CC BY
365
REFERENCES
1. Bueno G. España no es un mito: claves para una defensa razonada [Spain is not a myth: the key to a reasoned defense]. Universidad de Cadiz, 2005, p. 12.
2. Gellner E. Nations and Nationalism. New York, Cornell University Press, 2009, p. 99.
3. Shadzhe A.Yu., Sheudzhen E.Ya. Severokavka-zskoe obshchestvo: opyt sovremennogo analiza [North Caucasian society: the experience of modern analysis]. Moscow, Maykop, OOO "Ayaks", 2004, p. 42.
4. Al'tamira-i-Krevea R. Istoriya Ispanii [History of Spain]. In 2 vol., Ed. by S.D. Skazkina and Ya.M. Sveta, Moscow, Izdatel'vo inostrannoy lit-eratury, 1951, p. 389.
5. Yakovleva L.E. Sravnitel'nyy analiz natsional'nykh osobennostey russkoy i ispanskoy filosofii XIX-XX vekov [The Comparative Analysis of the National Features of Russian and Spanish Philosophy of the 19th and 20th Centuries]. In: Problemy upravleniya v kontekste gumanitarnoy kul'tury [Problems of Management in the Context of Humanitarian Culture], Moscow, University Humanitarian Lyceum, 1997, pp. 61-63 p.
6. Gijón M.M. RBA Libros, S.A., 2011. October, p. 73.
7. Korkonosenko K.S. Kikhotizm individual'naya religiya Migelya de Unamuno [The Quixoticism is the individual religion of Miguel de Unamuno]. In: Unamuno M. de. Zhitie Don Kikhota i Sancho [Life of Don Quixote and Sancho]. St.-Petersburg, Azbuka, 2011, pp. 89-143.
8. España entre dos siglos (1875-1931). Continuidad y cambio, Vil Coloquio de Historia Contemporánea de España dirigido por Manuel Tunon de Lara, November de 1991 [Spain between two centuries (1875-1931). Continuity and change, 7th Colloquium of Contemporary History of Spain directed by Manuel Tunón de Lara, November 1991]. Coordinator and editor GARCIA DELADO J.L. Madrid, Siglo XXI de España Editores, 1991, 455 p.
9. Preston P. The Triumph of Democracy in Spain. London, Routledge, 1986, p. 98.
10. Morales Moya А., Fusi Aizpurua J.P., Blas Guerrero A. de. La historia de la nación y del nacionalismo español [The history of the nation and nationalism, in English]. Galaxia Gutenberg/ Circulo de Lectores, 2006, p. 1150.
11. Uittaker E. ispaniya [Spain]. Moscow, Ripol klassik, 2014, p. 125.
28 августа 2017 г.
УДК 94 (430)
ПРОПАГАНДИСТСКИЙ ОБРАЗ ФЮРЕРА В ВОСПРИЯТИИ НЕМЕЦКОГО ОБЩЕСТВА (1933-1945)
Е.А. Паламарчук
DOI 10.23683/2072-0181-2017-91-3-65-74
Несмотря на то что, уже на сегодняшний день историография нацизма столь обширна, что с трудом поддается учету и многофакторному анализу, многочисленные аспекты, характеризующие феномен национал-социализма, отнюдь не утрачивают своей актуальности. Более того, их углубленное изучение приобретает всевозрастающее значение для современного мира, в котором под воздействием известных тенденций набирает силу неуклонная радикализация общественных отношений, приводящая к росту влияния по-
Паламарчук Евгений Александрович - доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры государственно-правовых дисциплин Южного университета (ИУБиП), 344068, г. Ростов-на-Дону, пр. Нагибина, 33А/47, e-mail: [email protected] т. 8(863)2924386.
литических партий правого спектра, усилению среди части общества настроений, близких к неофашистским и неонацистским. Причем приходится констатировать, что соответствующую трансформацию претерпевают не только государства-маргиналы, такие как современная Украина и Прибалтика, но и страны, традиционно считающиеся оплотом демократии. Более того, в созданную несколько лет назад в Европарламенте фракцию «Самобытность, традиции, суверенитет» вошли представители неофашистских организаций из ряда европейских государств [1].
Eugene Palamarchuk - Southern University (IUBiP), 33А/47, Nagibin Avenue, Rostov-on-Don, 344068, e-mail: [email protected], tel. +7(863)2924386
Фактически, на наш взгляд, речь идет о вполне определенном кризисе демократических ценностей и институтов. В этих условиях в не столь отдаленной перспективе может оказаться востребован потенциал, которым по-прежнему обладает тоталитарная идея. Причем ее реализация на современном этапе развития человеческого общества может иметь неизмеримо более разрушительные последствия, нежели это было в недавнем прошлом. Как известно, одним из ключевых факторов, предопределившим возникновение тоталитарных режимов, стало достижение соответствующего уровня развития средств массовой информации. В условиях информационного общества возможности, связанные с использованием последних, неизмеримо возросли. Сегодня не выглядит совсем уж безумным антиутопический сценарий, согласно которому за образованием отдельных неототалитарных режимов в Европе может последовать их реинтеграция в той или иной форме.
В ментальном отношении благоприятная почва для этого подготовлена усилиями по пересмотру характера и итогов Второй мировой войны, предпринимающимися на протяжении многих лет в Соединенных Штатах Америки и европейских государствах не только определенными политическими кругами, но и некоторыми представителями научного сообщества (начиная со «спора историков» в ФРГ) [2, 3].
С учетом ключевой роли, отводившейся культу фюрера в системе гитлеровской диктатуры и особой роли личности харизматического лидера, вождя в политических движениях и партиях, победа которых приводит к установлению авторитарных и особенно тоталитарных режимов, на первый план всегда выступает проблема, оказавшаяся в центре нашего исследования, представляется особенно злободневной. Тем более, что в таком ракурсе она специально не анализировалась.
