95
УДК 1 (091) (47) «1900/1917» : 316.343.652
Т. И. Лузина
«Религиозный максимализм» русской интеллигенции
в начале XX в.
В статье рассматриваются идеи петербургской группы богоискателей во главе с Д. С. Мережковским. Подчеркивается, что религиозное творчество богоискателей пропитано духом и настроениями той части русской интеллигенции, которая грезила мечтами о религиозном возрождении Отечества. Особое внимание уделяется характеристике взглядов В. П. Свенцицкого, подчинившего свою судьбу делу всеобщего христианского служения.
The article deals with the ideas of the Petersburg group of God-seekers headed by D. S. Merezhkovsky, the author paying special attention to the description of the views of V. P. Sventsitsky who devoted his life to the cause of Universal Christian Ministry.
Ключевые слова: русская культура, интеллигенция, религиозные искания, богоискательство, новое религиозное сознание, христианские ценности.
Key words: Russian culture, intelligentsia, religious quest, God-seeking, new religious consciousness, Christian values.
В русской культуре начало двадцатого столетия ознаменовано драматичными идейными столкновениями. Творческие искания русской интеллигенции того времени оцениваются в рамках одного из значительных в культурной истории России явлений, получивших название «русский духовный ренессанс». Среди этих исканий - идея о том, что человечеству требуются новая религиозность, новое религиозное мышление, которые внесут позитивный вклад в повседневную жизнь людей. Не отказываясь от культурного наследия и ценностей христианства, интеллектуалы считали необходимым появление новой религиозной мысли, которая позволила бы человеку приспособиться к существующим реалиям бытия, к столь трагическому и неподлинному миру.
Русская религиозная интеллигенция начала XX в. отчаянно искала пути применения своих творческих планов. Ее мечты о светлом будущем и стремление приблизить его, напряженное искание Царства Божьего и жажда Богочеловеческого пути развития, «религиозное беспокойство» и надежда стать реальной силой истории были попыт-
© Лузина Т. И., 2015
96
ками выхода из создавшегося мировоззренческого тупика, свидетельствами убежденности в том, что нет культуры без религии, без нравственных идеалов и ценностей подлинного христианства. Ощущая себя частью церковного народа, она настойчиво стремилась осуществить свою пророческую, как ей казалось, миссию в духовном преображении общества.
Российские интеллектуалы того времени, люди «нового сознания», призванные, как они искренне полагали, к подвигу на благо человека и человечества и долженствующие утвердить в жизни абсолютные ценности и достоинства человеческой личности, стали активно объединяться в религиозно-философские кружки и общества. В условиях нараставшего в России политического противостояния деятельная активность русской религиозной интеллигенции была связана с появлением так называемого «нового религиозного сознания». Этико-философская доктрина, которую предложили богоискатели-интеллигенты начала XX в., была, по мысли ее создателей, своеобразным средством преодоления конфликта между человеком и миром, обществом и личностью. Острое предчувствие страшных коллизий и катастрофических потрясений побуждало стремление к поиску спасения, которое виделось только в одном - в Боге. К Богу нельзя придти без Христа и нового религиозного сознания, - утверждал Д. С. Мережковский. Он и его единомышленники представляли так называемое богоискательство - религиозно-философское течение в России рубежа XIX-XX вв., отразившее духовную неудовлетворенность интеллигенции.
Богоискательство было явлением сложным и крайне противоречивым, разнородным и по своему составу, и по характеру идей. Эти идеи рождались и менялись в зависимости от формирующейся общественно-политической ситуации в стране. Богоискатели из среды интеллигенции желали истинного христианства и пытались реконструировать религиозное сознание, поскольку именно в этом видели условия позитивных общественных преобразований на благо человека и всего человечества. Признание человеком внутреннего божественного присутствия делало возможным ощущение полно-кровности жизненного существования. Вера, христианское сознание и нормы христианской жизни, духовные состояния, поднимающие человека с земли и приближающие его к Богу, требовали всестороннего укрепления личности, особой духовной самоорганизации. В исканиях, сомнениях и отрицаниях религиозной интеллигенции начала XX в. обнаруживалось желание правды, которая даруется только Богом.
