CC BY
19Т. И. Чепелевская (ИСл РАН)
Проблема циклизации малой прозы в творчестве И. Цанкара
Циклизация - весьма характерное явление для художественной литературы конца XX - начала XXI вв., для поэзии и прозы, и даже для драмы1. Под ней в современном российском литературоведении принято понимать продуктивную тенденцию, направленную на создание особых целостных единиц - циклов. При этом цикл понимается как совокупность самостоятельных произведений, объединенных на основе их соотнесенности друг с другом, а специфика такой соотнесенности усматривается в том, что во всех случаях она ведет к возникновению некоторых добавочных смыслов, не выраженных по отдельности в произведениях, составляющих цикл.
Эта общая формулировка, выделяющая два главных признака циклизации: 1) целостность и самостоятельность каждого из составляющих цикл произведений и 2) целостность цикла, возникающая как результат взаимодействия между собой произведений, составляющих цикл, имеет, скорее, не литературный, а общеэстетический характер. Действительно, циклы произведений, аналогичные литературным и удовлетворяющие выделенным признакам, существуют и в других видах искусства: в музыке, живописи, кино, на телевидении.
Вместе с тем, при стремлении осмыслить цикл как самостоятельное историко-литературное явление, а также и его жанрообразующую роль в творчестве того или иного автора такой общей формулировки оказывается недостаточно.
При обращении к изучению конкретных произведений цикловой природы (определенного периода или автора) исследователи обычно стремятся так или иначе типологизировать проявления циклизации в ориентации на решение своей проблемы.
Таких типологий - а значит, возможных проблемных ракурсов цикло-ведческого изучения - достаточно много. Мы будет опираться на классификацию литературных циклов, предложенную Л.Е. Ляпиной (хотя, несомненно, и здесь могут возникнуть определенные дополнения или уточнения):
1) по степени авторского участия (авторские, не авторские);
2) по истории создания (априорно задуманные как циклы, сложившиеся после создания составляющих цикл произведений);
3) по особенностям речевой структуры (стихотворные, прозаические);
4) по текстовой специфике (цикл, раздел, книга);
5) по жанру (элегические, очерковые и т. д.);
6) по родовой принадлежности (лирические, эпические, драматические)2.
Первый из выделенных классификационных признаков учитывает степень авторского участия, то есть сознательной целенаправленности в собирании и компановке материала. Этот критерий позволяет, в свою очередь, рассмотреть проблему цикла в аспекте отношений между автором и читателем (реципиентом): прямого или опосредованного. Он, несомненно, оказывается значимым в случае с так называемыми «читательскими» циклами, т. е. циклами, которые, не имея собственной текстуально закрепленной композиции, обретают цельность именно благодаря системе ассоциативных связей между произведениями и получают развитие как явление жанрового порядка.
С другой стороны, нередко актуальной оказывается ситуация «двойного авторства», когда композиционная структура цикла формируется не автором, а другим лицом, и здесь могут возникнуть интересные проблемы, связанные с историей публикации. Речь идет о циклах, скомпонованных в целое человеком, не являющимся непосредственным автором каждого из произведений. В литературе типовыми примерами таких циклов являются редакторские, издательские циклы; сравнительно более редки случаи, когда циклизация произведений разных авторов осуществляется одним писателем (например, «Круг чтения», составленный Л.Н.Толстым). Примерами циклов двойного авторства в других искусствах могут служить современные музыкальные альбомы, составленные продюсерами; сценарий эстрадного спектакля концертного типа; телешоу и др.
Вторым критерием выделенной выше классификации выступает генезис, история создания, так или иначе проявляющаяся в цикловой структуре.
