CC BY
164
него простую формальность, которой можно пренебречь. При нормальном развитии состояние нарциссизма понемногу преодолевается благодаря более глубокому осознанию окружающей действительности и соответственно более глубокому осознанию «Я», отличного от «Ты» [7].
Вопрос об истоках противоправного поведения действительно является очень сложным. Сомнительным является утверждение о том, что потенциальные преступники существуют от рождения. Но, тем не
менее, не следует отвергать значение некоторых природных предрасположенностей к асоциальному поведению (например, физиологически обусловленная повышенная раздражительность, не говоря уже о психических патологиях агрессивного, садистского характера). Люди могут жить в идентичных социальных условиях, но их правовое поведение может кардинально отличаться. Только единство природных особенностей и социальной среды определяет характер человеческой активности, в том числе и правовой. Эффективное функционирование правовой сферы предполагает, таким образом, оздоровление природной основы человека, совершенствование системы законов, укрепление исполнительной власти. В этом перечне задач важнейшее значение имеет развитие духовного мира человека, повышение степени его социальной рефлексивности, формирование зрелого правосознания и сознательности в целом.
Литература
1. Зелинский, А.Ф. Криминологические и уголовно-правовые аспекты неосознаваемой психической деятельности / А.Ф. Зелинский // Сов. гос-во и право. - 1984. - № 9. - С. 52-58.
2. Общественное сознание и его формы / под. ред. В.И. Толстых. - М.: Политиздат, 1986.
3. Узнадзе, Д.И. Психология установки / Д.И. Узнадзе. - СПб.: Питер, 2001.
4. Кон, И.И. Психология предрассудка (О социально-психологических корнях этнических предубеждений) / И.И. Кон // Новый мир. - 1966. - № 9. - С. 187-205.
5. Фрейд, З. Психология масс и анализ человеческого Я // З. Фрейд // Я и Оно: соч. - М.: ЭКСМО-Пресс, 1998. - С.774-776.
6. Бассиюни, К. Воспитание народоубийц / К. Бассиюни. - СПб.: Академ. проект,1999.
7. Фромм, Э. Здоровое общество / Э. Фромм// Мужчина и женщина. - М.: АСТ,1998. - С. 129-452.
УДК 800.86 Л.Г. Самотик
ПРОБЛЕМА ПОНИМАНИЯ ДИАЛЕКТИЗМОВ И ЭКЗОТИЗМОВ В ПРОСТРАНСТВЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
Диалектизмы и экзотизмы выступают как вспомогательные языковые средства передачи места действия литературного произведения, обогащая, тем самым, художественное пространство текста.
О том, как умело используют в своем творчестве этот живой ресурс русского языка писатели, размышляет автор статьи.
Есть ли в русском языке лингвистические возможности передачи места в художественном пространстве текста? Естественно, есть на каждом языковом уровне. Примем за отправную точку зрения мысль о том, что художественные тексты создаются в рамках художественного стиля современного русского литературного языка. Следует признать, что хотя это и не бесспорно, но может быть принято как условно достоверное в контексте данной статьи. В настоящее время идет активное перераспределение между стратами национального языка и стилями языка литературного. В национальном (общенародном) языке традиционно выделяются страты: литературный язык, территориальные диалекты, жаргоны, городское просторечие. В литературном языке выделяются стили: официально-деловой, научный, художественный, публицистический, разговорный. Наблюдается общая тенденция обозначения отдельных компонентов «языками»: диалектный язык, язык художественной литературы, жаргонный язык и т.д., отмечается большое количество внелитературной лексики в беллетристике. Можно утверждать, что таким образом ставится под сомнение факт существования художественного стиля литературного языка. Обратимся к возможностям литератур-
ного языка в обозначении пространства. На фонетическом уровне это так называемые региональные варианты литературного языка (или локально окрашенная литературная речь и т.п.), на морфологическом -наречия места, предлоги со значением места, значение места предложного падежа существительных и т.д., на лексическом уровне - слова, обозначающие место: экзотизмы, регионализмы, литературные диалектизмы, локализмы, или такое значение слов, возникающее в контексте, на синтаксическом - словосочетания с местным значением, придаточные места и т.п. Особо значима при этом категория собственных имен со значением места - топонимов (и микротопонимов).
Естественно, что ресурсы живого русского языка активно используются в художественных текстах, правда, не все, так как они ограничены возможностью восприятия. Для художественной речи, в которой реальная действительность не отражается, как в любом живом естественном языке, а создается силой творческого воображения писателя новая, «виртуальная», условная действительность, особое место занимают специальные стилистические средства языка. Их роли в построении пространства и истолкования художественного текста и посвящается настоящая статья.
