5. Russian Decline and Uncertain Recovery. 6. Макаревич Э., Карпухин О. Игры интеллек-
Thomas E. Graham, JR. Carnegie Endowment for туалов, или социальный контроль масс. - М.: Изд-
international Peace, 2002. во «Эксмо», 2003.
Е.В. Чащухин
ПРОБЛЕМА ВИРТУАЛЬНОГО ОТЧУЖДЕНИЯ:
СТРУКТУРА И ОСОБЕННОСТИ
Проблема виртуального отчуждения человека становится все более актуаль-. ной в условиях виртуализации всех сфер общественной жизни, в контексте «виртуального мира» с его новой гибкой логикой, многомерными моделями реальности и человека. Всесторонний кризис современной цивилизации приобретает все более виртуальный характер, определяющийся логикой сетевых структур, человеческих открытий, ожиданий и заблуждений. Глубинная связь тотального кризиса мировой цивилизации с проблемами самоидентичности, отчуждения и виртуализации общества ставит перед нами задачу исследования природы виртуальной реальности и ее роли в жизни современного человека.
Несмотря на известную ангажированность, широкое распространение термина «виртуальная реальность» в современной науке, его содержание и смысл остаются далеко не проясненными. Семантика виртуальной реальности - это целый дискурс, в рамках которого выделяется несколько подходов к трактовке виртуального: 1) компьютерная или электронная виртуальная реальность (Ж. Бодрийар, Дж. Ланье, Ф. Хэмит, Е.В. Ковалевская, Т.Д. Стерледева и др.); 2) психологическая виртуальная реальность, к которой, прежде всего, относят измененные состояния сознания (О.И. Генисаретский, Л.П. Гримак, Ф.И. Гиренок, Н.А. Носов, А.А. Калмыков и др.); 3) виртуальная реальность как культура или сфера социальных феноменов (П.И. Браславский, И.В. Кулагина, Н.Б. Маньковская, О.А. Степанцева и др.); 4) виртуальное в физике, теория виртуальных частиц (И.А. Акчурин, В.П. Бранский, П. Дэвис, Л.Д. Ландау и др.); 5) виртуальная реальность как возможное, потенциальное бытие (С.Н. Коняев, Е.В. Мал-кова, Е.Э. Чеботарева); 6) виртуальная реальность как вся воспринимаемая человеком реальность, поскольку последняя проходит сквозь призму его сознания, идеального/субъективного (В.В. Афанасьева, Д.В. Иванов, И.Г. Корсунцев, С.С. Хору-
жий и др.); 7) совмещение двух и более подходов, что, впрочем, не снимает проблемы онтологического статуса и характеристик виртуального отчуждения (А.С. Горинский, А.Е. Иванов, Т. А. Кирик, И.А. Николаев).
В широком онтологическом плане содержание «виртуального», с нашей точки зрения, во многом совпадает, перекрывается с содержанием философской категории возможного и «работает» в контексте диалектики возможного/потенциального и действительного/актуального. В то же время термин «виртуальное», «виртуальная реальность» включает в себя дополнительный, конкретно-всеобщий «пласт» значений, связанных с анализом и обобщением новейших данных естественных (синергетическая теория) и общественных (теория постиндустриального/информационного общества) наук. «Виртуальная реальность» аккумулирует в себе такие «тренды» современных научных исследований как «стоха-стичность», «неопределенность», «риск», «нелинейное», «многовекторное развитие» и т.д. При этом возникающие негативные коннотации термина следует связывать, прежде всего, со слабыми прогностическими возможностями указанных концептов и базирующихся на них теорий, что свидетельствует о слабости, непроработанности фундаментальных философских абстракций, лежащих в их основе.