97
Яркие представители «нового религиозного сознания» - петербургская группа богоискателей (Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, Д. Ф. Философов и их сторонники) - с помощью нравственных усилий и опираясь на христианскую религию, стремились к осуществлению новой религиозной действительности. Главным для богоискателей, увлеченных идеями обновления христианства, выступала духовная свобода «религиозно-полноценной» личности. Подчеркивая, что целостность человека как личности проявляется в его способности к творческой деятельности, богоискатели предлагали говорить о том, что христианская антропология должна преодолеть представления о пассивности религиозного субъекта и поставить вопрос о его творческой активности. Они настаивали на том, что творческий акт возможен только благодаря свободному раскрытию внутренне присущей человеку религиозности.
Идею творческой свободы личности религиозная интеллигенция выдвинула в качестве альтернативы идее «законченности творения» православия. Ратуя за религиозное возрождение России, богоискатели заявляли о том, что только христианская общественность спасет Отечество, а истинно религиозное движение должно быть связано с общественно-историческими задачами своего времени, именно в этом залог его жизненности. Идеи религиозной общественности утверждались в тон с проповедью религиозного освящения жизни и культуры. Богоискатели настаивали: христианство - это религия любви и призывает всех к осуществлению Царства Божьего на земле, мира и согласия среди людей, а поэтому предполагает социальный прогресс и активное участие каждого человека в общественных преобразованиях. Для Мережковского идеалом религиозной общественности была теократия, понимаемая как «безгранично свободная» общественность, отрицающая любую внешнюю власть. По его мнению, новая христианская общественность предполагала реформированную церковь, соединенную с духовно преобразованным на основе нового религиозного сознания обществом. Предчувствие наступления новой религиозной эпохи Духа выразилось постановкой вопроса о том, возможна ли религиозная новизна в рамках исторического христианства? Для богоискателей из среды интеллигенции историческое христианство не было религией истинной. В их понимании, истинной могла быть религия Святого Духа, в которой церковь есть «царство небесноземное, духовно-плотское». Богоискатели критиковали официальное православие за то, что оно утратило связь с земным существованием и забыло о земной жизни. Они открыто заявляли о «свободной церкви», настаивая на том, что церковь начинается там, где человек непосредственно соприкасается с Богом.
98
В 1906-1908 гг. Д. С. Мережковский писал о религиозной революции, религиозной общественности и о «Третьем завете» как неохристианской религии Св. Духа в своих работах: «Пророк русской революции», «Грядущий Хам», «Не мир, но меч». Тогда он считал, что между «безгосударственным духом» интеллигенции и религиозным анархизмом Л.Н. Толстого должна существовать какая-то связь. Он пытался отыскать основания «религиозной революционности» русской интеллигенции:
«По толстовскому анархизму и родственным ему сектам - духоборчеству, молоканству, штунде - нельзя ли заключить о том, что религиознореволюционный максимализм русской интеллигенции уходит корнями своими в глубину стихии народной?» [2, с. 81].
Мережковский верил, что только религиозная общественность выступает условием религиозного возрождения России. Для этого в первую очередь следует пробудить религиозное сознание в русской интеллигенции. По мысли Мережковского, именно религиозное возрождение воплотило бы общую идею, объединяющую интеллигенцию, церковь и народ.
В 1907 г. на страницах еженедельника «Век» развернулась острая полемика между Д. В. Философовым (единомышленником Д. С. Мережковского) и В. П. Свенцицким. Свенцицкий приобрел известность в религиозно-философских кругах Москвы и Петербурга начала ХХ в. благодаря своим умственным и проповедническим способностям. Он относил себя к людям новой эпохи, стоящим на рубеже новой религиозности, и все свои таланты и дарования пытался реализовать в русле религиозно-общественной деятельности. Его творчество проникнуто духом и настроениями той части русской интеллигенции, которая грезила мечтами о религиозном возрождении Отечества, подчиняя свою судьбу делу всеобщего христианского служения.
В опубликованной в «Веке» статье Д. В. Философова под названием «Церковь и революция» [12] отстаивался тезис о реакционности церкви. Акцент на проблеме религиозной общественности был сделан исходя из утверждения петербургских интеллигентов-богоискателей о кровной связи самодержавной власти и православия. По поводу статьи Философова с критикой представителей «нового религиозного сознания» за их неприятие исторического христианства и отталкивание от церкви выступил Свенцицкий [4], настойчиво заявляя о том, что новым должно быть не религиозное сознание, а «религиозное делание».
