CC BY
82
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2013. Вып. 4 (53). С. 68-82
Приходское духовенство села Виноградово
МОСКОВСКОГО УЕЗДА МОСКОВСКОЙ ЕПАРХИИ И КРЕСТЬЯНСКИЙ МИР ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
Свящ. В. Мишин
Статья посвящена истории взаимоотношений сельского духовенства и крестьян подмосковного прихода. Анализируя архивные материалы храма и следственные дела Московской Духовной Консистории, автор делает выводы относительно особенностей взаимоотношений различных социальных групп на приходе.
Сельское приходское духовенство в России всегда было очень близким к крестьянскому сословию и связано с ним религиозными традициями и общим бытом. Жизнь приходского духовенства в контексте его взаимоотношений с крестьянским миром становилась неоднократно предметом научных исследований1. Особо важной тема этих взаимоотношений выглядит в связи с попытками объяснить предпосылки событий 1910— 1920-хгг., когда крестьяне, составлявшие абсолютное большинство населения России, в своей основной массе поддержали советскую власть в борьбе с духовенством и Церковью. Множество представителей духовенства были тогда подвергнуты гонениям и физически уничтожены. Все это происходило на глазах людей, которые еще недавно формально принадлежали к Православной Церкви.
Общеизвестно, что приходское духовенство несколько столетий, помимо прямых пастырских обязанностей, несло функции государственных чиновников, осуществлявших связь народа с государством. Эти функции были закреплены за духовенством законодательно2. Поэтому крестьяне (а также рабочие, недавно вышедшие из крестьянства) видели в священнослужителях представителей старой власти, а после октябрьского переворота перенесли на ставшее вдруг фактически беззащитным духовенство всю ненависть в отношении этой власти. Кропотливое и детальное изучение истории взаимоотношений приходского ду-
1 См.: Знаменский П. В. Приходское духовенство на Руси: Приходское духовенство в России со времени реформы Петра. СПб., 2003.; Стефанович П. С. Приход и приходское духовенство в России в XVI—XVII веках. М., 2002.; Бернштам Т. А. Приходская жизнь русской деревни: Очерки по церковной этнографии. СПб., 2007.; Белоногова Ю. И. Приходское духовенство и крестьянский мир в начале XXвека. М., 2010.
2 См.: Свод законов Российской Империи. СПб., 1857. Т. IX. С. 1560, 1579, 1581.
ховенства и крестьян в конце XIX в. позволяет понять трагическую логику этих процессов3.
Храм Владимирской иконы Божией Матери в Виноградово находился на территории Московского уезда Московской губернии, на Дмитровской дороге, в непосредственной близости от Москвы. Прихожанами храма были жители села Виноградово и окрестных деревень, преимущественно крестьяне. Территория прихода храма, помимо села, включала в себя окрестные деревни, которые в конце XVIII в. были скуплены владельцем усадьбы Виноградово А. И. Глебовым. Деревни Грибки, Грязново, Афанасово, Горки и Заболотье отстояли от села не более чем на четыре версты. По записям в клировых ведомостях за 1880 г. в Виноградово и окрестных селениях значилось 82 двора, где проживали 298 лиц мужского и 329 женского пола4.
В 1854 г. преставился священник Феодор Малиновский, несший послушание настоятеля Виноградовского храма 22 года. В середине XIX в. вместе с практикой потомственного наследования места служения существовал обычай преемства священнического места в форме закрепления прихода за одной из дочерей умершего настоятеля5, поэтому на место отца Феодора был определен Ни-канор Дмитриевич Соколов, 22-х лет, взявший в жены старшую дочь почившего настоятеля, 17-летнюю Александру.
Скупые биографические сведения о нем сохранились в ведомостях о церкви в архиве храма. Из них мы узнаем, что будущий пастырь родился в 1832 г. в Московской губернии в священнической семье, что и предопределило его дальнейший жизненный путь (в те времена редко кто выходил за рамки духовного сословия). Никанор обучался в Московской духовной семинарии «Богословским, Философским, Историческим, Физическим и Математическим наукам, языкам Латинскому и Греческому». По окончании курса в 1852 г. он был уволен с аттестатом 2-го разряда в епархиальное ведомство, а затем рукоположен в сан и назначен священником к храму в Виноградово Высокопреосвященным Филаретом Митрополитом Московским 26 ноября 1854 г6.
Не все складывалось гладко в жизни отца Никанора. 17 июня 1871 г. за «обнаружение различными поступками не благоговения и соблазна во время богослужения; за своеволие в распоряжении и хранении церковной суммы в ризнице и упорство подчиниться в этом отношении законному порядку» он был послан решением епархиального начальства на две недели в Данилов монастырь. Пер-
3 В основу статьи легли материалы двух следственных дел из архива Московской Духовной Консистории: дело об отправке в Московский Даниловский монастырь священника церкви с. Виноградова Московского уезда Н. Соколова за недобросовестное исполнение служебных обязанностей, грубое обращение с прихожанами и буйство (6 октября 1880 — 27 апреля 1882 гг.) и дело об оставлении без последствий жалобы священника церкви с. Виноградова Московского уезда Н. Соколова об недобросовестном выполнении служебных обязанностей и оскорблении его местным причетником П. Уаровым (25 января — 30 декабря 1882 г.).
