CC BY
184
ДИАЛЕКТИЗМЫ В СОЗДАНИИ ОБРАЗА РЕЧЕВОЙ СРЕДЫ
Диалектизмы, экзотизмы, нациолектизмы, варваризмы, локализмы, регионализмы, архаизмы, историзмы, образ речевой среды.
В ряде художественных текстов важен образ речевой среды, создаваемый специальной лексикой. Традиционно считается, что диалектизмы создают образ региональной речевой среды и используются в деревенской прозе. Однако сфера их использования в русской литературе значительно шире: они участвуют в создании образа инонациональной речевой среды, конфессиональной и речевой среды прошлого. Так, вопрос об использовании диалектизмов ставится впервые. Лексика периферии литературного языка и внелитературная при этом имеет полевую структуру, в которой диалектизмы занимают своё место, что и показано в настоящей работе.
В основе художественного произведения лежит образ. Среди других образов значим образ речевой среды. В художественном тексте он создаётся через стилизацию языковых черт языка социума. Художественные тексты представляют моделирование значимых в социуме типов речевой среды. Типы речевой среды соотносимы как с функционально-стилевой представленностью литературного языка, так и с социолингвистическими типами дискурса. В художественной литературе отражены все сферы использования языка, а значит, и все виды речевой среды (В.В. Виноградов). В данной работе мы рассматриваем конфессиональную, региональную, инонациональную речевую среду, речевую среду прошлого. Художественный текст одновременно воспроизводит разные типы речевой среды, но обычно центральное место занимает какой-либо один тип, что соответствует жанру и поджанру, а в языке отражается в стилистической доминанте.
Художественные тексты могут изображать иноязычную речевую среду в пределах страны. В таких произведениях создаётся образ национально-нерусской речевой среды. Основными лексическими единицами при этом являются экзотизмы, варваризмы и нациолектизмы (экзотизмы — это слова, обозначающие явления нерусской действительности; варваризмы — слова или минимальные фрагменты иноязычного текста, включённые в русское художественное произведение; нациолектизмы — слова русской речи с характерными элементами интерференции, основанными на представлении речевого этностереотипа (Л.П. Крысин). Образ инонациональной речевой среды в тексте при этом варьируется, но, как писал Д.Н. Шмелёв, «вкрапления иноязычной речи в русский роман не делают этот роман нерусским» [Шмелёв, 1977, с. 32]. Особенностью значительного числа текстов является использование диалектизмов в функттии экзо-тизмов, когда они представляют элементы нерусской действительности (например, Приенисейской Сибири).
Диалектизмы моделируют нерусскую действительность. Так, в 1-й части романа М.И. Ошарова «Последний аргиш» («Звено могил») нет русских героев, однако достаточно широко представлены русские диалектные слова. Также при создании образа эвенкийской речевой среды в этой функции используются диалектизмы в романе Ж. Трошева «Большой Ошар», хакасской — в переводе Г. Сысолятина первого хакасского романа Н.Г. Доможакова «В далёком аале» и др. Слова, обозначающие виды охотничьих ловушек в романе М. Ошарова, принадлежат русскому языку; часть из них — диалектизмы, отмеченные в МАС, или фиксированная в литературном языке специальная охотничья лексика — пасть, плашка, острога, кулёма, кулёмка, слопцы... В романе Ж.П. Трошева охотничья лексика представлена словами: плашка, сто-
рожиться, завалить, скрадок, скрадывать, обмёт (обмётом) и др. Охотничья лексика в эвенкийском языке не заимствуется из русского, эвенки сохраняют традиционные способы охоты и свои слова. В «Эвенкийско-русском словаре» [Эвенкийско-русский словарь, 1985] отмечены, например, такие: чунимэт-ми — ‘охотиться на боровую дичь пищалкой’, бакал - 1) ‘пушнина, добытая на промысле, 2) место промысла на оленя, лося’; в «Эвенкийско-русском тематическом словаре» [Кочнева, 1990]: мотымидями — ‘ходить на лося’, нисудеми — ‘ехать за мясом зверя’, утунмэдеми - ‘забивать оленя в затылочную часть’ и т. д. Примеры показывают оригинальность охотничьей эвенкийской лексики, своеобразие понятийного членения действительности этим языком. Эвенкийские понятия сложны для русского читателя. Русская лексика представлена Ошаровым и Трошевым при описании охоты эвенков, она вложена в их уста, т. е. практически диалектизмы используются в функции экзотизмов. Часть экзотизмов этих текстов известна в русских говорах: унты, бокари, чекульмы, арамусы, хольмэ и др., они фиксированы в регионе с XIX века.
