Р.М. Кирсанова РУССКИЙ КОСТЮМ И БЫТ ХУШ-ХТХ ВВ.*
История костюма - это история культуры в самом широком смысле этого слова. Все, чего могло достичь человечество в различных сферах деятельности, нашло свое отражение в одежде. Успехи инженерной мысли сказались в крое и совершенствовании ткачества; развитие химии - в красителях и новых материях; успехи сельского хозяйства - в освоении волокнистых растений.
Костюм дает представление о культурных и экономических контактах народа, его эстетических идеалах и обычаях. Одежда обладает многими свойствами языка, сообщая о человеке, который ее носит, самую разнообразную информацию, дающую представление не только о свойствах его характера и привычках, но и о той социокультурной среде, к которой он принадлежит.
В декабре 1701 г. жители Москвы первыми ознакомились с новым царским именным указом «О ношении всякого чина людям Немецкого платья и обуви и об употреблении в верховой езде Немецких седел». С 1701 по 1724 г. появилось 17 различных указов, регламентирующих правила ношения костюма европейского образца, типов тканей, отделки форменного и праздничного платья и т.д.
Число именных императорских указов, постепенное ужесточение наказания за их неисполнение наглядно свидетельствуют о том, что Петр I отводил костюму совершенно особую роль в системе проводимых в стране реформ.
Истории известно немало случаев замены национального костюма заимствованными, однако обычно это было связано с завоеванием той или иной страны и навязыванием победителями не-
* Кирсанова Р.М. Русский костюм и быт XVIII-XIX вв. - М., 2002. - 224 с.
которых элементов своей бытовой культуры побежденным народам. В России запрет исходил от законного государя. Осознать значимость этого события можно, только хорошо представляя себе, что даже в рамках универсальной европейской моды в ту пору и до середины XIX в. в костюме сознательно поддерживались национальные отличия. И только после 1838 г., когда получила широкое распространение готовая одежда, такие отличия значительно смягчились, хотя окончательно устранены не были.
Запрет на ношение национальной одежды - одно из закономерных следствий государевой политики, направленной на укрепление и развитие России. Для проведения такой политики Петру требовались новые люди, которых он брал на службу невзирая на сословную принадлежность. Костюм же оставался точным знаком сословия, что проявлялось не только в богатстве ткани и отделке, но и в дозволенном крое, в количестве надеваемых одежд и т.д.
Платье европейского образца «снижало» боярина и «поднимало» простолюдина не только в собственных глазах, но и в общественном сознании. Правда, новая система обозначения места человека на иерархической лестнице сложилась довольно скоро, однако требовалось время, чтобы ее научились читать все сословия. Новый внешний облик подразумевал новую систему жестов, пластики, походки. Оглаживать бороду при бритом подбородке стало невозможным; засовывать руки за кушак, который принято было повязывать ниже талии, тоже стало затруднительным.
Для бояр было очень болезненно лишиться привычных атрибутов, свидетельствовавших об их принадлежности к власти, однако они оказали меньше сопротивления, чем можно было ожидать. Это объясняется тем, что личное достоинство у этого сословия часто подменялось родовой спесью. Сама по себе знатность на Руси, в отличие от европейского высшего сословия, ничего не значила без близости рода к царю, без его благоволения.
Для представителей низших сословий иноземная одежда открывала новые неожиданные возможности.
Первые изменения, еще до официальных царских указов, произошли в военном костюме. Введенная единообразная для всех полков форма, за образец которой была выбрана форма немецкого мундира, не вызвала недовольства - она была удобнее отечественной, а удобство в бою важнее других соображений.
Сложнее осуществлялись изменения в бытовом костюме. Внедрявшиеся в обиход корсеты, а затем и фижмы (сооружение из ивовых прутьев или китового уса, значительно расширяющее юбку), бывшие главными формообразующими элементами в европейской моде, создавали силуэт, противоположный русскому идеалу красоты. На Руси женские костюмы всех сословий должны были создать впечатление дородности и статности хозяйки. Декоративный строй традиционного костюма, его крой, основанный на простейших геометрических фигурах, позволяли добиться такого эффекта, а вот женское платье европейского образца требовало туго затянутой талии. Без должных навыков в корсете было трудно не только дышать, но и сидеть. Кроме того, ношение корсетов и фижм потребовало изменить убранство дома. В то время мало кто мог похвастать хотя бы одним стулом европейского образца, пригодным для пышных юбок, но теперь в них появилась насущная необходимость.
