CC BY
126
УДК 81’42:81’246.2
ББК 81.001.91
К 96
Кушнарева Л.И.
Разновидности иносказания в притчевом дискурсе У. Голдинга
Аннотация:
В статье рассматриваются вопросы интерпретации притчевого дискурса на основе различных видов иносказания. Целью является доказательство существования двух типов иносказания - важнейшего смыслообразующуго элемента притчи «Непреднамеренное» иносказание характеризует стиль писателя, чтобы отразить мировоззрение писателя с помощью вымышленной картины мира.
Ключевые слова:
Притчевый дискурс, притча, иносказание, интерпретация текста, непреднамеренное иносказание, преднамеренное иносказание,
Kushnareva L.I.
Types of Allegory in W. Golding’s Paroemic Discourse
Abstract:
The aim of the research is to prove the existence of two different types of allegory which is the most important sense-building component of a parable. The article deals with the problems of interpretation (decoding) of allegorical discourse as exemplified in W. Golding’s books on the basis of unpremeditated and premeditated allegory. While the unpremeditated allegory is reflected in the writer’s choice of words, the premeditated allegory lays bare the writer’s picture of the world.
Key words:
Paroemic discourse, parable (paroemia), allegory, text interpretation (decoding), unpremeditated allegory, premeditated allegory.
В поле художественного дискурса входят тексты со сложными смысловыми линиями, которые порождают значительное число вариантов понимания. К ним, в первую очередь, относятся тексты с глубоким философским содержанием - притчи. В притче соединяются две тенденции. С одной стороны - это «стремление постичь сущность текущей повседневности, исторического момента через скрупулезный анализ быта», через жизненную достоверность и детальные обстоятельства человеческой жизни; а с другой, -«целенаправленное движение по пути обобщенного, нравственно-философского осмысления действительности, настойчивое возвращение к истокам явления, к «началу начал», когда «на первый план выходит интерес к типическому, вечно-человеческому, вечно-повторяющемуся, вневременному, короче говоря, - области мифологического» [1: 82-83]. Вопрос о нравственной самооценке и нравственном самопознании личности в ХХ в. (особенно в эпохи духовного кризиса общества) всегда стоят достаточно остро, что и находит выражение в пристрастии художников в проблеме нравственного выбора героев, помещенных в экспериментальную ситуацию.
Поучение, «мораль», сформулированная впрямую или метафорически, высказанная или подразумевающаяся, - важный структурообразующий элемент притчи. В ХХ в. притча теряет навязчивый дидактизм и назидательность, свойственные религиозной литературе. Современная притча обязательно предполагает некий афоризм, притчевую метафору, которые эмоционально или интеллектуально, скрыто или явно несут основную мысль. Поучение дано не прямо, а как некий образный «ключ» к поучению. Надо заметить, что это всегда достигается с помощью приема «очуждения» материала (остранения).
Одним из ярких примеров притчевой манеры письма является творчество классика английской литературы У Голдинга, автора современных притч. Во всех своих книгах
писатель анализировал противоречивую природу человека, одинаково способного к добру и к злу. Основная моральная аксиома Голдинга - именно человек, и никто иной, принес в мир зло. Писатель осознает необходимость обнажать в человеке глубинное зло и посвящает данной проблеме свои наиболее известные книги - «Повелитель мух», «Наследники», «Шпиль», «Зримая тьма», «Бумажные человечки» и др. Все они написаны в жанре притчи. Его герои - обычные люди со своими проблемами, но каждый из них творит, случайно или сознательно, зло. Изображая персонажей в их отношении к злу, У Голдинг дает читателю возможность извлечь нравственный урок.
Смысл художественного дискурса, в том числе притчевого, не может быть выявлен лишь на поверхностном уровне. Понимание осуществляется с учетом всех составляющих. В зависимости от целей художественного дискурса в нем наблюдаются различные системы передачи информации, требующие читательской интерпретации. Притча как разновидность художественного дискурса повествует об основополагающих ценностях. С помощью косвенных указаний притча «сеет семена», которые в определенный для каждого читателя срок «прорастут и дадут всходы», как об этом говорится в одной из фундаментальных Библейских притч - Притче о Сеятеле. Но если в Библейских притчах моральные наставления даны в категоричной форме, то ценность современной притчи заключается в том, что она избегает категоричности и в доступной, не откровенно назидательной форме несет информацию о том, как должно или не должно быть, побуждая читателя к размышлениям.
