CC BY
43
УДК 82.091
ПРОБЛЕМА ЧУЖОГО ВЗГЛЯДА В ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ И ТВОРЧЕСТВЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Дёгтева Я. Н.
В данной статье представлены некоторые результаты исследования феномена чужого взгляда в философских системах различных эпох и творчестве Ф. М. Достоевского.
Ключевые слова: чужой взгляд, Достоевский, диалог, философия, зрительное восприятие, отношения, личность.
THE PROBLEM OF THE OTHER'S VIEW IN THE PHILOSOPHICAL THOUGHT AND F.M. DOSTOEVSKY'S ARTISTIC WORKS
Dyogteva Ya. N.
This paper presents some results of the research of the other's view phenomenon on philosophical systems of various epochs and F. M. Dostoevsky's artistic works
Keywords: other's view, Dostoevsky, dialogue, philosophy, visual perception, relationships, personality.
Как и всякое великое явление культуры, творчество Ф. М. Достоевского как будто отзывается на коллизии того времени, в котором оказывается. В свете научно-технического прогресса в период активного развития так называемого информационного общества чужой взгляд представляется одним из наиболее важных для изучения феноменов. Рассмотрение чужого взгляда невозможно в рамках какой-либо одной науки, сам объект исследования предполагает междисциплинарный подход к анализу. Так, проблема восприятия (в том числе зрительного) «другого» до сих пор остаётся активно разрабатываемой в гуманитарной сфере знания [1]. Эти явления во многом связаны с усилением интереса к внутреннему миру человека, самопрезентации, поиску собственной идентичности. Как следствие стала особенно актуальной проблема зеркального Я, «я-для-других». А эти темы изощренно разыгрываются у Достоевского. Феномен зрительной перцепции в рамках проблемы визуального традиционно раскрывается посредством описания особенностей глаз, их наличия или отсутствия, движений и т.п. Чужой взгляд терминологически определяется двояко: как направленность зрения субъекта на некий не совпадающий с ним объект, так и манера субъекта смотреть (в том числе на себя) отчуждённо (чужими глазами). В художественных произведениях писателя чужой взгляд может быть отрефлексирован самим героем, что отражается в монологических или диалогических самоотчётах, а может быть описан повествователем или другим героем [2].
Как известно, русская литература вступает в диалог с различными сферами знания, например, психологией, культурологией, исторической наукой, философией. Русскую литературу вообще не без оснований считают «фило-
софской», во многом потому, что она, как и философия, отражает значимые общественные процессы, отсюда неудивительно обнаружение типологических связей творчества великого писателя с философскими системами различных эпох [3]. С учётом этого художественную прозу Достоевского принято рассматривать не как переосмысление западных или более ранних отечественных принципов и мотивов в литературе или философии, а как полноценный диалог с имеющимися традициями и идеями [4, 5].
В творчестве Достоевского бытие определяется через общение, люди не могут существовать и быть сами собой друг без друга, их сознания взаимозависимы. Например, чужое слово, даже идущее вразрез с их собственным мнением, для многих героев важнее и предпочтительнее последнего. Нередко они осуждают себя, красноречиво опровергают аргументы, приводимые другими людьми в их оправдание, но при этом сопротивляются и тем, кто соглашается с ними самими. В процессе этого противоборства теряется целостность собственного суждения и обретается диалогичность сознания [6]. Таким образом, внешний диалог переходит в диалог внутренний. При этом внешние диалоги могут протекать и в полном молчании, но в рамках системы взглядов [7]. «У человека нет внутренней суверенной территории, он весь и всегда на границе, смотря внутрь себя, он смотрит в глаза другому или глазами другого» [8, с. 300]. Эта и некоторые другие идеи, реализованные в художественной прозе Достоевского, перекликаются с размышлениями отечественных и зарубежных философов разных эпох.
Иными словами, феномен чужого взгляда в творчестве Достоевского следует анализиро-
вать в контексте общения героев. Чтобы состоялся полноценный (в экзистенциальном понимании) диалог, им необходимо установить контакт глаз и принять как схожесть, так и отличия друг друга, взять во внимание сознание другого. Здесь также необходимо помнить, что действующие лица в текстах писателя изображаются с уже усвоенными в процессе онтогенеза паттернами восприятия себя и других, то есть каждому герою свойственен определённый набор особенностей восприятия, некая точка зрения, позиция, с которой он воспринимает окружающих.