В Германии после окончания Первой мировой войны, в атмосфере получивших широкое распространение мессианских настроений, активизировали свою деятельность многочисленные фелькише-организации, существовавшие здесь еще с конца Х1Х столетия. Как известно, помимо взятых ими на вооружение расистских и социал-дарвинистских теорий Жозефа Артюра де Гобино, Гвидо фон Листа, Йорга Ланца фон Либенфельса, Пауля де Лагарда и других, лидеры подобных орга-
низаций при разработке своих программных идеологических установок охотно посягали на интеллектуальное наследие видных представителей немецкой философской мысли, таких, как Фридрих Вильгельм Ницше и Освальд Шпенглер, - нередко вопреки намерениям последних. В частности, Ницше, у которого нацисты позаимствовали образ сверхчеловека, приспособив его к своим политическим и идеологическим нуждам, предвидя возможность подобного поворота событий, вкладывает в уста Заратустры следующие слова: «...Мои враги стали сильны и исказили образ моего учения, так что мои возлюбленные должны стыдиться даров, что дал я им» [4].
Гитлер, возглавивший в 1920 г. Национал-социалистическую германскую рабочую партию (НСДАП), быстро выделившуюся под его руководством среди других объединений фелькишеского направления, по замечанию имперского руководителя прессы Отто Дитри-ха, из произведений Ницше «воспринял только культ личности и доктрину сверхчеловека», оставаясь равнодушным к прочим «аспектам трудов философа» [5, с. 140-141].
Отдавая приоритет инструментальному характеру этих идей и примеряя последние на себя как на вождя партии, «творящего новую программу», Гитлер свою задачу видел «не в том, чтобы со всех сторон взвесить степень выполнимости этой программы, а в том, чтобы с возможно большей ясностью показать самую ее суть». Лишь в подобном случае, утверждал он, его деятельность явится «путеводной звездой для ищущего новых путей человечества». Если же «творец программы» заменит искания абсолютной истины поисками так называемой «целесообразности» и соображениями «выполнимости», и, покинув горние выси, вернется на грешную Землю для того, чтобы погрузиться в «серенькую и повседневную» работу, его великая миссия будет провалена [6, с. 175] .
Фактически уже здесь прослеживается взятая в дальнейшем на вооружение нацистской пропагандой идея харизматического вождя, не несущего ответственности за промахи своих последователей, на долю которых выпадала неблагодарная роль осуществления повседневного будничного труда. Более того, лидеру подобного типа постепенно неизбежно придется ощутить тесноту не только внутрипартийных, но и национальных рамок. При этом сама партийная организация, по мнению
Гитлера, представляет собой всего лишь необходимое зло. Надобность в ней возникает только в силу известных обстоятельств: человек (а по существу, сверхчеловек), ставший отцом гениальной идеи и чувствующий свое призвание донести ее до «всего человечества», в ходе проповеди своих взглядов завоевывает все большее число сторонников. Постепенно ряды последних разрастаются настолько, что вождь утрачивает возможность непосредственного общения со всеми ними, в связи с чем появляется «необходимость в посредствующем аппарате» [6, с. 289].
В это же время и Геббельс, ставший впоследствии одним из ближайших сподвижников Гитлера и самых влиятельных государственных деятелей Третьего рейха, внес свой вклад в концептуальное оформление и практическую реализацию идеи вождизма. Он много размышлял о том, каким должна быть личность вождя, способного возродить немецкую нацию. В своем знаменитом дневнике он записал 19 августа 1924 г.: «Фелькише движение должно выразить идеалы в фигуре великого вождя. Да, мы ищем прирожденного вождя» [7, с. 231]. Незадолго до этого, 4 июля, он молил Господа «явить немецкому народу. воскресшего Бисмарка» [7, с. 188]. В то же время, уже высоко отзываясь о Гитлере («хотелось бы в каждом городе иметь своего собственного Адольфа Гитлера, который бы зажигал сердца людей священным огнем, который пока только-только теплится». - Дневниковая запись от 22 августа того же года) [7, с. 240], Геббельс все еще приглядывается к своему будущему шефу. 14 октября 1925 г. он заносит в дневник личные впечатления от знакомства с «Майн кампф»: «Я дочитал книгу Гитлера до конца... Кто этот человек? Наполовину плебей, наполовину божество? Кто он - Спаситель или только Предтеча?» [7, с. 300-301]. Впрочем, скоро этим сомнениям пришел конец.
Восхищается Геббельс и Шпенглером. Вновь обратимся к дневнику будущего министра. «Читаю "Возрождение немецкого рейха", написанное Освальдом Шпенглером. Полностью соответствует нашим мыслям, нашим чувствам, нашим стремлениям. Никогда не устаю учиться у Шпенглера. Наши фелькише идиоты ничегошеньки не поняли из того, что он написал» (29 апреля 1925 г.) [7, с. 279]; «Феноменальная книга! Шпенглер мне очень близок. Если бы была возможность, я написал
именно такие слова - точь в точь такую же книгу» (1 мая 1925 г.) [7, с. 280]. Впрочем, как известно, хотя автор «Заката Европы» симпатизировал национал-социалистическому движению, связывая с ним определенные надежды на будущее Германии, его «роман» с нацизмом так и не состоялся, поскольку приход Гитлера к власти философ воспринял как насильственный переворот, «осуществленный с помощью элементарной внешней силы, а не душевной дисциплины» [8, с. 24].
В конечном итоге именно Гитлер, чье мышление, по во многом справедливому замечанию Э. Нольте, с 1924 г. «осталось почти неизменным и в своих основных чертах независимым от превратностей политической истории национал-социализма» [9, с. 38], определял характер своей власти.