4Архив храма в с. Виноградово (далее АХВ). Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. 1880 г.
5См.: Белоногова Ю. И. Указ. соч. С. 47.
6АХВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. 1854 г., 1857 г.
вую неделю исправление проходил, будучи запрещен в священнослужении и неся «низшие послушания», а другую совершал богослужения7.
Через 11 лет указом Московской Духовной Консистории от 24 февраля 1882 г. отец Никанор послан был на 6 недель в Московский Данилов монастырь с запрещением в священнослужении. В заключении духовных следователей приводятся следующие причины наказания: за притязание в доходе; за устранение некоторых прихожан без уважительных причин от принятия Святых Таин и от целования креста; за неписание в Метрические книги рождения, крещения и смерти младенца и за нанесение церковному сторожу оскорбления действием8.
С сентября 1897 г. до 1909 г. состоял законоучителем при Земской народной школе в селе Виноградово. Позднее указом Священного Синода от 1897 г., по ходатайству епархиального начальства, за усердное служение в храме было предписано не считать препятствием к награждению знаками отличия, установленными для духовенства, бывшие в прошлом судимости9.
Впоследствии отец Никанор получил несколько церковных наград и к моменту ухода за штат в 1915 г. прослужил в храме Владимирской иконы Божией Матери в Виноградово 62 года.
В семье отца Никанора родилось шестеро детей — четыре сына и две дочери. Их судьбы можно проследить по материалам клировых храмовых ведомостей, в которые священник записывал подробные сведения о домашних. По справедливому замечанию современного историка, сельское духовенство тратило на обучение детей больше половины своего дохода. Духовенство считало себя сельской интеллигенцией и в обязательном порядке старалось дать образование своим детям. Так как в конце XIX — начале XX в. сохранялась сословная замкнутость духовенства и при рукоположении из нескольких кандидатов предпочтение отдавалось лицам, имевшим образование не ниже семинарского, то родители старались выстроить жизненный путь своих детей, давая им базовое образование. Только образование давало возможность иметь в дальнейшем надежду на перспективу на духовном и светском поприщах10. Мы видим, что в семье о. Никанора образование удалось получить только мальчикам, которые обучались в учебных заведениях духовного ведомства. Частично обучение оплачивалось из семейного бюджета, частично — за казенный счет. Можно предположить, что на обучение девочек у семьи не было средств, и они довольствовались домашним обучением и оставались с родителями, помогая им вести натуральное хозяйство.
Бок о бок со священником в храме трудились дьячок Петр Иванович Уаров и пономарь Никанор Васильевич Соколов. Причетники на приходе, помимо помощи священнику в совершении им общественных и частных богослужений (треб) и обслуживанию храмового хозяйства, разделяли с пастырем труды по письмоводительству, были в постоянном контакте с прихожанами. Их материальное положение было намного хуже священнического. Особенностью вино-градовского прихода можно считать и то, что среди членов причта священник
7АХВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. 1874 г.
8 Там же. 1882 г.
9 Там же. 1897 г.
10См.: Белоногова Ю. И. Указ. соч. С. 40.
Никанор был самым младшим по возрасту. Пономарь был старше его на 9 лет, дьячок Петр — старше на 11 лет. До прихода нового настоятеля причетники трудились вместе в храме около 8 лет — дьячок с 1846 г., пономарь с 1847 г.
Интересно проследить, как оценивал отец Никанор материальное положение членов причта в клировых ведомостях, которые составлял с разной периодичностью, с 1854 по 1891 г. — примерно одна в три года, с 1891 по 1916 г. раз в год11.
1854—1859. «Содержание их (членов причта) не худо».
1863. «Содержание священно — церковнослужителей скудно».
1866. «Содержание священно — церковнослужителей очень скудно».
1869—1892. «Содержание священно — церковнослужителей очень бедно».
1893—1907. «Содержание священно — церковнослужителей достаточное».
1909. «Содержание причта безбедное».
С 1911 г. в ведомостях оценка качества содержания отсутствует.
Эти скупые сведения можно развернуто подтвердить сохранившимися документами. Так, в декабре 1879 г. в день святителя Николая священник в разговоре со старостой Никитой Андреевым объявил, что хоть он и нуждается по семейству и по бедности прихода в деньгах, которые до копейки издержал на лечение себя во время продолжительной болезни, бывшей в течение трех весенних месяцев, но из-за продолжающейся слабости во всем теле и боли в голове не может ходить по приходу. «Это был один случай во всю мою 25-летнюю службу», — заявил впоследствии пастырь. По показаниям старосты, священник, отслуживши у него молебен, стал также требовать, говоря: «Мне не приходит 300 руб. в год; что вы мне прибавите? Заплатите хоть сторожу, который у меня работает». На что староста отвечал ему: «Батюшка! я вам на это ничего не могу сказать». После этого отец Никанор рассердился и убежал к себе домой, оставив село без хождения по домам с иконами12.
