ИСТОРИЯ
УДК 940
Аристов Станислав Васильевич
кандидат исторических наук Московский областной гуманитарный институт, Подольск
РОЛЬ ДАХАУ И ЛИХТЕНБУРГА В ПРОЦЕССЕ СТАНОВЛЕНИЯ СИСТЕМЫ НАЦИСТСКИХ КОНЦЕНТРАЦИОННЫХ ЛАГЕРЕЙ
Статья посвящена дискуссионному вопросу современной европейской историографии — роли концентрационных лагерей Дахау и Лихтенбурга на начальном этапе становления нацистской лагерной системы. В работе проанализированы позиции ведущих исследователей в данной области, а также представлено авторское видение вопроса. Ключевые слова: Дахау, Лихтенбург, нацизм, концентрационные лагеря, «третий рейх».
На протяжении десятилетий исследователи, занимающиеся проблемой нацистской концлагерной системы, объясняли ее функционирование на ранних этапах становления сквозь призму такого понятия как «модель Дахау» или «школа Дахау», акцентируя внимание на ведущей роли этого лагеря в данном процессе [6; 8]. Однако работы ученых последних лет, посвященные лагерю Лихтенбург, претендуют на то, чтобы иначе оценить ранний этап функционирования нацистского «конвейера смерти», во многом предопределивший будущее системы [3]. Для того чтобы понять, насколько подобные попытки правомерны, следует обратиться к ранней истории Дахау и Лихтенбурга.
Дахау - первый концентрационный лагерь в «третьем рейхе», был открыт 22 марта 1933 г. по приказу Г. Гиммлера, возглавлявшего в то время полицию в Мюнхене [4, s. 45]. Лагерь создавался для 5000 узников, в первую очередь «политических» [5]. На начальном этапе своего существования Дахау представлял собой один из множества местных лагерей, возникших в Германии в 1933 г. В эти первые месяцы функционирования еще было абсолютно не очевидно, что в дальнейшем он станет примером для организации концентрационных лагерей.
Подобные качественные изменения были связаны с появлением на посту коменданта Дахау Теодора Эйке, который 26 июня 1933 г. сменил Хил-мара Векерле, человека, неугодного Г. Гиммлеру. По мнению большинства европейских ученых, именно Эйке и создает специфическую модель лагерного руководства, получившую название «школа Дахау», что означало переход к систематизации террора. Во-первых, Т. Эйке закрыл концентрационный лагерь от внешнего мира - в первую очередь, от вмешательства юстиции и общественности. Во-вторых, он разделил управлявших лагерем эсесовцев на охрану и комендатуру. В-третьих, систематическое насилие должно было заменить проявления жестокости отдельных эсесовцев. Он издал распоряжение «О дисциплине и штрафах в ла-
герях для пленных», а также «Служебное предписание для руководящих постов и охраны». Эти документы предоставляли единый для всех образец поведения с заключенными, были направлены на ограничение возможности побегов, и, наконец, обеспечивали лагерный распорядок, который должен был служить цели запугивания узников. Узники, надеявшиеся на то, что подобная система «норм» позволит им избежать наказания, если они будут их соблюдать, ошибались. Нормированность лагерной жизни стала очередным инструментом террора нацистов.
В 1934 г. Гиммлер назначил Эйке руководителем новой организации «Инспекции концентрационных лагерей» (ИКЛ) и поставил перед ним задачу реорганизовать лагерную систему по образу Дахау. Подобное реформирование системы происходило с 1934 г. по 1936 г., когда некоторые лагеря были закрыты, другие переподчинены ИКЛ и реформированы по образцу Дахау и, наконец, начали появляться лагеря нового типа, первым из которых стал в 1936 г. Заксенхаузен. Руководящий и охранный персонал лагерей должен был вступать в СС и подчиняться Эйке и Гиммлеру, в противном случае он подлежал увольнению.
Чем же была для самих эсесовцев «школа Дахау» под руководством Эйке? Как они ее воспринимали и какой опыт получили? Комендант Дахау и глава Инспекции концентрационных лагерей использовал в своей практике приемы, применявшиеся в военных объединениях - муштру, размещение эсесовцев в казармах, наказание за любое неподчинение приказу. Один из эсесовцев так описывал подобный процесс обучения: «особым методом унижения было следующее: если кто-то ронял патроны на землю, во время тренировки, должен был поднять их ртом с земли...» [7, s. 129]. Подобное военное образование было направлено помимо прочего на абсолютное подчинение воли эсе-совцев вышестоящему начальству. Помимо этого, Эйке формировал в персонале лагерей враждебное отношение к узникам: «Там, за колючей проволокой враг, который наблюдает за вашим поведени-
© Аристов С.В., 2013
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2013
15
ем и с нетерпением ожидает, чтобы использовать вашу слабость.» [7, s. 130]. В целях получения опыта комендант Дахау обязывал эсесовцев лично исполнять физические наказания, смертные приговоры. Как позднее писал в своих мемуарах один из «учеников» Эйке - Рудольф Хесс - комендант Аушвица, «согласно замыслу Эйке, благодаря длительному обучению и соответствующим приказам об опасности заключенных, его эсесовцы должны были относиться к заключенным крайне враждебно, ненавидеть их, а всякие признаки сострадания к ним подавлять в зародыше». В дальнейшем Хесс дополнял: «Эти охранники времен времён комен-дантства Эйке в Дахау стали позднее комендантами шутцхафтлагерей, рапортфюрерами и другими функционерами поздних лагерей. Заключенные были и навсегда остались для них «врагами государства» . Начальники и рядовые охранники Да-хау, после назначения Эйке инспектором КЛ, постоянно распределялись по другим лагерям, чтобы распространять дух Дахау...» [2].
