CC BY
87
О.А. Чирова
РОЛЬ СЪЕЗДА РУССКИХ ЮРИСТОВ И ЕГО КОМИТЕТА В ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ СТАТУСА ЭМИГРАНТОВ ИЗ РОССИИ
(середина 20-х гг.)
Наиболее заметным событием в деятельности русских юристов в эмиграции в 2 0-е гг. стал Съезд русских юристов за границей.
1 октября 1922 г. в Берлине состоялось его первое заседание. Председателями съезда были избраны барон Б.Э. Нольде и Б.Л. Гершун. В состав президиума от Союза русской присяжной адвокатуры в Германии вошли А.И. Каминка, В.С. Мандель и Б.Е. Шацкий. В качестве участников были приглашены профессора бывших и действующих русских юридических факультетов, члены зарубежных союзов русских юристов и практикующие адвокаты.
Идейная направленность съезда была сформулирована студентом Юридического факультета Пражского университета Родзевичем: «...К голосу русских юристов должен прислушиваться сейчас каждый русский, который хочет принять участие в строительстве нашего народа, так как не может быть восстановления России, если не будут установлены ясные формы нашего правового порядка».1
В повестку дня съезда было вынесено два главных вопроса: о правовом положении российских эмигрантов и о правовом положении граждан в Советской России.
Первый вопрос касался как «публично-правового» положения, так и гражданских прав эмигрантов.
Оживленную дискуссию вызвало само определение «русский
беженец». Выступавшие на съезде юристы констатировали, что
российские эмигранты не могли быть отнесены к категории беженцев
(refugies), бежавших от голода, разразившегося на родине, и
искавших благотворительной помощи в чужих странах. Их эмиграция
была вызвана тем фактом, что они не признали советской власти, и
возвращение на родину в большинстве случаев означало бы для них
потерю свободы, а то и жизни. По этой причине, по мнению съезда,
они должны иметь право на убежище в тех странах, где они
пребывали на тот момент, и высылка на родину, где невозможно
«какое-либо правовое обеспечение личности», помимо их воли
~ 2
являлась недопустимой.
Отсюда делался вывод, что российским эмигрантам должно быть обеспечено как право передвижения в пределах страны, в которой они теперь живут, так и право переезда в другие страны, причем в том же объеме прав, как это предоставлено гражданам прочих государств. Основные положения «публичных прав» эмигрантов были изложены в докладе профессора С.К. Гогеля «Публично-правовое
положение русской эмиграции»; в нем впервые прозвучало
3
словосочетание «политические эмигранты».
Таким образом, Съезд русских юристов подошел к формулированию понятия «политическое убежище» в его современном понимании, введя в практику международного права описание основных его признаков и условий предоставления.
Обсуждение гражданских прав - «личного статута» -российских эмигрантов, ограничившись констатацией необходимости распространения на них действия национальных законодательств, постепенно перешло в область коммерческого права. Действительно, самыми сложными и часто неразрешимыми становились в эмиграции именно имущественные вопросы, то есть связанные с доказательством прав собственности на недвижимость, вклады, наследство, акции юридических лиц и т.д.
Уже во второй день работы съезда — 2 октября — прозвучало несколько докладов, посвященных коммерческой тематике: А.Я. Гальперна «Судебная практика английских судов по вопросам правового положения русских юридических лиц и о пределах применения советского законодательства», А.Н. Зака «Охрана прав на акции торгово-промышленных предприятий», П. Дубинского «Новейшая французская практика и законодательство по русским
4
делам» и другие.
Вопросы коммерческого права оказались неразрывно связаны с проблемой обесценивания российского рубля. Расчет с кредиторами являлся одним из непременных условий, при котором те немногие русские акционерные общества, которым удалось восстановить свою деятельность в эмиграции, могли рассчитывать на ее продолжение в рамках нового правового пространства на территориях иностранных государств. В Европе начала 2 0-х гг. продолжало действовать правило, называвшееся «презумпцией равноценности денег», которое мешало в изменившихся экономических условиях юридически узаконить падение их курса относительно друг друга. Естественно, что попытки расплатиться по долгам российскими рублями иностранными кредиторами отвергались.
