CC BY
44
ПРАВОСЛАВНЫЕ МОТИВЫ В ЭПИСТОЛЯРНОМ ТВОРЧЕСТВЕ В.М. ШУКШИНА
Д.В. Марьин
Ключевые слова: литературоведение, русская литература, эпистолярное творчество, В.М. Шукшин.
Keywords: literary criticism, Russian literary, epistolary art,
V.M. Shukshin.
Религиозное чувство принадлежит к самой сокровенной, интимной сфере духовной деятельности человека. В случае с творческой личностью - поэтом, писателем, художником и т.д. - это означает, что религиозные убеждения автора далеко не всегда могут находить свое открытое выражение в произведениях, предназначенных для широкой публики. Однако мы вправе надеяться на их проявление в личных дневниках и письмах человека искусства, ведь именно для данных жанров характерны максимальная рефлексия автора и стремление сказать собеседнику то «что не могут или не хотят сказать ему устно» [Шеффер, 2010, с. 120].
Все сказанное особенно актуально по отношению к В.М. Шукшину. По воспоминаниям современников, Шукшин не был открытым человеком, легко поверявшим окружающим свои мысли и чувства. Относительно истинных религиозных воззрений алтайского писателя и режиссера нет твердой уверенности даже у самых близких его друзей. Неслучайно В.И. Белов, сам человек глубоко православный, достаточно осторожно высказывается о религиозности В.М. Шукшина: «Двигался ли к Богу сам Шукшин? Мне кажется, да. Некоторые его поступки указывали на это вполне определенно...» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 41]. Возможно, что обращение к эпистолярию алтайского писателя позволит подтвердить слова В.И. Белова, выявить христианские, православные мотивы в мировоззрении В.М. Шукшина.
Эпистолярное наследие В.М. Шукшина - наименее известная и недостаточно изученная часть творчества алтайского писателя. Прежде всего, это объясняется сравнительно небольшим объемом публикаций и отсутствием до недавнего времени единой, целостной, хронологически выверенной подборки писем писателя. Публикация эпистолярного
наследия Шукшина началась только после его смерти, при жизни писателя ни одно из писем не было напечатано. При этом оригиналы писем по-прежнему остаются малодоступными для исследователей. Все вышесказанное привело не только к почти полному отсутствию комментированных изданий писем В.М. Шукшина, но и к незначительному объему исследовательской литературы по эпистолярию алтайского писателя. Не удивительно, что даже в трехтомном энциклопедическом словаре-справочнике «Творчество В.М. Шукшина» [Творчество В.М. Шукшина, 2004-2007] эпистолярное творчество писателя совершенно обойдено вниманием.
Эпистолярное наследие Шукшина охватывает двадцать пять лет жизни писателя (1949-1974) и насчитывает, по меньшей мере, около двухсот писем. Примерно четверть из них находится в частных архивах и пока недоступна для изучения. Вышедшее в 2009 году новейшее восьмитомное собрание сочинений В.М. Шукшина впервые позволяет в достаточной мере описать эпистолярное наследие алтайского писателя. В восьмом томе собрания сочинений [Шукшин, 2009, с. 196-277] представлена наиболее полная на сегодняшний день подборка писем, телеграмм и поздравительных открыток, написанных рукой В.М. Шукшина (всего 136). Данный эпистолярный корпус не только объединяет, собирает воедино уже имеющиеся разрозненные публикации писем писателя, но и представляет значительный набор еще неизвестных, ранее не публиковавшихся писем. Таким образом, как исследователи творчества алтайского писателя, так и рядовые читатели наконец-то получили возможность познакомиться с эпистолярным наследием В.М. Шукшина в достаточно полном объеме и в хронологической последовательности, в деталях представить не только важнейшие моменты биографии, но также духовной и творческой эволюции писателя. Итак, и количественный состав эпистолярия, и его временные рамки (с начала воинской службы вплоть до смерти автора), и широта тематики писем вполне достаточны для анализа мировоззрения Шукшина, в частности, в аспекте религиозных убеждений алтайского режиссера, актера и писателя (более детальный анализ шукшинского эпистолярия см. в другой нашей работе [Марьин, 2010]).
