CC BY
13
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2011. № 3
И.В. Павловский
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО
ИСТОРИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ В СВЕТЕ
ДИСКУССИОННЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ
М.В. ЛОМОНОСОВА
Большее количество исторических концепций, выдвинутых М.В. Ломоносовым в его исторических трудах, не упоминаются последующими историками, даже в историографических очерках и главах. Сами эти идеи носят ярко выраженный национально-патриотический характер. Региональные особенности менталитета составляют основу ярко-эмоциональных идей Ломоносова и являются главной причиной того, что эти дискуссионные идеи игнорируются историками.
Ключевые слова: М.В. Ломоносов, древнерусская история, происхождение Руси, призвание варягов, роль русских в европейской истории.
Most of Mikhail Lomonosov's historical conceptions have never been mentioned by following historians, even in historiographical essays or chapters. His ideas are definitely and pronouncedly national and patriotic. National mentality stipulated his highly emotional and disputable ideas, and this is the main reason why they have been ignored by historians.
Key words: Mikhail Lomonosov, old Russian History, origins of Russia, call of Varangians, part that Russians played in European history.
Большую часть научного наследия М.В. Ломоносова составляют труды по естественным наукам, а из гуманитарных наук, видимо, по филологии. Однако и в исторической науке М.В. Ломоносов сказал свое веское слово. И дело даже не в его ярко выраженном патриотическом желании противопоставить норманистской позиции Миллера, Байера и Шлетцера свою первую в нашей исторической науке антинорманистскую концепцию, а в том, что Михайло Васильевич как человек самостоятельного и независимого ума всегда боролся с общепринятыми, но научно недоказуемыми концепциями. В исторической науке XVIII в. были преобладающими европоцентризм, даже, если можно так выразиться, германоцент-ризм, и также ярко выраженная недооценка роли русского и славянских народов вообще в истории Евразии и умаление достоинств характера русского народа. И кажется, вполне можно сказать, что и исторические концепции М.В. Ломоносова, и реакция на них наших соотечественников являются, на мой взгляд, проявлением региональных особенностей ментальности России.
Павловский Игорь Владимирович — докт. ист. наук, проф. кафедры региональных исследований факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова; тел.: 8-914-784-20-33, e-mail: [email protected]
Позднее, в XX в., знаменитый советский историк Б.А. Рыбаков, так же как и М.В. Ломоносов, возмущался преобладанием прогерманского вектора в исторической науке и его малой научной обоснованностью, особенно касаемо ранних этапов существования германских народов, периода III—V вв. н.э., т.е. готского периода. Рыбакова возмущало желание археологов все славянские или неясные археологические культуры Южнорусского региона идентифицировать как готские. До сих пор многие археологи пытаются трактовать так называемую черняховскую археологическую культуру как готскую, а не славянскую1.
Впрочем, научное германофильство касалось не только археологии. Оно касалось всех аспектов гуманитарных наук. Практически никогда и никого, например, не смущало, что в этимологическом словаре Фасмера русское слово хлеб снабжено пометкой — заимствованное из германского, точнее, готского хляйб или хлейб2. При этом ясно, что ни в германском, ни в готском языке однокорен-ных слов хлеб не имеет, зато в русском предостаточно — хлебать, хляби, хлев и т.д. И это еще невзирая на то, что немецкий народ появился в Европе только в начале нашей эры. Рассуждения Цезаря и Тацита о германцах I и II вв. н.э. также наводят на размышления: кого, собственно говоря, имеют в виду римские авторы, описывая германцев? Не только характер человека не меняется в процессе его жизни, но и характер народа остается неизменным в течение всей его истории. А народы, которые описывают Цезарь и Тацит, скорее, по образу жизни и характеру своему напоминают славян, а не германцев. Но допустим, что германские народы сформировались все-таки к концу Великого переселения народов. Но разве их язык в таком контексте может рассматриваться как источник для формирования русского языка в этот период? История славянских языков насчитывает к этому периоду уже несколько тысячелетий3, и они вполне могут рассматриваться нами как языки сформированные. Даже адепты германских языков вынуждены признать,
1 См. дискуссию: Щукин М.Б. Готский путь. Готы, Рим и черняховская культура. СПб., 2005. С. 152—159.