Здесь можно разграничивать циклы априорные, с самого начала задуманные автором как целое, и составленные постфактум, из уже написанных, независимо созданных произведений3, или, согласно терминологии, предложенной в книге М.Н. Дарвина и В.И. Тюпы, «первичные» и «вторичные» циклы4. Однако следует отметить, что некоторые исследователи отмечают необходимость выделения третьего, смешанного типа, соединяющего первый и второй принципы создания, который представляется наиболее продуктивным в отношении малой прозы XX в.5 Необходимость такого ряда классификации выявляется, когда возникает проблема, связанная с творческой эволюцией автора, его художественного метода. В этом случае возможно включение дополнительной содержательно-тематической (сюжетной) и композиционной составляющей. Циклы создаются и постепенно разрастаются по мере развития творческой мысли автора, развития его мировоззрения. Таков, например, цикл «Записки охотника», который позволяет рассматривать, помимо прочих, развитие идей и метода И.С. Тургенева на протяжении двух десятилетий. То же самое демонстрирует анализ цикла литературно-критических статей В.Г. Белинского о творчестве A.C. Пушкина6. (Забегая вперед, можно отметить в качестве примера тако-
го цикла произведения И. Цанкара разных лет, посвященные памяти матери (как часть автобиографической прозы писателя).
Вышеприведенные критерии классификации циклов - по авторству и по генезису - носят, так сказать, универсальный характер: они актуальны не только в отношении литературы, но и других видов искусств.
Параметры следующих критериев типологизации соответствуют уже формальным уровням организации художественного целого. Здесь идет разделение по особенностям речевой структуры цикла (стихотворные и прозаические), по характеру его текстовой организации, по жанру. Они гораздо более специфичны, поскольку определяются эстетическими особенностями конкретного материала.
В центре нашего исследования - малая проза известного словенского писателя Ивана Цанкара (1876-1918) и особенности процесса циклообра-зования, который можно проследить на разных этапах его творческого развития7. Поэтому за рамками нашей работы остается деление циклов на стихотворные и прозаические, а также по родовой принадлежности.
В отношении избранного нами художественного материала актуальными, как представляется, оказываются следующие принципы классификации: принцип текстовой специфики циклов, а также классификация по жанру. В первом случае важен вопрос о степени и характере внутренней завершенности цикла, т. е. соотношения целого и составляющих его произведений. С этим принципом связана и такая важная, присущая циклизации черта, как иерархичность, на основании которой уже отдельные циклы, или микроциклы, способны соединяться в большие объемы. С одной стороны, это может привести к созданию эффекта «цикл в цикле» (явление, характерное для поэзии вообще и творчества, например, символистов, в частности), с другой -происходит соединение отдельных циклов в книгу, сборник, его раздел и т. д. А это, в свою очередь, ставит вопрос о жанровой эволюции циклизации.
На рубеже XIX-XX вв. цикл и родственные ему прозаические единства играли важную роль в творчестве многих писателей, как русских, так и представителей других национальных традиций. Это, по мысли О.Г. Егоровой, «позволяет воспринимать тенденцию к циклизации текстов как объективную реальность литературной эпохи, как попытку найти новый тип художественного единства, соответствующего запросам времени и воплощающего в себе поиски целостности при неизбежной фрагментарности и хаосности художественного мира»8.
В словенской литературе конца XIX - начала XX вв. пример подобных поисков вызревания циклообразующих тенденций, а также процессов, связанных с их развитием, дает творчество И. Цанкара. Эту проблему можно рассматривать на примере его поэзии, крупной и малой прозы, драматургии, публицистики. Однако ограничительной рамой нашего исследования станет, как уже отмечалось, малая проза словенского классика - от первых циклов до произведений последнего периода его творчества и, в первую очередь, книг «Моя нива» («Moja njiva») и «Видения» («Podobe iz sanj»).
