CC BY
8
Творчество читателей
УДК 82.312 ГРНТИ 17.82.31
Татьяна Дульнева
ПОЗНАНИЕ ЛЮБВИ К РУССКОЙ ПРИРОДЕ
(Отрывки из романа «Вотчина». Омск: Изд-во ИП Макшеевой ЕА, 2016. 368 с.)
От редакции
Красивые речевые обороты с множеством эпитетов, наполняющие представленные отрывки из романа, делают текст интересным, красочным, увлекательным. Несомненный талант автора подчёркивается использованием широкого диапазона русского языка при описании богатой русской природы. Читателю ясно представляются и пробуждение растений цветущей весной, и бездонное небо в разное время суток, и «лёгкий трепет воды», и ещё много прекрасных мгновений из жизни природы. Почти реально ощущается движение воздуха, скользящего, как «тончайший шёлк», и чувствуется благоухающий аромат полевых цветов. Выразителен язык автора в рассуждениях о русском характере, которому присуще стремление к воле, свободе, простору, о времени и пространстве, о музыке и театре.
Думается, что эти описания природы из романа Т.М. Дульневой «Вотчина» вызовут интерес и желание прочесть всё произведение, которое долгие годы будет живо и актуально.
Член Союза писателей России И. Резник
...Только цветущей весной можно увидеть такое бездонное небо, такую божественную чистоту и свежесть. Когда солнце льёт золотистые лучи с небес, нежно касаясь полян, лугов, деревьев и водной глади. Воздух струится прозрачный и ускользает, как тончайший шёлк, лаская все вокруг. Новые зелёные листочки на деревьях сияют в солнечных лучах, как изумрудный атлас, и трепещут от лёгкого дуновения ветерка. Широкие поля, ярко-зелёные в солнечном свете, праздничная пестрота заливных лугов, благоухание цветов, стрёкот кузнечиков в траве создают атмосферу радостного покоя и сопричастности
© Дульнева Т.М., 2018
к чему-то светлому и бесконечному. Хочется обнять эту дивную красоту, припасть к тёплой от щедрого солнца нежности цветов и трав земле и раствориться в ней. <.. .>
После пробуждения от долгого зимнего сна природа, сбросив унылые одежды, всякий раз возрождается для новой жизни, согретая ярким солнцем, достигает бурного цветения весной, блистая изысканными и яркими нарядами, не переставая удивлять всё новыми красками и образами самой причудливой фантазии. Жёлтые звёзды соцветий одуванчиков, окутанные золотистой дымкой пушистого флёра, снежные кисти белой черёмухи,
нежные соцветия сирени являются буйно, звеняще, весомо, как гимн любви к жизни, согретой в лучах солнца. Любви вечной и настоящей. <.. .>
По-весеннему ласковое бездонное небо с плывущими нежными, как морская пена, облаками создавали едва уловимое радостное предчувствие чего-то светлого, солнечного, с лёгким налётом таинственности. Воздушные шёлковые шторы, обрамляющие окна кареты, раздувались, как паруса, от порывов весеннего ветерка. За окном открывались красочные картины зеленеющих полей, луговых цветов и залитых шафрановым солнцем полян, которые сменялись то строгим строем белоствольных берёз с изумрудной листвой, клубящейся как дым, то хвойный лес вставал тёмно-зелёной стеной и подступал совсем близко. Сменяющиеся картины природы, уже проснувшейся от зимнего сна, как декорации к театральной постановке, придавали этому путешествию новизну и ожидание чего-то совершенно неизведанного, что вот-вот случится, чего все ждут каждый про себя. И это что-то таинственное как бы висит в воздухе. <.>
Вот уже отцвели яблоня и сирень, и лето, вступив в свои права, всё больше зеленело и, вдохновлённое изысканной фантазией, меняя краски и сюжеты, сплетая волшебные нити судьбы, ткало причудливые узоры. Небесный свод, отражаясь в зыбкой глади пруда, словно сошедший на землю, окунувшись в зеркальную гладь воды, обнял соцветия в ярком хороводе, который словно парил самоцветными огнями звёзд в венцах изумрудных листьев. Небо, почти прозрачное, лёгкой воздушной дымкой струилось потоками, бьющими, словно через золотое решето солнечного диска. Тёплое сияние согревало всё вокруг, нежно лаская землю, от которой отрывался и восходил к небесам белёсый пар. Цветущие летние дни, такие бесконечно большие, незаметно переходили в волшебные звёздные ночи. Небо становилось похожим на васильковый луг, на котором золотыми ливнями расцветали яркие звёзды, как звонкие жёлтые одуванчики. <.>
Темнело. Солнце уплывало где-то вдалеке, окунувшись в воды канала, разлилось серебристыми, лилово-розовыми оттенками. Сиреневатый туман буквально парил над водою, окутанный тонкой, как вуаль, дымкой. И в речке, и в водах канала, словно в зеркале,
