CC BY
144
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ КОРПОРАТИВНОГО УПРАВЛЕНИЯ В РОССИИ В ПЕРИОД 2004-2015 гг. (НА ПРИМЕРЕ НЕФТЯНОЙ ОТРАСЛИ)
Современные представления о корпоративном управлении. Институциональный подход к анализу и моделированию систем управления крупными компаниями. Корпоративное управление как самостоятельная научно-прикладная дисциплина развивается в России с середины 90-х годов. Оно синтезировало положения традиционного западного менеджмента [1] и сложившиеся в отечественной практике методы текущего и перспективного планирования производственно-хозяйственной деятельности. Однако по мере развития деловых связей между российскими и зарубежными деловыми кругами, возрастания роли крупных компаний в формировании стратегии экономической реформы сведение корпоративного управления к менеджменту и планированию ограничивает и упрощает суть задач, стоящих перед исследователями и руководителями.
Традиционные представления об управлении пересматриваются не только в России. В современной западной практике нет термина GDiporate Management. Вместо него используется словосочетание Corporate Governance - своего рода корпоративное правление. Несмотря на определенную логическую и юридическую неточность, это название по сути отражает ведущую роль крупных промышленных и финансовых компаний, а также их стратегических альянсов и консорциумов национального и межнационального масштаба в современной экономике.
Каким же должен быть современный теоретико-методологический язык в этой области? Не подвергая сомнению важность таких новых направлений исследования крупного бизнеса, как мезоэкономика [2], анализ и моделирование производственно-экономических систем [3], а также управление активами компаний, следует признать приоритет институциональной теории в исследовании систем управления крупными хозяйственными структурами.
Ключевым в институциональной трактовке экономики считается положение, о том что экономика является общественной наукой. Институ-
ционалисты используют элементы социальной психологии, истории, политологии, экономической географии, международного и сравнительного права. Система принятых в данном обществе законов, негласных норм и запретов определяет, какие виды бизнеса будут в этом обществе развиваться.
Основоположник институциональной теории Т. Веблен определил институты как «созданные человеком способы или правила общественной жизни» и выделил главный институт капитализма XX в. - корпорацию. В 20-30-х годах, в условиях мирового экономического кризиса, концепции институционализма приобретают в США огромную популярность. Это связано с именами Дж. Коммонса, одного из авторов «нового курса» Ф.Д. Рузвельта, поставившего в центр своего внимания институт права и сделку как важнейшую экономическую категорию, а также социальный консенсус, и У. Митчелла, институционалиста, занимавшегося исследованием циклических явлений в экономике.
В 50-60-х годах стали популярны американские институционалисты: Гэлбрейт, Хейлброннер и др. Концепции первого об индустриальном обществе и конвергенции двух социально-экономический систем, а также утверждения об ограниченности возможностей чистого рынка в современной экономике хорошо известны [4].
Либеральные институционалисты «новой школы» рассматривали в качестве движущей силы экономического развития не государство, а частных собственников. Институт собственности - это совокупность норм и правил, связанных с владением, пользованием и распоряжением определенными результатами хозяйственной деятельности, занимает одно из ключевых мест в институциональной теории. Представитель «новой институциональной школы» Дуглас Норт, а также его последователи разработали концепцию институтов и институциональной динамики, опираясь на следующие группы факторов и ограничений:
• права собственности и их распределение в национальной экономике;
• величина и динамика издержек, связанных с защитой интересов участников рынка;
• контрактные отношения;
• групповые интересы.
Эта концепция исходит из того, что, являясь своеобразными игроками и правилами игры одновременно, институты задают систему положительных и отрицательных стимулов и направляют деятельность людей в определенное русло. Когда люди верят в надежность и справедливость законов, договоров и прав собственности, они воздерживаются от попыток мошенничества, кражи, обмана. Вместе с тем концепция дает интегрированную характеристику множеству причин реформирования компаний: распад или бурный рост рынков, трансформация макросреды и политическое вмешательство, действия конкурентов, технологический
прогресс, изменения в демографической ситуации, приобретение новых активов и их утрата. Движущей силой при смене институциональной структуры общества Д. Норт считал смену ценовых пропорций и потребительских предпочтений. Энергетические кризисы в США и Европе в середине 70-х годов подтвердили точку зрения Д. Норта.
Введение в экономический анализ понятия трансакционных издержек как «переходного мостика» от институционализма к менеджменту и микроэкономике идет от работ Нобелевского лауреата Р. Коуза. Все издержки, связанные непосредственно с процессом совершения сделок, получили в институционализме название трансакционных. По сути, это издержки, связанные с обменом и защитой правомочий собственности, поиском информации, ведением переговоров, сертификацией, расходами на содержание судов, органов государственного управления, а также затраты времени и ресурсов, необходимые для восстановления нарушенных прав, контроля за соблюдением условий сделки и предотвращения уклонения от выполнения этих условий. С появлением категорий трансфертных цен, соотношения цен на ресурсы внутри компании и на открытом рынке, меры самостоятельности дочерних компаний, интересов и мотивов поведения различных групп собственников и менеджеров и др. институциональные исследования сближаются с практикой. Именно такой институционализм становится популярен в России с конца 90-х годов. Среди исследователей этого направления: Д.С. Львов (ОЭ РАН и ГУУ им. Серго Орджоникидзе), Я.Ш. Паппэ (ИНП РАН) [5], В.А Крюков (СО РАН), Г.Н. Сорвина (РАГС). В центре их внимания проблемы становления, развития и законодательного регулирования российского крупного бизнеса, промышленных компаний, банков и ФПГ, частично - фондового рынка. В данной работе с позиций институциональной теории рассматривается процесс реформирования и перспективы управления в одной из ключевых отраслей российской экономики - нефтяной отрасли.
Опыт становления вертикально-интегрированных нефтяных компаний в России. Анализ публикаций и документов, посвященных функционированию нефтегазового комплекса в период планово-директивной экономики, показал, что ошибочно воспринимать систему управления этими отраслями как жестко централизованную. Формально централизованное распределение ресурсов сочеталось с декларируемой номинальной свободой среднего звена - предприятий, производственных объединений. При этом на высших этажах управленческой иерархии периодически пересматривались полномочия центральных и региональных структур управления экономикой.