Проблема объединения малой прозы оказывается актуальной для писателя уже с 1899 г., начиная с первого сборника «Виньетки» («Vinjete»), куда вошли короткие рассказы 1896-1899 гг.9 Они объединены авторским отношением к созданной им художественной действительности, декларируемой им эстетической программой («Эпилог») и отразили поиски новых художественно-выразительных средств: Цанкар использует возможности импрессионистического стиля для описания глубоких переживаний своих героев и идет по пути разрушения традиционной структуры повествования, вводит символические образы для выделения идеи произведения.
К объединению малой прозы (рассказов, новелл, иногда и повестей) писатель тяготеет и в дальнейшем. Так, в «Книгу для легкомысленных людей», изданную в 1901 г. в издательстве Л. Швентнера, Цанкар включил рассказы и новеллы, которые он создавал уже живя в венском квартале Оттакринг, снимая комнату у швеи Альбины Лоффлер. В них отразились и его воспоминания ранних лет (например, времени влюбленности в сестер Лушиновых - Анну и Минку), и размышления о событиях на родине, пропущенные через фильтр новых увлечений этого времени: философией Ницше, Эмерсона, идеями декаданса, эстетикой символизма в лице Мет-терлинка, Бодлера (прежде всего идеей вселенской вечной души). Произведения цикла объединяет выраженный в литературной форме протест против покорности, христианского терпения, против уродования человеческой личности рабскими условиями существования. Этот протест против норм традиционной морали автор выстраивает в русле полемики с философией ницшеанства с его идеей «сверхчеловека».
Опыт объединения краткой прозы у Цанкара реализуется затем в сборниках «На заре» («Ob zori», 1903) и «Мимо жизни» («Mimo zivljenja», 1903 - вышел в 1920), в которых проявились две ведущие тенденции его творчества: социально-критическая и морально-этическая, а в стилистике произведений усиливаются лирические интонации. Это нашло отражение и в более позднем цикле рассказов «За крестом» («Za krizem», 1909), который в историях детей из венского предместья продолжает тему униженных и оскорбленных, а также важную для писателя тему веры. В цикле «Истории из долины св. Флориана» («Zgodbe iz doline sentflorjanske», 1908), объединившем три повести («Разбойник Петер», «Поликарп», «Канцелярист Яреб»), главным становится обобщенный сатирический образ современного ханжеского, самодовольного, но претенциозного словенского общества, который автор помещает в условное символическое пространство, олицетворяющее его горячо любимую родину. В заключительной части («Песня» - «Pesem»), словно подводя итог, он пишет: «И ты не забудешь меня, прекрасная долина св. Флориана. Может, ты, оскорбленная, отвернешься от меня, может, оставишь меня одиноко стоящим у дороги путником; я же лягу в траву и буду смеяться и ждать, потому что знаю, что ты вешешься. Ибо я р тебе, а ты во мне...»10.
Следует отметить, что принцип циклизации писатель использует и при издании книг, объединяющих психологические, сатирические, полемические статьи, эссе: «Крпанова кобыла» («Кграпоуа коЬПа», 1907); «Белая хризантема» (Ве1а кпгаЩета, 1910), в которых выступает как «самый лучший интерпретатор и защитник своего искусства»".
Таким образом, у Цанкара все более отчетливо проявляется тенденция к созданию цикла, своего рода «структурного механизма» (X. Мастэрд), в рамках которого замысел диктует и продуманное расположение его составных частей, и внутреннее движение мысли. Чтобы подчеркнуть это, писатель подчас вводит краткое вступление или заключение (или то и другое, как, например, в цикле «Истории из долины св. Флориана»), создавая тем самым кольцевую композицию. Вместе с тем, некоторые из его циклов обладают открытой структурой, дающей простор для интерпретаций, как, например, в «Книге для легкомысленных людей», намечающей все главные темы будущих произведений писателя12.
После 1910 г. тенденция к соединению отдельных рассказов и новелл в более крупные формы стала особенно отчетливой. Именно в это время были созданы произведения, которые автор стремился не просто объединить под одной книжной обложкой, но старался придать этому объединению более четкую мотивно-тематическую и смысловую заданность.