2 Ближайшая этимология: род. п. -а, мн. хлебй, укр. хл1б, блр. хлеб, др.-русск. хлЬбъ, ст.-слав. хлЬбъ, греч. арто^ (Остром., ЕисИ. Sin., Супр.), болг. хляб (Младе-нов 669), с.-хорв. хлеб, хлеб, словен. hieb, род. п. hleba, чеш. chleb, слвц. chlieb, польск. chleb, в.-луж. khleb, н.-луж. chleb, kleb. Дальнейшая этимология: судя по интонации, следует говорить о заимствовании из герм., ср. гот. hlaifs "хлеб"... URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/vasmer/50259/%D1%85%D0%BB%D0%B5%D0%B1
3 См. комментарии О.Н. Трубачева к изысканиям на этот счет американских и французских лингвистов: «Однако вопрос сейчас не в том, что древняя история праславянского может измеряться масштабами II и III тыс. до н.э., а в том, что мы в принципе затрудняемся даже условно датировать "появление" или "выделение" праславянского языка или праславянских диалектов из индоевропейского.» (Тру-бачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. М., 2002. С. 25).
что готская библия Ульфилы IV в. и фрагменты текстов III в. являются самыми ранними памятниками германского языка4. На эту деталь исследователи не обращают особого внимания. Изучая и русскую историю, и русский язык, они пытаются найти заимствование из германских языков. Если это оказывается затруднительно, то тогда на помощь германофильствующим интеллектуалам приходит тюркский язык. Главное для них, чтобы все русское было заимствовано откуда-то. Желание лишить нашу отечественную культуру самостоятельности и найти в ней непременно заимствование было всегда присуще значительной части отечественных интеллектуалов. Любовь к своей культуре и европоцентризм как центробежная и центростремительная силы были свойственны русскому интеллектуалу.
Но в этом сочетании несочетаемого бывают периоды преобладания именно тяги к чужому, желание по достоинству оценить именно европейскую, а не родную культуру. В такой научной атмосфере Михаилу Васильевичу Ломоносову приходилось писать свои работы по русской истории. Как было уже подмечено, он научной фальши не терпел, да и характер у него был задиристый. Отсюда и такое количество ярких выпадов в его исторических сочинениях против исторически состоявшегося в XVIII в. в России германофильства. Из всех тезисов, с которыми М.В. Ломоносов выступал, пытаясь противостоять германофильствующим сочинениям господ миллеров, можно выделить основными следующие.
Призвание Рюрика расценивается не как призвание чужой, германской правящей силы, так как сам Рюрик и весь его род происходят от родственных славяно-прусских корней, а сам Рюрик видится родственником правителя Новгорода Гостомысла. Роль славян в Европе чрезвычайно огромна, а славянское участие в Великом переселении народов и крушении Римской империи представляется как чуть ли не основное. Во всяком случае, славянские элитные воинские подразделения, славянский командный состав в варварских войсках видятся основными5, при этом сами варяги считаются
4 См.: Гухман ММ. Готский язык. М., 1998. С. 20.
5 "Радегаст, славянин именем, родом ружанин, нашествием своим с великим войском произвел несказанный страх в Италии и в самом Риме внутренний бунт между христианами и неверными. Аларик, Рима победитель, почитается от Претория за ружанина, затем что Прокопий оного острова жителей готами именует и что готы к избранию ружанских князей в свои короли склонны были. В пример служат, кроме Радегаста и Аларика, готские короли из Ругии — Губа, Гумулх, Ил-либалд, Видомир, также Одоацер, который с турцилингами, с циррами и герулами напал на Италию, Августула кесаря со владения свергнул, и его падением Римская империя разрушилась. Всего геройства в Италии южных варягов описывать пространно не позволяет место, и разные их проименования скрывают точно принадлежащую им военную славу, которая в Греции была больше ведома" (Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 6. М.; Л., 1952).
однозначно варягами-россами, имеющими общий со славянами язык.