В плане понимания бытийного значения чужого взгляда необходимо отметить точку зрения М. Бубера на эту проблему. Он как экзистенциальный философ разработал теорию межличностных отношений на основе концепции диалогического бытия [9].
Так, Бубер предложил различать три вида диалогов:
- подлинный;
- технический;
- монолог, замаскированный под диалог.
Вид диалога можно установить, зная, как
люди смотрят друг на друга - как на субъект или объект. При этом необязательна вербализация, иногда подлинный диалог свершается глазами, если люди смотрят друг на друга как на личность, иное существо, взаимно открыты для познания, то есть являются друг для друга «Ты».
Дело в том, что Бубер отмечал двойственность человека и невозможность существования «Я» людей самого по себе (это утверждение созвучно содержательным описаниям взаимоотношений героев Достоевского): «Я» существует только в соотнесении с чем-либо или кем-либо. Исходя из того, с чем (или кем) соотносится «Я», выделяется «Я-Ты» и «Я-Оно». Иными словами, обнаруживается двойственная природа человека в отношениях с так называемым «Ты» и «Оно».
Для человека с позиции «Я-Оно» мир -«не сопричастен процессу познания. Он позволяет изучать себя, но ему нет до этого дела» [ 10, с. 296]. Безличное знание о мире принадлежит «Я», «Оно» человека не изучает.
Совсем по-другому происходит процесс соотнесения «Я-Ты». В данном случае перед нами мир отношений, бытие между «Я» и «Ты». Человек соотносится с существованием другого. Первичным является не «Я», а именно отношение «Я и Ты». С этой точки зрения, «Я» человека формируется в процессе встреч с «Ты», в череде этих встреч и происходит осознание себя.
Однако не следует думать, что «Ты» - все-
гда другое разумное существо. Бубер отмечает, что «Ты» можно обнаружить и в неживом предмете. Это зависит от взгляда самого смотрящего человека.
Иными словами, взгляд человека на вещи и других людей может варьироваться в контексте этой теории: на человека можно смотреть как на предмет - «вещный» взгляд, и, наоборот, на животное или вещь можно смотреть как на «Ты».
Взгляд на нечто или некто как на «Ты» имеет свои особенности. Он протекает в настоящем времени, непосредственно, мир «Ты» не имеет связности иной, кроме схождения всех отношений в Центре (все отношения сходятся к Богу, Бог никогда не становится «Оно», при этом является мирообразующим началом), но влияет на восприятие всего окружающего. В отношениях «Я-Ты» человек может делать выбор, игнорировать внешний детерминизм, поэтому обретает свободу.
Субъекты «Ты» и объекты «Оно» не константны, «Ты» со временем становится «Оно». Но в новой встрече с «Я» «Оно» может вновь стать «Ты».
Согласно рассуждениям Бубера, отношения между людьми являются первичными по отношению к «Я», которое формируется во взаимодействии с «Ты». Главное в подлинном диалоге, вовсе не обмен фразами, а принятие инаковости другого, взаимная открытость, взгляд на другого как на «Ты». В таких диалогах человек может быть понят другим, волен поступать независимо от внешних обстоятельств, ведь на вещный мир свой отпечаток наносит другой (как «Ты»), обретает свободу. Для подлинного диалога иногда достаточно смотреть друг на друга, не произнося ни слова. Главное, чтобы человек смотрел на другого как на «Ты», а тот отвечал ему тем же.
В творчестве Достоевского интенсивно проявляются особенности диалога в экзистенциальном понимании, в его связи с чужим взглядом. Например, действующие лица типа Девуш-кина и Голядкина страдают от того, что более приспособленные к жизни герои не видят в них живых людей, не устанавливают с ними зрительный контакт, чем ставят под угрозу существование материально не обеспеченных героев. Неудивительно, что и сами «бедные люди», находясь в этом неизбежном «бытии-для-другого» не признают самоценности, смотрят на себя «чужими глазами». Но и в мире героев, имеющих, условно говоря, более престижную позицию в обществе, также наблюдаются проблемы с «истинным диалогом». Контакт глаз не спасает от ошибок восприятия. В людях не видят то самое «ты» возможно по причине массо-
вого отступничества от религиозных первооснов, отрицания соборности общества. Иными словами, индивидуальный мировоззренческий кризис сказывается на общественных отношениях. «Ясновидящие», непредвзятые герои типа князя Мышкина оказываются за бортом жизни, так и не усвоив те культурные стереотипы, которыми руководствуются окружающие их лица. «Инаковость» таких героев даже если и понимается окружающими, то не принимается, открытость новому опыту и людям не только не одобряется, но в какой-то мере пресекается. Встреча людей в пространстве современного им социума нередко начинается с оценивания того «вещного мира», который потенциально принадлежит незнакомцу, внешних обстоятельств, в которые он погружён, а также с прогнозирования, на какие ресурсы может претендовать этот неизвестный пока носитель сознания [11, 12, 13, 14].