В первую очередь, это касается книги под названием «Моя нива», которая увидела свет лишь в 1935 г., через 17 лет после смерти писателя, и появлению которой в авторской редакции мы обязаны его двоюродному брату Изидору Цанкару, а также книга «Видения»13 (1917).
Если говорить о названии книги «Моя нива», то оно зародилось гораздо ранее оформления самого текста, и ее основная идея (как, впрочем, и идейная направленность многих других произведений Цанкара 1910-х гг.) формируется уже после выхода в свет книги критических и полемических статей и эссе «Белая хризантема». В эссе под тем же названием с выразительным посвящением («моим рецензентам») Цанкар, отвечая на резкие выпады в свой адрес, вновь, как и в статье «Юбилей» (1906), подводит итоги своей литературной деятельности. Однако в «Белой хризантеме» на смену выдвинутого им ранее символического образа художественной нивы (выделено нами - Т.Ч.), «богато удобренной злобой и отрицанием», приходит иной образ: нивы, которая призвана и готова принести новые благодатные плоды:
«О Кобал, о Ленард, о Терсеглав, о все вы молитвенники в святом храме нашем - слишком рано вы пришли кропить! - Горячие мысли, дерзновенные образы, снова вся моя нива вами орошена - солнце, освети ее своими лучами, чтобы она дала богатый урожай!
Старость, как ты далеко!..»14.
Так был сделан акцент на подведении итогов творчества и определении перспектив нового жизнеутверждающего искусства, что, как правило, происходит на рубеже периодов жизни и периодов творчества15. И реализа-
цией этой установки явился замысел книги, который возник у И. Цанкара перед Первой мировой войной, а окончательно сформировался в первой половине 1914 г.16 Книга не была издана при жизни писателя, как считает Я. Кос17, не по вине его издателя Л. Швентнера, а потому, что автор сам долгое время не определялся с окончательным вариантом. Но ясно одно: собирая воедино уже созданные и напечатанные к тому времени произведения, Цанкар искал некую идейную доминанту, способную объединить его творения, причем не по принципу хронологии, а благодаря включению в действие иных механизмов. В результате, как явствует из сохранившихся рукописных планов книги, он избрал вариант книги циклов с объединяющим их «Вступлением». Это, по мысли Я. Коса, определило ее новаторство и уникальность: «..."Моя нива" среди его сборников краткой прозы -действительно первое и единственное произведение, в котором ему показалось необходимым расположить рассказы и новеллы не просто по хронологии одно произведение за другим, но так, чтобы создать большие циклы и дать им бережно подобранные, соответствующие их содержанию и одновременно в литературном плане значимые названия»18. В результате этой работы в книгу вошли 4 цикла: самый обширный «Мгновения» (21 текст), «Наша долина» (8), восходящий к мотивике цикла прозы и драматургии о долине св. Флориана, а также циклы «Из чужой жизни» (7) и «У святой могилы» (11), где второй целиком посвящен воспоминаниям о матери писателя.
Итак, в книге «Моя нива», следуя аутентичному авторскому замыслу19, работает, прежде всего, тематический принцип объединения, а хронологический принцип включается по большей части внутри каждого из циклов. Последний определяет поступательный ход художественного времени. Вместе с тем, как мы уже отмечали, при составлении цикла из разнородных произведений разных лет может возникнуть еще одна временная динамика: эволюция мировоззрения художника, которая в той или иной степени отражается и в развитии его поэтики.