отражалась фееричная красочная картина вечернего зарева. Сияние серебристых огней, вспыхивающих и гаснущих в такт движению волн, расплескалось мерцающими вспышками бликов среди лёгкого трепета воды. Всё это прощальное сияющее ликование красок магически притягивало к себе каким-то непостижимым образом. А солнце садилось всё ниже, и, наконец, тонкая полоска неба в сиянии лучей заходящего солнца едва разделила темнеющие небо и землю с гладью реки. Ночь наступала медленно и неотступно теснила вспышки красок к горизонту. <.>
Темноту синего по-летнему высокого неба, расцвеченного яркими лучами звёзд, теснили едва различимые полоски света, столь тонкие и почти иллюзорные, что едва смогли бы нарушить величественный покой ночного царства. Но в них заключена была какая-то невероятная сила и божественная чистота, способная бросить вызов холодному сиянию ночи, прорасти, как трава через асфальт, к солнцу. Волшебная сказочная красота ночи медленно и неохотно уступала тронный зал солнечным лучам. Погасив мерцающие звёзды и всполохи огня, как свечи, многократно отражённые в сиянии зеркал, после шумного и яркого праздника, расплескалась в предрассветном зареве серой дымкой. Полоски света, ещё совсем недавно едва заметные, всё росли, расцвечивая небо новыми причудливыми арабесками света. Зарево пожара постепенно таяло и бледнело, исчезая в солнечных лучах. <.. .>
Едва солнце показалось на горизонте, темнота ночи ускользала и растворялась в свете первых золотистых лучиков света. Каким-то волшебным образом свет, проникая всё дальше в самые укромные уголки сада, освещая деревья, траву и цветы, пробуждал всё вокруг. Всё тёмное, серое, безликое наполнялось смыслом в сиянии света. Стали различимы формы и объёмы предметов. Цвет, его многочисленные оттенки словно разукрасили скучную ахроматическую картину бытия, наполнив её красками, вдохнули в неё жизнь и красоту. <.. .>
Лёгкий дым выплывающих из небытия кружевных облаков парил по небу нежною вуалью, как будто забытой после бала прекрасной незнакомкой. Розовым пурпурным, как румянец юной девы, цветом занималась заря. И небо, купаясь в белоснежной пене из
дымки и неги, засияло чистотой бледной лазури и свежестью нового дня. Радужный свет воцарившегося на небесах солнца заструился и заискрился бликами на траве, деревьях, домах и водной глади реки. Всё вокруг засияло новыми красками в ярком своде янтарных солнечных лучей, пробуждая всё живое к новой жизни. <.. .>
Девушка стояла лицом к солнцу, расправив, словно крылья, руки, и тёплый ласковый ветерок раздувал шёлковые складки платья, лаская нежным трепетным прикосновением лицо, руки и плечи. На душе было так хорошо, так светло и радостно, как только бывает в годы первой молодости. Когда всё только начинается и будущее покрыто тайной бесконечности познания жизни. <.>
Было так тихо, что даже листья едва трепетали от тёплых струящихся солнечных лучей. Тишина и умиротворённость каким-то необычайным образом передалась путешественникам, словно они всегда составляли единство с природой и вдруг почувствовали это особенно отчетливо. На светлом голубом небе не было ни тучки. Ощущение радости и тишины непостижимым образом вытеснило все переживания дня. Сейчас среди торжественной простоты и величия они показались мелкими и незначительными. <.>
Родная природа всегда прекрасна, в каком бы лике не предстала - ясная и лучезарная, пасмурная и печальная, синяя, зелёная, багряная и золотая. Зарево заката, румяные зарницы и небо цвета васильков, прозрачный воздух, наполненный ароматом нежных соцветий сирени, тонкой зелени первых листьев. Буйное цветение трав, с праздничным звоном лесов, с пестротой полей. Трепетное дыхание листвы под синей лазурью сапфирового неба, золотые ожерелья полуденного солнца блистают в сияющем фонтане ярких лучей света. Солнце в зеркальных водах купается и искрится вспышками яркого огня. Пейзажи, опрокинутые в зыбкие воды залива, как бы двоятся. Неподвижные предметы колеблются, качаются, трепещут, струятся в зелёно-голубом мерцании водной ряби. Цвет, его переливы, оттенки наполняют жизнь каким-то особенным содержанием. Порою хочется остановить прекрасные мгновенья. Вечное стремление к счастью, к свету, к красоте, сожаление о недоступном, возможном или утраченном счастье побуждает желание
постичь тайну человеческой души, понять её многогранность. Именно в природе и любви, как в единой мелодии, соединены вся красота мира, вся радость и очарование бытия.