Согласно диалектической картине мира, случайность лишается своего смысла вне соотношения и противостояния необходимости, которая в данной диалектической паре играет определяющую роль. Возможности, в свою очередь, подчинены действительности, производны от нее, выступают в качестве тенденций ее дальнейшего развития. Особый интерес в данном контексте представляет конкретно-всеобщая теория развития1 с ее стержневой идеей единого закономерного мирового процесса, в рамках которой абстрактная формула действительность-воз-можность-действительность наполняется но-
вым, конкретно-всеобщим содержанием. По мере перехода от одной формы материи к другой (физическая, химическая, биологическая, социальная) выявляется скачкообразное расширение сферы возможного/виртуального бытия, скачкообразно возрастает число реальных, абстрактных, формальных возможностей развития, заложенных в действительности и обеспечивающих ее переход в новое качество, новую, более богатую, основательную действительность. «Виртуальное», таким образом, на каждом уровне, этаже сложности мировой системы имеет свое «позитивное» (реальное, необходимое) и «негативное» (нереальное, регрессивное, случайное) содержание.
Итак, конкретно-всеобщая диалектика позволяет выявить наиболее общий, фундаментальный уровень в структуре виртуального отчуждения, которая, однако, им не исчерпывается. «Виртуальное» есть особый символ современности, метафора, прекрасно схватывающая современную социальную, технико-технологическую и культурную ситуацию в мире. Не случайно данный термин получил широкое распространение в современном информационном обществе, с его тотальным децентрирующим и деперсонализирующим воздействием на «Я», личность и, вместе с тем, с его углубляющейся «тоской», потребностью в «смысле», самоидентичности, подлинности.
Последняя четверть ХХ века ознаменовалась переходом человечества в новую, еще во многом неопределенную, постиндустриальную или информационную фазу развития. Если, с точки зрения представителей первой волны теории постиндустриального общества (Д. Белла, Э. Тоф-флера и др.), этот переход видится в радужных тонах, несет избавление от социальных противоречий и конфликтов индустриальной цивилизации, обещает «возрождение искусств» и «триумф личности», определяющей социокультурную си-туацию2, то представители второй волны дают современному этапу социального развития гораздо более сдержанные оценки. Так, по мнению М. Кастельса, становление новой общественной структуры еще далеко не закончено, а сутью современного информационального капитализма по-прежнему остается стремление к прибыли, максимизации прибыли3. Представления же некоторых теоретиков о постиндустриальном обществе как постбуржуазном, посткапиталистичес-ком (П. Дракер и др.), некапиталистическом и не-
социалистическом, неэкономическом, основанном на индивидуальной, а не общественной собственности (В.Л. Иноземцев) не выглядят достоверными. Это заставляет нас по-новому, с новых позиций взглянуть на классическую теорию отчуждения (Гегель, Фейербах), получившую свое развитие в конкретно-всеобщей социально-экономической теории отчуждения разработанной К. Марксом. Предложенная Марксом теория глубинных социально-экономических основ, механизмов отчуждения человека в капиталистическом обществе, в то же время, нуждается сегодня в существенной доработке в условиях формирования сетевой логики социальных взаимодействий, расширения сектора услуг, размывания классовой структуры общества, модернизации, глобализации, информатизации социума. В силу серьезных изменений в самом капиталистическом производстве, существенного усложнения труда феномен отчуждения приобретает новые специфические черты, становится глобальным виртуальным отчуждением. Мы рассмотрим наиболее существенные из них.
Во-первых, это виртуализация всех сфер социальной жизни, социума в целом. Функционирование и развитие современной цивилизации в значительной (и все более возрастающей) степени определяется новыми информационными технологиями, логикой сетевых коммуникаций и «виртуальных пространств», постепенно и неуклонно распространяющих свое влияние на все сферы социальной жизни: производство, науку, образование, финансы, сферу межличностных взаимодействий. Институциональный строй общества симулируется, сохраняя атрибутику реальности, выступает своего рода операционной средой, в которой удобно создавать и транслировать образы, и которая открыта для входа/выхо-да4. С точки зрения А. Крокера и М. Вэйнстейна, виртуализация способствует возникновению киберкапитализма как системы, порождающей новый тип неравенства и эксплуатации. Виртуализация есть новый тип отчуждения, отчуждения человека от собственной плоти в процессе пользования компьютерами и превращение ее в потоки электронной информации, подпитывающие виртуальный капитал5. По Ж. Бодрийару, в процессе виртуализации «социальное, во-первых, разрушается - тем, что его производит (средствами информации и информацией), а во-вторых, поглощается - тем, что оно производит (мас-
сами)»6. Концепцию виртуализации общества развивают также А.В. Бегинин, В.В. Зотов, М. Кас-тельс, А.М. Идиатуллина, К.К. Колин, Е.В. Луценко, М. Паэтау, Л.А. Тягунова и др.