В МАС турсук квалифицируется как диалектизм. Слово отмечено в сибирских говорах (1847 — Н.В. Семивский, 1865 — М.Ф. Кривошапкин и т. д.), а также в современных диалектах Приенисейской Сибири. В текстах М. Ошарова и Ж. Трошева турсук воспринимается русским читателем как экзотизм под влиянием стилевой доминанты, эвенки же это слово считают русским эквивалентом: инмекту бидэрэн — ‘в турсуке лежит’, инмэк — ‘турсук’ и т. д. Используется Трошевым для обозначения нарядной эвенкийской одежды русский диалектизм зипун. В эвенкийских словарях слово зипун приводится в качестве русского соответствия: боркича - ‘зипун отрезной в татьянку’, да-ку - ‘свободный зипун из сукна’, дуды — ‘зимний зипун из шкуры оленя’ и т. д. Слово лабаз есть в МАС (диалектизм, ‘охотничий скрад’). В текстах об эвенках лабаз имеет значения: 1. Помост на ветвях деревьев для хранения добытого мяса и продуктов питания. 2. Ориентир места стойбища. 3. Могильный лабаз, лабаз - место захоронения. Лабазить — ‘поднимать тело покойника на лабаз, хоронить’.
Русский язык эвенков также стилизуется в романе Ж. Трошева. Фиксируется использование русских диалектизмов в функции нациолектизмов [Самотик, 2011], при этом в речи русских героев диалектизмов нет: омман, таку (ю), кружать, заболь и т. д. Тексты позволяют выделить эвенкийские этностереотипы: однако, шибко, худой, пошто, мало-мало, маненько, белый царь, маркирующие эвенкийский нациолект в русском восприятии при помощи русских слов. Они представлены и в речи русских старожилов Сибири. В романе Ж. Трошева «Большой Ошар» в русской речи эвенков переданы некоторые фонетические, грамматические и лексические (экзотизмы) черты родного языка — отсутствие звонких губных, шепелявость, упрощение групп согласных, отсутствие среднего рода существительных и т. д.: Однако кажи дальше: польна интересно! Совсем худой жизнья! Сюда, Валья! Тарова, товарис! Дерево сухой есть и др. Но эти черты есть и в русских говорах региона, что отмечено Н.А. Цомакион, И.И. Литвиненко, в «Царь-рыбе» В.П. Астафьева так разговаривают сельдюки — жители Нижнего Енисея (Аким — «сельдюк толстопятый», Киряга-деревяга и др.). Хакасский нациолект в романе А. Чмыхало «Ночь без сна»:... в тенёчке сосал трубку заспанный, с большого похмелья хакас: Каво ната? Нету его. Пьёт хде-та... Плахой он притситатель и т. д. Материалы художественных текстов показывают, что, с одной стороны, черты интерференции в нациолекте эвенков и черты русских старожильческих говоров в регионе во многом схожи, что соответствует их объективной характеристике, с другой — авторы в рамках основной идеи произведений подчёркивают эту близость, общность русских и эвенков.