В этом контексте особенности чужого взгляда у Достоевского включены в систему понимания «натуры человека», становления личности самим писателем. Концепция человека, развитая в публицистике, нашла своё отражение в художественном творчестве. Человек не определяется социальной ролью, но важен духовный компонент, потенциал, пусть ему и не суждено реализоваться в заданных условиях. Кроме того, Достоевский отмечал двойственность человеческой природы, находил её нормальной. Есть личность родовая, а есть - индивидуалистическая. Личность родовая равносильная самореализации. Развитой личности нельзя преследовать узколичные цели, нужно соотносить их с нравственным долгом перед человечеством. Необходимо отдать себя другим, чтобы любить и получать любовь в ответ. По его мнению, развитие личности невозможно в условиях крайнего индивидуализма; для полноценного самоосуществления человеку необходимо быть включённым в общину, братство, при этом как братское начало рассматривается именно любовь в её религиозном смысле. В современном писателю обществе он наблюдал противоборство родового и индивидуального начал [15]. Этот процесс он выпукло показал в своих произведениях: замкнувшиеся на собственном благополучии герои теряют веру, идут против Божьего правила, а глубоко верующие во Христа стремятся к братству и самоотдаче. Развивающиеся, покаявшиеся герои приходят к самоосуществлению, отказываясь от буржуазных ценностей, постигая свою родовую сущность, духовную близость с миром [13, 14, 16].
Вопросы самоосуществления неизбежно перекликаются с проблемами познания мира и
самопознания. В западной традиции эти идеи разрабатывались в том числе в контексте чужого взгляда. Так, А. Шопенгауэром рассматривалась проблема видящего глаза в неразрывной связи с познанием мира в целом. По его мнению, мир есть представление, весь он является объектом для смотрящего. Объекты не существуют без воспринимающего их субъекта. Знания об объекте суть не более чем представления о нём. Эти представления и познаёт субъект.
Таким образом, нет никакого объективного знания. Есть лишь знание о субъективном представлении.
Для того чтобы познавать мир, нужен видящий глаз и рассудок, то есть глаза и рассудок необходимы для формирования представления. Без этих как минимум двух компонентов объекты можно только назвать словами.
По Шопенгауэру, «первый раскрывшийся глаз» - посредник знания о мире. Безусловно, мир существует независимо от человека, но бытие этого мира зависит от вышеуказанного посредника знания. Очевидно, мир не прекращает существования, независимо от того, видят его или нет, но именно миром он становится при условии, что его созерцает видящий глаз.
Согласно учению философа, индивиды существуют для познания [17]. Познавать можно не сам мир, но представления о нём, причём касается это не только мира вещного, но и других людей.
Очевидно, невозможно переоценить роль видящего глаза в философии Шопенгауэра. Можно заключить, что для существования человека как объекта мира необходим видящий глаз, который бы его воспринимал. Мы становимся теми, кто мы суть, при условии, что нас кто-либо видит.
Как и Шопенгауэр, французский философ Ж.-П. Сартр так или иначе обращался к проблеме чужого взгляда, но в отличие от первого, он освещал тему так называемого «взгляда другого» в сочетании с проблемами взаимоотношений человека. В соответствии с его воззрениями, если на нас устремлён чей-либо взгляд, то мы уже не воспринимаем мир, но сознаём то, что нас рассматривают. Чужой взгляд отсылает нас к нам же. Иными словами, мы начинаем чувствовать себя рассматриваемыми, теряем своё расстояние к миру, но обретаем понимание другой стороны мира. Присутствие другого часто сопровождается комплексом негативных переживаний, которые также важны и реальны.