Происхождение славян Ломоносов связывает с древнейшими и игравшими в древности очень важную историческую роль мидий-скими народами. При этом оцениваемые современной наукой как ираноязычные сарматы считаются однозначно славянскими. Подкрепляя свои мысли цитатами из работ античных авторов, Ломоносов связывает происхождение славян с известными библейскими персонажами, такими, как Мосох, сын Ноя, и т.д. Трою считает городом венедов, а следовательно, славян; амазонов в буквальном переводе с греческого — самохвалами и также славянами и т.д.
Картина складывается любопытная, но с трудом представляется современным исследователям достоверной. Ввиду такой просла-вянской или даже прорусской позиции современные историки редко обращаются к выводам М.В. Ломоносова, когда пишут о древнейших этапах развития нашего народа. Очень одиозные выводы делает Михайло Васильевич из работ античных авторов. Сомнение современных исследователей также вызывают слишком смелые и мало соответствующие современным воззрениям отождествления, например, славян и сарматов или чуди со скифами. И хотя Ломоносов пытается опираться на соответствующие цитаты из древних авторов, современные исследователи просто не обсуждают такие пассажи М.В. Ломоносова, считая их устаревшими и не соответствующими действительности.
По этой причине исторические сочинения М.В. Ломоносова оцениваются в современной историографии только как первая, ранняя (читай — устаревшая) критика норманнской теории германских историков России XVIII в. Во всем остальном историки, лингвисты, можно сказать, боятся обратиться к трудам М.В. Ломоносова или сослаться на него. И это относится не только к прозападным исследователям, но и к ученым весьма, если можно так выразиться, патриотического, русофильского научного направления. Так, например, В.А. Чудинов6, доказывающий русское происхождение этрусков, не ссылается на аналогичную позицию М.В. Ломоносова по этому вопросу. Нет ссылок на Ломоносова и у О.Н. Тру-бачева, который развивает многие ломоносовские тезисы в своей работе "Этногенез и культура древнейших славян"; нет упоминания взглядов Ломоносова и у А.В. Назаренко7, который, описывая Европу IX в., считает языком международного общения на Севере русский, именно такой позиции и придерживался М.В. Ломоно-
6 См.: Чудинов В.А. Вернем этрусков Руси: Расшифровка надписей древней цивилизации. М., 2006.
7 См.: Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII веков. М., 2001.
сов. Нет практически никаких ссылок на мнения Ломоносова и у весьма патриотически настроенного Б.А. Рыбакова, хотя именно Ломоносов первым усомнился в правильности позиции Иордана по вопросу огерманского характера тех культур, которые считаются готскими. Складывается такое мнение, что ссылки на труды Ломоносова, опора на его взгляды, даже упоминание его позиции могут снизить научную взвешенность сочинения, привнести в нее некую нотку вненаучного ажиотажа.
Так, приходится констатировать, что большая часть идей М.В. Ломоносова либо частично используется, либо молчаливо принимается. Но при этом ссылок на Ломоносова никогда не бывает. Даже историография как наука строгая странным образом практически не затрагивает всего комплекса идей, высказанных М.В. Ломоносовым. Создается впечатление, будто бы он и не высказывал их никогда. Хотелось бы выразить несколько соображений по поводу природы такого несправедливого отношения к вдохновителю создания МГУ и достоверности некоторых мыслей, высказанных М.В. Ломоносовым.
Следует отметить, что М.В. Ломоносов описал только ранний этап отечественной истории, не выходя хронологически за пределы киевского периода русского исторического полотна. При этом, кажется, основное внимание было уделено именно доисторическому развитию региона и народа. И основным эмоциональным содержанием его работ стало восхищение славой и историческим величием славяно-русского племени. Можно предположить, что именно последняя черта исторических сочинений Ломоносова делает его столь непопулярным даже среди патриотически настроенных историков. Не секрет, что весь русский народ независимо от своего социального страта, скорее, будет относиться к себе уничижительно, чем с восхищением, реагируя на попытки поставить его на одном уровне с иными европейскими народами фразами типа "со свиным рылом в калашный ряд..." и т.д. Идеи русского мессианства среди самих русских людей всегда были крайне непопулярны. Куда нам учить Запад? Нам бы самим уму-разуму набраться. О русской идее или русском мессианстве писали только те немногие русские интеллектуалы, которые, с одной стороны, были испорчены немецкой классической философией, а с другой стороны, измучены этим постоянным русским комплексом неполноценности. Иначе говря, это совсем узкий слой русских интеллектуалов. Большинство же русских писателей, деятелей науки, образования, искусства и т.д. всегда предпочитали самоуничижаться. Как свидетельствует И. Солоневич в "Народной монархии", немцы накануне Второй мировой войны, начитавшись именно русской литературы в лице ее Толстых и Горьких, были убеждены в естественно легкой
победе над Советской Россией. Возражения Солоневича о том, что литература всего лишь кривое зеркало русской души, были встречены небезосновательным высказыванием, что если уж русский народ не горьковский Челкаш, не бомж, занимающийся постоянно саморефлексией, а созидатель, воин и творец, то надо тогда переписать всю русскую литературу8.
