Присциан грамматик и его наследие Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ПРИСЦИАН ГРАММАТИК И ЕГО НАСЛЕДИЕ

Н.Н. БОЛГОВ, А.М. БОЛГОВА

В статье показано, что на протяжении VI века в Константинополе шла серьезная работа по систематизации и завершению оформления многих культурных феноменов в том же направлении, что и деятельность так называемых «последних римлян» на Западе, пытавшихся «сохранить» культурное наследие накануне Средневековья. Отличие между Востоком и Западом состояло лишь в важной направляющей роли восточно-римского государства в этом процессе, а также роли латинского языка в Константинополе как государственного наряду с греческим — разговорным и культурным. В связи с этим весьма показательны предпринятые попытки систематизации латинского грамматического знания, предпринятые Присцианом Цезарейским при императоре Анастасии. Выявлена роль Присциана как завершителя развития науки о латинском языке в Константинополе в то время, когда на Западе латинский язык стремительно утрачивал свое значение в качестве живого (разговорного) языка. Анализируются грамматические тексты Присциана, свидетельствующие о потребности для учащихся и ведущих чиновников администрации (чьим родным языком был греческий) не только овладеть латынью, но и использовать ее, по крайней мере, на уровне исполнения своих официальных обязанностей. Показано, что основное сочинение Присциана, озаглавленное "¡шйШюпеБ Огаттайсае" («Установления грамматики») и представляющее собой систематическое исследование латинской грамматики, основано на работах всей предшествующей грамматической традиции, исходящей не только от греческих авторов (Геродиа-на и Аполлония Дискола), но и от латинских (Доната, Проба, Сервия, а также Харисия). Отмечается влияние Присциана на

hypothekai hypothekai

2019. Вып. 3. С. 104-145 2019. Issue 3. P. 104-145

УДК 37.01 DOI: 10.32880/2587-7127-2018-3-3-104-120 (статья)

DOI: 10.32880/2587-7127-2018-3-3-121-145 (перевод)

Западе и как учителя, и как теоретического исследователя, активно ощущаемое в течение последующих столетий.

В отечественной науке никто не занимался наследием При-сциана (VI в.) специально. Из зарубежных работ отметим комментарии первых издателей и исследователей его текста — А. Криля, М. Херца, Х. Кайля (XIX в.), а также ряд исследований, опубли-ковнных по итогам международной конференции, состоявшейся в Лионе в 2006 году1. Монографий по грамматическому наследию Присциана в контексте позднеантичной ранневизантийской культуры практически нет.

Присциан происходил из латиноязычной Северной Африки, города Кесария (Цезарея) (б. Иол, совр. Шершель в Алжире)2, столицы бывшей римской провинции Мавритания Цезарейская. Еще при власти вандалов, незадолго до отвоевания Юстинианом этого региона3, грамматик перебрался в Константинополь. Его латинский язык сохранился и в Новом Риме, так как тогда еще в полной мере он оставался языком государства, права, армии, «переехав» вместе с империей на Восток.

Когда Присциан находился в Константинополе, около 500 г., это был уже один из крупнейших городов империи — продолжение Рима, «Новый Рим» как назвал его сам основатель — Константин. Его правители привнесли в город много традиционных римских элементов, однако, многие из их актуальных функций уже изменились.

Как представляется, Присциан поставил своей задачей оживление сферы, действие которой неуклонно сокращалось в городе, где он поселился. Проблема степени жизнеспособности латинского языка в Константинополе VI в. достаточно дискуссионна. Так, мнение Жильбера Дагрона, согласно которому греческий был доминирующим языком культуры, тогда как знание латинского языка, ограниченное по его мнению чиновниками императорской администрации, обычно не использовалось императорским окружением, бы-

1 См.: Baratin; Colombat; Holtz (edd., 2009); Luhtala (2005).

2 Courtois (1953). Coll. 203-206.

3 Третьякова (2013). С. 96-100.

105

ло поставлено под сомнение М. Саламоном4. Этот исследователь показал, что латинский язык не только не был ограничен администрацией, что интерес к латинской культуре был весьма сильным, что круг аристократов и чиновников, заинтересованных в равной мере греческими и латинскими штудиями, а также в связях с интеллектуалами на Западе, концентрировался вокруг Присциана, но также и то, что потребность в латыни как языке культуры в значительной мере сохранялась на Востоке на протяжении VI века. Однако, по нашему мнению, такой взгляд представляется преувеличенным. Во всяком случае, Стивен Рансимен5 установил, что латынь как язык устного общения и повседневных дел администрации прекратила свое существование в VII столетии, и после этого существовала лишь как язык специального обучения и письменный.

Грамматические сочинения Присциана ясно указывают на потребность для учащихся и ведущих чиновников администрации, чьим родным языком был греческий, овладеть латынью и использовать ее, по крайней мере, на уровне исполнения своих официальных обязанностей. Однако, основная масса населения рождающейся Византии уже говорила по-гречески. Поэтому Присциан писал свои труды, прежде всего, для грекоязычных учеников. Это следует из его постоянных двуязычных сравнений, его регулярных демонстраций греческих примеров, посредством которых он пытается облегчить понимание незнакомых латинских слов.

Однако историческая важность Присциана вряд ли может быть преувеличена. Он причислен к «поздним латинским грамматикам» и является одним из наиболее плодовитых авторов. Несмотря на то, что его основное сочинение "!п8й1;и1;юпе8 grammaticae" («Устанвле-ние грамматики») не было сразу же оценено в западной, латинской Европе, во времена Каролингского Ренессанса (IX в.) оно было признано наиболее важным учебным трудом, ставшим письменным основанием. На нем было построено внушительное здание схоластической теоретической грамматики, так называемой Modistae. (Его трактаты часто озаглавливались "Бе то^ significandi" [«О типах смыслов»], т.е. по названию, которое присваивалось грамма-

4 Salamon (1979). 8. 96.

5 Runciman (1933). Р. 232.

106

тическим категориям и грамматическим особенностям латинского текста Присциана). Влияние Присциана на Западе и как учителя, и как теоретического исследователя, активно ощущалось в течение последующих столетий (вплоть до Нового времени).

Мало что известно о жизни Присциана. Он родился в Маврета-нии, но поселился в Константинополе во времена, когда его основные грамматические сочинения еще не были написаны. Он не только писал теоретические труды, но и сам практически преподавал грамматику6, будучи одним из сравнительно немногих латинских учителей грамматики и писателей в Константинополе ранневизан-

„ 7

тийской эпохи .

Присциан был учеником грека Евтиха, который впоследствии стал автором латинского грамматического сочинения8. В области грамматических идей Присциан испытал значительное влияние Аполлония Дискола (II в.), автора сочинения 'ТесЬпе grammatike"9.

Основное и наиболее известное сочинение Присциана — "!п8й1нйопе8 Огаттайсае", которое представляет собой систематическое исследование латинской грамматики. В печатном издании Генриха Кайля эта работа насчитывает около тысячи страниц10. Сочинение включает Предисловие и 18 книг, содержание которых изложено в конце Предисловия.

Труд Присциана основан на текстах всей предшествующей грамматической традиции, исходящей от греческих авторов — Ге-родиана и Аполлония Дискола, но многое позаимствовано и у латинских — Доната, Проба, Сервия, а также в некоторой степени — Харисия.

В труде Присциана отсутствует четкое определение грамматики, но вполне ясно, что понимается под грамматикой по структуре и контексту. В этом грамматик следует первой части "ТесЬпе" Апол-

6 Glück (1967).

7 Kaster (1997).

9 См.: Eut. Ars // GL 5 (1868). P. 447-489.

9 См.: Apol. Dysc. De construct. (Uhlig) // GG 2.2. См. также: Householder (tr., 1981).

10 См.: Prisc. Inst. I-XII // GL 2; Ibidem XIII-XVIII // GL 3; Idem. Op. min. // GL 3. Перечень работ см. ниже.

107

лония. В 16-ти первых книгах разбираются фонетика, словообразование, флективная система языка; последние две книги, 17 и 18, посвящены анализу синтаксиса.

После краткого сообщения о произнесении речей и о латинском алфавите, Присциан разворачивает изложение словообразовательной и флективной морфологии, обсуждая имена (включающие в себя имена существительные и имена прилагательные, если следовать современной терминологии) — книги 1-7, с большим акцентом на падежные формы различных склонений; глаголы — книги 8-10; причастия — книга 11; местоимения — книги 12-13. Далее следует обсуждение неизменяемых частей речи, среди которых предлоги — книга 14; наречия и междометия — книга 15; союзы — книга 16. Заключительные две книги — 17 и 18 — посвящены синтаксису и использованию частей речи, уже описанных морфологически. В этих последних двух книгах Присциан выстраивает свое описание точно по образцу Аполлония, которого он почитает как величайший авторитет в грамматике. Некоторые пассажи в тексте Присциана весьма объемны; они даже включают в себя дословные переводы соответствующих частей из книг Аполлония по синтаксису (почти эксцерпты11). Эта зависимость от греческих образцов объясняется типологическим сходством между греческим и латинским языками, и общим ощущением уважения к вопросам образования и искусств в общем цивилизационном наследовании римлянами классического знания Греции. Это впечатление еще больше усиливается, благодаря цитате из греческого грамматика Дидима (I в. до н.э.), который утверждал, что латиняне имели в своей грамматике всё, что имели и сами греки.

Вместе с тем уже Варрон обращал внимание на то, что латинская шестичленная система контрастирует с пятичленной греческой, с последующим перераспределением синтаксиса и семантических функций между ними. Латинские грамматики указывали на отсутствие определенного артикля в таком виде, в котором он существовал в греческом, функции относительного местоимения, «постпозитивный артикль» в "ТесЬпе" к имени существительному или разрядам местоимения. При этом сохраняется восемь частей речи (из-за

11 Robins (1993). Р. 100-102.

108

отдельного обозначения междометия), подкласс наречий в греческой грамматике как отдельная часть речи.

Для античной грамматики в целом типично, что Присциановы книги по морфологии выглядят более систематизированными, нежели две последние книги — о синтаксисе. "Techne" же в этом отношении представляется более кратким и авторитетным текстом, но это касается лишь орфографической фонологии и морфологии.

Присциан, конечно, хорошо знал греческий язык и имел корпус Аполлония в своем распоряжении. Но синтаксис Аполлония, хотя и сформировал последующую «парадигму» на этом поле, как в греческом языке, так и в латинском, был гораздо менее развит в области классификации современных слов и морфологии. Можно сказать, что Аполлоний дал лишь предварительный и «обзорный» очерк синтаксиса, скорее, он сделал систематическое описание, не говоря уже о «толковом». Присциан пошел дальше в этом направлении, несмотря на то что его обзор синтаксиса обычно характеризуется как не вполне ясный теоретически. Здесь, как правило, он лишь стоит у порога открытий важного синтаксического концепта. Как представляется, Присцианов подход в значительной степени восходит к компиляторству в пределах его александрийских источников.