На первых порах, начиная с 1922-1923 гг., культ личности Гитлера складывался как внутрипартийный феномен [10, с. 43]. В это время его уже начинают «титуловать» фюрером, а простые баварцы за глаза именуют «мюнхенским королем» [9, с. 331]. С 1929-1930 гг., с легкой руки Геббельса, среди членов НСДАП получило распространение партийное приветствие «Хайль Гитлер» [11, с. 49]. После прихода Гитлера к власти нацистское пропагандистское ведомство, получив в свое распоряжение практически неограниченные ресурсы, поставило их на службу формирования образа общенационального лидера, выгодно отличавшегося от канцлеров периода заката Веймарской республики.
Став рейхсканцлером, Гитлер уже в новом качестве продолжал совершать частые поездки по стране, в ходе которых местному населению предоставлялась возможность непосредственно выразить свои чувства по отношению к вождю. Некоторые, особенно отчаянные и экзальтированные фольксгеноссен, едва не бросались под колеса гитлеровского автомобиля. Так, О. Дитрих, отмечая энтузиазм, с которым народ неизменно приветствовал гитлеровскую кавалькаду на всем пути ее следования, приводит два характерных случая: в одной из швабских деревень «ученик мясника подскочил к машине с криком "Только через мой труп!". Машина Гитлера остановилась прямо перед парнем, после чего вся деревня столпилась вокруг фюрера». В другой раз, при проезде Гитлера через Хейльбронн, молодая немка «вскочила на подножку открытой машины, чтобы поцеловать
фюрера в присутствии многотысячной толпы» [5, с. 138]. Подобные выражения восторга затем многократно тиражировались печатными изданиями рейха.
Конечно же, подавляющее большинство немцев не могло рассчитывать на непосредственное общение со своим кумиром: Гитлер в значительной степени придерживался тезиса Лебона, согласно которому, для того, «чтобы вызывать восхищение толпы, надо всегда держать ее на известном расстоянии» [12, с. 208]. Однако к услугам всех желающих расово полноценных граждан рейха был почтовый канал связи. Поскольку средства массовой информации нацистской Германии представляли Гитлера в качестве стоящего над партиями и массами верховного арбитра по всем вопросам, волновавшим не только германское общество в целом, но и отдельных его представителей, многие рядовые немцы, воспринявшие этот образ, с готовностью делились с фюрером своими повседневными заботами, проблемами, радостями и даже предлагали те или иные услуги в качестве выражения своего, когда подлинного, когда небескорыстно демонстративного, восхищения вождем нации. Об этом, в частности, свидетельствуют многочисленные письма, направляемые фольксгеноссен в рейхсканцелярию и личную канцелярию Гитлера.
Э. Бухвальд, владелец располагавшихся в Коттбусе магазина по торговле продуктами садоводства и фабрики по не подвергавшейся ферментации переработке фруктов, 27 апреля 1932 г. по случаю «блистательного» успеха НСДАП на выборах послал «самому почитаемому лидеру... приверженному вегетарианству» (о последнем факте Бухвальд узнал из опубликованной в том же году «замечательной книги «Неизвестный Гитлер», написанной личным фотографом фюрера Г. Гофманом), упаковку фруктового сока, произведенного на принадлежавшей ему фабрике. Автор письма выражал надежду, что вождь поднимет стакан с этим соком за возрождение Германии [13, с. 52].
Данное письмо является одним из многочисленных свидетельств широкого распространения пронацистских настроений в среде мелкого и среднего бизнеса.
Многие немцы присылали Гитлеру ко дню его рождения ценные подарки (в подобных случаях они получали ответ с изъявлением благодарности за личной подписью вождя).
Так, тюрингский профессор Хелферих в письме фюреру от 1 мая 1933 г. писал: «Дорогой господин рейхсканцлер! Железное "кольцо патриота", датированное 18 октября 1813 г. ... почитается в нашей семье. Предположительно, оно было получено нашим предком за участие в борьбе против Наполеона в 1812 г. Я умоляю Вас принять его от меня в дар. Сегодня никто иной, кроме Вас, не имеет права на обладание этим символом» [13, с. 79]. Нередко в письмах, сопровождавших подобные подношения, в форме прозрачного намека содержалась та или иная невысказанная прямо просьба. Некий П. Киссель из Гернсхайма (город в Западной Германии. - Е.П.) в письме от 26 июня 1933 г. с немецкой педантичностью сообщает Гитлеру, что высылает ему написанную им собственноручно картину «в рамке», которую хотел преподнести вождю в качестве подарка ко дню рождения последнего, но не успел закончить в срок по причине собственного дилетантизма. Обращая внимание высокопоставленного адресата на то, что ему 22 года и он, являясь старшим ребенком в многодетной семье простого железнодорожного рабочего, не получал поддержки по линии системы социального обеспечения (еженедельный доход его отца на две с половиной марки превышал определенные для предоставления соответствующей помощи нормативы), Питер заканчивает письмо следующими проникновенными словами: «С учетом моих финансовых затруднений, мне было нелегко написать эту картину. Но ради Вас, господин рейхсканцлер, я экономил каждый пенни (так в оригинальном переводе письма на английский язык. - Е.П.) с тем, чтобы доставить Вам удовольствие. С глубоким почтением, Питер Киссель. Хайль, победа!» [13, с. 79-80].
