CC BY
79
Вопросы философии
Л.А. Курилова
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории ДВГАЭУ
РОССИЯ МЕЖДУ ЕВРОПОЙ И АЗИЕЙ (на основе воззрений Н.А. Бердяева)
Дан анализ произведений Н.А. Бердяева, написанных в начале ХХ столетия. Раскрыта глубина философских мыслей Н.А. Бердяева, его трактовка истории как процесса, происходящего прежде всего в сфере духа и оказывающего прямое влияние на судьбы мира.
Николай Александрович Бердяев (1874-1948 гг.) родился в Киеве, в семье русского дворянина. Со стороны отца он происходил из военной семьи. "Все мои предки, - вспоминал Н. Бердяев, - были генералы и георгиевские кавалеры, все начали службу в кавалергардском полку" [3]. Его прадед генерал-аншеф Н.М. Бердяев был новороссийским генерал-губернатором, дед М.Н. Бердяев - генералом, атаманом Войска Донского. Отец в молодости был также военным, служил в привилегированном кавалергардском полку. По матери Н. Бердяев был потомком князей Ку-дашевых. Его бабушка была графиня Шуазель. В связи с этим Николай Александрович пишет, что мать всегда была больше француженка, чем русская: воспитание получила французское, в ранней молодости жила в Париже, письма писала исключительно по-французски и так и не научилась писать грамотно по-русски [3. С. 315].
Н. Бердяев воспитывался в военном учебном заведении, в Киевском кадетском корпусе. Уже тогда у него пробудился интерес к философии, и пребывание в кадетском корпусе не нравилось ему, не любил он "военщины". Сам Николай Александрович вспоминает, что с уважением относился к военным во время войны, но не любил их во время мира. Поэтому чувствовал себя в корпусе несчастным и потерянным, с завистью смотрел на студентов, занимавшихся интеллектуальными вопросами, а не маршировкой. Однако кадетский корпус дал Н. Бердяеву неплохие знания по математике, геометрии, физике, химии, естествознанию. И когда Н. Бердяев поступил в Киевский университет, то лучше других студентов ориентировался в естественных науках [3. С. 322].
Широкие круги интеллигенции России 90-х годов XIX в. были увлечены учением К. Маркса. Н.И. Бердяев, будучи в их числе, примкнул к легальному марксизму. В 1898 г. он был арестован за пропаганду социалистических идей, исключён из университета и отправлен в ссылку в Вологодскую губернию [1]. По истечении ряда лет воззрения Н.И. Бердяева меняются, и в начале ХХ в. он сближается с участниками проводившихся в Петербурге религиозно-философских собраний. Н.И. Бердяев
принял активное участие в организации в 1907 г. "Петербургского религиозного философского общества".
Под влиянием революционных событий в России (революции 1905-1907 гг., Февральской революции 1917 г.) Н.И. Бердяев обратился к вопросам конкретной политики. По своей политической ориентации в эти годы он был близок к кадетам, но хотел образования новой партии, которая была бы по своей социальной программе левее кадетской.
Победу Октября он встретил с равнодушием, трагические испытания, которые принёс России ХХ в. (помимо революций - Первая мировая война), привели его к мысли о том, что история страны пошла "не туда" [1. С. 185]. Хотя советская власть не вызывала у Н.И. Бердяева особых симпатий, Россию он не покинул и в белом движении не участвовал. Несмотря на это, его дважды арестовывали ЧК и ГПУ. И хотя аресты были непродолжительными, неустойчивость его положения и некоторых представителей старой интеллигенции его угнетала.
По прошествии пяти лет жизни в советской России, в сентябре 1922 г. Н. Бердяев был выслан из страны за границу вместе с группой из 25 человек, куда входили писатели, учёные, общественные деятели (с семьями приблизительно 75 человек), признанные "безнадёжными в смысле обращения в коммунистическую веру" [3. С. 431].
