CC BY
153
РИЧИННОСТЬ И ОБЪЯСНЕНИЕ В ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ: ОТ НЕОБХОДИМОГО К ВОЗМОЖНОМУ
Д. А. ЛЕОНТЬЕВ
Проблема причинности долгое время служила лакмусовой бумажкой научного мировоззрения. Вплоть до начала 20 века именно по ней проходил водораздел между наукой, с одной стороны, и религией и обыденным сознанием, с другой. Наука утверждала законосообразность, причинную обусловленность и предсказуемость всех явлений, наблюдаемых в мире (в том числе человеческих действий и других психологических феноменов), не требующую постулирования принципиально непознаваемых факторов для их объяснения. Религия постулировала конечную причину, в принципе неподвластную человеческому познанию, онтологизировав ограниченность последнего. Обыденное же сознание исходит, прежде всего, из своего Я. «Всегда ошибочно рассматривать поведение как зависимую переменную в психологических исследованиях. Для самого человека это независимая переменная»1. Вместе с тем, как выявили экспериментальнопсихологические исследования локуса кон троля и каузальной атрибуции во
1 Kelly G. Clinical Psychology and Personality: the Selected Papers of George Kelly// Maher B. (Ed.). N.Y., 1969. P. 33.
л
X
Cl
re
z
X
■
с
=r
u
X
Щ
*
Ф
второй половине 20 века, причины собственных действий могут в разной степени приписываться индивидом либо внешним силам, либо самому себе, и от этого самым существенным образом зависят многие особенности его поведения и сознания2.
Собственное Я служит обычно точкой отсчета и в философском познании, что приводило порой к радикальному расхожде-
. . -
нию научного и философского взглядов на человека. Стремление совместить их могло породить тяжелый кризис, как мы видим на примере У. Джеймса - выдающегося философа и психолога конца 19 - начала 20 веков. «Уильям Джеймс испытывал периоды глубокой депрессии, когда ему было около тридцати. В это время он учился в Европе, изучая психологию. Потеряв веру в свободу волеизъявления, он был совершенно подавлен мыслью, что все его поступки не более чем простые реакции, как у павловских собак, и тогда невозможно достижение никаких целей. Состояние депрессии длилось несколько месяцев, и он уже подумывал о самоубийстве»3. Ниже мы вернемся к тому, как Джеймсу удалось разрешить этот мировоззренческий конфликт; пока же констатируем, что именно психология личности, импульс к развитию которой во многом дал У. Джеймс, оказалась областью познания, наиболее чувствительной к дилемме свобода/детерминизм применительно к человеческим действиям. С одной стороны, она является разделом психологии - эмпирически обоснованной науки; с другой стороны, все психологические теории личности опираются на тот или иной образ человека, в основе которого лежат культурные и религиозные традиции, философские учения и другие основания, Ч выходящие далеко за пределы собственно научного знания. Ана-
ф 4
С лиз проблемы свобода/детерминизм в психологии 20 века позво-
У ляет увидеть, что она остается неразрешенной. Хотя в последние
х десятилетия появились новые перспективные концептуальные
£ подходы, решения в большей мере носят компромиссный харак-
I тер, механически сочетая признание зон детерминированности и
^ зон свободы в человеческой жизнедеятельности.
X ______________
з»
См. об этом: Хекхаузен X. Мотивация и деятельность. Изд. 2-е, пе-
X
рераб. М.-Спб., 2003; Гордеева Т. О. Психология мотивации достижения. 3 М., 2006.
3 Мэй Р. Искусство психологического консультирования. М., 1994.
5 С. 130.
X 4 См.: Леонтьев Д.А. Психология свободы: к постановке проблемы
самодетерминации личности // Психологический журнал. Т. 2. 2000. № 1. И С. 15-25.
Гуманитарная парадигма -
ВЫЗОВ ПРИНЦИПУ ДЕТЕРМИНИЗМА
Новый ракурс проблемы причинности в психологии личности обнаружился с формулированием оппозиции гуманитарного и естественнонаучного понимания человека, которая во многом определяла методологические дискуссии на протяжении всего 20 века как в методологии науки в целом, так и в конкретных дисциплинах. Особенно это относится к психологии, предмет которой в равной мере входит в компетенцию как естественнонаучного, так и гуманитарного подхода, что порождает серьезные проблемы их соотнесения между собой. Введенное В. Дильтеем5 противопоставление объяснительной (научной) и описательной (понимающей) психологии привело к расщеплению целостного психологического знания и к формированию двух разных концептуальных, терминологических и методологических систем, которые и поныне еще не воссоединены. Насколько непреодолим этот раскол?
