоупотребление и связанные с ним коннотации — негативные или позитивные: все зависит от мировоззрения. Западный национализм (неважно, в данном случае, этнический или культурный) связан с нацией-государством как чем-то единым. У нас же государство и нация «разведены по разным углам ринга». «Патриотизм по-русски» обращен, прежде всего, к государству и имеет в качестве синонимов слова, которые принято писать с заглавной буквы: Родина, Отечество, Отчизна. «Национализм» же вызывает у государства немалые подозрения, как то, что может государству противостоять и оппонировать антинародной политике, проводимой тем или иным воплощением государственной бюрократии, особенно, если речь идет о русском национализме, который до воплощения в своем государстве, в отличие от немцев, французов и прочих англичан с американцами, так и не поднялся до него2. Разве сейчас зачисление в разряд «экстремистов», не согласных с политикой режима, — это разве не доказательство того, что «национализм» и «патриотизм» по-русски означают весьма разные вещи, особенно если говорить о патриотизме не по отношению к стране «Россия», а по отношению к власти государства «Российская Федерация».
Эти рассуждения могут показаться не- или донаучными, но за их внешней примитивностью скрывается очень серьезная социально-политическая проблема. Говоря без обиняков — это вопрос о прекращении или продолжении «холодной» или временами «горячей»
2 Сравнение с «разведчиками» и «шпионами» в массовой культуре выглядит на первый взгляд остроумным, но ведь здесь возможны и совсем иные комбинации. Вот наш разведчик Штирлиц занимается благородным делом шпионажа против явных врагов в «Семнадцати мгновениях весны». Но есть роман «Отчаяние» того же автора Ю. Семенова, где нашему разведчику не верят уже плохие «свои», принимая его за вражеского «шпиона». А как забыть про процессы над англо-японскими шпионами, собиравшимися прорыть тоннель из Сибири для подрыва Кремля? Не был ли тот абсурд связан с антагонистическим противоречием между властью и населением, растянувшимся на долгие годы?
_ 77
гражданской войны, которая на протяжении очень долгого времени идет в России между государственной властью и населением. В своей книге Валерий Соловей раскрывает очень многие ключевые эпизоды этого противостояния, делая упор на этничность, понимаемую в русле социобиологии. Именно в связи с этим и возникают наши вопросы и сомнения, которые мы пока в состоянии лишь обозначить, но никак не найти мало-мальски удовлетворительного ответа.
Остановимся лишь на самых важных из них.
Едва ли ни самые впечатляющие страницы книги Соловья посвящены проблемам русской революции (Смуты), причем рассматриваемой не только в качестве объекта для изучения историка, но и как возможная тема прогноза политолога. Механизм периодического возникновения таких Смут в России рассмотрен в книге весьма подробно (и об этом следует сначала просто прочитать). В нынешних условиях доказывать актуальность этой проблематики — значит ломиться в открытую дверь. Сам политолог успешно использует свои теоретические наработки для актуального ситуационного анализа. Например, в «Литературной газете» наш автор утверждает: «Уверенно могу сказать: сегодня самый страшный кошмар властей — это массовый социальный протест, особенно если он соединится с русским национальным. Ведь русские ощущают себя социально и национально униженным большинством. Путь наш во мраке — в прямом и переносном смыслах. Существующее теоретическое знание способно с высокой точностью предсказать приход кризиса, но ни одна теоретическая модель не может описать развитие кризиса и результаты выхода из него» (Соловей, 2009, с. 4). Сейчас, когда глобальные экономические потрясения вызвали поднимающееся социальное цунами, лишь самые ленивые не рассуждают об их возможных радикальных последствиях. Но не надо забывать, что книга В. Соловья создавалась в сравнительно «тучные» годы, когда основным «дискурсом» был «гламурный стабилизец», но и тогда автор неоднократно утверждал, что новый приступ русской Смуты — это дело весьма вероятное, а путинский период рассматривал как некое подобие межреволюционной паузы.