Труды Присциана в целом считаются апогеем развития латинской грамматики. Тем не менее, он сам утверждает, что следовал почти повсеместно авторитету Аполлония Дискола (Inst. 13.24.7). Поэтому для правильной оценки места Присциана в истории лингвистической мысли необходимо провести тщательный сравнительный анализ текстов самого Присциана и Аполлония.

Недавно А. Шмидхаузер, сосредоточив внимание на книгах 12 и 13, впервые представил список всех мест Аполлония, переведенных или перефразированных Присцианом12, рассмотрев также один из аспектов более подробно (Inst. 13.15.9-28). Затем он проанализировал порядок изложения Присциана, сравнил его со структурой его греческого образца. С выводами исследователя не во всём можно согласиться: несмотря на то, что ныне Присциана принято считать основополагающим мыслителем, почти полностью автономным от греческой традиции, это не вполне соответствует действительности. Не

12 Schmidhhauser (2009). P. 168-182.

109

умаляя заслуг латинского грамматика, согласно авторитетному мнению Р. Робинса, текст Присциана может быть адекватно понят только на фоне грамматики Аполлония. По этой причине Присцина было бы справедливо классифицировать не столько как блестящего первооткрывателя в области лингвистического образования, сколько как весьма осторожного и очень кропотливого толкователя уже существующего знания на своем историческом этапе, наиболее полно и тщательно изложившим состояние грамматики.

Мы можем указать на практику ряда средневековых грамматиков в отношении Присциановых «Установлений» как главного сочинения — называть их в целом — «Большой Присциан», а две последние книги — о синтаксисе — «Малый Присциан». Другие разделения синтаксиса и морфологии, такие как «новая грамматика» и «старая грамматика», в конечном счете, восходят к "Techne". Эта позиция была продолжена на Западе в период деятельности спекулятивных грамматиков, Modistae, сделавших синтаксис центральной частью своих теоретических грамматических исследований, базирующихся на собственной основе и выполняющих (в собственных терминах) задачу краткого изложения и установления теоретических основ структуры предложения.

Описание звукового строя латинского языка в грамматике Присциана сходно с аналогичным описание Доната и в целом основано на греческой грамматической традиции13. Некоторые различия отчасти связаны с разной степенью детализации описания.

Оба автора начинают с классификации звучаний голоса (звука). Донат различает членораздельный голос (vox articulata), который может быть записан буквами (иначе членораздельные звуки), и нечленораздельный, неясный (vox confusa), который невозможно записать. Присциан предлагает более сложное деление голоса по четырем признакам (повторяя классификацию Дионисия Фракийца): vox articulata, inarticulata, literata, illiterata. Голос членораздельный и одновременно допускающий запись — это осмысленная членораздельная речь; неартикулируемый голос, допускающий запись — это не имеющие смысла звуковые последовательности; неартикули-руемый голос, не допускающий буквенной записи — это неречевые звуки, например, мычание.

13 Luscher (1911). Р. 211.

110

Буква определяется обоими авторами как минимальная часть артикулируемого голоса (ср. характеристику элемента, § 11), при этом Присциан добавляет, что буква имеет название (nomen), форму (figura) и силу (potestas), т.е. звуковое соответствие, повторяя, таким образом, формулировку греческих авторов и Мария Викторина.

Определения гласного звука у Доната и Присциана тоже совпадают и вполне традиционны: это звуки, которые могут быть произнесены сами по себе: a e i o u; оба автора указывают, что буквы i, u могут быть гласными и согласными; Донат также подчеркивает, что в латыни все гласные могут быть долгими и краткими, а При-

14

сциан этого не делает , что может расцениваться как отражение процесса выравнивания долготы звучания гласных.

Согласные, по античной традиции, делятся на полугласные и немые. Первые, по Донату, могут произноситься самостоятельно, но не образуют слога, а по Присциану — не имеют полного звука, это согласные f l m n r s x; Присциан указывает, что их названия (кроме x) начинаются на e, а оканчиваются звучанием самого согласного; x при этом представляет собой двойной согласный. Вторые (немые), по Донату, не могут ни образовывать слог, ни произноситься сами по себе. Присциан же указывает, что они названы немыми не потому, что вовсе не имеют звука, а потому, что звучат плохо, слабо, подобно тому, как говорят «бесформенный» не о том, что вовсе не имеет формы, а о том, что имеет плохую форму. Это буквы b c d g h kp q t (перечислены в алфавитном порядке, как и полугласные). Оба автора отмечают одинаковое звуковое значение букв ck q и их употребление в зависимости от следующего гласного. Что же касается h, то это иногда согласный, а иногда придыхание.

Присциан сравнивает отношения гласных и согласных с отношениями души и тела: «Ибо душа подвижна сама по себе и движет тело, тело же не может двигаться само и сообщать движение душе, а только движимо душой. Так гласные сами создают слог и влекут за собой согласные...». Однако ни у Доната, ни у Присциана нет последовательных указаний на артикуляцию звуков (подобных тем, какие дал Марий Викторин)15.

14 Whitbread (1977). P. 811-812.

15 Robins (1951). Р. 126.

111

Присциан останавливается на чтении и употреблении отдельных букв и, в частности, объясняет, почему согласные g d b названы «средними» — mediae: они занимают место между непридыхательными c t p и придыхательными ch th ph, потому что «они не вовсе лишены придыхания, но и не имеют его в полной мере» — толкование, очевидно, специально придуманное для оправдания термина; истинная фонетическая природа отличия b d g от p t k еще долго оставалась непонятой. Деление смычных на mediae и tenues обсуждалось еще в фонетической литературе XIX в.

Присциан уделяет довольно много места «переходам» согласных и гласных друг в друга при словоизменении, то есть, в современных терминах, чередованиям. Определение чередований звуков как их взаимных переходов сохранялось в русских грамматиках вплоть до XX в.

Не вполне одинакова у Доната и Присциана трактовка слога: по Донату, слог может состоять из сочетания звуков или одного гласного; Присциан подчеркивает, что слог — сочетание букв, произносимых с одним акцентом (ударением) и одним выдохом, хотя в несобственном смысле (abusive) слогом называют и один гласный.

Таким образом, Присциан, как и древнегреческие авторы, и Марий Викторин, исходит из этимологии термина: слог должен быть составлен, по крайней мере, из двух элементов.

Присциан и Донат рассматривают правила образования кратких слогов и долгих, соотносимых с двумя краткими; Донат перечисляет все виды стоп классической поэзии, определяемых сочетаниями долгих и кратких слогов; термины, обозначающие некоторые из них, применяются теперь по отношению к стопам современных силлабо-тонических стихов. Присциан рассматривает и звуковой состав слогов, возможные сочетания согласных в начале и в конце слога — в этих замечаниях можно увидеть зародыш исследований по комбинаторике звуков. Донат описывает правила употребления трех видов слогового акцента в зависимости от числа слогов в слове и долготы или краткости гласных.

Наконец, в грамматике Присциана есть небольшой раздел, посвященный членению речи, которая связывается со смысловой завершенностью отрезка текста. Разделение (distinctio) происходит, если мысль закончена (plena sententia); подразделение (subdistinctio) —

112

в случае, если к уже сказанному необходимо добавить лишь немногое, а среднее разделение (media distinctio) бывает, если необходимо добавить столько же, сколько уже было сказано. Позднее по этой модели формулируются правила членения речи и в средневековых латинских грамматиках, построенных на базе грамматики Присциана.

Ориентация на греческую грамматическую систему иногда вводила Присциана в заблуждение, например, когда он усматривал наличие в латыни оптатива, неотличимого от конъюнктива. Там, где греческая схема не подходит, его описание становится бессистемным.

Итак, большая Грамматика Присциана, как уже отмечалось, несмотря на все недостатки, стала основным источником знаний о латинском языке для Европы и европейцев на протяжении многих последующих столетий16. Этот труд стал нормативным учебником, практически используемым вплоть до XIX в.

Но Присциан также подготовил и «Малые сочинения» об отдельных частях грамматики:

— De figuris numerorum (О падежах числительных),

— De metris (fabularum) Terentii (О стихотворных размерах сочинений Теренция),

— Praeexercitamenta rhetoricis (Грамматические предварительные упражнения) в III книгах дают краткое наставление в риторике на основе Гермогена, о различных риторических стилях;

— Institutio De nomine et pronomine et verbo (Руководство о существительном, местоимении и глаголе). Краткая версия «Грамматики» Присциана — справочник словообразовательных и флективных форм, использовался как учебник17;

— Partitiones XII versuum Aeneidos principalium (О 12 начальных строках Энеиды) содержит грамматические вопросы о начальных 12-ти стихах отдельных книг Энеиды; были в более непосредственном употреблении как школьные учебные тексты. Partitiones использовали хорошо известные хрестоматийные литературные тексты, чтобы дать формальные уп-

16 См.: Gillett (2003).

17 Schmidhhauser (2009). P. 168-182.

113

ражнения для обучения грамматике. Широко использовались также такие примеры из греко-язычного мира, как схе-дография; Присциан составлял из них главы для своей работы, где приводил примеры и споры;

— De accentibus (Об ударениях) — более поздний трактат несколько иного строения и стиля, приписанный Присциану («Псевдо-Присциан»).

Все эти сочинения опубликованы у Г. Кайля в серии «Латинские грамматики»18.

Присциан также является автором двух поэм. Географическое латинское стихотворение под заглавием «Periegesis» («Путевые заметки») является переводом и отчасти вольной переделкой одноименного греческого стихотворения Дионисия. «Панегирик императору Анастасию» — более важный исторический источник19, продолжающий традицию латинского стихотворного императорского панегирика (ранее Клавдиан, Сидоний, позднее — Корипп).

В целом все сочинения Присциана находятся в основном культурном контексте Поздней античности20, и поэтому представляют немалый интерес для современного исследователя этой эпохи в духе британской школы Питера Брауна, рассматривающей IV-VII вв. как единый сложный исторический период (Late Antiquity) с суммой взаимодействий разнонаправленных исторических факторов и постепенным «переформатированием» общества.

Существуют различные мнения у историков по поводу того, когда, в каком столетии Средние века сменяют классическую Античность, но как можно заключить из лингвистических источников, Присциановы «Установления» (начало VI в.) могут рассматриваться в равной мере и как рубеж, и как связь между ними двумя. Его грамматика представляет исчерпывающую и достаточно творческую компиляцию из всего, что было достигнуто на тот момент совокупной традицией греко-римской лингвистической школы.