Позднее, во время следствия священник никак слова о своем материальном положении не оспаривал, из чего можно сделать заключение, что свидетельство старосты соответствовало действительности.
Учитывая, что средним в материальном отношении считался приход, в котором на долю священника приходилось 600—650 руб.13, можно сделать вывод, что виноградовский приход был бедным и не мог обеспечить священнику и членам причта достаточного материального уровня. Об этом же свидетельствовал в клировых ведомостях неоднократно и сам о. Никанор.
Какизвестно, главным источником доходов причта было требоисправление. По словам П. В. Знаменского, «этот доход был, вероятно, современен введению в России христианской веры»14.
Делая обзор отзывов священников по вопросу содержания духовенства в начале 60-х гг. XIX в., Знаменский с печалью констатировал, что во всех корреспонденциях «рисовалась картина такого поразительного упадка общественного
11 АХВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. Там же. 1854—1912 гг.
12 ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 589. Д. 40. Л. 11об - 12об.
и См.: Белоногова Ю. И. Указ. соч. С. 53.
14См.: Знаменский П. В. Указ. соч. С. 104.
значения духовенства и холодности к нему прихожан, что, казалось, дело идет не о православном русском обществе, а о народе, только лишь обращенном в христианство внешней силой, которому духовенство навязано насильно и который должен кормить его по неволе, не чувствуя в нем никакой действительной надобности»15.
Именно конфликты из-за требоисправления стали одной из основных причин недовольства крестьян священником. В жалобе московскому митрополиту на отца Никанора крестьяне показали, что священник «требует несоразмерную со средствами каждого из прихожан плату за бракосочетание и вообще за отправление всех религиозных обрядов, как бы по таксе; все это для нас крайне прискорбно, что мы по неимению тот-час денег должны оставаться без исполнения своих желаний и обещаний»16.
Оправдываясь, отец Никанор показал, что он за погребение беднейших прихожан не только не требует вперед платы, но даже и после, в продолжение 20-летнего срока ничего не спрашивает, в доказательство приведя случай погребения даром семейства, состоявшего из четырех взрослых, умерших в продолжение пяти дней. Священник уверенно заявил следователям, что он «ни от какой службы и требы не отказывался никогда и в платеже за труды никогда не домогался». Суммы рекомендуемых пожертвований за совершение треб отец Никанор озвучил следующие: «За бракосочетание предлагаю платить 7 рублей на весь причт, за составление (брачного) обыска 1 рубль. За погребение возрастного назначена плата 1 р. 50 коп. За вынос тела усопшего в какой бы то ни было отдаленной деревне 75 коп. на весь причт. За погребение младенца 50 коп. За крещение младенца 50 коп. на весь причт»17.
Отец Никанор смело обратился к следователям с просьбой проверить истинность «означенных цен за требы» у прихожан, причем уточнил, что «большею частию отправляются требы в долг без платежа за труды, в чем ссылаюсь на домовый список, где обозначены лица, не платящие за труды по пяти лет и более, а есть и такие, которые теперь и не признают этого долга».
Исследование этой стороны приходской жизни представлялось затруднительным, поскольку, как показали дьячок и пономарь, «записи, из которой видно бы было, сколько мы берем за исправление треб, у нас не велось и не ведется»18.
Выслушав священника, следователи начали общаться с прихожанами, которые все дружно заявили о платах за требы, заметно превышающих те, что назвал священник. Так, «села Виноградова крестьяне <...> показали: <...> за бракосочетание с расходами его по Церкви берет десять руб., за крестины с церковными расходами семьдесят коп., за похороны Илья Иванов и Никита Андреев сказали, что они заплатили всего по четыре рубля пятидесяти коп., другие отказались незнанием»19. В деревне Грибки крестьянин Евдоким Антипов сказал: «В прошедшем году я хоронил мать, священник спросил с меня 4 руб. себе да 1 рубль
15Знаменский П. В. Указ. соч. С. 704.
16ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 589. Д. 40. Л. 1а об.
в церковь; я сказал: приедете на поминки, я отдам. Нет, говорит, не хочу, отдай сейчас. Дьячок, кричит, ударяй; похороню после обедни. Я побежал домой за деньгами, принес. Но он, больше не разговаривая, поехал на вынос. Нынешний год за похороны снохи взял с меня 4 руб. 50 коп. себе и 1 руб. 30 к. в церковь; на этот раз, я уже не разговаривая, принес ему вперед»20.
После того, как отцу Никанору представили свидетельства крестьян, он первым делом обвинил следователей в том, что его прихожане намеренно увеличивали суммы, взимаемые заразные требы. После этого он заявил, что к главной службе (требе) были присоединены и те, которые требовали отдельной платы, из-за чего и не всегда за эти труды деньги оплачивались (речь идет о гражданском труде, а не о церковном). Сверх того о. Никанор свидетельствовал, что берет он не один, а с причтом.