Одна из трудностей понимания - то, что на нас могут не смотреть на самом деле, это может только казаться нам. Однако и в таком случае достоверно то, что мы являлись рассматривае-
мыми, а вот взгляд другого человека - вероятностен. Упомянутые уже негативные переживания, испытываемые при этом, помогают нам определиться в понимании своего «рассматриваемого-бытия», что в свою очередь представляется как вероятность того, что нас рассматривают, а эта вероятность вытекает из достоверности того, что человеческое «я» всегда - «я для другого».
По логике Сартра, взгляд другого заставляет человека осознать, что он существует в нескольких сознаниях, существует для всех живых людей [18]. Взгляд других ставит людей на путь осознания своего «рассматриваемого-бытия» или «бытия-для-другого», заставляет человека обратиться к себе же, условно говоря, является триггером механизма рефлексии.
Можно найти общие моменты с воззрениями Достоевского и вышеуказанных зарубежных мыслителей и в работах отечественного философа С. Л. Франка. Последний много внимания уделил толкованию понятия «мы». В его системе «мы» не просто «я» и «ты», но их встреча [19]. Чтобы осознать значение встречи «я» и «ты», необходимо рассмотреть базовые категории философии Франка.
«Я» - воспринимающий субъект. От его восприятия зависит квалификация окружающих в качестве «ты» и «оно». «Оно» - предмет или существо, на которое смотрят, как на вещь. «Ты» не просто поддаётся анализу или рассматриванию, но и само вторгается в пределы «я», является реальностью, устремлённой на «я».
«Мы» как встреча «я» и «ты» - взаимное вторжение, узнавание себя в другом. При этом важна роль взгляда в этой встрече. Франк отмечает, что убийцы-профессионалы стараются не устанавливать визуальный контакт с объектами своей деятельности, чтобы не увидеть в них «ты», то есть не встретиться с собой. Объясняется это тем, что встреча глаз сразу же устраняет установку на живое существо как на некий предмет [20]. Герой-парадоксалист, страдавший от проблем в установлении отношений с людьми, сам отмечал своё неумение смотреть людям в глаза: «...я всю жизнь смотрел как-то в сторону и никогда не мог смотреть людям прямо в глаза» [21, с. 103].
С точки зрения социальной философии Франка, «мы» первично по отношению к своим компонентам. «Мы» - изначальная целостность, в которой формируются «я» и «ты». Это утверждение базируется на данных филогенеза и онтогенеза человека. Древний человек дифференцировал себя и окружающих за счёт взгляда других. Младенец начинает выделять себя из диады «ребёнок-мать» за счёт направленного на него
взгляда матери (или субъекта, её заменяющего).
Для понимания разновидностей чужого взгляда в рамках встреч «я» и «ты» важно знать две основные формы взаимоотношений.
Первая форма - «ты» чуждо или враждебно «я».
Данная форма отношений может быть временной (при первой встрече, когда ещё не знаешь человека, например), либо постоянной. Здесь возможны два варианта.
Первый вариант формулируется следующим образом: «ты» не является «я», но претендует (на самом деле или в воображении «я») им быть.
Отношения похожи на взаимодействие двойников. «Ты» занимает наше место. Часто сталкиваются с такой формой отношений застенчивые люди: они воображают окружающих потенциально опасными и стесняющими свободу. Достоевский описал негативное состояние, возникающее в ситуации встречи двойников: «Морозом подёрнуло у него по спине. Между тем прохожий исчез совершенно, не стало уже слышно и шагов его, а господин Голядкин всё еще стоял и глядел ему вслед» [11, с. 357]; «Рассмотрев без церемонии господина Лужина, Раскольников ядовито улыбнулся, снова опустился на подушку и стал по-прежнему глядеть в потолок» [16, с. 114]; «Иван Фёдорович с первого взгляда на него понял, что и в душе его сидел лакей Смердяков и что именно этого-то человека и не может вынести его душа» [14, с. 242].
Второй вариант - «ты» - «мне-подобное-не-я» [20, с. 51].
Такое «ты» таинственно и непонятно. Соответственно, это «ты» неравноценно «я». Значит, схоже с «оно», обладает признаками предметного бытия, может быть, как конкурентом «я», так и его «орудием». Таким образом смотрела на Степана Трофимовича Варвара Петровна: «. стал наконец . её созданием, даже, можно сказать, её изобретением, стал плотью от плоти её» [13, с. 16]. Герой «Записок из подполья», столкнувшись с противоположным ему крупным, общительным офицером, неоднократно испытывал переживания, вызванные его неравноценностью с оппонентом: «Но я-то, я, - смотрел на него со злобою и ненавистью, и так продолжалось... несколько лет. Злоба моя даже укреплялась и разрасталась с годами» [21, с. 129].