18 См.: Prisc. Op. min. // GL 3. P. 407-515.

19 Coyne (1988); Cameron (1974); Болгов (2014). С. 270-293; Болгов (пер., 2014). С. 279-286.

20 Robins (1993). Р. 87-110 (о Присциане).

114

Среди фигур Семи свободных искусств на западном фронтоне Кафедрального собора в Шартре мы видим Грамматику, изображенную в резьбе по дереву вместе со своим величайшим комментатором — Присцианом.

Главными достоинствами сочинений Присциана являются полнота изложения и изобилие примеров. Благодаря Присциану, сохранились многие фрагменты из произведений ранних римских классиков — Энния, Пакувия, Акция, Луцилия, Катона, Варрона. Присциан также цитирует многих из сохранившихся авторов21.

«Установления» стали первым полным изложением и завершающей систематизацией грамматики классического европейского языка, которое мы имеем сегодня. Особенно важно, что это произошло в самый момент превращения латыни из живого языка в средневековый «мертвый» (а лучше сказать, «засушенный» подобно листу в гербарии).

Остается удивиться тому обстоятельству, что Присциан Грамматик до недавнего времени совершенно не привлекал внимания отечественных специалистов22, особенно историков. Хочется надеяться, что его гигантское наследие будет со временем востребовано и в России, тем более что интерес в мировой науке к трудам великого систематизатора латинского языка не ослабевает23. Язык — важнейший индикатор исторических процессов в переходные исторические эпохи, и в этом отношении наследие Присциана весьма важно для исследования проблем континуитета и дисконтинуитета между Античностью и Средневековьем.

БИБЛИОГРАФИЯ И ЕЕ СОКРАЩЕНИЯ

Оригинальные тексты, кроме случаев, оговоренных особо, см. в открытом доступе в сети Интернет:

GL — Grammatici Latini / Ed. G. Keil. 7 vols. Lipsiae, 1822-1894.

21 Salamon (1979). S. 91-96.

22 Болгов (2012Б). С. 132-133; Болгов (2012а). С. 82-83.

23 См.: Baratin; Colombat; Holtz (edd., 2009). XIX, 770 p.

115

GG — Grammatici Graeci / Ed. R. Schneider, G. Uhlig. 4 t. (11 parties). Lipsiae, 1867-1902.

Apol. Dysc. De construct. (Uhlig) — Apollonii Dyscoli De constructione libri quattuor / Ed. G. Uhlig // GG 2.2

Prisc. Inst. I-XII. — Prisciani Institutionum grammaticarum libri I-XII // GL 2 (1855).

Prisc. Inst. XIII-XVIII. — Prisciani Institutionum grammaticarum libri XIII-XVIII // GL 3 (1859).

Prisc. Op. min. — Prisciani opera minora // GL 3 (1859).

Eut. Ars. — Eutychis. Ars de verbo // GL 5 (1868).

Baratin; Colombat; Holtz (eds., 2009). — Priscien: Transmission et réfondation de la grammaire de l'antiquité aux moderns (état des recherches à la suite du colloque international de Lyon, ENS Lettres et Sciences Humanines, 10-14 octobre 2006) / M. Baratin, B. Colombat, L. Holtz, eds. Turnhout: Brepols, 2009. XIX, 770 p.

Cameron (1974). — Cameron A. The Date of Priscian's De Laude Anastasii // Greek, Roman and Byzantine Studies. 15. 1974.

Courtois (1953). — Courtois, Charles. Césarée de Maurétanie // Dictionnaire d'Histoire et de Géographie ecclésiastiques. Vol. XII. Paris, 1953. Coll. 203-206.

Coyne (1988). — Coyne P. Priscian's De laude Anastasii imperatoris / Unpubl. thes. McMaster University, 1988.

Householder (tr., 1981). — The Syntax of Apollonius Dyscolus / Trans. with comm. by Fred W. Householder. Amsterdam, 1981.

Gillett (2003). — Gillett A. Envoys and Political Communication in the Late Antique West, 411-533. Cambridge: UP, 2003.

Glück (1967). — Glück M. Priscians Partitiones und ihre Stellung in der spätantiken Schule. Hildesheim, 1967.

Kaster (1997). — Kaster R.A. Guardians of Language: The Grammarian and Society in Late Antiquity. Berkeley: Univ. of California Press, 1997.

Luhtala (2005). — Luhtala, Anneli. Grammar and philosophy in late Antiquity: a study of Priscian's sources. L., 2005.

Luscher (1911). — Luscher A. De Prisciani studiis Graecis. Breslau, 1911.

Robins (1951). — Robins R.H. Ancient and Medieval Grammatical Theory in Europe. London, 1951.

116

Robins (1993). — Robins R.H. The Byzantine Grammarians. Their Place in History. Berlin - New York, 1993.

Runciman (1933). — Runciman S. Byzantine civilization. London, 1933.

Salamon (1979). — Salamon M. Priscianus und sein Schulerkreis in Konstantinopel // Philologus. 123. 1979.

Schmidhhauser (2009). — Schmidhhauser A. U. Le De pronomine de Priscien et son modèle grec // Priscien: Transmission et réfondation de la grammaire de l'antiquité aux modernes / M. Baratin, B. Colombat, L. Holtz, edd. Turnhout: Brepols, 2009.

Whitbread (1977). — Whitbread L.G. A note on Priscian the Grammarian // Latomus. 36. 1977.

Болгов (2012a). — Болгов К.Н. Итоговая систематизация латинской грамматики в Константинополе VI в. // Проблемы истории и археологии Украины. Харьков, 2012.

Болгов (2012б). — Болгов К.Н. Присциан и итоговая систематизация латинской грамматики в Константинополе VI в. // Каразшсьш читання (юторичш науки). Харюв, 2012.

Болгов (2014). — Болгов Н.Н. «Панегирик императору Анастасию» При-сциана // Софiя Кшвська: Вiзантiя. Русь. Украна. Вип. IV: збiрка нау-кових праць, присвячена 170-лггтю з дня народження Н.П. Кондакова (1844-1925). Киев, 2014.

Болгов (пер., 2014). — Присциан. Панегирик Анастасию / Прозаич. пер. Н.Н. Болгова // Классическая и византийская традиция. 2014. Белгород, 2014.

Третьякова (2013). — Третьякова Н.Е. К истории первых лет византийской власти в Африке // Вестник СНО БелГУ. Вып. XVII. Белгород: БелГУ, 2013.

Nikolay N. Bolgov, Anna M. Bolgova

PRISCIAN GRAMMARIAN AND HIS HERITAGE

The article discusses the activities of Constantinople intellectuals of the 6th century, who worked on systematization and preservation of the Antique cultural heritage. It is demonstrated that their activities were in many aspects similar to those of the so-called "last Romans" in the West, who were trying to "save" the cultural heritage on the eve of the Middle Ages. The difference between the East and the

117

West was in the role of the Eastern Roman empire in this cultural process, as well as the role of the Latin language, which still was used in Constantinople as a language of administration and legislation. In this regard, the attempts to systematize Latin grammatical knowledge undertaken by Priscian of Caesarea under the emperor Anastasius I are quite indicative. The role of Priscian as the scholar, responsible for the final phase of development of Latin grammatical studies in the East, was revealed in a period when Latin was rapidly losing its position as a living (spoken) language. The analyzes of Priscian's grammatical treatises shows that his works were composed not exclusively for students but also to officials (whose native language was Greek). They helped them to master Latin and to the level, which allowed the use of this language when performing their official duties. It is shown that the main treatise of Priscian — a systematic study of Latin grammar entitled "Institutiones Grammaticae", was based on the preceding grammatical tradition, traced back to Greek (Herodianus and Apollonius Discolus) and Latin authors (Donatus, Probus, Servius, Charisius). The influence of Priscian as a teacher and theoretical researcher was felt in the West in the following centuries.

REFERENCES

GL — Grammatici Latini / Ed. G. Keil. 7 vols. Lipsiae, 1822-1894.

GG — Grammatici Graeci / Ed. R. Schneider, G. Uhlig. 4 t. (11 parties). Lipsiae, 1867-1902.

Apol. Dysc. De construct. (Uhlig) — Apollonii Dyscoli De constructione libri quattuor / Ed. G. Uhlig // GG 2.2

Prisc. Inst. I-XII. — Prisciani Institutionum grammaticarum libri I-XII // GL 2 (1855).

Prisc. Inst. XIII-XVIII. — Prisciani Institutionum grammaticarum libri XIII-XVIII // GL 3 (1859).

Prisc. Op. min. — Prisciani opera minora // GL 3 (1859).

Eut. Ars. — Eutychis. Ars de verbo // GL 5 (1868).

Baratin; Colombat; Holtz (eds., 2009). — Priscien: Transmission et réfondation de la grammaire de l'antiquité aux moderns (état des recherches à la suite du colloque international de Lyon, ENS Lettres et Sciences Humanines,

118

10-14 octobre 2006) / M. Baratin, B. Colombat, L. Holtz, eds. Turnhout: Brepols, 2009. XIX, 770 p.

Cameron (1974). — Cameron A. The Date of Priscian's De Laude Anastasii // Greek, Roman and Byzantine Studies. 15. 1974.

Courtois (1953). — Courtois, Charles. Césarée de Maurétanie // Dictionnaire d'Histoire et de Géographie ecclésiastiques. Vol. XII. Paris, 1953. Coll. 203-206.

Coyne (1988). — Coyne P. Priscian's De laude Anastasii imperatoris / Unpubl. thes. McMaster University, 1988.

Householder (tr., 1981). — The Syntax of Apollonius Dyscolus / Trans. with comm. by Fred W. Householder. Amsterdam, 1981.

Gillett (2003). — Gillett A. Envoys and Political Communication in the Late Antique West, 411-533. Cambridge: UP, 2003.

Glück (1967). — Glück M. Priscians Partitiones und ihre Stellung in der spätantiken Schule. Hildesheim, 1967.

Kaster (1997). — Kaster R.A. Guardians of Language: The Grammarian and Society in Late Antiquity. Berkeley: Univ. of California Press, 1997.

Luhtala (2005). — Luhtala, Anneli. Grammar and philosophy in late Antiquity: a study of Priscian's sources. L., 2005.

Luscher (1911). — Luscher A. De Prisciani studiis Graecis. Breslau, 1911.

Robins (1951). — Robins R.H. Ancient and Medieval Grammatical Theory in Europe. London, 1951.

Robins (1993). — Robins R.H. The Byzantine Grammarians. Their Place in History. Berlin - New York, 1993.

Runciman (1933). — Runciman S. Byzantine civilization. London, 1933.