Будучи за границей, Николай Александрович написал множество интереснейших работ о смысле истории, коммунизме и русской революции, о судьбе России, которые оказали влияние на развитие западноевропейской философской мысли.
Важнейшее место в творчестве русского мыслителя, известного философа русской эмиграции заняла Россия, ее история, ее самобытное место в мировой цивилизации.
Он считал Россию великим Востоко-Западом, своеобразным мировым мостом, где встречаются две мировые цивилизации - Европа и Азия - и где осуществляется их активное взаимопонимание и взаимовлияние.
Данная статья основывается на анализе трёх работ Н. Бердяева. Две из них "Судьба России" (1918) и "Новое средневековье" (1923 г., Берлин), практически полностью посвящены России. В третьей работе "Самопознание" (1949 г., Париж), где он пишет о себе и своём восприятии мира, фактически также рассматривается Россия.
Три важных вопроса лежат в основе этих книг: 1) размышление о русской революции; 2) Россия - великий Востоко-Запад; 3) психология русского народа.
На первый взгляд может показаться, что эти вопросы очень разные и самостоятельные, фактически же все они тесно взаимосвязаны и взаимозависимы. Дело в том, что судьба России, её история, согласно воззрениям Н. Бердяева, в значительной степени зависели от её местоположения, от психологии русской народа.
Какие же реальные проблемы волновали Н. Бердяева как религиозного философа, выступавшего с позиций христианского гуманизма?
Первую мировую войну Бердяев встретил как начало "нового исторического и даже космического периода". Почему? Он отвечает на этот
вопрос таким образом. Во-первых, "конец Европы" ставит вопрос о вхождении в мировую историю всех рас, всех частей земного шара. "Мировая война, в кровавый водоворот которой вовлечены уже все части света и все расы, должна в кровавых муках родить твердое сознание всечеловеческого единства" [4]. Бердяев был убеждён, что именно Россия "призвана сыграть великую" объединительную роль, потому что она занимает место посредника между Востоком и Западом и является Востоко-Западом. Во-вторых, война должна освободить русских от рабского и подчиненного отношения к Германии, от нездорового, надрывного отношения к Западной Европе, как к чему-то далекому и внешнему. В-третьих, Западная Европа и западная культура станет для России имманентной, то есть внутренне присущей. В-четвертых, Россия станет окончательно Европой, и именно тогда она обретёт духовную самобытность и духовную независимость. Он считал, что Россия не играла ещё определяющей роли в мировой жизни, не вошла по-настоящему в жизнь европейского человечества. Она пока "оставалась уединённой провинцией" в жизни мировой и европейской, её духовная жизнь была обособлена и замкнута. Европа смотрела на Россию как на "чуждый Восток, то притягивающий своей тайной, то отталкивающей своим варварством" [4. С. 8]. Бердяев отводил России великую мессианскую роль, поэтому он горячо стоял за войну до победного конца. Когда же в России в октябре 1917 г. свершилась революция, а в 1918 г. она вышла из войны, перестав быть субъектом и превратившись в её объект, стала ареной столкновения народов, Н. Бердяев резко изменил свою точку зрения и желал только одного - скорейшего окончания мировой войны, потому что вследствие ослабления и разложения Европы и России победу могут одержать силы, которые не истощили себя в мировой войне. Такими силами он считал "крайний" Восток - Японию и Китай - и "крайний" Запад - Америку. Меняя свою оценку относительно войны, он писал: "Я думал, что мировая война выведет европейские народы за пределы Европы, преодолеет замкнутость европейской культуры и будет способствовать объединению Запада и Востока... Но я не думал, что Азия может окончательно возобладать над Европой, что сближение Востока и Запада будет победой крайнего Востока и что свет христианской Европы будет угасать" [4. С. 5-6].