Объясняя порядок ценообразования при бракосочетании, священник указал, что труды причта увеличиваются еще письмоводством, т.е. составлением обыска, внесением сведений в метрическую книгу и потом помещением в статистическую таблицу и прочее. За это берется 1 руб. «За исключением дохода Церкви 2-х рублей и за исполнение Гражданской обязанности 1-го рубля, за бракосочетание остается всегда 7 рублей на всех троих причетников»21. В этой детализации, правда, непонятна судьба двух рублей, о которых говорится, как о «доходе церкви». В приходных храмовых книгах отсутствует графа о пожертвованиях прихожан за совершение треб. Остается предположить, что эти деньги учитывались отдельно или распределялись между членами причта.
Оправдываясь, отец Никанор продолжал: «При дознании суммы, уплачиваемой за погребение умерших взрослых следователями не исключены службы произвольные (заупокойная Литургия, вынос тела, проводы на кладбище и поездка в деревню после погребения для совершения панихид и поминовения). А так как эти службы произвольные, то за них берется отдельно, а за погребение всегда берется мною только 1 р. 50 коп. на весь причт».
По версии о. Никанора, следователями допрошены были только те, которые в продолжение всей его 25-летней службы смогли справить погребение со всеми «произвольными службами» за 4 р. 50 коп. «И сверх того вручил один из них 1 р. 30 коп. для передачи старосте. Только это последнее и правда», — заключал священник.
Обстоятельства, при которых священник совершал требы, манера его общения с прихожанами, о которой рассказали крестьяне, позволяют предположить, что о. Никанор, в зависимости от ситуации, увеличивал заявленную им цену за требы на 20—40%. Вопрос этот не разбирался в деле дальше подробно, думается, потому, что духовные следователи, сами приходские священники, могли трезво оценить ситуацию и на основании вышеизложенных фактов приняли решение, что священник «оказывается виновным в притязательности»22.
В связи с вопросом о взимании с прихожан пожертвований за требы всплыл вопрос долгов крестьян причту «за труды по священнослужению».
Священник представил на рассмотрение следователям список из 52 лиц — прихожан всех шести деревень, не заплативших причту за труды по священнос-лужению до 40 рублей в продолжение пяти лет и за свечи в церковь до 80 рублей. В свидетели истинности этих долгов священник привел храмовых причетников, записывавших означенные долги, и церковного старосту.
Рассказывая следователям об условиях своего служения, ответчик упомянул, что «большею частию отправляются требы в долг без платежа за труды», ссылаясь на вышеуказанный «домовый список», в котором записаны были должники, среди которых были и такие, которые не заплатили за пять лет и более, а некоторые не признавали и самого долга23.
Церковный староста крестьянин деревни Грибки Андрей Михайлов показал, что не помнит даже приблизительно, сколько денежных долгов было в записной книжке. С его слов, прежний церковный староста в присутствии священника, причетников и многих крестьян на словах насчитал следующие церковные долги: на батюшке 25 руб., на прежнем стороже церковном 15 руб. и на себе (старосте) 10 руб.. Из них батюшка покрыл из своего долга 3 р. 50 к, прежний староста покрыл 3 руб., бывший сторож уплатил 7 руб., а остальные уплачивать отказались, оправдывая себя тем, что служа и работая на священника много времени, считают священника своим должником24.
Объясняя, почему он занял 25 руб. из церковной кассы, священник упомянул о пожаре, «истребившем у меня и у детей дом и одеяние». Упоминая о возникновении крестьянских долгов в «домовом списке», отец Никанор рассказал, что последние пять лет, из-за отсутствия в храме старосты, за свечи и «за труды» он начал деньги брать заранее (!), или суммы вносились причетниками в запись долгов, «потому что многие прихожане начали причт обременять только одним трудом, а церковь ущербом и затратой, не платя ни за что, и долг церковный по записи возрос до 80 руб., а причтовый — до 40 рублей, да в прежние годы пропало причтовых денег до 150 руб. и столько же церковных, несмотря на то, что за все взимаемо было вдвое меньше»25.
Можно предположить, что одной из причин возникновения церковных долгов, помимо бедности прихожан, был низкий уровень доверия к сельскому пастырю. С одной стороны, священник не мог не исполнять свои обязанности по отношению к прихожанам, которые были наложены на него государством, и прихожане понимали, что священник отказать им не может, иначе получит взыскание от начальства. Пользуясь таким положением священника, некоторые прихожане не считали необходимым материально благодарить священника. Церковные таинства и обряды в этом случае воспринимались крестьянами как форма государственного учета. Поэтому в некоторых случаях священнику только и оставалось вести запись церковных долгов, без надежды на то, что они когда-то будут отданы.
Источниками материального обеспечения отца Никанора на Виноградов-ском приходе за время его служения в храме были: руга от помещика, доход от
земельного надела, доход от треб, процент от денег, положенных в банк, жалованье от государства.
Использование местных средств на содержание духовенства вплоть до Поместного Собора в 1917—1918 гг. определялось особыми правилами, утвержденными 24 марта 1873 г., раздел этих средств производился на основании определения Святейшего Синода от 16—24 декабря 1887 г. По этим правилам все церковные доходы и количество земли делились между членами причта в одинаковых пропорциях. На трехштатном приходе (священник, дьячок, пономарь) доход делился на пять частей, три части получал священник, по одной — причетники2".