Во многих письмах, обращенных к фюреру, содержались просьбы стать крестным отцом того или иного новорожденного. В ответе автору одного из подобных обращений старший адъютант Гитлера Брюкнер извещал его о том, что, ввиду обилия такого рода ходатайств, Гитлер принял решение соглашаться брать на себя соответствующую роль исключительно в тех случаях, когда речь шла о рождении, как минимум, седьмого сына в семье или о появлении девятого ребенка, вне зависимости от пола последнего [13, с. 83]. Член «Гитлерюгенд» 11-летний берлинец Герхард Х. в направленном Гитлеру
19 апреля 1934 г. поздравительном письме заклинал фюрера стать крестным отцом не только ему, но одновременно его сестре и трем братьям - соответственно, восьми, пяти, трех и двух лет от роду, дабы дать их «чувствам к Богу подлинное освящение». Пометка, сделанная на этом письме в канцелярии Гитлера, гласит: «Невозможно». В ответном же письме Герхарду, подписанном Альбертом Борманом, говорилось, что, «ввиду чрезвычайно большого числа просьб, поступающих ежедневно», фюрер не имел возможности принимать на себя какие-либо обязательства задним числом [13, с. 97].
При этом любые несанкционированные властями попытки внести свой вклад в мифологизацию образа фюрера отвергались и пресекались. Когда некая госпожа Клозе из Висбадена прислала в 1933 г. в канцелярию Гитлера в качестве подарка ко дню его рождения поэму собственного сочинения (в ней, среди прочего, содержались слова: «. Вы дарите надежду, радость и мир! О, Вы -наше спасение! Вы взвалили на свои плечи груз множества тягот и забот! Но Ваш взгляд устремлен в цель!...Мы храним верность Вам! Провозглашайте: "Славься, Гитлер!" и боритесь»), она в ответном письме от Брюкнера вместе со словами признательности получила отказ в ее просьбе опубликовать этот панегирик в газетах Берлина, Мюнхена и Висбадена. Мотивировалось это «принципиальным» неприятием вождем прославления его личности [13, с. 80-81].
Вне всякого сомнения, многие письма подобного рода были продиктованы желанием лишний раз продемонстрировать фюреру свои лояльность и верноподданнические настроения, хотя, видимо, в большинстве случаев это органично сочеталось с искренним восхищением, сформированным пропагандой.
Жительница саксонского Хемница М. Бенневиц 18 апреля 1934 г. отослала письмо, адресованное Гитлеру, его сестре Ангеле Раубаль с просьбой передать ее послание фюреру лично в руки и пожеланием получить портрет рейхсканцлера с его автографом. В нем она не преминула напомнить о том, что свое первое поздравление вождю по случаю его дня рождения она отправила еще в 1932 г., «как раз в трудные и печальные времена, когда восемью днями ранее наши формирования СС и штурмовиков были запрещены». «Я всегда возвращаюсь мыслями к
этому времени, думая о том, как это всех нас расстроило, - продолжала она. - Благодарение Богу, с того ужасного времени все изменилось к лучшему». Под письмом значилось: «от фрау Мария Бенневиц, пожилой немецкой матери» [13, с. 99-100].
Многочисленная корреспонденция сходного содержания поступала Гитлеру и от немцев, проживавших заграницей. Юная Аннелин К. из Хейдекруг (располагался на территории Ме-мельской области, которая с 1923 до 1939 г. находилась в составе Литвы. - Е.П.) 7 мая 1933 г. написала ему: «Дорогой, добрый дядя Гитлер! Мы уже на протяжении долгого времени ждем Вашего прибытия в нашу Мемель-скую область. Все от ребенка до взрослого, исключая евреев и литовцев, переполняемые энтузиазмом, кричат только: "Хайль, Гитлер!". Все мы были бы очень, очень счастливы вернуться в состав Германии. Все евреи и литовцы должны убраться восвояси, верно ведь? Они здесь ведут себя ужасно нахально. Когда я говорю: "Хайль Гитлер!", они стараются побить меня.» Далее следовала жалоба по поводу введенного местными властями запрета на ношение свастики и использование гитлеровского приветствия, за нарушение которого полагалось тюремное заключение. «Да, дорогой дядя Гитлер, - продолжала юная корреспондентка, - мы здесь - в своего рода тюрьме. Прибудь к нам как можно скорее и спаси нас от евреев и литовцев». При этом евреям традиционно инкриминировались жертвоприношения христианских детей по случаю пасхальных празднеств: «Нет такого ребенка, который бы не боялся заходить в еврейские магазины накануне Пасхи». Сообщая о том, что, по соображениям конспирации, она направляет письмо своему тильзитскому дяде, чтобы он переслал его немецкому канцлеру, Аннелин просила отправить ответ тем же путем и наивно заклинала «дядю Гитлера» «не упоминать об этом письме даже по радио», поскольку «литовцы очень любят слушать» радиотрансляции «прекрасных речей» лидера немецкой нации. Письмо заканчивалось словами: «Сердечнейшие приветствия от молодежи Мемельской области и особенно от Вашей маленькой племянницы тринадцати и трех четвертей лет от роду Аннелин К.» [13, с. 107]. (Личный переводчик Гитлера П. Шмидт вспоминал, что в 1935 г. в ходе переговоров с Джоном Саймоном и Энтони Иденом Гитлер обосновал свой отказ вести
какие-либо дела с Литвой именно угнетенным положением немецкого меньшинства в Мемеле) [14, с. 18]. Впрочем, ответа на данное письмо не последовало [13, с. 108]. Возможно, оно упокоилось в одной из многочисленных папок, озаглавленных «Полоумные!», которые, как вспоминает Г. Гофман, хранились в личном кабинете фюрера [15, с. 166]. Видимо, та же судьба постигла и письмо владельца парикмахерской К.Р. Кемпе, проживавшего в небольшом городке на границе с Чехией. В нем он просил организовать ему встречу с фюрером, предоставив возможность продемонстрировать на последнем свое профессиональное мастерство. Ради этого Кемпе изъявлял готовность совершить пешее «паломничество» в столицу рейха [13, с. 144-145].