Эпистолярное наследие В.М. Шукшина может быть представлено в виде трех неравноценных по объему адресатных групп:
1) Письма к родным (М.С. Куксиной - матери, Н.М. Зиновьевой (Шукшиной) - сестре, Н.А. Мясниковой (Зиновьевой), С.А. Зиновьеву
- племянникам и др.);
2) Письма к друзьям и коллегам (И.П. Попову (И.П. Попов -троюродный брат писателя, но по тематике, стилистике письма к нему, должны быть отнесены к данной группе), BÄ Белову, Г.А. Горышину,
B.H. Bиноградову, BÄ Фомину и др.);
3) Деловая переписка (письма в редакции CM^ прочие организации).
Очевидно, что религиозные мотивы с большей вероятностью можно обнаружить в письмах первых двух адресатных групп, которые характеризуются менее регламентированным языком, большей открытостью и тематическим разнообразием.
Bыявленные христианские мотивы в эпистолярии B.M. Шукшина можно свести к следующим (по мере возрастания их важности):
1. Употребление в речи устойчивых выражений с христианской семантикой.
B тексте многих писем B.M. Шукшина встречаются устойчивые фразеологизмы, часто в функции обращения и пожелания (как правило, просторечные или устаревшие), с христианской семантикой: «Вика, ради Христа, послушай меня», «Господи, я никогда столько сразу «разных» слов не говорил» (B.A. Софроновой, август 1964 года), «Дай тебе Бог здоровья» (BÄ Белову, июль 1967 года), «Дай вам Бог здоровья всем!» (M.C. Куксиной, Зиновьевым, 20 мая 1969 года), «Дома все, слава Богу, хорошо. <...> Ничего, жить можно, дал бы нам всем Бог здоровья» (M.C. Куксиной, Зиновьемым, октябрь, 1969 года), «Дай бог тебе здоровья, родная. <...>Дай Бог тебе здоровья!» (M.C. Куксиной, август 1973 года), «Одно знаю - работать. А уж там как Бог хочет» ф.И. Белову, 6 февраля 1974 года), «Но тут - скрепись и жди, больше ничего: им Бог помогает» ф.И. Белову, февраль 1974 года), «Благослови вас господь!» (Л.Н. Федосеевой, август 1974 года), «Целую тебя, родная ты моя, молю Бога, чтоб тебе дал здоровья» (M.C. Куксиной, август 1974 года) [Шукшин, 2009, с. 196-277] и др. Используются они, как правило, только в письмах к родным или близким друзьям, при этом количество подобных фразеологизмов в текстах с годами возрастает. Безусловно, будучи идиоматическими, применяемыми в ритуализованных ситуациях, данные выражения обычно употребляются скорее по традиции, чем сознательно. Однако наличие и активное их использование в речи B.M. Шукшина вполне может быть свидетельством принадлежности писателя к православной традиции, закрепленной в русской культуре и русском языке.
2. Использование цитат из Библии.
В текстах известных нам писем Шукшина встречается лишь одна прямая цитата из текста Библии (Евреям 11, 29): «Здесь все очень радуются и, возможно, кому-нибудь удастся пройти по Байкалу, “яко посуху”» (О.В. Шукшиной, август 1969 года) [Шукшин, 2009, с. 244].