Такое использование диалектизмов связывается с определённым видом литературы. Сложилось понятие «русской национальной литературы», под которой понимаются разные тексты. Это произведения авторов народов России, переведённые на русский или написанные на русском языке. Близко к ним стоят и произведения русских писателей, обычно знающих язык народа, которому посвящён текст. Сам термин неоднозначен и
по-разному оценивается: как понятие, которым обычно пользовались для обозначения литературы национальных меньшинств, угнетенных народов, в отличие от литературы господствующей нации; в России — орудие проводившейся политики «обрусения» населения страны (ЛЭ); как явление, служащее консолидации населения государства и распространению знаний о народах России (Айдар Хусаинов).
Диалектизмы употребляются переводчиками и в фантастике, когда речь идёт о людях, связанных с сельской жизнью: Костяночки - это маленькие пухленькие шарики, из которых состоит ягодка малины (Воннегут К. «Добро пожаловать в обезьянник», пер. с англ. Н. Коптюг). На дворе чертовский зяб (‘холод’). Чёрная тонь (‘вода’) замкнулась у него над головой, и он шёл ко дну. Болтают, что если б всех, кого Бонарт затюкал, похоронить на одном жальнике (‘кладбище’)... (Сапковский А. «Башня Ласточки», пер. с польск. Е.П. Вайсбота).
Вера, религия имеют большое значение в жизни каждого народа, эта сфера жизни этноса трансформируется в особом строе языка, её отражающего. Конфессиональная (старообрядческая) речевая среда воссоздаётся в ряде художественных текстов, некоторые из них имели широкий резонанс, но в литературе не сложилось представления о таких произведениях как об имеющих особую жанровую (поджанровую) принадлежность — конфессиональный роман. Конфессиональная (старообрядческая) речевая среда Приенисейской Сибири воссоздаётся в ряде произведений («Хмель» А. Черкасова, «Стародуб» В. Астафьева, «Осень в Ворожейке» В. Аксёнова, «Староверы» М. Перевозчикова и др.). Моделируется старообрядческая речевая среда как сформированная верой, имеющей определённую специфику по сравнению с официальным православием; культурой, имеющей общую ретроспективную направленность, и в целом — крестьянской. При этом используются сакральная лексика, диалектизмы, старославянизмы (в бытовой речи), архаизмы [Самотик, 2007а; Самотик, 20076]. Диалектизмы под влиянием стилистической доминанты воспринимаются как лексика, отражающая конфессиональную среду. Писателями приводятся все виды диалектизмов, об их достоверности свидетельствуют региональные словари. Проблема достоверности внелите-ратурной лексики имеет общефилологический характер [Панченко, 2011] и психоло-го-философский через категорию доверия [Зинческо, 1998] и заслуживает специального рассмотрения. Так, у Астафьева очень скупо стилизуются фонетические диалектные черты русского старожильческого говора Сибири: Э-э, не знаш ты, чужая тайга. Ты много знаш! Живым бы застал ишо... Себя омманешь, а брюхо нет! Господи, бас-лови! И коло хрестьянства дело найдётся. Но широко представлены все виды лексических диалектизмов; этнографическая, промысловая лексика: обутки, ичиги, бродни, шабур, накомарник, каменка; мережа, с кибасом на шее, заимка, плашка, ископыть и др. Лексика, обозначающая природные явления: хиуз, ободнять, утро хмар-ное, камни проплешистые, дальние увалы, окоем, урман, хлебало, угор, елань, кулига, жалица, стародуб и т. д.; шивера, берег-бечевник, унырок, улово, потеси, распарок и т. д.
Старообрядцы, изображённые в романе А. Черкасова, — крестьяне Поморья, сложными путями попадающие на Енисей. Фонетические диалектизмы используются в речи персонажей. Основной вопрос фонетической системы — окающие это говоры или акающие — практически автором не решается. В тексте использованы частицы, оканчивающиеся на о, а не на а, как того требует орфография: Скажу - тко, скажу! А тя вот гоню - ко на погибель. Тамо - ко хоронись и т. д. С другой стороны: Пайдёшь, барин! Веденейку кудрявова...
