CC BY
41
балетным постановкам, их декорированию и костюмированию.
Итак, какие основные черты русского культурного ренессанса, свойственные всем искусствам рубежного времени, воплотил в себе наш балет. Все они, на первый взгляд, парадоксальны и не сочетаемы. Во-первых, это всеобъемлющий характер преобразований. Новаторские перемены коснулись практически всех отраслей балетного искусства: исполнительского и балетмейстерского мастерства, школы преподавания и научного подхода к методике преподавания, балетного костюма и музыкально-декорационного оформления всего спектакля. Во-вторых, уникальный творческий индивидуализм на-
ряду с многочисленными творческими союзами выдающихся мастеров. В-третьих, создание знаковых хореографических произведений и одновременное стремление к синтезу искусств в балетных постановках. В-четвёртых, постоянные поиски новых форм и нового сценического языка, новой балетной техники — причём новаторские идеи базируются на приверженности традиционным основам. В-пятых, творческое проявление активации национального самосознания — постановки на сюжеты из отечественной истории и их популяризация. Главное же достижение балета русского культурного ренессанса — становление статуса всемирно признанного бренда.
Примечания
1. Аронов А. А. Золотой век русского меценатства. Москва : МГУК, 1995.
2. Бахрушин Ю. а. Воспоминания / подготовка текста, вступит. ст. и коммент. Н. Сочинской. Москва : Художественная литература, 1994.
3. Бахрушин Ю. А. История русского балета : [учебное пособие для ин-тов культуры, театр., хореогр. и культ-просвет. училищ]. Изд. 2-е. Москва : Просвещение, 1973. 255 с. с ил.
4. Бердяев н. А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли Х1Х в. и нач. ХХ в.; Судьба России. Москва : Шевчук, 2002.
5. Борисоглебский М. В. Материалы по истории русского балета. Л., 1939. Т. II.
6. Вершинина И. Я. Ранние балеты Стравинского. Москва : Наука, 1967.
(П/рИШВИН — КРИТИК ТОТАЛИТАРИЗМА И СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ, ЭСТЕТИЧЕСКИХ И РЕЛИГИОЗНЫХ ИДЕЙ Х1Х—ХХ ВЕКОВ
УДК 82.02
С. А. Степанов
Московский государственный университет культуры и искусств
Центральная проблема настоящей статьи — критическое осмысление выдающимся русским писателем М. М. Пришвиным популярных идей XIX—ХХ веков: марксизма, декадентства, религиозного сектантства, выделение в них деструктивного тоталитарного начала.
Ключевые слова: тоталитаризм, марксизм, декаданс, хлыстовство.
1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ 5 (55) сентябрь-октябрь 2013 235-238 235
ISSN 1997-0803 ♦ Вестник МГУКИ ♦ 2013 ♦ 5 (55) сентябрь-октябрь ^
S.A. Stepanov
Moscow State University of Culture and Arts
PRISHVIN — THE CRITIC OF TOTALITARIANISM, SOCIAL, POLITICAL, AESTHETIC, AND RELIGIOUS IDEAS XIX — XX CENTURIES
The central problem of this article — a critical reassessment of the famous Russian writer M. Prishvin popular ideas XIX-XX centuries: Marxism, decadence, religious sectarianism, the allocation to them of a destructive totalitarian content.
Key words: totalitarianism, Marxism, decadence, khlystyism.
Михаил Михайлович Пришвин (1873—1954) известен, прежде всего, как один из лучших в отечественной литературе певцов русской природы. Однако это основополагающее для себя направление писатель выделил далеко не сразу. Личностное и творческое формирование Пришвина представляет большой интерес. В детстве воображением будущего писателя завладели несколько фольклорных образов. Самый значимый из них — сказочная красавица Марья Моревна, некий высший символ красоты, доброты, мудрости и женственности. Следует отметить, что в культуре рубежа XIX—ХХ веков такого рода идеальный женский образ-символ встречался неоднократно. Выделим здесь Софию В. С. Соловьёва, являющуюся вольной трактовкой канонического христианского образа Софии Премудрости Божией. Вспомним также Прекрасную Даму А. А. Блока, преломление Софии Соловьёва в контексте культуры средневековой Европы. Пришвин же создал аналогичный образ на материале русского фольклора.