Поэтому съезд предпринял попытку «разрубить гордиев узел», предложив в качестве расчетной единицы при погашении долгов российскими фирмами в эмиграции не золотой рубль, что было бы крайне желательно кредиторам, и не обесцененный, что осчастливило бы должников, а «компромиссный» - некий девальвированный. Однако остались совершенно неясными механизм подобных расчетов и источники поступления девальвированных российских рублей в эмигрантскую массу.
Пристальное внимание на съезде было уделено советскому законодательству и вопросам права в Советской России вообще.
Этим проблемам были посвящены несколько докладов и сообщений, в частности Н.С. Тимашева «Правотворчество и применение права в Советской России», А.А. Пиленко «Критическое освещение новейших
законодательных попыток советской власти», Л.М. Зайцева «Новейшее советское уголовное законодательство».6 Полемика была призвана найти ответ на вопрос: существует ли в Советской России тот правовой строй и те правовые гарантии личности, которые «как бесспорные введены во всех цивилизованных государствах, безотносительно к тому,... какая партия стоит во главе
7
управления».
При изучении этого вопроса юристы-эмигранты столкнулись с неожиданной проблемой: крайне сложно было достать сам текст советских законов. По правилам, действовавшим в Советской России, закон мог быть опубликован в любом органе периодической печати, а затем издан в собрании узаконений. Интересны впечатления на сей счет профессора Н.С. Тимашева, долгое время изучавшего законодательство в самой Советской России: «.Полного собрания узаконений в советской республике получить невозможно, за один из томов пришлось заплатить 7 0 тысяч марок. Полного собрания законов за 17, 18 и 19 годы ни при каких усилиях и
стараниях получить нельзя. Иные законы печатаются где-то в других местах, но где именно и какие это законы, вы никогда не узнаете.».8
В докладе же еще одного выступавшего советское законодательство получило эпитет «конфузливое» по той причине, что частое его изменение и попытки замаскировать этот факт породили широкое развитие практики издания поправок к законам и постановлениям, причем их периодичность составляла иногда
^ 9
несколько дней.
Подробному анализу было подвергнуто советское уголовное право. Особенно резкое осуждение у делегатов съезда вызвал его классовый характер. Несоответствие меры наказания тяжести преступления для различных социальных слоев населения в Советской России было продемонстрировано на примерах статей уголовного кодекса, посвященных ответственности за неисполнение обязательств перед государственным учреждением, за что в ряде случаев полагалась смертная казнь. Судье, получившему взятку за невынесение смертного приговора, грозило всего лишь пять лет лишения свободы, в то время как всем участникам
антибольшевистского движения — смертная казнь.10 Смертью карались также антисоветская пропаганда и самовольное возвращение в Россию приговоренных к изгнанию.11
Интересна чисто профессиональная точка зрения русских юристов на советский уголовный кодекс. Один из выступавших высказался весьма многозначительно: «.Уголовный кодекс, каким-то изменником хорошо составленный, представляет из себя единственный хорошо изложенный закон РСФСР».12
В результате дискуссий съезд пришел к выводу, что в советском законодательстве нет никаких «элементов правильного, нормального выражения народной воли в законе», что советские
законы «не известны не только населению, но и самим представителям власти и, как следствие, не соблюдаются ни теми, ни другими», что «население по этой причине в ежедневной практике применяет прежние дореволюционные русские законы». И «если поближе всмотреться через сеть противоречащих, проникнутых духом классовой ненависти постановлений, то становится совершенно ясно, что применяются на деле только постановления, направленные на поддержание путем неслыханных жестокостей диктатуры небольшой коммунистической партии над многомиллионным народом».13
Итогом работы Съезда русских юристов стало создание постоянно действующего органа — Комитета Съездов русских юристов за границей, с центральным бюро в Париже и несколькими местными отделениями, первым из которых стало бюро Комитета в Берлине.14
Период времени после Съезда русских юристов, с 1922 г. до середины 20-х гг., характеризовался затишьем общественной деятельности объединений российской адвокатуры. Постепенное прощание с надеждами на возвращение в Россию, забота о хлебе насущном, начавшаяся стагнация европейской экономики, новая экономическая политика в СССР - все это повлекло рост разобщенности в среде русских юристов, ослабление международных контактов, снижение активности в борьбе против большевистского режима.
