CC BY
37
УДК 811.161.1’373.2
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ В ОДЕЖДЕ СЛОВА
В. П. Васильев, Э. В. Васильева
THE NATIVE LAND THROUGH THE WORD
V. P. Vasilyev, E. V. Vasilyeva
В рецензии оценивается уровень, новизна и результативность исследования микротопонимии замкнутой территории с позиции современных требований и нужд языкознания.
The rerieu centres on the level, novelty and result characteristics of the research of the microtoponims, functioning in a separate area. The research is based on the present-day linguistic analysis methodology and methods.
Ключевые слова: микротопонимия, языковая картина мира, концепты «пространство», «время», «человек», «число», «сакральность».
Keywords: microtoponimia, the lingvistic picture of the world, the concepts «spase», «time»,«man», «gumber», «sacral».
Топонимическое «безвременье», сложившееся в русском языкознании на рубеже веков [1], преодолевается в новом тысячелетии рядом знаменательных работ по изучению географических названий России, соответствующему современному идеалу научного знания [2; 3; 4; 7]. Прорыв в топонимике к новому пониманию языка и его роли в жизни общества осуществляется благодаря двум обстоятельствам - накоплению научными школами и центрами значительного топонимического материала, вызвавшего новые аспекты его анализа, и продуктивной интеграции топонимики с этнолингвистикой, когнитивной лингвистикой и лингво-культурологией.
Образцом воплощения подобного двуединства является монографическое исследование Л. А. Климковой, посвящённое изучению нижегородской микротопонимии как региональному фрагменту языковой картины мира (ЯКМ).
В нём онимы, обозначающие архитектонику освоенной человеком земли, рассматриваются с позиции теоретических принципов традиционной и обновлённой лингвистики. Это означает, что микротопонимы анализируются не только как единицы системно-структурной организации языка, но и как элементы лингвокультурного пространства, которые, воплощая когнитивно-вербальные представления о видении мира диалектной общностью, включают в себя переработанные и репрезентированные знания об окружающей действительности (систему знаний), различную степень информированности носителя языка о номинированном локусе, отношение в крестьянской культуре к ценностям, выработанные и закреплённые нормы и традиции [5, с. 54]. Таким образом, проблемно-тематические ориентации исследования направлены на культурно-исторически обусловленные когнитивные модели, проявленные микротопонимией в лексической системе и дискурсе как формах её бытия.
Монографическое исследование предваряется основательными сведениями по истории, географии, этнографии особого ареального единства южных районов Нижегородщины и характеристикой лингвистического изучения региона на протяжении по-
лутора веков. Автор определяет место и способы описания онимического (микротопонимического) фрагмента «языка повседневности сельских жителей», бытующего в середине - второй половине XX в.
Содержание работы умещается в двух разделах
- методолого-теоретическом и исследовательском, знакомящем с микротопонимией Окско-Волжско-Сурского междуречья в языковом и концептуальном аспектах. Производит впечатление обширнейший научный контекст (более полутысячи источников), в который включается работа, и её насыщенность взглядами, концепциями, аспектами рассмотрения и пр. Исходя из имеющихся в научной литературе данных, а также опираясь на собственные наблюдения и предшествующие многолетние разыскания, авторы предоставляют читателю широкую панораму микротопонимии края, которая мастерски укладывается в четыре концептуальных русла: пространство, время, человек, число и со-кральность - чему соответствуют четыре аналитические главы. В них исследовательское внимание сосредоточивается на раскрытии особенностей региональной ЯКМ через вербализацию микротопонимами её ключевых представлений о мире.
Для решения фундаментальной проблемы, поставленной в книге, Л. А. Климкова привлекает к рассмотрению внушительный по своему богатству и разнообразию микротопонимический материал, потребовавший долговременного сбора и титанического труда по обработке и систематизации. Предварительное лексикографическое запечатле-ние огромного корпуса региональных номинаций (18 тыс. единиц) в отраслевом словаре [6] по меркам одного составителя выглядит весьма солидным. Основательность фактологической и научной базы красноречиво свидетельствует о подвижничестве учёного, исключает возможность произвольных построений и выводов, служит их дополнительной аргументацией. Систематически проводимая связь обсуждения общих вопросов и конкретного анализа - безусловное достоинство монографии. Вместе с тем осуществлённый анализ воплощает индивидуальный исследовательский ракурс автора, что повышает уровень работы.
