УДК 82.512.1-131
Л.Х. МУХАМЕТЗЯНОВА
РОЛЬ ИНФОРМАНТА - НОСИТЕЛЯ ЭПИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ В КНИЖНЫХ ДАСТАНАХ ТАТАР ПОВОЛЖЬЯ В ПОПУЛЯРИЗАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОГО ЭПОСА
Ключевые слова: народ, сказитель, эпос, книжный дастан, эпический текст, татары Поволжья.
Предложены некоторые результаты исследования текстов книжных дастанов татар Поволжья. Проведены параллели между устно-исполнительскими и книжными традициями эпоса. Выявлена специфика передачи татарских книжных дастанов в сравнении с живым исполнением эпоса. Раскрыта характерная черта книжных дастанов татарского народа во взаимосвязи с образом носителя эпической традиции.
L.Kh. MUKHAMETZYANOVA THE ROLE OF THE INFORMANT - CARRIERS OF EPIC TRADITION IN THE WRITTEN DASTANS OF THE VOLGA TATARS IN THE POPULARIZATION OF THE NATIONAL EPOS
Key words: people, narrator, epos, book dastan, epic text, Volga Tatars.
The article proposes some results of research into the text of the dastans of the Volga Tatars. Some parallels between the oral and performing traditions of the epic book are presented. The article describes and compares some particularities about the way written Tatar dastans and live epic performances were transferred. It describes a characteristic feature of written Tatar dastans in relation to the age of the carrier of epic tradition.
У народного дастана, как правило, есть первоисточник, доносящий дастан до публики. Таким первоисточником обычно выступают певцы-сказители.
Талантливых людей, занимающихся сказительством, каждый народ называет по-своему. Например, у древних греков они назывались аэдами, древнеиндийский эпос исполняли суты и кушилавы. Профессиональных сказителей и музыкантов-певцов в Западной Африке называли гриотами. В Западной Европе жили шпильманы, русский народ гордится своими сказителями, украинцы - кобзарями. А у монголоязычных бурятов таких мастеров называют улигершином или же гэсэршином, у нетюркских алтайцев - хайджи.
У тюркоязычных народов также существует ряд синонимичных названий, применяемых для обозначения непосредственного «зачинщика» эпоса-дастана. Самыми распространенными именами носителей эпического искусства у тюркоязычных народов являются «олонхосут», «шаир», «жомакши», «ашуг», «бахши», «сэсэн» или «кобаирсы», «акын», «манасчи», «кыссахан», «кайчи» и др.
Искусство импровизации - характерная черта в исполнении живого эпоса. Как справедливо отмечает В.М. Жирмунский, «творческий сказитель не повторяет механически заученный текст, он сокращает или дополняет, а иногда и существенно видоизменяет его, приспособляясь к составу и требованиям аудитории» [1. С. 33]. Эпос якутов, казахов, узбеков, башкир, азербайджанцев, киргизов, туркмен, алтайских народов, крымских и сибирских татар, бурят и др. во многом отвечает этим требованиям, некоторые из этих народов смогли донести «живой» эпос и до наших дней. Настоящие сказители могли не повторяясь исполнять дастаны целыми днями и ночами в продолжении нескольких месяцев.
Итак, для многих народов слово «эпос» устояло как общее название синкретического жанра фольклора, являющегося творческим процессом с обязательным участием певца-импровизатора, который непосредственно общается с народом. Из уст мастера слова аудитория воспринимает объемное элитное народное произведение. Во многих счастливых случаях эти произведения записаны собирателями народного творчества и зафиксированы как текст большого эпического произведения. Известны и конкретные имена, из чьих уст записан ценнейший эпический текст. Некоторые тюркские и нетюркские народы по праву гордятся своими певцами-импровизаторами и их весьма богатым репертуаром.
Устно-исполнительская форма эпоса стабильнее сохранилась у тех народов, которые сравнительно дольше вели кочевой уклад жизни, а также к мусульманской культуре приобщились довольно поздно или не испытали влияния ислама вообще.
Что касается эпоса поволжских татар, отличающиеся импровизаторским талантом люди, конечно же, были и здесь, следовательно, существовало и определяемое для этой категории слово. На татарском языке это слово звучит как «чэ-чэн». Но соответствует ли образ чэчэна с общепринятым смысловым значением носителя эпической традиции народа? Татарский чэчэн был желанным гостем на меджлисах, свадьбах. Как правило, он безграмотный, но талантливый почтенный человек той местности, где живет, овладевает искусством слова, играет на фольклорных музыкальных инструментах. Но их репертуар никак не может гордиться объемными эпическими произведениями. Например, репертуар талантливых татарских чэчэнов Сабирзяна акына, Байчыгави, Кашшафутдина Мензелеви, Хусаина Нугая и других был насыщен народными песнями, афоризмами, сказками, но дастаны в их творчестве не прижились. Справедливо будет признать, что поволжский чэчэн исполнял несколько иную функцию, чем доносить дастан до публики.