Февральскую революцию Н. Бердяев называл свободолюбивой, активно содействовал тому, чтобы удержать страну в рамках буржуазного развития, хотя многое в этой революции его отталкивало. К октябрьской же революции он относился очень критически, а образ большевиков был для него неприемлем эстетически и этически. Несмотря на это он не разделял точку зрения многих эмигрантов, считавших, что большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами.
С одной стороны, Н. Бердяев даёт самую уничижительную характеристику русской революции, называя её "отвратительной", "неудачной", "великим несчастьем", считает, что "после революции нельзя ждать в России ничего особенно хорошего, потому что она принесла великие опустошения и ужасную деморализацию [2]. Такая оценка отнюдь не вытекала из самого характера этой революции. Она исходила из глубокого
убеждения Н. Бердяева в том, что всякая революция отвратительна. Хороших, благообразных, прекрасных революций никогда не было и быть не может. По мнению Н. Бердяева, никакая революция не может быть "хорошей и благородной" поскольку она не бескровна, и не является идиллией. В ней не может обнаружиться "доброта человеческой природы и народных масс" [3. С. 417]. Чтобы убедить читателей в этом, он сравнивает русскую революцию с французской и даёт последней аналогичную характеристику: "Французская революция, признанная великой, тоже была отвратительна и неудачна. Она не лучше русской революции, она была не менее кровавой и жестокой, столь же безбожной, столь же разрушительной в отношении ко всем историческим событиям [2. С. 35].
Хотя революция и привела к падению священного русского царства, Н. Бердяев считал её неизбежной, закономерной и справедливой. Иначе говоря, он видит объективные причины даже октябрьской революции. Во-первых, она была порождением войны. В свою очередь, мировая война - детище капиталистической системы, ведущей к катастрофам. Он указывает, что в революции, происшедшей из войны, есть что-то "безрадостное". Во-вторых, в России она не была случайной, она подготавливалась "целое столетие", то есть всем ходом исторического развития страны. Философ указывает ещё на одну причину, тесно связанную со второй. Она состоит в том, что русская революция есть судьба русского народа, его расплата и искупление. Поэтому Н. Бердяев не разделяет точку зрения тех, кто принимал большевиков за шайку разбойников, "напавших на русский народ в его историческом пути и связавших его по рукам и ногам". Для него большевизм - явление не внешнее, а внутреннее, представляющее собой тяжёлую духовную болезнь, "органический недуг русского народа". "Большевизм, - подчёркивает Н. Бердяев, - не есть самостоятельная онтологическая реальность, он не имеет бытия в себе. Он есть лишь галлюцинация больного народного духа. Большевизм соответствует духовному состоянию русского народа, выражает внешне внутренние духовные распады, отступничество от веры, религиозный кризис, глубокую деморализацию народа" [2. С. 42]. Однако он считает, что духовный кризис не может происходить сам по себе и быть явлением исключительно самостоятельным. Н. Бердяев называет одну из причин религиозного кризиса - это проникновение в народ "полупросвещения", которое в "России всегда принимает форму нигилизма". В условиях нигилизма возможной становится "лишь грубая и кровавая диктатура", зачастую бездумно разрушающая опыт, материальные и духовные богатства многих поколений людей. Так, Н. Бердяев, вспоминая пять лет, прожитых им при советской власти, пишет, "... революция не щадила творцов духовной культуры, относилась подозрительно и враждебно к духовным ценностям", и религиозным верованиям людей [3. С. 427]. Следует, на наш взгляд, обратить внимание на точность оценки по поводу нигилизма. Он, как следствие полупросвещения, проявляется и в настоящее время в безоглядном отрицании, позитивных сторон прошлой жизни. Так, бездумно были разрушены в период перестройки многие общественные и молодежные объединения, которые играли весьма существенную организующую и воспитательную роль в стране. Если иметь в виду,
что они себя изжили исторически и перестали отвечать потребностям общества, тогда логично предположить, что вместо них должно было быть создано что-то более прогрессивное и значимое. Можно ли считать дискотеки, ночные бары и клубы более прогрессивными формами молодежного общения? Н. Бердяев уверен в том, что всё "определяется религиозными верованиями народа. Духу принадлежит примат над политикой" [3. С. 45]. В то же время он понимает, что духовное перерождение русского народа не может быть только лишь следствием проникновения полупросвещения. Духовный кризис представляет собой прямое следствие процесса "разложения старого общества и культуры", процесса "догнивания старого режима". Поэтому Н. Бердяев не сомневался в закономерности установления в России советской