Так, в 1957 г. по инициативе Н.С. Хрущева были упразднены отраслевые министерства, и основной организационной формой государственного управления промышленностью стали Советы народного хозяйства (совнархозы), образуемые по областям, краям, автономным рес-
публикам. Главная особенность совнархозов в том, что они, по мнению профессора МГУ Н. Иващенко [3], заложили сохранившееся и в наши дни стремление региональных органов субъектов Федерации к децентрализованному управлению. Именно в это время нефтяная промышленность оформилась как совокупность территориально-производственных комплексов, включавших в себя помимо многопрофильного и капиталоемкого основного производства также капитальное строительство, техническое обслуживание, подсобное сельское хозяйство и социальную сферу.
В 1965 г. начинается восстановление отраслевой системы управления, которое совпало с исключительно высоким динамизмом развития нефтяной и газовой промышленности СССР. В 1973 г. была утверждена основная организационно-правовая форма предприятий в нефтяной и газовой промышленности, сохранившаяся и поныне. Практически неизменной оставалась и схема финансово-хозяйственных отношений. Предприятия покупали сырье у своих предшественников по технологической цепочке, и продавали его предприятиям, представлявшим более высокие стадии передела. Несмотря на централизованное распределение средств в условиях планово-директивной экономики, схема реализации нефти и газа транспортными предприятиями приводила к тому, что доходы отраслей формировались «снизу» - непосредственно у предприятий и объединений - и только после этого перераспределялись между отраслевыми министерствами и бюджетом.
Основная масса выручки аккумулировалась в сфере магистрального трубопроводного транспорта. Вся система магистральных нефтепроводов подчинялась «Главтранснефти» - хозрасчетному подразделению (главку) Министерства нефтяной промышленности СССР. «Главтранснефть» формировала планы реализации нефти по нефтеперерабатывающим заводам (НПЗ) с целью бесперебойного снабжения и оптимальной загрузки перерабатывающих мощностей. НПЗ, в свою очередь, имели собственные территории обслуживания, в пределах которых шла реализация сбытовым предприятиям основной массы выпускаемых нефтепродуктов. Экспортные поставки до начала 90-х годов шли через внешнеэкономического посредника - ВАО «Союзнефтеэкспорт».
Внешнеэкономическая стратегия нефтяной отрасли заслуживает отдельного внимания. В 60-е годы начинаются контакты Миннефтепрома СССР с высшим руководством западных компаний, в которых ведомство действовало как государственная нефтяная компания, а не орган исполнительной власти. С начала 70-х годов министерство привлекает японские компании к поисково-разведочным работам на нефть и газ на Сахалине. Обсуждаются условия их участия в добыче углеводородного сырья, но система хозяйствования не позволяла привлекать иностранные инвестиции. В 80-х годах советские нефтяники выходят на рынки
развивающихся стран. Учреждается совместное предприятие «Вьетсовпет-ро». Планы освоения одного из крупнейших месторождений Ирака - Западная Курна - замораживаются из-за войны в Персидском заливе. Небезосновательно считать, что нефтяная промышленность была одним, если не главным, инструментом интеграции советской экономики в мировую.
Поворотной точкой в реформировании промышленности стал закон СССР «О государственном предприятии (объединении)», принятый 30 июня 1987 г., который фактически открыл шлюз преобразования государственных предприятий в предприятия рыночного типа, дробления крупных промышленных объединений и первоначального накопления капитала для рыночного предпринимательства. С предприятий были сняты преграды отраслевой специализации, они получили возможность вести одновременно несколько видов деятельности: аграрно-
промышленную, промышленно-торговую, научно-производственную и другие. Основными показателями хозяйственной деятельности предприятия стали прибыль и доход. Нефтяники отреагировали на этот закон тем, что стали требовать от Правительства СССР повышения оптовых цен на их сырье как минимум в три раза.
Одновременно с этим, структура затрат в отрасли становилась непрозрачной, снижался контроль со стороны государственных органов. Ломалась жесткая централизация управления, ибо, в соответствии с законом, предприятия получили полную самостоятельность в своей финансово-хозяйственной деятельности и по решению трудовых коллективов могли выходить из объединений. Эта тенденция частично проявилась и в нефтяной отрасли: от «Нижневартовскнефтегаза» отделились и стали самостоятельными предприятиями «Мегионнефтегаз», «Черногорнефть»; от «Сургутнефтегаза» - «Ноябрьскнефтегаз». Предприятия получили право самостоятельно распоряжаться своим имуществом. Структурные подразделения предприятия (объединения) получили возможность иметь свой баланс и счета в банках, заключать хозяйственные договоры от своего имени и нести по ним ответственность, формировать свои фонды материального поощрения и социального развития. Эти меры, означавшие фактический отказ от единоначалия в управлении производством, привели к дезорганизации в деятельности хозяйственных органов.
Рассматриваемый закон о предприятии имел целью постепенное включение предприятий в рыночные отношения, ослабление, а в дальнейшем и упразднение органов государственного управления экономикой [3].
Несмотря на свою роль локомотива рыночных реформ, к началу 90-х годов отрасль не имела общепризнанного лидера. Претенденты на неформальное лидерство находились среди генеральных директоров производственных объединений с максимальными объемами добычи: «Нижневартовскнефтегаз», «Юганскнефтегаз», «Сургутнефтегаз», «Ко-галымнефтегаз», «Лангепаснефтегаз» и «Ноябрьскнефтегаз». Но в усло-
виях доминирования «Главтранснефти» как продавца сырья, директоры добывающих объединений признавали, что опыта эффективного хозяйствования у них не было.
С 1991 г. производственным объединениям было разрешено продавать часть сырья по договорным ценам. Негативные ожидания, вызванные спадом производства и технологическим застоем, привели к тому, что договорные цены отличались от регулируемых в десятки раз. Сформировался ажиотажный спрос на бензин; темпы роста цен на энергоносители существенно опережали инфляцию. Возникли благоприятные условия для развития торговых домов, посреднических компаний и бирж в крупных городах и добывающих регионах.
Биржевую торговлю нефтью, возникшую в последние годы существования СССР, следует рассматривать как один из решающих факторов демонополизации нефтяной промышленности. Рентабельность сделок на разнице регулируемых и договорных цен измерялась сотнями процентов. Грузовладельцем, следуя логике закона «О государственном предприятии...», могло быть любое предприятие, а не только подразделения «Главтранснефти». Возникла специфическая проблема наличия у продавца доступа к магистральным нефтепроводам, которая в условиях перепродажи сырья по технологической цепочке не имела эффективного решения, а процедура оформления доступа сопровождалась исключительно высокой коррупцией. Отрасль теряла управляемость и в течение 1991 г. фактически контролировалась посредниками, такими как «Нафта-Москва», «Альфа-ЭКО», германская MRH, швейцарская Lia Oil и другие.