Это было сказано потому, что вся русская научная и художественная литература полна желания отечественных мыслителей поуничижаться как можно более. "Унижение паче гордости" свое продемонстрировать, при этом не кому-то еще, а главным образом себе. Михайло Васильевич был человек безжалостный, и он ногой исторических аллюзий наступал на горло русскому человеку, поющему самозабвенно оду своей исторической малозначимости и культурной неполноценности. Возможно, именно это делает Ломоносова таким непопулярным среди певцов русской необыкновенности и непохожести на всех. Судьба, видите ли, всех полюбила, все состоялись, кроме нас. Вспомним, с какой параноидальной настойчивостью П.Я. Чаадаев в своих философических письмах подробно разбирает всю русскую историю и упивается ее непохожестью на историю остальных народов.
А.И. Герцен, подобно П.Я. Чаадаеву, на разные лады распевал ту же трагическую песнь. Под конец жизни, правда, устал от монотонности чувств и сменил их песней об исключительности русской крестьянской общины. Ну ладно, Герцены и Чаадаевы, они все-таки революционеры, разрушители, посмотрим на всю интеллектуальную элиту. Обратимся к произведениям представителей русской литературы середины XIX в. и до рокового рубежа 1917 г. Где мы сможем найти ярко выраженное видение состоятельности русской истории? У Данилевского, у Победоносцева? Про Каткова и Леонтьева даже говорить не буду, а Данилевский и Победоносцев являют пример лишь попытки защитить честное имя русской судьбы и восстановить правду о дарах и благодеяниях для русского народа от Судьбы и Бога. Но это только попытки защититься от нападок, а не попытки обрисовать иное видение русской судьбы. Это реакция, всего лишь реакция на нытье русских писателей. Это не самостоятельная позиция, она вторична по отношению к основному лейтмотиву всей русской интеллектуальной мелодии. Но именно эта песня, эта заунывная мелодия национального позора и была главным объектом нападок Ломоносова-историка. Именно ее он уничтожал своими историческими фактами, не оставляя ей права на существование. Прав ли он был в своей настойчивости? Могли ли его старания привести к воспитательному эффекту и изменить
8 См.: СолоневичИ.Л. Народная монархия. Минск, 1998. С. 158—169.
грустную ментальность отечественных писателей? Конечно, нет, но думается, что Ломоносов "на том стоял и не мог иначе". В этом отношении у М.В. Ломоносова среди русских писателей было только два единомышленника — А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь. Все трое считали русскую историю состоявшейся и в этом отношении не были востребованы отечественными мыслителями.
Итак, перечислим некоторые из ломоносовских идей и попытаемся поразмышлять об их реальности, жизненности. Начнем хотя бы с отождествления Ломоносовым амазонов со славянами. Кажется, что в данном случае Ломоносов из желания приобщить нас к величию мирового исторического действа явно переборщил. Но так может показаться только тем, кто недостаточно знаком с историческими источниками. Ничего невозможного в этой идее на самом деле нет.