Произведения первого из вошедших в книгу циклов «Мгновения» и по тематике, и по стилевым особенностям в большинстве своем демонстрируют тесную связь с произведениями венского периода. Тип традиционного рассказа здесь превалирует. Исследователи справедливо отмечают многообразие мотивов и тем, ранее уже нашедших отражение в творчестве Цанкара, начиная со сборника «Виньетки» и «Книги для легкомысленных людей». Объединяющим, циклообразующим началом, позволяющим рассматривать отдельные составляющие цикла как единое целое, становятся именно зарождающееся новое видение пережитых жизненных ситуаций и новый взгляд на хорошо знакомые явления и события. Как пишет Я. Кос, «.. .в этих текстах уже проявляются измененная оптика восприятия жизни и по-новому выраженная интенсивность чувственных порывов; в них также обнаруживается поиск писателем новых выразительных средств в стиле и композиции, дающих представление об особенностях поздней прозы И. Цанкара»20.
Циклы «Наша долина» и «У святой могилы» отчетливо коррелируют с идеей, выраженной во «Вступлении». В отношении каждого из них можно с уверенностью говорить о двух тенденциях развития цикловой структуры. На уровне цикла объединяющим становится общая для всех составляющих его частей доминирующая тема. Выход же за ограниченные рамки конкретного цикла позволяет установить более масштабный характер соотнесенности произведений в пределах всего творчества писателя, а значит - включить эти циклы в мегапостроение, объединенное общим лейтмотивом.
Так, цикл «Наша долина» на основании приема лейтмотивности оказывается в одном ряду с другими произведениями так называемого шент-флорианского цикла (фарс «Соблазн в долине св. Флориана», сборник «Истории из долины св. Флориана», 1908 и др.).
Цикл «У святой могилы» также позволяет выстроить целую цепочку произведений, посвященных матери писателя, начиная с 1902 г., тем самым связав его с более поздними автобиографическими произведениями писателя - «Моя жизнь» (1914) и «Грешник Ленарт» (1915)21.
Вместе с тем, циклы, вошедшие в книгу «Моя нива», оказываются не просто линейным развитием определенной темы. В них отчетливы новаторские черты и в отношении жанровых приемов построения короткого рассказа и новеллы, и в отношении художественно-стилевых особенностей повествования. Достаточно рельефно они проявились, на наш взгляд, в произведениях цикла «Из чужой жизни». Рожденный на стыке жизни и искусства и включающий в себя картины дня сегодняшнего и воспоминания автора о своем детстве, этот цикл, как и вся книга, знаменует и определенный рубеж в жизни самого писателя. Венский период жизни сменяется люблянским, когда Цанкар возвращается домой и переселяется в местечко Рожник вблизи Любляны. Именно здесь происходит осознанное подведение итогов, которые в жизни любого художника и мыслителя чреваты неожиданностями и открытиями. Как представляется, так случилось и с данным циклом, в жанровых формах и ведущих мотивах которого писатель нашел новые и совершенно неожиданные соединения небольшого рассказа, новеллы с ярко выраженным исповедальным характером и глубинным дидактизмом, восходящим к евангельской притче. Таким оказывается имеющее автобиографический характер повествование о мальчике, с необъяснимой жестокостью убившем кошку и глубоко раскаявшемся в своем злодеянии («Грех»),
Подобное сочетание исповеди и назидания можно обнаружить и в более ранних работах словенского классика, в которых он раскрывает образ человека во взаимоотношениях с другими людьми, его поведение в разных ситуациях социального общежития. В рассказах цикла «Из чужой жизни» Цанкар поднимает иной пласт, рассматривая взаимоотношения человека с миром природы (который олицетворяют самые разные животные), и тем самым показывает человека, своего современника, совершенно с новой
стороны. Своеобразный «бестиарий» Цанкара, его зооперсонажи оказываются не столько предметом изображения, сколько создают неожиданный, непривычный ракурс видения окружающей жизни: в них фауна и человеческий мир представлены на равных. Так, в действие вступает оппозиция природа/культура, которая получает частную реализацию: животное/человек. А измененная оптика художественного видения подводит к глубоким философским размышлениям. В рассказе «Сова» гибель птицы, которую поймали и решили приручить, посадив в клетку, вызывает в душе автора-повествователя глубокие переживания: «Невзначай вторгся человек в неведомую чужую жизнь и стал убийцей»22.