Salamon (1979). — Salamon M. Priscianus und sein Schulerkreis in Konstantinopel // Philologus. 123. 1979.

Schmidhhauser (2009). — Schmidhhauser A. U. Le De pronomine de Priscien et son modèle grec // Priscien: Transmission et réfondation de la grammaire de l'antiquité aux modernes / M. Baratin, B. Colombat, L. Holtz, edd. Turnhout: Brepols, 2009.

Whitbread (1977). — Whitbread L.G. A note on Priscian the Grammarian // Latomus. 36. 1977.

Bolgov (2012A). — Bolgov K.N. Itogovaja sistematizacija latinskoj grammatiki v Konstantinopole VI v. // Problemy istorii i arheo-logii Ukrainy. Harkov, 2012.

119

Bolgov (2012B). — Bolgov K.N. Priscian i itogovaja sistematizacija la-tinskoj grammatiki v Konstantinopole VI v. // Karazinski chitan-nja (istorichni nauki). Harkiv, 2012.

Bolgov (2014). — Bolgov N.N. «Panegirik imperatoru Anastasiju» Prisciana // Sofija Kiivs'ka: Vizantija. Rus'. Ukraina. Vip. IV: zbirka naukovih prac', prisvjachena 170-littju z dnja narodzhennja N.P. Kondakova (1844-1925). Kiev, 2014.

Bolgov (per., 2014). — Priscian. Panegirik Anastasiju / Prozaich. per. N.N.

Bolgova // Klassicheskaja i vizantijskaja tradicija. 2014. Belgorod, 2014. Tret'jakova (2013). — Tret'jakova N.E. K istorii pervyh let vizantijskoj vlasti v Afrike // Vestnik SNO BelGU. Vyp. XVII. Belgorod: BelGU, 2013.

120

ПРИЛОЖЕНИЕ

ПРИСЦИАН

ФРАГМЕНТЫ

1. ОТРЫВОК ИЗ ПОСВЯЩЕНИЯ КОНСУЛУ ЮЛИАНУ

{Keil 1S55. 2.24 - 3.2] (Priscianus Caesariensis Grammaticus Iuliano Consuli ac Patricio, 4)1

Huius tamen operis te hortatorem sortius iudicem quoque facio, Iuliane consul ac patricie, cui summos dignitatis gradus summa adquisivit in omni studio ingenii claritudo, non tantum accipiens ab excelsis gradibus honorum pretii, quantum illis decoris addends tui, cuius mentem tam Homeri credo quam Virgilii anima constare, quorum uterque arcem possederat musicae, te tertium ex utroque compositum esse confirmans, quipped non minus Graecorum quam Latinorum in omni doctrinae genere praefulgentem, tibi ergo hoc opus devoveo, omnis eloquentiae praesul, ut quantamcumque mihi deus annuerit suscepti laboris gloriam, te comite quasi sole quodam dilucidius crescat.

Имея счастье твоей поддержки в этой работе, я сделал тебя также ее судьей, о, Юлиан, консул и патриций, который объединил самые высокие ранги государственной службы и интеллектуальные достижения в каждой отрасли исследований. Ты также получил признание за твои прежние правительственные назначения и добавил себе их почести. Твой ум, я считаю, весьма соответствует душе как Гомера, так и Вергилия, каждый из которых достиг вершин поэзии. Я уверен, что ты третий из живших, кто сочетал преимущества каждого из двух вышеупомянутых, так как ты просиял в каждом из родов обучения, не менее греков, нежели латинян. Поэтому я посвящаю это сочинение тебе, наш вождь всего красноречия, в надежде на то, что, независимо от славы, которую Бог дарует мне за труд,

1 Здесь и далее в аналогичных местах первая цифра означает номер страницы в издании Кайля, вторая — номер строки. В круглых скобках дана традиционная нумерация по книгам и главам.

который я предпринял, он может засиять еще ярче с тобой, мой соратник и почти Солнце.

Эта часть сочинения Присциана, его самое начало, представляет собой достаточно грубое и сервильное посвящение Юлиану, консулу в Константинополе. Такой стиль был обычным для позднеантичной эпохи, особенно в отношении придворных кругов. Посвящение написано несколько гиперболизированной и пышной цицероновой латынью, заметно отличаясь от более трудного стиля самой Грамматики. Далее следует оглавление, с кратким изложением предмета каждой из 18 книг.

Вполне ясно, что город Константинополь еще сохранил большую часть римской государственной системы как «Второй Рим», а правители и правящий слой того времени еще были латиноязычными, или, если они не владели латинским языком, то учили его, как и латинскую литературу, в

качестве необходимой и важной предпосылки для социального продвиже-

2

ния наверх .

2. О СЛОВЕ И ПРЕДЛОЖЕНИИ

[Keil 1855: 53.8-12] (Inst. II, 14)

Dictio est pars minima orationis constructae, id est in ordine compositae: pars autem, quantum ad totum intellegendum, id est ad totius sensus intellectum; hoc autem ideo dictum est, ne quis conetur «vires» in duas partes divider, hoc est in «vi» et «res», vel quaedam huiuscemodi, non enim ad totum intellegendum haec fit divisio.

Слово является минимальной частью конструкции предложения, то есть, единица, составленная (вместе с прочими) в надлежащем порядке. Это часть, поскольку она способствует пониманию целого (предложения), то есть, [даёт]3 полное ощущение понимания. Мы говорим об этом, чтобы никто не пытался разделить «vires»

2 В комментариях использованы материалы Р. Робинса. См.: Robins (1993).

3 В квадратных скобках даны слова, необходимые для прояснения смысла.

122

(«сильные») на две части — то есть, на «vi» и «res», или на что-то подобное. Такое разделение не способствуют полному пониманию предложения.

3. О ПРЕДЛОЖЕНИИ

[Keil 1855: 53.28 - 54.2] (Inst. II, 15)

Oratio est ordinatio dictionum congrua, sententiam perfectam demonstrans, est autem haec definitio orationis eius, quae est generalis, id est quae in species sive partes dividitur, nam oratio dicitur etiam liber rhetoricus nec non unaquaeque dictio hoc saepe nomine nuncupatur, cum plenam ostendit sententiam, ut verba imperativa et responsiva, quae saepe una diction complentur, ut si dicam «quid est summum bonum in vita?» et respondeat quis «honestas», dico «bona oratione respondit».

Предложение образует правильную последовательность слов, устанавливающих законченную мысль. Но это определение предложения — общее, среди предложений можно выделить различные формы и детали. Говоря об oratio (предложении), мы должны обратиться к целой книге риторики, ведь одно слово часто образует целое предложение, когда оно обнаруживает полную мысль, как императивы и ответные формы, которые часто заполнены одним словом: если я скажу «quid est summum bonum in vita?» («что есть высшее благо в жизни?»), и кто-либо ответит: «honestas» («честность»), то я скажу: «bona oratione respondit» («он отвечает отличным предложением»).

Эти два пассажа можно сравнить с соответствующим разделом Techne Аполлония — разделом 11, к которому они, очевидно, восходят. Некоторые положения касаются основных единиц грамматики, изложенных здесь, хотя в большей степени — длины предложения. Присциан играет с двойным смыслом латинского слова oratio, имея в виду его смысл и как «речи», и как «предложения», в его обзоре в полном риторическом труде и в разделе об односложном предложении.

123

4. ОБ ОТЛИЧИТЕЛЬНЫХ СВОЙСТВАХ ЧАСТЕЙ РЕЧИ

[Keil 1855: 55.4 - 56.27] (Inst. II, 17-21)

Igitur non aliter possunt discerní a se partes orationis, nisi uniuscuiusque proprietates significationum attendamus.

Proprium est nominis substantiam et qualitatem significare. Hoc habet etiam appellatio et vocabulum: ergo tria una pars est orationis.

Proprium est verbi actionem sive passionem sive utrumque cum modis et formis et temporibus sine casu significare. Hoc habent etiam infinita, quare non sunt separanda a verbo. Participium autem iure separator a verbo, quod et casus habet, quibus caret verbum, et genera ad similitudinem nominum, nec modos habet, quos continent verbum.

Proprium est pro aliquo nomine proprio poni et certas significare personas. Ergo «quis» et «qui» et «qualis» et «talis» et «quantus» et «tantus» et similia, quaesunt «infinita» sive «interrogativa» vel «elativa» vel «redditiva», magis nomina sunt appellanda quam pronomina: neque enim loco propriorum nominum ponuntur neque certas significant personas, sed etiam substantiam, quamvis infinitam, et qualitatem, quamvis generalem, quod est suum nominis, habent: nomina sunt igitur dicenda, quamvis declinationem pronominum habeant quaedam ex eis. Non enim declination, sed vis et significatio uniuscuiusque partis est contemplanda: indifferenter enim multa et nomina modo pronominum et pronominal modo nominum invenimus declinata. Quid enim stultius quam omnia, quae numerous significant, nomina dicere, unum autem, «unus unius», propter declinationem pronomen appellare? Quod si declinatio facit indicium, quails sit diction, debent omnia possessiva pronomina, quia nominum declinationem sequuntur, et participial in his computari, quod omnino caret ratione. Ergo non declinatio, sed proprietas est excutienda significationis.

Et quoniam de proprietate nominis et verbi et participii et pronominis brevoter dictum est, non incongruum esse arbitror, summatum de ceterarum quoque proprietate partium orationis percurrere.

Proprium est adverbii cum verbo poni nec sine eo perfectam significationem posse habere, ut «bene facio», «docte lego». Hoc ergo inter adverbium et praepositionem est, quod adverbium et sine casualibus

124

potest praeponi et postpone verbis et cum casualibus, ut «pone currit» et «currit pone», «venit tempore longo post» et «post longo tempore venit». Terentius in Adelphis:

post faceret tamen.

Si igitur invenias cum nomine adverbium sine verbo, scias hoc per ellipsin fieri, ut si dicam «non bonus homo» pro «malus», subaudio «est».

Praepositionis autem proprium est separatim quidem per appositionem casualibus praeponi, ut «de rege», «apud amicum», coniunctim vero per compositionem tam cum habentibus casus quam cum non habentibus, ut «indoctus», «interritus», «proconsul», «induco», «inspiciens».

Proprium est coniunctionis diversa nomina vel quascumque dictiones casuales vel diversa coniungere, ut «et Terentius et Cicero», «vel Terentius vel Cicero»; «et formosus et sapiens», «vel formosus vel sapiens»; «et legens et scribens», «vel legens vel scribens»; «et ego et tu», «vel ego vel tu»; «et facio et dico», «vel facio vel dico»; «et bene et celeriter», «vel bene vel celeriter»; quod praepositio non facit. Interest autem etiam hoc, quod praepositiones componi possunt cum verbis, coniunctio vero numquam, ut «subtraho», «addico», «praepono», «produco», «dehortor», coniunctio autem, licet sit praepositiva, in compositione tamen non invenitur cum verbis, ut «at», «ast», «sed», et quod praepositio casualibus separate praeponitur semper, coniunctio vero omnibus potest dictionibus modo praeposita modo postposita coniungi.