В первом разделе формируются основные «интонации» исследования, делаются промеры общих проблем (картина мира, проприальность как категория, синкретичность номинации в микротопонимии и т. п.) и оттачивается собственный методологический и методический инструментарий. Обращают на себя внимание и заслуживают положительной оценки следующие моменты: выделение в качестве единицы анализа микротопонимических комплексов, позволяющих произвести статикодинамические наблюдения и выйти на широкие горизонты этнолингвокультурологических, историколингвистических, культурно-исторических обобщений; сочетание системно-семасиологического, ономасиологического и когнитивно-дискурсивного анализов (учёт экстралингвистических факторов при лингвистическом анализе; опора на пропозиции, которые подтверждают или вскрывают суть микротопонима как локализатора, выявляют меру субъективности и объективности, абсолютности и относительности оценок и их совмещение); приспособление теории поля к онимическому анализу, установление динамики ядра/ периферии для мик-ро-, мезо- и макротерритории и т. д.
Центральное место в исследовательском разделе бесспорно и закономерно занимает концепт пространство, поскольку он является онтологической сутью физико-географического континуума, «субъекты» которого становятся объектами микротопо-нимической номинации. Здесь автору приходится преодолевать весьма прихотливое разнообразие эмпирики, способное привести в отчаяние любого систематизатора, стремящегося к классификационной логике. Массив нижегородских микротопонимов сводится учёным в многомерный строй онимов с различными проекциями и срезами, помогающими показать его в разных поворотах и глубинах. Л. А. Климкову интересует, как именуются микротопо-объекты с точки зрения их местонахождения, направления расположения, размера и формы. Самой представительной, как выясняется, становится мик-ротопонимическая квалификация местонахожде-
ния, в которой задействуются номинанты, производные от разных частей речи (Грань, Околица, Выселки, Дальний родник, Шестое поле), неодиноко-вые по словообразовательной структуре и способам словообразования, являющиеся различными грамматическими конструкциями, образующими разные тематические группы производящих апеллятивов с общим пространственным (Середина, Куток) и непространственным значением (Грачи, Комаровка).
В изумительном калейдоскопе имен и именований реалий окружающей среды автору удается уловить мотивы, релевантные для номинации и номинативного картинирования: субстантив с пространственным значением, девербатив, ориентированные наименования, адъективы-квалификаторы и параметрические прилагательные, а также квантита-тивы, зоонимы и отмакротопонимические единицы.
Средства выражения других пространственных параметров в Окско-Волжско-Сурской микротопонимии объективно более однообразны. Исследова-
тель констатирует такое преимущественное обозначение направления расположения объекта, как отсуб-стантивные или отадъективные единицы со значением сторон света или их заместители (юг, южный, Солнешная улица, Красная Полянка) при нехарактер-ности именований правый, левый и амбивалентности юга и востока, севера и запада. А для обозначения размера микротопонимического пространства указываются параметрические прилагательные, причем, как правило, являющиеся именами объектов большого размера и / или имеющих большую горизонтальную протяженность (длинных и широких). В качестве маркёров формы микротопонимов называются параметрические адъективы (кривой, прямой, круглый, острый), субстантивные метафоры круга (Глобус ‘о поле’, Котёл ‘о лесе’), сужения (Клин ‘о лесе’) и пересечения (Кресты). Всё это находит убедительную внелингвистическую аргументацию.
В итоге анализа концепта обнаруживается сложная гамма пространственных характеристик микро-топообъектов, образующих полевую структуру с тремя дистанционными поясами, из которых детальной номинативной разработанностью отличаются ядерная зона и ближний дистанционный пояс как основа жизненного пространства человека. Исследователь вскрывает центробежное картинирование сельской местности, в котором номинационным ядром служит дом коллективного субъекта. Микрототопо-нимическая система обрисовывает пространство, отражая способ застройки, тип его физического и социального освоения, что порождает яркие языковые образы задних и близких объектов. Превалирование признаков, кладущихся в основу номинации локуса, объективно объясняется особенностями равнинного рельефа, субъективно потребностями хозяйственной деятельности и особенностями мироощущения земледельца. Отсюда проистекает языковое отображение одного из регионов Поволжья как пространственной горизонтали.