Во-первых, и Геродот, и Плиний, и иные греческие писатели — все однозначно помещали амазонок в район Дона. Во-вторых, наши отечественные предания свидетельствуют о том же самом, о чем писали и греки, — о "гинекократуменах, то есть женами обла-даемых" мужах, о перевороте, который однажды устроили русские женщины, временно захватив власть над мужчинами. А постоянные упоминания о "полонянках" — женщинах-богатырях, которые живут где-то южнее Киева женским обществом и настолько хорошо владеют боевыми искусствами, что представляют огромную опасность киевским былинным богатырям? Наконец, вспомним сказку "Морозко". Жена говорит мужу: "Возьми свою родную дочь, отвези ее в лес и привяжи к дереву, чтобы ее волки съели". И муж покорно исполняет все это. Здесь есть какое-то несоответствие русскому национальному характеру? Никакого несоответствия. Амазонки — это русские женщины. Мужей скалками бьют, дома уму-разуму учат, как Василиса Премудрая, да еще и поговорки про них сказывают, что, мол, муж, конечно, голова семье, а женщина — шея, куда повернет голову, то голова-то и видеть будет. В чем же здесь несоответствие исторической, фольклорной и всякой иной источниковедческой действительности и позиции М.В. Ломоносова? Его нет. Немного внимания к источникам — и позиция М.В. Ломоносова становится уже не такой фантастической.
Рассмотрим ломоносовскую идею о варягах-россах. Казалось бы, здесь историческая наука сказала свое веское слово и расставила все точки над "1". Идея о Рюрике — родственнике Гостомысла напоминает всеми осмеянную идею о родоначальнике рода Рюрика — Пруссе, родственнике римского императора Августа. Во-первых, как справедливо писал Ломоносов по таким поводам, если нет доказательств "за", это не означает, что уже автоматически доказано, что это не так. Во-вторых, документы мекленбургских и некото-
рых соседних германских правящих домов говорят однозначно о том, что их носители в век призвания Рюрика на Русь были двуязычными — русскоязычными и германоязычными, а также дву-именными типа Ярослав — Ярослейв, как фигурирует князь Ярослав киевский в скандинавских сагах или Владимир — Вальдемар, речь идет о Владимире Великом9. Но это еще не все. Попробуйте найти где-нибудь в летописи хотя бы намек на присутствие переводчика у призванных варягов при общении с новгородцами, смолянами или киевлянами. Не найдете. Там таких пассажей нет, в то время как слово "толмач" (устный переводчик) было известно летописцу. Другими словами, варяги говорили на том же языке, что и местное население, призвавшее их.
Даже самые последовательные норманисты-западники, такие, как Г.С. Лебедев10, вынуждены признать, что варяги, скорее всего, относятся не к скандинавскому этносу, а, как и военные дружины конца Римской империи — герулов, — вообще не имеют этнической окраски. Военные дружины варягов, россов, ругов, герулов, гетов, тевтонов формировались, как и казаки более поздних времен, из всех возможных народов Евразии. Никакой этническо-государст-венной привязки в Европе не имели и легко перемещались по ее пространству, принося всюду свои принципы — нелюбовь к друидам-волхвам и насаждение повсеместно военно-демократического типа управления. Дело даже не в том, что сама по себе идея родства Рюрика и Гостомысла неневозможна, а в том, что принципы государственного устройства древнего Новгорода и тех дружин, что были призваны с Рюриком, были однотипны. Варяги не проходили долгий этап ассимиляции, привыкая к местным обычаям и языку. Они слились с Русью сразу и без культурного шока. Победив Болгарию Дунайскую, Добрыня и Владимир повели разговор о болгарах, ходивших в кожаных сапогах. И закончили они разговор со вздохом: "Такие не будут нам давать дани: они все в сапогах; пойдем искать лапотников"11. А Добрыня был соратником Све-нельда, который, между прочим, пришел с Рюриком в Новгород, был варягом, если так можно сказать, первого призыва. Да и по ха-
9 В некоторых сагах имена не совпадают даже по звучанию, как, например, в "Саге об Эгиле Одноруком и Асмунде Убийце Берсерков": "Жил конунг по имени Хертрюгг (Бранислав), который правил Русью — обширной, густонаселенной страною, что находится между землей гуннов и Новгородом. У него была жена и две дочери, обеих звали Хильд. Это были красивые добронравные девушки, хорошего воспитания, конунг очень их любил.