Есть и другой способ разграничения частей речи (классов слов), который обращает внимание на семантические свойства каждого из них.

Отличительное свойство имени [существительного] состоит в обозначении [сущности и] качества. В общем одушевленные и неодушевленные имена [существительные] обладают этим свойством, и поэтому все три являются одной частью речи.

Отличительным свойством глагола является обозначение деятельности или оказания воздействия, или их обоих. Глаголы имеют наклонения, [морфологически различные формы], и времена, но без [возможности] обозначения падежа. Эти свойства также применимы и к инфинитивам, поэтому они не должны быть отделяемы от глаголов. Причастие, однако, справедливо отделяется от глагола, посколь-

125

ку оно имеет падеж, которого глагол не имеет, а также род, подобно именам [существительным]; и не имеет наклонений, присущих глаголам.

Свойство местоимения — возможность замены на имя собственное и обращение к конкретным лицам. По этой причине quis («кто») и qui («кто»), quails («какого типа?» «какого типа») и talis («в этом роде»), quantus («как много? как много») и tantus («так много»), и т.п., которые являются неопределенными или вопросительными, или относительными, или демонстративными, следует назвать именами [существительными] в большей степени, нежели местоимениями, так как они не используются вместо имен собственных, и не означают конкретных лиц; но они обозначают сущность, однако неопределенную, и качество, однако общее, что является свойством имен [существительных]. Поэтому они должны быть названы именами [существительными], хотя некоторые из них имеют местоименные флексии. Ибо мы должны рассматривать не склонения, но, скорее, силу и значение каждой части речи. Мы находим много примеров имен [существительных], склоняющихся как местоимения, и местоимений, склоняющихся как имена [существительные]. Что может быть нелепее, нежели назвать все слова, обозначающие числа имен [существительных], лишь за одним исключением, unus, unius («один»), местоимениями, на основании [лишь] их склонений? Если склонение соответствует критерию класса, к которому принадлежит слово, все притяжательные местоимения, которые следуют склонению имени [существительного], наряду с учитываемыми здесь причастиями, должны быть причислены к именам [существительным], несмотря на отсутствие [иных] причин. Поэтому не склонение, но семантические свойства должны обозначаться [в первую очередь].

Поскольку мы кратко коснулись свойств имени [существительного], глагола, причастия и местоимения, я думаю, что не было бы неуместно [кратко] пробежать по свойствам других частей речи.

Отличительное свойство наречия состоит в конструкции с глаголом, и не может иметь полного смысла без этого: например, bene facio («Я делаю хорошо»), docte lego («Я читаю со знанием»). Что отличает наречия и предлоги, так это то, что наречия могут предшествовать или следовать глаголам по делу или без дела склоняемыми

126

словами, как в выражениях pone currit («позади бежит он») и currit pono («он бежит позади»), и venit tempore longo post («он пришел много времени спустя») и post longo tempore venit («долгое время спустя он пришел»).

Теренций в «Братьях» (1.2.30) пишет post faceret tamen («после того, еще»). Так что, если вы найдете наречие с именем [существительным], но без глагола, вы будете знать, что это происходит из-за эллипсиса: если я говорю non bonus homo («нехороший человек») в смысле malus (homo) («плохой человек»), вы поймете, что там есть est («есть») (non est bonus homo).

Отличительное свойство предлога — предшествовать словам с изменяющимися падежными окончаниями, например «о царе», «с другом», но иногда они сливаются как со словами с изменяемыми падежными окончаниями, так и со словами с неизменяемыми падежными окончаниями, например indoctus («неученый»), interritus («неустрашимый»), intercurro («бегущий между»), proconsul («на месте консула»), induco («привожу») и inspiciens («глядя в»).

Отличительное свойство союзов заключается в том, чтобы присоединиться к различным именам [существительным] или любым другим тематически склоняемым словам или разным глаголам и наречиям, например, et Terentius et Cicero («и Теренций, и Цицерон»), vel Terentius vel Cicero («или Теренций, или Цицерон»), et formosus et sapiens («и красивый, и мудрый»), vel formosus et sapiens («или красивый, или мудрый»), et legens et scribens («и читающий, и пишущий»), vel legens vel scribens («либо читающий, либо пишущий»), et ego et tu («и я, и ты»), vel ego vel tu («или я, или ты»), et facio et dico («я как делаю, так и говорю»), vel facio vel dico («либо я делаю, либо я говорю»), et bene et celeriter («и хорошо, и быстро»), vel bene vel celeriter («либо хорошо, либо быстро»). Предлог не может сделать [такого]. Но здесь также важно, что предлоги могут сливаться с глаголами, с которыми не может быть союзов, как в subtraho («убрать»), addico («наградить»), praepono («предложить»), produco («производить»), dehortor («отговаривать»). Союз, хотя и может предшествовать глаголу, с глаголами не сочетается; например: at, ast, sed («но»). И [кроме того], предлог, стоящий с отдель-

127

4

ными падежами, всегда им предшествует, союз же может сочетаться со всеми классами слов, как предшествуя им, так и следуя после.

Перечень свойств отдельных частей речи показывает больше факторов и акцентов в классификации слов, нежели в Techne. Мы видим в этом отрывке подробное распределение слов между именем существительным и местоимениями. Это согласуется с учением учителя Присциана — Аполлония (О местоимении 85а): «Слова распределяются на классы слов не по их флективным формам, но по их значениям». Когда каждая часть речи характеризуется с точки зрения определений длины, то понятия приведены в гораздо более формальных терминах, и зачастую перед нами — почти перевод соответствующих определений в Techneъ.

Непреходящая важность склонений и падежей как fundamentum divisionis (основного разделения) между частями речи обязательна для Присциана, как это было обязательно и для автора Techne, как и признание причастия отдельной частью речи (отдел 15).

Существуют некоторые разногласия среди авторитетных грамматиков о разнице между appellatio и vocabulum, хотя все признают и то, и другое нарицательными, отличными от имен собственных. Некоторые делают различие между абстрактным (appellatio) и конкретным (vocabulum), тогда как прочие считают основным отличие между appellatio как одушевленным и vocabulum как неодушевленным6

В ходе рассмотрения вопроса о членстве класса имен существительных, как и в других своих работах, Присциан относит относительные и вопросительные местоимения (в современной терминологии) к классу имен существительных, хотя он признает, что некоторые латинские грамматики

«7

имели другую точку зрения, помещая их среди местоимений , например, грамматик IV в. Проб8. Он рассматривает данный вопрос довольно подробно. Проб столкнулся с четкой морфологической разницей между греческим относительным местоимением, которое склоняется как определенный ар-

4 Косвенными.

5 См. Keil 1855: 369.2-3: "Verbum est pars orationis cum temporibus et modis, sine casu, agendi vel patiendi significativum" («Глагол является частью речи с временами и наклонениями, но без падежей, обозначающей действие или оказываемое воздействие»).

6 Ср.: Keil 1859: 320.14-24; 533.22-27; 1864: 373.5.

7 Ср.: Keil 1855: 61.9-20.

8 Keil 1864: 133.14 - 136.18.

128

тикль и рассматривается как «постпозитивный артикль» (Techne, отдел 16) и латинским относительным местоимением, склоняющимся как вопросительные местоимения; и, конечно, как он неоднократно указывает, в латинском языке не было определенных артиклей (например: Keil 1859: 11.25: articulum Romani non habent [«артиклей римляне не имеют»]). Аполлоний изложил достаточно полный свод относительных конструкций со ссылкой на «постпозитивный артикль», hos, he, ho, etc.9; Присциан пишет меньше на эту тему, его основные утверждения находятся в синтаксических главах10.

Подклассы имен существительных следуют в общем их латинском использовании: quis и qui неопределенны в таких конструкциях как si quis ... («если кто-то ...»), далее следует глагол; qui, как в qui color («какой цвет?»), используется как вопросительное прилагательное (в современных терминах; греческие и латинские грамматики включали прилагательное в класс имен существительных).

Присциан использует термин relativum («относительное») довольно широко. В некоторых пассажах это ясно видно в переводе11 Virgilius, cui Gloria contigit («Вергилий, чья слава прошла»; (129.6) quis scripsit bucolica? Qui etiam georgica («кто написал Эклоги? Он также написал Георгики»). Но в некоторых других пассажах relativum используется почти наравне с redditivum:12 autos («он сам») (греч.), quod estpronomen relativum («что является относительным местоимением»);13 relative quidem sunt «ipse» vel «is» vel «sui» («также относительно ipse («сам»), is («он, один»), или sui («само-го»)»)14. В ходе специального рассмотрения вопроса о склонении местоимения до него, он подчеркивал особую роль латыни (например, ille («он, один»), gen. illius, dat. illi, по сравнению с servus («раб»), gen. servi, dat. servo).

Относительно наречий Присциан следовал установлениям Techne, что они используются только в синтаксической конструкции с глаголами, хотя латинские конструкции с другими словами классифицируются так же регулярно, как и в греческом языке. Синтаксисические примеры эллипсиса довольно темны, хотя их смысл достаточно ясен: предположительно, non bonus homo («нехороший человек») следует понимать как non est bonus homo («не есть хороший человек»).

9 См.: Uhlig 1910. P. 116-128; Householder (tr., 1981). P. 79-87.

10 Keil 1859: 127.12 - 128.15.

11 Keil 1859: 128.1.

12 Keil 1859: 125.1.

13 Keil 1859: 142.28-29.

14 Ср.: Keil 1855: 578.12, 23.

129

О предлогах также Присциан в основном следует Techne, даже касательно отрицательной приставки т- как усиление предлога15, несмотря на существование в латинском языке однозвучных invisus («невидимый») и invisus («смотреть искоса, ненавидеть»). Без сомнения, довольно длинный перечень различий между предлогами и союзами связан с выделением стоиками одного из них в отдельный класс.

5. О МЕЖДОМЕТИИ De interiectione

[Keil 1S59: 90.6-15] (Inst. XV, 40)

Interiectionem Graeci inter adverbia ponunt, quoniam haec quoque vel audiungitur verbis vel verba ei subaudiuntur, ut si dicam «papae, quid video?», vel per se «papae», etiamsi non addatur «miror», habet in se ipsus verbi significationem. Quae res maxime fecit, Romanarum atrium scriptores separatum hanc partem ab adverbiis accipere, qua videtur affectum habere in se verbi et plenam motus animi significationem, etiams: non addatur verbum, demonstrare. Interiectio tamen non solum quem dicunt Graeci oxexAaao^óv significant, sed etiam voces, quae cuiuscumque passionis animi pulsu per exclamationem intericiuntur. Habent igitur diversas significationes: gaudii, ut «euax»; doloris, ut «ei».

