CC BY
42
11. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян, М, 1994.
12. На следует забывать, что у большинства северных народов (включая индоевропейцев) медведь почитался тотемным предком, т.е. своего рода аналогом человека. См.: Рыбаков Б.А. Указ. соч.
13. Не парадокс ли? Едва дитя успевает выучиться использовать указательный жест, как его уже запрещают. Стоило ли учиться? Однако указанные выше работы Л.С. Выготского и В.Ф. Литовского доказывают, что стоило.
14. Горелов И. Н. Вопросы теории речевой деятельности. Таллин, 1987.
15 В сущности, весь процесс формирование человека кшс биологического вида представляет собой процесс превращения: в знаки элементов собственной анатомии и физиологии.
16. Журавлев А.П., Павлкж Н.А. Язык и "компьютер. М.; 1989.
Хакимова Е.М.
ПРОБЛЕМА ИЕРАРХИИ КРИТЕРИЕВ ЯЗЫКОВОЙ НОРМАТИВНОСТИ
(в свете факторного анализа)
Языковая норма является одновременно лингвистической и социально-исторической категорией. В связи с этим возможны два подхода к её изучению; собственно языковедческий и экстралингвистический. Последний соотносится с проблемой осознания нормы коллективом, говорящим на данном языке. Параметризация языковой нормы, то есть выявление критериев нормативности, является предметом исследования многих отечественных и зарубежных лингвистов. В некоторых работах норма рассматривается как нечто условное. Наиболее отчётливо эта мысль была сформулирована Е.Д.Поливановым: «Никакого объективного критерия «стандартности», или «правильности», того или другого диалекта (или говора) по сравнению с другими диалектами (или говорами) не существует...понятие «правильности», или «стандартности»,, тех или иных языковых фактов (или диалектов в целом) фактически означает ни более ни менее, как привычность этих языковых фактов (и их совокупности - в виде «стандартного» диалекта) для той социальной группы (внутри данного национального коллектива), на долю которого выпала историческая роль канонизации языковых норм» [1. С.59].
В настоящее время ортологический нигилизм можно считать преодоленным. Ушло в прошлое и господствовавшее ранее мнение о том, что норма имеет только одно основание: употребительность, авторитет источника или соответствие просвещённому вкусу. Поиск универсального критерия нормативности сменился попытками выявить иерархически организованную структуру её признаков, В современной лингвистике практически общепризнанным стало представление о множественности критериев нормативности. Но вопрос о том, какие признаки нормы следует признать значимыми, лингвисты решают по-разному2Д4'\ Нам представляется наиболее приемлемой
концепция С.И.Виноградова6, в работе которого система критериев нормативности приобретает следующий вид:
1) критерий системности - соответствие языкового факта системе литературного языка и тенденциям её развития, обусловленное слтдностью нормы как «коррелята системы»7;
2) критерий функциональной мотивированности - обоснованность появления и бытования в языке знака с данным значением. функциями, прагматическими свойствами;
3) критерий узуальности - массовая воспроизводимость языковой единицы в устной и письменной форме вербального общения представителей высшей культурной страты;
4) критерий аксиологической оценки - социальная санк-ционированность языковой единицы, которая непосредственно связана с употребительностью. Выделение этого критерия представляется С.И.Виноградову необходимым по двум причинам: а)языковые оценки, эксплицируемые в виде суждений о языке, метатекстовых замечаний, следует учитывать как в теоретических исследованиях в области нормы, так и в практической кодификации; б)сама кодификация. будучи одной из разновидностей общественно-аксиологической оценки, является существенным фактором нормо-образования;
5) критерий нормативного окружения имеет операциональный характер: языковой факт может быть признан нормативным при регулярной встречаемости в безусловно нормативных контекстах;
6) критерий культурогенного употребления связан с высоким культурным престижем использователей знака, с узусом наиболее авторитетных в языковом отношении социальных групп и отдельных лиц. Этот критерий, на наш взгляд, корреспондирует в русской культуре с критерием традиционности.
Ясно, что данные критерии не всегда находятся между собой в отношениях взаимной дополняемости. Если они вступают в противоречия друг с другом, языковой факт может получить оценку на основе количественного показателя соответствия или несоответствия большинству критериев нормативности, Однако квантитативный подход явно недостаточен и должен быть дополнен подходом квалитативным. Это значит, что необходимо установить иерархию критериев. Такая попытка осуществлена в работе чешского лингвиста Ф.Данеша8. Он считает, что при определении нормативного статуса языковой единицы следует учитывать три признака: 1)её «нормативность» -приемлемость для данного языкового коллектива (узуальность в терминологии С.И.Виноградова), 2) «функциональную адекватность» - способность удовлетворять функциональные нужды данного сообщества, 3) ((системность» - соответствие внутреннему единству, регулярности и динамическому
равновесию данной подсистемы и системы вообще как иерархически организованного целого.