При микротопонимической репрезентации концепта человек, исследователь получает большую возможность прямого выхода в этнолингво-культурологическую эвристическую нишу. Л. А. Климкова рассматривает человека как индивидуума, как часть этноса, социума, гендера. Дополнительно в связи с этим ею осмысливается кон-нотативное сопровождение ономастикона. В результате устанавливается этнохронотоп (специфика демографической ситуации региона в разные исторические периоды и факт исконности финноугорского населения на, по преимуществу, русскоязычной территории), который, усложняясь за счет социумного и гендерного аспектов рассмотрения, утверждается как андрологический этносоци-охронотоп, подчеркивающий значимость таких верифицированных языком культурно-исторических параметров личности, как общественное, имущественное положение, род хозяйственной деятельности мужского населения: Уланиха, Казачий пруд, Стрелецкая слобода, Ямское поле, Лесникова поляна, Пастуший дол, Солдатский куст, Богатый посёлок, Голошубиха, Дьячково, Попов пруд и т. д.
Андроцентричность описываемого сегмента мик-ротопонимического фрагмента ЯКМ усиливают обозначения, связанные с трудовой деятельностью местного населения: Конопляная, Калилка, Торфяники, Угольная Яма, Бортная улица, Пчельнишна вершина, Бондарка, Лубяной враг, Мочилище, Дегтярное поле, Поруб.
В микротопонимии автору удаётся, кроме того, пронаблюдать социально- и историко-экономическое устройство края в прошлом (Графининские ключи, Дворянский лес, Барский посад, Царева чащоба, Князев родник) с его атрибутами и событиями (Псарный пруд, Пасьяново, Спорный враг, Сто-лыпино, Отрезные участки), проследить свидетельства общинного уклада жизни селян и единоличного хозяйствования (Удельный просек, Мирской пруд, Казенная сторона, Местный колодезь, Душевая земля). Особую социокультурную значимость приобретает вскрытая оппозиция богатый ’имеющий землю’ - бедный ’безземельный’.
Самым объёмным в рамках вербализаторов анализируемого концепта является отэпонимиче-ский блок микротопонимов. В таких онимах фиксируется отношение к географическому объекту индивидуального лица, чьим именем, отчеством, прозвищем или чьей фамилией он поименован (Иванушкин кордон, Киселёв пруд, Луконькина дорога, Катюхин колодец), что обычно происходит по принципу пространственной смежности. См.: Жуково болото: Тут на углу какой-то Жуков жил, вот и Жуково болото (Липовка Ард.). Приводимые дискурсные данные параллельно дают информацию об имущественном, социальном статусе лица, имя которого используется, его возрасте, профессии и пр., чем обогащают и завершают эскизы по-именования: Козлова роща. Абъездчиком был, паля абъезжал, патаму и назвали Казлова роща (Пуш-карка Арз.). Отэпонимические микротопонимы фиксируют также имена первонасельников и/или обусловлены экстремальным эпизодом частной жизни, оставившим след в коллективной памяти.
В индивидуумном аспекте отантропонимических номинаций исследователь вполне уместно усматривает коннотативное созначение, свойственное име-нам-гипокористикам: Машенькин проулок, Пелаге-юшкин пруд, Гришутин колодец. Вместе с тем функциональный регистр изобразительности, на наш взгляд, содержит в себе самостоятельный ономастический «слой», имеющий свой резерв номинативных средств и захватывающий также другие концепты (см. метафора: Голенище ‘ о части деревни’, демину-тивы: Голубое донышко ‘об озере’, вторичная про-приальная номинация: Шанхай) или занимающий межконцептуальную зону (см. эпитет: Вшивый пруд).
В связи с многообразием проявления концепта время, отрефлектированном в различных темпоральных концепциях, автор осмысливает его в восполняющих друг друга аспектах - проприальном, апеллятивном и дискурсивном, каждый из которых характеризуется своей спецификой в репрезентации времени. При этом он исходит из понимания изоморфизма разнообразных моделей времени и
многообразия средств его выражения. Детально проводя как пословный, так и групповой анализ темпоративов, учёный вскрывает их смысловую природу, семантическую диалектику и синкретизм, тем самым задаёт языковые основания для установления степени разработанности параметров членения времени, его концептуального облика в ядерном и периферийном отображении.