Виртуализация социальных взаимодействий находит свое наиболее яркое проявление в феномене возрастания роли превратного (фиктивного) сектора в экономике и других сферах общества, манипулировании сознанием индивидов. В индустриальном обществе отчуждение представляет собой, прежде всего, объективный, спонтанный процесс отчуждения человека от продуктов/результатов труда, собственности и самого процесса труда. В наше время эта объективная экономическая основа отчуждения сохраняет свое решающее значение, однако, возникает принципиально новая сторона исследуемого феномена - намеренное отчуждение сознания, личности человека или манипуляция сознанием. Возникает целый комплекс специальных отраслей, методов и техник, направленных на человеческое бессознательное, стимулирование желаний, моделирование убеждений. В информационном обществе отчуждение становится информационным. Благодаря средствам массовой коммуникации складывается целая «наука обмана», формирующая искусственное, виртуальное сознание. Истинные, непреходящие ценности отбрасываются в интересах рынка и прибыли или в соответствии с заказом доминирующих политических группировок. Навязываются искусственные, искаженные потребности и убеждения. Материальное производство уже не может ограничиваться нормальным потреблением - стремление к максимизации прибыли заставляет формировать потребности, не соответствующие магистрали развития человечества (Ж. Бодрийар). Образовался и растет превратный (фиктивный) сектор в экономике, осуществляется тотальное воздействие на личность работника, которая перестает существовать в качестве социокультурного феномена (А.В. Бузгалин)7. Главным объектом угнетения становится не только и не столько труд, сколько разум. Капитал умножается теперь не только за счет отчуждения труда, но и путем отчуждения у человека здравого смысла, за счет искусственного роста потребностей (В.С. Никитин)8. В постмодернистской культуре сознание искусственно подвергается виртуализации и ир-рационализации, подавляется механизм критического восприятия, подменяя адекватное отра-
жение реальности искусственно сконструированными симулякрами (С.А. Строев)9.
Идеи о репрессивности социальных практик, манипуляции сознанием и символическом насилии как существенных признаках неидентичности, отчуждения человека содержатся в классических работах неомарксистов (Г. Маркузе, Э. Фромма), в работах современных зарубежных и отечественных авторов П. Бурдье, С.Г Кара-Мурзы, А.С. Па-нарина, В.В. Парцвании, Г. Г. Почепцова и др.
Вторым существенным признаком виртуального отчуждения являются глобальные, планетарные масштабы его распространения. Глобализация представляет собой феномен всемирной экономической, политической и культурной интеграции. Это объективный, неизбежный процесс объединения человечества, необходимый для выхода на новый уровень развития, преодоления социальных противоречий.
Тем не менее, основа современного процесса глобализации - экономическая интеграция в рамках капиталистического способа производства, характеризующаяся распространением капитализма по всему миру, мировым разделением труда, миграцией в масштабах всей планеты денежных, человеческих и производственных ресурсов. Выступая средством капиталистического накопления, глобализация служит причиной социальной поляризации и отчуждения.
По мнению С.И. Валянского, глобализация в экономике представляет собой процесс становления такого миропорядка, в рамках которого постиндустриальные страны и транснациональные корпорации могут реализовывать свой технологический отрыв. Для обеспечения сложившихся стандартов потребления и инвестиционной привлекательности развитые страны проводят политику нестабильности и «управляемых кризисов», жесткие меры по обеспечению контроля над ресурсами, консервацию отсталости в третьем мире10. В этом смысле виртуальные экономические механизмы функционирования глобального общества являются вполне реальными механизмами генерирования отчуждения, формируя, по остроумному замечанию М. Кастель-са, «культуру реальной виртуальности».