Прежде всего, необходимо признать несводилюсть гуманитарного познания к естественнонаучному. «Сегодня уже ясно для большинства исследователей в этой области, что эти науки (о человеке и обществе. — Д. Л.) могут успешно развиваться тогда, когда они не имитируют успешные в прошлом методы естествознания, а развивают собственные, относящиеся, прежде всего, к изучению осмысленных человеческих действий и семиотических систем, воплощающихся в культурных объективациях, в социаль-ных институтах и определяющих способы межчеловеческой КОМ- (С
муникации»6. Признание этого ведет к необходимости разработки новой методологии познания в науках о человеке и обществе, не- Ч
ф
редко описываемой, в частности, в терминах постмодернистской, ц-
неклассической или постнеклассической7. У
5 Дильтей В. Описательная психология. М., 1924. Ф
6 Лекторский В.А. Предисловие // Наука глазами гуманитария / Отв. ред. В. А. Лекторский. М., 2005. С. 5-10.
7 См.: Shotter J. Getting in Touch: the Metamethodology of a Postmodern to
Science of Mental Life // The Humanistic Psychologist. 1990. № 1. Spring.
Vol. 18. P. 7-22; Стёпин B.C. Теоретическое знание: структура, историческая эволюция. М., 2000; Петренко В. Ф. Конструктивистская парадигма в психологической науке // Ученые записки кафедры общей психологии j
МГУ им. М.В. Ломоносова. Вып. 1 / Под ред. Б.С. Братуся, Д.А. Леон-тьева. U
М., 2002. С. 19-36; Гусельцева М.С. Методологические предпосылки и принципы развития культурной психологии // Методологические пробле- jg
мы современной психологии / Под ред. Т. Д. Марцинковской. М., 2004. ф
С. 82-101; Леонтьев Д.А. Неклассический вектор в современной психоло- СЯ
гии// Постнеклассическая психология. 2005. № 1(2). С. 51-71.
9 Зак. 2482 129
/Междисциплинарные исследований
Главное, что обычно выдвигается на первый план при определении специфики гуманитарного подхода к человеку, - это взгляд на проявления человека, на его внутренний мир и продукты творчества как на знаковые, семиотические системы, приобретающие смысл в определенном социокультурном контексте. «Человек в его человеческой специфике всегда выражает себя (говорит), то есть создает текст (хотя бы и потенциальный). Там, где человек изучается вне текста и независимо от него, это уже не гуманитар-£
ные науки» . Применительно к психологии личности это подразумевает, что личность не является просто вещью, которую можно описать со стороны. Ее свойства раскрываются, только если вступить с ней в определенное взаимодействие, и, более того, они меняются в процессе этого взаимодействия, поэтому мы не можем зафиксировать этот объект, чтобы его описать в данный момент времени. Гуманитарный подход к личности предполагает, что у каждого из нас есть внутренний мир, в котором присутствуют определенные смысловые содержания.
Именно наличием диалогически раскрываемых текстов, или содержаний, личность отличается от индивидуальности. Индивидуальность можно измерить и протестировать, но содержания внутреннего мира не поддаются такому анализу. Человек - единственное существо, у которого есть содержания; можно сказать даже, что душа - это и есть содержание. Как индивидуальности -природные объекты, обладающие определенными свойствами, -мы обособлены жесткими границами, отделяющими нас от других объектов и от окружения. Но на уровне содержаний, смыслов, представлений, текстов, ценностей, т.е. того, что относится не к свойствам, а к содержаниям, которыми люди могут обмениваться между собой, а также с культурой и социокультурными общностями, мы оказываемся принципиально разомкнутыми, мы все время обмениваемся этими содержаниями. В этом суть диалогичности человеческого существования. Человека можно одновременно рассматривать как природный объект, как индивидуальность, с одной стороны, и собственно как личность - как определенный внутренний мир, характеризующийся через его содержания и через те взаимодействия, в которые надо вступать с этим миром, чтобы позволить этим содержаниям раскрыться9, с другой.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 285.
9 См. подробнее: Леонтьев Д.А. Личность как преодоление индивидуальности: основы неклассической психологии личности // Психологическая теория деятельности: вчера, сегодня, завтра / Под ред. А.А. Леонтьева. М., 2006. С. 134-147.