Одним из свойств художественного дискурса является наличие в нем эстетической информации, с помощью которой писатель воздействует на воображение читателя через созданный им вымышленный мир. При этом писатель пробуждает интерес читателя с помощью всевозможных скрытых форм выражения. Притчевый дискурс как разновидность художественного дискурса имеет особую форму передачи информации - иносказание (allegory). Иносказание рассматривается как скрытая форма выражения, как высказывание, в котором «буква» и «дух» не совпадают или противоположны [2: 493]. Поэтому мы называем притчевый дискурс иносказательным.
Иносказание - одно из сильнейших средств воздействия на сознание и воображение читателя. Его можно рассматривать в группе метафорических тропов, поскольку одно явление изображается и характеризуется через другое, включая несколько перекодировок на разных уровнях глубины семантической структуры.
Известно, что авторы «зашифровывают многократно и разными кодами» [3: 193] заложенную в своих текстах информацию, но оставляют сигналы, опираясь на которые читатели воспринимают мысли и идеи, стоящие за этими сигналами. Использование языка как средства передачи содержания организует пространство художественного дискурса и предполагает его изучение с опорой на различные составляющие. Подобный подход позволяет декодировать зашифрованный текст, раскрывая смысл ассоциаций, составляющих суть иносказания.
Некоторые исследователи считают, что иносказание - результат художественного мышления автора, приводящий к «многозначности и переменчивости художественного образа, бесконечной семантической перспективе, информационной открытости» [4: 86]. С другой стороны, оно может быть связано с желанием автора выразить концептуально важную для него информацию в скрытой форме по ряду причин. Если автор наделен чувством стиля, то он прибегает к иносказаниям спонтанно, не планируя их заранее. Таким образом, непреднамеренное иносказание отражает внутритекстовый мир. Во втором случае автор прибегает к «эзопову языку» - художественной речи, основанной на «преднамеренном иносказании». Это внетекстовый мир, художественный эффект которого «основан на расшифровке подтекста» [5: 459 - 460].
«Принципиальная неоднородность» (6:1970), «разномирность» [7: 303]
художественного текста являются отражением некоторых аспектов расхождения между «миром вне текста» и «миром внутри текста» или «миром Как Будто» [8: 217]. Данное
положение согласуется с положением Э. Гофмана, который различал информацию, сообщаемую преднамеренно (information given), и информацию, сообщаемую непреднамеренно (information given-off) [9]. Если первый тип информации обязан прежде всего автору, который отбирает смыслы, стоящие за информацией, придает им форму и излагает их в соответствии со своими интенциями, то информация второго типа перерабатывается реципиентом (читателем) вследствие его восприимчивости, избирательности и способности к интерпретации.
С учетом «разномирности» художественного текста, мы называем средства выражения «внутритекстового мира» «непреднамеренным иносказанием», а средства «внетекстового мира» - «преднамеренным иносказанием». «Непреднамеренное иносказание» задано на вербальном уровне. Под ним подразумеваются собственно языковые выразительные средства - лексические, синтаксические и стилистические, в частности, тропы, идиомы, а также отдельные слова, приобретающие в тексте дополнительные оттенки значения, видоизмененные фразеологизмы, повторы, эллиптические конструкции и пр., которые пробуждают у читателя целый ряд ассоциаций. «Преднамеренное иносказание» -языковые знаки, указывающие на иносказательный характер информации. Они создаются только на ассоциативном уровне.
Наибольший интерес для исследователя стиля У. Голдинга в этом смысле представляют метафоры и сравнения, поскольку метафора как креативный процесс установления ассоциаций и поиск сходного, а не как простая фиксация существующего подобия, в большей степени, чем другие тропы, способствует наглядности передачи содержания, позволяя читателю глубже проникнуть в суть описываемого явления. Как отмечалось выше, иносказание можно рассматривать в группе метафорических тропов. По мнению В.Н. Телия, «ассоциации, возбуждаемые в процессе формирования тропов -метафоры, метонимии, гиперболы и т.п., дают основание, усматривая сходство или смежность между гетерогенными сущностями, устанавливать их аналогии и, прежде всего, между элементами воспринимаемой действительности и невидимым миром идей и страстей, а также различного рода абстрактными понятиями, создаваемыми разумом в процессе «восхождения» от умозрительного, абстрактного представления о действительности к конкретному ее постижению» [10: 173].
Метафора выносит подтекстовое содержание на поверхность. Ср.: (1) The question loomed over him, expanded, became a mountain. He saw to what a height a mind must climb, ladder after ladder, if it were to answer... (TS: 169). - Этот вопрос встал перед ним, как огромная гора. Он увидел, на какую высоту должен взобраться его ум по шатким стремянкам, чтобы дать ответ. (Ш: 198). (2) Then he was swamped by the sea of darkness (TS: 216). - А потом нахлынула тьма (Ш: 252). (3) What’s a man’s mind, Roger? Is it the whole building, cellarage and all?... The trouble is, Roger, that the cellarage knew about him - knew he was impotent I mean - and arranged the marriage (TS: 213). - Что такое человеческий ум, Роджер? Дом вместе с подвалом и всем прочим?... Беда в том, Роджер, что подвал знал про него - знал, что у него нет силы в чреслах, - и устроил этот брак (Ш: 249).