Греки класс междометий располагали между наречиями, так как они также либо сочетаются с глаголами, или глаголы понимаются в сочетании с ними. Если мы говорим papae, quid video? («О, Боже! Что я вижу?») или papae («Боже!») сами по себе, то здесь такой глагол как miror («думаю») и не добавляется, он подразумевается. Некоторые авторы латинских грамматик брали такие слова как отдельные от наречий, потому что они видели, что они имели в себе силу глаголов, и для обозначения полной душевной привязанности использовались даже без добавления глагола.

Но междометия — это не только то, что греки называли schetliasmon («возмущаться жалобой»), но также включали выраже-

15 Ср.: Keil 1S59: 164. 10-11.

130

ния, которые могли быть восклицательными междометиями как импульсом любого душевного опыта. Междометия, следовательно, имеют различные значения: или радость, как еиах («ура!») или горе, как е1 («увы»).

Пока, как мы знаем, первым латинским грамматиком, который рассматривал междометия как отдельный класс слов, был Комини-ан, а затем Реммий Палемон16. Таким образом, греческое количество классов слов 8 сохранилось в латыни в отсутствие определенного артикля и перераспределения роли относительного местоимения. Наблюдение Присциана о том, что греки считали только пейоративные формы, вводит в заблуждение. Формы, которые классифицируются как междометия в латинской грамматике, распределены среди многих подклассов наречий в разделе 19 Тескпе.

6. ПОРЯДОК БУКВ, СЛОГОВ, СЛОВ

[Keil 1859: 108.5 - 109.7] (Inst XVII, 2-5)

In supra dictis igitur de singulis vocibus dictionum, ut poscebat earum ratio, tractavimus; nunc autem dicemus de ordinatione earum, quae solet neri ad constructionis perfectae, quam admodium necessariam expositionem omnium diligentissime debemus inquirere, quod, quemadmodium literae apte buntes faciunt syllabas et syllabae dictiones, sic et dictiones orationem. Hoc enim etiam de tradita ratio demonstravit, quae bene dicuntur ab Apollonio prima materies vocis esse humanae individual. Ea enim non quocumque modo ostendit fieri literarum, sed per aptissimam ordinationem, unde et «literas» verisimiliter dicunt appellari, quasi «legiteras», quod legendi iter praebeant ordine congruo positae. Nec non etiam auctores literis syllabae idem recipiunt, cum ex eis buntes iuncturae pro debito dictionem perficiunt Igitur perficiunt. Igitur manifestum, quod consequens est, ut etiam dictiones, cum partes sint per constructionem perfectae orationis, id est тои ката owra£,tv аитотеАоид

16 Keil 1859: 238.19-25: "Nihil docibile habent, значительное tamen adfectum Animi" («Они не имеют определенного смысла, но они указывают на состояние ума»).

131

Aóyou, aptam structuram [id est ordinationem] recipiant: quod enim ex singulis dictionibus paratur sensibile [id est intellegibile], quodammodo elementum est orationis perfectae, et quomodo elementa cuncturis syllabas efficient suis, sic etiam ordinatio intellegibilium imaginem quondam syllabae perficit adiunctione dictionum. Est enim oratio comprehensio dictionum aptissime ordinatarum, quomodo syllaba comprehesio literarum aptissime coniunctarum; et quomodo ex syllabarum coniunctione dictionum, sic etiam ex dictionum coniunctione perfecta oratio constat.

Possumus autem ex accidentium quoque similitudine hoc contemplari.

Bis idem elementum accipitur, ut «relliquias, redo», sed etiam syllaba, «Leleges, tutudi, peperi», similiter et diction, ut:

Me, me — adsum qui feci.

На предыдущих страницах мы имели дело с отдельными формами слов, как это было необходимо. Теперь мы будем говорить об их упорядочении в строки, что делается для того, чтобы построить законченное предложение. Это мы должны изучить очень тщательно, поскольку это жизненно необходимо для объяснения литературных текстов авторов. Так же, как буквы, правильно соединяясь, образуют слоги, а слоги составляют слова, так и слова составляют предложения.

Это было показано в случаях с буквами в сочинениях, которые дошли до нас. Аполлонием впервые было хорошо сказано, что буквы — это первичный материал индивидуальной человеческой речи. Это показывает нам, что мы не можем писать письма, объединив буквы в любом порядке, но только через последовательности, сформированные особым образом. Вот почему literas («буквы») справедливо так именуются, как если бы они были legiteras («читаемые тропы»), потому что они показывают нам пути, вслед которым нам следует читать, так как они размещены в упорядоченных последовательностях.

Более того, слоги большего размера, чем буквы, обрабатываются таким образом, что их комбинации правильно наполняют слова. Поэтому очевидно, что в результате слова, которые, в свою очередь, являются компонентами полных предложений, должны быть составлены в хорошо сформированные структуры (или упорядоче-

132

ния). Очевидно, что нечто понятное в отдельных словах, есть в некотором порядке составленные буквы, которые производят слоги и их комбинации, и это тоже дает упорядочение смысла, производящее впечатление какого-то (осмысленного) слога через строки слов. Предложение является унификацией правильно составленных слов, так как слог является унификацией соединенных букв, и так как слово состоит из соединенных слогов, это тоже делает полное предложение состоящим из соединенных слов.

Мы можем также посмотреть на это в свете рассмотрения таких форм. Составные слова могут иметь один и тот же повторяющийся слог, как у relliquias («остатки»), reddo («возврат»), но также могут включать повторяющийся в одном слове слог, Leleges («леле-ги — пеласгическое племя»), tutudi («я ударил»), и peperi («я родился»); также может повторяться и все слово: Me, me — adsum qui feci («Меня, меня, кто сделал»).

Аналогом порядка букв и слогов с синтаксическим порядком слов в предложении стал греческий язык. В нем это было оформлено в начале первой книги о синтаксисе Аполлония. Если сравнить эти два отрывка, то будет очевидно, что Присциан переводит почти слово в слово греческий текст Аполлония с заменой примеров на латинские.

Litera «буква» используется одновременно как минимальная единица или элемент и разговорного, и письменного латинского, каковой была gramma по-гречески (см. Techne раздел 6). Объяснение «этимологии» является типичным путем, которым этимология понималась в древности, в результате чего смысл более сложного слова должен был словно «разворачиваться» в его предполагаемых установлениях, лежащих в основе слов (ср. Комментарий в разделе 1 Techne). И Аполлоний, и Присциан устанавливают отношения между буквами, слогами, словами и предложениями в качестве единиц размера, а не как отдельных уровней фонологии, с одной стороны, и в морфологии и синтаксисе, с другой.

Пример повторяющихся слов взят из Вергилия (Aeneid. 9.47): Me, me, adsum qui feci, in me convertite ferrum, O Rutuli ... «На меня, на меня, кто сделал дело, обратите свои мечи, рутулы».

133

V. О СИНТАКСИСЕ

[Keil 1S59: 116.5-19] (Inst. XVII, 12-13)

Sicut igitur apta ordinatione perfecta redditur oratio, sic ordinatione apta traditae sunt a doctissimis atrium scriptoribus partes orationis, cum primo loco nomen, secundo verbum posuerunt, quippe cum nulla oratio sine iis completur, quod licet ostendere a constractione, quae continet paene omnes partes orationis. A sua si tollas nomen aut verbum, imperfecta fit oratio; sin autem cetera subtrahas Omnia, non necesse est orationem deficere, ut si dicas: «idem homo lapsus heu hodie condicit», en omnes insunt partes orationis absque coniunctione, quae si addatur, aliam orationem exigit, ergo si tollas nomen aut verbum, deficiet oratio, desiderans vel nomen vel verbum, ut si dicam «idem lapsus heu hodie concidit» vel «idem homo lapsus heu hodie»; sin subtrahas adverbium, non omnio deficiet oratio, ut «idem homo lapsus heu concidit», nec non etiam participium si adimas, neque sic deficiet, ut: «idem homo heu hodie concidit», nec si praepositionem et interiectionem: «idem homo cecidit», nec si etiam pronomen: «homo cecidit».

Как и полностью составленные предложения как результат правильного расположения слов, мы вынесли сюда грамматики наших ученейших писателей относительно частей речи в правильном порядке. Они поместили имя [существительное] первым, а глагол — вторым, так как без этих двух полное предложение не может быть составлено.

Это может быть показано на примере конструкции, содержащей в предложении почти все различные части речи. Если убрать имя [существительное] или глагол, то предложение будет составлено не очень хорошо, но если вы уберете все остальные части предложения, то оно не обязательно будет неисправным.

Если вы скажете: «Тот человек, который поскользнулся, увы, сегодня упал», то увидите, что здесь имеются все части речи, исключая союз, который понадобился бы в других предложениях, если бы они были добавлены. Итак, если вы исключите имя [существительное] или глагол, предложение будет дефектным из-за их отсутствия, как если бы я сказал: «Тот человек, который поскользнулся, увы сегодня». Но если вы удалите наречие, предложение ни в

134

коем случае не будет дефектным, как «Тот человек, который поскользнулся, увы, упал»; также не будет дефектным, если вы удалите причастие, как в предложении «Тот же самый человек, увы, упал»; и то же самое относится к предлогу и междометию: «Некий человек упал»; предложение не будет неисправным, если вы удалите и местоимение: «Человек упал».

Этот отрывок, тоже тщательно следует за соответствующим отрывком Аполлония17, и в соответствии с его утверждением, что все другие части речи синтаксически относятся к имени существительному или глаголу18, и это следует оригинальному платоновскому разделению logos «предложения» на субстантивные фразы (NP) (onoma «имя» или «субъект») и глагольные фразы (VP) (rhema «что сказано об этом» или «предикат»).

Ordinatio «упорядочение или договоренность» здесь относится не просто к линейному порядку слов, что по-латыни может существенно отличаться для стилистических соображений, не затрагивая синтаксической структуры предложения, но и к их иерархической упорядоченности в терминах возможного построения. Эта более полно выражено со ссылкой на греческого автора Григория Коринфского19.

Idem («то же самое») считается местоимением20, и приставка con- в слове concidit принимается в качестве совместной формы свободного предлога, как cum «с». Чуть дальше21 следуют предложения, содержащие один глагол, являются довольно распространенным в таком языке, как латынь, объясняя «понимание» из номинативного субъекта, в случае безличных глаголов, как fulminat «сверкает» и tonat «гремит», подразумевая, что в роли подлежащего выступает Юпитер.

