CC BY
403
Центр изучения творчества Ф.М. Достоевского
Вестн. Ом. ун-та. 2012. № 1. С. 263-267.
УДК 82 А.В. Ляпина
РАССКАЗ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «МАЛЬЧИК У ХРИСТА НА ЕЛКЕ»
В КОНТЕКСТЕ ПРАЗДНИЧНОЙ ТРАДИЦИИ СЕРЕДИНЫ XIX В.
И ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ АВТОРА
Рассказ Ф.М. Достоевского «Мальчик у Христа на елке» рассматривается в контексте праздничной традиции середины XIX в. и педагогических воззрений автора, размышлений о причинах возникновения «случайных семейств» и путях преодоления детского одиночества.
Ключевые слова: рождественский рассказ, педагогия Достоевского, семья, дом.
Календарные праздники становятся предметом изображения во многих произведениях писателей середины XIX в., создаваемых на материале городской и деревенской жизни, с описанием специфических для определенной среды святочных обычаев и обрядов. Концепция праздника представлена в рассказе Д.В. Григоровича «Прохожий», повести Ф.Д. Нефедова «На Новый год», романе Л.Н. Толстого «Война и мир» и других. В этот исторический период в рассказах «зимнего календарного цикла», как пишет Е.В. Душечкина, «появляется тема Рождества», основоположником которой в европейской литературе стал Ч. Диккенс [1, с. 143]. Его «Рождественская песнь в прозе», «Колокола», «Сверчок на печи», опубликованные в 1840-х гг., вызвали огромный неподдельный интерес не только у себя на родине, в Англии, но и в России. Журналы «Москвитянин», «Отечественные записки» активно публикуют переводы текстов Диккенса. Е.В. Душечкина объясняет чрезвычайную популярность рождественских историй стремлением городского человека к уюту, защищенности, домашнему теплу и семейной близости. «С помощью привычных бытовых деталей он (Диккенс. - А.Л.) создает гармоничный частный мир, отгороженный от враждебного внешнего мира стенами маленького, но защищающего домика. Вот этот мир душевного и физического тепла, дающего человеку уверенность в полной защищенности, и был “открыт” Диккенсом в его святочных повестях» [1, с. 145].
Тема Рождества, введенная в русскую литературу Ч. Диккенсом, вносила в освоенный жанр новые мотивы - «искупительной жертвы», «всепрощения», «примирения», «раскаяния» и, наряду с этим, - мотивы евангельских притч и заповедей, как, например, мотив «возвращения блудного сына», частый в рассказах этого типа [1, с. 146].
Во многих сюжетах утверждается христианская добродетель, события трактуются в возвышенном тоне, потому что рождественские праздники становились, по выражению Достоевского, «днями семейного сбора», днями милосердия, примирения и всеобщей любви. Задача авторов - поселить в домах читателей праздничную атмосферу, оторвав от суетных забот, напомнить о необходимости милости и любви. Поэтому и рассказы, приуроченные к празднику, стали выстраиваться по определенному канону. Актуализировался счастливый финал (встречались после долгой разлуки любящие, выздоравливали смертельно больные (чаще всего - дети), примирялись враги, преоб-
© А.В. Ляпина, 2012
ражались безнравственные люди, забывались обиды); чудо связывалось не только с рождением Спасителя рода человеческого и заступника, но и с обыкновенной удачей и обретением героями человеческого счастья, чаще семейного.
В рождественских (святочных) историях значительное место отводилось образу ребенка. Именно дети так искренне радуются подаркам и доверчиво ожидают чудо, помогают преобразиться взрослым. Не случайно Рождество считают праздником детей.
Рассказы имели и ярко выраженную дидактическую направленность, так как учили преодолевать зло и верить в торжество христианских добродетелей.
Ф.М. Достоевский не раз в своем творчестве обращался к календарным праздникам, высказывая мысль о благотворности для русского человека приобщения к народной традиции. Так, в «Записках из Мертвого дома» целая глава посвящена описанию празднования на каторге дня Рождества Христова, описанию переживаний каторжан, втайне ожидающих чуда. Достоевский праздничное настроение людей еще связывает и с целым комплексом приятных воспоминаний, чаще идущих от самого детства. «Дни великих праздников резко отпечатываются в памяти простолюдинов, начиная с самого детства. Это дни отдохновения от тяжелых работ <...>, соприкосновения с миром» [2, с. 141]. Особенно интересовала писателя детская тема, так как в этом возрасте особо остро и интенсивно переживается праздник.