В.С. Мандель так описал настроения, преобладавшие тогда в адвокатской среде: «Какое нам дело до того поругания права и справедливости, которое имеет место в Советской России, какое нам дело до русских эмигрантов; надо завязать торговые отношения с Россией, хотя и большевистской; надо, чтобы наши купцы и промышленники наживались; торговали ведь мы и с людоедами, почему же нам не торговать с большевистским правительством или не брать от него концессии?»15 Аналогичный взгляд высказал председатель Совета присяжных поверенных во Франции А. Берлин в письме председателю германского союза Б.Л. Гершуну в июне 192 5 г.: «Союз наш не прекратил своего существования, но деятельность его ограничена. моей личной и секретаря. Наши русские адвокаты исключительно инертны и неотзывчивы».16
Одним из немногих реально действовавших объединений являлся созданный съездом Комитет Съездов в Париже и его местные бюро. Комитетом велась активная работа по анализу правового положения российской эмиграции, законотворчества в Советской России, политики иностранных государств в отношении российских эмигрантов. Его информационным органом являлся «Бюллетень Комитета Съездов русских юристов за границей», издававшийся в Париже. Круг проблем, освещавшийся им, был широк и привлекал пристальное внимание на только профессиональных юристов, но и многих рядовых эмигрантов. Большое внимание на его страницах уделялось советской юридической хронике, особенно в части
гражданского законодательства, дискуссии о репатриации, проходившей в Лиге Наций, советским декретам об амнистии и другим вопросам, живо интересовавшим эмиграцию в 2 0-е гг.17
Летом 192 3 г. главным юридическим вопросом для русской эмиграции стала разработка правовых оснований для получения паспорта Лиги Наций. Идея о наделении каждого русского беженца паспортом международного образца принадлежала Верховному комиссару Лиги Наций по делам беженцев норвежскому полярному исследователю Ф. Нансену, поэтому паспорт получил название «нансеновского». При этом им было высказано пожелание привлечь к обсуждению проблем, связанных со статусом эмигрантов, русских юристов в качестве экспертов.18 Этот факт не только явился признанием их высокого профессионального авторитета, но и дал им возможность реально влиять на правовое регулирование статуса российской эмиграции.
Однако осуществление такого проекта столкнулось с целым рядом сложностей юридического характера. Предстояло заново сформулировать понятия «беженец», «место происхождения», «подданство» и т.п. для такого беспрецедентного явления, как российская эмиграция. Задача осложнялась тем, что в опыте международного права отсутствовала их интерпретация.
Большую роль в деле определения правового статуса русских беженцев для Лиги Наций сыграло берлинское отделение Комитета Съезда русских юристов. Им были сформулированы основные принципы, на основании которых какое-либо лицо могло претендовать на получение статуса беженца из России, а соответственно и нансеновского паспорта.