Однажды, когда конунг был на охоте, старшая Хильд пошла со своими девушками в ореховую рощу. Она звалась Брюнхильд (Ратибора), потому как была искусна в ратном деле."
10 См.: Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005.
11 Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. I. М., 1988. С. 180.
рактеру прихода Рюрика в Новгород было похоже, что датский конунг Рорик, уволенный в 862 г. Оттоном I со службы в качестве короля Фрайбурга, ушел в родные места на заслуженный отдых. Другими словами, и в этой идее Ломоносова нет ничего из ряда вон выходящего.
А что можно сказать про идею М.В. Ломоносова о том, что славяне руководили нашествием варваров на Римскую империю в период Великого переселения народов? Что Одоакр — славянин или рус? Вот уж действительно Михайло Васильевич явно преувеличил роль наших лапотников в мировой истории. Очень возможно, что Одоакр, как и Ахиллес, не был славяном, но вот какая интересная вещь открывается при рассмотрении тех далеких веков. Топонимика Европы дает нам огромное количество рек, населенных пунктов в тех местах, где расселялись руги, лангобарды и т.д., именно на славянском языке. Римские хронисты, фиксировавшие переговоры Атиллы, гуннского вождя, с папой Целестином, записали слова предводителей гуннов — "весень", "квитень" и т.д. и т.п. Куда же исчезли эти русские завоеватели? Где их следы в истории Европы? Да исчезли, растворились, ассимилировались. Ни у кого из историков не вызывает сомнения тот исторический факт, что практически все население Балканского полуострова в VII в. н.э. было вырезано славянами. А сам полуостров ими заселен. Куда же они исчезли потом? Да никуда, современные греки — их прямые потомки. Так же случилось и с теми славянами, что пришли с Атиллой в V в. в Европу. И тут ничего необыкновенного или невозможного в мыслях Ломоносова также не наблюдается.
Никто из исследователей древности европейской никогда не бывает шокирован мыслью Снорри Стурлосона о том, что обитатели Скандинавии — выходцы из Трои, но аналогичная мысль Ломоносова о русских, тем более подкрепленная ссылками на мнения античных писателей, вызывает почему-то смущение у наших читателей Ломоносова. Ну, а почему нет? Огромное количество деталей нашего устного предания о наших древних временах не может быть объяснено никак, кроме как предположением о том, что в древности русский народ заселял не совсем те территории, что заселяет сейчас. Ну откуда у наших эпических сказаний и просто сказок такое огромное число упоминаний о некоем "море-окияне"? Это какое "море-окиян" имеется в виду — Плещеево озеро, Ладожское? Не просто море, а море-океан! Может быть, это Северный Ледовитый океан? Может быть, еще какой? Русское слово "слон" не имеет аналога ни в каком из языков. Мы знали, что такое слон, иначе бы мы вместе с образом неизвестного нам животного и слово "элефант" взяли. Но нам этого не нужно было. Мы их видели раньше. Где? В Индии? Вопросов много, ответов мало. Попытка
М.В. Ломоносова вывести славян из Мидии, Трои вполне конструктивна и не невозможна для осмысления. Мы действительно плохо знаем свою историю.
Идея Ломоносова, опять же без ссылки на него, о том, что сарматы или роксоланы Северного Кавказа и Дона и есть те самые русы первоначальные, была взята за основу нашим знаменитым иммигрантом историком Г.В. Вернадским. И у читателей Вернадского не вызывает уже никаких нездоровых ассоциаций. Многие идеи М.В. Ломоносова проникли в историческое сознание, но многие еще ждут своего часа. Ведь главная задача, по мнению М.В. Ломоносова, была в том, чтобы русские читатели увидели себя творцами мировой истории: "Посему всяк, кто увидит в российских преданиях равные дела и героев, греческим и римским подобных, унижать нас пред оными причины иметь не будет, но только вину полагать должен на бывший наш недостаток в искусстве, каковым греческие и латинские писатели своих героев в полной славе предали вечности".