Появившиеся в печати публикации так взволновали Н.А. Бердяева, что философ решил принять участие в этой полемике. В своей статье «К вопросу об отношении христианства к общественности»
99
Бердяев подчеркивал, что «нападающий на православие» Философов и «защищающий православие» Свенцицкий, затрагивающие очень важные для обсуждения вопросы, не говорят о самом главном - что есть православие, что такое православная церковь?
«Современные реформаторы и обновленцы находят возможным отнимать от православия все неприятные им свойства и оставлять лишь то, что им нравится, равно как и прибавлять, обогащать православие отрадными завоеваниями прогресса» [1, с. 371].
По мнению Бердяева, Свенцицкий - наиболее революционно настроенный реформатор, в нем «слишком чувствуется психология соц.-революционера или соц.-демократа, своеобразный душевный уклад русского радикального интеллигента» [1, с. 373]; а Философов стремится религиозно оправдать христианство, подчиняя его общественности. Бердяев стремился доказать Философову и Свенцицкому, которые были увлечены революцией, важность понимания того, что истина религии Богочеловечества несоизмерима ни с революцией, ни с абсолютизмом государственности. Он категорически заявляет, что борьба революции и самодержавия, прогресса и реакции - это борьба самоутверждающейся человеческой воли с обеих сторон. Действуя в своих собственных интересах, эти самоутверждающиеся человеческие воли - революция и самодержавие - обоготворяют себя и препятствуют Божественному провидению. По мнению Бердяева, христианин не может быть революционером, поскольку нельзя «насилием вымогать общественную правду» [1, с. 373]. Он предостерегает Свенцицкого и Философова от религиозного радикализма, подчеркивая, что политическая экзальтация никак не совместима с религиозным вдохновением:
«Истинно нового, религиозно-нового, преодолевающего "историческое" христианство нужно ждать в органической связи со старой святыней, с тем, что добыто уже религиозным опытом» [1, с. 374].
На статью Бердяева последовал ответ Свенцицкого, который подчеркивал свое несогласие с Философовым в вопросах о самодержавии и о необходимости разрыва с церковью, провозглашая новые идеи в области религии.
«Наше разногласие ... там, где мы начинаем выяснять вопрос, поскольку он подлежит философскому раскрытию, вопрос о том, каковы эти новые религиозные откровения, что они должны разрешить, какие ч е л о в е ч е с к и е пути ведут к ним» [5, с. 394].
В ответ Бердяеву Свенцицкий заявлял, что в «новом религиозном сознании» для него нет ничего нового. Он утверждал, что не смешивает Царства Божия с земными временными целями, а к революции
100
относится как к определенному этапу на пути к Богочеловечеству [4, с. 395]. Стоит отметить, что ранние публикации Свенцицкого насыщены призывами к участию церкви в борьбе за новое общественное устройство и светлое будущее. По его мнению, именно церковь должна призывать к реформам и быть руководителем общественности, вести своих членов на борьбу за претворение в жизнь идеалов свободы и справедливости, быть во главе всех дел, которые способствуют улучшению общественной жизни.
Имя Свенцицкого вписано в ряд самых активных и знаковых фигур появившейся в России в начале 1905 г. организации под названием «Христианское братство борьбы». Активисты Братства стремились перенести акценты с борьбы «за хлеб насущный» на борьбу за внесение в реальную жизнь христианских ценностей. Рассуждая о личности и свободе, о церкви и христианской общественности, Свенцицкий стал возвещать о новой религии свободного человека, уповая на победу добра, правды и справедливости в мире. Глубоко и искренне верующий христианин, он был личностью оригинальной и талантливой.
Желая полного и окончательного освобождения мира от рабства греха, страданий и смерти, Свенцицкий утверждал, что духовная жизнь личности - это и есть путь спасения, а духовный переворот в жизни должен начинаться с коренного изменения взгляда на будущее. Чтобы устроить жизнь по-новому, необходимо, по его мнению, в основу всего положить божественную индивидуальность человека.
«Культура душ человеческих - вот новая задача, которая встает перед миром. И религия свободного человека - вот новый путь, который намечается перед людьми» [6, с. 5].