Перечислив указанные критерии. Ф.Данеш осмысливает их отношения. Он указывает, что первичной является потребность в общем орудии коммуникации в наиболее важных функциональных областях. То, что таким орудием выступает определённая знаковая система, данный язык, представляется ему фактом вторичным, имеющим технический характер. Из сказанного следует превосходство функционального, инструментального критерия, или адекватности, над критерием системным. Однако эффективное общественное функционирование языка требует его институализации. то есть «наличия общеобязательной, принятой и признанной нормы ...(языковой привычки. обычая)» [8. С.293]. Следовательно, этот критерий превышает по своей значимости два других, В итоге Данеш получает «естественную» иерархию- I) нормативность, 2) функциональная адекватность, 3)системность, признавая, что в определенных общественных и исторических условиях отступления от неё ~мопт быть полезными и результативными.
Мы полагаем, что решение вопроса об иерархии критериев нормативности не должно быть универсальным, так как оно обусловлено рядом факторов интра- и экстралингвистического характера, которые Данеш не учитывает в должной мере. Плодотворным при осмыслении эи ой проблемы может стать использование такого перспективного социологического метода, как факторный анализ, сущность которого заключается в выявлении о! рани-ченного числа фундаментальных влияний, обусловливающих взаимосвязь (или вариации) наблюдаемых признаков9
Изложим некоторые результаты, полученные нами в ходе факторного анализа языкового материала в связи с актуальными вопросами теории нормы.
1. Иерархию критериев нормативности следует, очевидно, соотносить с типами нормируемых языковых средств. Так. при определении нормативного статуса фонетических единиц нужно учитывать закономерность, выявленную Э.А.Макаевым: давление системы тем сильное, чем архитектонически более проста конститутивная единица данного языкового уровня'0. На фонетическом уровне давление системы будет максимальный!, следовательно, значимость системного критерия нормативности возрастёт. Фразеологические единицы, напротив, являются «неким «микромиром«, в пределах которого не происходит регулярной реализации системы языка...Норма ФЕ урезает возможности системы в данном «микромире» и фиксирует ограниченные параметры функционирования разноярусных элементов ФЕ (а также «консервирует» устаревшие элементы» [11, С. 158-1591. Консерватизм фразеологических единиц предопределяет особую значимость в соответствующем типе языковой нормы такого признака, как традиционность. Что касается кодификации заимствованных лексем, заполняющих лакуны в словарном составе языка, то, по мнению С.И.Виноградова0, главное значение здесь будет иметь критерий функциональной адекватности.
2. Иерархия критериев, предложенная Дансшем, не предусматривает ограничений функционально-стилистического порядка. Здесь правомерна аналогия с идеями Б.М.Головина, который на основе соотношения речи с некоторыми неречевыми структурами (языком, мышлением, сознанием, адресатом, условиями общения) выделял такие качества хорошей речи, как правильность, чистоту, точность, логичность, выразительность, образность, доступность, действенность и уместность12. Оппоненты Б.М.Головина (например, Е,Н.Шпряевь), признавая, что все эти качества действительно важны для оценки конкретных текстов в коммуникативном аспекте, указывали на невозможность приложения всех девяти названных признаков к любому тексту. В ходе дискуссии выяснилось, что для ряда текстов хорошими (или, как минимум, неплохими) следует признать качества, противоположные тем. которые названы Б.Н.Головиным. Например, если точность и логичность действительно обязательны в речи научной, то в речи разговорной эти характеристики отнюдь не являются облигаторными.