Но если всерьез рассматривать революционный сценарий (хотя бы для того, чтобы его предотвратить), то чем может быть новая русская революция, кроме как «революцией низкой интенсивности», с широким применением информационных технологий и т. д.? В рассматриваемой книге неоднократно проходит мысль о том, что жизнь в России напоминает социальный ад, который многие уже не замечают. Но при всем публицистическом преувеличении подобного сравнения нельзя игнорировать то, что очень многие россияне действительно живут в подобии ада, а некоторые при стечении кри-
зисных обстоятельств готовы на радикальный протест против таких условий. Но каковы обстоятельства, контекст и адресат этого возможного действия революционного актора? Его угнетают как русского или как бедного бюджетника, работника захваченного олигархами предприятия, разоренного села и т. д.? В каких терминах (прикладной аспект) тогда эти потенциальные протестанты будут думать о сопротивлении — «классовая борьба» или «национально-освободительное движение»? У самого В. Соловья стоит союз «и»: социальный И национальный протест. Тогда, вопреки распространенной демагогии, обличителей русского экстремизма можно будет рассматривать применительно к РФ национальное как классовое (в близком к марксизму понимании), хотя до конца это невозможно. Сам Валерий Соловей, похоже, склоняется к тому, что на вопрос о соотношении национального (этнического) и социального (классового) не существует абсолютного ответа. Ответ может быть только сугубо контекстуальным: для современных русских социальный и этнический принципы если и не совпадают полностью, то в значительной мере пересекаются, что, в общем, естественно для порабощенной и колонизуемой страны.
Но здесь то, как прекрасно известно из опыта классовой и национально-освободительной борьбы минувшего столетия, самих протестантов может поджидать еще одна ловушка. Тем, кто изучал историю по классикам марксизма-ленинизма, прекрасно знакомы требование «пролетарского интернационализма» и проблема «краха Второго Интернационала» с началом Первой мировой войны. Иначе говоря, чтобы протест угнетенных был успешным, они должны проявить солидарность. В этом случае, сказали бы истинные марксисты-ленинцы, должны соединиться пролетарии не только всех стран, но и всех наций. Если же будет деление на «своих» и «чужих», на русских и нерусских, то народный протест обречен на неуспех. Националистический раскол будет выгоден лишь элитам, состоящим из компрадорской буржуазии и коррумпированной бюро-кратии3. В общем, «даешь революционную агитацию среди гастар-байтеров»!
Конечно, мы здесь в определенной степени ёрничаем над марксистско-ленинскими догмами. Но проблема-то стоит серьез-
3 Именно сейчас выведение на первый план «русскости по крови» — будет ли это полезно для многонациональной страны? Я выношу за скобки ужасную политику завоза миллионов инокультурных мигрантов, порождающую практику занижения оплаты труда, массовую коррупцию, этническую преступность и рост межэтнической напряженности — это отдельный вопрос. Но что противопоставить глобальным финансовым спекулянтам и их местным «полицаям»? И здесь, как ни удивительно, опять всплывает тезис о пресловутом «интернационализме трудящихся», но уже в современном варианте...
_ 79
ная. Для правителей любой кризисной страны канализировать социальный протест, направить его против «чужаков», которые «понаехали», или других, зарубежных «врагов» — это способ не только сохранить, но и значительно укрепить свою власть. Собственно, эти приемы уже многократно применялись в давней и недавней политической истории — «Разделяй и властвуй!» Мы недаром упомянули о мировой войне. Дело в том, что нынешний кризис или их цепь может вызвать самые серьезные последствия в глобально масштабе. Если «глобализация № 1» закончилась 1914-м годом, то какая дата, возможно, ознаменует конец нынешней глобализации? Даже если не говорить о военных конфликтах, все равно в условиях кризиса вопрос о национальной лояльности своему государству может встать очень остро. Считают ли русские это государство — Российскую Федерацию — своим? От массового ответа на этот вопрос зависит очень многое.
Другая проблема, которая неизбежно возникает, если допустить, что Валерий Соловей прав в своих построениях, — это вопрос об очень низком уровне этнической солидарности русских по отношению друг к другу. Сейчас — при столкновении разрозненных русских с представителями других более малочисленных этнических групп — известно, кто проиграет. Как же объяснить это с точки зрения социобиологии, биологизаторского понимания этноса? Как объяснить, что в Гражданскую войну и десятилетия спустя русские убивали русских, — вот наша великая трагедия. Это вовсе не отменяет необходимости говорить правду о латышских стрелках, еврейских комиссарах и чекистах, китайских карательных отрядах и т. д. Но факт остается фактом — миллионы русских в ХХ в. были уничтожены русскими же руками. (Хотя надо отметить, что и «классовый» анализ тоже не убедителен — вспомним про рабочих Ижевска и Воткинска у Колчака.)