Статус «русского беженца» был определен следующим образом: «.Беженцами признаются русские граждане, которые могут установить, что причиной оставления ими России или причиной невозможности в нее вернуться является гонение советской власти, или опасность, или отсутствие серьезных гарантий при возвращении для жизни, свободы, имущества. «Русскими» беженцами признаются те русские граждане, которые в момент оставления родины были подданными бывшей Российской Империи и которые не оптировали потом подданства какого-либо другого государства.». Паспорта Лиги Наций предполагалось выдавать всем русским беженцам, которые пожелали бы их получить и смогли бы представить удостоверение о своем беженском состоянии.19
Легитимация русских беженцев на общих основаниях встречала противодействие национальных правительств, вносивших в порядок выдачи нансеновских паспортов свои коррективы. Например, германское Министерство внутренних дел в распоряжении от 20 июля
1922 г. в качестве обязательного условия для проживания российских эмигрантов на территории страны потребовало от них предоставления национального русского паспорта, выданного признанным Германией правительством РСФСР. И только в тех
случаях, когда проситель мог «достоверно доказать» невозможность получения им советского паспорта или же невозможность «по особым причинам» обратиться к советским властям, он реально признавался беженцем и мог рассчитывать на получении паспорта Лиги Наций.20
Берлинское отделение Комитета Съездов пыталось изменить к лучшему столь неблагоприятную правовую ситуацию. Им были подготовлены аналитические записки с изложением взглядов русских юристов на подходы к решению беженских проблем. 29 марта 1923 г. одна такая записка была вручена директору департамента германского Министерства внутренних дел Бурвигу, а 31 марта — директору департамента Министерства иностранных дел Хаушильду. В записках доказывалось, что для установления состояния беженства недопустимо введение «внешнего признака», то есть доказательства, что советское правительство само «исторгло» то или иное лицо из страны и лишило его гражданства. Правом убежища, а следовательно и возможностью получения нансеновского паспорта, по мнению русских юристов, должно было пользоваться каждое лицо, вошедшее в конфликт с советской властью по причинам политического характера, и для признания беженца таковым необходимо лишь предоставление соответствующего документа от «организации по защите беженцев», подтверждавшего факт гонений на родине. Однако какая именно «организация по защите беженцев» могла бы взять на себя такие функции, и каковы критерии оценки информации, получаемой этой организацией от беженцев, в документах сформулировано не было.21
Действие паспортов Лиги Наций на территории Германии было введено циркуляром Министерства внутренних дел от 27 сентября
1923 г. Основные положения этого документа соответствовали представлениям русских юристов о том, кто имеет право на получение нансеновского паспорта. В виде общего правила таким правом наделялись те русские беженцы, которые происходили из Советской России и союзных с ней республик (Украины, Белоруссии и Закавказья) и которые или бежали оттуда вследствие политического или экономического положения, или по тем же причинам не могли туда вернуться. Но в то же время лица, происходившие из Финляндии, Эстонии, Латвии, Польши, Западной Украины, Бессарабии и Турецкой Армении, не получали права на получение паспорта. Вводились ограничительные требования и для тех, кто наделялся этим правом: состояние в русском подданстве до 1 августа 1914 г., потеря прав русского подданства на основании советских декретов, отсутствие подданства или паспортов других государств, прибытие в Германию до момента признания ею Советской России 6 мая 1921 г. 22
Последнее требование было особенно дискриминационным. Оно существенно ограничивало круг беженцев, имевших право на получение паспорта Лиги Наций, поскольку мало кому удалось прибыть в Германию, не прожив от нескольких месяцев до
нескольких лет в Турции и Балканских странах. Не многие обошлись и без паспортов других государств. Очень часто, особенно в Крыму и Константинополе, чтобы получить возможность скорейшего и беспрепятственного выезда в Европу, русские беженцы, имевшие деньги, покупали иностранные, а зачастую и поддельные паспорта, становясь в одночасье гражданами какого-либо государства.
Отделения Комитета Съездов русских юристов во Франции и Германии в период, последовавший за выдачей паспортов Лиги Наций, осуществляли активный обмен информацией о ходе этого процесса и о многочисленных препятствиях, чинившихся бюрократией обоих государств.
И уже в апреле 192 3 г. позиция русских юристов стала расходиться с позицией Нансена. Предметом расхождения стал вопрос о репатриации. Особенно серьезные разногласия вызвала резолюция Совещательного комитета при Верховном комиссаре Лиги Наций по делам беженцев, в которой шла речь о достигнутой договоренности между советскими властями и Нансеном об условиях репатриации. В соответствии с ней, советское правительство обязалось предоставить всем русским беженцам, репатриированным с его согласия при покровительстве Верховного комиссара, все привилегии, предусмотренные декретами о всеобщей амнистии от 3 и 10 ноября 1921 г. Отдельно было оговорено условие не применять к репатриантам декрета от 15 декабря 1921 г. и «других распоряжений такого же характера». 23
Массовой репатриацией большевистская власть достигала желанных целей. Во-первых, разрешив ее, она получала возможность обезопасить себя от возрождения белых армий на территории иностранных государств, поскольку идея возвращения была крайне популярной в среде именно простых казаков и солдат, которые не оставляли надежду вернуться к привычному образу жизни у себя на родине. Во-вторых, она стремилось к юридическому признанию западными странами и развитию с ними торговых отношений.