В русистике в художественных текстах традиционно обращение к диалектизмам, которые рассматриваются как «...характерные для каких-либо территориальных диалектов слова..., включенные в литературную речь и воспринимаемые как отступление от литературной нормы» [2, 114]. Территориальные диалекты или русские народные говоры сложились на Руси к XV веку, в период существования русской народности, как форма существования старорусского языка. Так, на основе московского диалекта в XIX в. сложился литературный язык. Диалектизмы, как выразительно-изобразительное стилистическое средство, представлены уже в русской литературе XVIII века, т.е. при становлении русского литературного языка, хотя в научной литературе того времени, по свидетельству В.В. Виноградова [5, 284, 277-336], не разграничивались понятия «литературный язык», «язык художественной литературы», «язык письменных памятников». Таким образом, в XVIII в. отмечается внимание к народно-разговорной речи, но не фиксируется потребность в изучении диалектизмов в художественных текстах.
Объективно у диалектизмов есть возможность свидетельствовать о месте действия: есть так называемая противопоставленная лексика в русском языке (северное наречие: квашня, квашонка ‘посуда для приготовления теста'; сковородник ‘приспособление для доставания сковороды из печи'; ковш, ковшик ‘сосуд, которым черпают воду'; зыбка ‘колыбель, подвешиваемая к потолку'; кафтан ‘мужская одежда определенного покроя'; орать ‘пахать', погода ‘плохая погода'; брезговать в том же значении, что и в литературном языке; лает (о собаке); южное наречие: дежа, дежка ‘посуда для приготовления теста'; чапля, цапля, чапельник - ‘приспособление для доставания сковороды из печи'; корец, корчик' сосуд, которым черпают воду'; люлька'колыбель, подвешиваемая к потолку'; зипун ‘мужская одежда кафтанного покроя'; погода “хорошая погода'; гребовать ‘брезговать'; брешет ‘лает' (о собаке) и др. [11, 238, 240] ).
Есть слова, закрепленные за определенными группами говоров русского языка: за вологодской группой - назем ‘навоз', косьевище ‘палка, на которую насажена коса', долонь ‘площадка для молотьбы', порато ‘очень' и т.д.; костромской - курок ‘рукоятка косы', стрига, стриган ‘жеребенок по второму году' и т.д. [11, 257, 269] (надо помнить, что при этом идет речь только о первичных русских говорах, сложившихся на «исконной русской территории» до колонизационного движения). Мы говорим о диалектных словах - потенциальных лексических диалектизмах, но они могут быть фонетическими, словообразовательными, грамматическими и др., что значительно увеличивает возможности передачи места действия. Однако достаточно проблематичной выступает адекватность восприятия текста. Сегодня, в силу слабой лингвистической компетенции населения, «расшифровать», т.е. правильно истолковать эту информацию, способны немногие читатели. Справедливым будет предположение, что место действия по диалектизмам более или менее адекватно могут определить только земляки. Информация, которую получают читатели, в основном, касается социальной стороны семантики диалектизмов - это слова, принадлежащие жителям деревни, людям малообразованным. Однако традиционно в русской литературе в изображении региональной языковой среды используются диалектизмы, как соответствующие статусу «деревенской прозы». Именно русская деревня (да и не только русская) связана с сохранением архетипа национальной культуры, и именно поэтому так важны для русской литературы диалектизмы.
Писателем, которого традиционно относят к «деревенщикам», является В.П. Астафьев. Соответствие его творчества «деревенской» прозе можно выстроить по следующим параметрам: объектом изображения многих его произведений является деревня; персонажи - деревенские жители (или солдаты, волею судьбы вырванные из деревенской среды); произведения носят выраженный очерковый характер; ведущие - т.н. малые жанры:
рассказ и повесть; подчеркнутая незамысловатость сюжета сопровождается глубоким проникновением во внутренний мир героев; значительное место занимает описание среды (природной и социальной).
Писатели-деревенщики делятся на два типа: не знающие по особенностям своей биографии деревенской речи и изучающие ее целенаправленно, специально для текста какого-нибудь произведения (так С. Залыгин признавался: «Я совершенно никакой знаток сибирского «кондового» языка, с широким использованием которого писал ту же повесть «На Иртыше» [7, 24]) и владеющие этой «деревенской речью» свободно, как родным языком. В.П. Астафьев относится как раз ко второй группе авторов, хотя, конечно, нельзя переоценивать биографический фактор его творчества. Разумеется, знание диалектной лексики в процессе создания произведений корректировалось писателем обращением к диалектным словарям, в чем он сам и признавался. Возвращая «Словарь русских говоров южных районов Красноярского края» (Красноярск, 1968) автору этих строк, он на нем написал: «Дорогие составители-трудяги! С благодарностью дарю вам этот экземпляр словаря, чтобы вы знали, что ваш труд очень помогает людям не забыть родной великий язык. «Царь-рыба» и «Последний поклон» многим, и прежде всего языком, обязаны этому словарю, который прислан мне был в Вологду, как яичко ко Христову дню. Спасибо и низкий вам поклон за бесценный труд». В этом словаре есть многочисленные пометки Виктора Петровича, их расшифровка, сопоставление с художественными текстами - задача дальнейшего исследования творчества писателя.