Другое письмо похожего содержания было направлено Гитлеру 5 ноября 1933 г. жительницей Вены Алисой Циммерман, членом нацистской партии. Сообщая о том, что две недели назад она побывала в Берлине, где во Дворце спорта впервые в своей жизни видела и слышала Гитлера, Алиса с изрядной долей экзальтации от имени всех проживавших в Вене немок, желавших быть счастливыми, свободными и оказаться в составе Германии, просила Гитлера прибыть в австрийскую столицу, дабы помочь им в осуществлении их чаяний. Сетуя по поводу необходимости «вернуться в Ад», она высказывала опасение, связанное с перспективой оказаться в скором времени в концентрационном лагере за свое желание «быть немкой» [13, с. 108].
Не было недостатка и в письмах с просьбами о вмешательстве фюрера в частные дела и даже в личную жизнь. Сюзанна Хессе, проживавшая в одной из тюрингских деревень, в письме Гитлеру от 14 апреля 1934 г. поведала ему о своей личной драме. Будучи «обычной белокурой девушкой, дочерью такого же обычного, подлинно немецкого крестьянина. компетентной во всех сферах домашней экономики», она всегда мечтала стать женой работящего крестьянина, которому могла бы подарить не менее десяти «белокурых мальчиков и девочек». Такого мужчину (барона Альфа-Дитриха Александра Рейнхоль-да фон Стрика) она нашла, но, ввиду аристократического происхождения последнего, его мать категорически высказалась против их брака, после чего Сюзанна получила от несостоявшегося жениха прощальное послание. Обращаясь к фюреру с просьбой помочь
ей в разрешении возникшего препятствия к заключению брака, девушка одновременно заклинала его не предавать письмо огласке, поскольку отправила его втайне не только от близких с обеих сторон, но и от самого жениха, который, по ее мнению, «никогда не смог бы понять» предпринятый ею шаг. При этом из текста письма можно сделать вывод о том, что настойчивость девушки была продиктована не только (а возможно, и не столько) любовной страстью, но, в гораздо большей степени, вполне меркантильными интересами: ее избранник являлся бароном и управляющим двумя графскими поместьями в Саксонии; кроме того, не одобренный «Небесами» брачный союз ставил крест и на планах несостоявшейся пары приобрести поселенческий земельный участок площадью не менее 150 акров. Данное обстоятельство, приведенное в письме, сопровождалось следующим комментарием: Вы посоветуете взять более мелкий участок земли, но «Глубокоуважаемый господин рейхсканцлер! Альф всегда жил в дворянских поместьях, вследствие чего он никогда не сможет приспособиться к иным условиям».
Естественно, данное послание осталось без ответа, как бесплодными оказались и притязания Сюзанны: вскоре Альф-Дитрих связал свою судьбу с дочерью вестфальского фабриканта [13, с. 111-113].
По мнению самого Гитлера, почтовый канал общения с фюрером должен был придать этому титулу в глазах немцев сакральный характер. «Что хорошо, - подчеркнул он в одной из своих "застольных бесед", состоявшейся в ночь с 3 на 4 января 1942 г., - это то, что каждый немец может сказать "мой фюрер" - другие могут говорить только "фюрер". Невероятно, как быстро эта форма стала популярной. Никто не обращается ко мне в третьем лице. Любой может написать мне: "Мой фюрер, я Вас приветствую" [16, с. 182-183].
Таким образом, в восприятии подавляющей части нации образ фюрера наряду со «сверхчеловеческой» должен был обладать и человеческой составляющей, что делало его понятным, своим. За этим неизменно следил главный имиджмейкер Гитлера Геббельс. Уже в 1924 г. он осознавал значимость данного нюанса. Рассуждая о причинах, по которым не Вагнера, а Бетховена считали «величайшим» немецким композитором, будущий ми-
нистр отмечал, что, хотя последний «несравненно величественнее, в том числе по своему характеру», он «почти полностью утратил свою человеческую составляющую», оставив потомкам «ледяной образ Титана, сверхчеловека, Пророка». Вагнер же «всегда оставался родным и понятным. И вполне человечным» [7, с. 216].
Сам Гитлер был озабочен тем, чтобы в средствах массовой пропаганды не появлялись материалы, способные каким бы то ни было образом разрушить образ вождя, созданный пропагандой. Так, он запретил Гофману публиковать сделанный тем снимок, запечатлевший фюрера с Бурли, скотч-терьером Евы Браун, заявив, что «государственный деятель не может позволить себе фотографироваться с маленькой собачкой, какой бы она ни была забавной и милой». «Единственной собакой, достойной настоящего мужчины», по его мнению, была немецкая овчарка [15, с. 197-198].
В то же время, хотя Гитлер (по крайней мере, на словах) видел свою задачу в том, чтобы дать титулу «фюрер» «официальное освящение», предвидя, что в будущем «этот титул. будет распространяться на лиц, которые не будут иметь всех достоинств лидера» [16, с. 182], культ фюрера в Третьем рейхе носил исключительно персоналистский характер.
Неуклонно придерживаясь идеи о том, что народом и государством должен руководить один человек (запись застольной беседы от 3-4 января 1941 г.) [17, с. 118], Гитлер проводил сравнение между Германией и Италией, обращая внимание на то, что в последней «Дуче не стал. единовластным диктатором» [1, с. 116]. В Германии же, по утверждению нацистского политолога Э. Хубера, «вся публичная власть в государстве, как и в движении, происходила из власти фюрера», являвшейся "всесторонней и тотальной. исключительной и неограниченной"» [18].
