CC BY
67
странственными форматами архаичных легенд. Мифологизирование ситуации помогает автору глубже раскрыть корни конфликта, тему современности. Миф, являясь хранителем информации о предыстории человечества, в художественном осмыслении «открывает пути не только в прошлое, но и в будущее, ибо для современного человека «помнить» - означает и жить днем сегодняшним, и одновременно прогнозировать будущее...» [1, с. 22].
В «Белом платье» мастерски сочетается круговорот жизни - печаль, радость, суета, бессмысленность идеалов, повседневных человеческих забот. Из нашей жизни ничего этого невозможно искоренить, но все же мы люди и, в конечном итоге, говорит писатель, мы различим ростки той правды, которая характерна человеческому сообществу.
Говоря же в целом о прозаическом творчестве З. Толгурова, надо сказать, что на сегодняшний день оно динамически развивается в русле повествовательных моделей крупного жанра со сложной, полисюжетной, хронотопически детер-
минированной основой. Это и есть те самые характерные признаки, которые являются отличительной особенностью современной прозы мирового уровня.
Библиографический список
1. Аджаматова Н.К. Проблема эволюции конфликта и национального характера в прозе народов Дагестана и Северного Кавказа: Автореф. ... д-ра филол. наук. - Махачкала, 2007. - С. 46.
2. Гуртуева Т. Б. Маленький человек с большой буквы. - Нальчик: Эльбрус, 1994. - С. 207.
3. Кожинов В.В. Статьи о современной литературе. - М.: Советская Россия, 1990. - С. 544.
4. Писатели Кабардино-Балкарии (XIX - конец 80-х гг. XX в.). Библиографический словарь. -Нальчик: Эль-фа, 2003. - С. 443.
5. Толгуров З.Х. Голубой типчак: Роман, повесть / Перевод с балкарского. - Нальчик: Эльбрус, 2003. - С. 392.
6. Толгуров З.Х. Белое платье: Роман, повесть. - Нальчик: Эльбрус, 2005. - С. 344. (На балкарском языке).
Т.О. Земледельцева
РОЛЬ ВОСПОМИНАНИЙ ОБ АРМЕЙСКОЙ СЛУЖБЕ В СЮЖЕТНОЙ ПРОЗЕ А.А. ФЕТА
За прозой Фета давно уже установилась репутация автобиографичной. Репутация эта опирается, в первую очередь, на то, что исследователям и читателям ярко бросаются в глаза многочисленные параллели между прозаическими произведениями и мемуарами Фета. В этом отношении М.В. Строганов выразил, пожалуй, общее мнение литературоведов по поводу прозы Фета: «Фет не умеет фантазировать, и между его сюжетной прозой и другими, несюжетными прозаическими жанрами его: мемуарами, критикой, публицистикой - принципиальной разницы нет: это всегда яркий рассказ о том, что реально было в реальной жизни с четким определением временной, причинно-следственной обусловленности, с ясно прописанной целевой установкой и предметно-определительными отношениями. Всё, что написано в прозе, было именно так, как написано в ней» [5, с. 7]. Действительно, на первый взгляд кажется, что фантазировать в прозе Фет то ли не умел, то ли не
хотел, то ли ленился, но более детальный анализ убеждает, что Фет учился фантазировать в своей прозе, искал свою неповторимую творческую манеру, но нужно констатировать, вслед за И.С. Тургеневым и самим Фетом, что «ни драматической, ни эпической» «жилки» в нем «совершенно нет» [7, т. 1, с. 7]. Задачей моей работы, однако, не является выставление оценок прозаическим опытам Фета, мне хочется показать механизм создания Фетом сюжетной прозы и правильнее это будет сделать на конкретном примере. В своей работе я покажу, как автобиографический материал, в частности, воспоминания об армейской службе, в различной степени участвует в создании сюжетной прозы Фета.
В прозе, кроме нескольких литературных и политических статей да трех томов воспоминаний, Фет оставил нам семь рассказов. В хронологическом порядке они располагаются так: «Кале-ник» (1854), «Дядюшка и двоюродный братец» (1855), «Семейство Гольц» (1870), «Первый
заяц» (1871), «Не те» (1874), «Кактус» (1881), «Вне моды» (1889). Повести «Семейство Гольц» предшествовали, видимо, два незавершенных прозаических наброска, сходные по материалу и манере. Два этих неоконченных и неопубликованных отрывка обычно не анализируются исследователями в ряду сюжетной прозы Фета, я же рассматриваю их в своем анализе, так как они свойственны прозаической манере Фета и в основе их сюжета лежат воспоминания Фета об армейской службе.