Землю клирики сдавали в аренду или обрабатывали самостоятельно. В конце XIX в. каждому храму полагалось около 33 десятин земли, доход с которых был, как правило, небольшим. В самом начале священнического служения отец Никанор указывает, что три десятины усадебной земли при церкви, хоть и примежеваны, но во владение причта не введены. За 33 десятины пашенной и сенокосной церковной земли, которой владел помещик Александр Иванович Бенкендорф, члены причта получали ругу. Священнику в год выдавалось: муки ржаной 99 пудов, круп гречневых 3 четверти, ячменя 4 четверти и 7 четвериков, 4 барана без овчин, свеч сальных 24 фунта, сена 250 пудов, 1 ригу овсяной соломы с мякиною, капусты 4 гряды из господского огорода; на работницу 15 руб. ассигнациями, на рясу 20 руб. ассигнациями и денежного жалованья 60 руб. ассигнациями. Раз в два года выдавался тулуп.
От «прикосновеннаго прихожанина» князя Алексея Петровича Шаховского выдавалось священнику ржи 2 четверти, овса 2 четверти и 30 пудов сена.
Немаловажно, что члены причта имели дома с принадлежностями господские, выстроенные на церковной земле. Для отопления дрова получали от помещика Бенкендорфа27.
Также члены причта получали каждый год по «ламбартным билетам» 36 руб. 50 коп. ассигнациями и за помин родителей помещика 100 руб. ассигнациями.
Проследим, какие изменения в материальном обеспечении священника ви-ноградовского храма отражены в клировых ведомостях и с чем они связаны.
В 1863 г. продолжается выплата помещиком руги за землю, но уже в меньшем объеме. Отсутствует указание на приношения причту от «прикосновеннаго прихожанина» князя Шаховского. Прекращается выдача денег «из конторы Г. Бенкендорфа за поминовение родителей его». На 35 руб. ассигнациями больше получили члены причта от процентной суммы с Государственного билета28.
Как видим, материальное содержание уменьшилось незначительно. Вероятно, оценка содержания членов причта как «скудного» произошла ввиду того, что к этому времени в семье отца Никанора родилось уже трое детей, старшему из которых было шесть лет, соответственно возросли расходы семьи.
Во второй половине XIX столетия, особенно после отмены крепостного права в 1861 г., большинство помещиков перестали выплачивать ругу причтам.
26 См.: Щепетков М., свящ. Содержание сельского духовенства в XIX в. // Московские епархиальные ведомости. 2005. № 5-6 (http//vedomosti.mepach.ru/200556/13.htm).
27АХВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. 1854 г.
Причиной этого стали и сокращение доходов землевладельцев, и широкое распространение антиклерикальных настроений29. Общероссийская тенденция не обошла и виноградовский приход. В 1866 г. «пашенная и сенокосная земля в количестве примерно 33-х десятин вместо руги, прежде производимой помещиком поручиком Бенкендорф, была отведена домашним образом причту, который ею и владеет»30.
Священник Михаил Щепетков замечает, что «как правило, семья священника не могла эффективно обрабатывать свой земельный участок как по причине недостатка рабочих рук, так и из-за занятости на службе»31. Указания на то, как эта земля использовалась членами причта, отсутствуют до начала XX в. То, что с 1866 г. священник оценивал в клировой ведомости содержание причта уже как «очень скудное», служит косвенным указанием на то, что получать ругу служителям храма было выгоднее, чем иметь в собственности землю и самим ее обрабатывать, тем более что от этой земли, как видно выше, были урезаны солидные куски, а часть земли — лес — была непригодна для обработки. С 1869 г., когда содержание причта оценивается как «очень бедное», особых изменений в клировых ведомостях не зафиксировано.
Переломным становится 1893 г., когда волей императора Александра III на дотации сельскому духовенству было выделено 6 329 143 руб. (на 19 тыс. приходов), из которых 2 329 143 руб. получили причты центральных епархий, в том числе и Московской32. С этого года «по Указу Святейшего Синода за № 5123 от 25 Октября 1893-го года предписано выдавать причту четыреста рублей в год, за вычетом 2%-й суммы (8 руб.) на пенсии»33. С этого года до 1907 содержание церковнослужителей оценивается как достаточное. Отец Никанор из этой суммы получал 300 руб., 100 руб. — псаломщик.
Почему с 1909 г. отец Никанор оценивает содержание как «безбедное»? Может потому, что, с одной стороны, выросли доходы от сдачи земли в аренду, с другой — ввиду старости священника его запросы были уже меньше, чем в молодости, когда приходилось ставить на ноги детей.
Проблема бедности прихожан всплывает в следственных документах в неожиданном ракурсе. Священник обвинил дьячка в том, что тот при оформлении исповедных ведомостей установил обязательный взнос — со взрослых говельщиков по 5 коп., с детей — по 3 коп. «Вследствие такого побора дьячком с бедных прихожан и с детей, бедных в нашем приходе большая половина»34. Указывать как причину бедности прихожан то, что раз в год дьячок берет с каждого небольшие деньги за канцелярскую работу, было явно некорректно, но в этом случае для историка важна сама оценка материального состояния прихожан, данная их пастырем.