Мы полагаем — эти примеры показывают, что разделить (соотнести) естественное (этническое) различие с классовым (сконструированным) гораздо сложнее, чем это видится после знакомства со схемой В. Соловья. Далеко не всегда мы имеем дело с положением, когда завоеватели-чужаки правят, а аборигены гнут на них спины. Если разный цвет кожи — тогда все очевидно. Но в русской истории все было гораздо сложнее. Были и варяги, в прямом и переносном смысле слова, но были и «два народы в одном», и «внутренние турки» — часто одной «крови». А кто ломал России хребет в прошлом десятилетии: разве этнические русские в этом активно не участвовали?
Вопрос о русофобии этнических русских очень интересен и важен. Хотя возможны и такие интерпретации, что определенные
культурные стереотипы, принижающие «русскость», были навязаны нашему обществу в советское время и все еще обладают значительной инерционной силой. «Мертвый хватает живого.» Но даже если это так, то подобные стереотипы — продукт культуры (если угодно, с приставкой «анти»). Тем не менее они оказались сильнее «крови». По нашему мнению, модель В. Соловья во многих важных случаях не работает.
Разумеется, это нисколько не принижает усилий автора в её разработке. Не во всем, конечно, с Соловьем можно согласиться. Но при острой дискуссионности отдельных положений его последней монографии — это огромный шаг в правильном направлении. Книга В. Соловья пробивает заметную брешь «в стене» русофобии и пренебрежения «этой страной», которые в последнее время, правда, было модно декорировать казенным, державническим «патриотизмом». У нас, наконец, появляется нормальный русский национализм. Идеология, так необходимая для выживания в мире, который, конечно, будет иным после обрушения здания нынешней спекулятивной глобализации по американскому образцу. Развитие русского национального сознания в этом мире будет более важным оружием, нежели авантюрные планы строительства авианосцев, и т. п. С нашей точки зрения, был бы предпочтителен национализм гражданский, «культурный», но даже почвенническая «кровная» версия в крайнем случае «сойдет», ибо без развитого национализма русские — «один из самых успешных народов» в истории — будут обречены на исчезновение.
Далее, нельзя не упомянуть о том, что ряд важных положений своей концепции В. Д. Соловей уже излагал в предыдущей книге «Русская история: новое прочтение» (Соловей, 2005), это как бы ранний вариант рассматриваемой здесь работы. Та книга тоже вызвала немало откликов, а назвать её интеллектуальным бестселлером с полным правом мешают лишь неблагоприятные обстоятельства в нашем интеллектуальном сообществе, связанные с низким уровнем его институциализации и влиянием групповщины, глубочайшие мировоззренческие расколы. Все это мешает нормальной оценке труда ученых и осложняет взаимную критику. Поэтому на ряд отзывов по поводу работ Соловья попросту не стоит обращать внимания и упоминать — они продиктованы отнюдь не научными соображениями. В свое время ряд интересных замечаний на монографию «Русская история: новое прочтение» высказал оригинальный русский историк Андрей Фурсов в довольно дельной рецензии. Именно на этот отзыв мы и обратили внимание; он важен и в связи с выходом «Крови и почвы.». Положительно оценив труд Соловья, историк выдвинул к нему три основных возражения. Первое возра-
жение, связанное с обсуждением того, почему государственнический биосоциальный архетип русских присутствует только в тех областях, где была власть Золотой Орды, мы опускаем, предоставляя спорить об этом профессиональным историкам, хотя трактовка понятия «архетип» вызывает у нас определенные сомнения. Второе возражение звучит так: «Народ, возможен лишь при наличии системообразующих элементов (элиты, государства), позиции и действия которых оформляются институционально. Именно элиту, институты отрицает Соловей, противопоставляя их народу» (Фурсов, 2005/2006, с. 168). Это представляется простым недоразумением или логической ошибкой самого рецензента. Конечно, какой-нибудь порядок, установленный государственной властью, лучше беспорядка, анархии и хаоса. Но если этот порядок плохой и несправедливый, то население сбрасывает его при удобном случае и стечении обстоятельств. После всех «прелестей» дезорганизации устанавливается новый порядок; если же и он плох, то ситуация грозит новыми потрясениями. Все это представляется элементарным (проблему в свое время подробно разрабатывал С. Хантингтон и другие политологи).