Во всей сюжетной прозе присутствуют воспоминания Фета об армейской службе, которой он посвятил более 10 лет своей жизни (с 1845 по 1858 г.). Исключение составляют только рассказы «Первый заяц» и «Вне моды», в которых нет упоминаний об армейской службе, так как первый повествует о событиях юности Фета задолго до его поступления на военную службу, а второй представляет собой автопортрет старика Фета, попытку раскрыть основы своего миросозерцания. Вся остальная проза Фета так или иначе связана с армейскими воспоминаниями, которые могут входить в художественное произведение на правах сюжетообразующих элементов, или быть только фоном для вымышленного сюжета, или же вообще являться только средством для развития сюжета.
В 1854 г. вышел в свет первый рассказ Фета «Каленик», в основе которого лежат воспоминания поэта о периоде армейской службы в Херсонской губернии, о быте, нравах, культуре Малороссии. Возможно, после написания этого рассказа Фет задумал целый цикл прозаических произведений из армейской службы. Об этом свидетельствует письмо от 22 января 1865 г. ближайшего друга и родственника Фета И.П. Борисова: «Ну что же, Афоня, идут ли вперед Крыловские рассказы, не думаю, впрочем, чтобы Москва и П<етер>бург дали тебе время заняться нашим братом армейцем, и ты закувыркался в других животрепящих <!> омутах, а теперь самая пора записать то, что было, пока еще свежо предание, а верится с трудом» [3, с. 14]. Скорее всего, в этот цикл должны были войти три завершенных рассказа «Каленик», «Семейство Гольц», «Не те», и два неоконченных и неопубликованных отрывка, так как в основе их сюжетов лежат воспоминания Фета об армейской службе в Новороссии. Однако автор так и не объединил эти произведения в цикл, и причины этого неизвестны. Общность автобиографического материала в этих рас-
сказах позволяет поставить проблему использования Фетом воспоминаний из армейской службы в сюжетной прозе, определить сходные моменты и специфические черты такого использования в каждом отдельном произведении, и на основе этого выявить пути становления творческой манеры Фета-прозаика.
Первый рассказ Фета «Каленик» был посвящен актуальной проблематике 1840-1850-х гг., идущей еще от Гете: современный социальный человек перед лицом «равнодушной» природы. Побудительной причиной для написания этого рассказа была просьба Краевского дать «стихов для “Отечеств.<енных> записок”», но «новых стихотворений <.> не оказалось», и Фет «написал прозою небольшой рассказ “Каленик”» [7, т. 1, с. 37]. В центре рассказа о непостижимости тайн природы - образ Каленика, отличающегося поразительной интуицией, которой он руководствуется в жизни вопреки здравому смыслу. Каленик -лицо реальное, это был денщик Фета, служивший с ним в течение нескольких лет в Херсонской губернии. В мемуарах Фета мы находим упоминание об охоте [8, с. 474], время, место и участники которой совпадают с описанными в рассказе, нет только тех сюжетов, которые характеризуют главного героя как знатока природы, определяют его близость с природой. Из автобиографии Фета можно почерпнуть совсем мало информации о Каленике: автор вскользь упоминает о его постоянном непосредственном детском смехе, об удивительной способности ломать и терять дышла к экипажам, о его несомненных кучерских способностях [8, с. 456, 472, 491]. Все эти черты реального прототипа сохраняются и у Каленика в рассказе, но остальные истории, так ярко характеризующие его, не находят подтверждения в мемуарах. Таким образом, в первом своем рассказе Фет на основе автобиографических реалий, связанных с армейской службой, создает произведение, вписывающееся в контекст русской литературы 1840-1850-х гг. и дающее автору возможность обозначить свою позицию по поводу одной из актуальных проблем литературы того времени - кризиса отношений между природой и социально детерминизированным человеком.