В природе нет фальши. Она открыта и загадочна, проста и многообразна. У природы есть своя тайная любовь, своя привязанность. Природа, как и человек, живёт в сообществе. Существуют целые растительные ассоциации. И лишь только некоторые непостижимым образом избранные породы совместимы с другими, но далеко не со всеми, и в этом они очень похожи на людей. Сколько в этом благоразумия и избирательности, жизнелюбия и простоты.
Летние солнечные дни таяли и исчезали быстро и незаметно, и как всё прекрасное, были недолговечны, мимолетны и призрачны. Время - это вечное недремлющее око, готовое незамедлительно и порою совершенно некстати с методической точностью напомнить нам о быстротечности счастливых минут буйства красок цветущей молодости. Время -это не ярко раскрашенные календари с напоминаниями о будущих праздниках и памятных датах и даже не дорогие часы редкой работы из бронзы и фарфора с позолотой. Нет, это не так. Время невозможно измерить с точностью, это всего лишь астрономическое время, а не свободный поток с его неожиданными поворотами и всплесками. Так всего лишь один день или даже минута порою длятся целую вечность. Нельзя измерить будущее, его можно лишь предполагать, его можно планировать, верить в него, мечтать и надеяться. Всего лишь за одну минуту вся жизнь может совершенно измениться. Время бесценно, его невозможно оценить и тем более купить. Один и тот же час и день для одних - счастье, радость, блаженство, а для других - всего лишь скука, обыденность или печаль. Оно существует само по себе и совершенно не нуждается в числах и знаках, которые служат всего лишь напоминанием о бренности бытия. Время, как стремительный водный поток, с шумом и рёвом бросающийся с высоты, в бурном водовороте явлений и событий сметает всё на своем пути, обрывая связующие нити с прошлым. Порою тихо и плавно несёт свои воды, как лёгкие воздушные облака плывут по волнам, отражая свои прекрасные черты. В такие минуты вообще не замечаешь ход времени, оно как бы остановилось
и парит в небесном просторе над суетностью жизни, даруя ощущение безграничности и бескрайности. Но как часто случается, что среди ясного неба гремит гром, сверкают молнии, тучи рвут небо, и радостные светлые минуты забирают темнота и холод реки забвения. Водный поток бурлит, бьётся о берега, унося с собой, как опавшую листву, хмурой непогодой прекрасные нежные чувства, разбивая о камни светлые мечты, умеряя желания.
Широкое пространство всегда владело сердцами русских. Оно выливалось в понятия и представления, которых нет в других языках. Воля-вольная, волюшка. Это не просто свобода, а свобода, соединённая с простором. Это большие пространства, по которым можно идти и идти степью широкой, золотыми полями наливных колосьев, цветущими лугами, дремучими лесами и косогорами, брести по широким дорогам и бездорожью, плыть по течению больших рек, купаться в чистых водах серебристых озеёр, лететь белокрылой чайкой над синими морями, слышать ветер, ощущать дыхание небес, вести разговор с солнцем, шагать по звёздной дороге, идти по земле, куда глаза глядят, дышать вольным воздухом. А милее всего душе нашей мчаться по раздолью на быстром коне, лететь как на крыльях, раздвигая и тесня горизонт. Между волей-вольною земли и души русской связь невероятной силы живёт помимо нашего сознания и в генетической памяти, и в крови с самых первых дней жизни. Словно зерно, брошенное в благодатную почву, лежит до времени и прорастает сначала робким стебельком, а потом крепнет и разрастается год от года, цепляясь крепкими корнями за родную землю, которую хочется обнять всю без остатка, припасть к ней, словно к матери.
Тоска по простору отзовётся всякий раз нежной болью в сердце и выльется лирической песней, которая разольётся протяжно и звонко с переливами и всплесками, и поднимет вдруг на такую высоту, что захватывает дух, а то скатится за синие горы, в самую пучину морскую, и такая тоска сердце разбередит, которую, казалось бы, не вычерпать ничем. Но новый мотив разухабистой русской вольницы наполнит песнь такой силой, таким всплеском, что устоять невозможно - закружится всё вокруг: и вольные степи, и поля зелёные, и цветущие сады. Песнь лучше звучит не дома, поскольку не умещается в рам-
ках обыденности, а на воле, среди широкого простора.