29 См.: Щепетков М., свящ. Указ. соч.
30АХВ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. 1866 г.
11 Щепетков М., свящ. Указ. соч.
,2 Там же.
Пономарь, объясняя следствию порядок оформления исповедных ведомостей, показал следующее: «При записывании говельщиков, мы, стоя в холодной церкви, более чередуемся, а иногда записываем вместе. По 5 коп. редкий прихожанин дает нам, и то добровольно, потому что в нашем приходе зажиточных крестьян очень мало. Обыкновенно же дают — 3, а чаще 2 копейки». Крестьяне же села Виноградово отвечали, что чтобы дьячок и пономарь требовали с говельщика пять копеек, они и сами не испытывали на себе, и от других не слышали. «Кто из нас живет исправно, тот сам добровольно дает пять копеек, женщины дают по три копейки сами же добровольно, без припрашивания со стороны дьячков», — объясняли ОНИ35.
Завершить эту тему можно свидетельством самого дьячка, который, опираясь на слова с в я ш е н н и к а - о б в и н и т е л я, привел доказательство от обратного в том, что он не требует с людей лишнего. Священник упоминает о многочисленных приятелях дьячка на приходе, на что дьячок отвечает, что «если я взимал непременно, и с внушением, с говельщика пять копеек, то я имел бы более неприятелей, чем приятелей, потому что крестьянин упрям на передачу лишней копейки».
Кроме своих основных обязанностей по совершению богослужений священник на приходе выполнял различные поручения гражданской власти, в том числе составляя разнообразные документы.
Сам о. Никанор перечисляет часть из этих документов: «ведомостей, выписок, затребований земской управы, волостных, становых приставов, статистического и других комитетов, рекрутских присутствий и церковно-приходских отчетов».
Первые 15 лет своего служения о. Никанор собственноручно заполнял исповедные ведомости, в доказательство предоставив следствию сами документы, написанные его рукой. По прошествии этого времени исповедные ведомости уже писались обоими причетниками — дьячком и пономарем. Когда на следствии дьячку Петру Уарову пришлось оправдываться в обвинениях со стороны настоятеля, он, между прочим, заметил, что «приход наш не так велик, чтобы из-за его (священника) болезни накопилась куча письма»36.
Обязанности по письмоводству между членами причта, по словам дьячка, были распределены следующим образом: «...письмоводство у нас велось и до него (священника) и при нем так, что он пишет метрические (книги) — беловыя и копии, обыски, за что получает в свою пользу не менее рубля за каждый обыск, и приходо-расходныя книги, за что брал со старосты и по пяти и по семи рублей, а с нынешнего года положил двенадцать рублей... Метрические и другие записи вели на черновой тетрадке мы же оба причетника».
Проблема ведения приходской отчетности активно обсуждалась на страницах следственного дела в связи с одним из обвинений, воздвигнутых на отца Никанора крестьянами: «...он Соколов по своей злобе на домохозяев не предавал
погребению по шести дней их младенцев, так что они при теплой погоде совершенно разлагались»37.
При первичном опросе крестьян Захар Васильев сообщил: «...лет тому назад 13 ребенка у меня священник схоронил только на пятые сутки, но не из-за денег; я ему их приносил. А почему? Не знаю». Сам о. Никанор объяснял так: «...младенца, которого он (Захар Васильев) называет Марфою, не помню, был ли оный у него, в метрических же книгах записанным не значится»38.
Излагая следствию свою версию события, отец Никанор подробно останавливается на деталях приходской жизни: «При крещении слаборожденного младенца в деревне в доме родителей ни один священник с собой в деревню метрических книг никогда не возит и не носит, чтобы на них делать сей час на месте запись <...>, а чтобы не забыть восприемников, которые нередко бывают не только чужеприходные, но и чужестранные, для этого и заведена памятная записная книжка, с которой событие и пишется в метрическую книгу в доме у себя»'9.
Докапываясь до истины, духовные следователи опросили ближайших помощников священника — дьячка и пономаря, которые показали, что запись родившихся и умерших после исполнения треб они делают сначала в особых тетрадках. Над родившимися, но умершими вскоре делают отметку: «умре». С этих тетрадок в метрические книги переписывает сам священник, и тетрадки остаются у него. Они заметили, что при переписке в метрики священник, может быть, и опускает помеченных словом: «умре». Сами члены причта, как и священник, ничего о младенце Марфе не вспомнили. Но показания свидетелей, которые представил отец умершего младенца, свидетельствовали о том, что ребенок действительно родился, но жил недолго. «При похоронах ее кроме меня и жены моей никого не было, по случаю рабочей будничной поры», — показал Захар Васильев. После длительного разбирательства и опроса многочисленных свидетелей отец Никанор был признан виновным в том, что не записал в метрические книги рождения, крещения и смерти дочери крестьянина Захара Васильева младенца Марфы40.
Выше уже неоднократно указывалось на конфликтные ситуации во взаимоотношениях священника и крестьян. Попробуем на основании имеющихся свидетельств проследить, как сами действующие лица оценивали отношения между пастырем и его паствой — крестьянами.