Исполнительной власти РФ приходится восстанавливать управление отраслью, опираясь, с одной стороны, на инициативу наиболее амбициозных директоров, с другой - на управленческие модели, которые бы соответствовали рыночной экономике. В 1992 г. принимается решение организационно отделить торговлю нефтью от ее транспортировки. Это решение поддержало Международное энергетическое агентство. «Главтранснефть» преобразуется в акционерную компанию «Транснефть» с 80%-ным участием государства. Компания Emst&Young (США) разрабатывает для нее систему тарифов на перекачку нефти, ставшую альтернативой продаже сырья. Так создалась вторая фундаментальная предпосылка демонополизации нефтяной отрасли - перераспределение основной массы доходов от транспорта к добыче. Первой было возникновение нерегулируемого сектора торговли и ее покупка организациями, не имеющими нефтетранспортного оборудования.
В отраслевой литературе и СМИ середины 90-х годов достаточно подробно описан опыт становления российских вертикально-интегрированных нефтяных компаний полного технологического цикла «от скважины до бензоколонки», производственный потенциал компаний, история их создания и отдельные задачи планирования финансово-хозяйственной деятель-
ности. Намного меньше внимания отведено институциональным факторам, лежавшим в основе структурной перестройки отрасли.
Используя свое влияние на политическое руководство, директоры нефтедобывающих объединений добиваются ликвидации Министерства нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности и присоединения нефтеперерабатывающих заводов. С целью избежать дефицита нефтепродуктов Правительство обязывает нефтяников включить в новые структуры предприятия нефтепродуктообеспечения, связанные с НПЗ.
В 1990-1992 гг. образуются первые отраслевые концерны на базе государственной собственности: «ЛУКОЙЛ», «ЮКОС» и «Сургутнефтегаз». В ноябре 1992 г. Президент РФ Б.Н. Ельцин подписывает Указ № 1401, устанавливающий особый порядок преобразования в акционерные общества предприятий нефтедобычи и нефтепереработки. Первоначально государство сохраняло за собой контрольные пакеты акций предприятий. Большинством из них управляло государственное предприятие «Роснефть», созданное на базе управленческих кадров и инфраструктуры Министерства нефтяной промышленности СССР.
Нефтяные компании формировались по сложной модели. Контрольные пакеты предприятий, находящиеся в государственной собственности, передавались из управления «Роснефти» в уставный фонд вновь организуемых холдинговых компаний. Холдинг также выпускал собственные акции, оставляя за государством контрольный пакет в размере от 45 до 51%. Формально решение о создании каждой компании принималось Правительством РФ. В реальности же структура компании формировалась как результат административного соперничества между различными группировками деловой и политической элиты. На этом фоне развернулась ожесточенная борьба между директорами нефтедобывающих объединений за доминирующие позиции в регионах добычи, переработки и сбыта. «Известия» от 5 января 1997 г. отмечают, что подобная конкуренция далеко не всегда принимала цивилизованные формы.
Конфликты вокруг собственности выливались и на рынок капиталов, что приводило к искажениям в оценке стоимости приватизированных предприятий. Акции предприятий с лучшими показателями по ресурсам и добыче, исходя из показателя капитализации на баррель запасов, могли котироваться на фондовом рынке на 20-45% выше, чем акции «вышестоящей» холдинговой компании. Среди этих предприятий были, например, «Когалымнефтегаз», дочернее предприятие НК «ЛУКОЙЛ» и «Мегионнефтегаз», добывающее звено компании «Славнефть». За завышенной стоимостью запасов скрывалось стремление директоров, не ставших президентами компаний, к максимальной автономии от холдинга через самостоятельную политику выхода на фондовый рынок.
Неэффективность многоступенчатой структуры акционерного капитала, которую изначально заложило бывшее Госкомимущество РФ, ста-
ла очевидна потенциальным инвесторам. Их интересы совпадают с устремлениями высшего руководства нефтяных компаний подчинить себе недавно полученные предприятия. Руководители Российского союза промышленников и предпринимателей настаивают на принятии мер, нацеленных на то, чтобы перевести в цивилизованное русло споры вокруг передела собственности.
Чтобы покончить со структурным кризисом, требуется решение высших органов государственной власти. Вышедший 1 апреля 1995 г. Указ Президента РФ № 357 объявляет вертикально-интегрированные компании полного профиля, по сути, основной формой организации производства в нефтяном комплексе. ГП «Роснефть» преобразуется в акционерную компанию с объемами годовой добычи, составлявшими на тот момент около 12-13 млн. т в год, т.е. менее 5% добываемого в отрасли сырья. Указ также предоставил право компаниям обменивать свои акции на акции дочерних предприятий. Прежние холдинги должны были превратиться в корпорации с прозрачной и понятной зарубежному инвестору структурой капитала. Оценивая отраслевые реформы с позиций институциональной теории, нетрудно заметить, что лоббистский опыт нефтяных компаний по сосредоточению в своих руках капитала предприятий задал направление и принятому в середине 1995 г. Закону РФ «Об акционерных обществах». Открытые акционерные общества стали доминирующей организационно-правовой формой в отечественной крупной промышленности.
Каковы же итоги первоначальной приватизации и образования компаний в нефтяной промышленности? Как соотносятся они со становлением Corporate Governance в России в целом? Главный итог, безусловно, в том, что реформа нефтяной отрасли оказалась самым результативным опытом реструктуризации предприятий российской промышленности позаимствованным на Западе управленческим моделям. Модель вертикально-интегрированной компании, раньше всех опробованная в нефтяной промышленности, стала привлекательной и для других отраслей с высокой капиталоемкостью, прежде всего, оборонно-промышленного комплекса и металлургии. Напротив, структуры, разработанные отечественными специалистами, - финансово-промышленные группы и межотраслевые научно-технические комплексы не выжили в условиях сближения российского законодательства о собственности с западным.
Эволюция контрактных отношений в нефтяных компаниях. Практически все структурные преобразования затрагивали лишь одну из компонент управленческой модели - собственность. Контрактные отношения, как отмечают практически все исследователи, практически не изменились с момента начала приватизации. Сбытовой монополизм «Главтранснефти» сменился региональным монополизмом предприятий нефтепродуктообеспечения, который, к тому же, усиливал зависимость
губернаторов сильных регионов от нефтяных компаний. После отмены регулируемых цен на нефть практически сошла на нет биржевая торговля. Спекулятивный капитал уходит на фондовый рынок, где существуют устойчивые ожидания повышения курса акций приватизированных предприятий. Другой путь развития финансового капитала - проникновение на фондовые и товарные биржи Великобритании, ФРГ и США. Этому способствовали исключительно благоприятные условия размещения капитала на Западе, а также несопоставимо большая, чем в России, предсказуемость ценовой конъюнктуры.