Поиски пути к настоящей праведной жизни побуждали Свенци-цого к размышлениям о человеческой душе как неисчерпаемом источнике сил для выражения новой культуры и новой общественности, созидающих, как он тогда думал, церковь будущего. Он желал и надеялся на то, что спасение принесет церковь, которая призвана решить главную для себя задачу - «раскрыть человека». Ему грезилось, что эта церковь будет притягивать людей к себе и они станут стремиться в храм, где каждый свободно, в «любовном общении с другим» откроет наконец свою душу для главного «дела» -действительной жизни:
«Храм должен быть как бы главой религиозной жизни, церковь должна расшириться и обнять все человеческие отношения. Все должно стать церковным, духовным, общим, все должно стать единой душой, единым сердцем» [7, с. 5].
101
В начале 1908 г. на страницах религиозно-общественного журнала «Живая жизнь», руководителями которого были организаторы и активисты Христианского братства борьбы, появилось «Письмо в редакцию» Свенцицкого, в котором автор сокрушался о том, что его статью «В защиту максимализма Бранда» поняли совсем не так, как он этого хотел:
«Ей придали смысл, до такой степени несоответствующий моим взглядам и чувствам, что я считаю своим нравственным долгом разъяснить возникшее недоразумение, - тем более, что причину этого недоразумения всецело отношу насчет неясности своей статьи» [8, с. 50].
Статья Свенцицкого «В защиту “максимализма” Бранда» была опубликована во втором номере «Живой жизни» за 1907 г. В этом же году в Санкт-Петербурге отдельным изданием публиковалась работа Свенцицкого «Религиозный смысл “Бранда” Ибсена». В форме доклада данный текст был представлен Свенцицким на заседании Московского религиознофилософского общества памяти Вл. Соловьева в феврале 1907 г. Для автора работа, посвященная анализу одного из наиболее значительных произведений известного норвежского драматурга Г. Ибсена «Бранд», была знаковой. Весь пафос драмы Ибсена держится на несгибаемой воле главного героя, пытающегося повести за собой народ. В проповеди и учении Бранда слышен решительный протест против мерзостей современного ему общества, открытый призыв к революционной борьбе за построение нового гармоничного мира. Для Свенцицкого образ Бранда стал примером настоящей жизни, примером трудного пути, лежащего перед каждым христианином: самоотверженной воли, абсолютной правды и настоящей свободы. Он полагал, что раскрыть религиозный смысл «Бранда», значит раскрыть свою собственную религиозную душу.
«Религиозный максимализм» Свенцицкого был болезненным. Глубоко задумываясь над «загадками» русской жизни и вопросами веры, постоянно размышляя о религиозности, о душе и нравственных основаниях религии, о страдании и свободе человеческой личности, Свенцицкий утверждал, что свобода человека составляет основу человеческого бытия и является лучшим свидетельством божественного происхождения человека, залогом его бессмертия. Именно поэтому он настойчиво призывал верующую в Христа интеллигенцию смело идти путем Бранда, не щадя сил, с пламенной надеждой стремиться к «религиозному действованию», к созданию христианской общественности, способной преобразить унылую и жестокую действительность. Свенцицкий времени «голгофского христианства» считал, что будущее всей мировой жизни принадлежит этому народному религиозному движению как выразителю новой идеи о «земном Христе», соединяющему в себе и небо, и землю. Верил в то, что интеллигенции
102
необходимо соединиться с народом, дав ему новую религиозную мысль и вобрав в себя его живое религиозное чувство.
«Идеи о новой земле, о земном Христе, об общественном христианстве, о царстве Божием не только на "небеси", но и на "земли", - идеи Голгофского христианства, когда они дойдут до религиозного сознания народа, они вызовут в нем к жизни скрытые уснувшие религиозные силы» [9, с. 2].
Свенцицкий, как и петербургские богоискатели, опирался на философию Владимира Соловьева, часто цитировал его в своих работах, считая себя его учеником и последователем. Для Свенцицкого вера была главной характеристикой подлинного бытия человека, а самосовершенствование и развитие своей личности - священным долгом человека перед жизнью. Личность есть «самое полное, самое реальное, самое несомненное соединение Земли и Неба, не как двух противоположностей, а как высшей гармонии» [10, с. 8]. Провозглашая новый индивидуализм человека, Свенцицкий стал проповедовать религию «свободного человека» и хотел, чтобы свободный человек, т. е. человек, сознающий себя сыном Божьим и живущий только для вечности, вступил в братское единение со свободными людьми, и эти новые люди привели бы тленный мир к вечной жизни. Категоричная позиция так называемого голгофского и/или свободного христианства была далека от христианской проповеди покорности и смирения. Обосновывая свои идеи о будущем, Свенцицкий отмечал:
«Излагая свою "религию свободного человека", я хочу показать такую религию, такое понимание христианства, которое может служить выражением абсолютных начал человеческой личности» [11, с. 8].