Наиболее податливым для обнаружения «тайн» темпоральной ЯКМ, как мы понимаем, является её апеллятивный план. Соответствующая ему идеографическая упорядоченность времяобозначений материализует больший набор шкал времени в отдельности и совмещённо: ср. суточная (заря, рассвет, утро...), сезонная (зима, зимой...), календарная (январь, февраль.), событийная (пробуждение, начало и окончание трудовой деятельности). и - суточная + событийная (заря - пробуждение, дойка и выгон коров на пастбище; утро - топка печи, стряпня, наряд на работу и т. д.), сезонная + календарная (в мае мы сё картошку-ту сажам) и др. Вместе с тем отмечается, что цикличность крестьянского бытия сосуществует с его линейным измерением (давно - сейчас - потом, старый - новый), и показывается языковая связанность того и другого (см. лексему новый).
В дискурсивном плане время рассматривается в связи с семиозисом микротопонима, его дальнейшей жизнью как знака. Дискурсивный разворот микротопонима с учётом поддерживающих его апеллятивов обнажает «отношения названия объекта к тому или иному времени, времени состоявшейся референции и отнесения её к точке отсчёта» [7, с. 228]. Однако роль микротопонима и его текста, как убедительно продемонстрировано в исследовании, во всём этом неодинакова. К примеру, живой внутренней формой онима Колхозный пруд объективируется его временная локализация (во время существования колхоза), а в тексте раскрывается событийный фон референции (вырыли пруд) и время оценки присвоения номинации референту (при колхозе). Однако признаётся всеобъемлющей роль дискурса, так как в нём фиксируются «все временные вехи жизни названия и его внутренней формы» [7, с. 229]. С помощью различного временного строя предложений, наполняемости их глагольными и наречными показателями, а также характера использования этих показателей реализуются неодинаковые возможности и источники для опоры временной референции собственного имени. Нередко при его концептуализации требуется апелляция к концептам памяти, движения, возраста человека.
Категориальная интерпретация географических микрообъектов, как свидетельствует работа, в основном сводится к их характеризации на шкале линейного времени. В такой темпоральной манифестации микротопонимов прежде всего отмечается участие единиц старый - новый, которые в своём прототипическом значении передают семы ‘ давно ’-‘недавно’, ‘раньше’- ‘позже’, ‘прежде’- ‘теперь, сейчас’. Лексема новый, будучи подвижным членом
оппозиции, способным отобразить динамику микротопонима во времени, может заменяться симиляра-ми с видоизменённым ракурсом видения объекта (Молодая роща, Третье поле) или подвергаться темпоральному смещению в сторону позитивной аксиологии или ретроспекции: новый как ‘хороший, лучший’ (Новый пруд); новый как ‘давний’ (Новая дорога), ‘ранний’ или ‘прежний’. Социальными маркёрами времени называются также историзмы (Барынька ‘родник’, Графские ‘часть села’, Овинник ‘место в деревне’), устаревшие слова (Портомойное ‘озеро’) и другие категории слов (Пугачёва гора, Кузнечная улица, Мельников бугор ‘пригорок’, Кооперативная улица, Колхозное болото), определяющие микротопоним в качестве имени отдалённого и недавнего прошлого. Аналоговая смысловая модель как коренная дублируется в оппозициях большой -малый, ближний - дальний.
В меньшей степени в статичной структуре микротопонима живописуются и другие модели времени, такие как: циклическая (Зимник ‘овраг’ < зимник ‘дорога, по которой ездят только зимой’, Полдёнка ‘улица’ < полдень ‘середина дня.’, ‘юг’, Вечная земля ‘поле’), досуговая (Гульбишный овраг, Троицкая ‘улица’), возрастная (Бабушкина поляна ‘луг’).