Подобное видение Дахау как организационной модели для лагерной системы характерно для большинства европейских ученых. Однако последние исследования историка Штефана Хёрдлера, касающиеся истории лагеря Лихтенбург, позволяют дополнить имеющиеся данные.
Замок Лихтенбург был официально открыт в качестве «сборного лагеря» 13 июня 1933 года. С 1933 г. по 1937 г. он был мужским лагерем, а с 1937 г. по 1939 г. лагерем для женщин. По мнению немецкого ученого, Лихтенбург являлся вторым центром, помимо Дахау, оказавшим влияние на дальнейшее становление всей системы. Это объяснялось тем фактом, что существенная часть комендантов концентрационных лагерей, функционировавших во время войны, их заместителей, охраны, надзирательниц получала опыт своего обучения только в Лихтенбурге и никогда не была в Дахау. Например, 14 будущих комендантов тренировались в Пруссии, а не в Баварии. Аналогичным образом дело обстояло со старшими надзирательницами Равенсбрюка, Аушвица и Гросс-Розена - Й. Лангефельд, М. Мандль и Ж. Бернигау. 13 эсесовцев, являвшихся членами «команды 99», убивших более 7000 советских военнопленных с 1941 г. по 1944 г., также обучались только в Лих-тенбурге [3, s. 111-116]. При этом сам прусский лагерь существенно отличался от остальных. Он единственный из ранних лагерей, наряду с Дахау, не был перестроен после реорганизации 19341936 гг. Лихтенбург так и размещался в средневековом замке, где деперсонализацию, жесткую дисциплину, как у заключенных, так и у эсесовцев, было сложнее организовать, чем в «лагерях нового типа» с барачными постройками и симметрично организованным пространством, целью которого являлось подчинение лагерной администрации.
Да и само перемещение из одного лагеря в другой, например, для обучения из Лихтенбурга в Дахау, вплоть до 1936 г. не было распространено. Эта ситуация объяснялась недостатком средств, так как ранние лагеря финансировались из регионального бюджета, а не из государственного. Наконец, как отмечает Ш. Хердлер, роль «школы Дахау» была преувеличена в мемуарах и показаниях лишь той группы эсесовцев, которые там проходили службу и были близки Эйке по духу, или связям, как например Р. Хесс [3, s. 110]. Таким образом, Лихтен-бург рассматривается ученым как второй, независимый от Дахау, источник формирования элиты и рядовых эсесовцев, оказавший существенное влияние на дальнейшее развитие лагерной системы.
Подводя итого сравнению двух точек зрения, сложившихся в исторической науке, на роль Дахау и Лихтенбурга в генезисе концентрационных лагерей «третьего рейха», следует отметить ряд существенных моментов. Не отрицая влияния Лихтен-бурга, тем не менее, его не стоит преувеличивать. В 1934 г. в Пруссии, под руководством Г. Геринга, так и не было предложено единого плана развития лагерной системы. Сам министр-президент Пруссии выступал за резкое сокращение количества лагерей, считая, что нужно оставить только четыре -Дахау, Папенбург, Зонненбург и Бранденбург. Лих-тенбург даже не рассматривается как лагерь государственного масштаба, имевший влияние [1, с. 234]. Однако назначение Гиммлера начальником политической полиции Пруссии 20 апреля 1934 г. позволило ему остановить процесс сокращения количества лагерей и отдать приказ Эйке на их унификацию по «модели Дахау». И первым лагерем, подлежавшим реформированию, стал именно Лих-тенбург. Для этого с мая по июль 1934 г. комендантом был назначен лично Т. Эйке.
Однако самым главным в вопросе о преимущественной роли Дахау для дальнейшего развития «конвейера смерти» является тот факт, что система, созданная Эйке и распространенная им, в том числе посредством ИКЛ, требовала от всех без исключения эсесовцев, и сотрудников лагеря, откуда бы они не приходили на службу, определенных моделей поведения. В этой связи наличие людей, миновавших Дахау и назначавшихся на руководящие посты других лагерей непосредственно после Лихтенбурга, не играло существенной роли для общих принципов функционирования системы. Да и количество нацистов, прошедших через Дахау или лично отобранных Эйке, на ключевых постах нацистской империи смерти было весьма существенным, для того чтобы влиять на ее эволюцию.