Эмоционально переживая окружающую его общественнополитическую действительность, Свенцицкий в своем мировоззрении стремился соединить «социалистическое» и религиозное. Рассуждая о человеческой душе как неисчерпаемом источнике сил для выражения новой культуры и новой общественности, созидающих церковь будущего, он стремился утвердить в религиозном сознании идею создания нового общества, основанного на социальной справедливости и опирающегося на христианские ценности.
Отношение петербургских богоискателей круга Мережковского к москвичам (Свенцицкий) было неоднозначным. В ранний период своего творчества Мережковский заявил о себе как поэт и литературный критик. Увлекшись идеями народничества, он отправился в путешествие по России с намерением изучения народной религиозности. Пытаясь объяснить «религиозную революционность» русской интеллигенции, он задумывался над тем, не коренится ли религиозно-
103
революционный максимализм русской интеллигенции в глубине народной стихии? Предчувствие наступления новой религиозной эпохи Духа выразилось у него постановкой вопроса о том, возможна ли религиозная новизна в рамках исторического христианства? Мережковский считал, что у русской интеллигенции никогда не было религиозной нейтральности или религиозного безразличия, и видел в религиозном максимализме большую опасность. Исследуя возможности сочетания русской революционной общественности с христианской эсхатологией, он замечал, что если история и не повторяется, то голоса ее постоянно перекликаются во времени. Мережковский подчеркивал, что уже Достоевский гениально предсказал: «"Религиозный максимализм” все чаще идет рука об руку с максимализмом революционным» [3, с. 64].
Современные исследователи справедливо отмечают, что религиозные искания русской интеллигенции начала двадцатого столетия, которые можно рассматривать как некую «революцию духа», вели к появлению новых направлений в религиозном мышлении. Многогранный духовный потенциал, своеобразно проявившийся в индивидуальном творчестве русских религиозных мыслителей, раскрывался в борьбе идей, спорах и исканиях. Деятельность Д. С. Мережковского и его единомышленников в направлении идей нового христианства и религиозно-культурного обновления жизни была предопределена многими обстоятельствами, связанными с изменениями в общественной среде и культурном слое России.
Для продолжателей традиции, идущей от Владимира Соловьева, необходимость переосмысления предшествующего духовного опыта совпала с нацеленностью на религиозное преображение жизни и с мечтой о появлении нового человека. При этом особенно подчеркивалось, что приоритет духовных форм бытия способен открыть миру подлинный смысл человеческого существования и дать пример настоящей благополучной жизни.
Список литературы
1. Бердяев Н. А. К вопросу об отношении христианства к общественности // Век. -1907. - № 24.
2. Мережковский Д. С. Христианские анархисты // В тихом омуте. Статьи и исследования разных лет. - М., 1991.
3. Мережковский Д. С. Еще о «Великой России» // В тихом омуте. Статьи и исследования разных лет. - М., 1991.
4. Свенцицкий Вал. О новом религиозном сознании // Век. -1907. - № 18. -С. 253-255.
5. Свенцицкий Вал. Ответ Н. А. Бердяеву // Век. -1907. - № 25.
104
6. Свенцицкий В. Мерзость и запустение // Новая Земля . -1911. - № 19. -
С. 5.
7. Свенцицкий В. Церковь будущего // Новая Земля. -1911. - № 20. - С. 5.
8. Свенцицкий Вал. Письмо в редакцию // Живая жизнь. -1908. - № 2. -30 янв.
9. Свенцицкий В. Наши ближайшие задачи // Новая Земля. -1911. № 2. С. 2.
10. Свенцицкий В. Человек-сын Божий // Новая Земля. -1911. - № 26. -
С. 8.
11. Свенцицкий В. Кто спасется? // Новая Земля. -1912. - № 9-10. - С. 8.
12. Философов Д. В. Церковь и революция // Век. -1907. - № 18. - С. 251253.