О необходимости учитывать функционально-стилистические параметры типа текста следует помнить и при решении проблемы иерарх™ критериев нормативности. В частности, нам представляется, что в такой подсистеме официально-делового стиля, так деловая документация, ведущая роль не может принадлежать критерию узуальности. Наше предположение подтверждается результатами анализа «отрицательного языкового материала» [14. С.369], то есть ущербных в каком-либо отношении текстов, важность осмысления которых для теории языковой нормы трудно переоценить. В ходе документоведческого аудита, проведённого в 2000 году в ЧслГУ, в ряде документов были выявлены многочисленные отступления от норм разных типов, в том числе и языковых норм. Так, анализ 2840 приказов и распоряжений показал, что в 2777 документах (98 %) имеют место нарушения жанровой нормы, грамматические ошибки обнаружены в 551 документе (19%), орфографические и пунктуационные - в 1450 (52 %), в некоторых текстах отмечены речевые недочёты («установить надбавку за декана», «отчислить студентов факультета педобразования как самоустранившихся от занятий, сдачи зачётов, экзаменов» и др.). Полученные данные указывают на то, что речевая практика носителей литературного языка (тип речевой культуры которых Г.Г.Инфантова определяет как элитарный и литературно-нейтральный15) в сфере деловой документации расходится с нормативными требованиями. Очевидно, это обусловлено тем, что ведущим критерием здесь является не узуальность, а какой-то другой параметр. Поскольку все документы - это письменные жанры делового стиля, а письмо консервативно по своей природе, можно предположить, что особую значимость в сфере деловой документации имеет критерий традиционности и что здесь чаще, чем в других подсистемах литературного языка, конфликт узуса и нормы должен разрешаться «в пользу традиционно сложившихся предписаний» [16. С.111).
3. Очень плодотворным, по нашему мнению, может стать рассмотрение проблемы иерархии критериев нормативности в культурно-историческом
аспекте в связи с выявлением специфики языковой ситуации в том или ином комму ни кативном сообществе,
Термин языковая ситуация был введён А.Едлнчкой'7 для обозначения соотношения литературного языка с другими формами национального языка (разговорной речью, диалектами, сленгами и т.д.). Э^о понятие активно использовалось чешскими лингвистами при осмыслении особенностей возник нсвсния. существования и развития нового литературного языка в Чехии. Как пзежтно. ои йучэл складывая ься в конце XIX. - начале XX вв. Его создатели (налшшор. Й.Добровский) приенпгрова аись на классические образцы, то есть текс гы XVI начала XVII вв.. вот почему чешский литературный язык во мнем их отношениях оказался наиболее архаичным среди славянских литературных языков. Между ним и разговорной практикой возник опасный разрыв, и это вполне осознавали многие представители чешской культуры. В ходе обсуждения проблемы наметилось, по крайней мере, две тенденции, Выразители пуристских взглядов (в том числе сотрудники журнала «Жйа гес» во главе с редактором Й.Галлером) выступили с требованием ('.охранения исторической чистоты языка, которую они понимали ючг консервации нормы, существовавшей до -XVII к. В полемику с пурииэдот вступили члоны Пражского лингвистического кружка. Б.Гздпшкж, В Мзхслг.т. Флавии«'?.» в своих работах доказывали, что кри чорччммз&гаи .пгсршуржач» г^над необходимо учитывать уетн\ к> «зьч»и8ую ¡жилл; этг-^ова^ьх с •г«« ^ селения, лишённую индивидуальной окрас..;' т-рркгор^иьног^ .ч ского характера [18; 19; 20; 21 (.Современней у^чг. стач членами ПЛК как существенный фактор нсротсброздоии*. В д^льнсйп»<л1 эта идея получила широкое признание и развитие в р.>де лзшгвпстичесс'тх работ, в том числе и в вышеупомянутой статье Ф.Дакеша,
Иначе сложилась культурно-историческая ситуация в 20-е годы XX в. в России. Б.С.Шварцкопф" указывает, что сильнейшие колебания в речевом употреблении, возникшие под влиянием нслэтеро.турно-языкорон стихии, не только не благоприятствовали обращению к языковому опыту говорящих, но, напротив» вызывали тревогу у лингвистов и возмущении у гурчетв, что затем, в 30-е годы, обусловило широкую кампанию борьбы за чистоту литературного языка. Российские филолог» при всем неприятии пуричма не ^о''-ли отказаться от идеи культурной лр^емсгвеиности в сфере языковой цорлш Очень чётко эта тенденция выражена в «Предварительных замечаниях к тексту доклада о старой орфографии» Д.С.Лихачева, которые он определил кок «медитации на тему о старой, традиционной, освященной, исторической орфографии. попранной и искажённой врагом церкви Христовой и народа российского» [23. С .45].
