CC BY
30
ББК Ш141.2-2 + Ш103.2
РОЛЬ ОБЪЕКТИВНОГО ЛОГИЧЕСКОГО ЛИЦА В СТРУКТУРЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
О.А. Турбина
В предлагаемую статью вошли материалы доклада, представленного автором на международной конференции «Актуальные проблемы теоретической и прикладной лингвистики». В «Вестнике ЮУрГУ» они публикуются по итоговому решению оргкомитета конференции. Статья посвящена определению базовых понятий синтаксиса предложения, его единиц и категорий. В статье показано, что предложение, будучи единицей языка, является не формой выражения мысли, а знаком формы мысли, и что основа формирования структуры предложения заложена в механизме предицирования признака лицу.
1. Понятие объективного логического лица в систему лингвистических понятий ввел известный французский лингвист Г. Гийом. Объективное логическое лицо - это языковое воплощение обобщенного представления об окружающем мире, включающем все возможные потенциальные объекты. В языковом представлении оно репрезентируется через 3-е лицо, референция на которое (опора - support) определяет частиречную категоризацию и системный потенциал языковой единицы, т.е. возможности ее актуализации в речи. Логическое лицо - это отсутствующее в речевой ситуации, но неизменно объективно и обязательно присутствующее в языковом сознании 3-е лицо; на его фоне в процессе мыслительных операций вычленяется 1-е и 2-е л., называющие участников речевого акта. Объективное логическое лицо лежит в основе любого речеязыкового механизма, является его опорой и определяет категоризацию языковой единицы1. Таким образом, статус единицы в системе языка определяется степенью ее соотнесенности с объективным логическим лицом, т.е. - характером инциденции.
Полноценной по степени инциденции единицей является такая, которая в своей концептуальной семантической структуре объединяет логическое лицо и его признак (вклад - apport), в силу чего на уровне глубинной семантики характеризуется двусоставностью, или в терминологии психи-систематики - обладает внутренней инциденцией. Из всех частей речи внутренняя инциденция свойственна только имени существительному. Именно поэтому в языках разных типов широкое распространение получают т.н. назывные структурно односоставные предложения, где механизм предикации определяется признаком скрытой (внутренней) инциденции существительного: Дом. = Это (нечто) есть дом.
Таким образом, понятие инциденции, применимое к слову (части речи), в полной мере раскрывается в предложении и объясняет принцип предикации, оформляющей предложение и заключающийся в соотнесении его смысла с внешним ми-
ром, который и репрезентируется в языковом сознании через объективное логическое лицо.
2. Характеризуя предложение, обычно начинают с указания на то, что оно представляет собой форму выражения законченной мысли, или - логического суждения. И хотя в целом это соответствует действительности, именно здесь кроется источник противоречий, которые по мере развития теории воплощаются в серьезные и принципиальные расхождения концепций, объясняющих природу предложения как единицы языка, его уровней, категорий и составляющих единиц. К этому располагает также и сам традиционный терминологический аппарат, обслуживающий теорию предложения: термины предложение (калька от ргдроаШо), субъект (зи^есШт), предикат (ргаесИсаШт - букв сказуемое), подлежащее (калька от хиррохИит) пришли в грамматику из логики. Вспомним, кстати, что в западной грамматической терминологии специальных терминов для обозначения подлежащего и сказуемого нет вообще; для именования субъекта и подлежащего употребляется общий термин субъект, а предикат и сказуемое называют общим термином предикат. Таким образом, теория синтаксиса предложения по сей день в той или иной степени оказывается под влиянием логики.
Однако, как справедливо отмечал акад.В.В. Виноградов, «Конкретное содержание предложений не может быть предметом грамматического рассмотрения»2. Дело в том, что, являясь, по известному выражению К. Маркса, «реальной действительностью мысли», язык в прямом смысле мысли не соответствует, хотя и стремится к отождествлению с ней. А.Ф. Лосев, рассматривая язык как «осуществленное мышление и сознание», справедливо указывает на то, что логические категории - это категории отвлеченного смысла, в то время как языковые категории - это категории понимания3. В силу этого, категории языка предстают как следствие преломления и интерпретации языковым сознанием логических категорий, как результат «понимания (и, следовательно, вы-
Турбина О.А.