Выделим ещё два фольклорных образа, которые впитал Пришвин в детстве и пронёс через всю жизнь. Это Кощей, сказочный оппонент красавицы Марьи Моревны, символ всего злого, мрачного и косного в жизни, и неизведанная сказочная земля Азия, некое воплощение земного рая. В автобиографическом романе «Кащеева цепь» Пришвин определяет годы детства и юности, период личностного и творческого становления, как
преодоление звеньев Кащеевой цепи на пути к сказочной земле Азии. Оберегает же его на этом пути прекрасная Марья Моревна: «... Сладко спит победитель всех страхов на белой постели Марьи Моревны. Несёт по облакам светлого мальчика Сикстинская прекрасная дама. Смотрят с голубых полей все отцы от Адама с новой и вечной надеждой: "Не он ли тот мальчик, победитель всех страхов, снимет с них когда-нибудь Кащееву цепь?!"» [7, с. 53].
В качестве звеньев Кащеевой цепи выступают, прежде всего, популярные социально-политические, эстетические и религиозные идеи XIX—ХХ веков, принявшие, по объективной оценке М. М. Пришвина, тоталитарный характер. Это марксизм, декадентство и учение ортодоксальных религиозных сект.
В юности Пришвин, как и очень многие его сверстники, всерьёз увлекался марксизмом, принимал участие в революционной работе. В идеалах этого учения молодой человек увидел реальное воплощение воспринятых им в детстве сказочных образов. Позднее он писал, что под влиянием марксистских идей «сказка об Азии обратилась в сказку о светлом будущем, образ же сказочной красавицы Марьи Моревны трансформировался в образ чистой и прекрасной Женщины будущего». Пришвин вспоминал, как он и его товарищи по революционному кружку, очарованные чистотой Женщины будущего, до того довели агитируемых ими рижских рабочих, что первое активное выступление рижан на-
чалось с погрома публичных домов [8, с. 65, 67].
Однако вскоре наступило разочарование, что также было для поколения рубежа XIX—ХХ веков явлением распространённым. Вспомним в связи с этим представителей легального марксизма Н. А. Бердяева и С. Н. Булгакова, ставших религиозными философами. За высокими идеями Пришвин заметил черты ограниченного тоталитаризма, проявляющиеся, в частности, в некоем обожествлении основополагающих начал светлого будущего и справедливого общества. Увлечение какой-либо тоталитарной идеей, по убеждению Пришвина, обедняет человека, мешает восприятию жизни во всех её проявлениях.
По этой же причине писатель позднее отверг идеи декадентов. Декадентское мировоззрение (декаданс), заключающееся прежде всего в пессимистическом восприятии окружающей действительности и внимании к мистическому началу, было очень популярно на рубеже XIX—ХХ веков. Декаданс часто выделяют как основу сформировавшихся в тот период так называемых антиреалистических течений в искусстве: символизм, акмеизм, футуризм. (Отметим, что это относительно объективно лишь в связи с символизмом.) Появление идей декаданса во многом связано с кризисом почти культового во второй половине XIX века учения позитивизма, от которого много почерпнул марксизм. Разочаровавшись в марксизме, Пришвин некоторое время был близок к кругу декадентов, посещал их собрания в Петербурге. Но вскоре и в декадансе ему открылось тоталитарное начало, не менее сильное, нежели в марксизме. В присущей декадентам, помимо выделенной выше абсолютизации своей личности, Пришвин увидел аналог марксистской абсолютизации общества. И вновь был сделан выбор в пользу широкого и свободного мировосприятия: «Их "я" — бумажный бог, моё "я" — общемировое, общечеловеческое» [5, с. 94].
Последнее звено Кащеевой цепи — учение секты хлыстов, достаточно популярное
у русской интеллигенции начала ХХ века. Пришвина в хлыстовстве привлекли поиск и бунтарство, отсутствующие в каноническом православии: «Хлыстовство всё в движении, всё в искании... Самое главное отличие хлыста от православного, на мой взгляд, состоит в том, что для православного Христос один раз воплотился, для хлыста этого Христа воплощённого не было; в мироощущении православного Христос был, и мир спасён им раз навсегда, для хлыста мир не спасён, а нужно сделать личное усилие для спасения от мира, который пребывает в состоянии неподвижности и косности. Православие — покой и смирение, хлыстовство — движение, внутреннее строительство и гордость» [2, с. 582].
Вскоре Пришвин заметил, что из трёх выделенных им выше основ хлыстовства доминирующей является гордость, которая, в итоге, перерастает в тоталитарное обожествление своей личности, очень близкое к декадентскому: «Я видел там, как наивная народная вера в Бога исчезала у простых людей и заменялась верой в божественность своего личного "я", и как это "я" совершенно так же, как у наших декадентов, не достигая высшего "я", равного "мы", где-то застревало» [2, с. 583]. Писатель пришёл к выводу, что хлыстовство есть «страшный двойник православия, подземная река, уводящая лоно спокойных вод православия в тёмное будущее» [2, с. 583].