Постепенное приспособление к новому типу культуры основывалось на поисках сходства со старым: в покрое, манерах, движениях, занятиях. Некоторое сходство примиряло с явными отличиями. На портретах того времени заметно стремление приспособить, сочетать в наряде привычное и новое, чтобы он был удобен и в то же время соответствовал царским указам: «Чепцы сбивались на соболью шапочку царицы Натальи Кирилловны, а робронды и мантильи как-то напоминали сарафан и душегрейку» (Пушкин). При выборе костюма европейского образца в России долгое время сохраняли верность традиционным представлениям о том, что приличествует возрасту и общественному положению.
Это объясняет увлечение в России фонтанжем. Создательницей этого головного убора в западной моде считают фаворитку Людовика XIV - мадемуазель де Фонтанж. Это - вначале высокая прическа, которая усложнилась и, становясь все выше, превратилась в жесткий высокий каркас из локонов и кружев. Так вот, старинный головной убор русской женщины - кокошник - тоже представлял собой каркасное сооружение относительно большой высоты с обильными украшениями. Новомодную деталь можно было легко приспособить, руководствуясь привычными старорусскими правилами.
В XVII в. получили распространение в качестве дополнения к наряду живые блохоловки - пушные зверьки или крохотные собачки, которых женщины носили на руках. В западноевропейской культуре
они были известны начиная с XVI в. К средствам борьбы с насекомыми следует отнести и пологи над кроватями, и кресла с балдахинами.
В XVIII в. живых блохоловок сменили «блошиные ловушки» -золотые, фарфоровые, стеклянные или из слоновой кости. Это происходит после 1718 г., когда начинают носить более широкие юбки, так что даме становится затруднительно прижимать руки к телу.
Некоторые нововведения вообще не вызывали удивления или любопытства. Например, яркий бытовой грим, который в Европе стал моден в XVIII столетии, русские женщины применяли уже в XVII в., что необычайно удивляло иностранцев.
Определяющим элементом для формирования мужского силуэта в Петровскую эпоху был парик. Следует отметить, что парик воспринимался как головной убор, так что сакральное значение головного убора и его функций не отменялось - претерпевала изменения лишь форма. Однако в России не прижилась существовавшая в Европе классификация париков по профессиям. Здесь он остался лишь обязательной модной деталью костюма. К огромному парику следовало надевать кружевное жабо и пышные манжеты. Кафтан украшали пуговицы, которых иногда было до сотни, и декоративные петли. Карманов не было. Письма или платки прятали в потайной карман, располагавшийся сзади, в разрезе кафтана. Позу человека, достающего что-либо из такого кармана, трудно назвать изящной.
После 1715 г. в мужском костюме произошли изменения: парики уменьшились, посветлели, облик мужчин стал постепенно более мягким, утратил брутальность. В последние годы правления Петра общество на балах стало менее пестрым. Здесь уже нельзя было встретить простых корабелов. Мужчины стали галантными кавалерами, освоив танцы, приятные манеры, а также искусство вести светскую беседу, составить букет, используя язык цветов, и расшифровывать послание, переданное с помощью веера или мушки.
Став императрицей, Екатерина II предпочла выразить идеи государственного величия, преемственности власти и ее незыблемости не иначе, как через возрождение в придворном ритуале старинного русского костюма. Императрица откровенно признавалась, что приехала в Россию искать трона, а не счастливой семейной жизни или достатка. Она строго исполняла все церковные обряды, старательно училась говорить и писать по-русски. Ее стремление изменить придворный костюм на русский манер объяснимо и оправданно.
Возможность поступательного движения при таком последовательном и циклически повторяющемся «отрицании отрицания» определяется тем, что на каждом новом этапе, вследствие меняющейся исторической обстановки и, в частности, внешних культурных влияний, приобретается новая перспектива исторического развития, актуализирующая тот или иной семантический параметр. В результате одни и те же понятия могут наполняться на каждом этапе новым содержанием, в зависимости от того, какова исходная точка развития.
На самом деле речь шла не о вытеснении уже укоренившегося европейского костюма, но о введении в повседневный бытовой ритуал таких элементов старорусского платья, которые стали бы работать по принципу «свой - чужой» в общеевропейском культурном контексте, не выходя из него, но и не растворяясь в потоке модных новинок из европейских столиц.
