CC BY
18
P.S. В случае неспособности теперь уже новой власти сравнительно быстро решить острейшие социальные и экономические проблемы она также окажется перед угрозой свержения, замены на еще более новую, пока непредсказуемую, но, очевидно, с более радикальным, уже революционно-религиозным настроем.
«Брифинг», Московский центр Карнеги, март 2011, Т. 13, вып. 2.
Рашида Мрасси,
политолог
РЕГИОНАЛЬНЫЕ, ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ И СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ВЕКТОРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ВНЕШ НЕПОЛИТИЧЕСКИЙ КУРС ТУРЦИИ
Анализируя региональную стратегию Турции в ее узком понимании, необходимо выделить три уровня, определяющих выбор ею тех или иных внешнеполитических ориентиров. Первый из этих уровней - международный. Главным фактором здесь является опора Турции на свои оборонные связи с США и на коллективную систему безопасности Североатлантического блока. Второй уровень связан с положением Турции в рамках ближневосточной региональной системы, а третий - это ее отношения с Грецией, омрачаемые проблемами Кипра и Эгейского моря.
Достаточно беглого взгляда на карту региона, чтобы составить ясное представление о значимости в нем Турции. Занимая доминирующее положение в Малой Азии и контролируя проливы, Турция является связующим звеном между Балканскими странами и Ближневосточным регионом. Существенное значение имеет и то обстоятельство, что Турция граничит на северо-востоке со странами Кавказа, а также имеет общую границу с Сирией, Ираком и Ираном. Кроме того, на северо-западе Турция располагает европейским анклавом, который граничит с Болгарией и Грецией.
Можно сомневаться в том, в какой степени то или иное государство следует включать в данное географическое сообщество. Вместе с тем здесь необходимо учитывать историю его формирования. Очевидно, что тесное соседство расположенных здесь стран восходит к достаточно давним временам. Такое «чувство соседа» присутствует здесь уже как минимум четыре столетия. И исторический фактор имеет тут немаловажное значение, способствуя
приданию современной Турции доминирующего значения в рамках данной субрегиональной системы.
По определению Дэвида Истона, международная система -это комплекс отношений, взаимодействий и политических ролей, посредством которых происходит процесс властной спецификации ценностей в обществе; они призваны выполнять интегрирующую функцию путем угроз или легитимного / материального принуждения. К этому определению сделаны дополнения и выдвинут целый ряд возражений со стороны неоструктуралистов и неофункционалистов. Однако Мортон Каплан сформулировал идею международной системы следующим образом: «Международная система, какой мы ее видим на протяжении веков, - это комплекс взаимосвязанных правил и моделей поведения, регулирующих отношения между государствами, определяющих проявления и источники их устойчивости или дезорганизации на протяжении того или иного временного периода. Следовательно, идея международной системы заключается в том, чтобы выявить поведенческие нормы и модели, повторяющиеся в деятельности внешней по отношению к локальной системе среды (т.е. международной среды)». Итак, речь идет о проявлениях и источниках устойчивости или дезорганизации межгосударственных отношений, а затем - о выделении общих и частных закономерностей этого феномена.
Это касается текущих взаимодействий между субъектами международных отношений (государствами, сообществами на основе той или иной идентичности, крупными объединениями, транснациональными корпорациями и т.д.) в современном мире. Когда же говорят о новой международной системе, то подразумевают различие между двумя эпохами: старой эпохой «холодной войны» с ее двумя мировыми полюсами и специфическими международными взаимодействиями и механизмами - и новой, наступившей после окончания «холодной войны», второй войны в Персидском заливе и крушения коммунизма, когда на первый план вышел баланс интересов, мирное соперничество, принципы международной законности, прав человека, защиты окружающей среды и т. д. Под новизной здесь имеется в виду наличие ценностей и поведенческих моделей, которых ранее не существовало. Эти ценности и модели перевернули суть международного баланса, существовавшего до 90-х годов, но ни в коем случае не создали устойчивой или справедливой международной системы, которая устроила бы все народы планеты
В этом контексте проявляется и региональная роль Турции. Говоря о Турции, авторы геополитических аналитических исследований обычно сосредоточивают основное внимание на ее стратегической значимости для, по меньшей мере, трех регионов: Ближнего и Среднего Востока, Центральной Азии и Кавказа и Балкан и Черноморского бассейна. Взглянув на карту, мы увидим, что Турция находится не в центре, а на периферии каждого из этих регионов. А ее политическая принадлежность к ним отнюдь не является очевидной.