Вслед за управленческими моделями, нефтяники начинают импортировать оборудование и технологии. Деятельность отраслевых КБ, НИИ и вузов ограничивалась работами нестратегического характера. В 1993-1997 гг. до 75% поставок оборудования, 90-100% прикладных программ, почти 100% услуг аудиторских и консалтинговых компаний приходилось на закупки за рубежом. Предпочтение импортных технологий далеко не всегда диктовалось низким качеством или отсутствием российских аналогов. Все большую роль играет технологическая совместимость оборудования, используемого российскими и зарубежными компаниями. Одновременно на конверсионных предприятиях начинается выпуск нефтегазового оборудования, соответствующего стандартам международной системы ISO и Американского нефтяного института.
К середине 90-х годов в стране сформировалась принципиально иная институционально-политическая среда: директорский корпус потерял инициативу в проведении приватизации, в Правительстве возобладала либеральная стратегия экономической реформы. На этом фоне во многих нефтяных компаниях произошла смена высших руководителей. Представители развивавшегося финансового сектора использовали свои связи в высших органах государственной власти для организации залоговых аукционов по крупной государственной собственности с целью приобретения контрольных пакетов акций предприятий реального сектора. После подведения итогов залоговых аукционов во главе компаний «ЮКОС», «СИДАНКО», «ТНК» и «Сибнефть» встали выходцы из банков и политической элиты. Они стали более активно привлекать иностранный капитал и избавляться от государственных пакетов акций. В НК «СИДАНКО» появляется стратегический инвестор - British Petroleum (ВР).
В середине-конце 90-х годов, после формирования новых институтов собственности, высшее руководство компаний приступает к перестройке системы контрактных отношений и сокращению полномочий дочерних структур, унаследованных от законодательства о предприятиях образца 80-х годов. Первым о реструктуризации контрактных отношений еще в 1994-1995 гг. объявил «ЛУКОЙЛ», мотивируя это необходимостью упорядочения внутренней кооперации между предприятиями компании, оптимизации налогообложения и повышения управляемости.
Независимые исследователи [6] указывают и более глубокие причины реформы контрактных отношений: привлечение иностранных инвестиций и участие российских компаний в мировой биржевой торговле нефтью, когда компания должна выступать гарантом по сделкам как единое юридическое лицо. Эффективное взаимодействие с мировым нефтяным бизнесом не представлялось возможным до тех пор, пока составляющие холдинг предприятия находились между собой в «хозрасчетных» отношениях, продавая и покупая нефть друг у друга.
Для изменения схемы контрактных отношений «ЛУКОЙЛ» создает принципиально новое управленческое звено - дочернюю финансовую компанию, в собственность которой переходит вся добываемая компанией нефть и нефтепродукты. Право добывающих предприятий и НПЗ на самостоятельную реализацию энергоносителей ограничивается операциями, необходимыми для закупки оборудования, поддержания инфраструктуры и социальных программ. Специализированная печать называла опыт «ЛУКОЙЛа» по консолидации финансовых потоков и создании единой системы реализации энергоносителей самым эффективным в России, Однако данных, подтверждающих подобные заявления, нет.
Другие компании, например, «Сургутнефтегаз» [7] и «Славнефть» [8] используют не экономические, а административные методы централизации. Большинство финансовых и экспортных операций, которые прежде осуществляли сами предприятия, подчиняется центральному аппарату материнской компании. Новые лицензии на разработку месторождений стали оформляться на имя всей компании, а не предприятий как отдельных юридических лиц. На баланс компании переводится оборудование основного производства: скважины, промысловые трубопроводы, технологические установки. Ряд публикаций в специализированной печати указывал на то, что компании стали ограничивать права предприятий на открытие банковских счетов и учредительскую деятельность. Под контроль центрального аппарата ставятся сделки, осуществляемые дочерними предприятиями с целью привлечения внешних инвестиций. В ход идут и спорные с точки зрения деловой этики методы: смена управленцев на местах и банкротства предприятий.
Целью реформы контрактных отношений середины 90-х годов было превращение структур новых российских компаний из дивизиональной с несколькими региональными центрами прибыли в функциональную, при которой центр прибыли один - материнская компания. Эта модель, согласно [6, 9], соответствовала структурам западных нефтяных компаний 70-80-х годов и, согласно точке зрения многих исследователей как в России, так и за рубежом, представлялась оптимальной для переходной экономики.
Встречались и другие мнения. Так, профессор Академии народного хозяйства при Правительстве РФ Р. Шагиев [10] считает, что естественный путь эволюции российских нефтяных компаний тот же, что и на
Западе. Расширение бизнеса, экспансия в новые регионы и страны, усложнение технологической цепочки и диверсификация - все это предпосылки образования многодивизиональных структур. Конкурируя за ресурсы, инфраструктуру и капиталы в мировом масштабе, высшим управленцам компаний следует ориентироваться на наиболее эффективные модели. Формирование же переходной структуры только увеличит отставание российских компаний по экономическим и технологическим параметрам. Ожидалось, что начавшаяся централизация рано или поздно потерпит неудачу.
Какая же из двух точек зрения подтвердилась на практике? Ответить на этот вопрос сложно из-за отсутствия открытой информации о финансовых потоках нефтяных компаний. Чтобы дать институциональную оценку результативности реформы контрактных отношений в нефтяных компаниях, автор использовал косвенные источники: публикации в отраслевых СМИ; научные доклады, посвященные оценке финансовой политики предприятий; условия договоров, опубликованные на сетевых порталах по оптовой торговле нефтью и нефтепродуктами, а также устные интервью. Выяснилось, что ограничения хозяйственной самостоятельности дочерних предприятий зачастую носили формальный характер, а директоры на местах, не вступая в открытое противостояние с центральным аппаратом, обходили наиболее жесткие ограничения.