В прошении на имя митрополита Макария крестьяне характеризуют священника как «человека с тяжелым характером и вообще необщежительного, с прихожанами не только не привлекающего, но своими поступками и разными ко всему придирками отдаляющего от Храма Божия». Помимо прочего «они (поступки священника) не только теряют к нему всякое уважение, но даже в присутствии его удаляют и от посещения храма Божия»41.
Вступая в заочную полемику с сельским старостой, отец Никанор его деятельность называет «застращиванием», а жалобы на священника — «кляузными прошениями». В качестве целей жалобщиков отец Никанор пишет, что они имеют своей целью «раззорить, сжечь и убить кляузами <...> служителей религии».
Вот в каком стиле священник описывает и дает оценку «немирствию», приключившемуся в храме на Пасху: «Когда заправителям тайного, мне известного общества, предпринято было отправить меня в вечные обители, посредством нервного тифа, или удара, <...> то кроме подталкивания под потир во время причащения указанных изуверов, они, как проводники предпринятой идеи, обыкновенно становились во всякие праздники и особенно в Пасху при многолюдстве как можно ближе к амвону. Один из них в сказанный обвинителем праздник, именно крестьянин деревни Заболотья Иаков Прокофьев, подошед-ши вместе с другими к кресту, прихватил под мышку воскрилие ризы, которая на мне была, и, удаляясь после лобзания, потянул меня с амвона в толпу сказанных злохудожников»42. Мы видим, что, по версии священника, часть приходской жизни — это борьба с известными ему недоброжелателями (злохудожниками), которые все свои силы употребляли на сживание со света доброго пастыря, особо употребляя для этого праздничные дни. Сам же крестьянин Иаков Прокофьев, отвечая следователям, вспомнил, что «года четыре назад тому в первый день Пасхи, при подходе ко кресту после обедни, действительно крючок распахнувшейся моей поддевки зацепил за подкладку ризы на священнике, но я тотчас же отцепил его и нисколько не стащил священника с амвона, а это случилось по тесноте, без всякого намерения с моей стороны»43.
Сам отец Никанор, объясняя в своих письменных показаниях причины жалоб, указал, что «заправители стачек целого прихода стараются унизить нравственный быт духовенства посредством ухудшения быта материального». Развивая свою мысль, он пишет дальше: «Этот то способ верный и испытанный последователями Лойолы уже во второй раз практикуется на мне, во время прохождения мною священнослужительской должности. В 1871 г. за контроль над церковным доходом на следствии доказано, что я обыскивал старосту, который при данной ему свободе в деньгах вскоре опился и умер скоропостижно на поле. При настоящем следствии те же следователи и прихожане силятся доказать: что я избил сторожа и пономаря и жену, веду нетрезвую жизнь, притязателен и имею раздражительный и неуживчивый характер. Между тем, как оказывается, наоборот. Заправители, запакастивши мне поведение в 1871 г., отняли у меня возможность самозащиты до такой степени, что меня может бить сторож при церкви ни за что без вины из одного мщения»44.
Ю. И. Белоногова отмечает в своем исследовании, что одним из наиболее часто встречающихся обвинений в адрес священнослужителей было обвинение в пьянстве45. Не обошло это обвинение и отца Никанора. Во время следствия крестьяне заявили о трех случаях нетрезвости священника, один из которых
42ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 589. Д. 40. Л. 16-16 об.
43Там же. Л. 20.
44Там же. Л. 25 об.
45Белоногова Ю. И. Указ. соч. С. 145.
пришелся на Пасху 1881 г., когда священник и причетники ходили по деревне Афанасово с иконами. Крестьянин Иван Дмитриев принимал духовенство в своем доме и за столом налил батюшке три рюмки вина, после чего тот начал придираться к причетникам. Впрочем, сам отец Никанор объяснял этот случай так: «Этот донос доказывает, что я после изнурительной болезни и продолжительной, бывшей со мною недавно, принужден был употреблять вина мало подкрепления ради, что и благоразумно, только бы это употребление вина было не чрезмерно, а такое, какое я, по его словам, дозволил себе, т. е. две или три рюмки... Трудящемуся в дальней деревне и целые сутки не видавшему во рту куска хлеба, ходящему по весенней грязи по полям хлебным, по домам дымным и по дворам навозным, не только что незазорно выпить три рюмки, но и дозволительно»46.
Примечательно и то, что священник, оправдываясь в своем грубом отношении к прихожанам, для усиления обвинения называет своих обидчиков «проявившимися нигилистами». Так как, по версии священника, на приходе действовало тайное общество со своими заправителями, являвшимися к тому же близкими приятелями и кумовьями причетникам, то духовные судьи сочли необходимым особо спросить причетников, «действительно ли у них есть стачка с прихожанами-нигилистами?».