Библиографический список
1. КотекЖ., Ригуло П. Век лагерей: лишение свободы, концентрация, уничтожение. Сто лет злодеяний. - М.: Текст, 2003. - 687 с.
16
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2013
2. Комендант Освенцима. Автобиографические записки Р. Гесса. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: //gulag. narod.ru / hoess / (дата обращения 23.01.2012)
3. Hördler S. Before the Holocaust: Concentration Camp Lichtenburg and the Evolution of the Nazi Camp System // Holocaust and Genocide Studies. Spring 2011. - P. 100-126.
4. Lexikon des Holocaust / Hrsg. Benz W. -München: Verlag C.H. Beck oHG, 2002. - 262 s.
5. Münchner Neueste Nachrichten. - 21 März 1933.
6. Orth K. Das System der nationalsozialistischen Konzentrationslager. Hamburg: Hamburger Edition, 1999. - 396 s.
7. Orth K. Die Konzentrationslager-SS. Göttingen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 2004. - 396 s.
8. Richardi H.-G Schule der Gewalt. Die Anfänge des Konzentrationslagers Dachau 1933-1945. Ein dokumentarischer Bericht. - München: Beck, 1983. -331 s.
УДК 947
Бушуев Иван Алексеевич
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ЦЕНТРА И ПРОВИНЦИИ В КОНТЕКСТЕ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСОВ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
В статье проанализированы наиболее важные аспекты взаимодействия центра и провинции в контексте изучения вопросов повседневной жизни. Автор рассматривает различные стороны отношений между столицами и периферией, а также изучает их влияние на основные бытовые процессы, происходящие в обществе.
Ключевые слова: повседневность, столица, периферия, центр, провинция.
Российская провинция - уникальное явление. Противоположность столичного и периферийного пространства - один из базовых принципов организации социума российского государства на всех этапах его развития. Взаимоотношения центра и провинции могут быть рассмотрены с различных аспектов (социальнополитический, экономический и др.), однако нас более интересуют вопросы, связанные непосредственно с культурно-бытовой и повседневной жизнью. Под провинциалом зачастую подразумевается человек, чей культурный уровень довольно-таки низок, а его жизненный уклад и традиционные воззрения не позволяют признать его «современным», в то время как сама провинция архаична, консервативна, подвержена застою.
Изучение истории повседневности - это анализ внутренних мотивов человеческой деятельности, непосредственно влияющих на течение исторического процесса на макроуровне. В данном контексте человек рассматривается не только как объект воздействия, но и как субъект, своей деятельностью созидающий и меняющий окружающую его действительность в рамках того или иного хронологического периода.
Само понятие «повседневность» имеет множество трактовок в рамках различных гуманитарных наук. В словаре синонимов оно определяется как «(житейская или жизненная) проза, проза жизни, житейские мелочи, будни, обыденщина» [1, с. 335]. В данном определении нет даже намека на то, что каждодневный быт всего человечества в целом и отдельного индивида в частности складывается в течение всего исторического процесса. Каждый имеет собственное сознание, потребности и мотива-
цию, ищет пути к обустройству собственной жизни и т.д. Ментальная и психологическая составляющие происходящих вокруг нас событий - априори важнейшие факторы всех текущих процессов. В толковом словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой даётся следующая, довольно такие краткая трактовка термина - «бытовая сторона жизни» [13, с. 250]. А вот прилагательное «повседневный» определяется в двух значениях: «1. Осуществляемый изо дня в день. 2. Бывающий всегда, обычный» [13, с. 250].
Энциклопедический словарь современной западной философии представляет нам следующее определение: «Повседневность - понятие, применяемое в современных социальных науках (истории, социологии, философии, социальной и культурной антропологии) для обозначения целостной социокультурной реальности, рассматриваемой в качестве “естественной” предпосылки всякого человеческого знания и действия» [16, с. 169-170].
С культурной точки зрения, «повседневность» -это «характеристика обыденной рутинной части (большей по времени) жизни человека, которая в силу своей тривиальности, примитивной утилитарности, серой внесобытийности, монотонности остается практически незамеченной самим человеком (и его окружением), протекает автоматически, как правило не фиксируется сознанием [18, с. 339]. Типичность происходящего жизненного цикла зачастую оставляет его за бортом серьёзным научных исследований. Но также вне поля зрения порой остаётся и тот факт, что именно та самая «внесобытийность» влияет на ценностные установки и отношение человека непосредственно к «фундаментальному» и «событийному».
© Бушуев И.А., 2013
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2013
17