власти. Она оказалась единственно возможной в условиях "разложения войны", "экономического разгрома", "духовного упадка и ослабления нравственных устоев". Он указывает также на то, что сам капитализм породил идеи о социализме и коммунизме. Дело в том, что "вся капиталистическая система хозяйства есть детище пожирающей и истребляющей похоти. Она могла возникнуть лишь в обществе, которое окончательно отказалось от всякого христианского аскетизма, отвернулось от неба и исключительно отдалось земным удовольствиям. В этой системе нарушается истинное иерархическое соподчинение материального духовному" [2. С. 18]. Те же, кто вёл активную борьбу против революции и коммунизма, не имели великой идеи, которую они могли бы противопоставить идее коммунистической. Более того, Н. Бердяев видит органическую связь капитализма и социализма, которая заключается в том, что социализм есть лишь дальнейшее развитие индустриально-капиталистической системы, "окончательное торжество заложенных в ней начал и всеобщее их распространение". В чём же общность этих двух систем? Прежде всего, для них характерен материализм, безбожие, поверхностное просветительство, нелюбовь к духу и духовной жизни, жадность к жизни, к её успехам и удовольствиям, борьба за эгоистические интересы, неспособность к внутренней сосредоточенности. Далее, капитализм и социализм одинаково сопровождаются упадком и угасанием духовного творчества, убылью духа в человеческом обществе. Кроме того, центр тяжести перемещается из духовной сферы в материальную, из внутренней во внешнюю жизнь. Наконец, общество становится всё менее религиозным. "Не церковь, а биржа стала господствующей и регулирующей силой жизни" [2. С. 19]. Поэтому для Н. Бердяева не было сомнений в том, что коммунизм и Россия соединены органично. Не случаен такой жребий, выпавший на долю России. Поясняя свою позицию, философ обращается к русской истории, выявляя её необычайность. В этой необычайности, своеобразии России он видит главную причину последовавших в стране перемен в начале ХХ в.
Путь России - особенный, хотя и не изолированный от мировой истории. Россия - великий Востоко-Запад. Это представление у Н. Бердяева довольно ёмко. Востоко-Запад - это география, поместившая русских на огромных просторах между Европой и Азией, и психология русского народа.
Итак, по представлению Н. Бердяева, Россия - страна особенная, и душа её "не покрывается никакими доктринами". Он вспоминает слова Тютчева о том, что "умом Россию не понять, аршином общим не измерить: у ней особенная стать". Действительно, часто история России непостижима для ума и не измерима никакими доктринами и учениями. Подойти к разгадке тайны, скрытой в душе России, считает философ, можно, если признать её антиномичность, жуткую её противоречивость. Противоречивость России Н. Бердяев видит во многих аспектах её жизни. Прежде всего он характеризует Россию как страну самую "безгосударственную", самую анархическую в мире. А русский народ для него выступает как "самый аполитический народ, никогда не умевший устраивать свою землю" и стремящийся уйти от забот о "земном устройстве", рвущийся к свободе от государства, а не к созданию "свободы в государстве" [4. С. 11]. Видит ли он причину такого своеобразного явления? Да, видит. Он считает, что в русской истории не было "рыцарства". Рыцарство укрепляет и закаливает личность, воспитывает чувство личного достоинства и чести. Отсутствие рыцарства сделало природу русского народа женственной, пассивной, покорной, мягкотелой, которая "всегда ждёт жениха, мужа, властелина" [4. С. 4]. В то же время он называет Россию самой государственной и самой бюрократической страной в мире, где "всё превращается в орудие политики". Несмотря на то, что государственная власть не была внутренним принципом для безгосударственного русского народа, всё же он создал могущественнейшее в мире государство, величайшую империю. И русский народ должен был постоянно заботиться о поддержании и сохранении такого огромного государства, затрачивая на это значительную часть своего времени и энергии. Противоречивость России заключается и в том, что русский народ, понесший великие жертвы и проливший много крови для создания могучего государства, сам остался в нем безвластным. Чем обусловлено это противоречие? По работам Н. Бердяева можно проследить несколько причин такого феномена: классы и сословия слабо были развиты в этом государстве и не играли той роли, какую играли в истории западных стран; личность отрицала огромными размерами государства; до чудовищных размеров выросла бюрократия. В результате государственность "превратилась в самодав-леющее, отвлечённое начало", живущее своей собственной жизнью, по своему закону и не стало "подчинённой функцией народной жизни". Вследствие этого в жизни русского народа прослеживается "печать безрадостности и придавленности" [4. С. 12].