Крупнейший отечественный исследователь постиндустриального общества В.Л. Иноземцев характеризует глобализацию как спонтанную, хаотическую конкуренцию хозяйственных, социальных и культурных моделей. Автор считает, что
глобализация - это разрушительный, спонтанный процесс неупорядоченного насилия, навязываемый миру США и их сателлитами. Основываясь на идеалах свободы и индивидуализма, непоколебимой вере в оптимальный характер рыночного регулирования, «глобальная» стратегия ускоренного развития стран «третьего мира» предполагает их инкорпорирование в систему международного разделения труда11, где им отводятся далеко не первые роли.
Несмотря на кажущуюся привлекательность этих идеалов, все более очевидным становится тот факт, что они не могут быть реализованы на практике: рынок «слеп» в отношении решения глобальных проблем цивилизации, а социальный атомизм и индивидуализм не имеет ничего общего со свободой в подлинном ее понимании. Насаждая и легитимизируя в странах третьего мира свой вокабуляр понятий («демократия», «права человека», «свободный рынок», «гражданское общество», «конкуренция» и т.п.), постиндустриальные страны тем самым расширяют сферы своего влияния, приобретают «новые территории манипуляторной сферы» (А. Щютц). Относительная гуманизация современного мира, выражающаяся в осуждении войн, декларации права народов на самоопределение и т.д., оказывается в действительности политикой скрытого насилия и подмены понятий12.
В современной научной литературе глобализация, в основном, трактуется негативно - как осуществление интересов развитых стран Запада и транснациональных корпораций за счет неравномерного экономического распределения и эксплуатации «третьего мира» (М. Кастельс, Э. Гид-денс, В.Л. Иноземцев, А.В. Бузгалин, А.С. Пана-рин, С.И. Валянский и др.). О глобализации как культурной унификации и американизации пишут В.И. Самохвалова, Ж. Аттали, С. Московичи, Т. Роззак, М.А. Чешков, Н.Н. Моисеев и др.
Третьей отличительной чертой виртуального отчуждения выступает динамизм, небывалый рост скоростей перемещения и действия в современном социо-культурном пространстве. Необычайно быстро внедряются новые технологии, идеи, способы мироощущения, культурные установки. Согласно З. Бауману, основным конституирующим фактором общества постмодерно-го типа является скорость преодоления физического пространства, радикально изменяющая и параметры коммуникативной детерминации, и че-
ловеческую социальность как таковую13. Прежние типы хозяйствования, власти и управления вытесняются новыми гибкими и динамичными формами, несущими в себе обновленный «вирус» отчуждения. Не успевая адекватно реагировать на поток изменений, современный человек сталкивается с предсказанной Э. Тоффлером болезнью - «шоком будущего», постоянно переживая трансформации, деструкции и стрессы14. Однако возникает вопрос: к себе ли он спешит, имеют ли новые возможности «позитивный» смысл? Ответ на него, как, впрочем, и на другой - ключевой в данном отношении вопрос о путях преодоления виртуального отчуждения -предполагает детальный анализ структуры проблемы, выход на конкретно-всеобщий уровень ее исследования.
Как уже отмечалось, конкретно-всеобщий подход позволяет совместить онтологический и социологический «планы» проблемы, определить онтологический статус «виртуального», его содержание и смысл на различных уровнях, «этажах» сложности мировой системы, определить его «позитивное» и «негативное» содержание. Покидая порочный круг сугубо негативных коннотаций «виртуального», нередко отождествляемого с «идеальным», «субъективным» (в его ошибочных, не научных трактовках), мы получаем возможность выявления его действительного, объективного содержания. Строго говоря, «виртуальная реальность» есть феномен современности, отражающий небывалый рост возможностей развития и возникающих на этой основе объективных и субъективных сложностей. Многообразие возможностей развития в их хитросплетениях и противоречиях формирует ситуацию, когда реализация тех или иных целей сопряжена с колоссальными рисками. Рассматривая человека (общество) в контексте «мировой суперсистемы», как вершину единого закономерного мирового процесса, аккумулирующего его всеобщие моменты, мы можем выявить и «просчитать» наиболее общие (всеобщие) возможности, «тренды» развития, что становится чрезвычайно актуальным в условиях тотального кризиса мировой цивилизации, глобального виртуального отчуждения, порождающего эффект «ложной современности» (И. Валлерстайн)15. Наиболее оптимальными возможностями в данном случае являются объективные тенденции развития родовой и индивидуальной человеческой сущности,
связанные с реализацией коллективных интересов, свободы и ответственности в планетарных масштабах.