К примеру, в 1996 г. «Восточная нефтяная компания» сформировала в своей структуре торговый дом, в собственность которого передавались находящиеся во внутреннем обороте компании нефть и нефтепродукты. Реакцией руководства ее дочерней структуры - Ачинского НПЗ - стало завышение стоимости переработки сырья, в результате которого, как отмечает «Российский нефтяной бюллетень», без прибыли рисковали остаться и завод, и сама компания. Основной НПЗ «Славнефти» «Ярославнефтеоргсинтез» в середине-конце 90-х годов перерабатывал не более 50% сырья на условиях централизованной поставки. Информация с предприятий НК «ЛУКОЙЛ» за 1997 г. содержит упоминания о бартерных схемах обмена нефтепродуктов на продукцию нефтехимии, осуществлять которые в условиях централизации поставок технически сложно.
Анализ разделов финансового менеджмента ряда научно-прикладных работ, посвященных проблемам совершенствования управления нефтяными компаниями «Славнефть» [8, 11], «ЛУКОЙЛ» [9, 12, 13], «ЮКОС» [14] и др. показывает, что финансовая деятельность нефтяных компаний оказалась фактически разделенной на два сектора:
• основное производство, которое, как считается, финансируется в основном за счет собственных средств предприятий [15];
• финансово-спекулятивный, включающий в себя дочерние банки, инвестиционные и финансовые компании, а также внешнеторговые структуры.
Можно с определенной долей условности предположить, что высокодоходные и преимущественно централизованные направления инвестиций компании поддерживают финансирование ее центрального аппарата, оплату участия компании в тендерах на разработку месторождений, услуг консультационных, аудиторских и сервисных компаний, финансирование принадлежащих нефтяной компании СМИ, т.е. являются обеспечением трансакционных издержек материнской компании. Возможно, что именно централизованные средства компаний, прежде всего, размещенные за рубежом, служат источниками для финансирования зарубежных проектов.
В числе децентрализованных источников средств, аккумулирующихся на предприятиях, можно предположительно назвать:
• дополнительный доход, полученный в результате завышения себестоимости продукции и услуг предприятия, в том числе той и тех, что реализуются внутри компании по трансфертным ценам;
• доходы, полученные от операций с кредиторской и дебиторской задолженностью;
• денежные средства, сэкономленные предприятиями при занижении налогооблагаемой прибыли;
• доход, формирующийся в результате проведения неденежных расчетов за нефть и нефтепродукты, не в полной мере подконтрольный материнской компании;
• доходы от учрежденных предприятием банков, инвестиционных, внешнеторговых компаний и др.
Компенсацию потерь дохода в результате централизации финансовых потоков в определенной мере выполнила и учредительская деятельность нефтедобывающих предприятий, создание ими добывающих или сервисных совместных предприятий, деятельность которых сложнее регламентировать со стороны головной компании.
Аналогична ситуация в нефтепереработке. Оплата услуг по переработке принадлежащего компании сырья, так называемого процессинга, осуществляется нефтепродуктами или сырой нефтью, которые НПЗ затем реализуют самостоятельно. Доля углеводородов, передаваемых предприятию, может составлять 50-60% продукции. Информация об условиях оплаты процессинга публикуется информационным агентством «Кортес». Ряд исследований [16, 17] указывает на применение предприятиями дискриминационных механизмов в формировании ценовой политики, главным из которых было отсутствие действенных санкций по отношению к неплательщикам. Ценовая дискриминация в виде неплатежей сохранялась вплоть до начала нового десятилетия. И все же, главным открытым свидетельством того, что реформа контрактных отношений не достигла заявленных целей, стала принятая в 2002 г. «Энергетическая стратегия России на период до 2020 года». Основным источником инвестиций, позволившим в итоге стабилизировать производство
энергоносителей и перейти в дальнейшем к его росту, в стратегии признаются собственные средства предприятий основного производства.
Встает вопрос: как расценивать это с позиций институциональной теории? К началу нового десятилетия в российской нефтяной промышленности сложилась своеобразная диффузная модель управления. С одной стороны, импортированные управленческие решения и формы собственности оказались исключительно жизнеспособными. С другой стороны, сохраняющуюся непрозрачность контрактных отношений нельзя объяснить исключительно субъективными факторами, такими как личные амбиции управленцев или массовым уклонением от налогов. Тенденция к обретению предприятиями на местах самостоятельного рыночного опыта, заложенная еще в 60-е годы и получившая поддержку власти в конце 80-х, оказалась сильнее стремления руководства вновь созданных компаний к концентрации доходов и собственности.
Размывание импортированных ценовых механизмов происходит на уровне предприятий, которые и в новых хозяйственных условиях сохранили черты производственно-территориальных комплексов. Показательно, что противоречие между двумя взаимоисключающими системами хозяйствования не выливается в открытые конфликты между центральным аппаратом и предприятиями. Это и есть основание рассматривать диффузную модель управления нефтяными компаниями как демпфирующий механизм, препятствующий распространению сепаратистских тенденций на местах. Реальную меру хозяйственной самостоятельности предприятий в этих условиях можно оценить только одним показателем - долей совокупного чистого дохода, остающегося на местах. Существуют (непрямые) упоминания, что эта цифра составляет около 49-50%, варьируясь в зависимости от стиля управления компанией.
Современный этап развития корпоративного управления в нефтяной отрасли. После финансового кризиса 1998 г. начался новый этап в развитии отрасли, продолжающийся и сегодня. Окончательно сформировался путь развития отношений собственности в отрасли. Долгое время деятельность высших управленцев по выстраиванию системы контрактных отношений оставляла проблему собственника, на первый взгляд, в тени. Предпочтение директорскому корпусу, оказанное в ходе чековой приватизации, сохранение крупных пакетов акций в государственной собственности и ограничения иностранного участия 25%-ной долей, - все эти атрибуты первого этапа приватизации давали основание считать нефтяную отрасль точкой роста национального капитала, нуждающегося в государственной защите от внешней конкуренции. Но мотивом ограничения иностранного участия была не забота о государственных интересах, а желание сделать распределение собственности максимально закрытым. «Сургутнефтегаз», выкупивший у государства контрольный пакет через инвестиционную компанию уже в
конце 1994 г., стал классическим примером инсайдерской модели. К ней тяготеет большинство управленцев, независимо от того, являются они выходцами из производственной или банковской среды.