Почему же М.В. Ломоносов оказался в таком одиночестве со своими историческими концепциями? Почему их так не спешили признать даже те, кто был близок в своих исторических воззрениях Михаилу Васильевичу? Кажется, на то были и есть весьма веские причины, связанные с особенностями регионального мировосприятия. Речь идет о так называемой дырчатости культур. В каждом языке есть своеобразные грамматические, лексические и прочие лакуны, или "дырки". Для примера можно назвать несколько грамматических "дырок". Так, в русском языке отсутствуют формы множественного числа родительного падежа слов "кочерга" или "мечта". Как бы мы ни пытались сказать: "кочергов", "кочерёжек", "мечт", "мечтов", "мечтей" и т.д., будет все равно неправильно, потому что такой формы в языке нет.
Но возможно ли вообще говорить о "дырчатости" культур? Разве культура, как и язык, может иметь "дырки"? Человечество постоянно общается, мы все время западничаем, англо- и германофиль-ствуем, теряем свою национальную самобытность. Есть ли место в культуре при таких условиях для "дырок"? Можно с уверенностью сказать, что есть. Причем эти "дырки" ничем и никогда не заполняются, а если они исчезают, то на их месте появляются другие, неся какую-то непонятную службу на благо отечественной культуры.
В качестве примера можно назвать такое явление, весьма характерное для стран Западной Европы, как рыцарство, рыцарская честь, рыцарская субординация по отношению к сеньору, рыцарское обхождение с дамами и т.д. Все эти качества, опять-таки не монокультурные, а региональные, присущие многим странам Западной Европы, определили культурное своеобразие этих стран.
Более того, вся система феодализма за свою тысячелетнюю историю определялась именно этими культурными феноменами. Легенды о короле Артуре, песнь о Нибелунгах, французский вариант легенды о Тристане и Изольде, песнь о Роланде, да и мало ли какие еще произведения эпоса и художественного творчества Западной Европы абсолютно потеряли бы всякий смысл, если бы мы изъяли из них все коллизии, связанные с культурным феноменом, в основе которого лежит понятие "рыцарь". Но не только художественная литература этого региона стала бы явлением бесцветным, да и малопонятным; вся политическая жизнь от Британских островов до кутающейся в русские меха Речи Посполитой была бы мгновенно парализована в Средние века, армии перестали бы комплектоваться, налоги — собираться, общество не знало бы, каким кумирам поклоняться, если бы в центре общества не стояла дихотомия "рыцарь и. общество". Рыцарь в Средние века — единственное связующее звено всей экономической и политической системы стран Западной Европы.
Ну, а что в России? Оставим пока страны, лежащие вне диаметральной линии Западная Европа — Россия, в покое. В России не существовало ни такого понятия, ни такого явления. А если мы переместимся на западные рубежи нашей Родины, то такое слово, даже понятие, найдем. По свидетельствам историков Великого княжества Литовского, всей Руси, отошедшей после прихода татаро-монгол к Великому княжеству Литовскому, пришлось примерить на себя этот выглядевший для нее немного маскарадным наряд рыцарства. Но было ли нашему русскому "рыцарству" так же вольготно играть в эти игры, как, скажем, "рыцарству" литовскому, не говоря уже о польском? Многочисленные свидетельства позволяют утверждать, что, во-первых, в эти игры на Западной Руси все-таки играли, а во-вторых, играли не так, как литовцы или поляки. Откроем повесть "Тарас Бульба" Н.В. Гоголя, и мы увидим, как называют себя братья-казаки — "паны-рыцари". Но не будем обманываться внешним совпадением лексической формы. Были ли братья-казаки панами-рыцарями в западноевропейском смысле слова? Был ли им свойствен кодекс чести западного рыцаря? Культ прекрасной дамы западного рыцаря? Или правило западного рыцаря "вассал моего вассала" и т.д.? Может быть, им был свойствен рыцарский этикет?