И быстрая езда - это тоже стремление к простору, восторг перед пространством. И колокольный звон, который должен быть слышен как можно дальше, на несколько вёрст, и согласный звон колокольчиков и бубенцов «ямской гармонии», радуя сердце, всякий раз отзовётся нежной болью в душе по волюшке-вольной.
Появление колокольчиков именно в России обусловлено большой протяженностью русских дорог, трудностями передвижения по ним из-за суровости климата, постоянного бездорожья и неприятия общепринятого во всём мире сигнала почтового рожка, которому на смену и пришёл ямщицкий колокольчик как исключительно русское национальное явление. <...> В XVIII веке кто-то придумал использовать для сигнальных нужд бронзовый колокольчик, миниатюрную копию церковного колокола, столь любимого в народе. Езда с колокольчиками и бубенцами пришлась по сердцу, и удобное место для подвески колокольчика сразу нашлось - под дугой над головой коренника тройки. Колокольчик туго привязывался к средней части дуги сыромятным кожаным ремнём. Приятный звон колокольчика, радуя слух, скрашивал однообразие утомительной езды, которая нередко растягивалась на много дней. Поэтому звон колокольчика был одновременно и сильным, и нежным.
И совсем не случайно такие понятия, как тройка, дуга, поддужный колокольчик, были чисто русскими и за пределами тогдашней России не встречались. Запряжённые в тройку, уверенная, мощная, спокойная коренная и резвые, нервные, но быстрые пристяжные мчались и могли развивать скорость до пятидесяти километров в час. Подобная комбинация - единственная в мире, чисто русская загадка. Нигде, ни в каких землях не было экипажей с разным ходом лошадей. Русская тройка являла собой единственный экземпляр согласованного движения разных по ходу и мощи лошадей. Хотя усилия в тройке распределяются неравномерно, но как раз именно это и придаёт экипажу скорости. Движение русской тройки под звон колокольчиков - стремительное и невероятно красивое торжественное зрелище, от которого захватывало дух. <.. >
Музыканты в чёрных фраках и белоснежных сорочках склонились пред господами в элегантном поклоне и величаво удалились, как покидают лебеди озеро, куда ненадолго прилетали поплескаться в водном просторе. Их сменили празднично одетые в яркие расшитые рубахи, подпоясанные кушаками, крестьяне с расписными балалайками в руках. Яркие цветочные и травчатые узоры на атласных рубахах казались чем-то чужим в этом ампирном мире. Музыканты в сафьяновых сапогах неторопливо вошли в греческую галерею с колоннами и антаблементами, как заморские гости на пир, и учтиво склонились в земном поклоне. Справившись с волнением, ударили по струнам, и полилась сладкая музыка с переливами. Сначала тихая и спокойная, задушевная и певучая, извлекающая из далеких глубин души тихий трепет. С каждой секундой, словно вырастая изнутри, становилась всё более звонкой и свободной. Словно собранная из капель воды, эта музыка перетекала в тоненькие звонкие ручейки, которые обращались в полноводную реку, стремительно несущую свои воды к морю по вольным просторам. То с шумом билась о высокие берега, то обнимала землю нежно и преданно. Ширь, удаль, бескрайность, обра-щённая к бесконечности, не знающая меры, заключённая в этих, казалось, простых мелодиях, открывала душу для восприятия этой бесконечности.
Музыканты из крепостных играли легко и свободно, с вызовом и азартом, словно соколы парили в небесной вышине. Господа, одетые по европейской моде, оживились. Первыми пустились в пляс хозяева поместья. И было уже трудно по лицам увидеть разницу между холопами, которые от души, не жалея сил, жарили по струнам, и помещиками, у которых лица разрумянились, глаза заблестели. И казалось, что эта мелодия объединила на короткое мгновение всех, она шла как бы изнутри, из глубин души и сердца, и выплывала издалека, из глубины веков, из генетической памяти, передающейся из рода в род. Русская душа - эта тонкая субстанция, эта загадка, вмещающая в себя целый бушующий мир любви и гармонии, противоположностей и противоречий. Что ею движет, и где та тонкая грань, которая разделяет и соединяет обострённое осознание вольной воли и внешнего благочестия, доброту и не-
объяснимую жестокость, совестливое чувство справедливости и рабское бесправие?