На наш взгляд в одном из писем присутствует и скрытое цитирование Библии. В относящемся к декабрю 1961 года или самому началу 1962 года письме алтайского писателя и режиссера к Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), в котором он утешает сестру в связи с внезапной кончиной мужа, встречается следующее высказывание: «Живые должны жить. Ведь это правда: мертвых на земле больше, чем живых. И если нам подчиниться закону мертвых, то надо складывать руки и спокойно уходить из жизни» [Шукшин, 2009, с. 224]. Здесь угадывается некоторая параллель с известными словами Иисуса Христа: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие» (от Луки 9.60). Подобная параллель не кажется нам надуманной. Не секрет, что Шукшин критически, рационально относился к тексту Библии, не принимал текст Писания безоговорочно, самостоятельно осмысливал многие библейские сюжеты. Стенограмма выступления В.М. Шукшина на заседании Художественного совета к/с им.
А.М. Горького 11 февраля 1971 года сохранила такую реплику алтайского режиссера: «Ведь Христос был очень жестокий человек. Когда я впервые прочитал, что он своей матери сказал: а что у нас общего, -то, в сущности, он же оттолкнул ее. Но странным, чудовищным образом это становится ужасно жизненным» [ТТТукшин. 2009, с. 151]. В данном случае отстаивая жестокость Разина в своем киносценарии, Шукшин несколько вольно истолковывает слова Христа: «Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? И кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (от Матфея 8. 46-49).
3. Признание православных обрядов, традиций и праздников.
Данный мотив, безусловно, следует признать наиболее важным и явным свидетельством в пользу утверждения о приверженности В.М. Шукшина православию.
Уже в первом известном нам письме В.М. Шукшина - матери, М.С. Куксиной, - которое датируется октябрем 1949 года, будущий режиссер пишет: «Видел сегодня тебя во сне, проснулся и вспомнил, что скоро день твоего Ангела. Что же я могу, мама, сделать в
ознаменование такого дня» [Шукшин, 2009, с. 196]. День ангела (тезоименитство) - в православии день чествования святого покровителя, имя которого носит человек. Этот день также часто называют именинами. Важность дня состоит в праздновании духовного рождения человека, получении им своего духовного покровителя, в соответствии с именем которого и дано имя человеку.
Известно, что В.М. Шукшин регулярно праздновал Пасху -важнейший в православии праздник богослужебного года. В частности, о совместном с Шукшиным праздновании православной Пасхи 1964 года упоминает В.И. Белов [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 24]. Еще одним фактом, свидетельствующим о том, что алтайский режиссер и актер почитал великий христианский праздник, может служить отрывок из его письма к М.С. Куксиной от 14 апреля 1974 года из Железноводска: «Сегодня пасха, Христос воскрес! Дай господи, здоровья тебе» [Шукшин, 2009, с. 272]. Кстати, эта фраза помогла установить точную дату написания письма: ведь свои письма к родным Шукшин почти никогда не датировал. В 1974 года праздник Пасхи отмечался православной церковью 14 апреля. В этот период режиссер находился на лечении в одном из санаториев Железноводска, а именно в день 14 апреля побывал на экскурсии в Пятигорске, где посетил дом-музей М.Ю. Лермонтова и даже оставил в книге отзывов музея запись.
В.М. Шукшин был крестным отцом своих племянников -
С.А. Зиновьева и Н.А. Мясниковой (Зиновьевой). Н.А. Мясникова (Зиновьева) вспоминает: «Своего дядю мы называли лелей Васей. Он втайне от отца (вдруг он заупрямится) крестил нас в Бийской православной церкви и поэтому, в соответствии с ее правилами, стал для нас лелей» [Шукшин, 1999, с. 455]. Этот факт нашел отражение в одном из писем: «Наденька и Сережа, баба Маруся сказала вам, что леля Вася пришлет игрушки» (М.С. Куксиной, Зиновьевым, декабрь 1961 года) [Шукшин, 2009, с. 223]. Крестный отец - в христианской традиции духовный родитель, который в ходе таинства крещения принимает ответственность перед Богом за духовное воспитание и благочестие крестника или крестницы. К этой ответственной роли Шукшин относился очень серьезно, не формально, как это часто бывает. Он заботился не только о материальном благополучии оставшейся без кормильца семьи сестры, но и участвовал в духовном развитии племянников, старался показать им мир, расширить горизонт их знаний. В 1964 году режиссер организовал сестре и ее детям отдых на Черном море, в Судаке, где сам он в это же время снимался в х/ф «Какое оно, море?».