В процессе подобного анализа проприального компонента регионального языка устанавливается то, что темпоральное картинирование мира покоится на:
а) доминировании линейного времени при существовании мозаичной системы временных моделей;
б) ориентации к ретроспекции (обращённости к опыту и авторитету предков относительно номинации объекта, мотивации названия) на фоне проспективного (до нас - при нас - после нас) как выражению сохранности традиции; в) нерасторжимой связи времени, пространства и человека, или существовании этносоциохронотопа.
Религиозный профиль региональной ЯКМ, символизируемый концептом сакральность, раскрывается через семантику агиомикротопонимов, организованную оппозициями «божественное - инфернальное» (Святой родник, Троицкая околица, Успенский лес, Староверки ‘овраг’ и - Чёртов ров ‘луг’, Водяное болото, Ведьмин враг ‘овраг’), «верхний -нижний (локусы)» (Свят-дух ‘холм’, Святой колодезь и - Шишигин овраг, Чёртов поворот, Русалочный пруд, Чёрный омут). Кроме того, удачно подмечается, что наименования-оппозиты ассоциативно коннотируются осложняющими их семантику микропонятиями: к примеру, Святой родник осмысливается диалектоносителями и как хороший, чистый, целебный и др.
Развёрнутый анализ сакрального корпуса микротопонимов завершается важными для историографии русского крестьянства утверждениями об устойчивой религиозности русской деревни, органически присущей крестьянству, что теснит неоправданно встречающееся мнение о внешнем характере его религиозности, о доминировании право-
славного элемента в языческо-христианском мировоззрении селян, о преобладании идеи святости в номинировании объектов деревенского бытия.
Монография Л. А. Климковой, связанная с одним из перспективных направлений когнитивно и культурно ориентированной теории языка - изучением ЯКМ в статическом и динамическом аспектах, показывает, в каком объёме и какого качества человеческий опыт отражается в онимах замкнутого региона, а также проясняет стоящие за ними приоритеты крестьянской ментальности. Свидетельством этого служит воссозданный автором образ родной земли, несущий, по его мнению, следы серебряного века крестьянства. В свете выявленных ключевых понятий этот образ предстаёт в виде мужицкой Святой Руси с её доминирующим общинным интересом к обжитой равнинной земле как к условию благосостояния для крестьянина-землепашца, Руси, помнящей и чтящей опыт и традиции предков, но неизбежно обновляющейся. В этом, как нам представляется, квинтэссенция интерпретации Л. А. Климковой фрагмента ЯКМ конкретного сельского социума.
Монографией Л. А. Климковой можно демонстрировать то, что топонимика, изучая язык земли на основе дискурсивной очевидности русскоговоря-щих, отражающей как общественное, так и персональное сознание, не отрывается от реальной жизни, от сферы бытия конкретных людей, тем самым устанавливает смысловую связь науки с жизненным миром и утверждает её человеческую размерность. Топонимисты в лице Л. А. Климковой успешно вступили на широкое поле деятельности «антропологов от лингвистики», реализуя их установки через когнитивное изучение языка в его семиотической и дискурсивной реализациях, объективирующих познавательную сферу человека и концепты его сознания.
Литература
1. Березович, Е. Л. Русская ономастика на современном этапе / Е. Л. Березович // Изв. РАН. Сер. Лит. и яз. - 2000. - № 6. - С. 34 - 46.
2. Березович, Е. Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте / Е. Л. Березович. -Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. - 532 с.
3. Васильева, С. П. Русская топонимия Прие-нисейской Сибири: картина мира / С. П. Васильева: автореф. дис. . д-ра филол. наук. - Тюмень, 2006.
4. Дмитриева, Л. М. Онтологическое и ментальное бытие топонимической системы / Л. М. Дмитриева: дис. ... д-ра филол. наук. - Барнаул, 2002. - 367 с.
5. Евтеев, С. В. Интеркультура и перевод /
С. В. Евтеев // Ментальность. Коммуникация. Перевод. - М.: ИНИОН РАН, 2008. - С. 51 - 63.
6. Климкова, Л. А. Микротопонимический словарь Нижегородской области / Л. А. Климкова.
- Арзамас: МПГУ: АГПИ, 2006. - Т. 1 - 3.
7. Климкова, Л. А. Нижегородская микротопонимия в языковой картине мира / Л. А. Климко-ва. - М.: МПГУ, Арзамас: АГПИ, 2007. - 394 с.