Первоначально покупателями акций нефтяных компаний были по преимуществу российские инвестиционные фонды, брокерские компании и банки. Иностранный капитал не проявлял видимого интереса к российским акциям, объясняя это высокими политическими и финансовыми рисками. Зачастую под вывеской иностранных инвесторов скрывались оффшорные фирмы, учрежденные высшим руководством самих компаний. Ситуация кардинально изменилась после 1998 г. Финансовый кризис и отказ РФ платить по внешним долгам не привел и к масштабному перераспределению российской собственности между зарубежными кредиторами. Но именно тогда в отрасль пришли стратегические инвесторы из числа крупнейших нефтегазовых компаний США и Западной Европы. Первым сигналом к этому можно считать продажу на рубеже 1998-1999 гг. небольшой части государственного пакета акций ОАО «Г азпром» германской Ruhrgas, сразу заявившей о себе как о стратегическом собственнике.
Прецедент в крупнейшей компании ТЭК открывает дорогу стратегическим инвестициям и в нефтяную отрасль. Окончательно переходит под контроль британской ВР «СИДАНКО». Именно эту западную компанию начинают рассматривать в качестве стратегического инвестора и в «Тюменской нефтяной компании», что сразу же отражается на инвестиционной привлекательности последней. Показательна стратегия НК «ЛУКОЙЛ», продающей относительно небольшие доли государственного пакета акций нескольким стратегическим инвесторам - ARCO (впоследствии присоединившейся к ВР) и Conoco/Philips. Обсуждаются стратегические альянсы с RD/Shell, а также небольшими американскими добывающими компаниями. Считается, что за этим стоит стремление наиболее опытной российской команды управленцев сбалансировать различные интересы инвесторов из США и Западной Европы и тем самым обеспечить себе относительную независимость. Напротив, «ТНК» фактически интегрировалась в систему управления своего нового стратегического собственника - британо-американской BP plc. Таким образом, сегодня в нефтяной отрасли образовались две модели собственности: инсайдерская с преимущественным влиянием российского капитала и открытая, в которой ведущая роль отводится западному капиталу.
Одновременно с приходом стратегических инвесторов в самые эффективные отраслевые структуры, вскрывается еще один «врожденный дефект» компаний - их относительно небольшой масштаб и неопти-мальность технологических связей между предприятиями. Наиболее дальновидные аналитики ожидали начала крупномасштабных слияний сразу после выхода президентского указа весной 1995 г. Однако этот
процесс начался лишь после прихода иностранных инвесторов и на сегодня не привел к переделу сфер влияния в отрасли, к образованию в ней новых лидеров. Основные результаты стратегических сделок 19982004 гг. в нефтяной отрасли представлены в таблице.
Таблица
Доля государственной собственности в ведущих нефтяных компаниях и ОАО «Газпром»
Компания Доля государства*, % уставного капитала Примечание
«ЛУКОЙЛ» с учетом поглощения «КомиТЭК» Близка к нулю Доля иностранного капитала превышает блокирующий пакет в 25%
«ЮКОС» с учетом поглощения «ВНК» Близка к нулю Основное добывающее предприятие компании было в конце 2004 г. продано с аукциона структурам, связанным с НК «Роснефть»
«ТНК» с учетом поглощения «ОНАКО» Близка к нулю Контрольный пакет компании принадлежит иностранному капиталу (ВР р1с)
«Сургутнефтегаз» Близка к нулю
«Роснефть» 80-90 В конце 2004 г. компания была исключена из списка стратегических предприятий, не подлежащих приватизации. Возможно присоединение этой НК к ОАО «Газпром»
«Славнефть» Близка к нулю
«Сибнефть» Близка к нулю
«СИДАНКО» 0
«Зарубежнефть» 100 Не имеет добывающей базы в России; в настоящее время обсуждаются планы приватизации
«Татнефть» Блокирующий пакет в собственности Правительства Республики Татарстан
«Башнефть» Контрольный пакет в собственности Правительства Республики Башкортостан
«Транснефть» 75
«Газпром» 38,4
* По данным ИЭ РАН; уточнения на конец 2004 г. приведены на основании интервью с представителем «Группы Альянс».
Приобретение крупными компаниями средних и мелких означало новый качественный этап в развитии отрасли как системы территориальнопроизводственных комплексов. Практически все «жертвы поглощений»: «Оренбургская нефтяная компания» («ОНАКО»), «КомиТЭК» и «Восточная нефтяная компания» («ВНК») обладают перспективными запасами
нефти, природного и попутного газа, имеют ярко выраженную региональную ориентацию при относительно слабом менеджменте [9].
Стратегические сделки в нефтяной отрасли становятся одним из главных факторов оживления и дальнейшего развития российского фондового рынка после кризиса 1998 г. Характерно, что капитализация крупнейших компаний растет быстрее, чем их пополняющийся в результате слияний производственный потенциал. Однако рыночная стоимость самих запасов нефти примерно втрое меньше реальных затрат на развитие минерально-сырьевой базы. Официальный портал НК «Сибнефть» приводит в этой связи следующие цифры. Стоимость приобретения (в процессе слияния компаний) одного барреля запасов нефти в РФ на сегодняшний день составляет 0,5 долл. Затраты на поиск и разведку одного барреля запасов оцениваются в 1,5 долл., т.е. втрое дороже. По сути, рынок оценивает экспансионистскую стратегию компаний выше, чем их деятельность в малорентабельных секторах основного производства, таких, как геологоразведочные работы. Тенденция к «проеданию» минерально-сырьевой базы нефтедобычи, сформировавшаяся еще в 80-х годах, на сегодняшний день не преодолена. Ведущие компании - «ЛУКОЙЛ», «Сургутнефтегаз», «ТНК» - восполняют исчерпание недр за счет приобретения подготовленных месторождений и доразведки в традиционных районах добычи. За счет этого их отчетность выглядит более благополучно нежели отраслевая.
Иначе выглядит проблема развития ресурсной базы нефтяных компаний в динамическом аспекте. Так, в 90-х годах из-за обвального сокращения геологоразведочных работ получить сколько-нибудь приемлемые оценки сравнительной стоимости приобретения и освоения запасов нефти не представлялось возможным. Вместе с тем, сам процесс образования холдинговых компаний был, по сути, присоединением новых активов, рентабельность которого несопоставимо выше любого производства. Можно предположить, что при благоприятной конъюнктуре фондового рынка рост капитализации компаний изменит в итоге соотношение стоимости приобретения и освоения запасов нефти. При соблюдении этого условия возможно привлечение инвестиций в геологоразведку, ведь начавшийся на рубеже 1990-2000-х годов рост добычи нефти неизбежно потребует развития минерально-сырьевой базы.