17 Uhlig 1910. 14.4 - 18.4; Householder (tr., 1981). P. 23-24.

18 Householder (tr., 1981). P. 30. Ср. P. 59-60.

19 См. о нем: Robins (1993). P. 169-170.

20 Ср.: Keil 1855: 589.14.

21 Keil 1859: 116.27 - 117.4.

135

S. О ПЕРЕХОДНЫХ ГЛАГОЛАХ

[Keil 1S59: 212.2V - 213.12] (Inst. XVIII. 9-10)

Verba quoque transitiva similiter variis solent casibus coniungi, ut «miles eget imperatoris; Aeneas praemia donat Euryalo; Plato erudit Aristotelen; Cicero potitur laude». Quomodo autem nominativus obliquis apte possit construi, quantum ratione potui comprehendere docebo, quos tamen etiam flexus sibi defendit, ut «Aeneas rex Trojanorum; Aeneae regis Trojanorum; Aeneae regi Trojanorum»; sic per reliquos casus quoque.

Nominativus igitur [casus nominum] genetivo adiungitur, quando possessio aliqua et possessor significatur. Et nominativo quidem possessionem, genetivo autem possessorem proferimus, ut «Hector filius Priami; Davus servus Simonis; Aeneas rex Trojanorum; Patroclus amicus Achillis; patronus Verris Hortensius». Quae sic interpretamur, ut, adiuncto verbo possessionem significante, possessio quidem mutet nominativum in accusativum, possessor vero genetivum in nominativum, verbi huius natura hoc exigente, ut intransitive quidem nominativum, transitive vero accusativum exigat; «quid est enim Hector filius Priami?» interpretantes dicimus: «hoc est «Hectorem filium Priamus possidet» vel «habet».

Переходные глаголы могут подобным образом быть поставлены в различных падежах, например «Солдату нужен полководец» (родительный), «Эней вручает награду Эвриалу» (дательный), «Платон учит Аристотеля» (винительный), «Цицерон заслуживает похвалы» (творительный).

Я изложил правила построения правильных именных форм падежей с косвенными падежами, которые формально поддерживаются их склонениями, насколько я был в состоянии понять их систематически. Примеры: «Эней, царь троянцев», «Энея, царя троянцев», «Энею, царю троянцев», и так далее для остальных косвенных падежей.

Именительный сочетается с родительным падежом, когда обозначается владение и обладатель. И мы обозначаем обладание именительным падежом, а владельца — родительным, как в предложениях «Гектор, сын Приама»; «Дав, раб Симона», «Эней, царь троянцев»; «Патрокл, друг Ахилла»; «Гортензий, покровитель Верреса».

Эти фразы интерпретируется в том смысле, что с помощью глагола, означающего владение, обладание превращает именитель-

136

ный падеж в винительный, а владелец превращает родительный падеж в именительный, поскольку присущие глаголу особенности требуют, чтобы он принимал именительный падеж непереходно, а винительный переходно. «Что такое "Гектор, сын Приама?" Интерпретируя эту фразу, мы говорим: "Это «Приам обладает сыном, Гектором (т.е. имеет его)"».

Этот отрывок иллюстрирует использование Присцианом переходных и непереходных глаголов в синтаксисе. Переходность относится к отдельным компонентам в предложении, и есть непереходное отношение между субъектом и переходным глаголом, как и между субъектом и непереходным глаголом (Присциан, конечно, никогда не сталкивался с проблемами, связанными с эргативными конструкциями, которым так много внимания уделяется сегодня, в которых субъекты непереходных и переходных глаголов в разных случаях по-разному строятся).

Это восходит к использованию Аполлонием metabasis и diabasis [движение вдоль], анализирующего значение переходных глаголов, как с участием некоторых действий «в обход» субъекта в качестве агента, к объекту в качестве получателя, что грубо иллюстрируется такими глаголами, как «вырезать» и «бить», а затем распространяется на все глаголы, принимающие объект в косвенный падеж22. У непереходных глаголов такой переход не происходит, активность все время ограничивается именительным падежом имени существительного. Отсюда следует, что переходные глаголы могут быть пассивными.

Говоря subject и object в отношении переходных глаголов в сочинениях Аполлония, Присциана и всех грамматических трудов византийского времени, строго говоря, мы впадаем в анахронизм.

Как мы видели у Аполлония, переходные и непереходные глаголы, которые непосредственно связаны с косвенными падежами и с именительным падежом, не называются самостоятельными синтаксическими элементами, как субъекты и объекты, как например, специальные синтаксические термины suppositum и appositum, в отличие от логического subjectum и praedicatum, где проявилось творчество позднейших западных грамматиков.

В своем подробном изложении отношений между владеющими и владельческими фразами и соответствующими им полными предложения-

22 Ср.: Uhlig 1910. 46.17-19; Householder (tr., 1981). P. 36; 243.3-4; 208: "...he enérgeia hôs près hypokeimenon ti diabibazetai" («.деятельность, как и было, осуществляется через какой-то предмет»).

137

ми, Присциан прибегает к метаязыку, напоминающему ранее трансформированное использование, хотя в этом случае предложение будет рассматриваться как основное, и номинальная фраза изменится.

Это не просто вопрос о синтаксической классификации глаголов. Во фразе «Приам имел сына, Гектора» отношения между Приамом и «имел» — непереходны, а между «имел» и «сына, Гектора» — переход-ны23. Формально различие между глаголами строятся только с одним непереходным и принимающих или требующих двух непереходных NP (субстантивных фраз). В латинском языке имя существительное непереходное, как правило, стоит в винительном падеже, но, как показывают примеры, при некоторых глаголах использовались имена в родительном и творительном падежах.

Мы видим у Присциана зародыш понятий в области управления, которые, наряду с переходными и непереходными различиями, были очень влиятельны среди латинских грамматиков более поздних эпох западного Средневековья.

9. ИЗ PARTITIO

[Keil 1S60: 469.14 — 4V0.3] (Partitio II. 44-4V)

«Conticvere omnes intentique ora tenebant».

Scande versum. Conticu ere om nes in tenti que ora te nebant. Dic caesuras. Semiquinaria, conticuere omnes. Quot habet figuras? Decem. Quare? Quia habet duos dactylos et tres spondeos. Tracta pedes. Conticuere omnes et cetera. Quot partes orationis habet? Sex. Quot nomina? Duo. Quae? Omnes ora. Quot verba? Duo, conticuere tenebant. Quid aliuid habet? Participium, intenti, et coniunctionem, que. Tracta singulas partes.

Conticuere quae pars orationis est? Verbum. Quale? Perfectum. Quo modo dictum? Indicativo, coniugationis secundae. Cur secundae? Quia in praesenti tempore secunda persona in es productam desinit, conticeo contices, quamvis a prima quoque persona hoc manifestum est in hac coniugation. Omnia enim verba in eo desinentia secundae sunt coniugationis exceptis paucis primae coniugationis, quae fere sunt haec,

23 Ср.: Keil 1S59: 213.10.

13S

beo beas, creo creas, screo screas, meo meas, nauseo nauseas, calceo calceas, quod alii calico, enucleo enucleas; et quartae, eo is, queo quis, et quae ex his componuntur. Cuius est significationis? Activae. Dic passivum. Conticeor. Cuius est numeri? Pluralis. Cuius figurae? Compositae. Ex quibus? Ex integro et corrupto, nam con praepositio est integra, quamvis separata in appositione non potest inveniri, sed semper in compositione; ticuere autem corruptum est, quia a, quod habuit integrum, mutavit in i, ticuere pro tacuere. Cuius est personae? Tertiae pluralis, quae tam in re quam in runt in hoc tempore finitur. Cuius est temporis? Praeteriti perfecti. Dic primas eius personas in omni tempore per singulos modos. Indicativo conticeo conticebam conticui conticebo.

«Они все замолчали и, стремясь сохранить рты, закрыли их».

Посмотрите строку: Conticu ero om nes in tentique or ate nebant. Дайте цезуры. Одна цезура — после двух с половиной стоп: conticuere omnes. Сколько различных форм может иметь такая строка? Десять. Почему? Потому что она имеет два дактиля и три спондея. Покажите стопы. Conticu ere om nes и так далее. Сколько частей слов здесь имеется? Шесть. Сколько имен? Два. Каковы же имена? Omnes («все») и ora («уста»). Сколько глаголов? Два, conticuere («они замолчали») и tenebant («закрыли»). Что еще содержит строка? Причастие intenti («стремясь») и союз -que («и»). Объясните каждое отдельное слово.

Что за часть речи conticuere? Глагол. Какого времени? Настоящего. Какое наклонение? Изъявительное, второе спряжение. Почему второе спряжение? Потому что в настоящем времени второе лицо (единственного числа) оканчивается на -es [с долгим гласным]: conticeo, contices. Но в этом спряжении также есть форма из первого лица (единственного числа); все глаголы, заканчивающиеся на -eo, относятся ко второму спряжению, исключая те немногие, что принадлежат к первому: для практических целей они таковы: beo, beas («благословлять»), creo, creas («созидать»), screo, screas «кашлять, запинаться»), meo, meas («идти»), nauseo, nauseas («болеть»), laqueo, laqueas («запутывать»), calceo, calceas (для некоторых случаев calico) («обуваться»), enucleo, enucleas («обнажать»), и к четвертому спряжению: eo, is («идти»), queo, quis («мочь»), а также глаголы, связанные с ними.

139

Каков его структурный залог? Активный. Сделайте его пассивным. Conticeor — «молчание хранится свыше меня». Каково его число? Множественное. Какова его структура? Составная. Составленная из чего? Из целого слова и неполного слова. С приставкой con- («вместе, с») слово полно, но этот префикс не может появиться сам по себе в словообразовании, но всегда употребляется в сложном слове. Однако -ticuere неполно, потому что a, которое как свободная форма изменяется на i, превращаясь в -ticuere из tacuere. Каково его лицо? Третье лицо, множественное число, которое в этом времени оканчивается на -re, а также на -runt. Что это за время? Прошедшее законченное.

Образуйте первое лицо единственного числа в каждом наклонении. В индикативе: conticeo («я замолкаю»), conticebam («я сохранял тишину»), contiqui («я замолчал»), conticueram («я умолк»), conticebo («я замолчу»).