Племянник Сергей не раз приезжал в Москву к своему дяде и крестному отцу, где жил по нескольку недель, а в 1970 году В.М. Шукшин взял его в длительную поездку по стране для выбора натуры к фильму о Степане Разине. В письмах к матери и сестре алтайский режиссер и писатель постоянно интересовался здоровьем и жизнью крестников. Особенно отчетливо это проявляется в письмах 1973-74-х годов, когда племянники сдали вступительные экзамены и начали учебу в новосибирских вузах. Духовное влияние Шукшина проявилось и в том, что Сергей Зиновьев отчасти пошел по стопам своего крестного отца: он стал кинооператором. Неслучайно в воспоминаниях о В.М. Шукшине
С.А. Зиновьев напишет: «Он любил нас, как своих детей» [Шукшин, 1999, с. 464].
Одной из важнейших христианских традиций является обет. Обет
- данное Богу обещание какого-либо доброго дела, зависящего от свободной воли христианина (кого-то посетить, совершить паломничество, пожертвовать на что-то деньги и т.п.). Существуют также обеты воздержания от сомнительных и греховных дел (например, воздержание от употребления алкоголя и т.п.). В одном из писем В.М. Шукшина к ближайшему другу - В.И. Белову - содержится свидетельство того, что алтайский писатель разделял христианскую традицию принятия обета: «Надо и свое здоровьишко поберечь. Давай, как встретимся, поклянемся на иконе из твоего дома: я брошу курить, а ты вино пить» (В.И. Белову, февраль 1974 года) [Шукшин, 2009, с. 265]. Имеются и факты того, что Шукшин действительно почитал иконы. Подаренная Беловым икона «Спас Эммануил» находилась в квартире режиссера и писателя (на полке над рабочим столом) вплоть до его внезапной кончины [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 54]. По воспоминаниям старшей дочери Шукшина - Екатерины - отец подарил ей в детстве небольшую икону Николая Угодника [Лебедев, 1997, с. 8].
В программной статье «Монолог на лестнице» (1968) В.М. Шукшин достаточно неоднозначно высказывался относительно старинных русских обрядов, сохраняемых в деревне, и даже с легкой иронией описывал свое участие в свадьбе сестры. При этом церковный аспект обряда Шукшиным нарочито отвергается: «Церкви и коней не было. О церкви почти никто не жалел, что коней не было - малость жаль» [Шукшин, 2009, с. 24-25]. Насколько откровенен был в этой статье Шукшин сказать сложно. Ведь чуть раньше, в 1961 году, в одном из писем к сестре, только что потерявшей мужа, смерть которого тяжело пережил и сам Шукшин, алтайский писатель высказывался в ином ключе относительно церковной стороны обряда: «Я хочу, чтобы
меня похоронили также по-русски, с отпеванием, с причитаниями - и чтоб была моя мама и ты с ребятишками» (Н.М. Зиновьевой, декабрь 1961 года) [Шукшин, 2009, с. 224]. Следует заметить, что эта воля
В.М. Шукшина была отчасти исполнена. А.Д. Заболоцкий утверждает, что при прощании на кладбище в гроб писателя его поклонниками негласно было положено несколько крестиков и иконок, а также мешочек с отпетой в церкви землей: «его хоронили как православного» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 138].