Как поморы герои произведения должны окать, оканье в старообрядческой среде поддерживается и традицией чтения церковнославянских текстов (Б.А. Успенский). «Акают» в романе Ларивон — сын Филарета — и Ефимия, которая в общине «пришлая» — она из московского Федосеевского толка. Таким образом, и оканье, и аканье можно считать относительно достоверными. Встречаются также: протетический и (иг-дё) и замена начального о на и: (ипеть) — 2-й пучок изоглосс юго-западной диалектной
зоны. Поскольку по сюжету Филарет — выходец из Орловской губернии, данную черту можно считать достоверной. Интервокальный в, в на месте начального у: Ларивон (зафиксировано Т.Б. Юмсуновой в говорах семейских Забайкалья), вбили (последнее произносят дети, видимо, эвакуированные во время ВОВ, употребляется в южных говорах при отходе от диалектной системы), хто, нихто, омман, ишшо, мово, твово, седъму, животну и т. д. Такое произношение вполне может быть достоверным. Используется в тексте много лексических диалектизмов.
Создание образа региональной речевой среды традиционно связывается с диалектизмами. В художественных текстах используются и другие возможности моделирования пространства литературного языка на лексическом уровне: регионализмы, локализмы, экзотизмы как слова языка нерусского окружения [Ерофеева Е.В., Ерофеева Т.И., Ски-това, 2002; Самотик, 2000]. Объективно у диалектной лексики есть возможность свидетельствовать о месте действия — это противопоставленная лексика и слова, закреплённые за определёнными группами говоров русского языка. Но возможности восприятия текста современным читателем ограничены: сегодня место действия по диалектизмам могут определить только земляки (Е.Ф. Петрищева). Информация, которую получают читатели, в основном касается социальной стороны семантики диалектизмов — это слова, принадлежащие жителям деревни, людям малообразованным, носителям особой «русскости» и т. д. Обычно использование диалектизмов соответствует статусу «деревенской прозы». Русская деревня (да и не только русская) связана с сохранением архетипа национальной культуры, и именно поэтому так важны для языка русской литературы диалектизмы. Широко представлены диалектизмы в «деревенской прозе» В. Астафьева [Падерина, Самотик, 2008; Падерина, 2008; Самотик, 2002]. Достоверность диалектизмов Астафьева очень высока.
По мнению П.Я. Черных, в истории литературы натуралистические, «этнографические» тексты славянофилов, народников — Н.И. Наумова и др., а также Ф. Березовского, И. Годьдберга, исторические романы И.Т. Калашникова противостоят реалистической традиции A.C. Пушкина как ставящие своей целью точное воспроизведение народной жизни в Сибири. В этих текстах используется значительное количество диалектизмов, которое может претендовать на относительную полноту. «Это не столько язык художественного произведения, сколько научно-популярного, или сочинения по этнографии» [Черных, 1936, с. 97]. В тех же случаях, когда такая лексика лишь служит средством создания образа, их значительно меньше, они строго отобраны и функционально значимы.
Речевая среда прошлого в русском историческом романе стилизуется также не только историзмами и архаизмами, но и диалектизмами. Основатель жанра В. Скотт [Скотт, 1964] ратовал за этнографическую точность произведения, но был против архаизации языка. В русской традиции уже Н.М. Загоскин обосновал способ создания образа речевой среды прошлого через народную речь [Песков, 1989, с. 11].
В художественных исторических текстах широко используются диалектизмы всех видов. Например, в дилогии А.И. Чмыхало «Дикая кровь» и «Опальная земля» о Красноярском остроге XVII века стилизуются: оканье, произношение на месте [ш'ш1] [шш], сибирское «чоканье», употребление протетического и интервокального «в», упрощение сочетания ст на конце слов и др. А.И. Чмыхало используются 123 лексических диалектизма. В целом казаки изображены как носители русского старожильческого говора Сибири. Таким образом, можно говорить о расширенном использовании диалектизмов в художественных текстах.
Система лексических выразительных средств моделирования речевой среды включает в себя как периферию литературного языка, так и внелитературные слова [Самотик, 2011], и при этом имеет полевую структуру.