Однако, как известно, русская литература частично переосмыслила диккенсовскую традицию. Не всегда фабульное «действие на Рождество» в произведениях отечественных классиков завершалось победой света и добра, милосердия и сострадания, как того требовали каноны жанра. Вспомним рассказ А.П. Чехова «Ванька» о несостоявшейся «встрече с дедушкой», «Рождественскую сказку»
М.Е. Салтыкова-Щедрина о смерти на Рождество мальчика Сережи Русланцева, рассказ Л.Н. Андреева «Ангелочек» о недолговечности мальчишеского счастья, рассказ А. И. Куприна «Бедный принц» о мире взрослых как угрозе детской дружбе, рассказ Ф. Сологуба «Рождественский мальчик» о расстреле мирной демонстрации рабочих 9 января 1905 г. и др.
Рассказ Ф.М. Достоевского «Мальчик у Христа на елке» стоит первым в этом ряду и изучается литературоведами в разных аспектах: и в контексте европейской и
русской праздничной традиции, и в контексте «детской» темы в художественной прозе и публицистике Достоевского, и в контексте поэтики «Дневника писателя» (Е.А. Акелькина, Е.В. Душечкина, И.А. Есаулов, Г.М. Фридлендер, С.С. Шау-лов и др.).
Нам представляется актуальным рассмотреть «рождественский» рассказ «Мальчик у Христа на елке» не только в контексте праздничной традиции, но в большей степени в контексте педагогических воззрений Достоевского, размышлений о судьбах детей, о причинах возникновения «случайных семейств», представленных в его художественном и публицистическом творчестве глубоко и многосторонне.
В 1860-1870-е гг., в период бурного развития капитализма, когда человек не ощущал прочной связи с тем, что было до него, и с тем, что будет после, когда разрушалась привычная система ценностей и человек чувствовал себя «заблудившимся в мире», семья уже не спасала от нравственных потрясений и одиночества. «Наши юные люди, развитые в семействах своих, в которых всего чаще встречается теперь недовольство, грубость, нетерпение, невежество и где почти повсеместно настоящее образование заменяется лишь нахальным отрицанием с чужого голоса; где материальные побуждения господствуют над всякой высшей идеей; где дети воспитываются без почвы, вне естественной правды, в неуважении или в равнодушии к отечеству и в насмешливом презрении к народу. Из этого ли родника наши юные люди почерпнут правду и безошибочность, направления своих шагов в жизни?» [3].
В «Дневнике писателя» за июль-август 1877 г. автор сетует на то, что родители не знают никаких традиций, что «никогда семейство русское не было столь расшатано, разложено и не оформлено, как теперь... Современное русское семейство становится все более случайным» (3,
т. XXV, с. 173). Семья утрачивает статус патриархальной, православной, где дом -храм, очаг-алтарь, семейный уклад - благочестие, идеал - любовь к Богу и ближнему; дружелюбие и взаимопонимание между чадами и домочадцами.
В статьях и художественных произведениях «Дневника писателя» Достоевский дает емкую и всестороннюю характеристику семьи, утратившей прежние свойства и идеалы.
Во-первых, это семейство, потерявшее веру в Бога, семейство «без опреде-
ленности и ясности», без опоры на патриархальные отношения, в которых главными ценностями являлись бережное отношение к памяти предшествующих поколений, понимание родовой связи предков и потомков как основы достоинства и самостоянья человека: «Старый облик
свой она потеряла, а новый. в силах ли она будет создать себе новый, желанный и удовлетворяющий русское сердце?». Наблюдая за детским весельем на елке в клубе художников, писатель отмечает развязное поведение как детей, так и их родителей, акцентирует внимание на излишней привязанности взрослых к европейской моде, подчеркнутой подражательности.
Во-вторых, это семейство, в котором современные отцы не исполняют своего долга перед детьми, утрачивают «всякую общую идею в отношении к своим семействам», «утрачивают великую мысль» (3, т. XXV, с. 178), предстают самодовольными, самолюбивыми и завистливыми (3, т. XXII, с. 12-13). Общеизвестно, что отец на Руси был не только кормильцем и защитником, но и показателем духовного состояния семьи. Вспомним эпиграф к первой главе повести А. С. Пушкина «Капитанская дочка» из Княжнина: «- Был бы гвардии он завтра капитан. - Того не надобно; пусть в армии послужит. - Изрядно сказано! Пускай его потужит... Да кто его отец?» (выделено мной. - А.Л.). Задача отца - учить детей книжному разуму, воспитывать - в духе заповедей Божьих, в благонравии, правде и любви, ни яростью, ни гневом, ни жестокостью, а снисходительно и кротко, чтобы в детскую душу не западали страх и уныние. Особенно в переходные, кризисные периоды возрастает ответственность отца за нравственную атмосферу в семье, за передачу ценностей от поколения к поколению и сохранение семьи в ее культурном предназначении.