Н. Бердяев усматривает ещё одно таинственное противоречие в истории русского народа, которое заключается в отношении России к национальности. С одной стороны, он называет её самой не шовинистической страной в мире, где национализм представляется чем-то нерусским и наносным. Именно западноевропейские люди (немцы, англичане, французы) предстают в глазах Н. Бердяева шовинистами и националистами в массе, полные национальной самоуверенности и самодовольства. Что же касается русских, то они ". почти стыдятся того, что они русские", им чужды национальная гордость и национальное достоинство. "Национален в России, - подчёркивает Н. Бердяев, - её сверхнациона-
лизм, её свобода от национализма" [4. С. 5]. С другой стороны, он утверждает, что Россия - самая националистическая страна в мире, "страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой" [4. С. 5]. Национализм России он видит также и в том, что она считает себя "единственно призванной и отвергающей Европу, как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель" [4. С. 5]. Отсюда вытекает и самомнение русского народа, который считает себя самым великим, самым могущественным, и всё русское есть самое "праведное, доброе, истинное, божественное" [4. С. 5]. Национализм России часто доходит до крайности, когда даже в своём грехе она остаётся святой страной и не только самой христианской, но и единственно христианской страной в мире, отвергающей и не признающей совершенно католичество.
Согласно Н. Бердяеву, противоречива Россия также в том, что, будучи страной безграничной свободы духа, она одновременно является землей "инертного консерватизма" [4. С. 14]. Россия для него - самая небуржуазная страна в мире, не заражённая духом мещанства, так характерного для человека западноевропейского. Тем не менее, Россия - "страна жуткой покорности, лишённая сознания прав личности", страна, которую "почти невозможно сдвинуть с места, так она инертна, так ленива, так погружена в материю, так покорно мирится со своей жизнью" [4. С. 14].
Корень всех этих противоречий Н. Бердяев видит в несоединенности мужественного и женственного в русском духе и русском характере. Поскольку история России была лишена мужественного начала, то оно как бы приходило в Россию извне и было заграничным, западноевропейским, французским или немецким, или греческим. Особенно он выделяет германское влияние на историю страны, называя "весь петербургский её период" временем внутреннего и внешнего влияния немцев.
В силу этого весьма существенного своеобразия России он рассматривает её как страну особенную, которую нельзя "отнести ни к Востоку, ни к Западу". Россия есть Востоко-Запад, соединитель двух миров.