Политика Анкары преимущественно была направлена на отсоединение от Ближнего и Среднего Востока, а не на привязку к ним. Что касается Балкан и Черноморского бассейна, то здесь нет долгой общей истории; поэтому эти регионы лишены обширного поприща для объединения, несмотря на имеющиеся здесь политические и географические пересечения. Если же взять узы, связывающие Турцию с Центральной Азией, то окажется, что они либо возникли совсем недавно, либо уходят корнями в туман раннету-рецкой истории.
Правда, существуют отношения Турции с государствами Кавказа, однако они скорее определялись функциональными задачами длительной борьбы за влияние между внешними по отношению к этому региону акторами: народы Кавказа в большей мере видели в Москве, Стамбуле и Персидской империи внешние силы, нежели части региональной системы. Наряду с этим, авторы, рассуждающие о Турции как региональной державе, напоминают о том, что Центральная Азия как регион, обладающий общими с Турцией корнями, появилась лишь недавно; если не считать языковой близости, здесь нет никаких элементов, на основании которых можно выстроить тесное партнерство или региональную систему. Исламская религия не может служить прочным политико-культурным связующим звеном. Что касается языковой общности, то на нее тоже вряд ли можно всерьез полагаться. Пожалуй, наиболее ярким подтверждением этому может служить тот факт. что на саммите тюркоязычных государств в 1992 и 1994 гг. представители Центральной Азии, обсуждая те или иные вопросы в деталях, говорили не на тюркских языках, а по-русски.
Нельзя прилагать абстрактные идеи к конкретным региональным ситуациям. Выявление и сопоставление потенциальных источников силы сопровождаются значительными трудностями. Это относится и к таким, казалось бы, очевидным параметрам, как военная и экономическая мощь, и, тем более, к источникам нема-
териальной силы - например, стабильности политической системы, которая считается главным залогом эффективности внешней политики.
Что касается географического фактора, то Турция в ее современных границах унаследовала важную географическую характеристику, присущую Османской империи. Она обладает едва ли не важнейшим среди всех государств мира расположением между четырьмя морями - Средиземным, Мраморным, Черным и Каспийским, на перекрестье морских (Босфор и Дарданеллы), сухопутных (Азия - Европа), воздушных (Европа - Ближний Восток) и нефтяных (Персидский залив - Средиземное море) путей. Турция доминирует в северо-восточном секторе Средиземноморья, что делает ее с ее проливами, расположенными севернее на одной линии с Суэцким каналом и Баб-эль-Мандебским проливом, обладательницей важнейшего стратегического положения.
Ввиду всего этого турецкая внешняя политика обусловливается целым рядом факторов, связанных с географическим соседством и сопутствующими ему проблемами: такими, как распределение водных ресурсов, пограничные проблемы, нефть и газ, а также с экономическими и торговыми связями, расширением военного сотрудничества и сотрудничества в области безопасности. Этим предопределяется специфика Турции в данной сфере: ей приходится проводить разностороннюю внешнюю политику, призванную обеспечить преодоление как международных, так и региональных вызовов. Как отмечает турецкий экономист и политолог Сенджар Дефтиш-оглу, Турция находится в центре политико-географической структуры: христианский союз, протянувшийся от Атлантики до Урала и включающий Россию, Грузию и Армению, а также Израиль на Юге, который христианский Запад считает частью своей цивилизации; новые республики в Центральной Азии; мусульманский пояс, включающий Арабский Машрик, Иран и Пакистан. Благодаря этому Турция, занимающая срединное положение между этими тремя поясами, может играть весьма значительную политическую и экономическую роль.
Вместе с тем очевидно, что турецкая внешняя политика претерпит определенные изменения, выйдя за рамки знаменитого лозунга Ататюрка: «Мир на Родине - мир во всем мире». Такой изоляционистский курс, проводившийся Турцией в течение десятилетий, поставил ее в положение «периферийного», «теневого» государства, не позволив ей отойти от предназначенной ей функции - служить «погранзаставой» НАТО в регионе. Открывающие-
ся перед Турцией новые перспективы позволили ей начать новую политику, нацеленную на достижение открытости и преодоление роли «карлика» в регионе. В свое время об этом публично заявил Тургут Озал, сказав: «Турция как нельзя лучше готова к великой роли, которая ожидает ее на Ближнем Востоке, на Черном море, на Балканах и в Центральной Азии».