В-третьих, Достоевский видит причины формирования «случайного семейства» в появлении так называемого типа «ленивых отцов», которые не исполняют повседневный родительский долг, эгоистично относятся к делу: надеются на «авось», намереваются откупиться от своих чад, относятся к ним «строго, даже жестоко, истязают, избивают розгами», относятся как «к своей собственности». «Очень немногие в такие эпохи могут ясно видеть перед собою и не сбиваться с дороги», - справедливо замечает писатель (3, т. XXV, с. 189-190).
В-четвертых, появление образа не только страдающего, оскорбленного, от-
верженного, но и озлобленного, ожесточенного и даже развращенного ребенка. Дети из случайного семейства, наблюдая за недостойным поведением отцов своих, уносят в жизнь «не одну лишь грязь воспоминаний, а и саму грязь, <.> карманы полные набьют себе этой грязью, чтоб употребить ее потом в дело <...> с легким сердцем» (3, т. XXV, с. 180). Описывая судьбу несчастных сирот, двух мальчиков 12 и 9 лет, мать которых была убита сожителем, приходит к грустному выводу: «Вот опять “случайное семейство”, опять дети с мрачным впечатлением в юной душе. Мрачная картина останется в их душах навеки и может болезненно надорвать юную гордость» (3, т. XXII, с. 8). В очерке «Мальчик с ручкой» автор рассуждает о судьбе мальчиков, вынужденных не по своей воле выпрашивать милостыню и приносить ее в подвал пьяным халатникам, постепенно превращающихся в преступников. «Они бродяжат по городу и знают такие места в разных подвалах, в которые можно пролезть и где можно переночевать незаметно» (3, т. XXII, с. 14). Преступное равнодушие взрослых становится причиной преступления детей из «случайных семейств».
Рассказ «Мальчик у Христа на елке», как и описание бала в клубе художников, очерк «Мальчик с ручкой», описание колонии для малолетних преступников, расположенной на окраине Петербурга, которую Достоевский посетил 27 декабря 1875 г. с известным юристом А.Ф. Кони, включен в январский номер «Дневника писателя» за 1876 г. и окружен «рождественским» ореолом, что усиливает его гуманистический потенциал, так как задача подобных текстов - пробудить в людях чувство милосердия и сострадания.
В первоначальном замысле фрагмент «Мальчик с ручкой» следовал за рассказом «Мальчик у Христа на елке». Структурные изменения дают возможность иного решения детской судьбы: возвращение ребенка в лоно семьи и встреча с Христом на его праздничной елке. В реальности мальчик замерзает на улице во время святочной недели, но, согретый любовью Спасителя, воскресает на небе.
Рассказ «Мальчик у Христа на елке» начинается с описания жизни шестилетнего ребенка, замерзающего в холодном и сыром подвале рядом с телом умершей матери. Мотив холода - традиционный для петербургского пространства (хотя город не называется, но без труда угадывается) -усиливает эсхатологическую проблематику петербургского текста русской литературы
и знаменует кризис современного общества. Зимний холод («мальчик проснулся утром в сыром и холодном подвале», «дрожал», «дыхание вылетало белым паром», «холодное лицо матери, как стена») ассоциируется со смертью не только физической, но и духовной. Город, «возникший из тьмы лесов, из топи блат», оказывается чужим и равнодушным к человеку. Городское пространство рассказа создано в традиции Н.В. Гоголя. Вот как описан Петербург в повести «Ночь перед Рождеством»: «стук, гром, блеск, <...>дома росли, снег свистел, <...> пешеходы жались и теснились под домами». У Ф.М. Достоевского читаем: «И какой здесь стук в гром, какой свет и люди, лошади и кареты, и мороз, м.ороз! Мерзлый пар валит от загнанных лошадей, из жарко дышащих морд их; сквозь рыхлый снег звенят об камни подковы, и все так толкаются, и, господи, так хочется поесть, хоть бы кусочек какой-нибудь, и так больно стало вдруг пальчикам. Мимо прошел блюститель порядка и отвернулся, чтоб не заметить мальчика». Таким образом, городское пространство - это пространство, враждебное человеку, пространство, пугающее своей призрачностью и дисгармоничностью. Здесь, по мнению Е.В. Душечкиной, трансформируется традиционно святочный мотив встречи героя с нечистой силой. В данных текстах инфернальность связана с «живыми» людьми (будь то дворник, блюститель закона или барыня, вытолкавшая мальчика на улицу) [1,
с. 191]. Общеизвестно, что в богатых семьях на Рождество принято приглашать в дом детей из бедных семей и угощать их сладостями. Мальчик видит праздничный стол за стеклом, где тепло, нарядные дети, пироги, елка с огоньками, музыка, но нет места сироте. Это «ложный» мир, в котором не все чувствуют себя счастливыми. Рождество считается светлым и добрым праздником, потому что его уют, его тепло создают особое переживание близости людей, собравшихся округ светящейся елки, но этот праздник не приносит радости ребенку.