Итак, диалектизмы могут быть литературными (фиксированными в словарях литературного языка) и внелитературными. Правда, сочетание «литературные диалектизмы» принимается не всеми исследователями, некоторые считают, что помета толковых словарей литературного языка «обл.» носит запретительный характер. Однако сам факт появления слова в словаре литературного языка значителен. Так, Д.Н. Шмелев писал: «В отличие от диалектизмов, помещаемых в толковых словарях современного литературного языка (и тем самым признаваемых частью литературной лексики) с пометой «областное» (и тем самым признаваемых особыми, стилистически отмеченными элементами этой лексики), диалектные слова, о которых здесь говорится, не представляют в настоящее время каких-либо говоров» [12, 271]. Сравните с высказыванием Л.П. Крысина: «Заимствованные слова представляют собой факты языка. Помимо того, что было сказано об их связях с лексико-семантической системой языка-заимствователя, необходимо указать также, что в тот или иной момент развития языка можно более или менее точно определить состав и число заимствованных слов, большая часть которых обычно лексикографически зафиксирована» [9, 60]. Расширение использования внелитературных диалектизмов (наряду с внелитературными архаизмами, историзмами, просторечием и др.) - тенденция развития языка современной художественной литературы и вообще современного русского литературного языка. Это то свойство языка художественной литературы, которое выводит его за пределы современного русского литературного языка. Парадоксальное утверждение современной русистики звучит следующим образом: язык художественной литературы - это не литературный язык [3, 21].
Виктором Петровичем Астафьевым, например, в «Царь-рыбе» (Красноярск, 1987) широко представлена приенисейская языковая среда прежде всего через диалектизмы (это диалектная речь жителей Чуши -Ярцево на Среднем Енисее и жителей Нижнего Енисея), хотя представлены и жаргонизмы, просторечие, нациолектизмы (лексические элементы русской речи нерусских), бранная и нецензурная лексика в эвфемизмах. Такая языковая палитра этого региона в целом соответствует действительности, но мастером тщательно отобраны элементы живой речи для стилизации: «Но вот приспела новая, неизбежная беда: следом за белкой, соболем, колонком и горностаем двинулся песец, волк, росомаха. Припоздав к ловушкам, охотник находил в спущенных капканах лапку или шерстку соболя. Следовало бы в погодье чаще обходить ловушки, строить кулемы и пасти на песцов, травить волка, росомаху. Почти не спят охотники такой порою, ловят, промышляют, работают - схлынет зверь, минет урожайное время, хоть заспись. Аким скрипел зубами, ругался, чуть не выл, видя, как от него уплывает удача. Торопился приделать домашние делишки - кухонные хлопоты отымали столько времени! Выскакивал в лес на часок-другой, носился на лыжах невдалеке от стана, топтался вокруг десятка капкашек. Смазанные, новые, добрые капканы висели на вышке, кулемы и слопцы он настораживать перестал - выедает из них зверька и глухаря росомаха - до того обнаглела, к избушке подобралась, поцарапала Розку. За ней, за росомахой-разбойницей, гонялся в погибельную ночь Аким, стрелял, вроде бы ранил, пыху не хватило достать, добыть. Рожень бы на нее, на подлую, изладить - видел как-то в тайге, на Сыме, простую с виду, но хитрую ловушку Аким - «русамага» лезет на рожень, снимает приправу с острия, и где так хитра, а тут толку нет спрыгнуть, ползет по глади рожна задом и вздевается рылом на заостренный конец» (с. 329).