Предложения (1) и (2) содержат метафоры, которые описывают внутреннее состояние персонажа в момент потрясения, причем в первом примере метафора усилена нарастанием (loomed, expanded, became a mountain). В предложении (3) метафора вызывает ассоциацию с домом, в подвале которого обычно хранят ненужные вещи.
Фразеологизмы, в том числе идиомы, поговорки и пр. относятся к средствам выражения непреднамеренного иносказания. Например: (4) It was a long time before the penny dropped (PM: 21). - Времени минуло порядочно, прежде чем до меня дошло (БЧ: 27). (5) There was an odd fly in the ointment (PM: 27). - Но была и мертвая муха в благовонной масти мироварника (БЧ: 35). В примере (6) даже неискушенный читатель увидит поговорку «ложка дегтя в бочке с медом».
«Преднамеренное иносказание» предназначено для читателя, обладающего достаточной эрудицией. Оно может быть вербализовано различными словами-концептами,
именами собственными (ИС), а также с помощью реалий, цитат, аллюзий, окказионализмов, иронии, заголовков и других структурных элементов текста. Рассмотрим случаи «преднамеренного иносказания» в притчевом дискурсе.
Слова-концепты - это слова с глубоким философским смыслом, которые занимают особое место в контексте культуры (наказание, грех, судьба, добро, зло, долг, страх, смерть и т.п.), которые, как правило, воспринимаются и осознаются культурной личностью. При включении в текст они реализуют сразу несколько понятий, причем их авторская и читательская интерпретация не только перекрещиваются, но и дополняют друг друга [11: 2001]. С другой стороны, в рамках собственной картины мира автор может придать концептуальность любому понятию за счет придачи им в контексте дополнительных смыслов. В рамках притчевого дискурса У Голдинга концептуальную значимость получают слова «шпиль, тьма, тварь, туннель, ошейник, страх, огонь» и др.: (7) She shut her eyes with sudden excitement. She made a connection that seemed exact between this new feeling and an old one, the passionate desire to be weird, to be on the other side, desire for the impossibilities of the darkness and the bringing of them into being to disrupt the placid normalities of the daylight world (DV: 133). - Софи зажмурилась, ее словно озарило. Ей удалось установить - или восстановить - связь между этим новым чувством и старым, связанным со страстным желанием стать колдуньей, перейти грань, желанием, чтобы то невероятное, что таится во тьме, воплотилось и разрушило безмятежное существование дневного мира (ЗТ: 175). (8) With her front eyes shut it was as if those other eyes opened in the back of her head and stared into a darkness that stretched away infinitely, a cone of black light (DV: 133). - Казалось, что сейчас, когда ее обычные глаза закрыты, те, что на затылке, открылись и смотрят во тьму... (ЗТ: 175).
В примерах (7) и (8) side (грань) и darkness (тьма) обретают дополнительный смысл, который не отражен в словарях и используется автором преднамеренно, чтобы привлечь внимание читателя к персонажу (Софи), который является воплощением зла. Контраст между дневным светом и мраком, царящим в ее душе, подчеркнут противопоставлением (darkness -daylight world), в то время как to be on the other side в данном контексте означает «перейти границы дозволенного». Она наивна в силу юного возраста и одновременно страшна по своей сути. Софи - амбивалентный персонаж, подобно другим героям притч У! Голдинга.
Слово «тварь» (thing, creature) интерпретируется англоязычным читателем как «создание (тварь) Божия» и является нейтральным. Но у Голдинга оно получает коннотацию, отражаемую в словарях русского языка как ярко негативную. (9) It was that way she heard two talks which spoke not to the little girl with her smiling face (little friend of all the world) but directly to the Sophy-thing that sat inside at the mouth of its private tunnel (DV: 131). - Именно так она услышала две передачи, обращенные не к маленькой девочке с улыбкой на лице (подружке всех на свете), но прямо к той Софи-твари, сидевшей внутри, у выхода из своего туннеля (ЗТ: 171).