Реальности противопоставляется другой, сохранившийся в воспоминаниях мальчика мир, где «было так тепло и ему давали кушать», но который уже недостижим.
Конечно, Достоевский не мог оставить мальчика в одиночестве, без ощущения праздника. В рассказе сохраняется особое рождественское мировосприятие: мечта о милосердном отношении друг к другу, об истинной семье.
Финал произведения трактуется исследователями по-разному. «Есть рассказы, в которых герой умирает, - пишет Д.В. Макаров, - но смерть его осознаётся как спасение или исход из этого холодного и несправедливого мира в мир Божьей любви и высшей справедливости. Сюда относятся такие рассказы, как «Девочка со спичками» Г.Х. Андерсена, «Мальчик у
Христа на ёлке» Ф.М. Достоевского. У Достоевского мальчика встречает Сам Христос. Конечно, вне христианского контекста, вне религиозного мировоззрения эти рассказы вызовут только сожаление о социальной несправедливости, царящей в мире. Но если их читать с верой в вечную жизнь, то останется совсем другое впечатление. Да, социальные вопросы неразрешимы на земле, но всё разрешимо у Бога, у Него высшая справедливость, и Он, как сказано в Апокалипсисе, отрёт «всякую слезу с очей их» [4, с. 40-41].
И. А. Есаулов усматривает в рождественском рассказе имплицитный пасхальный смысл. «Рассказ, к тому же помещённый в очевидно “рождественский” контекст, неожиданно обнаруживает свой пасхальный смысл: замёрзший на земле “на чужом дворе” мальчик воскресает, это Воскресение описывается автором как действительная, хотя и нездешняя реальность <...>. “Реалист в высшем смысле” Достоевский - в отличие от Ф. Рюккерта, чьё рождественское стихотворение “Ёлка сироты” он использует в качестве литературного источника собственного рассказа, - показывает пасхальное преодоление смерти» [5, с. 57-63].
Доверяя уже сложившимся мнениям, мы рассматриваем возвращение мальчика на елку Христа в контексте не только праздничной традиции, но и в контексте педагогических взглядов автора на проблему Дома, взаимоотношения в семье. Достоевский напоминает современникам, что «маленькие детские души требуют беспрерывного и неустанного соприкосновения с вашими родительскими душами, требуют, чтоб вы были для них, так сказать, всегда духовно на горе, как предмет любви, великого нелицемерного уважения и прекрасного подражания» (3, т. XIV, с. 223). В этом контексте убедительной кажется сцена, когда ребенок, «покинув» занесенный снегами и метелями и освещенный тусклым фонарем город, попадает в райский уголок, светлый мир Христа, мир любви, понимания и заботы, очень напоминающая библейский сюжет о Христе, благословляющем детей. «. Иисус сказал: пустите детей и не пре-
пятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. И, возложив на них руки, пошел оттуда» (Мф., 19: 13-15). Возвращение мальчика в лоно счастливой семьи и Дома может рассматриваться и как рождественское чудо, и как смысл домашнего очага, а значит, и как идея преодоления «случайности».
Завершает «рождественский» цикл фрагмент «Колония для малолетних преступников.», в котором автор прописывает концепцию данного учреждения. Колония, по мнению писателя, должна приуготовить воссоздание семьи во главе с воспитателями, перед которыми стоит весьма важная и ответственная задача: быть не гувернерами детей, а отцами их, войти в борьбу с ужасными детскими впечатлениями, дабы искоренить их и насадить новые (3, т. XXII, с. 19). Как публицист, писатель, педагог, гражданин, Достоевский осознает великую роль отцов, наставников, учителей и воспитателей в духовном оздоровлении нации. «Вы
отцы, они ваши дети, вы современная Россия, они будущая; что же будет с Россией, если русские отцы будут уклоняться от своего гражданского долга и станут искать уединения, или, лучше сказать, отъединения, ленивого и цинического, от общества, народа своего и самых первейших к ним обязанностей. Ищите же любви и копите любовь в сердцах ваших. Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих» [3, т. XXV, с. 192-193].
ЛИТЕРАТУРА
[1] Душечкина Е. В. Русский святочный рассказ: становление жанра. СПб., 1995.
[2] Достоевский Ф. М. Записки из Мертвого дома. М., 1983.
[3] Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений : в 30 т. Л., 1972-1991. Т. XXI. С. 131-132.
[4] Макаров Д. В. Духовная литература в программе «В мире литературы...» // Духовная литература и святочные рассказы: Книга для учителя : сб. ст. Пермь, 2005.
[5] Есаулов И. А. Пасхальность русской словесности. М., 2005.