Это в первую очередь объясняется книжностью большей части дастанного эпоса татар Поволжья, который занимал весьма прочное и обширное место в духовной жизни народа. Многие образцы классической литературы, имеющие, в свою очередь, фольклорные корни, перерабатывались в свойственной народному творчеству манере и в результате вновь приобрели форму народного достояния, но уже в письменной форме. Так, «Тахир и Зухра», «Лейли и Маджнун», «Книга о Юсуфе», «Сайфульмулюк» и другие дастаны на известные сюжеты распространились у татар Поволжья в нескольких народных вариантах. Зависимость дастанного эпоса у поволжских татар от письменной литературы в свое время приобрела массовый характер, и книжность стала особенностью эпического наследия казанских татар вообще, т.е. книжными формировались и те дастаны, которые бытуют в устной версии у других тюркских народов. Например, версия дастана о Чура батыре, дастан «Книга о Туляке», «Буз егет», «Кысса о Сякаме» и др. у казанских татар распространились в первую очередь в письменной форме, т.е. без участия певца-импровизатора. В более поздний период появился у татар совершенно новый тип книжного дастана. Это - сознательно переработанные из устных вариантов отдельными авторами объемные произведения, которые стали считаться также общим наследием. Ярким примером такого эпоса является дастан «Иде-гей» в переработке Н. Хакима (1919 г.) или Н. Исанбета (1940 г.).
Возникновение, формирование и становление книжных дастанов татарского народа - это, безусловно, многообразный, сложный и долгий процесс, который длился веками. Определение «книжные» по отношению к дастанному эпосу татар Поволжья вызвано в первую очередь именно глубоким воздействием не только письменной литературы, но и письменной культуры вообще. В этом отношении уместно будет привести слова Х. Короглы: «У многих так называемых древних письменных народов (персов, индийцев и др.) после записи, чаще литературной обработки, народный эпос утратил устное бытование... Иранцы, индийцы, греки как оседлые народы с большой городской и сельской культурой в определенный период своего исторического развития предпочли письменный эпос устному» [2. С. 114].
Татары издавна поддерживали политические, дипломатические и культурные отношения с Индией, Средней и Малой Азией, Ираном, также с Ближним Востоком. Обилие сюжетов, проникших через письменные источники этих народов и распространенных у нас также письменно в различных вариантах, напрямую связано с этими внешними отношениями. Казанские татары исторически являются продолжателями письменных традиций, сформированных до и во время Волжской Булгарии, позже утвердившихся в Золотой Орде и Казанском
ханстве. Книжные дастаны в их творчестве - письменно распространенные среди татар, дошедшие доныне в основном в рукописном или печатном виде, по способу существования и распространения отделенные от музыкального творчества поэта-импровизатора, а по стилю и типологическим особенностям продолжающие древнетюркские, а также восточные эпические традиции.
Книжные дастаны занимали огромное место в жизни татарского народа, это - масштабный полнокровный жанр фольклора. Например, народные варианты дастана на сюжет «Кысса о Юсуфе» Кул Гали, многочисленные национальные рукописи «Тахир и Зухра» Саади, «Буз егет», Бахави или же Кур-маши, национальная версия «Лейли и Маджнун» знаменитого Низами, «Сай-фульмулюк», берущий начало от «Тысячи и одной ночи» в национальной переработке, и, конечно, сборно-критический текст «Идегей», составленный разными авторами из устно бытовавших среди сибирских татар вариантов. Наряду с этими эпическими памятниками существуют произведения, происхождение которых не связано с определенным автором. Это - «Туляк», «Кер углы», «Сын Исы Амят», «Сказ о Нарыке и Чуре», «Дастан о роде Чингизха-на», «Дастан Тамерлана», «Кахарман Катил», «Кыссаи Сякам» и др.
Тематику и характер татарских дастанов определяет использованный источник, его можно назвать в этом случае первоисточником, так как живое исполнение эпоса в книжных дастанах отсутствует. Эпические произведения татар Поволжья, к какому бы типу книжных дастанов они ни относились, изобилуют многочисленными списками, списанными, переписанными разными переписчиками, и функция сказителя в них переходит именно на долю этого самого переписчика, т.е. информанта, чьим именем часто названы варианты дастанов. Естественно, вторичность текста в книжных дастанах татар Поволжья ощутимо дает о себе знать, это особенно заметно, если провести параллели между живым и книжным эпосом. В последних не хватает динамизма, энергии повествования. Но в то же время книжным дастанам присуща вся закономерность, свойственная текстам народного творчества. Это отражается и в тематике, и в типологии, и в мотивах, а также в социальной типичности мировоззрения в таких произведениях. Они распространены в нескольких вариантах, очень часто в народе бытуют также и устные фрагменты из этих дастанов в виде эпической песни или же краткого содержания более популярного варианта.