Этот небольшой отрывок насыщен «необычными» для читателя словами. Широко представлена промысловая лексика: это названия ловушек (кулема, пасть, рожень, слобцы), которые в тексте приводятся парами с повтором (кулемы, пасти - кулемы, слобцы). Перед их употреблением стоят общепонятные (общенародные) слова ловушки, капканы. Глагольная промысловая лексика: промышлять, настораживать, травить, добывать, спустить (капкан), изладить в сочетании с другими глагольными рядами (авторскими синонимами: не спят - ловят, промышляют, работают; обходить, строить, травить; росомаха лезет, снимает, ползет; ср. синонимы прилагательные смазанные, новые, добрые) придает тексту динамичность, эмоциональную насыщенность и известную семантическую избыточность. К промысловой лексике относится и существительное стан. «Охотничий» колорит создается за счет частотности названий промыслового зверя: белка, соболь, колонок, горностай, песец, волк, росомаха; песец, волк, росомаха. Главный враг Акима росомаха упоминается в отрывке пять раз. Собственно диалектной лексики здесь немного и она понимаема за счет внутренней формы: третьеводни, ковды, погодье, вышка в значении «чердак», фонетическим диалектизмом здесь является слово русамага, поставленное в кавычки (способ отчуждения речи), что указывает на его принадлежность Акиму; сочетание «не хватать пыху» возможно чисто авторское (границу между авторскими неологизмами и диалектной лексикой провести очень трудно в силу невозможности точной фиксации всей диалектной лексики и производству слов по моделям в потоке речи). К просторечию можно отнести слова: вклепаться, шастать, волохать, отымать, рыло; к разговорной - обнаглеть, припоздать. Известной трансформации (семантической) подверглись в тексте слова приделать (дела), хитрая (ловушка). К арго можно отнести слова отбывать (без существительного срок - семантическое стяжение) и зачеты в значении ‘сокращение срока в связи с особыми видами работ в заключении'. Используются автором и нестандартные устойчивые сочетания: толку нет - ‘нет ума, соображения', прибыл не убыл, вредитель народа вместо устойчивого «враг народа». Особую эмоциональность тексту придают также слова с уменьшительно-пренебрежительными суффиксами: делишки и капкашки (следом в тексте идет слово капканы), необычные в сочетаемостном смысле определения: неизбежная беда и погибельная ночь. Несмотря на небольшой процент во внелитературной лексике собственно диалектных слов, в целом текст воспринимается как диалектно окрашенный из-за стилистической доминанты произведения, определенной читательской установкой (это поддерживается еще особым местом промысловой лексики в диалекте, т.к. она представляет не социальную дифференциацию - профессиональные жаргонизмы, а территориальную - в определенном населенном пункте она известна всем). В целом писатель создает эмоционально-экспрессивно насыщенный текст, текст очень индивидуальный, непредсказуемый, не воспроизводимый (с опорой на знание литературного языка) по памяти.
Особенностями стиля произведений В.П. Астафьева определяется и специфика их восприятия. Они или принимаются читателем, искренне им любимы, или отвергаются. Процесс создания художественного текста, вложенный в него смысл и процесс его восприятия соотносимы, но никогда не тождественны. Следует отметить особую писательскую честность Виктора Петровича, его добросовестность, не позволяющие ему использовать читательскую языковую некомпетентность, в частности, в вопросах представления диалектизмов. У него не может быть ошибок в употреблении элементов народной речи, каких-либо их искажений, он писал о том, что хорошо знал. Но его произведения - это не стремление передать народное восприятие действительности средствами народного языка, а собственное видение, свой особый астафьевский мир.
Итак, традиционно в русской литературе место действия художественного текста маркируется диалектизмами, которые достаточно хорошо описаны в лингвистике.
Но место действия многих произведений выходит за рамки России, особенно в переводной литературе, которую мы можем рассматривать как часть нашей национальной словесности. Кроме того, художественные тексты могут изображать иноязычную языковую среду и в пределах страны. Основной лексической единицей, представленной в таких произведениях, является экзотизм. Этот термин не устоялся в лингвистике. О.С. Ахманова в «Словаре лингвистических терминов» под лексикой экзотической понимает «слова и выражения, заимствованные из малоизвестных языков, обычно неиндоевропейских, и употребляемых для придания речи особого колорита» [1, 214]. Не принимал такого «сужения термина» уже А.В. Калинин, который рассматривал экзотизмы как лексически не освоенные заимствования [8, 71-76]. О.Н. Емельянова в энциклопедическом словаре-справочнике «Культура русской речи» пишет: «Экзотизмы - иноязычные наименования вещей и понятий, свойственных природе, жизни и культуре тех стран и народов, у которых эти названия возникли» [6, 760]. В других стилистических словарях этого термина нет. Такое понимание экзо-
тизма не всегда соответствует реальности, так, например, некоторые из них, связанные с культурой народов Севера, не имеют точной этимологической соотнесенности с языками этих народов: «чум - принятое у русских название переносного жилища некоторых народов Сибири и северных районов», «парка - верхняя зимняя одежда в северной Сибири, сшитая обычно из оленьих шкур мехом наружу» и др. Кроме того, путь экзотизмов в русский язык часто не является прямым, это происходит через ряд языков-посредников, так Италию мы видим, в основном, глазами французов: карабинер, каравелла, арлекин и др. Такое определение ставит экзотизм одновременно в два различных раздела русистики: собственно лексикологию и семасиологию (лексическую семантику). Нам кажется приемлемым чисто семасиологическое определение экзотизмов - это слова, обозначающие явления нерусской действительности.