Вместе с тем, различие между естественнонаучным и гуманитарным подходами в психологии личности вряд ли можно свести только к различию между «жестким» естественнонаучным детерминизмом и «культурной» детерминацией, «управляющей продуктивной деятельностью людей»10. Специфика гуманитарного подхода не в том, что он заменяет одну детерминацию другой или добавляет новую ее разновидность, а в том, что он изучает не необходимое, а возможное.
Возможное М. Н. Эпштейн определяет как то, чего нет, но что
®В
В03М0ЖН0СТНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ
И ПУНКТИРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Четкое разведение этих двух модальностей реальности дал М.Н. Эпштейн11, показав, в частности, что для гуманистики характерен расходящийся дискурс, направленный не на связывание разных идей в одну логическую конструкцию, а на выстраивание веера расходящихся путей-возможностей12. Действительно, естественные науки изучают необходимое - «то, что не может не быть»13, поскольку оно причинно обусловлено. Законы, установление которых является задачей естественных наук, предполагают однозначность и предсказуемость. По отношению к психологии это наиболее отчетливо формулировал на первом этапе своей деятельности Курт Левин, стремившийся строить психологию по об-
X
X
разцу естественных наук, прежде всего физики, и подчеркивав- я ший абсолютную законосообразность всего психического14.
ВС
_ 15 - ®
может быть , оговариваясь при этом, что применительно к этой с;
категории «противоположность бытия и небытия в значительной и
степени нейтрализуется»16, поэтому оно смыкается со случайным -___________ Ф
10 Марцинковская Т.Д. Междисциплинарность как системообра- 2
зующий фактор современной психологии // Методологические пробле- Си
мы современной психологии / Под ред. Т. Д. Марцинковской. М., 2004. х
С. 61-81. *
11 См.: Эпштейн М.Н. Философия возможного. СПб., 2001; Эпштейн М. Н. с
X г?
Знак пробела: о будущем гуманитарных наук. М., 2004.
12 Эпштейн М.Н. Знакпробела: о будущем гуманитарных наук. С. 19, 68. и
13 Эпштейн М.Н. Философия возможного. С. 291. ^
14 См.: Левин К. Динамическая психология: избранные труды. М..
2001. ' ф
15 Эпштейн М.Н. Философия возможного. С. 290.
16 -г, Сд
Гам же.
тем, что есть, но может не быть. То, что оно может быть (а может и не быть), характеризует возможное/случайное более существенным образом, чем то, что оно есть или не есть. Взгляд под этим углом зрения на все продукты человеческого духа позволяет убедиться: не приходится аргументировано говорить о том, что они детерминированы, то есть необходимо должны были быть созданы и быть именно такими, какими они оказались. Можно в качестве примера рассмотреть исторические деяния выдающихся людей, которые отличает как раз их непредопределенность; или произведения искусства, особой ценностью из которых отмечены те, которые нарушают ожидания аудитории. М. К. Мамардашвили17 отмечал отсутствие причинной обусловленности целого ряда специфически человеческих проявлений, таких как добро, мысль, любовь, свобода: «Это невозможно, но случается».
В философских и теоретико-психологических концепциях человека идея о том, что сущность человека характеризует в большей мере возможное, нежели фактическое, наличное или необходимое, встречается достаточно часто (Ф. Ницше, Ж.-П. Сартр, М. Босс, В. Франкл, С. Мадди, М. Чиксентмихайи, М. К. Мамардашвили, А. А. Брудный, М. Н. Эпштейн, А. М. Лобок и др.). Эта идея тесно смыкается с уже получившей широкое признание идеей о том, что главной сущностной характеристикой человека выступает универсальная способность к трансценденции любой данности (Э. Фромм, В. Франкл, А. Джорджи, Г. С. Батищев и др.). ге Положение о том, что человеческая жизнедеятельность на-
О правляется не только и не столько (если мы говорим о специфиче-
ски человеческих ее формах) выражающейся в объективных законах поведения необходимостью, сколько открывающимися и рефлексивному сознанию возможностями, не отрицает существо-
вания в личности познаваемых объективных закономерностей разного рода, причинно обусловливающих те или иные аспекты жизнедеятельности. Совмещение в человеке неспецифических естественных закономерностей, причинным образом детерминирующих многие аспекты его жизнедеятельности, и специфически
с; с
X
и ния, выражается в антропологическим образе «пунктирного чело-
X
|
человеческой открытости к сфере возможного, вносящей в его жизнедеятельность принципиально новые, некаузальные основа-
£ 17 См.: Мамардашвили М.К. Лекции о Прусте (психологическая топо-
логия пути). М., 1995; он же. Психологическая топология пути. М., 1997.