Вторая форма взаимоотношений - «ты» близко (в узком значении - родственно) «я».
То есть это такое «ты», которое находится вне «я», но тождественно «я», его тайна не угрожает, не стесняет. Эта форма отношений
важна для самопознания. Мы находим подтверждение своему существованию вне себя, узнаём себя в других. «Я» выражается во внешнем по отношению к нему «ты». Так, Настасья Филипповна задаёт вопросы князю: «А как вы узнали, что это я? Где вы меня видели прежде? ... Что во мне такого остолбеняющего?» [12, с. 89].
По Франку, любовь - онтологическое отношение, она возможна только в таких встречах. В любви люди признают себе подобного другого в его отличии от себя, получая в нём онтологическую опору своего существования. «У меня в глазах темнеет; я на тебя как на солнце смотрю», - говорит Ордынов Катерине [11, с. 276].
Отношения «мы» составляют духовную соборность как скрытую основу общественной жизни современного Франку общества. Все социальные институты как бы надстраиваются над соборностью. Общественное единство невозможно организовать, так как «мы» первично и само является источником организации отдельных «я» и «ты».
Нельзя недооценивать отношения «я» и «оно». Эти опредмеченные отношения позволяют укреплять взаимодействие «я» и «ты», дают разумный порядок, в них меньше тайны, поскольку «оно» легче подвергаются изучению и анализу.
В итоге, «я» участвует в отношениях с «ты» и «оно». Причём именно от восприятия «я» зависит квалификация другого как «ты» или «оно». На восприятие человека влияет встреча взглядов, визуальный контакт. Живой взгляд из «оно» делает «ты». Однако взгляд на человека как на «ты» также может быть разным. Во-первых, «ты» как пугающий двойник или нечто неравноценное «я»; оба варианта сопровождаются переживаниями негативного характера, стесняют свободу смотрящего или вызывают желание поработить другого. Во-вторых, «ты» как нечто родное и понятное даёт онтологическую основу существованию человека, такого другого можно любить. Вторая форма встречи «я» и «ты», видимо, даёт основу соборности российского общества.
Иными словами, с точки зрения Франка, как друг на друга люди посмотрят, так они и будут взаимодействовать.
Обобщая столь разные, на первый взгляд, воззрения философов различных эпох и культур, целесообразно отметить, что отношения человека во многом обусловлены его личным восприятием окружающего мира и людей как части этого мира. Для того чтобы опознать человека именно как живое существо, достаточно установить с ним кратковременный визуальный контакт. После того, как мы встречаемся с чужим живым взглядом,
от наших внутренних характеристик (например, образа мысли и восприятия) зависит, как мы будем строить с ним отношения. Взгляд «другого» можно интерпретировать по-разному. Поскольку наше «я» формируется в отношениях, то, исходя из прошлого интерактивного опыта, мы оцениваем других людей, а затем строим взаимодействие. Здесь возможны различные варианты: получится у нас встреча по типу полноценного диалога или любви в её онтологическом смысле, или же мы будем стеснены и раздражены этим другим (возможно избегание контакта), или будем преследовать его с целью поработить, сделать своим орудием. Следует учитывать, что как мы оцениваем другого, так и он оценивает нас.
Очевидно, «просто» смотря в глаза другому человеку, мы запускаем эти механизмы, и от того, как мы воспримем друг друга, зависят дальнейшие отношения.
Недопустимо прямо проецировать философские постулаты на материал литературного творчества. Учитывая особенности художественной реальности, нельзя полностью переносить приведённые выше факты и на самоотчёты героев произведений: даже в случае описания взгляда субъектом смотрения не всегда уместно говорить о полноценной апперцепции действующих лиц, так как их поступки изображаются в этическом событии жизни или в заданном автором мире познания. Кроме того, для условного выделения «философских воззрений» в творчестве конкретного писателя требуется анализ, в ходе которого должно осуществляться своего рода транспонирование художественной реальности в плоскость не просто «мыслительную», но абстрактно-логическую. Тем не менее, даже несистематическое обращение к истории философской мысли позволяет обозначить некоторые общие черты чужого взгляда, запечатлённые и в творчестве Достоевского. Философские взгляды при этом соотносятся не столько с мировоззренческими установками писателя, сколько с системой воззрений и поступков героев, выражением их позиции в рамках художественного произведения.