Экзотизмы могут актуализироваться в четырех видах художественных текстов: национальная литература народов России, переводная литература, русская литература о зарубежье, путевые заметки, воспоминания и т.п. о загранице. Положение экзотизма, его функции, роль в тексте при этом различаются.
Национальная литература независимо от того, написан ли текст изначально на русском языке, переведен ли на русский, отличается использованием большого количества зкзотизмов. Л.П. Крысин по этому поводу пишет: «В русском языке выделяется особая (хотя сама по себе неоднородная) группа экзотизмов -слова, принадлежащие языкам бывшего Советского Союза. Употребление и употребительность этих слов зависят, как очевидно, от тематики и ситуации речи. Сравните, например, слова аксакал, арык, пиала, ма-зар, минарет, бесбармак и т.п. Этих слов, строго говоря, нет в лексической системе русского языка; они появляются в тех или иных определенных обстоятельствах (скажем, в речи русского человека, живущего в какой-либо национальной республике, в художественных произведениях соответствующего содержания, при описании быта, обычаев какого-либо народа и т.п.)». [9, 64]. Основная их функция - передача местного колорита. Значительное их число включено в русскую речь нерусских. В нашей действительности, в нашей многонациональной стране русский язык нерусских широко представлен различными вариантами, связанными со степенью его освоения. «Нациолект» долгие годы рассматривался в лингвистике как объект совершенствования методики преподавания русского языка в национальных условиях, но не как самостоятельная форма существования русского языка, отражающаяся в художественных текстах. «Форма существования языка - это одна из конкретных форм его структурной организации и функционирования в человеческом коллективе. Множество форм существования языка обусловлено разнообразием исторических, социальных, культурных и других жизненных условий и потребностей социумов, неповторимостью конкретных обстоятельств, в которых складывается, развивается и функционирует тот или иной язык, удовлетворяя коммуникативные запросы общества в целом и его отдельных социальных, сословных, профессиональных, возрастных, половых групп» [4, 44].
Экзотизмы в переводной литературе могут быть экзотизмами текста, т.е. они используются автором как зкзотизмы, так переходят и в перевод (сравните у Л.П. Крысина: «Употребление галлицизмов bon vivant, resolution и др. в английском тексте (Дж. Сэлинжер. Голубой период де Домье-Смита), которые сохраняются и в переводе...» [9, 61]), могут быть и экзотизмы перевода, которые в оригинальном тексте не являются экзотизмами. Примерами экзотизмов текста служат таковые в романах С. Шелдона. Экзотизмы перевода используются, например, в иронических детективах И. Хмелевской.
Для анализа нами выбраны три романа Сидни Шелдона - «Оборотная сторона полуночи» (М., 2002), «Гнев ангелов» (М., 1983) и «Звезды светят вниз» (М., 2000). Как видим, это произведения разных лет и переводы разных переводчиков (И. Гульянц, И. Коноплева и С. Коноплевой, Ю. Кирьяк). Всем произведениям Шелдона (в работе условно так именуются переводы романов) свойственно такое качество текста, как достоверность. Действие протекает в конкретном временном отрезке истории, в определенном ареале. Так, например, в романе «Звезды светят вниз» сюжет точно вписан в ареально-временное пространство, в подлинную пространственную среду: в начале главы приводится ряд событий и среди них - что сделала Лара. Используются подлинные факты, называются реальные люди. Так выстраивается иллюзия достоверности происходящего: 80-е были годами бурных перемен. Президентом США избрали Рональда Рейгана, выстояла в переломный момент своей истории цитадель Уолл-стрит. Где-то в далеком изгнании скончался иранский шах, пули исламских фундаменталистов навсегда успокоили мятущуюся душу Анвара Садата. Государственный долг страны перешагнул за триллион долларов. Получили свободу бывшие в Тегеране заложниками граждане США, а Сандре О’Коннор выпала честь стать первой женщиной -председателем Верховного суда. Ларе повезло: в нужное время она оказалась в нужном месте (с. 178). В истории человечества продолжали вершиться большие и малые дела, однако Лара их не замечала. Гра-
ждане Америки переизбрали на второй срок Рональда Рейгана, в далекой России какой-то Михаил Горбачев сменил почившего в бозе лидера КПСС Константина Черненко. Лара подарила Дейтройту многоквартирный жилой дом для беднейших слоев горожан (с. 213). Для читателя это еще и удовлетворение ностальгии по прошедшему. Точное указание места действия, названия улицы и т.д. также делает роман популярным, т.к. читатель будет вспоминать, где, на каких улицах он был сам и т.д. На этом фоне экзотиз-мы маркируют текст в пространстве.