Отвечая на вопросы следствия, дьячок Уаров показал, что крестил (т. е. был крестным) прежде у дворовых людей, но теперь из них никого уж нет в живых, а из крестьян крестил только у одного в деревне Заболотье. Пономарь Соколов сообщил, что у него из прихожан только один кум, крестьянин Захар Васильев из деревни Горки, с которым он находится в добрых отношениях. В один голос причетники показали: «...мы с крестьянами никаких кляузных сношений не имели и не имеем, наущательных стачек не делаем, и не понимаем, что такое нигилисты. Да при хозяйственных работах и трудах нам некогда и заниматься этим, разве нужда в помощи заставит когда-нибудь сходить к кому-нибудь из них»47.
Характерной особенностью показаний священника Никанора является то, что любое действие по отношению к нему других людей он описывает в явно преувеличенной форме, к самым простым ситуациям, возникающим во взаимных отношениях между ним, крестьянами и членами причта, прилагая «конспирологическую» версию, нагружая события тем смыслом, которого в них не было.
Низшие члены причта не отличались от крестьян ни образом жизни, ни менталитетом. Давая характеристику особенностей взаимоотношений духовенства и крестьян, Ю. И. Белоногова замечает, что «по своему статусу и образованию духовенство по сравнением с крестьянством занимало более высокую социальную ступень, <...>, относясь по роду занятий к чиновничеству. Но условия быта духовенства заставляли крестьян и духовенство постоянно сравнивать условия крестьянского и священнослужительского существования, что приводило к никогда не разрешимым противоречиям»48.
46ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 589. Д. 40. Л. 24-24 об.
47Там же. Л. 18 об.
48 Белоногова Ю. И. Указ. соч. С. 151.
В 1882 г. духовные следователи разбирали жалобу священника Никанора на дьячка Петра Уарова. Разбирательство совпало по времени с наказанием отца Никанора. Священник подал на дьячка жалобу, указав, между прочим, в числе прегрешений, что дьячок насыпал на престол в алтаре мышиный помет, отламывал петли у церковных кружек и обзывал священника. В довершение всего во время разбирательства отец Никанор, видя, что все его обвинения не восприняты всерьез, решился на крайнюю меру — обвинил дьячка в неподобающем поведении во время совершения Великого Входа на Литургии при возглашении священником имен императорской фамилии и правящего архиерея49.
С одной стороны, в конфликте участвовали два пожилых человека, долгое время служившие бок о бок и разделявшие труды по приходскому служению. За эти годы, учитывая сложный характер и священника и дьячка, между ними накопились взаимные претензии, происходили крупные и мелкие стычки, которые помимо взаимной усталости и неровности характеров могут быть объяснены и разницей менталитетов конфликтующих сторон. За время, проведенное вместе на приходе, священник и дьячок научились, в лучшем случае, друг друга не любить, а в худшем — ненавидеть. Мы видим, как взаимное многолетнее неприятие приводило к «немирствию», а любое, даже нейтральное действие, могло быть истолковано противоположной стороной как действие агрессивное в свой адрес.
В итоге, при знакомстве с материалами следственных дел возникает двойственное ощущение. По версии отца Никанора, обремененного семьей, страдающего различными болезнями, он в одиночку сражается с врагами из числа членов причта и из прихожан, с членами церковного суда. Он очень убедительно доказывает свою правоту по всем пунктам обвинения. С другой стороны, в свидетельских показаниях членов причта и прихожан храма нигде не встречается оценка действий, а только констатация фактов, о которых их допрашивали, тогда как в показаниях священника постоянно встречается негативная оценка тех людей, с которыми он взаимодействовал на приходе50. Поэтому в целом, через свидетельство разных сторон, через стиль свидетельства, видно крайнее озлобление и «немирствие» священника на членов причта и прихожан-крестьян, и это, видимо, и служит основным (и увы, печальным) выводом из разобранных документов.
Ключевые слова: сельское духовенство, прихожане, материальное обеспечение духовенства.
Parochial clergy of the village Vinogradovo in
Moscow UYEZD OF THE MOSCOW EPARCHY AND THE PEASANT WORLD IN THE SECOND HALF OF THE XIXth CENTURY Priest V. Mishin
The article attends to the history of the relations between the country clergy and the peasants of one of the parishes in the vicinities of Moscow. Analysing the archives of the church and the investigatory cases of the Moscow Ecclesiastical Consistory, the author draws conclusions concerning the peculiarities of the relations between different social groups of the parish.
Keywords', country clergy, congregation, the financial support of clergy.
Список литературы
1. Znamenskiy P. V. Prihodskoye dyhovenstvo na Rysi (Parish clergy in Russia). Saint Petersburg, 2003.
2. Stefanovich P. S. Prihod iprihodskoye dyhovenstvo v Rossii v XVI-XVII vv. (Parish and parish clergy in Russia in the XVI—XVII centuries). Moscow, 2002.
3. Bernshtam T. A. Prihodskaya zizn tysskoy derevn: Ocherkipo tserkovnoy etnografii (Russian village parish life: Essays on Church ethnography). Saint Petersburg, 2007.
4. Belonogova U. I. Prihodskoye dyhovenstvo i krestyanskiy mir v nachale XX veka (The parish clergy and peasant world at the beginning of XX century). Moscow, 2010.
5. Shepetkov M. 2005. Moskovskie eparkhialnie vedomosti, no. 5—6.