В основе противоречивости и своеобразия России лежала не только вышеуказанная причина. По мнению Н. Бердяева, в судьбе страны огромную роль играли факторы географические, её положение на земле, её необъятные пространства. Причём, русский народ создал такое большое по размерам государство не потому, что этого хотел, а потому, что должен был это сделать. Что же заставило его отдавать столько сил на организацию мощного государства? Прежде всего, равнинное положение территорий, где расселялись славянские племена. Равнины отнюдь не могли защитить эти племена от внешних врагов. Необходимо было создать защиту с помощью необъятных пространств. Однако эти пространства играли в жизни русского народа неоднозначную роль. С одной стороны, они действительно "охраняли русского человека, давали ему чувство безопасности., и не страшно ему было в этих недрах России" [4. С. 62]. В то же время русская душа оказалась "подавленной необъятными полями и снегами, утонула и растворилась в этой необъятности". Кроме
того, государственное овладение такой территорией сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил [4. С. 62]. Поскольку чрезвычайно трудно овладеть громадной землей и организовать её, русский народ возложил эту миссию на центральную власть, попав тем самым в ещё большую от неё зависимость. Следует, на мой взгляд, обратить внимание и на то, что, став фактически самостоятельным субъектом, не зависимым от народа, центральная власть постаралась закрепить это состояние законами и указами, открывшими возможность её формирования не путём народных выборов, а назначением, наследственностью, родовитостью. Поэтому становление элементов демократии, тем более её системы, затянулось в стране на века. И даже Петр I, будучи, сторонником западного рационализма, побывавший в странах Западной Европы и понявший российскую отсталость, проявил равнодушие к парламентской системе, созданной, например, в Англии уже в 1265 г., считая неприемлемой её в России. "Английская вольность, - сказал он однажды приближенным, - здесь не у места, как к стене горох. Надлежит знать народ, как оным управлять" [5. С. 20]. Так как власть имела достаточную независимость от народа, то никогда не отвечала за свои промахи, ошибки и преступления (например, опричнина Ивана Грозного, сталинские репрессии). Но если власть не зависела от народа, то сам русский народ находился в прямой зависимости от неё, следовательно, от качества представителей этой власти, то есть от их образованности, компетентности, профессионализма, глубокого или, напротив, поверхностного знания законов общественного и экономического развития. Такая исключительная зависимость от центральной власти сопровождала россиянина всегда.
Ширь российская способствовала также формированию таких черт в русском человеке, которые в значительной степени придали своеобразие русскому характеру и русской душе. Однако необходимо иметь в виду, что воздействие этой шири на человека было двояким - позитивным и негативным. С одной стороны, эта территориальная необъятность и русскую душу сделала необъятной, вплоть до бушующего в ней "славянского хаоса" [4. С. 61]. "Широк русский человек, как русская земля, как русские поля" [4. С. 61]. С другой стороны, русский человек, "ушибленный ширью", не видит границ. И эта безграничность не освободила, а поработила его, привела к смирению, ставшему для него самосохранением, не способствовала выработке в нём самодисциплины и самодеятельности. Власть шири породила и такие качества, как русскую лень, беспечность, недостаток инициативы. Если западноевропейский человек расчётлив, всё у него на месте, все распределено, то россиянин никогда не экономил и до сих пор не научился экономить пространство и время. Вся энергия русского человека была направлена не на интенсивный, а на экстенсивный путь развития хозяйства, потому что "ширь не требовала интенсивной энергии и интенсивной культуры" [4. С. 61-62]. Действительно, с самого начала своего развития восточные славяне, не испытывая недостатка земли, пренебрегали возможными интенсивными формами земледелия, а крестьянская общинная колонизация новых территорий
была характерной чертой русской экономики. Экстенсивный метод хозяйствования имеет место и в настоящее время. Обширная территория надолго обеспечила господство самых примитивных систем земледелия -переложной, когда обрабатываемая несколько лет земля затем забрасывалась, и подсечно-огневой, когда вырубался и сжигался участок леса и использовался до полного истощения земли. Безусловно, эта система исходила также из суровых климатических условий. Но мы не можем утверждать, что во всех других странах климатические условия были исключительно благоприятные. Представляется, что более узкие территориальные границы заставили бы русского человека изначально задумываться над интенсивными методами ведения своего хозяйства и использовать их на практике даже при наличии тех же суровых климатических условий. В отличие от европейского человека, чувствующего себя "сдавленным малыми размерами земли" и ищущего спасения в своей собственной организованной энергии, в напряжённой активности, русский человек всегда полагался на землю, на её заступничество. Поэтому Н. Бердяев справедливо подмечает, что не русский человек властвует над землей, а земля властвует над ним. Согласно Н. Бердяеву, немец, например, без самодисциплины и ответственности существовать не может, потому что он всюду видит границы и всюду ставит границы, понимает и чувствует, что "его не спасёт Германия, он сам должен спасти Германию". Русский же всегда надеется на то, что "не он спасёт Россию, а Россия его спасёт" [4. С. 62]. Именно поэтому Н. Бердяев считает, что русский никогда не чувствует себя организатором, привык быть организуемым, не умеет жить, устраивать жизнь, не знает ничему меры, не умеет достигать возможного.