Для Нансена достигнутое соглашение также представлялось весьма желательным: репатриация русских беженцев являлась наиболее простым и дешевым для Лиги Наций решением проблемы.
Поэтому упомянутое соглашение было поистине взаимовыгодным.
Единственной «неучтенной» стороной оставались сами российские эмигранты. Нансен в своем докладе о репатриации упоминал об их многочисленных обращениях в Лигу Наций с просьбой оказать им содействие в возвращении на родину. Так, из Болгарии на начало 192 3 г. таких обращений поступило 10 тыс., из Константинополя - 4 тыс., из Греции - 1,5 тыс., из Королевства Сербов, Хорватов, Словенцев - 7 тыс.24 К апрелю 1923 г. из Болгарии, при содействии Нансена, вернулось на родину 6 тыс. человек.25
Комитет Съездов русских юристов подверг соглашение с советским правительством и всю деятельность Нансена в области
репатриации жесткой критике. Им были проанализированы все советские законодательные акты, на которых базировались пункты соглашения, и дана их правовая оценка. В результате возникла довольно мрачная картина реального положения вещей. Так, по первому декрету об амнистии, право безнаказанно вернуться на родину было предоставлено беженцам, которые «участвовали в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Булаховича, Пермикина и Юденича в качестве рядовых солдат, путем обмана или насильственно втянутым в борьбу против Советской власти.»26 Он касался, таким образом, лишь ограниченного круга беженцев и предоставлял органам исполнительной власти возможность широкого толкования его статей, особенно в части «обмана и насильственного втягивания».
Декрет об амнистии от 4 ноября 1921 г. распространялся лишь на осужденных, подсудимых или обвиняемых, не затрагивая лиц, в отношении которых преследование еще не возбуждалось.27 Обстоятельство это приобретало особое значение в связи с тем, что, в соответствии с Уголовным кодексом РСФСР, в Советской России не было срока давности по преступлениям, влекшим за собой смертную казнь или изгнание из пределов страны, что составляло около 2 5 процентов всех преступлений. Одновременно амнистия не распространялась на беженцев, проявивших, хотя бы за границей, «несочувствие» к советской власти в какой бы то ни было форме или состоявших в «антисоветских политических партиях», к коим причислялись все, за исключением коммунистической.
Беженцы, вернувшиеся в Россию, не имели и имущественных прав, поскольку декретом от 19 ноября 1921 г. «все движимое имущество граждан, бежавших за пределы республики», было объявлено собственностью РСФСР.
Выводы, сделанные Комитетом Съездов русских юристов, были опубликованы в «Бюллетене Комитета.» в июне 192 3 г. Это была первая попытка дать аргументированное правовое толкование сути и последствий принятых Лигой Наций решений, касавшихся судьбы российских беженцев.
Крайне важными стали они и для всей российской эмиграции. Ведь многие, столкнувшись на чужбине с тяжелейшими условиями жизни и познав тоску по родине, начали идеализировать все происходившие в России. Подобные настроения были характерны для всех социальных групп беженства вне зависимости от степени социальной адаптации и достигнутого материального уровня. Учитывая, что информация об условиях жизни в Советской России доходила до эмиграции в неполном и искаженном виде, деятельность русских юристов развеивала опасные иллюзии о будущем репатриированных.