Это вряд ли. В лучшем случае братья-казаки Н.В. Гоголя напоминали не западных рыцарей, а евразийских богатырей с их совершенно иным кодексом чести, с их любовью к Родине, а не с верностью своему сеньору. Вспоминая русских былинных богатырей, следует обратить внимание на специфическое отношение их и к женщине, и к вопросам чести. Святогор, увидев больную женщину,
которую ему нагадали как его будущую жену, без совестливых переживаний убивает ее своим мечом. Алеша Попович и старший богатырь киевский Добрыня, не стесняясь, убегают от поединка с очень сильной полонянкой, посылая вместо себя на этот страшный бой Илью Муромца, которому смерть в бою на роду не написана. Может быть, они потом переживают о столь постыдном своем поведении? Нисколько, пируют и выселятся. Бегство от полонянки никоим образом не затронуло их богатырскую честь, так же как и убийство женщины, виновной лишь в том, что она предназначалась в жены Святогору. Вопросы чести среди казаков также решаются не по западноевропейским стандартам, а по русским, богатырским.
В XVII в. на Руси наконец стали распространяться западные любовно-приключенческие романы, например "Сказание о Бове королевиче" и т.д. Но посмотрим на русского Бову — он ничем не напоминает свой французский прототип. Главное отличие заключается в том, что из русского повествования изъято все, что относится к понятиям "рыцарь", "рыцарская честь" и т.д. В русском варианте это сказание напоминает хорошо знакомую и совершенно непонятную для французов сказку "поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". А Русь в этот период сильно западничала. Польский язык стал при царях Михаиле и Алексее чуть ли не придворным языком аналогично французскому в более позднее время. Но на Руси существовала региональная, а не этническо-националь-ная глобальная лакуна, широчайшая "дырка" в культуре именно на том месте, где у западных европейцев гордо красовалось слово, понятие и явление "рыцарь". Никакие попытки скопировать данное явление не принесли желаемых результатов. Лакуна есть лакуна. Она может быть необъяснима, но она вполне реальна. Произнесенные вслух слова "рыцарская честь" моментально переносят ум нашего соотечественника далеко на Запад, а слово "рыцарь" без данной романтической коннотации, которая несвойственна реалиям нашей культуры, в лучшем случае вызывает ассоциацию с явлением совсем несимпатичным — в памяти всплывают "псы-рыцари" времен св. благоверного князя Александра Невского.
Странным образом и с идеями, выдвинутыми Ломоносовым, дело обстояло так же. Разработкой русской национальной идеи занимались люди, которые этнически наполовину были немцами, как Иван Ильин, либо, как братья Киреевские, находились под влиянием немецкой классической философии Гегеля или Шеллинга. Если заглянуть в труды Гегеля, Канта, Шеллинга, Гердера, то мы увидим в них оду национальной идее. Ну, у них это, конечно, ода немецкой национальной идее. Но если поменять объект исследования, то оду можно посвятить, скажем, и русской национальной идее. Другими словами, национальная идея в России яв-
ляется типичной лакуной культурного свойства. Ее нет, она не существует сама по себе. Она возникает только в том случае, когда русскую историю, как свою, изучает человек с немецким менталитетом либо человек с немецким научным подходом. Вот как раз М.В. Ломоносов и практиковал подобный немецкий научный подход. Проучившись 12 лет в Германии, получив там диплом, он не разорвал связей с немецкими университетами, а постоянно защищал там свои многочисленные диссертации. Дружил с немцами, был женат на немке и вообще реализовывал в науке, в частности в исторической, немецкий научный подход. Именно поэтому его идеи часто выглядят так экстравагантно, и именно поэтому его идеи не спешат разделить те, кто не находится под влиянием немецкой исторической науки. А те, кто писал о тех же проблемах, что и Ломоносов, писали о них в совершенно ином ключе и обладали совершенно отечественным менталитетом. Я имею в виду Рыбакова, Вернадского, Назаренко, Чудинова и других упомянутых в статье в связи с дискуссионными проблемами русской истории, поднятыми М.В. Ломоносовым.
Список литературы
Гухман М.М. Готский язык. М., 1998.
ЛебедевГ.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005. Ломоносов М.В. Полн. собр. соч. Т. 6. М.; Л., 1952. Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX— XII веков. М., 2001. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 1. М., 1988. Солоневич И.Л. Народная монархия. Минск, 1998. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. М., 2002. Чудинов В.А. Вернем этрусков Руси: Расшифровка надписей древней
цивилизации. М., 2006. Щукин М.Б. Готский путь. Готы, Рим и черняховская культура. СПб., 2005.