Мы не заметили ни в раннем, ни в позднем варианте работы В. Соловья критики институтов вообще. Есть другое — логика русской истории как развертывание основных этнических качеств русского народа, постоянно искажалась и нарушалась в силу плохого порядка и негодных институтов, которые сбрасывались во время Смут, которые пытались преодолеть в ходе тех или иных реформ, но которые восстанавливались, неся большинство прежних родовых пороков. Но почему так происходило, есть ли возможность вырваться из порочного круга того, что сам А. Фурсов именует «Русской Системой»? Это — предмет другого разговора. Наконец, третье, наиболее важное возражение выглядит так: «Пусть дано, что этничность — феномен биосоциальный или даже биологический. Однако ее носители — люди — существуют как люди только в качестве элементов социальных систем. В социальных системах самих по себе нет уже не только биологического, но и биосоциального, они качественно надбиологичны. Пытаться объяснить логику развития социальных систем биологическими факторами — это то же, что пытаться объяснить феномен жизни, биологического, оставаясь на физическом и химическом уровнях» (Там же). Вот это, на наш взгляд, очень верно.
Допустим, правы те, кто считают этнос биосоциальным явлением в противовес конструктивистскому пониманию нации. Ну и что? Каково бы ни было происхождение этнических общностей, их социальная история развивается под влиянием уже культурного, «искус-
ственного», сконструированного. И эти конструкции зачастую перевешивают все природные факторы. Чем более развита общность, тем меньше и реже влияет на нее собственно «кровь» (хотя бывают и рецидивы, возникает тенденция к возвратному движению). Пример с «красными» и «белыми» в этом смысле очень показателен. Когда брат идет на брата — что может быть нагляднее. А сейчас разве не так? Легко найти значимые бинарные маркеры, которые будут напрочь отрицать этническую, а как следствие, и политическую общность тех же русских. Например, если сказать «Москва — не Россия», то очень многие россияне различных национальностей согласятся с этим. Но при чем здесь «кровь»?
Однако третья часть монографии вновь демонстрирует триумф биологического над культурным и социальным — еще и в новом аспекте. Сенсационной для научной монографии выглядит гипотеза о разных «породах» людей в зависимости от преобладания различных частей мозга. «Жадность и пренебрежение людьми — родовая черта отечественной элиты, её базовое ценностное основание и даже, в некотором смысле, её антропологическая специфика. Скажу без обиняков, есть серьезные основания считать, что наша элита в социальном отношении не вполне относится к человеческому роду», — пишет В. Д. Соловей (Соловей, 2008, с. 444). Заметим, что шокирующим выглядит не это предположение, а та реальность, что его породила. Она столь неприглядна, что поневоле наводит на воспоминания о власти «чужих», наподобие тварей из фантастических боевиков, только принявших человекообразное обличье. Но разве нет фактов, подтверждающих это, когда формально невоюющая страна за последние десятилетия понесла людской урон, вполне сопоставимый с боевыми потерями широкомасштабного военного конфликта? Кто же ведет против нас эту войну? По утверждению В. Соловья, это — элита, о которой «было бы заблуждением полагать, что она асоциальная как таковая. Нет, она социальна — несоциальных животных не существует. С одним крошечным уточнением: присущий российской элите и тщательно пестуемый ею тип социальности по своей сути носит дочеловеческий характер (курсив мой. — В. К.), и в этом смысле он противоположен социальности человеческой» (Там же, 2008, с. 446). Отношение к «своему» народу со стороны каких-нибудь «главных реформаторов», «эффективных менеджеров-приватизаторов» или «великих олигархов-комбинаторов», «ловких провокаторов-манипуляторов» и других часто не укладывается во вполне человеческую логику, даже продиктованную злыми и корыстными намерениями. Это — «чужие». По В. Соловью, у них просто другая структура мозга. Рептильный и лимбический элементы (сохраняющиеся от динозавров и млекопи-
тающих) подавляют там человеческое приобретение — неокортекс. «Теперь давайте представим себе, — продолжает автор, — людей, у которых неокортекс был значительно ослаблен в пользу лимбиче-ского и рептильного мозгов. В прежнем историческом контексте их скрытые потенции подавлялись, и они вынуждены были их скрывать. Но вот открылся уникальный исторический шанс, когда "звериное" начало оказалось не недостатком, а колоссальным исходным преимуществом. Естественно, оно вылезло наружу, стало править бал и адаптировать ситуацию под себя, а не адаптироваться к ней. Говоря огрублено, строить мир для хищников и дичи.
Внешне это, безусловно, люди, причем зачастую не лишенные внешнего лоска и даже рафинированности. Но вот по своему социальному поведению, по своей глубинной (даже не осознаваемой ими самими) мотивации они уже перестали быть людьми. Мог ли старик Ницше вообразить, что его призыв "преодолеть в себе человеческое" станет игрой не на повышение, а на понижение, приведет не к человекобогу, а к зверочеловеку! Впрочем, опускаться всегда легче, чем подниматься» (Там же, с. 445).