Конечно же, главным средством воздействия, оказываемого Гитлером не только на массы, но и на известных немецких деятелей, являлись его публичные речи. Выдающийся немецкий кинорежиссер Лени Рифеншталь вспоминала, как она впервые слушала Гитлера, выступавшего в берлинском Дворце спорта в конце февраля 1932 г.: «Я сидела слишком далеко, чтобы рассмотреть лицо Гитлера. Когда возгласы стихли, Гитлер начал говорить: "Соотечественники, соотечественницы.". Странным образом в тот же момент мне
явилось видение, которое я никогда не могла забыть. Мне показалось, что поверхность Земли - в виде полушария - вдруг посередине раскалывается, и оттуда выбрасывается вверх гигантская струя воды, такая огромная, что касается небес. Хотя многого я не понимала, речь Гитлера оказала на меня колдовское воздействие. Слушателей словно оглушила барабанная дробь, и все почувствовали, что находятся во власти этого человека» [19]. В то же время считаем возможным лишь отчасти согласиться с категоричным мнением М. Бросцата о «необыкновенном умении» Гитлера «производить впечатление и убеждать своих сотрудников или собеседников (партийных функционеров, министров, зарубежных дипломатов и др.). определять ментальность своего слушателя и ей соответствовать» [11, с. 45]. Среди представителей общественной элиты нацистской Германии, имевших возможность встречаться и беседовать с Гитлером, многие критически относились к его личным качествам. При разговоре с фюрером с глазу на глаз, в котором, как отмечал Яльмар Шахт, «его собеседники участвовали только на пять процентов, остальные девяносто пять процентов заполнял сам Гитлер» [20, с. 280], «магия слова» последнего, завоевавшая ему массовую аудиторию, теряла свою силу. Так, известный немецкий дипломат Г. фон Дирксен, признавая, что был «зачарован фейерверком ораторского мастерства Гитлера» во время его выступления на съезде НСДАП в 1936 г., отмечал, что «в приватной беседе» этот гипнотизм фюрера на него не действовал [21, с. 254-255, 163]. Сам Гитлер осознавал эту разницу. Гофман вспоминал в своих мемуарах об отказе фюрера произнести речь на свадьбе его близкого соратника Г. Эссера. Отвергая настойчивые просьбы участников праздничного застолья, он пояснил: «Когда я говорю, мне нужны массы. В тесном дружеском кругу я никогда не знаю, что сказать. Я только разочарую всех вас, а этого мне бы совсем не хотелось. Для семейного торжества я никудышный оратор» [15, с. 39]. Чары фюрера бесследно исчезали и при его общении с представителями аристократии, особенно зарубежной. Дочь бельгийского короля Мария-Жозе так вспоминала о своих впечатлениях от присутствия на банкете, устроенном в честь германского канцлера во время его визита в Италию летом 1940 г.: «На обеде я сидела рядом с Гитлером. Он
говорил только по-немецки, и я, естественно, не прилагала никаких усилий, чтобы понять, о чем он говорит. Я плохо знаю немецкий. Он ничего не ел и не пил. Говорят, что плохие люди не пьют вина, и, судя по Гитлеру, это высказывание верно. Весь обед он только и делал, что грыз шоколад, а его скованные и чересчур почтительные манеры производили удручающее впечатление» [22, с. 118].
Однако по отношению к основной массе населения рейха культ фюрера был эффективным средством сплочения нации. Он занимал одно из центральных мест в системе нацистской диктатуры. Более того, и государственная, и партийная власть в Третьем рейхе, представлявшем собой фюрер-государство, зиждились на «харизме фюрера» [23, с. 7]. Пропагандистский же, мифологизированный, образ вождя был призван сыграть (и во многом сыграл!) интегративную роль в немецком обществе. Не случайно в 1941 г. Геббельс охарактеризовал создание мифа Гитлера как свое самое выдающееся пропагандистское достижение [10, с. 47]. Как известно, культ личности Гитлера превратился в один из главных факторов, обеспечивавших режиму массовую поддержку населения. В его формирование, помимо Геббельса, вносили свой вклад и другие лидеры Третьего рейха. Имперский руководитель «Гитлерюгенд» Балдур фон Ширах утверждал, что «воля Адольфа Гитлера» не подвластна времени, и ставил ее в один ряд с «Фаустом» Гете и Девятой симфонией Бетховена [24, с. 18-19], а Роберт Лей объявлял фюрера «фанатичным приверженцем истины» [17, с. 126]. О степени, которой уже вскоре после его прихода к власти достигли восхваления в его адрес, говорит тот факт, что 4 июня 1936 г. «временное церковное руководство» в направленном Гитлеру послании выразило обеспокоенность по поводу того, что почитание фюрера принимает форму, подобающую «одному Богу» [23, с. 70].
В то же время ресурсов одной лишь пропаганды, сколь бы велики они ни были, вряд ли оказалось бы достаточно для достижения подобного эффекта, если бы они не подкреплялись соответствующими успехами в сфере социальной политики, являвшейся важнейшим рычагом модернизации германского общества [25] («нельзя быть вождем народа, не воплощая его мечтаний») [12, с. 110].
Лишь на переломном этапе войны, после Сталинграда, когда в дома немцев все
чаще стали приходить похоронки с фронтов, харизма фюрера начала блекнуть. Отмечая, что в это время «работоспособность и выносливость людей подвергались все большим испытаниям, а поводы для политической уверенности появлялись все реже», Н. Фрай считает возможным говорить о начале «денацификации немцев» [26, с. 160]. Нам последнее утверждение представляется не бесспорным. Подобные настроения, безусловно, имели место, но при этом не носили системного характера. По мере того как фронт приближался к границам рейха, к чувству расового превосходства немцев по отношению к остарбайте-рам и советским военнопленным все больше примешивался страх перед грядущим возмездием. Это заставляло большую часть нации, вне зависимости от степени разочарованности того или иного индивидуума в режиме, сплачиваться вокруг него из чувства патриотизма и самосохранения. Хорошо известно, что крах нацистского режима наступил не столько в силу внутриполитических причин, сколько в результате поражения в войне.