При анализе понятий святости и честности Н. Бердяев увидел ещё одну разницу между русским и западноевропейским человеком. Хотя в выведенной К. Леонтьевым формуле о том, что русский человек может быть святым, но не может быть честным (честность - западноевропейский идеал), Н. Бердяев был готов усмотреть эстетическое преувеличение, но в целом считает, что есть в ней несомненная истина, если иметь в виду русскую народную психологию.
Почему же у русских недостаточно сильно сознание того, что честность обязательна для каждого человека, что она формирует личность? Н. Бердяев склонен видеть несколько причин этого явления. Первая вытекает из отсутствия рыцарского начала, о котором мы более подробно говорили выше. Вторая связана с жизнью русского человека в коллективе. Если говорить о земледелии, то это, несомненно, общинное владение землёй и совместный общинный труд, то есть русский общинный строй, достаточно консервативный и живучий. Живя под сенью коллектива, русский человек полагал, что именно коллектив всё сделает для его нравственного здоровья. Третья причина исходит из самого русского православия. Исходя из убеждения Н. Бердяева, православие не ставило перед русскими слишком высоких нравственных задач, но предъявляло требование смирения, которое было единственной формой дисциплины личности. А в награду за смирение православие многое давало и разрешало человеку, в том числе и возможность грешить, так как "и в самом большом
преступлении можно смиренно каяться, мелкие же грехи легко снимаются свечечкой, поставленной перед угодником" [4. С. 70]. Однако православие своеобразно воспитывало в человеке понятие святости. Оно считало проявлением гордости стремление обыкновенного человека приблизиться к идеалу святости. Эта высшая сверхчеловеческая задача стоит перед святым. Обыкновенный же человек должен поклоняться святым и святости. Поэтому русский народ и русский человек "живут святостью не в том смысле, что видят в святости свой путь или считают святость для себя в какой-то мере достижимой и обязательной", а в том смысле, что бесконечно почитают святых и святость [4. С. 70]. Н. Бердяев убеждён, что утверждение русского православия в том, что Русь живёт святостью, а Запад лишь честностью, то есть началом менее высоким, представляло собой нравственную опасность для русского человека, потому что он испытывал вечное желание "укрыться в складках одежд Богородицы" [4. С. 71], прибегнуть к заступничеству святых. А это, в свою очередь, "нередко расслабляло его нравственную энергию, парализовало его человеческую волю и мешало его восхождению" [4. С. 72]. В результате такого религиозного воспитания русская мораль проникнута дуализмом. Проявления дуализма Н. Бердяев видит, например, в том, что русский человек будет "грабить и наживаться нечистыми путями, но при этом никогда не будет почитать материальные богатства высшей ценностью" [4. С. 72]. Он может быть отчаянным мошенником и преступником, но в глубине души будет благоговеть перед святостью и искать спасения и посредничества у святых. Из-за морального дуализма русский человек не считает необходимостью духовную работу по формированию личного достоинства, чести, честности и чистоты. Когда он религиозен, то уповает на Бога и святых, которые за него всё сделают, когда он атеист, полагается на социальную среду.