4. Решение проблемы иерархии критериев нормативности связано ещё и с тем, к какой социальной арате принадлежат нормализаторы, В частности, Е.А,Зсмская исследуя язык русского зарубежья, установила, что в среде эмигрантов первой волны существует особое отношение к языковой норме. Аристократы и высокообразованные люди других сословий, уехав-
г ¡1С из России после революции 1917 года, а также их потомки осмысливают н_рму как нечто консервативное и не всеобщее. С их точки зрения, норм}' тчктует не семья, а круг социально и духовно близких людей. Из этого следует установка на сохранение языка дореволюционной России и архаичность. которая проявляется в фонетике, грамматике и словоупотреблении. Е.А.Земская ьыявляет особенности старомосковского произношения в речи многих эмигрантов (мягкое [р'] в слове церковь, [ы] в словах типа жара. наличие в местоимениях /у/ перед [и/: []гш/, [¡юс]) и приводит список устаревших, с нашей точки зрения, слов, которые они употребляют стилистически немаркированно (аглицкий, вакация, дождевик и т.д.).
Культивирование языковой нормы в кругу семьи, по-видимому, способствует её консервации. Б.А.Успенский, отметив, что в Древней Руси роль носителя культурной традиции играло духовенство, пишет: «Отсутствие у православного духовенства целибата естественно приводило к тому, что священство станлвилось в определённой мере наследственным занятием. В результате уже в относительно раннюю эпоху устанавливаются священнические роды, насчитывающие многие поколения. Такая преемственность поколений в той части общества, которая служит носителем культурной и языковой традиции, способствует стабильности книжно-языковых норм, причём в этих условиях целый ряд нормативных требований может передаваться из поколения в поколение устным путем [25. С.25]. Наблюдения Е.А.Земской свидетельствуют о том, что преемственность поколений обусловливает стабильность не только книжной о и разговорной нормы.
Понятно, что в среде русской эмиграции первой волны, в случае конфликта критериев нормативности, нередко предпочтение отдаётся критерию традиционности, а не общеупотребительности. Такое решение связано, очевидно, с проблемой культурной и социальной самоидентификации. По свидетельству Льва Любимова, сына виленского губернатора, в сознании людей его круга всегда существовала оппозиция «мы - они»: «мы» - носители элитарной дворянской культуры, единственно подлинной, той, которая выражает «все возможности России»; «они» - народ и интеллигенция, «всс, кроме нас» [26. С.41]. Интересно, что претензии «людей другого мира» на самостоятельное существование в культуре рассматривались русскими аристократами как совершенно необоснованные: «Откуда взялись эти люди? Как смеют претендовать на самостоятельное существование? Если культура их цель, то почему не стараются включиться в нашу, дворянскую, хотя бы на подчинённом положении? Да. на подчиненном: пока не отшлифуются по-настоящему» [26. С.43]. В этом высказывании осмысливается характер взаимодействия сословных субкультур в рамках единой национальной культуры, то есть речь идёт о межкультурной коммуникации в широком понимании. Такой подход определённым образом соотносится с идеями Л.А.Шкатовой и Е.В.Харченко, которые в статье «Межкультурные коммуникации - проблема XXI века" говорят о том, что межкультурным является «общение не только людей разных национальностей, но и различных корпо-
ративных культур». Мы принимаем это утверждение, отмечая, что в сословном обществе наряду с профессиональным общением по горизонтали возможно взаимодействие по вертикали и что представителями высшей культурной отраты оно рассматривается как ^ебный, по классификации Ю.В Рождественского. диалог.
Судя по материалам Е.А.Земской, в среде русской эмиграции оппозиция «мы - онн>; сохранилась, но в несколько трансформированном виде: «мы» - ло ть; просто аристократы, дворяне, «мы» - «беженцы»: <юня», соответственно. «советские^, а в настоящее время - «метрополию». Вопрос об отношениях мижду языком метрополии и языком эмиграции очекь сложен. Многие эмигранты третьего поколения, понимгя ценность семейных традиций, чувствовали, что нельзя всё разнообразие языкового существования свести к сформировавшимся в «нашем мире» понятиям и правилам, какими бы разумными и удачными они ни представлялись. Домашняя норма вступает в противоречие с тем, что происходит в русском языке вне узкого круга родственников, близких друзей и знакомых, и освоение лчужах» нормативных требований необходимо для успешной коммунитацш;, в том числе профессиональной. Освоение «чужого» в сфере .пьткочой нор-мад ячляотея паколо-гичеекк нелёгким. Одни из икфер^антов описывает своё атсгг^нис- следующим образом: «Мне казалось: л иду по .азу:* дорог-*;. V г-генл р? ¿сдастся шизофрения'» [24. С.72]. Однако пр« эт?:.» для л»п п: ... высоко азавмтоР рефлексией открывается возможность ттрчиииттальио нногп не учебного, а сократического диалога, глубоко проникнутого, как ичшет М.М.иа.чтпк. карнавальным мироощущением"7 Такое изменение в характере коммуникации, очевидно, следз'ет признать вполне закономерным, поскольку все предпосылки для него создаются в ходе революций, которые представляют собой «грандиозные карнавальные действа в социуме» [28. С.п]. связанные с разрушением традиционной вертикали. Готовность к сократическому диалогу позволяет личности рассматригать некоторые новые языковые факты как средства, обогащающие систему русского языка и речевой опыт говорящего, и оценивать их положительно. В этом отношении очень показательно высказывание М.Р.Гизегги. матушки собора в Лос-Анджелесе: «Всего вам доброго и хорошего. Я но знаю почему, но мы всегда желали друзьям всего еимогс хорошего или наилучшего, а доброго - прешло недавно из России, и я думаю - так лучше» [24. С.73],
Итак, метод факторного анализа позволил нам выделить четыре фактора. обусловливающих иерархию критериев нормативности: 1) структурный, 2) функционально-стилистический. 3) культурно-исторический. 4) социолингвистический. Такое решение представляется нам перспективным, поскольку отражает двойственную, интра- и экстршшнгяистическуго природу языковой нормы и позволяет соотнести традиционный, структурный подход с новой лингвистической парадигмой - функциональной и антропоцентрической.