В самом конце войны, когда под воздействием поражений на фронтах, июльского заговора 1944 г. и вследствие методов лечения, к которым прибегал Т. Морелль, злоупотреблявший наркосодержащими препаратами, Гитлер превратился в развалину, для многих, имевших доступ к фюреру высокопоставленных немцев, особенно военных, его ореол окончательно померк. По свидетельству помощника германского Генерального штаба Г. Больдта, на рабочем совещании у Гитлера 12 марта 1945 г. генерал танковых войск Д. фон Заукен не только нарушил ряд строгих правил этикета (отдав присутствовавшим честь, он пренебрег нацистским приветствием, при этом взирал на фюрера через монокль), но и позволил себе прямое неповиновение Гитлеру. Когда тот, сообщив генералу о передаче ему командования Второй армией, действовавшей в районе Данцига, сделал особый акцент на обязанности Заукена подчиняться местному гауляйтеру, тот ответил резким отказом: «Я не собираюсь, господин Гитлер, подчиняться какому-то гауляйтеру!». «Можно было услышать, как летит муха, - пишет Больдт. - Мне даже показалось, что от этих слов генерала Гитлер как-то съежился, поник и еще больше сгорбился. Наконец. тихо, без всякого выражения, он произнес: "Хорошо, фон Заукен, пусть будет по-вашему".
После обмена несколькими, ничего не значившими, репликами Гитлер, не подавая руки, отпустил генерала, и фон Заукен, выходя, едва кивнул» [27].
Но миф Гитлера не канул в Лету даже с его самоубийством. Политтехнологи нацистского государства основывались на глубоком знании человеческой природы и психологии. Пример Третьего рейха показал, что тоталитарные режимы могут зиждиться на сочетании, казалось бы, мало сочетаемых элементов. В частности, по нашему мнению, нацистская Германия представляла собой специфический вариант тоталитарно-социального государства. В современных условиях при практической реализации тоталитарной идеи возможны любые, еще более сложные, модификации политического характера того или иного государства. Ведь создававшиеся на разных этапах развития человеческой цивилизации политические системы составляют богатый арсенал, из которого в нужный момент можно выбрать необходимые элементы и «сконструировать» соответствующее политическое устройство по принципу Lego. При этом по уже апробированной схеме не исключается сохранение в качестве архитектурного декора отдельных привычных для населения демократических институтов, лишенных какой бы то ни было самостоятельности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бережная С.В., Бондаренко И.И., Кучемко Н.М. Тоталитаризм в истории Европы ХХ века. Братислава: Европейский Центр Изобразительных Искусств, 2012. С. 72.
2. Черкасов Н.С. ФРГ: «спор историков» продолжается? // Новая и новейшая история. 1990. № 1. С. 171-184.
3. Рулинский В.В. «Спор историков» в Германии: проблема ответственности за нацистские преступления // Вестник славянских культур. 2013. № 1. С. 46-56.
4. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ф. Ницше Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.: «Рипол Классик», 1997. С. 58.
5. Дитрих О. Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945. М.: Центрполиграф, 2007. 255 с.
6. Гитлер А. Моя борьба. Ростов н/Д: ИТФ: «Т-Око», 1992. 598 с.
7. Геббельс Й. Дневниковые записи. 1924-1925 // Й. Геббельс. Михаэль. М.: Алгоритм, 2013. 320 с.
8. Артамошин С.В. Идейные истоки национал-социализма. Брянск: Изд-во БГУ, 2002. С. 24.
9. Нольте Э. Фашизм в его эпохе. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. 568 с.
10. Kershaw I. Hitler and the Germans // Life in the Third Reich / Ed. by R.Bessel. L.: Oxford University Press, 2001. P. 41-55.
11. Бросцат М. Тысячелетний рейх. М.: Эксмо, Яуза, 2004. 352 с.
12. Лебон Г. Психология толп // Психология толп. М.: Институт психологии РАН, Изд-во КСП+, 1998. C. 13-254.
13. Letters to Hitler / Ed. by H. Eberle. Cambridge: Polity Press, 2012. 262 p.
14. Шмидт П. Переводчик Гитлера. Смоленск: Русич, 2001. 400 с.
15. Гофман Г. Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера. М.: Центрполиграф, 2007. 2565 с.
16. Тревор-Ропер X. Застольные беседы Гитлера. 1941-1944 гг. М.: Центрполиграф, 2004. 656 с.
17. Серенсен Э. Мечта о совершенном обществе. Феномен тоталитарной идеологии. М.: Прогресс-Традиция, 2014. 232 с.
18. Welch D. The Third Reich. Politics and Propaganda. L.; N. Y.: Routledge, 2002. P. 108.
19. Рифеншталь Л. Мемуары. М.: Ладомир, 2006. 700 с. С. 103.
20. Шахт Я. Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948. М.: Центр-полиграф, 2011. С. 280.
21. Дирксен фон Г. Москва, Токио, Лондон. Двадцать лет германской внешней политики. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. С. 163, 254-255.
22. Доллман Е. Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944. М.: Центр-полиграф, 2008. С. 118.
23. Бросцат М. Закат тысячелетнего рейха. М.: Яуза, Эксмо, 2005. 288 с.
24. Schirach B. von. Die Hitler Jugend. Idee und Gestalt. Berlin: Zeitgeschichte, 1934. S. 18-19.
25. Паламарчук Е.А. Социальная политика Третьего рейха и ее законодательная основа (исто-рико-правовое исследование). Dusseldorf: LAP Lambert Academic Publishing, 2012. 650 с.