Что касается стратегического фактора, то его исследование предполагает анализ реалий и функций, приписываемых Турции как новой региональной азиатской республике и державе, долженствующей поддерживать стабильность и порядок в интересах Запада, а также в качестве политического и экономического образца для центральноазиатских республик и «умеренных» мусульманских государств. Кроме того, она призвана служить мостом между Европой и Ближним и Средним Востоком, между Европой и Центральной Азией и между Европой и миром ислама.
Имидж Турции в контексте диалога о политико-стратегических переменах в международной жизни после распада Советского Союза существенно изменился. Рассуждая о Турции, чаще всего говорят о ее новой роли как региональной державы, способной выполнять некую стабилизирующую функцию или стать моделью развития для других. В то же время продолжаются разговоры о «мосте», хотя и в несколько новом свете: если раньше он соединял Европу с Ближним и Средним Востоком, то теперь стал соединять Европу с Центральной Азией или с мусульманским миром. Тем не менее все эти представления и рассуждения служат главной цели: они указывают на меняющуюся, растущую геополитическую значимость Турции как гаранта западных интересов.
Новый подход Запада к стратегическому значению Турции в начале 90-х годов совпал с собственным представлением Турции о самой себе. Это представление, подспудно вынашиваемое турецкой элитой, основывалось на убеждении в том, что Турция является наследницей мировой имперской державы, подобной Великобритании или Франции, и следовательно, должна играть особую роль в международной политике.
Бывший президент Турции Тургут Озал в контексте второй войны в Заливе приложил немало усилий, чтобы убедить западных союзников, в особенности руководство США, в том, что значимость его страны возрастает. В этом смысле можно говорить о взаимном влиянии применительно к новой оценке Турции по окончании «холодной войны». Политическая элита и государственное руководство в Анкаре восприняли новую оценку Западом
Турции без сколько-нибудь существенных коррективов и уделили ей повышенное внимание в своем публичном дискурсе. Апогеем такого дискурса стало выступление Озала на саммите тюркоязыч-ных государств, состоявшемся в Анкаре в конце октября 1992 г. «Предстоящее столетие, - заявил Озал, - может войти в историю как "тюркский век"». Однако, несмотря на различие оценок нынешней роли и функции Турции как региональной державы, существует много неясностей в том, что касается точного значения используемых при этом понятий.
Для американской стратегии Турция по-прежнему имеет большое военно-политическое значение. С окончанием «холодной войны» стерлось стратегическое различие между центром Европы и ее периферийным окружением. Если раньше линия противостояния проходила между двумя Германиями, то сейчас она вытянулась вдоль так называемой «кризисной дуги». Эта «дуга», в свою очередь, подразделяется на два отрезка: восточный (нестабильный регион между Турцией и Кавказом) и южный (от Северной Африки и Средиземноморья до Ближнего Востока и Юго-Западной Азии), где также существует нестабильность, но уже по причине гегемонистской политики Запада, израильской оккупации арабских земель, западного экономического и культурного давления и волны антиарабских и в целом антиисламских настроений. На обеих этих «дугах» ощущается потребность в срединном расположении Турции по отношению к районам, в которых Соединенным Штатам видится необходимость сохранять ситуацию, отвечающую их интересам. Так, 25 марта 1991 г. глава оборонного ведомства США Дик Чейни заявил, что в результате кризиса в Заливе отношения между Турцией и США стали более прочными и развитыми, чем прежде, и отметил, что две страны связаны общими ценностями. А Генри Киссинджер написал в одной из своих статей: «Турция - главная сила в нашей стратегии в Заливе. Она была основной опорой нашей политики в Средиземноморье, однако после десятилетий давления, оказывавшегося американцами и европейцами на ее кипрскую и курдскую политику, она почувствовала себя отверженной. Между тем невозможно отстоять наши интересы в Заливе без эффективной помощи со стороны Турции. Без нее в следующем столетии нельзя будет сохранить международную поддержку антииракских санкций. К счастью, для конструктивного взаимодействия с Турцией нет препятствий. Сейчас самое время обращаться с Турцией соответственно ее стратегической значимости. Существует насущная потребность в том, чтобы
подтвердить это, прежде чем вероятное наступление фундаментализма в Турции ликвидирует такую возможность».