Литературные зкзотизмы (фиксированные в словарях литературного языка) создают общий фон в произведении, определяют место относительно государства, где происходит основное действие. Обращения в тексте («Звезды светят вниз») соответствуют англоязычной (американской) среде: сэр, мистер, мисс, миссис, мэм; конечно, сэр, проходите (с. 221). Совершенно верно, мистер (с. 204). Мисс Камерон (с. 135). Поздравляю, миссис Адлер (с. 248). Простите, мэм, не расслышал вашего имени...(с. 221). Используется экзотизм - возглас одобрения: (с. 107). «О’ кей, о’ кей. В таком случае Гарвард (с. 31). Фоновую функцию выполняют и так называемые «туристические» экзотизмы (экзотизмы, представляющие страну как объект туризма). К ним примыкают варваризмы (слова или фрагменты текста чужого языка). В романе «Звезды светят вниз» дается схема «туристических» экзотизмов. Экзотика Шотландии показана через кухню, одежду, некоторые географические объекты, через пословицу представлена черта национального характера. Показан один эпизод истории. В языковом отношении это экзотизмы в кириллице: названия блюд (угольный пирог), название одежды (килт), слова-топонимы, пословица как языковая единица, название же года и лозунг (слоган) того времени представлены как варваризмы, но в кириллице. В тексте неоднократно подчеркивается внимание к языку героев произведения: «Веснушчатый, как все ирландцы, Энди О’Брайан так и не сумел избавиться от тягучего говора своих предков (с. 198). Большинство жильцов пансионата предпочитали исконно шотландские блюда: картофельную запеканку, поджаренный черный хлеб с чесноком, тушеную капусту с уксусной подливой и фаршированный овощами рубец. Но фаворитом всегда оставался «угольный пирог» - адская по остроте смесь рубленной говядины и специй (с. 44). Это не юбка, моя славная. Это килт. Наши с тобой предки носили его уже много сотен лет назад. Верхнюю часть тела горцы укрывали пледом, а ноги оставляли свободными. Чтобы легче было преследовать дичь или спасаться от врага. По ночам толстая ткань служила им и одеялом, и подстилкой (с. 45). Лара с наслаждением вслушивалась в названия шотландских деревень: Брелолбэйн, Гленфиннан, Килнинвер, Кил-майкл. Она уже знала, что если имя деревеньки начинается с «инвер» или «абер», то она почти наверняка лежит у истока реки. Присутствие в названии слова «страт» указывало на расположение в долине, а «бад» - в лесу или рощице (с. 45). Образ языка через топонимы предстает частью «экзотики» страны. Видя смущение девушки, Максуин советовал: «Не принимай их болтовню близко к сердцу, ласточка. Шотландец затевает драку и в пустом доме» (образ языка через пословицу и сведения о национальном характере) (с. 46). Больше всего дух ее захватывали рассказы о злопамятных расчистках земель (сноска: Расчистка земель - захват общинных пастбищ крупными землевладельцами и сгон с земли мелких фермеров в конце VIII - начале IX веков в Шотландии. Многие разорившиеся фермеры эмигрировали в США и Канаду. Пошло это все с 1782-го и тянулось, чтоб не соврать, лет семьдесят. Первый год кампании назвали тогда Бладхна нан Ко-арах, то есть годом Овцы. Землевладельцы решили, что стада овец принесут куда большую прибыль, чем нищие арендаторы. В Хайлендс потянулись огромные гурты скота, и вскорости люди поняли: животные смогут тут безбедно прокормиться всю зиму. Так было положено начало расчисткам. Неимущие пришли в ужас. Над долинами стоял стон: Мо трайге орт а тир, тан каорих хор а техт! Горе тебе, о земля, полчища овец идут! (с. 47).
«Туристические» экзотизмы в романе «Оборотная сторона медали» переданы в латинской графике, таким образом, предельно отчуждены. Греция: Обедают в Афинах в любое время между девятью и двенадцатью часами. Граф Паппас заказал роскошный обед, состоявший из многих блюд, чтобы Кэтрин могла попробовать каждое из имевшихся в меню кушаний. Они отведали dolmades, мясные тефтели, завернутые в виноградные листья, mousaka, сочное мясо с запеченными в тесте баклажанами, stiffado, тушеного зайца с луком, и taramosalata, греческий салат из черной икры с оливковым маслом и лимоном. Граф заказал также бутылку retsina. «Это наше национальное вино», - пояснил он (с. 257-258).
«Звезды смотрят вниз», Венеция: Это лучший баккаро в Венеции». - «Не сомневаюсь, - ответила Лара. - Но только что такое бакаро?» - «Винный погребок, где подают чикетти - крошечные сандвичи из даров моря» (с. 295). Добравшись до отеля, они скинули в номере Филиппа одежду, и Лара сказала: «Что касается чикетти...» (с. 294); Шотландия: Два месяца спустя ценители тонких блюд смогли про-
честь: Угольный пирог, шедевр традиционной шотландской кухни: как можно тщательнее раскатайте тесто, приготовленное из фунта муки, полуфунта сливочного масла, столовой ложки соды и трехпяти капель холодной воды. Для начинки мелко нарубите полтора фунта говяжьей вырезки, добавьте в мясо три унции порезанного кольцами лука, сок одного лимона, две унции терого арахиса, чайную ложку уксуса, щепотку кардамона, треть стакана виски (с. 206). Дан полный рецепт, рассчитанный явно на невзыскательное женское чтение. Но это рецепт не русский, т.к. использованы экзотизмы в обозначении веса.