Однако Екатерина сразу определила сферу своего влияния в области моды. Она регламентировала только репрезентативные функции, понуждая подданных в официальных ситуациях одеваться так, как она считает необходимым, исходя из своего понимания государственных интересов.
Отдельные элементы русского костюма Екатерина ввела сразу же с момента своего воцарения. К концу 1770 г. особый русский наряд уже сложился. Вслед за императрицей его стали носить и придворные дамы. Основным признаком русского платья были короткий шлейф и висячие рукава. «Русское» официальное платье XVIII в. - не более чем «офранцуженный сарафан». Откидные рукава с «окошками» (прорезями для рук) до такой степени не были свойственны европейской моде, что сочетание их с фижмами самой модной конструкции превращало наряд из парижского в «царицын», или московский. Из-за внешней оболочки европеизированной России глядит старая Московская Русь, переступившая за порог XVII в. и удобно разместившаяся в новых рамках Петербургской империи.
Истинное окончание XVIII в. наступило вместе с павловским запретом на «русское платье», возродившееся в придворном быту с воцарением Николая I.
В начале XIX в. в Россию с Запада пришла мода на античность. Античные мотивы в европейской бытовой культуре не были новостью. Россия XVIII столетия не составляла исключения. Но «античность» в одежде того времени не соответствовала силуэтам
придворных нарядов с фижмами и париками. Увлечение антично -стью становилось неотъемлемой частью жизни, но в России круг людей, которые могли бы попасть под влияние Винкельмана с его «Историей искусства древности» и идей Руссо с его призывами к естественности, был долгое время достаточно узким. Это были исключительно представители образованного общества. Однако естественная потребность жить в гармонии с окружающим миром, не казаться чужеродным элементом в классицистических интерьерах, стремление к удобству в повседневной жизни способствовали появлению нового костюма, формы которого подсказывало классическое искусство. В основном новые веяния затронули дамскую моду. Это были одеяния с плотным поясом под грудью. Из-под него вниз струились мягкие пышные складки, руки выше локтя были открыты, волосы стянуты на затылке в узел. Женщины в такой одежде походили на античные статуи. Античность стала поводом для переустройства именно частной жизни, которая формировалась литературой и искусством. При этом существовала и официальная бытовая культура, регламентируемая властями. Частная жизнь не могла выходить за пределы дозволенного ей пространства. Любая демонстрация модных новинок рассматривалась как своего рода фрондерство даже в том случае, если не имела никакой идеологической установки, кроме желания быть замеченной. Французская мода была синонимом революционного свободомыслия, противопоставлением любой форме регламентации костюма, неизбежно присутствующей в сословном обществе.
Новая мода в той или иной форме была хорошо известна, но публичное появление в модной одежде исключалось. Хотя случалось, что некоторые вещи при дворе надевали тайно от всех.
Тонкие прозрачные ткани, используемые для новых нарядов и не известные в седой древности, совсем не согревали даже в более мягком французском климате. Поэтому шали, заимствованные у англичан одновременно с цилиндрами и фраками, пришлись в России явно кстати. Появившийся тогда же танец с шалью, представлявший собой искусство драпировки в движении, стал синонимом изящества. «Танец с шалью» остается обязательным для женских учебных заведений до середины XIX в., а в провинции еще дольше. Танцевать его в присутствии гостей на выпускном балу было привилегией лучших учениц.
Шали в России носили постоянно, не однажды меняя их в течение дня. Они были невероятно дороги и принимались в залог наряду с драгоценностями.
До Петровских реформ особых отличий в крое одежды у различных сословий не было. Различия были лишь в качестве ткани и отделке. И если на протяжении XVIII в. аристократический костюм заметно менялся, народный костюм никогда не исчезал из обихода, хотя тоже менялся под влиянием появления промышленного текстиля и красителей, новых видов занятости и средств передвижения. Более тщательно сохранились обрядовые костюмы, поскольку предполагалось точное соответствие внешнего облика предполагаемому обряду, который должен был обеспечить ожидаемый результат.
Значительным элементом культуры России XIX в. была сословность одежды. Отказ от костюма своего сословия мог поставить человека в двусмысленное положение. Ведь просто сшитый по моде костюм свидетельствовал лишь о материальных возможностях, а умение его носить, знание соответствия различных деталей ситуациям и правилам поведения, принятым в определенной среде, приобретались благодаря воспитанию.