Объединяющим в данном случае оказывается образ главного персонажа. У Цанкара эту роль выполняет автор-повествователь, выступающий во всех произведениях цикла от первого лица как наблюдатель и участник событий. Благодаря его постоянному присутствию происходит постепенное нанизывание сюжетов, а звучащий в конце каждого произведения вывод-поучение (иногда такое поучение выведено уже в начало, как, например, в рассказе «Какаду») ведет к формированию своеобразного циклического возвращения к общей для всех составляющих цикла теме - нравственной ответственности человека за свои деяния и важности стремления понять другого, кем бы он ни был:
«Тебя окружают тысячи жизней, тебе неведомых, в тайны которых ты никогда не сумеешь проникнуть. Только ребенок их чувствует, отсюда и его пугливость. Каждый звук, услышанный тобой, есть звук оттуда... Бейся об соседа, кто бы он ни был, недвижный камень или мимолетная мысль, дерево, животное или человек, ты разобьешься сам или разобьешь его, но узнать его не узнаешь. Неутолимо и неутоляемо желание познать муху, севшую тебе на плешь, и познать Бога, который качает тебя на ладони; это мука всей твоей жизни от начала до конца, твоя битва, суть и назначение всего твоего существования.. .»23.
Следует отметить, что в каждой из частей данного цикла, как и в более ранних циклах Цанкара, ощущается установка на открытость и незавершенность повествования. Так выражается идея круга, являющаяся стержнем любого цикла; круга, воплощающего единство конечного и бесконечного, открытого и замкнутого времени и пространства.
В дальнейшем цикл «Из чужой жизни» становится своеобразным переходом к последнему крупному произведению Цанкара - книге «Видения» («РоёоЬе ¡г загу»), В этом произведении проблемы отношения человека и природы, человека и других людей, человека и мира приобретают новую протяженность и новый уровень философских обобщений. В центре внимания писателя, помимо прежних ведущих оппозиций его творчества, оказывается главная философская проблема: человек перед лицом вечного, т. е. они подчиняются оппозиции жизнь/смерть, что особенно ярко проявилось в символико-аллегорических рассказах «Господин капитан», «Чудесный каштан», «Заветная светелка» и др.
Одновременно «Видения» - это и новое жанровое образование, в котором фрагментарность, монтажность особенно зримы. Вместе с тем, несмотря на разнообразие мотивов и сюжетов, различие жанровое (рассказы и повести, символические новеллы и написанные уже в духе экспрессионизма стихотворения в прозе), весь текст читается как единый и воспринимается как цельная структура. Здесь определение «цикл» не может выразить всей специфики подобного единства. Это действительно «книга», как ее определяет А. Слодняк24, нечто среднее между новым, фрагментарным (новеллистическим) романом и циклом.
Подводя итоги, можно отметить, что внимание к малой прозе именно в избранном нами аспекте дает возможность проследить развитие основных направлений процесса циклизации в словенской литературе рубежа Х1Х-ХХ вв., а значит, исследовать национальные особенности проявления этого процесса, этой тенденции в контексте общеевропейских литературно-художественных тенденций. Анализ малой прозы конкретного писателя, в нашем случае И. Цанкара, позволяет не только выявить идейные и художественно-стилевые особенности его прозы, но и подводит к выводу об особой значимости циклизации для писателя, поскольку дополняет наше представление о месте этой жанрообразующей тенденции в его творчестве: от первых стихотворных и прозаических опытов вплоть до произведений последних лет жизни. Это, в свою очередь, дает основание говорить о системном характере проявления циклизации у Цанкара.