26. Фрай Н. Государство фюрера: Национал-социалисты у власти: Германия, 1933-1945. М.: РОССПЭН; ГИИМ, 2009. С 160.
27. Больдт Г. Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца.1945 г. М.: Центрполиграф, 2006. С. 74-76.
REFERENCES
1. Bereshnaya S.V., Bondarenko 1.1., Kuchemko N.M. Totalitarism v istorii Evropy XX veka. [Totalitarifnism in the European History of 20th Century]. Bratislava, European Center of Fine Arts, 2012, p. 72.
2. Cherkasov N.S. Journal of Modern and Contemporary History, 1990, no. 1, pp. 171-184.
3. Rulinskiy V.V. Bulletin of Slavic Cultures, 2013, no. 1, pp. 46-56.
4. Nietzsche F. Tak govoril Zaratustra [Zaratustra Said So]. In: Nietzsche F. Sochineniya [The Works]. In 2 vol. Vol. 2. Moscow, "Ripol Classic", 1997, pp. 58.
5. Dietrich O. Dvenadzat let s Gitlerom [Twelve Years with Hitler]. Moscow, ZAO Centrepoligraf, 2007, 256 p.
6. Gitler A. Moya borba [My Struggle]. Rostov-on-Don, ITF, "T-Oko", 1992, 598 p.
7. Gebbels I. Dnevnikovyi zapisi. 1924-1925 [Diary Notes. 1924-1925]. In: J. Goebbels Michael [Michael]. Moscow, Algoritm. 2013, 320 p.
8. Artamoshin S. V. Ideinye istoki natsional-sotsi-alisma [Ideological Roots of National Socialism]. Bryansk, Bryansk State University Press, 2002, p. 24.
9. Noelte E. Fascism v ego epoche [Fascism in its Epoch]. Novosibirsk, Siberian Chronograph, 2001, 568 p.
10. Kershaw I. Hitler and the Germans. In: Life in the Third Reich. Ed. by R. Bessel. London, Oxford University Press, 2001, pp. 41-55.
11. Broszat M. Tysiachaletniy reich [The Thousand-Year Reich]. Moscow, Eksmo, Yausa, 2004, p. 49.
12. Lebon G. Psychologia tolp [The Psychology of crowds]. In: Psikhologiya tolp [The Psychology of crowds]. Moscow, The Institute of Psychology of the Russian Academy of Sciences, KSP+ Press, 1998, pp. 13-254.
13. Letters to Hitler. Ed. by H. Eberle. Cambridge, Polity Press, 2012, 262 p.
14. Schmidt P. Perevogchik Gitlera [Hitler's Interpreter]. Smolensk, Rusich, 2001, 400 p.
15. Hoffmann H. Gitler byl moim drugom. Vospomi-nania lichnogo fotografa furera [Hitler was my Friend. The Memoirs of Fuhrer's Personal Photographer]. Moscow, ZAO Centrepoligraf, 2007, 256 p.
16. Trevor-Roper H.R. Zastol'nye besedy Gitlera. 1941-1944 [Hitler'sTable Talk. 1941-1944]. Moscow, ZAO Centrepoligraf, 2004, 656 p.
17. Sorensen E. Mechta o sovershennom obschestve. Fenomen totalitarnoi ideologii [The Dream About Perfect Society. The Phenomenon of the Totalitarian Ideology]. Moscow, Progress-Tradition, 2014, 232 p.
18. Welch D. The Third Reich. Politics and Propaganda. London, New York, Routledge, 2002, p. 108.
19. Riefenstahl L. Memuary [Memoirs]. Moscow, Ladomir, 2006, p. 103.
20. Schacht H. Glavnyi finansist Tret'ego reicha. Prisnanyia starogo lisa. 1923-1948. [The Main Financial Expert of the Third Reich. Confessions of the Old Wizard. 1923-1948]. Moscow, ZAO Centrepoligraf, 2011, p. 280.
21. Dirksen fon G. Moskva, Tokio, London. Dvadzat let germanskoi vneshney politiki [Moscow, Tokio, London. Twenty Years of German International Policy]. Moscow, OLMA-PRESS, 2001, pp. 163, 254-255.
22. Dollman E. Perevodchik Gitlera. Desiat let sredi liderov nazisma. 1934-1944 [Hitler's Interpreter. Ten Years Among the Nazi Leaders. 1934-1944]. Moscow, ZAO Centrepoligraf, 2008, p. 118.
23. Broszat M. Zakat tysiachaletnego reicha [Decline of the Thousand-Year Reich]. Moscow, Eksmo, Yausa, 2005, 288 p.
24. Schirach B. von. Die Hitler Jugend. Idee und Gestalt. Berlin, Zeitgeschichte, 1934, pp. 18-19.
25. Palamarchuk E.A. Social 'naya politika Tret'ego reicha i ee zakonodatel'naya osnova [Social Policy of the Third Reich and its Legislative Base (historical legal research]. Dusseldorf, LAP Lambert Academic Publishing, 2012, 650 p.
26. Frei N. Gosudarstvo furera. Natsional-sotsialisty u vlasti: Germaniya, 1933-1945 [The State of the Fuhrer. Natonal Socialists in Power: Germany, 1933-1945]. Moscow, ROSSPEN, 2009, p. 160.
27. Boldt G. Gitler. Poslednie desiat dnei. Rasskaz ochevidza. 1945 [Hitler. The Last Ten Days. The Story of eyewitness. 1945]. Moscow, ZAO Centrepoligraf, 2006, pp. 74-76.
1 июня 2017 г.