Турция играет роль моста из Европы в Центральную Азию и на Ближний и Средний Восток, однако эта роль находится пока в стадии становления. Внутритурецкие политические дискуссии, а также поведение Турции в западных международных организациях в течение последних десятилетий свидетельствуют о том, что Турция не считает себя безвольным инструментом в руках Запада и не намерена разрешать использовать себя в таком качестве. Под идеей «моста» в Турции скорее понимается исполнение политической функции - функции посредника в самом широком значении этого слова. Здесь считают, что Турция имеет особые политические, культурные и экономические связи с близлежащими регионами, и участие в этих связях отвечает также и интересам ее западных партнеров.
В целом можно сказать следующее: то, что говорят и пишут о Турции как о «мосте», представляется не более чем словесным оборотом; что же касается Турции как региональной державы и общественно-политической модели, то такая трактовка является реалистичной и адекватной. С наибольшей наглядностью это проявилось после падения шаха в Иране в 1979 г. Тогда Турция стала превращаться в наиболее подходящего кандидата на ту роль, которую исполнял шахский режим в регионе, поскольку обладала всеми необходимыми для этого атрибутами и качествами. Так, не будучи арабской страной, Турция не является участницей арабо-израильского конфликта. Далее, Турция - мусульманская страна, но турецкий ислам приемлем для консервативных арабских режимов. В связи с этим Эврен замечает: «Политика открытости по отношению к мусульманским государствам отвечает интересам стран региона и государств НАТО»; «Турция должна быть мостом между странами Запада и мусульманскими государствами».
Очевидна и стратегическая значимость Турции для Ближнего Востока и зоны Персидского залива. Если проанализировать те соображения, которыми руководствуется турецкая внешняя политика по отношению к Персидскому заливу, то обнаружится следующее:
1) Турция не может отказаться от политической и военной привязки к Западу, которая наложила определенный отпечаток на ее идейную и методологическую ориентацию (вестернизация, секуляризация, капитализм и т. д.), отвечающую ее представлениям о национальной безопасности;
2) в этом контексте Турция заинтересована в европейских экономических структурах (Европейский таможенный союз, Общий рынок); ей желательно, чтобы экономические соображения служили дополнением к соображениям военно-политическим;
3) Турция стремится к тому, чтобы быть частью нового мирового порядка, особенно в том, что касается «Ближневосточного общего рынка», или участвовать в конструкциях, наметившихся после второго кризиса в Заливе и событий на Балканах;
4) Турцию живо интересуют перемены, происходящие на ее западных границах, т.е. в государствах Восточной Европы, некоторые из которых перешли из Варшавского договора в блок НАТО;
5) Турция стремится обеспечить благосклонное отношение западных держав к ее связям с государствами Персидского залива, имеющим большое значение для ее региональной и международной политики.
После второго кризиса в Заливе Турция получила приобретение стратегического характера: некоторые страны Залива вложили крупные суммы в Фонд турецкой военной промышленности, капитал которого составляет около 3,5 млрд. долл.: так, Саудовская Аравия и Кувейт вложили в него 2 млрд. долл., а ОАЭ - полмиллиарда. Турция взяла на себя активную роль в поддержании стратегии США, согласившись на создание на своей территории дополнительных военных баз и элементов военной инфраструктуры для облегчения действий американских войск в регионе; это было сделано в надежде на то, что Турция будет вовлечена в новые политические схемы и структуры безопасности.
Внешняя политика Турции во многом предопределяется ее геостратегическим положением. Находясь на стыке Европы и Азии, на перекрестке морских, сухопутных и воздушных коммуникаций между Европой и арабским миром, она является одновременно европейской, средиземноморской и ближневосточной страной. Особое значение такое геостратегическое положение приобрело после присоединения Турции в 1952 г. к Североатлантическому альянсу. Ей были предоставлены крупные преференции в выстраивании системы противовоздушной обороны, а против всех соседних с ней государств велась активная военно-разведывательная работа, призванная оградить западные интересы в Восточном Средиземноморье и в зоне Персидского залива.