Что же можно в целом сказать о воззрениях Н. Бердяева по выше указанным проблемам? Безусловно, некоторые его рассуждения противоречивы. Одно из противоречий можно увидеть в неоднозначной оценке революций и Первой мировой войны. Для него нет революций справедливых и благородных, потому что они кровавые, жестокие, разрушительные. В то же время, пока Россия не "выпала" из Первой мировой войны, он стоял за войну до победного конца, несмотря на ее "кровавый раздор" [2. С. 35], считая, что некоторые проблемы возможно решить исключительно в помощью войны. Мировая война, по мнению Н. Бердяева, способствовала сближению и братанию народов, объединению рас и культур. Нельзя также согласиться с утверждением Н. Бердяева, что материализм признал иллюзией и обманом всю духовную жизнь человечества. Материализм расставил приоритеты, признав материю, бытие первичным, а сознание, дух вторичным. Представляется, что не только географическое расположение страны, необъятность её территории выработали в русском человеке недостаток инициативы, ответственности, леность, беспечность. К сожалению, философ не упомянул ещё один важнейший фактор - способ производства, этот регулятор человеческой жизнедеятельности. Разве будет народ инициативен и ответственен, живя и рабо-
тая несколько столетий в условиях крепостничества, которые по жестокости своей в России сродни были рабству?
Однако, несмотря на наличие вышеуказанных противоречий, следует признать исключительную актуальность для нас, современников, рассуждений Н. Бердяева. В них он показал огромное стремление найти ответы на животрепещущие вопросы о судьбе и истории России, которые с такой же силой волнуют сегодня нас, русских людей, шагнувших в ХХ1 в. Разве не задают себе мыслящие россияне вопроса о том, почему в стране, обладающей огромным материальным и человеческим потенциалом, назревавшие противоречия, как правило, не разрешались эволю-ционно, через реформы, а доводили страну до кризисов и революций? Если же и предлагались таковые, то на практике принимали половинчатый характер, либо вообще не осуществлялись, а самих реформаторов нередко ожидала нелегкая участь быть сосланными в необжитые, суровые районы страны или быть убитыми (судьба П. А. Столыпина). Или почему крепостное право, давно исторически и экономически изжившее себя как неэффективная форма производственных отношений просуществовало в России до второй половины Х1Х в., в то время как Англия стала освобождаться от тягот крепостничества уже в конце Х111 - начале Х1У вв.? Таких вопросов существует огромное количество. Безусловно, Н. Бердяев не ставил своей задачей дать ответы на все из них, да и не мог этого сделать. Огромная заслуга его состоит в том, что он попытался вникнуть в глубину российской жизни, истории и увидеть причины многих российских проблем. Насколько актуально звучат сегодня слова Н. Бердяева, обращённые к русскому человеку: "Мы должны развивать в себе сознание ответственности и приучаться возлагать как можно больше на самих себя и свою активность. От этого зависит будущее России, исполнение её признания в мире. Русский человек должен перестать возлагаться на то, что за него кем-то все будет сделано и достигнуто" [4. С. 72].
Н. Бердяев принадлежит к тому типу мыслителей, которых называют правдоискателями, ищущими высшей правды и больше всего заботящимися о том, каким быть не только России, но и миру в целом. В этом главном и заключается смысл и значимость его произведений.
Литература
1. Андреев А. Л. Послесловие // Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М., 1990. - С. 162.
2. Бердяев Н.А. Новое средневековье. - М., 1991. - С. 40.
3. Бердяев Н.А. Самопознание // Избранные произведения. - Ростов-н/Д., 1997. - С. 314.
4. Бердяев Н.А. Судьба России // Избранные произведения. - Ростов-н/Д., 1997. - С. 23.
5. История Отечества: люди, идеи, решения. - М., 1991. - С. 210.