В романах И. Хмелевской используются «экзотизмы перевода», которые маркируют текст в пространстве. Нами были проанализированы два романа писательницы: «Дело с двойным дном» и «Свистопляска» (Екатеринбург, 1997), написанные в разное время и переведенные разными переводчиками. Анализ свидетельствует о сложившейся традиции переводов ее произведений, а возможно и о традиции представления Польши через художественный текст. Общее количество зкзотизмов в текстах также, как и в произведениях C. Шелдона, невелико, около двадцати, но они достаточно частотны. Прежде всего - это обращения пани, панна, паненка (автономно и в сочетании с именем собственным), «Дело с двойным дном»: А сейчас отключись, пожалуйста, вижу, у меня на автоответчике что-то записано, возможно, это та пани (с. 66); «Свистопляска»: Пани права, очень трудно было идти через дюну, но тот, третий, тоже шел этим путем (с. 487); «Дело с двойным дном»: И пани Яжембская стала заниматься с Касей дополнительно, разумеется, бесплатно, а я им помогала. Пришлось, проше пани, пойти на обман (с. 62). «Ну, раз уж вы так решили, пани Иоанна», - с некоторым сомнением произнес он. (с. 116). Уж мне вас так жалко, пани Амелия, так жалко, что я готов для вас бесплатно тут кое-что подремонтировать (с. 125); «Свистопляска»: Видите ли, милостивая пани, мир не без добрых людей (с. 461); А тут вот еще и шановна пани Иоанна говорит - могут меня пристукнуть, им это плевое дело, так и сказала (с. 555); А я там, проше пани, ведь каждый уголок знаю, сам небось строил (с. 309); «Дело с двойным дном»: И еще одно обстоятельство выяснилось, проше пани. У Каси проявились способности к рисованию (с. 62); «Вот панна Кася обрадуется!» - не менее ядовито отозвался Райчик, а у меня мурашки по споне пробежали, все тело стала бить мелкая дрожь (с. 255); Дошло - в данной ситуации любая паненка должна сбежать куда глаза глядят, подальше от строгого блюстителя общественной нравственности (с. 476).
Как экзотизмы используются в романе также ругательства, междометие (псякрев (и пся крев), холера, холера им в бок, холера вас побери, холера ясна, холерные; Езус Мария, Езус коханый). «Дело с двойным дном»: Разъяренный, он выскочил из дома в одной пижаме и через сетку заорал на собаку: «Ты что развылся, пся крев? В чем дело? Заткнись, холера! (с. 102). «Свистопляска»: «Езус Мария, а он и в самом деле как ледяной!» - взвизгнула мать кошмарных деток, осторожно пощупав неподвижно лежащее тело. (с. 274). А увидев, чуть сама не пала трупом на месте. Езус коханый, Гавел!!! (с. 283).
Особый интерес представляют: в переводе романа «Дело с двойным дном» экзотизм-жаргонизм «глина» для обозначения полицейских. Во втором романе он уже заменяется русскими жаргонизмами: Да, немалую работенку провернул ты для Болека, - заметила я. - Вряд ли Болеку удалось бы вытянуть из Владки столько сведений, ведь она знает, что Болек - глина. (Сноска: Gliny - глины, издавна принятое в Польше простонародное название сотрудников милиции, теперь полиции) (с. 114). Возможно, и на этот раз из Владьки полиция тоже ничего бы не выудила, не возьмись за нее Януш. Ведь женщину не таскали в полицию настырные глины, не снимали официальные показания (с. 130). Ср.: Менты уже о нем расспрашивали. Ох, простите, шановная пани, я хотел сказать - фараоны. То есть, того... полиция интересовалась (с. 308).