Роль объективного логического лица ___________е структуре предложения
ражения) чего бы то ни было» как категорий логики4. Поэтому, контекст теории языка требует, чтобы перечисленные выше термины употреблялись для обозначения языковых явлений (единиц и категорий) вне зависимости от их (терминов) этимологии, ибо собственно лингвистический термин должен отражать особую языковую логику, языковой смысл, являющиеся преломлением и интерпретацией универсальных законов познания, чистой логики, общих смыслов.
Предложение, как и слово, является знаком языка . Если слово именует предмет, явление, свойство и т.д., то предложение именует ситуацию, или - передает законченную мысль, т.е. суждение относительно этой ситуации. И также как слово, которое ничем не напоминает денотат, предложение отвлечено как от денотативной ситуации, так и от суждения о ней. Более того, в языках, где предложение характеризуется высокой степенью формализации (грамматизации структуры, категоризации членения и т.д.), оно гораздо более семиотично, чем отдельная лексическая единица. Иными словами, термин предложение, перейдя из контекста логики в контекст лингвистики, должен переосмысливаться и обозначать лингвистическое явление, а именно: знак языка, оформившийся вследствие преломления и интерпретации языковым сознанием обобщенного представления о ситуации и как результат понимания (и, следовательно, выражения) чего бы то ни было как логического суждения.
3. Концептуальная семантическая схема элементарного (нераспространенного) предложения как полноценной и самодостаточной единицы (рефсИо - термин средневековой философской грамматики) подчинена принципу предикации и поэтому неизменно двусоставна: она содержит значение лица и значение признака, который этому лицу предицируется. Таким образом, лицо и признак лица являются компонентами концептуальной семантической схемы элементарного предложения и вместе составляют его предикативное ядро. При этом оба термина употребляются в предельно обобщенном значении. Термин лицо - в отвлечении от персональности/имперсональности, термин признак - в отвлечении от его свойств (действие, состояние и пр.). В соотнесении с понятиями классической логики лицо и признак являют собой результат преломления и интерпретации языковым сознанием обобщенных понятий субъект и предикат, а понятие концептуальная семантическая схема предложения - смысловая схема логического суждения (=ргброзШо). В лице и признаке выявляется обобщенная семантика подлежащего и сказуемого.
На формальном уровне подлежащее и сказуемое это члены грамматической формы (=формулы, модели, структуры) предложения, точнее - его предикативного ядра. Соглашаясь с акад.В.В. Виноградовым, который оценивал члены
предложения как грамматические категории предложения6, заметим, что они должны, соответственно, обладать присущими грамматическим категориям свойствами. В частности, основным релевантным признаком грамматической категории является наличие специальных средств для ее выражения. В этом качестве могут выступать как морфологические средства - падежные флексии имен, формы местоимений, личные флексии глаголов, так и синтаксические средства - формативы (служебная лексика), фиксированная позиция и т.д.
Подлежащее - это грамматическая категория предложения, оформившаяся вследствие преломления и интерпретации языковым сознанием обобщенного представления о подлежащем об-сказыванию объекте действительности, и как результат понимания (и, следовательно, выражения) чего бы то ни было как логического субъекта. В данном случае лосевское «что бы то ни было» и есть лицо. Следовательно, ответ на вопрос, существует ли в языке грамматическая категория подлежащего, предполагает анализ, подтверждающий наличие или отсутствие специальной грамматической формы для его выражения. Если в языке специальной формы для выражения грамматической категории подлежащего нет, то это значит, что оно определяется на уровне логических понятий и отношений, и что его формализации еще предстоит свершиться.