века»18. Человек не проявляет себя как человек, не реализует все свои человеческие возможности в любой момент своей жизни, часто пользуясь возможностью функционировать на более низком, субчеловеческом уровне. В разработанной нами ранее мулъ-тирегуляторной модели личности 9 была показана множественность регуляторных принципов и механизмов, управляющих человеческим поведением, неизбежность их сочетания и постоянного переключения с одного на другой. Более упрощенное разделение человеческих и субчеловеческих форм хорошо согласуется с формулой В. В. Розанова, различавшего бессознательную жизнь, управляемую причинами, и сознательную жизнь, управляемую целью20. Сущность человека выражается как раз в этой возможности переключаться с одной системы регуляции на другую, с одного уровня на другой, и траектория его жизни есть пунктирная траектория. У разных людей в разных ситуациях эта траектория может иметь разную конфигурацию, но ни у кого она не бывает сплошной. Искушение субчеловеческим проявляется в том, что субчеловеческие формы существования оказываются менее энергозатратными, более легкими, более привлекательными как путь наименьшего сопротивления; собственно же человеческие проявления - путь наибольшего сопротивления. Поэтому не каждый стремится во всем быть человеком, платя за это соответствующую цену.
Традиционно причинной, каузальной детерминации противопоставлялась детерминация телеологическая. Она, однако, тесно связана с возможностным измерением существования человека. Как цель, так и возможность начинают играть роль в детерминации человеческих действий тогда, когда наше сознание принимает их в качестве возможных оснований для наших действий. Без опосредования сознанием они не порождают следствий, и подлинная проблема целеполагания состоит не в том, чтобы построить цель, а в экзистенциальном акте принятия уже построенной
19 См.: Леонтьев Д.А. Психология смысла. Изд. 3-е, испр. и доп. М., 2007.
20 См. Розанов В. Цель человеческой жизни (1892) // Смысл жизни: антология / Под ред. Гаврюшина Н.К. М., 1994. С. 21.
Ф
35 х
я а
цели в качестве основания для действии, принятия на себя ответ-
----------- 1
18 Є
См.: Леонтьев Д.А. О предмете экзистенциальной психологии //
1 Всероссийская научно-практическая конференция по экзистенциальной психологии / Под ред. Леонтьева Д.А., Мазур Е.С., Сосланда А.И.
=Г
и
М., 2001. С. 3-6. X
ф
г
ственности за ее реализацию. Действие, строящееся на таких основаниях, есть поступок21.
В потоке «бессознательной жизни» мы вообще не воспринимаем каких-либо возможностей, помимо необходимости и неизбежности подчиняться определенным воздействующим на нас силам, более или менее сознаваемым нами. Возможности конституируются осознанным их видением субъектом в качестве потенциальных альтернатив собственных действий; их число в конкретной ситуации может быть очень велико, хотя конечно, и не все из них заслуживают серьезного рассмотрения. При этом именно циркуляция смысловых содержаний в диалогическом взаимодействии индивидов между собой и с миром культуры радикально расширяет спектр потенциальных возможностей и целей, доступных человеку, сознание которого открыто этому взаимодействию. Из круга возможного наше сознание вычленяет ценное - те возможности, которые обладают для нас определенной ценностью, привлекательностью, смыслом, и в силу этого рассматриваются как потенциальные варианты действий. Однако реально в деятельность воплощаются лишь немногие из них, - те, которые проходят еще одну селекцию и принимаются нами как должное, как цели, за реализацию которых мы принимаем на себя ответственность. Принимая ответственность за цель, я исхожу из того, что она не реализуются помимо меня; воспринимая самого себя как причину определенных событий, я принимаю решение использовать эту причинную способность в определенном на-
правлении («держать усилие» - в терминах М. К. Мамардашвили).
О Только тогда избранная мною осмысленная цель включается в
О
детерминацию моих действий. Через реализацию этой цели воз-
можность воплощается в реальность; в режиме «сознательной и жизни» сознание через цикл «возможное-ценное-должное-цель-
действие» оказывает воздействие на бытие. При этом в любом случае как определенный исход действий, так и их определенное
I протекание не гарантированы: принятие любой возможности и
Ід- опора на нее всегда сопряжено с риском и неоднознач-
ностью.