С помощью такого же приема домысливания или дописывания, создается неоконченный отрывок, условно называемый при печати «Корнет Ольхов» [3, с. 18-21], над которым Фет работал в середине 1860-х гг. Этот неоконченный отры-
вок примечателен тем, что в нем автор, используя автобиографический материал своей армейской службы, создает автопортрет. Служба его в уланском полку в городе Крылове, производство в корнеты, университетское прошлое, отношения с отцом, который обладал «явно бычли-вым нравом», страсть к охоте, наличие собаки по кличке Трезор - эти и многие другие факты напоминают реалии из биографии Фета. Но значительно больший интерес, чем биографические детали жизни Фета, отраженные в этом произведении, представляет «внешний» и «внутренний» портрет корнета Ольхова, изображенный здесь. Мы не найдем в мемуарах такого детального описания внешности молодого Фета, и такой испове-дальности, такого раскрытия некоторых подробностей душевной жизни молодого Фета (армейского периода) его проза не знает. И, если в «Кале-нике» наряду с ярким портретом главного героя Фет дописывает сюжетные действия, важные для раскрытия проблематики рассказа, то в «Корнете Ольхове» Фет воссоздает внутренний монолог, не действия, а чувства. И, видимо, именно эта интимность и исповедальность заставила автора утаить этот рассказ в запасниках, слишком явно в главном герое проступал сам Фет. Но этот прозаический опыт создания автопортрета повлиял на специфику последнего рассказа Фета «Вне моды», в котором автор создал автопортрет, взглянул на себя отстраненно, раскрыл основы своего миросозерцания, подвел некоторые жизненные итоги. И если автопортрет в неопубликованном фрагменте при печати выглядел бы несколько вызывающе (выходило бы, что молодой автор явно переоценивает свою значимость), то рассказ «Вне моды» явился органичным завершением становления авторского метода Фета-прозаика.
Второй неоконченный и неопубликованный фрагмент, условно называемый при печати «Полковник Бергер» [3, с. 21-26], создавался Фетом в одно время с «Корнетом Ольховым» и близок к рассмотренным рассказам по манере использования автобиографического материала, который тоже относился к годам военной службы автора. Скорее всего, этот отрывок должен был увековечить память полковника К.Ф. Бюлера, у которого Фет был адъютантом и очень с ним сдружился. Здесь нет вымышленных событий и героев: слуга барона Бергера (К.Ф. Бюлера) - «шаровидный литвин Петр», корнет Филиппенко (в реальности - Пилипенко), который не по уставу рас-
кланивался с командиром, поручик Кумашев (князь Кудушев), просивший «отпустить ему хор трубачей» за деньги, холеный майор Вандберг (майор Вайнберг), переведенный из гвардии в уланы за неблаговидное поведение, - всё это персонажи из воспоминаний Фета [8, с. 435-438, 454, 462]. Писатель рассказывает об обстановке в полку после своего назначения на должность полкового адъютанта, пытается представить глубоко симпатичную ему личность командира Бюлера и для этого сводит разрозненные сюжеты из воспоминаний об армейской службе в один разговор между бароном Н.К. Бергером и С.С. Му-синским (образ, имеющий реальный прототип). Это тот же ход, что в «Каленике» и в «Корнете Ольхове», но здесь, в сущности, не выдумано вообще ничего, а просто один разговор составлен из эпизодов армейской жизни, несомненно, обсуждавшихся в процессе многолетнего общения Фета с Бюлером.
Впоследствии Фет идет дальше, доводя этот прием создания прозаического произведения из автобиографического материала до апофеоза. Он берет из своей жизни сюжет, подробно описывает его в рассказе, а позднее с некоторыми стилистическими изменениями перепечатывает его в мемуарах. Так создавался рассказ «Первый заяц», посвященный воспоминаниям о событиях юности, о первом охотничьем трофее. Этим же приемом Фет активно пользуется, создавая наиболее интересующий нас рассказ «Не те», написанный, вероятно, в связи с юбилеем шефства Александра II над уланским полком, в котором служил Фет. Здесь описывается царский смотр в Елисаветграде императора Николая I, который выражает уверенность: «Вы славно будете служить моему сыну, моему внуку». И этот рассказ должен был послужить подтверждением для Александра II слов его покойного отца Николая I и показать преданность и верность Фета царю.