Примечания
1 Разработка данной теории ведется на протяжении нескольких десятков лет в рамках Пермской университетской философской школы (В.В. Орлов, Т. С. Васильева, А.Н. Коблов, О.А. Барг и др.).
2 НейсбитД. Мегатренды. - М., 2003.
3 См.: Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура. - М., 2000. - С. 38.
4 См.: Иванов Д. Общество как виртуальная реальность // Информационное общество: Сб. -М., 2004. - С. 409.
5 Там же. - С. 368-369.
6 Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства: [электронный ресурс] // http://www.phildep. univ.kiev.ua/eec_dep/biblio/bodr_end9.html.
7 См.: Бузгалин А.В. «Постиндустриальное общество» - тупиковая ветвь социального развития? //
Вопросы философии. - 2002. - N°5. - С. 29-30.
8 Никитин В. С. Мы выстоим и победим // http: //www.kprf.ru/party_live/39298.html.
9 Строев С.А. Теория трудовой стоимости и постиндустриальное общество // http://www.rus-crisis.m/?p=1389.
10 См.: Валянский С.И. За какие идеи мы умираем. - М., 2005. - С. 238-239.
11 См.: Иноземцев В.Л. Вестернизация как глобализация и «глобализация» как американизация // Вопросы философии. - 2004. - N°4. - С. 62-64.
12 См.: Кармадонов О.А. Глобализация и символическая власть // Вопросы философии. -2005. - №>5. - С. 48-49.
13 Бауман З. Власть без места, место без власти // http://www.nir.ru/socio/scipubl/sj/34-bauman.htm.
14 Тоффлер Э. Шок будущего. - М., 2004.
15 См.: Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. - СПб., 2001. - С. 186.
Научные труды преподавателей, поступившие в библиотеку КГУ им. Н.А. Некрасова
Грабова О.Н. ЭВОЛЮЦИОННО-ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ ДИНАМИКИ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ: Монография / Рец.: Н.П. Гибало, В.В. Чекмарев. - Кострома: КГУ, 2007. - 327 с. - Библиогр.: с. 304-326 (339 назв.). - ISBN 978-7591-0818-4.
В монографии изложены методологические принципы теории динамики экономических отношений в рамках эволюционно-институционального синтеза. Новым подходом в данной исследовательской работе является то, что, в отличие от других авторов, выявляются не только причинно-следственные связи, траектория развития социально-экономических явлений, но и устанавливается механизм данной динамики, определяющий внутренние импульсы эволюции экономических отношений. Для преподавателей, аспирантов, студентов, специализирующихся в области экономики, управления и права, а также для всех, кто интересуется новейшими течениями экономической мысли.
Субетто А.И. КРИТИКА «ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗУМА»: Монография / Рец.: Л.А. Зеленов, А.В. Воронцов, А.А. Горбунов, В.В. Чекмарев. - СПб.; Кострома: КГУ, 2008. - 508 с. - ISBN 978-5-7591-0872-6.
В монографии выполнена попытка раскрытия оснований критики «экономического разума»рыночно-капиталистического общества. Эта критика носит как гносеологический, историко-генетический, так и онтологический, экологический характер. Показано, что путь к истинному экономическому разуму проходит через становление ноосферного, экологического, духовного социализма как формы Спасения человечества от неминуемой экологической гибели уже к середине XXI века по рыночно-капиталистическим причинам. Монография адресована к философам, экономистам, в целом ко всем, кто думает над ХЩтратегией ХХ! века и для России и для человечества. ^