Следствия этого очевидны. Наш автор утверждает в уже цитированной статье в «Литературной газете»: «Люди, сопротивляющиеся морально-культурному разложению и скотству, пытающиеся противостоять надвигающейся социальной энтропии, действительно могут быть отнесены к морально-ценностной элите общества, к тому, кого раньше называли аристократами духа. Но хотя таких людей в России немало, им, увы, закрыта дорога во власть. Закрыта именно по ценностно-моральным критериям, ведь властная элита формируется по принципу негативной селекции, отрицательного отбора — чем хуже, тем лучше» (Соловей, 2009, с. 4).
Мы прибегли к обильному цитированию, дабы лучше сохранить мысль автора. Если с такой трактовкой столкнулся бы глубоко религиозный человек, ему не составило труда перевести рассуждения о «не вполне людях» в иную плоскость и легко ответить на вопрос, чьими приспешниками они являются. Конечно, именно здесь кроется ответ на вопросы, откуда берутся приспешники дьявола, где он — источник зла, кто там «правит бал» и т. п., что для человека религиозного не является главной эпистемологической проблемой. Но для научного сознания — это проблема! Повторим, что в комбинациях социального и биологического здесь вполне можно запутаться, и мы решительно не беремся судить о генетике. Хотя само по себе предположение об обусловленности преступного поведения наследственностью, а не только социальной средой имеет весьма давнюю историю. Разве не логично допустить, что склонные к преступлению натуры стремятся в обществе к богатству и власти, чтобы иметь
возможность полнее реализовать свою мерзкую сущность. Если о маньяках-убийцах часто говорят «нелюдь», то почему это слово нельзя отнести к некоторым представителям элит, особенно в нашей стране?
Исходя из ранее приведенных рассуждений, хотя в человеке и сидит «зверь», в социальных системах биологический элемент «снимается». Нельзя при помощи редукции к биологии объяснить жизнь в обществе, которое стремится к жестокому и примитивному состоянию! Размежевания, проходящие через мир людей, хотя и могут апеллировать к «крови», непосредственно на ней не строятся, а конструируются культурными средствами. Все равно это не биологическое разделение, а продукт культуры или, если угодно, антикультуры, но никак не самой природы.
Однако высказанные соображения не умаляют важности и актуальности проделанного В. Д. Соловьем труда. От этих актуальных вопросов никуда не деться, не спрятаться среди привычных представлений и предрассудков. Вот сейчас колоссальные административные, силовые и прочие ресурсы брошены на борьбу с «русским национализмом». Контент-анализ СМИ в РФ показывает, что слово «фашизм» на порядок чаще сопрягается со словом «русский», чем с другими (Соловей, 2008, с. 422). Таким образом, страшный ярлык безосновательно наклеивается на народ, который в истории оказал главное сопротивление фашизму, заплатив за это колоссальную цену. Тема опасности русского национализма, угрозе толерантности и т. п. весьма популярна в качестве сюжета для публикаций обществоведов4. Можно вспомнить ту вакханалию русофобии, которая имела место в русскоязычных СМИ в 1990-е годы, а по инерции продолжается и сейчас. «Новая газета» постоянно пишет о преступлениях на национальной почве, но виновниками этих актов выступают чаще всего русские наци, а жертвами — люди других национальностей. Об убийствах, изнасилованиях, грабежах коренного населения со стороны приезжих не упоминается или говорится вскользь. Фактически табуирована тема этнических преступных группировок в России, хотя любой грамотный представитель правоохранительных органов может рассказать об этом немало интересного и страшного. Стоит ли после этого удивляться, что резонансные убийства, скажем, А. Бабуровой и С. Маркелова, а ранее Анны Политковской, вызывают в отдельных сегментах рунета настоящий восторг (см.: Их Kampf, 2009, с. 2). Все это, действительно, мерзко. Подонки есть подонки, фашисты есть фашисты — спорить здесь не о чем. Но не способствуют ли современные элиты РФ и «либераль-
4 Данное издание тоже не обошло ее стороной (см.: Кузьмин, 2007).
ные» СМИ, неустанно борющиеся с «экстремизмом», но при этом постоянно подчеркивающие его «русскость», углублению социальных расколов и росту ненависти в обществе? Чему, впрочем, удивляться, если политические практики во всей России, в частности «подсчет» голосов на выборах, подражают образцам, принятым в республиках Северного Кавказа? Далеко ли до того, чтобы сделать основным бинарным маркером разделение по «крови» с сопутствующими такому разделению обычаями кровной мести? За что боролись — на то и напоролись.