Своеобразие тексту придают слова, которые можно рассматривать как шероховатости перевода, а можно как разновидность экзотизмов; это или производные, созданные по отсутствующей в узусе модели, или экзотизмы, имеющие соответствия в русском языке (Сравните у И.В. Пекарской: «Целенаправленная «ошибка» через стадию индивидуального, авторского приема воздействия возводится в ранг фигуры, закрепляясь системой языка и реализуясь затем снова в речи уже как фигура» [10, 38]). «Дело с двойным дном»: Традиционная вечерняя рассказка поручика Болека на сей раз была захватывающе интересной, динамичной и яркой (с. 175). Пани Бернацкая сидела в своем любимом кресле у самого телевизора, я поместилась за ее спиной, подальше от экрана, поближе к розетке, объяснив, что привыкла смотреть телевизор издали. Надо мной светила брушка, очень удобно, как раз освещала рабочее место (с. 217) (в русском нет уменьшительно-фамильярного от слова бра). Слушай, я в нервах забыла, что ты мне сказал. (с. 349). «Свистопляска»: Как раз в этот момент Адам Вишняк проснулся. Приснул (ненадолго уснул) малость за складом у лебедки в ожидании шурина, шурин должен был приплыть на втором катере (с. 559). Она, в
отличие от меня, предпочитала ходить на обеды в первую смену и, уже напляжившись, спешила на обед (с. 465). Бородач послушно встал и побежал дальше, все так же перепрыгивая через тела пля-жующихся (с. 401). Во всяком случае, так говорили бывальцы ипподрома (с. 502). «Дело с двойным дном»: А девушка выбежала из подъезда, и под мышкой у нее был сверток. Тючок. Что было в этом тючке, мне неизвестно, да и неважно сейчас (с. 95). Не знаю, почему я начала именно с этого ящика с горой наваленного на нем тряпья. Вывалила всю гору бебехов на пол и принялась методично осматривать каждую вещь (с. 190).
Таким образом, диалектизмы и экзотизмы выступают как вспомогательные языковые средства передачи места действия литературного произведения, обогащая, тем самым, художественное пространство текста.
Литература
1. Ахманова, О.С. Словарь лингвистических терминов / О.С. Ахманова. - М.: Сов. энцикл., 1969.
2. Бельчиков, Ю.А Диалектизмы / Ю.А. Бельчиков; под ред. Ю.Н. Караулова // Русский язык: энцикл. - М.:
Дрофа, 1997. - С. 114.
3. Болотнова, Н.С. Язык художественной литературы / Н.С. Болотнова // Стилист. энцикл. сл. русского языка / Н.С. Болотнова; под ред. М.Н. Кожиной. - М.: Флинта; Наука, 2003. - ^ 651-656.
4. Бондалетов, В.Д. Социальная лингвистика / В.Д. Бондалетов. - М.: Прогресс, 1987.
5. Виноградов, В.В. Русская наука о русском литературном языке / В.В. Виноградов // История русских лингвистических учений. - М., 1993. - С. 277-336.
6. Емельянова, О.Н. Экзотизмы / О.Н. Емельянова // Культура русской речи: энцикл. сл.-справ. - М.: Флинта; Наука, 2003. - С. 760.
7. Залыгин, С. Реализм опыта / С. Залыгин // Правда. - 1977. - 26 янв.
8. Калинин, А.В. Лексика русского языка / А.В. Калинин. - М.: Изд-во МГУ, 1978.
9. Крысин, Л.П. Русское слово свое и чужое: Исследования по современному русскому языку и социолингвистике / Л.П. Крысин. - М.: Языки славянской культуры, 2004.
10. Пекарская, И.В. Конструкции синтаксической контаминации как экспрессивное средство современного русского языка (На материале художественных и публицистических текстов): дис. . канд. филол. наук / И.В. Пекарская. - Красноярск, 1995.
11. Русская диалектология / под ред. Р.И. Аванесова, В.Г. Орловой. - М.: Наука, 1965.
12. Шмелев, Д.Н. Современный русский язык. Лексика / Д.Н. Шмелев. - М.: Просвещение, 1977.
УДК 123 С.Ю. Пискорская
СВОБОДА КАК УНИВЕРСАЛЬНЫЙ СТАНДАРТ ЕСТЕСТВЕННОСТИ
Статья освещает вопросы научного познания. В работе показано, что универсальным стандартом естественности западноевропейской науки является стандарт свободы. В соответствии с этим стандартом знание и реальность могут рассматриваться сами по себе, как взятые независимо друг от друга.
Формирование стандартов естественности любой методологии связано со спецификой объективации «естественного состояния» человека и человечества, которая служит предпосылкой понимания естественного состояния природы. Отметим, что формирование стандарта «свободы» как универсального стандарта естественности тесно связано с деятельностью софистов (провозглашение тезиса о человеке как мере всех вещей и свободе как основной ценности) и схоластиков (постановка проблемы соотношения свободы человеческой воли и воли Божественной). В дальнейшем эти идеи получили развитие в учениях гуманистов эпохи Возрождения (положение о свободе личности) и философов Нового времени (тезис о свободе как естественном состоянии людей).
Так, Т. Гоббс писал: «Под свободой, согласно точному значению слова, подразумевается отсутствие внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы, но не могут мешать использовать оставленную человеком власть сообразно тому, что диктуется ему его