Сам процесс циклообразования у писателя шел постепенно. Наряду с бытованием внешне традиционного цикла рассказов и очерков (где действуют характерные и для сборника хронологические, тематические или смешанные принципы объединения частей в целое), а также формированием большой формы из «малых» (у Цанкара это проявилось в создании нового типа фрагментарного новеллистического романа25), все более отчетливо, особенно в поздний, люблянский период его творчества, проявляется тенденция к выстраиванию сложных объединений малой прозы. Так, работа над «Моей нивой» позволяет говорить о новом «конструктивном принципе» (Ю.Тынянов) или конструктивном механизме художественной се-мантизации в творчестве Цанкара. На смену уже традиционным для писателя отдельным циклам рассказов и новелл приходит книга, объединяющая по принципу монтажной композиции несколько циклов. Каждый из них имеет свою собственную цикловую доминанту. Однако помещенные под единой обложкой, они демонстрируют новый уровень соединения: внутренних цикловых связей становится уже недостаточно, и это требует выдвижения на передний план общей объединяющей идейной доминанты. Ею оказывается идея подведения своеобразного творческого итога на рубеже двух периодов творчества: венского и люблянского. Отсюда тематическая перекличка входящих в книгу циклов с более ранними произведениями, а следовательно, выстраивание более масштабных цикловых цепочек. Новая жанровая структура требует от читателя активизации внимания
на уровне установления новых ассоциативных связей. Понимая это, автор пишет «Вступление» («Uvod»), призванный объяснить общий творческий замысел и тем самым направить читательскую мысль в нужное русло.
В дальнейшей работе над циклическими конструкциями у Цанкара сохраняется тяготение к большой объединяющей форме - книге. «Видения» также представляют собой качественно новое явление, для которого определение «цикл» становится уже недостаточным для обозначения новых принципов объединения отдельных произведений краткой прозы. Более емким оказывается определение «книга», нечто среднее между новым, фрагментарным (новеллистическим) романом и циклом. Иными словами, перед нами один из жанровых результатов процесса циклизации в первой половине XX в., феномен, появляющийся в момент, когда циклических связей становится недостаточно, а роман уже не является обязательной установкой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В российской науке, начиная с 1980-х годов, появился ряд трудов, авторы которых исследуют проблемы эволюции и смены традиций циклообразования в русской литературе, причем как в лирике, так и в эпике и драме. См.: Дарвин М.Н. Проблемы цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983; Дарвин М.Н. Русский лирический цикл. Красноярск, 1988; Старыгина H.H. Циклизация в русской литературе XIX в. и творчество Н.С.Лескова // Модификация художественных форм в историко-литературном процессе. Свердловск, 1988; Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX в. СПб., 1999; Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. Новосибирск, 2001; Егорова О.Г. Проблема циклизации в русской прозе первой половины XX века. Диссертация на соискание уч. ст. д-ра филологических наук. Астрахань, 2004; Егорова О. Цикл как жанровое явление в прозе орнаменталистов // Вопросы литературы. 2004. № 4. Рассматривается и проблема циклизации, затрагивающей массовую литературу. - См.: Ранчин А. Романы Б. Акунина и классическая традиция // НЛО. 2004. № 67(3). С. 235-266 и др. Своеобразным итогом этих исследований стала составленная М.Н. Дарвиным «Библиография по теме "Циклизация литературных произведений"»: www.nsu.ru/education/vietual/darvin.boblio_ cycles.htm (дата обращения-01.08.2011 г.).
2 Ляпина Л.Е. Циклизация в русской литературе XIX в. СПб., 1999. С. 28.
3 Типология циклов на этой основе была впервые предложена Мастэрд. - См.: Mustard Н.М. The Lyric Cycle in German Literature. New York, 1946.
4 Дарвин M.H., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. Новосибирск, 2001. С. 26
5 Ляпина Л.Е. Указ. соч. С. 30.
6 Об этом см.: Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики. Жанры. Композиция. Стиль. Л., 1980. С. 91-117.