Итак, подведем итоги. Выявленные православные мотивы в эпи-столярии В.М. Шукшина, на наш взгляд, очевидны и вполне убедительно доказывают принадлежность писателя к православной традиции. Но был ли он истинным православным христианином? Не будем забывать тот факт, что Шукшин был активным членом ВЛКСМ, а затем и КПСС, то есть de jure был атеистом. Нельзя не учитывать и его высказывания в публицистических работах, подобно приведенным выше. Отношение писателя к религии в целом и к православию в частности было, скорее всего, сложным, неоднозначным и менялось с течением времени. В мировоззрении и творчестве В.М. Шукшина нашли проявления характерные тенденции в духовной и социальной жизни послевоенного СССР. Крестьянство, зачастую неосознанно, а потому дольше и прочнее по сравнению с пролетариатом сохранявшее патриархальную культуру, в которой и закрепилась православная традиция, в 40-50-е годы ХХ века стало массово мигрировать в город. Далее их дети, пополнив ряды интеллигенции, не удовлетворяясь идеологией диалектического материализма, уже пристальнее и вдумчивее относились к наследию предков и вновь возвращались к религии дедов, но уже на новой идейной и ценностной основе. Писатель, получив в наследство от своих предков-крестьян православную традицию как данность, став интеллигентом, в 1960-е годы пытался рационально постичь христианские истины. Здесь он немногим отличался от передовых представителей советской интеллигенции периода оттепели. Отражение этих поисков - шукшинские тезисы в «Монологе на лестнице»: «Хочется еще сказать: всякие пасхи, святки, масленицы - это никакого отношения к богу не имело. Это праздники весны, встречи зимы, прощания с зимой, это - форма выражения радости людской от ближайшего, несколько зависимого родства с Природой» [Шукшин, 2009, с. 26]. Шукшин на этом этапе отделяет православие от патриархальности («Патриархальность как она есть (и пусть нас не пугает это слово): веками нажитые обычаи, обряды, уважение заветов старины» [Шукшин, 2009, с. 24]), делая последнее понятие основой своего
идеала русской культуры и искусства. Однако в начале 1970-х годов происходит явная трансформация в религиозно-нравственной позиции алтайского писателя и кинорежиссера. Возможно, что ключевым событием для пересмотра его мировоззренческих установок стала поездка в 1970 году по историческим городам России - Вологда, Ростов Великий, Суздаль, Владимир, Тутаев, Астрахань и др. - в рамках подготовительных работ по фильму о Степане Разине. Члены съемочной группы во главе с Шукшиным посетили многие православные храмы и монастыри, общались с представителями духовенства, имели доступ к церковным книжным памятникам. Всей своей работой в кино и литературе борясь за национальные основы современного отечественного искусства, Шукшин не мог не осознать, что именно православие -важнейший источник и вечная опора патриархальной русской культуры. Неслучайно, как утверждает Р.А. Григорьева, среди последних планов Шукшина оказался замысел художественного фильма о Дмитрии Донском - полководце, государственном деятеле и... православном святом. В последний год жизни писатель, несомненно, приходит к более глубокому восприятию православия, как никогда оказавшись близко к истинной вере.
Унаследовав от своих предков-крестьян православную традицию, Шукшин-интеллигент постепенно приближался к истинной вере в Бога.
Литература
Белов В.И., Заболоцкий А.Д. Тяжесть креста. Шукшин в кадре и за кадром. М.,
2002.
Лебедев А.П. Печальник Земли Русской (автографы В.М. Шукшина). Воскресенск,
1997.
Марьин Д.В. Эпистолярное творчество В.М. Шукшина // Сибирский филологический журнал. 2010. № 4.
Творчество В.М. Шукшина : Энциклопедический словарь-справочник. Барнаул, 2004-2007. Т. 1-3.
Шукшин В.М. Надеюсь и верую : Рассказы. Киноповесть «Калина красная». Письма. Воспоминания. М., 1999.
Шукшин В.М. Собрание сочинений : в 8-ми тт. Барнаул, 2009. Т. 8.
Шеффер Ж.-М. Что такое литературный жанр? М., 2010.