Повесть «Семейство Гольц» также посвящена армейским годам жизни Фета. Здесь Фет продолжает разрабатывать приемы, освоенные им в уже созданных рассказах, - пытается играть с автобиографическим материалом и вымышленными элементами. В этой повести вымышленный сюжет впитывает в себя малое количество автобиографических деталей, происхождение которых можно предположить чисто практическими целями: зачем придумывать мелочи, которые можно просто перенести из жизни. Автобиографи-
ческих реалий здесь немного: место и время действия - город Крылов, в котором Фет служил в кирасирском Орденском полку в должности адъютанта во второй половине 1840-х гг.; некоторые второстепенные персонажи - полковому доктору Иринарху Ивановичу Богоявленскому приданы черты известного переводчика Диккенса, литератора, педагога 1840-1850-х гг. Иринарха Ивановича Введенского, автобиографичен образ полкового командира Карла Федоровича Б. (Бюле-ра), адъютантом которого в 1849-1853 гг. был Фет, прототипом начальника округа Федора Федоровича Гертнера является Федор Федорович Вернер, прототипом помещика Коваленко является генерал Н. Д. Золотницкий, прототипом его жены - УД. Каневальская, прообразом Anastasie Заболоцкой была С.М. Золотницкая [8, с. 301, 434435, 441, 443-444, 470-472, 462]. Все эти детали выполняют роль театрального задника, на фоне которого разворачиваются вымышленные события повести о судьбе поселенного ветеринара Гольца, спившегося, опустившегося человека, который истязал свою семью, довел до самоубийства жену, оставил троих детей сиротами. Фет в этом рассказе, используя автобиографические реалии своей армейской службы, создает художественно преобразованную действительность, развивает какой-то вымышленный сюжет. Такое нетрадиционное для фетовского творчества произведение получило, однако, высокую оценку у близких Фету людей, так в письме от 21 февраля 1870 г., написанном сразу после визита к Фету в Степановку, Л.Н. Толстой отзывается на прочитанный им в Степановке рассказ: «Я, уезжая от вас, забыл вам сказать еще раз, что ваш рассказ по содержанию своему очень хорош и что жалко будет, если вы бросите его или отдадите печатать кое-как, и что он стоит того, чтобы им заняться, ибо содержание серьезное и поэтическое, и что если вы можете написать такие сцены, как старушка с поджатыми локтями и девушка, то все вы можете обделать соответственно этому» [6, т. 1, с. 401]. И.П. Борисов, делясь впечатлениями от только что прочитанного им рассказа в письме к Фету от 22 октября 1870 г., отмечает: « .прочел с большим удоволь<ствием> <.> потому уже, что никакого тут нет Шопенгауэрства» [1]. Таким образом, повесть «Семейство Гольц», в которой автобиографизм отошел на второй план, оттесненный вымышленным сюжетом, можно по праву считать большой авторской удачей Фета-прозаика.
Все рассмотренные произведения так или иначе базируется на воспоминаниях Фета об армейской службе, которые могут полностью организовывать повествование в отрывке «Полковник Бергер» и в рассказе «Не те», а также участвовать в создании произведения, являясь основой для дописывания сюжета в «Каленике» и «Корнете Ольхове», или же вообще лишь оттеняя центральный вымышленный сюжет в повести «Семейство Гольц». Однако среди прозаических произведений Фета есть два рассказа, сюжетно не связанных с армейскими воспоминаниями, но в которых упоминания о военной службе играют важную роль в организации повествования, это повесть «Дядюшка и двоюродный братец» и рассказ «Кактус».
Повесть «Дядюшка и двоюродный братец», увидевшая свет в разгар «мемуарной» эпохи [2, с. 355] в 1855 г., опирается на опыт предшествовавшей ей литературы: композиционно она напоминает роман М.Ю. Лермонтова «Герои нашего времени», и в ней ощущается значительное влияние автобиографических повестей Л.Н. Толстого «Детство» (1852) и «Отрочество» (1854). Но особый интерес в ней составляет автобиографизм. Перед нами своеобразная «семейная хроника», в которой рассказывается о двух родственных семьях, о судьбах двоюродных братьев - молодых дворянских отпрысков: Ковалева (автобиографический образ) и Аполлона Шмакова (прототип - сын Л.Н. Шеншиной Капитон). В своем повествовании Фет, в отличие от Толстого, показывает разные эпохи развития личности, но наиболее примечательной является попытка воссоздания атмосферы детства, погружение в его заботы и интересы. Автобиографические детали и образы пронизывают всё повествование, касающееся детства и юности главных героев, однако основная сюжетная линия, касающаяся обрисовки образа циника и эгоиста Аполлона Шмакова, который женился ради большого приданого, но не получив его, возненавидел жену, выгнал ее из дома и отобрал маленькую дочь для «забавы» своей матери, вымышлена автором. Автобиографический образ штабс-ротмистра Ковалева впитал в себя много реалий из биографии Фета, в том числе и сведения о поступлении им после окончания университета на военную службу. Однако это упоминание носит скорее организующий повествование характер, служит средством развития сюжета. Штабс-ротмистр Ковалев пишет
в своем дневнике, который был опубликован после его смерти повествователем (композиционное сходство с романом Лермонтова «Герой нашего времени»), о случайной встрече с Петрушей Моревым (прототип - И.П. Борисов), уговорившем его, только что окончившего университет, поступить на службу в уланский полк (этот факт имеет автобиографическую основу и приведен в воспоминаниях Фета) [8, с. 261]. Этот реальный случай является поводом для введения в повествование вымышленного рассказа Морева, из которого читатель узнает о дальнейшей судьбе Аполлона Шмакова, о том в какого подлеца превратился мальчик, раньше являвшийся примером для подражания.