Долгосрочные проблемы развития нефтяных компаний в период 2005-2015 гг. С начала 90-х годов наблюдалось динамичное развитие современных механизмов управления нефтяной отраслью, в ходе которого компании преодолевали прежде незнакомые и исключительно тяжелые вызовы: потеря управляемости, спад добычи и исчерпание запасов, неоптимальность структуры и масштабов новых холдингов, непрозрачность контрактных отношений и отсутствие эффективного собственника. К сегодняшнему дню все эти задачи либо решены с достаточ-
ной степенью эффективности, либо для их решения созданы предпосылки, причем решающую роль в этом сыграл институциональноорганизационный, а не технологический или природный фактор. Закономерен вопрос, существуют ли институциональные предпосылки для успешного развития российских нефтяных компаний и в более длительной перспективе? С необходимостью для экономики страны поддержания роли топливных отраслей как локомотива рыночных преобразований связан и один из первых после начала рыночных реформ документ с долгосрочными целями - «Энергетическая стратегия России на период до 2020 года», утвержденная в 2003 г.
Обращает на себя внимание дальнейшее взаимовлияние двух исключительно сильных тенденций, проявившихся в управлении нефтяной отраслью: интеграции в мировую экономику и тяготение к децентрализованному управлению. В минувшем десятилетии наблюдалось определенное противоречие между ними, когда импортированные модели управления на высших этажах корпоративной иерархии давали сбой всякий раз, когда реформа распространялась на предприятия. Финансовые отношения между предприятиями, входящими в компании, остаются исключительно непрозрачными, и это находит должное отражение в стратегии иностранных инвесторов. По оценкам Национального совета по корпоративному управлению и российских дочерних структур агентства 8&Р, иностранные инвесторы готовы платить премию за качество корпоративного управления в размере 30-39%. Однако на сегодняшний день среди западных инвесторов качество корпоративного управления сводится по преимуществу к прозрачности финансовых потоков и организации отчетности в соответствии с международными стандартами.
Небезоснователен вопрос, является ли децентрализация нефтяной отрасли неким общим процессом для всех добывающих стран? Сегодня ведущие западные компании создают многодивизиональные структуры, повышают степень производственной, маркетинговой и финансовой самостоятельности дочерних подразделений вплоть до выделения новых акционерных компаний и превращения материнских компаний в финансовые холдинги. Однако в России подобный путь эволюции компаний представляется затруднительным. Главное, что нет ни организационных, ни технологических предпосылок для превращения предприятий в аналоги западных «дивизионов», т.е. дочерних акционерных обществ. Добывающие предприятия жестко связаны с построенной по преимуществу в дорыночный период инфраструктурой добычи и транспортировки сырья. Их проекты в области технологической диверсификации связаны в первую очередь с решением текущих производственнотехнических задач: обеспечение оборудованием и топливом с мини-НПЗ, повышение нефтеотдачи пластов и ремонта, а также развитие социальной сферы. К тому же, у большинства входящих в состав нефтя-
ных компаний предприятий нет собственной деловой репутации на Западе, т.е. необходимого условия для превращения в самостоятельное акционерное общество.
Формирование в российских компаниях многодивизиональной структуры западного типа может произойти по мере привлечения на новые территории прямых иностранных инвестиций. Для освоения новых территорий, таких как Юрубчено-Тохомская нефтегазоносная зона (Красноярский кр.), Ковыкта (Иркутская обл.), о. Сахалин и Северо-запад образуются международные консорциумы, относительно свободные от «опеки» материнской компании и более близкие к западному пониманию дивизионов. Но новые подразделения составят существенную долю добычи компаний нефти не ранее чем через 15-20 лет, до этого основа производственного потенциала не изменится.
Альтернативный путь эволюции структуры нефтяной отрасли представляется как устранение хозяйственных традиций дорыночной эпохи через привлечение спекулятивного капитала на товарный рынок. Видимые предпосылки этого - негибкость корпоративного ценообразования, вследствие чего потребитель мазута, бензина, газа не может (в условиях ужесточения платежной дисциплины) получить дисконт, а компания-производитель - проводить эффективную ценовую и маркетинговую политику.
У потенциальных игроков - банков, брокерских и внешнеторговых компаний - сформировалась даже некая квазиидеология развития рынка энергоносителей, в основе которой лежит представление о том, что возрождение в России биржевой торговли после неудачной попытки начала 90-х годов откроет естественный путь к преодолению регионального монополизма. Эти положения легли в концепцию создания в 2002 г. Межрегиональной биржи нефтегазового комплекса. Специализированные секции открываются на Московской межбанковской валютной бирже и ряде региональных бирж. Но привлекательность сделок на них пока невысока по сравнению с фондовым рынком и зарубежными биржами.
Федеральная антимонопольная служба заявила о поддержке товарных бирж и некоммерческих партнерств. В начале 2005 г. в парламентских кругах начинают обсуждаться поправки к закону «О товарных биржах и биржевой торговле», требующие от крупных компаний в обязательном порядке реализовать на рынке не менее 10% обращающихся в стране стратегических товаров. С позиций институциональной теории, мы вновь наблюдаем внедрение внешне рыночных форм управления в законодательно-директивном порядке, причем, без независимой оценки его возможного влияния на прозрачность и эффективность ценовой политики в масштабе всей нефтяной отрасли.
Отношение к нормам и практике хозяйственной деятельности, возникающим внизу, на предприятиях и структурных подразделениях, -еще одна группа проблем, связанных с дальнейшим развитием не одной
только нефтяной отрасли, но и всего отечественного крупного бизнеса. В последнее время появилось много публикаций, посвященных соотношению национальных и общемировых тенденций и традиций в отечественной управленческой практике. К примеру, А. Прохоров в своей книге «Русская модель управления» [16] убежден: заимствование управленческих моделей с Запада вообще традиционно для России, но - может быть эффективным лишь в начале масштабных социальноэкономических катаклизмов, требующих от элиты и населения работы в «аварийно-мобилизационных условиях» (к таковым автор относит преобразования Петра I, революцию 1917 г., рыночные реформы 90-х годов). Затем, при переходе системы управления на всех уровнях в стабильное состояние, становятся востребованы отечественные хозяйственные механизмы и нормы поведения.