В мелодии слышалось и звучание расплескавшейся широкой русской души, бьющей через край, и любовь ко всему земному и небесному, любовь, которая непостижимым для ума образом корнями проросла в глубинных слоях русской души. Эта мелодия словно проливала свет на тайны русской души и характера, с его поверхностной простотой и невероятной глубиной, нелюбовью к условностям и любовью к правде, вольной воле, к широкому простору. Мелодия и танец соединяли всех и уравнивали, и казалось, что не было той непреодолимой стены крепостничества, которая заключалась в безграничной власти и покорности. Ведь именно эта несправедливость порождала все страсти, пороки и уродства души. <.>
В театре все становились равными. Крепостные играли царей и вельмож. Говорили монологи, полные смысла, насыщенные знанием жизни и людей, совершали благородные поступки. В этом Храме искусства были способны на бескорыстную дружбу, любовь и ненавидеть, кару и прощение, обличали зло и пороки, распутывали хитросплетения интриг, и просто были людьми, способными видеть прекрасное и безобразное, шутить и понимать комедийность ситуации, относительность происходящего. Здесь, в театре было совершенно очевидно и ни у кого не вызывало и тени сомнения то обстоятельство, что все эти люди, способные выразить, обыграть на сцене громадный диапазон и всю гамму чувств, мотивов и поступков, совершенно такие же, как они. <.>
Всюду был снег, один только снег. И удалому путнику рисовались картины зимнего простора, где есть разгуляться ветрам, буранам с метелями и другим могущественным силам природы не чуждой суровой романтической нежности, когда всё кругом укрыто до поры лёгкой серебристой изморозью, мерцающим инеем, упрятано белым пушистым снежным пологом, словно из меха и бархата, осыпано снежными жемчугами и ледяными алмазами, сияющими в лунном свете серебряными бликами. <...> В зимних сумерках путнику светила луна, разливая мерцающий свет через заиндевевшие окна возка. Это успокаивало, привносило ощущение сопричастности к тайне, струящейся через туманность и мглу, окутанной
вуалью из дымки и серебристого света. В лунном свете, теснящем однообразие и сумрачную даль зимней дороги, мерещился путнику прекрасный образ русоволосой красавицы в лёгком, почти воздушном платье. Путника в возке мчали кони по зимней дороге, по санному пути, окружённому то смешанным темнеющим в сумерках приближающейся ночи лесом, то заснеженными полями. Картины сменяли друг друга и повторялись снова и снова с завидным постоянством. <.>
Лёгкие чистые снежинки, словно прекрасные незнакомки в белом, появились неожиданно и медленно кружились. Белоснежные чистые божественные создания, сошедшие с небес, опускались всё ниже к земле, и от этого становились ещё ближе и прекраснее. Михаил смотрел на парящий над землёй снежный бал, как на совершенный устроенный божественный порядок, и ему показалось нелепой кем-то вдруг некстати придуманной ужасной, чудовищной выдумкой сводить счёты, нарушая гармонию мира, созданного Богом для любви и радости, ставить под прицел в такое прекрасное утро жизнь человека, его будущее и настоящее. Всего один выстрел, всего один удар и ничего больше может уже не быть, всё закончится вдруг и навсегда. <.. >
Зима в Петербурге, насыщенная вереницей торжеств и развлечений, новыми зна-
комствами и яркими впечатлениями, проходила быстро и празднично. За балом следовали визиты, именины с танцами и сытными обедами. Театральные премьеры сменяли пышные по своему размаху бенефисы. Столичный город и зимой красив, интересен, многообразен. Он манит и зажигает как карнавал, где много света, ярких красок, шуток и неожиданных открытий. Но иногда хочется сбежать на широкий бескрайний простор на резвой тройке с бубенцами, с колокольчиком под дугой, куда-то в зимнюю снежную сказку. И пусть ветер рвётся и бьёт в лицо морозным дыханием, вьются на ветру ленты и гривы. Как заманчиво помчаться среди бескрайних снегов, деревьев, укрытых инеем, помчаться во весь опор на расписных санях, прокладывая новый путь ледяным кольцом! Какой восторг испытываешь всякий раз, когда полозьев лёгкое скольжение утопает в серебряном звоне бубенцов, в протяжных звуках раздольной песни, открывающей лихие струны бесстрашной вольной души, её тоску по простору и небесам! И кому однажды не захочется ощутить себя частью огромного мира, отпустить душу на волю, которая заслышав зов широкого раздолья и далёких звёзд, сияющих в просторах небес, возвысится над суетой, разовьётся подобно лёгким шёлковым парусам на ветру ...
Дульнева Татьяна Мюдовна - член-корреспондент Петровской академии наук и искусств; автор книг «Радость бытия», «Мы встретиться должны» и др.; [email protected]
Dul'neva Tatiana Myudovna - Member of Public Chamber of the Omsk region of the second calling; Corresponding Member of Petrovskaya Academy of Sciences and Arts; Author of "Radost' bytiya", "My vstretit' sya dolzhny", etc.; [email protected]