По той же схеме действует Фет в более позднем своем рассказе «Кактус», в котором он полемизирует со своим другом философом В.С. Соловьевым по поводу некоторых положений его философской теории и одновременно вспоминает о друге юности Ап. Григорьеве. Композиционно этот рассказ продолжает линию «Дядюшки и двоюродного братца» - это тоже «рассказ в рассказе». В нем два взаимосвязанных сюжета: главное событие первого, обрамляющего сюжета - расцвет кактуса, породившего разговор о силе искусства, пробуждающего любовь, в центре второго - подтверждающая это история, в которой рассказывается о личности Аполлона Григорьева и пении цыганки Стеши. Но в отличие от «Дядюшки и двоюродного братца», в котором обрамляющий рассказ и многие эпизоды сюжета являются вымышленным, в рассказе «Кактус» эти оба рассказа находят свою прототипическую основу: автобиографичность первого, обрамляющего сюжета, состоит в изображении воробьевских реалий, в прототипичности действующих лиц и автобиографичности многих деталей, автобиографичность второго сюжета также лежит на поверхности, хотя и не лишена некоторой доли вымысла. Однако для моего анализа важным является то, как вводится в повествование второй центральный сюжет. Он начинается словами героя-повествователя: «Ровно двадцать пять лет тому назад я служил в гвардии и проживал в отпуску в Москве, на Басманной. В Москве встретился я со старым товарищем и однокашником Аполлоном Григорьевым» [4, с. 234]. Это явно уже разработанный в «Дядюшке и двоюродном братце» сюжетный ход - повествователь
встречает старого приятеля, который, в «Дядюшке и двоюродном братце» рассказывает ему об общем знакомом, а в «Кактусе» встреченный товарищ становится главным действующим лицом описанных событий. Только в первом случае эта сюжетная схема вводит в повествование вымышленный эпизод, характеризующий одного из главных героев, а во втором случае - вводится основной сюжет, не лишенный некоторой доли вымысла, но в общем автобиографический.
В целом, вышеизложенный анализ позволил вскрыть основные механизмы использования автобиографического материала, на примере воспоминаний из армейской службы, в сюжетной прозе Фета и охарактеризовать неповторимую творческую манеру Фета-прозаика. Можно смело утверждать, что все произведения Фета имеют автобиографическую основу, но также стало очевидно, что автобиографические реалии в различной степени участвуют в создании сюжетной прозы Фета. Степень их участия варьируется от формального присутствия в произведении, в котором они лишь средство развития сюжета, до полного доминирования в повествовании, сюжет которого частично или целиком они образуют. Необходимо также отметить, что наиболее удачным способом использования автобиографического материала в прозе Фета является создание вымышленного сюжета, оттеняемого некоторыми биографическими реалиями, создающими лишь фон для основного действия.
Библиографический список
1. Борисов И.П. Письма Фету А.А. // РО ИРЛИ, ф. 337, ед. хр. 20272, л. 205.
2. Егоров Б. Ф. Художественная проза Ап. Григорьева // Григорьев Аполлон. Воспоминания. -Л., 1980. С. 337-367.
3. «Крыловские» рассказы Фета (Два неопубликованных фрагмента) / Публикация Л.И. Чере-мисиновой // XVII Фетовские чтения. А.А. Фет и русская литература. - Курск, 2003. - С. 14-26.
4. Русский вестник. - 1881. - Т. 156. - Ноябрь.
5. СтрогановМ.В. «Мир от красоты». Проза и поэзия Фета. - Курск, 2005.
6. Толстой Л.Н. Переписка с русскими писателями: В 2 т. - М., 1978.
7. Фет А. Мои воспоминания. 1848-1889. - М., 1890.
8. Фет А. Ранние годы моей жизни. - М., 1893.