с; Именно через принятие неоднозначности и риска У. Джеймс
смог разрешить свою экзистенциальную проблему, описанную
-С X
=г ____________________
и 21
См.: Гусейнов А.А. Закон и поступок (Аристотель, И. Кант, ^ М.М. Бахтин) // Этическая мысль. Вып. 2. М., 2001. http://ethics.iph.ras.ru/
ет/ ет2/l.html; Леонтьев Д.А. К психологии поступка // Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. 2006. № 2(9). С. 153-158.
опирается современная психология личности. В их числе стерео-
знался, что его убеждение в том, что полноценное удовлетворение
2 Мэй Р. Искусство психологического консультирования. С. 130.
®!1
в начале статьи. «Ему пришло в голову поставить на свободу. Он решил, что, просыпаясь утром, он будет верить в свободу хотя бы на один день. Он выиграл свою ставку. Вера в свободу обернулась самой свободой»".
Если же наше рефлексивное сознание дремлет, оно не в состоянии проделать работу по открытию и селекции возможностей и переходу к осмысленному целеполаганию. В этом случае, однако, эту работу может манипулятивно проделать за нас другой, предлагая уже готовую цель в качестве заведомо ценного и должного для нас; нам остается только «взять под козырек». Именно этот механизм искусственного «спрямления» пути от многообразия возможностей к единственной принимаемой здесь и теперь цели активно используется в рекламе, в политической и религиозной пропаганде, в межличностных манипуляциях. Упомянугый выше принцип минимизации энергозатрат объясняет ту готовность, с которой многие люди склонны принимать заданные извне цели, не рассматривая альтернатив.
Объяснительный потенциал
КАТЕГОРИИ ВОЗМОЖНОГО
В ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ
Введение категории возможного в дополнение к категории необходимого позволяет преодолеть ряд стереотипов, на которые
типы об универсальном характере законов и закономерностей, Ф
которым подчиняется поведение всех людей, о несовместимости У
естественнонаучного и гуманитарного взглядов, об абсолютной ^
детерминированности психических явлений, об обусловленности ф
поведения взаимодействием факторов личности и ситуации и дру- 3
гие. В последние десятилетия в эмпирических исследованиях все чаще появляются данные, свидетельствующие о неполной причинной детерминированности психологических феноменов, о возможности трансцендснции однозначной детерминации.
Так, А. Маслоу в интервью незадолго до своей смерти при-
и X
всех базовых потребностей порождает движение к самоактуали-зации, не получило подтверждения: некоторые в этих условиях
движутся в предсказанном направлении, а некоторые нет23. Как следует из этого примера, удовлетворение потребностей выступает не детерминантом самоактуализации, а ее предпосылкой, по-
рождающей ее возможность, но не необходимость. Другой иллюстрацией понятия предпосылки выступает замеченная нами
Щш
асимметрия корреляционных связей между личностными переменными: полюс переменной, связанный с относительно более низким уровнем личностного развития, обнаруживает более прочные корреляционные связи с другими переменными, нежели тот полюс той же переменной, который связан с относительно более высоким уровнем развития; например, пессимизм обнаруживает больше корреляций с другими переменными, чем оптимизм. Мы объясняем это тем, что при более низком уровне личностного развития связи между переменными носят больше жесткий, детерминистический характер, а на высоком уровне развития одни выступают по отношению к другим лишь как предпосылки, не предопределяя их однозначно.
Следующая группа данных свидетельствует об асимметрии генетической обусловленности положительных и отрицательных состояний и об изменении меры их генетической обусловленности под влиянием взаимоотношений в семье. Так, А. Теллеген с соавторами24 обнаружили в близнецовых исследованиях, что гены
X
X
т
а
объясняют 55% дисперсии негативной эмоциональности и лишь 40% позитивной, а семейное окружение, соответственно, 2% и 22%. Еще более убедительные данные были получены А. Кнафо О и Р. Пломином в исследовании альтруизма на 9300 близнецовых пар, в котором учитывался стиль воспитания. Во всех возрастах негативный стиль воспитания (принуждение, отрицательные эмоции) позволяет ярче проявиться генетической предрасположенно-
ф А X
способствует формированию альтруизма, но и, по всей видимости, помогает преодолеть биологическую заданность и усилить влияние факторов среды, выступая предпосылкой более индиви-X ________________
U *3 См.: Frick W. Remembering Maslow: Reflections on a 1968 interview //
Eg Journal of Humanistic Psychology. 2000. Vol. 40. № 2. P. 139.