Так, не вызывает затруднений вычленение подлежащего (как грамматической категории) во французском предложении И те /аШ, тогда как относительно подлежащего в идентичном русском предложении мне нужно мнения расходятся: говорят либо о его отсутствии, либо о выражении формой дательного падежа (мне). Сравним также немецкое предложение ех тгг Ka.lt с русским мне холодно. Является ли форма мне в приведенных примерах подлежащим? Вопрос снимается, если мы опустим данную форму (мне, те, тИ) и сопоставим русские предложения с их французским и немецким эквивалентами: П /аШ - нужно; е$ и* Ka.lt - холодно. Если же сопоставить более раннюю немецкую форму данного предложения с современной русской: ттг Ш Как - мне холодно, то ответ будет еще более очевиден. Мне, также как и тгг, те, являются дополнениями, а И, ех подлежащими. Что касается эквивалентных русских предложений, то в них подлежащее отсутствует вследствие а) отсутствия в парадигме местоимений формы для обозначения отвлеченного (безличного) подлежащего; б) более слабой степени грамматизации формальной модели предложения, прежде всего - предикативного ядра. Тем не менее, предикация в безличных предложениях типа Холодно, Нужно осуществляется в силу универсального признака двусоставности концептуальной семантической схемы предложения как такового: признак предицируется отвлеченному третьему (логи-
Серия «Лингвистика», выпуск в
17
Г рам мати ка и сопоставительная лингвистика
ческому) лицу, соотносимому с реальностью (внешним миром) вообще. Заметим, что при появлении в системе языка формы для его обозначения, используется форма местоимения 3-го лица; если есть специальная форма, то форма среднего рода, и если есть противопоставление форм по признаку одушевленности/неодушевленности (ср. франц. Шоп, нем. ея/тап), - форма местоимения неодушевленного.
Итак, семантической опорой категории подлежащего является категория лица. Именно поэтому финитный глагол характеризуют как матрицу предложения, и по этой же причине личная форма глагола при отсутствии подлежащего в речевом высказывании несет информацию о категории подлежащего (т.е. о лице, которому он преди-цирует признак). Следовательно, согласование членов предикативного ядра в лице является обязательным условием его структуры. Это означает, что в предложении мне везет форма мне не является подлежащим, поскольку не согласуется с глаголом в лице. То же относится и к предложению мне холодно, где отсутствует связочный глагол, подразумевающий по умолчанию третье лицо.
4. Природа категорий синтаксиса идентична природе любых других грамматических категорий. Например, грамматическая (морфологическая) категория рода, если она существует в языке, то уже не зависит от понятий пола, одушевленности/неодушевленности, числа и т.д. (стол - не мужчина, дверь - не женщина, а окно - не дитя). Так же и грамматическая категория подлежащего независима, т.е. полностью отвлечена от одушевленности/неодушевленности, конкретности/ абстрактности, активности/пассивности лица-носителя признака. Это значит, что подлежащее может быть неодушевленным при одушевленном объекте, абстрактным при конкретном объекте и пассивным при объекте активном. Сравним два предложения: он любим; его любят. В первом примере подлежащее вычленяется легко: он. И хотя второй компонент предикативного ядра - связочный глагол - в соответствии с нормами современного русского языка отсутствует, имплицитное согласование подлежащего со сказуемым в третьем лице сомнения не вызывает: он (есть) любим.
Даже если в предложении появится слово, именующее субъект действия (состояния): он любим всеми, подлежащее будет прежним, ибо признак активности/пассивности для его вычленения нерелевантен.
В предложении его любят позиция подлежащего свободна, но информацию об этой категории несет финитный глагол любят, флексия которого указывает на третье лицо во множественном числе, с помощью которого в русском языке выражается неопределенноличный или обобщенноличный одушевленный носитель предицируемого признака, ср.: все, некоторые его любят. Но в случае, если носитель признака безличен, как в предложениях типа: людей укачало, запахло весной, найти форму для подлежащего невозможно, поскольку, как отмечалось выше, в русском языке она отсутствует, хотя значение отвлеченного (абстрактного) лица передается формой среднего рода глаголов в прошедшем времени: укачало, запахло. Следовательно, категория подлежащего здесь имеет имплицитный характер, а его семантика непосредственно соотносима с объективным логическим лицом. Ср.: людей укачал шторм, где позицию подлежащего занимает слово шторм, что потребовало согласования с ним формы сказуемого. Обратим внимание на то, что признак одушевленности/неодушевленности для заполнения позиции подлежащего также нерелевантен.
Таким образом, предложение как единица языка является не формой выражения мысли, а знаком формы мысли. Поэтому его структура более семиотична и менее «логична», а основа ее формирования заложена в механизме предицирования признака лицу.
1 Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992. С. 123.
2 Виноградов В.В. Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 254.
3 Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. С. 335.
4 Там же. С. 356-357.
5 Как знак языка предложение противопоставляется речевой единице — высказыванию, являющемуся результатом его актуализации.
6 Виноградов В.В. Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1955. С. 70.