При создании образа инонациональной речевой среды в качестве ядра выступают экзотизмы. Ближняя периферия — нациолектизмы, варваризмы, ономастикон. Дальняя периферия — диалектизмы в функции экзотизмов и нациолектизмов. При созда-
нии образа конфессиональной (старообрядческой) речевой среды ядро представляет собственно конфессиональная лексика (старообрядческая и православно-хрис-тианская). Ближняя периферия— старославянизмы, диалектизмы, антропонимы. Дальняя периферия — архаизмы и историзмы. При создании образа региональной речевой среды ядро формируют диалектизмы, ближняя периферия — просторечия, ло-кализмы, регионализмы, ономастикон, дальняя периферия — экзотизмы. При создании образа речевой среды прошлого ядро — историзмы и архаизмы. Ближняя периферия — диалектизмы, дальняя — экзотизмы. Таким образом, диалектизмы представлены как дальняя периферия, ближняя и ядро лексического поля выразительных средств языка художественной литературы.
Библиографический список
1. Ерофеева Е.В., Ерофеева Т.И., Скитова Ф.Л. Локализмы в литературной речи горожан: учеб. пособие. Пермь: ПУ, 2002. 107 с.
2. Зинченко В.П. Психология доверия // Вопросы философии. 1998. № 7. С. 76—93.
3. Кочнева З.И. Эвенкийско-русский тематический словарь. Красноярск: Кн. изд-во, 1990. 61с.
4. Падерина Л.Н. Диалектизмы в языке «Царь-рыбы» как особенность идиостиля В.П. Астафьева: дис. ... канд. филол. наук. Красноярск; Абакан, 2008. 315 с.
5. Падерина Л.Н., Самотик Л.Г. Словарь внелитературной лексики в «Царь-рыбе» В.П. Астафьева / Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. Красноярск, 2008. 576 с.
6. Панченко Н.Н. Достоверность как коммуникативная категория: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2011. С. 18 с.
7. Песков А.М. Первый русский исторический роман // М.Н. Загоскин. Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. М.: Правда, 1989. С. 5-20.
8. Самотик Л.Г. Внелитературная лексика русского языка: к терминологизации понятия // Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2011. № 2. С. 202—207.
9. Самотик Л.Г. Географическое варьирование лексики литературного языка. Ст. 1: Регионализмы // Русский язык в географической проекции. Красноярск: РИО КГПУ, 2000. С. 143—152.
10. Самотик Л.Г. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет (о языке произведений В.П. Астафьева) // Научный ежегодник. Красноярск: РИО КГПУ, 2002. Вып. 3, т. 2. С. 179—193.
11. Самотик Л.Г. Моделирование старообрядческой речевой среды Приенисейской Сибири в художественных текстах // Старообрядчество: история и современность, местные традиции, русские и зарубежные связи. Материалы V Межд. науч.-практич. конф. (31 мая — 1 июля 2007, г. Улан- Удэ). Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2007 а. С. 378-383.
12. Самотик Л.Г. Нациолектизмы в русском языке// Вестник КГПУ им. В.П. Астафьева. 2011 № 2. С. 180-185.
13. Самотик Л.Г. Сакральная лексика в повести В.П. Астафьева «Стародуб» // IV Астафьевские чтения в Красноярске: национальное и региональное в русском языке и литературе. 12—13 сентября 2006 г. / Краснояр. гос. пед. ун-т им. В.П. Астафьева. Красноярск, 2007 б. С. 214—226.
14. Скотт В. Собр. соч.: в 20 т. М.; Л.: Художественная литература, 1964. Т. 8. С. 26—28.
15. Черных П.Я. К вопросу о приёмах художественного воспроизведения народной речи // Черных П.Я. Русский язык в Сибири. Иркутск: ОГИЗ «Восточносиб. Облает, изд-во», 1936. С. 88—119.
16. Шмелёв Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М.: Наука, 1977. 168 с.
17. Эвенкийско-русский словарь / сост. В.А. Горцевская, В.Д. Колесникова, О.А. Константинова. М: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1985. 605 с.