24 Tellegen A., Lykken D., Bouchard Т., Wilcox K.., Segal N., Rich S. Per-
Ш sonality Similarity in Twins Reared Apart and Together // Journal of Personalia ity and Social Psychology. 1988. Vol. 54. P. 1031-1039.
сти (близнецы более схожи между собой и менее альтруистичны). Позитивный же родительский стиль (преобладание положительных эмоций, отсутствие принуждения в воспитании) не только
процентах степень согласия с каждым из двух вариантов ответов
вышел за пределы необходимости и воспользовался возможно-
См.: Мандрикова Е.Ю. Виды личностного выбора и их индивиду-
дуального развития2'. Таким образом, если эгоизм и негативная эмоциональность причинно обусловлены на генетическом уровне, то позитивная эмоциональность и альтруизм существуют как возможности, развивающиеся при определенных условиях и предпосылках и больше зависящие от ситуации развития. Само развитие протекает в направлении от генетически обусловленных универсальных структур к менее универсальным структурам, изначально существующим в модальности возможного.
Еще одна группа данных была получена в исследованиях последних лет под руководством автора данной статьи. В диссертационном исследовании Е. Ю. Мандриковой26 удалось экспериментально выделить различные типы и механизмы личностного выбора: реактивный тип, лишенный осмысления оснований выбора и управляемый случайными причинами, активный выбор неизменности, опирающийся на стремление к сохранению статус-кво и на отказ от новых возможностей, и активный выбор неизвестности, выражающийся в рискованном предпочтении неясных альтернатив. Последняя разновидность выбора, в отличие от первых двух, опирается на аргументы смыслового плана; основанием выбора служат возможности, а не фактичность. Испытуемые, характеризовавшиеся этим типом выбора, отличались от других групп значимо более высоким уровнем осмысленности жизни, автономии в принятии решений, оптимизма, толерантности к неопределенности, жизнестойкости и стремления к изменениям. В другой
27
X
работе* была апробирована новая методика диагностики мировоззренческой активности: испытуемые должны были оценить в
Ф
на вопросы мировоззренческого характера; по желанию они мог- е;
ли также сформулировать собственный вариант ответа. Те, кто и
X
Ф
25 .2
Knafo A., Plomin R. Parental Discipline and Affection and Children’s X
a ft?
Prosocial Behavior: Genetic and Environmental Links // Journal of Personality and Social Psychology. 2006. Vol. 90. P. 147-164. X
( V ( . N't') II ’II, lll'IIII'l C in Rl/ITLI nHirimiiTII/im II I lfl/11,'1 IT (TV III! 'I 11 II11 'II'
ально-психологические предпосылки. Диссертация кандидата психологических наук. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2006; Леонтьев Д. А., Манд- ^
рикова Е. Ю. Моделирование «экзистенциальной дилеммы»: эмпирическое исследование личностного выбора // Вестник Московского универ- jjg
ситета. Серия 14. Психология. 2005. № 4. С. 37—42. ££
~7 См.: Леонтьев Д. А., Ильченко А. Н. Уровни мировоззренческой Ф
активности и их диагностика // Психологическая диагностика. 2007. № 3. fej
С. 3-21.
стью дать свой вариант, отличались значимо более высокой толерантностью к неопределенности, стремлением к изменениям и показателями по отдельным субшкалам теста смысложизненных ориентаций. Эти данные свидетельствуют о том, что, по мере личностного развития и самодетерминации, возрастает склонность ориентироваться на осмысленные и вариативные возможности
м
ю
X
в противовес однозначной необходимости.
В03М0ЖН0СТНЫЕ ОСНОВАНИЯ НРАВСТВЕННОЙ
И ПРАВОВОЙ РЕГУЛЯЦИИ
СОЦИАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ
Рассмотрим в заключение, как встраиваются рассмотренные психологические механизмы замещения, необходимого возможным в регуляцию социального поведения, по отношению к которому часто используется категория «должен».
Неверно считать долженствование разновидностью принимаемой необходимости. Когда мы говорим о необходимом, снимается вопрос выбора. Между причиной и следствием - жесткая и неотвратимая связь. В поведении человека связь внешне бывает схожа со следующими примерами. Удар по правой щеке вызывает ответный удар - «око за око»; связь здесь носит характер не столько необходимости, сколько сформировавшейся в индивиду-х‘ альном опыте условной реакции, субъективно воспринимаемой
как необходимо обусловленная первым ударом: я бью в ответ, и говоря «ну а как же еще?»