Следуя подобной логике, можно предположить, что в период 20052015 гг. состоится переход к некоторой стабильной фазе развития нефтяной отрасли. Закономерен вопрос о дальнейшей эволюции законодательно-нормативной базы отрасли. Ведь традиционные для предприятий модели хозяйственного поведения, заложенные еще в период хозрасчета, несмотря на свою устойчивость, оказались как бы вне новых стандартов корпоративного управления. Чтобы обеспечить легитимность децентрализованным хозяйственным связям между компанией и предприятием, потребуются изменения в налоговом законодательстве, стандартах финансовой отчетности, других нормативных документах. Проблема заключается не в том, что к этому времени Россия должна вступить в ВТО и ратифицировать Договор к Энергетической хартии. Международные договоренности потребуют от Правительства и компаний обеспечить гарантии собственности для инвесторов, открытость инфраструктуры, понятный зарубежным партнерам порядок ценообразования и налогообложения, прозрачность корпоративной отчетности. Все это и впредь будет накладывать весьма жесткие ограничения на финансовую и ценовую политику российских нефтяных компаний.
Развития новых, идущих «снизу», от отечественного опыта, традиций и норм корпоративного управления следует ожидать в тех сферах деятельности, которые меньше всего подвержены воздействию зарубежных стандартов - в организации труда, социальной политике и деятельности корпоративных профсоюзных организаций.
Вплоть до последнего времени социальная политика нефтяных компаний практически полностью сводилась к обеспечению уровня заработной платы, конкурентоспособного по сравнению с финансовым сектором и коммерческими структурами. Возрождение интереса к управлению человеческим ресурсом закономерно после почти 10-летнего периода его игнорирования. Уже сегодня Нефтегазстройпрофсоюз организует повышение квалификации своих руководителей и специалистов на
базе Российской академии государственной службы при Президенте РФ. При участии НК «ЛУКОЙЛ» учрежден отраслевой журнал «Социальное партнерство», на страницах которого находит отражение опыт предприятий в области кадровой политики, подготовки инженеров-нефтяников, а также анализ рынка труда в нефтедобывающих регионах.
Но ключевая роль в управлении остается за вопросами собственности, где либеральная стратегия остается доминирующей. Отказ государства от патерналистской роли в экономике со всей очевидностью нельзя рассматривать как ошибку управления, это был сознательный курс на формирование в стране крупного бизнеса и приток в ключевые отрасли иностранного капитала. Сегодня любые призывы к возвращению в собственность государства крупных пакетов акций приватизированных компаний способны лишь играть на понижение фондового рынка.
Закономерен вопрос: столкнется ли нефтяная отрасль с естественными ограничениями на осуществление либеральной стратегии в обозримые полтора-два десятилетия?
С точки зрения автора, небесспорна обсуждаемая в СМИ идея мобилизовать средства, получаемые от сырьевых отраслей, на развитие других потенциально динамичных и конкурентоспособных отраслей. Согласно оценкам комитета ГД РФ по промышленности, транспорту и энергетике, рентное налогообложение сырьевых отраслей даст не более 13-15% дополнительных доходов в бюджет против предварительной оценки этих доходов академиком Д.С. Львовым в 40% от существующего уровня бюджетных поступлений.
В свете представлений о «диффузии» во время структурной перестройки нефтяного комплекса двух практически взаимоисключающих управленческих моделей (функциональной с централизацией товарноденежных потоков, с одной стороны, и децентрализованной региональной, с другой) сложно расценивать недополучение государством ренты от ТЭК как результат массового уклонения бизнеса от налогов. До тех пор, пока использующиеся в нефтяных компаниях трансфертные цены и инвестиции компаний остаются вне государственного контроля, невозможно адекватно оценить налогооблагаемую базу отрасли.
Здесь и заложено одно из ограничений на продолжение либеральной стратегии государства в отношении ТЭК. Чтобы эффективно использовать недра как государственную собственность, Правительство в перспективе должно отказаться от тактики невмешательства в текущую деятельность частных компаний. Представляется целесообразным осуществлять мониторинг их ценовой и инвестиционной политики.
Неопределенность перспектив отношений государства, ведущих мировых нефтяных компаний и отечественного частного бизнеса будет связана еще и с тем, что сохранится или изменится на противоположный в течение ближайших полутора-двух десятилетий один из опреде-
ляющих развитие отрасли «векторов» - интеграция в мировую экономику. В течение последних 10 лет высшие управленцы нефтяных компаний стремились привлечь иностранный капитал и технологии, заимствовали управленческие модели и стандарты. Парадокс, однако, в том, что отрасль на протяжении 90-х годов не работала в условиях существенного влияния иностранного капитала на управление, а мировых рынков - на ее ценовую политику. Представляется, что ожидающееся в течение ближайшего десятилетия снижение мировых цен на нефть, равно как и усложнение социальной ситуации внутри страны потребуют усиления государственного участия в управлении этой стратегической отраслью.
Литература и информационные источники
1. Алафинов С.В. Опыт формирования вертикально-интегрированной нефтяной компании (на примере нефтегазовой компании «сСлавнефть». Дисс. к.э.н. М., АНХ при Правительстве РФ, 1995.
2. Клейнер Г.Б. Мезоэкономика. М.: МАКС Пресс, 2002.
3. Иващенко Н.П. Производственно-экономические системы в экономике России. М.: ТЕИС, 2000.
4. Карданов В. З. ТЭК России: современная научно-техническая политика. М.: РАГС, 2001.
5. ПаппэЯ.Ш. Олигархи. М.:Изд-воГУ-ВШЭ, 2000.
6. Кротова М.В., Гаврина О.Л. Структурные парадоксы в нефтяных компаниях // Нефть России, № 7, 1997.
7. Жарков М.А. «Сургут » решил взяться за «дочек» // Черное золото, №1, 1994.
8. Кротова М.В. Сбытовая ловушка, и как из нее выйти //Нефть России, № 10,1996.
9. Энергетическая политика России. Пер. с англ., www.iea.org
10. ШагиевР.Р. Интегрированные нефтегазовые компании. М.: «Наука», 1995.
11. «Славнефть»: из «генералов» — в majors // Российский нефтяной бюллетень, № 49,1995.
12. Рогов С.В. Регулировщик товарно-финансовых потоков // Нефть России, № 7,1994.
13. ЧувашинЕ.П. Управление интегрированной нефтяной компанией. М.: Дело, 2001.
14. «ЮКОС» сокращает число дочерних компаний / Российский нефтяной бюллетень, № 49, 1995.
15. Энергетическая стратегия России на пер-иод до 2020 года, www.mte.gov.ru
16. Прохоров А.П. Русская модель управления. М.: ИД «Эксперт », 2003.
17. Кириллов В.И. Неплатежи как разновидность ценовой политики. Версия одной из причин
платежного кризиса: задолженность — это внешнее проявление нелегальной ценовой дискриминации //Коммерсант, № 48, 1994.