Стремление беженцев из разных стран, нашедших приют в Германии, к объединению привело к созданию в 192 6 г. Союза бесподданных (Verband der Staatenlosen). Значительную часть
новой организации составляли русские эмигранты. Главной целью Союза бесподданных являлось представительство своих членов в вопросе наделения всех без исключения беженцев, вне зависимости от страны происхождения, гражданскими правами либо как иностранцев, либо в качестве граждан Германии. Комитет Съездов русских юристов, после некоторых размышлений, принял решение оказать поддержку новому объединению. 2 0 мая 192 6 г. на большом митинге бесподданных в Берлине выступил Б.Л. Гершун. Он произнес пламенную речь о нежелании русских людей «быть иностранцами второго сорта, которых никуда не пускают и еле терпят». Такая эмоциональность была с одобрением встречена участниками митинга, поскольку их «поражение в правах» доходило до абсурда: например, гражданка Германии, вышедшая замуж за бесподданного, автоматически теряла гражданство.28
Бесподданные в Германии были лишены даже права на труд. Русские юристы высказывались также за предоставление бесподданным так называемого права бедности, то есть возможности для бедных не оплачивать судебные издержки по искам в свою защиту. В Германии российские беженцы не пользовались подобной льготой. Они вынуждены были платить огромные судебные сборы; так, по иску группы российских эмигрантов на общую сумму в 2 000 марок берлинский суд потребовал внести сбор в размере 1 525
29
марок.
Деятельность Съезда русских юристов за границей и созданного им Комитета Съездов сыграла некоторую роль в правовом регулировании статуса российских эмигрантов. Еще большее значение она имела в моральном, политическом и даже научном планах.
Во-первых, созыв Съезда русских юристов стал попыткой сплотить и консолидировать объединения российской адвокатуры в европейских государствах на идее правового регулирования статуса эмигрантов, правовой защиты эмиграции, юридического обеспечения ее социальной адаптации и подготовки условий для возвращения на родину. Первые три задачи в целом решить удалось. Постоянно действующий орган Съезда — Комитет Съездов - смог обеспечить представительство интересов российской эмиграции в международных организациях и оказывать реальное влияние на принятие решений, касавшихся правового положения беженцев.
Во-вторых, Съезд русских юристов стал отражением тех настроений и надежд российской эмиграции, которые преобладали в ее среде в начале 20-х гг. Доклады и сообщения, прозвучавшие на съезде, имели четкую идеологическую направленность: главная задача всех общественных объединений в эмиграции — подготовка условий для возвращения в Россию, восстановление ее хозяйства, правопорядка и государственности.
В-третьих, пристальное внимание, уделенное в ходе его работы вопросам права в Советской России, ее законодательству и
государственному устройству, стало ярким проявлением идеологической борьбы против большевизма. Жесткая критика советского законотворческого процесса оказала впоследствии значительное влияние на ход репатриации. Открытая полемика по вопросам политики Лиги Наций в отношении российских беженцев позволяет сделать вывод об известной независимости суждений и позиций Съезда русских юристов за границей.
В-четвертых, съезд и Комитет Съездов внесли большой вклад в развитие русской юридической науки в эмиграции.
Примечания:
1 ГА РФ. Ф. 5890. Оп. 2. Д. 4. Л. 2 2
2 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.
3 Там же. Л. 32.
4 Там же. Л. 31.
5 Там же. Л. 35.
6 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 14. Л. 31об
7 Там же. Л. 2.
8 Там же. Ф. 5890. Оп. . 2 • Д. 5. Л. 64.
9 Там же. Л. 66.
10 Там же . Л. . 67.
11 Там же . Л. . 83.
12 Там же . Л. . 65.
13 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 14 . Л. 3.
14 Там же . Л. . 4.
15 ГА РФ. Ф. 5769. Оп. 2. Д. 5. Л. 2.
16 ГА РФ. Ф. 5890. Оп. 1. Д. 45 . Л. . 106.
17 ГА РФ. Ф. 5890. Оп. 1. Д. 13
18 ГА РФ. Ф. 5890. Оп. 2. Д. 4. Л. 5 3
19 Там же . Л. . 37.
20 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 14 . Л. . 1.
21 Там же . Л. . 2.
22 ГА РФ. Ф. 5908. Оп. 1. Д. 14 . Л. . 6.
23 ГА РФ. Ф. 5890. Оп. 2. Д. 13 . Л. . 83.
24 Там же . Л. . 84.
25 Там же . Л. . 83об
26 Там же . Л. . 84об
27 Там же . Л. . 85.
28 ГА РФ. Ф. 5890. Оп. 1. Д. 9. Л. 6 2
29 Там же . Л. . 48.