1Г5НМКЧАНИЯ
1. Поливанов С.Д. За марксистское языкознание. М , 1 УЗ)
2. Виноградов В.В. Проблемы культуры речи и некоторые задачи русского языкознания // Вопросы языкознания. 1964. №3.
3 Гельггнцт Р Р. О языковой норме // Вопросы культуры речи. М . I 961 Вып.З
4. Истринг. Е.С. Нормы русского литературного язык.: и культура р .'Ш М :Л.. ] 948.
5. Петрищева Е Ф. К вопросу о критериях нормативности // Вопросы культуры речи. М., 1967. Вып. 8.
6. Виноградов С.И. 11орматнвный и коммугшкатшшо-прашатическии аспекты культуры речи П Культура русской речи и эффективность общения. М.. 1996.
7. Косому 3. Синхрония, диахрония и история// Новое в лингвистке. М.. 1963. Вып. 3.
8. Дапсш Ф. Позиции и оценочный критерии при кодификации // Новое в зарубежной лингвистике. М, 1988. Вып. 20: Теория литературного языка в работах учёных ЧССР.
9. Леванский К. а. Моделирование в социально-правовом исследовании. М., 1986.
10. Макаев Э.А. Понятие давления системы и иерархия языковых е^синии // Вопросы языкознания. 1962. №5.
П. Шварщсоиф Б.С. Единицы фразеологического состава языка и норма // Актуальные проблемы культуры речи. М., 1970.
12. Головин Б.Н. Основы культуры речи. М.. 1988.
13. Ширяев Е. Н. Культура речи как особая теоретическая дисциплина // Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996.
14. Щерба Л.В. О трояком аспекте ячыкавых явлений и об эксперименте в языкознании // Звегащ-в В.А. История языкознания XIX - XX веков в очерках и извлечениях. М.Д960. 4.2.
15. Инфангова Г.Г. О типах речевых культур носителей литературного языкл // Филология ш рубеже тысячелетий. Ростов-на-Дону. 2000.
16. Скворцов ЛИ. Теоретические основы культуры речи. М., 1980.
17. Едиичка А. Литературный язык в современной коммуникации //1 ¡овое в зарубежной лингвистике. М„ 1988. Вып. 20: Теория литературного языка и работах ученых ЧССР.
18. Гавраиек Б. Задачи литературного языка и его культура // Пражский лингвистический кружок. М, 1967.
19 Идшгчка А. О пражской теории литературного языка // Пражский лшаъиеттиескш кружок. М., 1967.
20. Матезиус В. О необходимости стабильности литературного языка // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
21. Облгие принципы культуры языка // Пражский лингвистический кружок. М., 1967.
22. Шваршопф Б.С. Изучение оценок речи как метод исследования: в области культуры речи // Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996.
23. Лихачев Д.С. Предварительные замечания к тексту доклада о старой орфографии // Русская речь. 1993. №1.
24. Земская Е.А. Язык русского зарубежья: проблемы нормы речевого лопидеши Н Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург. 2000.
25. 1> лгенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI - XIX вв.). М.. 1994.
26. Любимов Л. Д. На чужбине. Ташкент, 1965.
27. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.
28. Литовский В.Ф., Месешпшна Л.А., Панова Р,С. Проблема формирования письменной речи. Челябинск, 2000.