У. Голдинг раскрывает философские основания жизни через созданные им характеры и дает своим персонажам соответствующие имена, полностью совпадающие с Библейскими именами: Rachel (Рахиль), Matty (сокр. от Матфеи), Simon (Симон, Симеон) и/ или соотносимые с ними по ряду признаков: Goody, Sophia и пр. ИС представляют интерес для исследователя иносказательного дискурса, в том смысле, что они семантизируются и становятся частью концептуального поля.
Интерес в этой связи представляет семантика имени Рэчел (Рахиль). Это имя упоминается в Ветхом Завете, в Бытии. Рахиль [12: 29-33, 35], была бесплодной. Она предложила своему мужу свою служанку Валу, чтобы та родила им ребенка. Имя Рэчел из «Шпиля» явно навеяно ситуацией из «Бытия» [13: 969], потому что роль Валы в романе «Шпиль» сыграла Гуди Пэнголл. Безусловно, Рэчел - не копия Рахили, она не отдавала своего мужа, но Гуди родила от Роджера, как и Вала родила от мужа Рахили. Текст притчи полностью поддерживает этот Библейский сюжет.
Толкование семантики имени Goody (один из главных персонажей притчи «Шпиль»)
в толковых словарях не отражает его коннотаций. Ср.: 1 goody n. - something pleasing to eat, as candy [14: 559] - конфетка; 2 goody a. -something esp. desirable, attractive, or pleasing; something that causes delight [14: 559] - ханжеский; притворно добродетельный; благочестивый; ханжа, святоша). Однако в ходе анализа контекста выясняется, это ИС -прецедентное имя. Этимологический словарь [13: 540] дает перекрестную ссылку на имя Goody: Halliett, Goody. Согласно легенде, так звали ведьму, которая жила в 18 веке в Северной Америке, на мысе Кейп Код (Cape Cod). Можно сказать, что имя Гуди приобретает коннотацию «ведьма»: (10) So after she died, she haunted me, she bewitched me (TS: 214) - И когда она умерла, я стал одержим ею, потому что она меня околдовала (Ш: 250).
Имена Simon (Симон, Симеон) и Mathew (Матфей) перекликаются с именами апостолов и вызывают положительные коннотации. Сюда же можно отнести Sophia (мудрая) - имя персонажа из притчи «Зримая тьма». Наряду с ними, У. Голдинг использует имя Mr Pedigree, которое имеет в словаре положительную коннотацию (человек с безупречной родословной). Однако в контексте притчи этот персонаж предстает как человек с явно «подмоченной» репутацией, и его имя звучит иронически.
Таким образом, можно сказать, что в притчевом дискурсе неизбежно присутствует элемент интертекстуальности, предполагающий его глобальную связность с аналогичными видами дискурса и ориентирующий читателя на осознанное восприятие. Это подтверждается проведенным выше анализом ИС.
Библейские цитаты и аллюзии также способствуют раскрытию иносказательного смысла, в данном случае они подразумевают наказание: (11) There were two eyes looking at him through the panic. They looked in, an eye for an eye, one eye for each eye (TS: 222). - Сквозь страх на него глядели два глаза. Они смотрели на него в упор, око за око, око за око (Ш: 260).
Считается, что слова An eye for an eye, tooth for tooth - «Око за око, зуб за зуб» заимствованы из Ветхого Завета. Вот полный вариант цитаты: Eye for eye, tooth for tooth, hand for hand, foot for foot [13: 408]. И обычно эту цитату интерпретируют как: 1 punishment equal to the crime (наказание, соответствующее совершенному преступлению); 2 retaliation in kind, где retaliation - a return of like for like, esp. evil for evil [14: 1109] - «воздаяние, отплата, возмездие».
Однако, согласно этимологическому словарю Р. Хендриксона, эти слова берут свое начало не из Ветхого Завета. Они содержались в древнем своде законов одной из королевских династий, правящих в Вавилоне приблизительно в 1750 г. до н.э.: «If a man destroy the eye of another man, they shall destroy his eye». Позднее они были заимствованы в текст Библии и превратились в «Око за око» [15: 249].
Аллюзии могут придавать контексту ироническое звучание: (12) Instead of trying to avoid him when boredom or anger set in, I must reverse our situation (PM: 79). - Я не буду избегать его ни в скуке, ни в гневе, я поменяюсь с ним местами (БЧ: 103). Ср. со словами, которые произносят вступающие в брак (и в горе и в радости). Сюда же можно отнести аллюзию на слово «бремя», отсылающее к творчеству Р. Киплинга, который ввел понятие «бремя белого человека». Ср.: (13) I understand, Wilf. It’s the Burden (PM: 15). - Я понимаю, Уилф. Таково ваше Бремя... (БЧ: 18). Данное высказывание полно иронии, если учесть контекст, из которого ясно, что «бремя» - это всего-навсего попытка взять интервью у знаменитого писателя.