Далее Partitio продолжает в том же духе, чтобы закончить разбор форм, связанных с conticuere, а затем разбирает предложения в подобной манере с каждым последующим словом. Еще два коротких отрывка могут быть рассмотрены здесь в данном контексте:

10. О СЛОВЕ «OMNES»

[Keil 1859: 472.11-18] (Partitio II. 58-59)

Omnes quae pars orationis est? Nomen. Quale? Appellativum. Cuius est speciei? Numeralis. Omnia autem numerorum significative appellativa sunt, quamvis sint quaedam cognomina propria, quae vocem quidem habent numeralium, non tamen etiam significationem, ut Quintus Catulus, Dicimus Brutus. Potest habere comparationem hoc nomen? Non. Quare? Quia nullum nomen numerum significans comparationem potest habere, cum unus quisque numerous in se constat nec augeri aut minui in sua qualitate potest, except prior, quod de duobus ordinem significant.

140

Что за часть речи omnes? Имя. Какое? Нарицательное. Какого класса? Число. Все имена, обозначающие число, распространены, хотя некоторые из них есть также имена собственные или названия, имеющие формы, но не смысл, выраженный цифрами, как Quintus Catulus (quintus «пять») или Decimus Brutus (decimus «десять»). Могут ли эти имена иметь сравнительную форму? Нет. Почему? Потому что имя, означающее количество, не может иметь сравнение; каждое отдельное число является постоянным в своем значении и в своей собственной природе, и не может быть ни увеличено, ни уменьшено. Исключение — prior, что означает первый по порядку из двух [объектов].

10а. О СЛОВЕ «ORA»

[Keil 1860: 474.3-9] (Partitio II. 66)

Ora quae pars orationis est? Nomen appellativum neutrum plural simplex, casus in hoc loco accusative, idem tame nest semper in neutris nominibus et nominativus et accusativus et vocativus. Dic singular. Os oris, nam si correpte os dicas, aliud significat, et ossis dicis genetivum. Fac diminutivum. Oscillum, osculum et ex hoc osculor oscularis, ostium quoque inde derivatur, ex quo ostiarius et ostiatum, oro quoque verbum ab ore est et oraculum.

Что за часть речи ora? Имя [существительное]. Нарицательное, среднего рода, множественного числа и несоставное; его место в этом контексте — винительный падеж. Именительный, винительный, звательный падежи всегда находятся в той же форме среднего рода. Образуем единственное число. Os «устье», oris (родительный падеж). Если вы сократите o, то слово будет иметь различное значение, os «кость», и вы образуете от него генитив ossis. Образуем уменьшительные формы от os. Oscillum («небольшая полость»), osculum («поцелуй») и от этого osculor, oscularis «целовать (глагол)». Ostium («дверь») также производное от него, из которого мы получаем ostiarius («привратник») и ostiatim («от двери к двери»). От os происходит слово oro («молить») и имя [существительное] oraculum («оракул»).

141

Эти отрывки взяты из второго из двенадцати Partitiones Присциана Каждый из них включает в себя анализ первых строк каждой из двенадцати книг Энеиды Вергилия. Partitiones, по-гречески merismoi или epimerismoi, сыграли важную роль в языковом образовании и литературе. Они пользовались особым вниманием в византийские времена24.

В сущности, это были обширные перечни линий библейских текстов из строк, выбранных тогда же и позже из литературных произведений, библейских текстов, иногда, как здесь, частично в виде вопросов и ответов, и ясно предназначенных для механического обучения и зубрежки. В то время они не имели указателей, предусмотренных в современных школьных текстах античных авторов, но они шли значительно дальше, берясь, как это видно из отрывков, приведенных здесь, за возможность повторения общей грамматической информации, изложенной в сыром виде. Великая роль для современников таких учебных ресурсов заключается в редкости тогдашней книги для школы и для других целей.

Хотя, в конечном счете, Institutiones Присциана избегли забвения и сохранились в нескольких сотнях рукописей (а это показатель их авторитета и репутации), мы должны помнить, что каждая копия каждой книги до-печатной эпохи была исключительным продуктом индивидуального переписчика. Количество студентов, собиравшихся послушать чтение вслух учителя, должно было быть невероятно огромным, чтобы окупить стоимость книги (английское слово lesson есть, конечно, дериват от латинского lectio «чтение»). В те времена разрабатывались специальные приемы для запоминания текста, "обучения сердцем", такие, как стихосложения (как у Александра Вилла-Деи в Doctrinale), и разделение знания на краткие выразительные отрывки, естественно, немного помогало запоминающим.

Хотя в нескольких общественных и частных библиотеках содержалось много тысяч книг, мы должны предположить, что большинство лучших тогдашних библиотек можно сравнить с эталонной коллекцией в хорошей университетской библиотеке сегодня; и количество книг, которыми обладало индивидуально большинство студентов, должно было быть минимальным по современным стандартам.

В метрическом отделе figurae («формы») (греч. schemata) давались возможные варианты перестановок, которые могли иметь строки. Со спондеем или его трохеическим эквивалентом была обязательна как финальная стопа в латинском гекзаметре возможность либо спондея, либо дактиля, существовавшая и в других пяти стопах, хотя спондеи в пятой стопе реши-

24 Более полно см.: Glück (1967).

142

тельно «отмечены» и редки. В этой системе комбинации из трех спондеев и двух дактилей или двух спондеев и трех дактилей могут быть метрически расположены десятью различными способами (figurae).

В стихе с одним дактилем и четырьмя спондеями в первых пяти стопах может быть пять различных механизмов (как в метрической композиции строк в Partitio VIII25, где все пять футов дактилей возможны только в одной последовательности (как в Partitio X))26

Conticeo есть форма настоящего времени по сравнению с более общим conticesco, в смысле «замолчать», и обе они имеют перфектную форму conticui. Возможность пассива в форме conticeor поддерживается переходным использованием conticuit «хранить молчание о», как в tantumque nefas mens conscia vatum conticuit «его разум, зная о прорицателях, молчал о столь великой несправедливости» (Valerius Flaccus Argonautica 3.302).

Уже отмечалось, что Присциан, как и Аполлоний27, эффективно выделял три класса слов — активный, пассивный и нейтральный (непереходный).

Только глаголы, способные образовывать пассивную парадигму и участвующие в регулярных пассивных синтаксических конструкциях (т.е. переходные глаголы) считаются активными. Другие глаголы — на -o, хотя имеют ту же самую морфологию как активные переходные глаголы, классифицируются как нейтральные28.

В своих основных дидактических функциях Partitio выходит за рамки простого анализа составляющих слов самих по себе, как мы видим в комментариях к conticuere. То же самое расширение сводной информации видно также в коротких отрывках из разделов, посвященных omnes («все») и ora («уста»).

* * *

Краткое грамматическое сочинение Присциана Institutio de nomine,

,29 "

pronomine et verbo , хотя и представляет менее самостоятельный интерес, нежели Institutiones, стоит упомянуть в связи с его дидактическим значением и его широким использованием на Западе в течение ряда лет, прежде чем Institutiones не стали так широко известны. Оно сводится к краткой морфологической презентации флективных классов слов, с формами причастий, прилагаемыми к словесным разделам.

25 Keil 1859: 496.1-6.

26 Keil 1859: 504.1-6.

27 Uhlig 1910. 395.12 - 396.2; Householder (tr., 1981). P. 208.

28 Keil 1855: 373.26-28; 375.9-12.

29 Keil 1859: 443-456.

143

Имена и глаголы изложены в пяти склонениях четырех спряжениях, находимых и в «Установлениях», так же как те, которые используются с тех пор во всех традиционных грамматиках латинского языка и в современные дни.

Спряжения как подклассы глаголов восходят к греческой грамматике Techne; но среди грамматик греческого языка мы не находим номинальные склонения тех видов, который использует Присциан, и которые, по сути, были предвещены Варроном (De lingua Latina 10.62)30, и бытовали до финальных веков Византийской империи, когда контакты между Востоком и Западом стали усиливаться31.

* * *

Далее мы приводим один отрывок из «Установлений», озаглавленный De nomine, pronomine et verbo, его первый пункт, которого будет достаточно, чтобы проиллюстрировать стиль этого краткого учебника.

11. О ПЯТИ СКЛОНЕНИЯХ ИМЕН

[Keil 1859: 443.3-9] (Inst. De nomine, pronomine et verbo 1)

Omnia nomina, quibus Latina utitur eloquentia, quinque declinationibus flectuntur, quae ordinem acceperunt ab ordine vocalium formantium genetivos. Prima igitur declinatio est, cuius genetivus in ae diphthongon desinit, ut hic poeta huius poetae; secunda, cuius in i productam supra dictus finitur casus, ut hic doctus huius doctu. Tertia in is brevem, ut hic pater huius patris; quarta in us productam, ut hic senatus huius senatus; quinta in ei divisas syllabas, ut hic meridies huius meridiei.

Все имена, используемые в латинском языке, склоняются по одному из пяти склонений, которые образованы в порядке гласных, образующих их родительный падеж (единственного числа).

Первое склонение — это такое, в котором форма генитива имеет дифтонг -ae, как в hic poeta («этот поэт»), huius poetae («этого поэта»).

30 Taylor (1990). P. 15-27.

31 Robins (1993). P. 242-244.

144

Второе образуется в этом падеже (долгим) -i, как в hic doctus («этот ученый»), huius docti («этого ученого»).

Третье склоняется с кратким -is, как в hic pater («этот отец»), huiuspatris («этого отца»).

Четвертое склоняется с (долгим) -us, как в hic senatus («этот сенат»), и huius senatus («этого сената»).

Пятое склоняется с двусложным -ei, как в hic meridies («этот полдень»), и huius meridiei («этого полдня»).

Перевод с латинского языка и примечания

Н.Н. Болгова и А.М. Болговой

БИБЛИОГРАФИЯ И ЕЕ СОКРАЩЕНИЯ (REFERENCES)

Keil 1855 — Prisciani Institutionum grammaticarum libri I-XII II GL 2 (1855). Keil 1859 — Prisciani Institutionum grammaticarum libri XIII-XVIII. Prisciani

Opera minora II GL 3 (1859). Keil 1864 — Probi, Donati, Servii qui feruntur de arte grammatica libri ex

recensione Henrici Keilii (= GL 4) (1864). Uhlig 1910 — Apollonii Dyscoli De constructione libri quattuor I Ed. G. Uhlig II GG 2.2 (1910).

Glück (1967). — Gluck M. Priscians Partitiones und ihrer Stellung in der

Spatantike Schule. Hildesheim: Olms, 1967. Householder (tr., 1981). — The Syntax of Apollonius Dyscolus I Trans. with

comm. by Fred W. Householder. Amsterdam, 1981. Robins (1993). — Robins R.H. The Byzantine Grammarians. Their Place in History. Berlin - New York, 1993. Taylor D.J. (1990). — Dionysius Thrax and Marcus Varro II North American contributions to the history of linguistic. Amsterdam, 1990.

145