Однако наш информант - это не жырау и не ашуг, не бахшы и не акын, не олонхосут, не улигершин, не сэсэн, и даже не сказитель, он больше - творец, переписчик и распространитель текста, эту обязанность традиционно исполнял образованный человек, а не безграмотный, талантливый представитель народа. Это - один из самых характерных признаков татарского книжного дастана. В эпических произведениях фольклора татар Среднего Поволжья внимание к энергичному исполнению сказителем текста перед определенной аудиторией явно снизилось, абсолютная реальность, присущая эпосу, а также ритмика эпического сказывания полностью переместилась исключительно в содержание текста и вся специфика дастанного жанра сосредоточилась вокруг него. Здесь на первый план выступают важность существования самого текста, его сущность как фольклорного произведения, поэтическое слово и факт фиксации дастана со всеми фольклорными закономерностями уже в прирожденной письменной форме.
Итак, развитие с давних пор у поволжских татар дастанного эпоса совершенно по другому пути внесло свои существенные изменения и в образ информанта. В книжных дастанах роль носителя эпической традиции народа, слегка перешагнув устно-исполнительскую функцию, приобрела иную форму. Несомненно, неоценима роль носителей живой эпической традиции народа в создании, сохранении и популяризации национального эпоса. Исполняющий олонхо олонхосут, например, привораживает своим мастерством, исключительной памятью, искусным обладанием сложной схемой сюжетного развития
олонхо, «эпической широтой дыхания» [5. С. 45], своим пением истинно фольклорного текста, и т.д. Но образ переписчика дастана интересен по-своему. В глубине души он такой же сказитель, только письменный. Описанные ими герои -искусные певцы, эпизоды глубоко пронизаны фольклорными мотивами, сам переписчик занимает промежуточное положение между певцом-исполнителем и рассказчиком. Варьирование произведений, относящихся к категории книжного дастана, и их фольклорная сущность, совершенство эпического текста во многом случае связаны с творческими возможностями, а также со знанием, грамотностью, умением ощущать фольклор того самого переписчика. Качество книжного дастана как эпического текста напрямую зависит от умений автора-переписчика, который должен эмоционально чувствовать связь произведения с вековыми традициями народа. Только тогда текст приобретет вид исконно народного дастана.
Народ не придавал значения тому, чтоб как-то назвать подобных творцов, поэтому применение конкретного слова с тождественным значением у татар крайне пассивное, специального термина не существует. Некоторые записи имеют настоящее имя «автора», а некоторые об этом умалчивают. О грамоте, познаниях переписчика-творца можно догадаться только по его сохраненному в письменном виде творению - рукописи.
В большинстве случаев творения переписчиков дастана были предназначены для коллективных читателей, точнее, такие отличающиеся своей популярностью сюжеты, как дастаны о Юсуфе, о Тахире и Зухре, о Туляке, читались вслух домашними чтецами или рассказчиками перед определенной аудиторией. О таких чтецах дошла до нас скупая информация - о том, что «такой-то информант стихотворные части дастана сказывает с напевом» или же о том, что он или она «эпические песни из дастана исполняет устно» [3. С. 336-375]. Такие факты говорят о том, что книжным дастанам не совсем чуждо музыкальное исполнение, присущее тюркским и нетюркским народам. И у нас была традиция исполнения стихотворной части некоторых дастанов под дутар, домру [4. С. 6]. Однако эта традиция никак не может претендовать на конкуренцию с настоящим живым исполнением текста, например, как у якутов, или же более ранним слоем эпоса одной из этнической группы татарского народа - сибирских татар и др. Для духовной жизни поволжских татар необходимы были именно книжные дастаны, нежели исполняемый устно эпос. Известные в тюркском и нетюркском мире эпические сюжеты, перекочевав в нашу местность и приобретая книжную форму, переживали еще одну жизнь, распространившись в форме книжных дастанов. Книжные дастаны татарского народа, несомненно, преуспевали в одном - по сравнению с устно исполняемым и не записанным эпосом их судьба отраднее, так как они в виде многочисленных рукописей и печатных книг живут и поныне.
Литература
1. Жирмунский В.М. Некоторые итоги изучения героического эпоса народов Средней Азии // Вопросы изучения эпоса народов СССР. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1958. 292 с.
2. Короглы Х. Огузский героический эпос. М.: Наука, 1976. 239 с.
3. Татарское народное творчество. Дастаны / сост. тома, авт. вводной ст. и ком. Ф.В. Ахметова. Казань: Тат. кн. изд-во, 1984. 384 с. (на тат. яз.).
4. Урманче Ф. Татарская мифология. Энциклопедический словарь: в 3 т. Т. 2. Д - С. Казань: Магариф, 2009. 343 с. (на тат. яз.).
5. Якутский героический эпос. «Могучий Эр Соготох». Новосибирск: Наука. Сибирская издательская фирма РАН, 1996. 440 с.
МУХАМЕТЗЯНОВА ЛИЛИЯ ХАТИПОВНА - кандидат филологических наук, доцент, старший научный сотрудник отдела народного творчества, Институт языка, литературы и искусств имени Г. Ибрагимова, Академия наук Республики Татарстан, Россия, Казань (lilmuhat @ mail. ru).
MUKHAMETZYANOVA LILIYA KHATIPOVNA - candidate of philological sciences, аssistant professor, senior scientific worker of National Creative Work Department, Institute of Language, Literature and Arts named after G. Ibragimov, Academy of Science of the Republic Tatarstan, Russia, Kazan.