Конечно, русский национализм (который при других обстоятельствах мог бы стать стимулом для проведения демократических и иных нужных реформ, формирования современного национального государства) глубоко болен — иное просто невозможно в социально нездоровом обществе и государстве, склонном к постоянному воспроизведению патологий авторитарной бюрократии. Но даже в таком состоянии стремление восстановить нормальное национальное самосознание остается мощной силой. Как сказано в рецензируемой работе: «Как ни "старалась" отечественная элита, больной все же не умер, хотя и вполне выздоровевшим его также назвать нельзя. Если элита предпочла расстаться с больным этническим сообществом и даже усугубить его состояние политикой этнической не-гативизации, то общество восстановило собственную позитивную идентичность, пересмотрев её содержание. Доминанту массовых стихийных настроений составило стремление преодолеть комплекс национальной неполноценности, сформированный под давлением массированных медиа-атак» (Соловей, 2008, с. 397-398).
Как справедливо замечает В. Соловей, «национальное тело России устояло ценой мутации духа» (Там же, с. 398). Вот эта духовная мутация, на наш взгляд, и представляет сейчас основную угрозу русскому будущему. Через всю книгу Соловья проходит мысль о доминирующей в современную эпоху тенденции к культурному и социальному регрессу: «Мы движемся вверх по лестнице, ведущей вниз. Просто в России это видно гораздо лучше, чем на Западе» (Там же, 2008, с. 454). Поэтому речь идет уже о том, будет ли вообще будущее у России. Заметим, что с надеждами жить в «хорошем обществе» и «нормальной стране» многие русские уже окончательно расстались. В растущей варваризации российского общества В. Соловей находит даже некоторые положительные черты. «Мы стали более жизнестойкими и научились жить на руинах. То, что не убило нас, сделало нас сильнее — примитивнее, но значительно сильнее. Нигде нет такого торжества воли — воли к власти и воли к жизни, — как в современной России. И эта воля — единственное, что способно дать надежду — надежду не на лучшее
будущее, а на будущее вообще», — утверждает автор, оперируя весьма узнаваемыми культурными символами. Россия и русские, действительно, не раз «проходили через смерть» и возрождались, но использование образца «триумфа воли» как пути в будущее вызывает у нас серьезные сомнения и возражения. Принципиально для нас — это путь развития духа, интеллекта, нравственности, культуры, но культуры, которая находит в себе волю опереться на свои национальные основы и не стыдиться, а гордиться ими. Разумеется, гарантировать этого нам, русским, никто не может. Книга В. Соловья «Кровь и почва русской истории», поднимая многие тревожащие вопросы, рисует весьма мрачные перспективы. Однако возможности для надежды на иное развитие событий все равно остаются.
***
Когда я читал том Соловья, мой одиннадцатилетний сын спросил, что за книгу я так энергично и часто черкаю карандашом. После моих кратких объяснений прозвучал вопрос (который, честное слово, сам я придумать не смог бы): «Есть ли национальность у обезьян?» Что ответить ребенку? О прошлом... О будущем.
Литература
1. Их Kampf // Новая газета. 2009. № 7. 26 января.
2. Брюханов В. Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну. М.: АСТ, 2005.
3. Кузьмин А. Г. Праворадикальные движения в современной России: особенности идеологии и перспективы развития // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2007. № 1-2.
4. Малахов В. С. Национализм как политическая идеология. М.: Книжный дом-Университет, 2005.
5. Соловей В. Возвращение биологии // Политический класс. 2006. № 7. — Рец. на кн.: Авдеев В. Б. Расология: Наука о наследственных качествах людей. М.: Белые альвы, 2005.
6. Соловей В. Д. Кровь и почва русской истории. М.: Русскш мiр. 2008. 480 с.
7. Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. М.: АИРО-XXI, 2005.
8. Соловей В. Опять не могут, уже не хотят // Лит. газета. 2009. № 5. 4-10 февраля.
9. Соловей Т., Соловей В. Апология русского национализма // Политический класс. 2006. № 11.
10. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. М.: АСТ, 2004.
11. Фурсов А. // Космополис. 2005/2006. Зима. № 4. — Рец. на кн.: Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. М.: АИРО-XXI, 2005.
ПОЛИТЭКС. 2009. Том 5. № 1