Воплощение своих идеалов и прекрасной сказочной земли Азии, и высокой красоты Марьи Моревны Пришвин нашёл в родной природе, которую стал выделять как некое духовное первоначало, как высшее совершенство. Завершая автобиографический роман «Кащеева цепь», он писал: «.Земля моя усеяна цветами, тропинка вьётся по ней, как будто нет и конца ароматному лугу. Я художник и служу красоте. Я призван украсить наш путь.» [7, с. 483].
В зрелые годы Пришвин пережил потрясения, связанные с событиями Октябрьской революции 1917 года. Несмотря на то, что писатель остался в родной стране и продол-
ISSN 1997-0803 ♦ Вестник МГУКИ ♦ 2013 ♦ 5 (55) сентябрь-октябрь ^
жил работу в отечественной литературе, революционные процессы он подверг резкой критике. Пришвин постоянно подчёркивал, что выделенное им много ранее тоталитарное начало в коммунистической идеологии при своём реальном воплощении принесло кровавую вакханалию и подавление человеческой личности. Причём, наряду с деструктивными началами марксизма, в революционных процессах иногда подспудно проявлялись аналогичные начала и других идей, когда-то отвергнутых Пришвиным из-за тоталитаризма.
Наиболее полно критическое восприятие событий и процессов революции Пришвин сформулировал в статье 1918 года «Большевик из Балаганчика», ставшей ответом на статью А. А. Блока «Интеллигенция и революция». Блок, как известно, революцию искренне приветствовал. В названной статье он сравнивал последнюю с бурным потоком, с грозовым вихрем, который пусть несёт разрушение, но при этом несёт и нечто великое. В связи с этим Блок призывал русскую интеллигенцию «всем сердцем, всей душой слушать прекрасную музыку революции» [1, с. 116].
Статья «Интеллигенция и революция» вызвала протест у многих представителей русской литературы, среди которых был и Пришвин. В статье «Большевик из Балаганчика» он определяет революцию как кипящий бесовский чан, в котором варится Бессловесное. Блок же с чувством кающегося барина призывает всех встать на самый край этого чана и слушать прекрасную му-
зыку революции. Пришвин вспоминает, что Блок в прошлом также проявлял интерес к учению хлыстов, которые призывали броситься в их чан и воскреснуть вождём. Блок спрашивал: «А моя личность?» — «Ответа не было из чана, как не будет ответа и из нынешнего революционного чана.» [3].
В статье «Голубое знамя» Пришвин определяет революционные события как некое безумное шествие, где «безумный впереди, пьяный позади шествуют в странном обманном согласии» [4].
Отвергнутое Пришвиным тоталитарное обожествление основополагающих начал учения после победы революции зачастую стало принимать формы уродливого идолопоклонства. В дневнике за 1920-й год писатель рассказывает, как в его родном Ельце установили на центральной площади саженую голову Маркса, «идолище поганое», и служат вокруг этого идолища страшные мистерии: «.Выходят к голове ораторы и произносят речи, почти всегда завершающиеся словами "сметём, раздавим". Оркестр после каждого "сметём, раздавим" играет "Марсельезу".» [6, с. 67].
В заключение заметим, что критическая оценка Пришвиным выделенных в статье социально-политических, эстетических и религиозных идей, при невозможности исключительно негативного отношения к ним, является адекватной и объективной. Это, как отмечалось выше, было подтверждено дальнейшими историческими событиями ХХ века.
Примечания
1. Блок А. А. Интеллигенция и революция // Собр. соч. Москва, 1960. Т. 6. 289 с.
2. Пришвин М. М. Астраль // Собр. соч. Москва : Художественная литература, 1982. Т. 2. 680 с.
3. Пришвин М. М. Большевик из Балаганчика // Воля страны. 1918. № 7.
4. Пришвин М. М. Голубое знамя // Раннее утро. 1918. 28 января.
5. Пришвин М. М. Дневники 1914—1917 гг. Москва : Русская книга, 1999. 390 с.
6. Пришвин М. М. Дневники 1920—1922 гг. Москва : Русская книга, 1999. 368 с.
7. Пришвин М. М. Кащеева цепь // Собр. соч. Москва : Художественная литература, 1982. Т 2. 680 с.
8. Пришвина В. Д. Путь к слову. Москва, 1972. 318 с.