Однако, как мы узнали из Нагорной проповеди, есть альтернатива: подставить левую щеку. Возникает проблематизация, разрыв и условной связи, расширение сферы возможного. В работах веду-
X щих этиков отмечается, что моральные нормы важны не столько
Ф тем, что они должны жестко соблюдаться; само их существование
2 важнее, чем их соблюдение28. Они создают проблематизацию и
тем самым пространство выбора. В результате само существование моральных норм и сама проблематизация - можно так, а
можно, оказывается, еще и иначе, и даже хорошо иначе - накладывает на нас ответственность за то, что мы в этой ситуации дела-
ем. Можно сказать, что этика - это культурный механизм поро-
X
и ждения личной ответственности. Это следует как раз из того
названного обстоятельства, что должное, то есть то, к чему, по
35 -----------
Д?-: '8 См.: Гусейнов А. А., Апресян Р. Г. Этика. М., 1998; Шрейдер Ю. А.
Этика: введение в предмет. М., 1998.
мнению этических учении, надо стремиться, не относится к категории необходимого. «Даже категорическое этико-религиозное требование “не убий” само по себе не имеет нравственного обязывающего смысла»’4. Должное является частным случаем возможного. И должное, и запретное относятся к тому, что мы называем социальными нормами - установлениями, за которые предусмотрены положительные или отрицательные санкции. Когда мне говорят, что такое «хорошо» и что такое «плохо», мне сообщают не столько о том, что надо вести себя хорошо и выбора нет, сколько о том, что существуют такие возможности и другие воз-
_
можности, и одни возможности общество, культура, группа санкционирует положительно, а другие возможности санкционирует отрицательно; за одно наказывает, а за другое вознаграждает. Однако, невзирая на санкции, само существование нормы провоцирует на ее нарушение: «Давайте ходить по газонам, подвергаясь штрафу!» (И. Ильф. Записные книжки). Одно это доказывает, что здесь не может идти речь о необходимости, о причинно-следственных связях. Я осознаю последствия, которые мне грозят, если я не сделаю то, что должно, или сделаю то, что нельзя; но конечное решение все равно принимаю сам, неся ответственность за мой выбор одной из воспринимаемых возможностей.
Запретный плод сладок. Как только я узнаю, что делать что-то нельзя, сразу возникает импульс так сделать. Здесь возникает ди- ^
лемма: или осознавать и называть своими именами негативные возможности, или нет. Ю. Шрейдер30 говорил, что надо избегать называть зло, потому что если назвать его, оно тем самым обрета-
ет новое существование, создается новая реальность, которая от-
зывание зла - это попытка удержаться в модели естественной детерминации, то есть редуцировать внутренний мир, редуцировать
век, регулируемый более примитивными механизмами условных
29 Гусейнов А. А. Закон и поступок (Аристотель, И. Кант, М. М. Бах-
крывает для человека новые возможности (приводя в качестве с;
примера самоубийство). Альтернатива, однако, не лучше. Йена- и
Ф
пространство рефлективного сознания, в надежде на то, что чело- X
а <0
связей, будет вести себя более приемлемым для общества образом, чем люди свободные, анализирующие разные возможности.
Это более чем спорное допущение. Р. Мэй31 писал, что если чело-
ЯР и X с£
тин).
30 Психология и этика: опыт построения дискуссии / Под ред. Бра- ф
туся Б. С. Самара, 1999. С. 14-15. §й
31 См.: May R. Freedom and Destiny. N.Y., 1981.
век свободен, никто не может гарантировать, что он будет выбирать только добро, а не зло. И не случайно все великие святые, отмечал Мэй, считали себя великими грешниками. Более высокий уровень развития, более высокий уровень свободы предполагает большую чувствительность к проблеме добра и зла, большее осознание возможностей и добра, и зла и, соответственно, большую ответственность за этот выбор. На этом уровне осознания человек уже не может говорить, что он «хотел, как лучше, а получилось, как всегда», ссылаться на непонимание, на незнание или неодолимую силу («форс-мажор»).
Когда нравственные заповеди входят во внутренний мир человека, они не становятся силой, которая влечет его наподобие инстинкта, но возникает принципиально новый тип детерминации. Учебник этики - это путеводитель по пространству, где нет иной детерминации, кроме моей личной ответственности. Я не обязан следовать всем советам путеводителя, я сам выбираю свой маршрут. Таким образом, главное в этике не то, что она задает конкретные моральные нормы, указывая на то, что одно хорошо, другое плохо. Важнее то, что этическое измерение задает само пространство выбора, пространство возможностей.