7 Этой проблеме уделяли внимание такие исследователи творчества словенского писателя, как Ф. Берник, Я. Кос и др.; ей было уделено внимание и в рамках работы международного симпозиума, посвященного И. Цанкару (Любляна, 2010). - См.: Scherber P. Ciklizacija kot ustvaijalni princip Cankaijeve kratke proze // Sodobnost. 2010. §t. 10. S. 1270 -1278.
8 Егорова О.Г. Проблема циклизации в русской прозе первой половины XX века... С. 4.
9 Не все созданные в этот период «виньетки» вошли в данный сборник, что свидетельствует о начавшейся работе молодого автора по отбору и объединению произведений в соответствии с собственным творческим замыслом.
10 Cankar I. Zbrano delo. Ljubljana, 1972. XVI zv. S. 212.
11 Slodnjak A. Slovensko slovstvo. Ob tisocletnici Brizinskih spomenikov. Ljubljana, 1968. S. 550.
12 См. об этом подробнее: Bodrova A. Kodi branja Cankarja // Cankar I. Knjiga za lah-komiselne ljudi. Ljubljana, 2009. S. 169-189.
13 В этот ряд можно включить также цикл «Моя жизнь» (1914) и повесть «Грешник Jle-нарт» (1915), о циклической природе которых писал Я. Кос.-См.: Cankar 1. Zbrano delo. XXII zv. Opombe. Ljubljana, 1975. S. 275-281.
14 Cankar I. Bela krizantema. Kiiticni in polemicni spisi. Ljubljana, 1966. S. 130.
15 В своем исследовании, посвященном творчеству И. Цанкара, Ф. Берник совершенно справедливо подчеркивал пограничный, рубежный характер книги «Белая хризантема», которая «символизирует конец венского и начало нового периода в его творчестве». - См.: Bernik F. Tipologija Cankarjeve proze. Ljubljana, 1983. S. 406.
16 Благодаря скрупулезной работе Я. Коса, исследователя данного периода творчества Цанкара, мы имеем возможность проследить развитие этого замысла и его окончательную реализацию - См.: Cankar I. Zbrano delo. XXI zv. Opombe. Ljubljana., 1974. S. 285-291.
17 Ibid. S. 308.
18 Ibid. S. 286.
" Влияние редактора, Изидора Цанкара, проявилось, помимо скрупулезной подготовки книги к изданию на основе архивных материалов, лишь в отказе изменить название одного из рассказов («Собаки»), Поэтому говорить о «двойном авторстве» в данном случае не представляется возможным.
20 Cankar I. Zbrano delo. XXI zv. Opombe. Ljubljana, 1974. S. 287.
21 Произведения этой тематической группы в рамках проблемы автобиографической прозы словенского писателя рассматриваются подробно в работе А.Г. Бодровой «Автобиографическая проза Ивана Цанкара». СПб., 2011. С. 52-89.
22 Цанкар И. Избранное. Т. 1. М., 1981. С. 360. Эта тема затрагивалась писателем и ранее: в романе 1904 г. «Обитель Марии Заступницы» и позже, в годы войны, в книге «Видения», куда также войдут два рассказа, посвященные животным.
23 Цанкар И. Избранное. Т. 1. М., 1981. С. 367.
24 Slodnjak A. Slovensko slovstvo... S. 315.
25 Романы «На крутой дороге» и «Нина» - См.: Bernik F. Tipologija Cankaijeve proze. Ljubljana, 1983. S. 154-176; KosJ. Cankar in problem slovenskega romana// Cankar I. Hisa Mari-je Pomocnice. Ljubljana, 1976. S. 5-59; Petre F. Tipologija proze Ivana Cankaija // Slavisticna re-vija. Ljubljana, 1969. St. 1; см. также: Чепелевская Т.И. Повести и романы Ивана Цанкара 1900-1907 годов // На рубеже веков (Проблемы развития славянских и балканских литератур конца XIX - начала XX в. М„ 1989. С. 174-183.