В притчах У. Голдинга используется большое количество библейских и других реалий. К первым относятся лексические единицы Doomsday, Satan, Hell and Purgatory и т.п. Например: (14) Doomsday coming up. (TS: 80). - Судный день грядет из глубины.. .[Ш: 93]. В результате анализа установлено, что указанные единицы являются контекстуальными синонимами и входят в микро-концепт «Наказание», в том смысле, что все они подразумевают наказание за прегрешения.
Окказиональные слова создаются писателем преднамеренно и в силу этого могут рассматриваться как иносказание. (15) To see her in every detail outlined against the air of the uncountry...(TS: 186). - Ясно видишь ее, каждую черточку, среди неземного... (Ш: 218). В
этом предложении содержится намек на то, что женщина умерла. Сюда же можно отнести и следующий пример, в котором использовано необычное слово. (16) Roger Mason stood looking after her as though nothing and no one in the whole world mattered, as though he could not help her mattering and was tormented by her mattering (TS: 58). - А Роджер Каменщик смотрел ей вслед, и ничто на свете не существовало для него, ничто и никого, кроме нее одной, и он был бессилен перед этим и невыносимо страдал (Ш: 67).
Особый смысл несут названия, включающие единицы с иносказательным смыслом, как, например, в притче «Повелитель мух»: Beast from Water, Beast from Air, Gift from the Darkness. Под словом Beast имеется в виду дьявол, и заголовки можно интерпретировать как «нечто, несущее с собой наказание». Следует подчеркнуть, что названия всех книг У. Голдинга являются знаковыми и имеют второй план. Их адекватное восприятие возможно лишь после тщательного анализа и идентификации этого второго плана - подтекста, актуализируемого с помощью иносказания.
Проведенный комплексный анализ разновидностей иносказания позволяет сделать вывод о том, притчевый дискурс - особый вид художественного дискурса, в котором значимым является каждый элемент. Наиболее важным структурообразующим элементом притчи является поучение - «мораль», сформулированная впрямую или метафорически, высказанная или подразумевающаяся, а наиболее важным смыслообразующим элементом притчи является иносказание. В ходе анализа были выявлены непреднамеренное и преднамеренное разновидности иносказания. Непреднамеренное иносказание не представляет трудностей для интерпретации. Преднамеренное иносказание предназначено для читателя, хорошо знакомого с мировой литературой и культурой.
Примечания:
• Якименко В. Границы и возможности: миф и притча в современной литературе // Вопросы литературы. 1978. № 11. С. 82-83.
• Большой энциклопедический словарь / гл. ред. А.М. Прохоров. М.: Сов.
энциклопедия, 1991.
• Лотман Ю.М. О содержании и структуре понятия «художественная литература» // Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. Т. I. Статьи по семиотике и топологии культуры. Таллинн: Александра, 1992. С. 191-199.
• Исаева Л.А. Художественный тест: скрытые смыслы и способы их представления. Краснодар, 1996. 86 с.
• Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.
• Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.
• Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000.
• Iser W. Der Implizite Leser: Kommunikationsformen des Romansvon Bunyan bis Beckett. Munchen, 1972. 217 S.
• Modern, postmodern and contemporary as criteria for the analysis of 20th century literature / G. Hoffman et al. // Amerikastudien. 1987. № 22. C. 19-46.
• Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. М., 1988.
• Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. 2-е изд., испр. и доп. М., 2001.
• Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета канонические: в русском переводе с параллельными местами. М., 1991.
• Brewer’s Dictionary of Phrase & Fable. Millennium Edition / revised by A. Room. L.: Cassell & Co., 2001.
• Random House Webster’s College Dictionary. N. Y.: Random House, 1977; The Facts on File Encyclopedia of Word and Phrase Origins. Third Edition. N. Y.: Checkmark Books, 2004.
Список сокращений
• БЧ - Голдинг У Бумажные человечки: роман / пер. с англ. И. Судакевича. М., 2009. 252 с. (Классическая и современная проза).
• ЗТ - Голдинг У Зримая тьма: роман / пер. с англ. Н. Эдельмана. М., 2005. 351 с. (Классическая и современная проза).
• Ш - Голдинг У Шпиль: роман / пер. с англ. Н. Эдельмана. М., 2003. 271 с. (Классическая и современная проза).
• DV - Golding W. Darkness Visible. L.: Faber and Faber Limited, 1979. 265 р.
• PM - Golding W. The Paper Men. L.: Faber and Faber Limited, 1984. 191 р.
• TS - Golding W. The Spire. L.: Faber and Faber Limited, 1965. 223 р.