В дальнейшем геостратегическая ценность Турции изменилась в связи с распадом Советского Союза и Варшавского догово-
ра и возникновением так называемого «нового мирового порядка». Эти события в значительной мере способствовали активизации деятельности Турции в южном направлении, особенно в отношении стран Персидского залива. При этом обе стороны (Турция и страны Залива) проявляли интерес к новым республикам, население которых имеет тюркские корни, связанным с Турцией, помимо религиозных, историческими и культурными узами.
То же самое можно сказать о геополитическом факторе. Соседство Турции с такими важными регионами, как Кавказ и Ближний Восток, а также с беспокойными Балканами, придает ей особую значимость. Вопреки представлениям о том, что после окончания «холодной войны» напряженность в этих районах спадет, а значит, снизится и геополитическое значение Турции, этого не произошло. Трансформации, происшедшие за последнее десятилетие, и события 11 сентября 2001 г. доказали, что Ближний Восток по-прежнему является важным регионом в западных политических и экономических сценариях. С другой стороны, рост напряженности в отношениях США с Ираном и Сирией (двумя другими соседями Турции) после американской оккупации Ирака вновь может поставить Турцию перед непростым выбором. Западу видятся три аспекта значимости Турции: как образца для государств Кавказа, Центральной Азии и Балкан; как страны, от которой в известной мере зависит активизация или спад фундаменталистских движений на Ближнем Востоке; как государства, обладающего определенным социально-экономическим опытом, конкретно - опытом влияния частного сектора на стабильность и политические реформы. Запад (европейский и американский) усматривает в Турции важный фактор достижения своих целей - таких как обеспечение безопасной транспортировки энергоресурсов с Кавказа, Ближнего Востока и из Центральной Азии на мировые рынки, противодействие распространению оружия массового поражения, особенно на Ближнем Востоке, поддержание безопасности в Черноморском бассейне.
Как показывает существующая ныне реальность, соседствующие с Турцией регионы не утратят своей значимости для миропорядка в обозримом будущем. Это придает Турции дополнительную важность, в том числе с точки зрения выполнения Барселонского соглашения, которое трудно будет в полной мере реализовать на практике без турецкого участия. Все эти факторы во многом предопределили турецкую внешнюю политику. Однако, подобно всякой политике, она зависела от конкретного политиче-
ского этапа. Так, после Первой мировой войны, когда сложилась ситуация, зафиксированная в Лозаннском договоре 1923 г., Турция стремилась по возможности сохранить свое положение или свою прежнюю роль - в частности, действовать совместно с державами Антанты, добиваясь новых соглашений по проливам (достигнутых в 1936 г. на конференции в Монтрё). После Второй мировой войны Анкара изменила свои ориентиры, перейдя от нейтралитета к попытке получить определенные преимущества. Это был противоречивый процесс с точки зрения его влияния на турецкую внешнюю политику, особенно в том, что касается превращения Турции в сателлита Запада. Альянс Турции с Западом во главе с США стал приносить ей ощутимую экономическую и военную помощь в обмен на безусловное следование в фарватере американской политики - в отличие от прежнего нейтралитета. Благодаря этому в 1939 г. Турция стала членом Совета Европы, в 1950 г. приняла участие в Корейской войне и, наконец, стала полноправным членом НАТО в 1952 г.
Эта перемена превратила Турцию в «периферийное государство». Она очутилась на периферии Европы, не имея возможности участвовать в европейских делах. В то же самое время она оказалась периферийной по отношению к государствам Ближнего Востока, так как не имеет возможности вмешиваться в ближневосточные дела. А поскольку СССР был закрыт для Турции, постольку она оказалась и на периферии Кавказа и Балкан.
Однако после окончания «холодной войны» Турция неожиданно переместилась на очень важную позицию, быстро перейдя с периферии в центр. Это предопределило ускоренный пересмотр ее внешней политики в направлении более независимой и активной роли в регионе. Ростки этого нового видения Турцией своей региональной роли просматриваются в ее политике по отношению к Ирану и Ираку: заметно, что она существенно отличается от американских концептуальных подходов и практической политики. Это означает, что та роль, которую Анкара играла в эпоху «холодной войны», претерпевает значительные изменения: от узкого политического курса, базирующегося на оборонительных принципах, она переходит к открытости и многовекторности.
«Вестник РУДН. Сер. Международные отношения», М., 2010 г., № 2, с. 66-73.