В XIX в. в общественной жизни России сформировался новый социальный тип - молодой интеллигент. Пластический облик нового человека был вначале сконструирован литературой, затем легализовался в повседневной жизни некоторой части российской молодежи и наконец обрел зримое воплощение в живописи, явившись своеобразным итогом длительного культурного процесса.
Широкополая шляпа, плед на плечах, толстая палка в руках стали опознавательными знаками студента между 1861 и 1885 гг., когда форменная одежда для высших учебных заведений была вообще отменена. Для значительной части учащейся молодежи отмена официальной формы была чрезвычайно важна не только из идейных соображений, но и из-за отсутствия необходимых средств. Всякий студент, оказывавшийся в столичном университете в эпоху правления Николая I, сталкивался со множеством мелочных предписаний. Пристрастие царя к классификации подданных, казалось, не знало предела. Кроме постоянных дополнений к уже существующей форме вводились бесконечные новации по всем военным и гражданским структурам. Именно в николаевскую эпоху окончательно сложились правила придворного поведения, структура и
состав всех ведомств. Все, что не укладывалось в рамки многочисленных распоряжений, подвергалось жестокому гонению. Растительность на лице мужчин регламентировалась так же, как и мундиры - по ведомствам.
При Николае I ношение усов составляло привилегию одних военных, лицам других сословий безусловно воспрещалось. Ношение бороды разрешалось только крестьянам и лицам свободных состояний, достигшим более или менее почтенного возраста, а у молодых признавалось за признак вольнодумства. Чиновники всех гражданских ведомств обязаны были гладко выбривать все лицо. Только те, кто уже успел несколько возвыситься по социальной лестнице, могли позволить себе ношение бакенбард возле ушей, и то лишь при благосклонной снисходительности начальства.
Поэтому эти самые бороды, шляпы, «американские жакетки» и стали средством выражать свое несогласие со стремлением стричь всех под одну гребенку, что и вылилось в их повсеместное ношение после 1861 г.
Во всем облике новых людей чувствовалось несомненное влияние литературы, нечто воспринятое поначалу через тексты (газетные и журнальные публикации), подробности литературных произведений, как балахон Базарова, например.
Из официальной моды студенты заимствовали только «шотландские ромбоиды», столь дорогие сердцу романтиков 1820-1830-х годов. Манеру носить плед и использовать его вне дома придумали именно студенты, уподобляя себя гордым героям Вальтера Скотта.
Широкополая шляпа, безусловно, связана с внимательным чтением работ А.И. Герцена, в которых неоднократно упоминается шляпа под названием «калабреза», ставшая символом борьбы за независимость Италии. Однако к концу века итальянское происхождение «революционной» шляпы было забыто, и она получила название «пушкинской». Иконографически это связано с портретом Пушкина 1839 года и к привычкам и вкусам самого поэта отношения не имеет.
Одежда «нигилисток» также была реакцией на запреты николаевской эпохи, но с той лишь разницей, что выстроить семантические пары по образцу: цилиндр - широкополая шляпа; форменный мундир установленного цвета - бесформенный и бесцветный балахон; бритое лицо - бородатое лицо и т.д., невозможно. Для женщины свобода в выборе одежды была равнозначна борьбе за право на
образование, свободу от принудительных браков и т.д. Чтобы женщина внешне могла обозначить свои духовные искания, требовалась гораздо большая смелость, нежели для молодых людей той же эпохи, в первую очередь по причине практически абсолютной финансовой зависимости от семьи.
Первым признаком «нигилистки» стали стриженые волосы. Внося нововведения в свой костюм, женщины, «жаждущие дела», руководствовались удобствами, необходимыми для занятий трудом. Одежда (кринолины, корсеты, турнюры), а также сложные прически, требовавшие участия горничных, - отвергались.
Первые высшие женские учебные заведения в России появились в конце 60-х годов. Стремящиеся к образованию девушки были особого склада, и это не могло не отразиться на их внешнем облике: рядом с косматыми студентами появились стриженые девицы в синих очках и коротких платьях темного цвета. Сознательный аскетизм в одежде, темные цвета и белые воротнички, которым отдавали предпочтение женщины с передовыми взглядами, однажды войдя в обиход, оставались в российской жизни практически всю первую половину XX в.
Т.А. Фетисова