Пользуясь философскими категориями, можно заключить, что в случаях, нередко встречающихся в прозе Достоевского, взгляд действующего лица обращён к человеку либо как к «оно», либо как к неприятному или пугающему «ты»: установка на родное и онтологически близкое «ты» работает редко.
В зависимости от того, какие перцептивные установки усвоил сам субъект зрения, варьируют не только особенности его чужого взгляда на других, но и интерпретация чужих взглядов,
обращённых к нему. Личность при этом рассматривается как социальное качество индивида, в какой-то степени обусловливающее его общность с себе подобными. Человек целостный, «родовой» стремится к достижению надличностных целей, учитывает бытие других людей, ощущает своё единство с ними, несёт религиозные и нравственные ценности в своё окружение, принимает ответственность за себя и даже за других. Его мировоззрение позволяет понимать бытие другого как равное своему, смотреть на окружающих как на «ты», любить их такими, какими их сотворил Создатель. Неудивительно, что умением видеть в испорченном эгоизмом человеке его родовую сущность обладают не все герои Достоевского (как отмечалось, некоторые
из них даже не оценивают себя как полноценную личность), а только те, которые несут в себе это качество. Вероятно, объекты и субъекты, чуждые человеку, недоступны не только для его понимания, но и взгляда.
Одним словом, актуальные для современной культурной ситуации проблемы, связанные с чужим взглядом (зрительное самовосприятие, перцептивные установки, построение образа «я-для-других»), оказываются совсем не чуждыми произведениям Достоевского. А междисциплинарное рассмотрение особенностей чужого взгляда в творчестве писателя не только обнаруживает их обусловленность авторской теорией личности, но и позволяет выявить «большой диалог» Достоевского с философской мыслью разных времён.
Список литературы
1. Длугач Т.Б. Диалог в современном мире: М. Бубер - М. Бахтин - В. Библер // Историко-философский ежегодник 2015. Ин-т философии РАН. М.: Аквилон, 2015. С. 191-242.
2. Дёгтева Я. Н. Чужой взгляд: уточнение дефиниции в контексте творчества Ф. М. Достоевского // Известия ВГПУ Воронеж, 2016. Т. 272. №3. С. 162-165.
3. Белопольский В. Н. Достоевский и философия: связи и параллели. Ростов н/Д: Ростов. гос. ун-т, 1998. 101 с.
4. Криницын А. Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского. М.: МАКС Пресс, 2001. 370 с.
5. Мочульский К. В. Достоевский: жизнь и творчество. Париж: Ymca-press, 1980. 564 с.
6. Бахтин М. М. Проблемы творчества поэтики Достоевского. 5-е изд., доп. Киев: NEXT, 1994. 509 с.
7. Басин Е. Я. «Странный» Достоевский. Антология. Статьи. М.: «СЛОВО», 2013. 280 с.
8. Бахтин М. М. План доработки книги «Проблемы поэтики Достоевского». М.: Контекст, 1977. С. 300.
9. Бубер М. Я и Ты. М.: Высш. шк., 1993. 173 с.
10. Бубер М. Я и Ты // Квинтэссенция: Филос. Альманах. М.: Политиздат, 1992. С. 296.
11. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, Т. 1: Бедные люди; Повести и рассказы.1972. 517 с.
12. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 8: Идиот: роман в 4 ч. 1973. 509 с.
13. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 10: Бесы: роман. 1974. 519 с.
14. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 14: Братья Карамазовы: кн. I - X: роман в 4 ч., с эпилогом. 1976. 510 с.
15. Белопольский В. Н. Достоевский и другие. Статьи о русской литературе. Ростов н/Д: Foundation, 2011. 250 с.
16. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 6: Преступление и наказание: роман. 1973. 425 с.
17. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Минск: Харвест, 2011. 848 с.
18. Сартр Ж. П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. М.: Республика, 2000. 638 с.
19. Франк С.Л. Сочинения. М.: Правда, 1990. 607 с.
20. Франк С. Л. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. 510 с.
21. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние. Т. 5: Игрок; Повести и рассказы. 1973 .407 с.
Об авторе
Дёгтева Ярославна Николаевна - аспирант, кафедра русской литературы, Воронежский государственный университет, [email protected]