Каждый человек растет в определенной культуре, которая дает нам точку опоры в виде системы норм, системы должного. Большая опасность заключается в риске принять то, пусть даже очень «высокожелательное», возможное, которое мы усваиваем из нашей культуры, за необходимое и безусловное. Если то должное, что мы усваиваем из нашей родной культуры, воспринимается как положительная возможность, как что-то, что «может быть», мы Ф остаемся открытыми другим культурам как к иным возможно-
и стям, которые тоже могут быть в чем-то по-своему неплохи и
X привлекательны. Мы имеем возможность включить разные воз-
32
ф можности в наш мир, сравнивать и объединять их. М. Эпштейн
говорил об идеале транскультурности, как о неком позитивном идеале существования человека в пространстве разных культурных возможностей, не ориентируясь излишне жестко на одну из них. В современном мире идеал транскультурности особенно важен. Он не отрицает идентификацию с определенной культурой
X
X
=г
и опору на нее, однако в этом случае родная культура выступает
как ценностный ресурс, а не как жесткое ограничение; как опора, а не как ограда; как ценная возможность, а не как необсуждаемая
X --------------
32 Эпштейн М.Н. Философия возможного; он же. Знак про-бела: о будущем гуманитарных наук.
цию, разнообразно проявляющуюся в психологии личности и фи-
ре возможного и его воплощении в действительность как объяс-
необходимость. Если же мы воспримем нормы нашей родной культуры как необходимость, то есть как то, чего «не может не быть», из этого логически однозначно вытекают фанатизм и агрессия по отношению ко всем тем, кто «имел несчастье» вырасти в других нормах.
Отдельной проблемой, анализ которой выходит за рамки данной работы, является применение категории возможного для анализа поведения людей в сфере действия правовых норм. В частности, юридические понятия умысла, вменяемости и ряд других довольно тесно связаны с представлениями о причинности человеческого поведения, однако различные элементы действующего законодательства опираются порой на противоречивые представления о человеке и регуляции его поведения. В частности, когда речь идет о влиянии слов и действий одного человека на психологическое состояние другого, равно неверно говорить как о том, что первое служит причиной второго, так и о том, что второе никак не зависит от первого. Безусловно, даже подвергаясь манипуляции или провокации, человек не обречен действовать одним лишь тем способом, которого добивается манипулятор, - потенциально существует много возможностей для его действий. Однако верно и то, что своими действиями манипулятор часто сознательно, а иногда и неосознанно, мешает своей жертве использовать возможности рефлексивного сознания, чтобы увидеть имеющиеся возможности (например, искусственно создавая спешку или аффект), тем самым снижая уровень регуляции его деятельности и ограничивая степень свободы выбора им своих действий33. Исходя из этого, в состав ряда преступлений, связанных с введением в заблуждение, было бы правильно включить действия, направленные на ограничение свободы видения и выбора жертвой возможностей для своих действий.
X
X
№
ш
с;
и
и
X
ф
ир
м
* * * X
а
Целью данной статьи было концептуально оформить тенден-
X с.
лософской антропологии в последние десятилетия - дополнить представления о каузальной и телеологической причинности в а*
деятельности ЛИЧНОСТИ представлениями об ответственном выбо- X
я *
ф
33 Об этом, в частности, см.: Сафуанов Ф. С. Психология криминаль-ной агрессии. М., 2003.
еждисциплинарные исследований
нительном принципе определенной категории человеческих по-ступков. Мы стремились показать связь возможностного объяснения с категориями телеологической (целесмысловой) детерминации, рефлексивного сознания и ответственности, предложив на этой основе способ разграничения естественнонаучного и гуманитарного подходов к человеку и понимания их взаимосвязи. Были также приведены данные из области психологии личности, свидетельствующие в пользу перспективности предложенного подхода, и рассмотрены некоторые возможные следствия для понимания моральной и правовой регуляции социального поведения. Изложенное позволяет, на наш взгляд, говорить о предлагаемом воз-можностном объяснении, дополняющем традиционное причинное объяснение, как о способе не только внести новую струю в понимание механизмов человеческой свободы и несвободы, но и как об инструменте философского и психологического самопознания и самоопределения по отношению к течению собственной жизни. «Мы могли бы перестать быть просто болтливыми следствиями в великой причинно-следственной цепи явлений и попытаться взять на себя роль причин»34.
и
34 Бродский И. Состояние, которое мы называем изгнанием, или Попутною ретро // Сочинения Иосифа Бродского: В 8 т. Т. 6. СПб., 2000. С. 36.
