УДК 327.355.4
Повышение эффективности стратегического сдерживания -
основное направление политики безопасности России
Часть I
Алексей ПОДБЕРЁЗКИН
Используя чрезвычайную самонадеянность Горбачёва и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием - мы получили сырьевой придаток, а не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать.
Б. Клинтон, выступление на совещании ОКНШ США
25 сентября 1995 г.*
Концепция «стратегическое сдерживание» находится в основе политики безопасности России, точнее, её военной безопасности. Настоящее, а тем более будущее стратегическое сдерживание только в одной своей, а именно военной, части определяется способностью Вооружённых сил России пре-
ПОДБЕРЁЗКИН Алексей Иванович - доктор исторических наук, профессор кафедры всемирной и отечественной истории, директор Центра Военно-политических исследований МГИМО(У) МИД России, академик Академии Военных наук России. E-mail: podberezkin@ gmail.com
Ключевые слова: стратегическое сдерживание, силовое принуждение, военные потенциалы, конфликты, локальная человеческая цивилизация, НАТО, ВВСТ, стратегическое наступление, стратегическая оборона.
* Цит. по: Шевцов Л. ВПК. 2017. № 35. 13 сентября.
дотвратить вооружённое (и в ещё меньшей степени - ядерное) нападение, которое до настоящего времени традиционно считается главной функцией стратегического сдерживания «в рамках реализации военной политики страны» [1].
Проблема, однако, заключается в том, что подобная трактовка фактически устарела ещё до принятия новой редакции Стратегии национальной безопасности России 31 декабря 2015 г. и вытекающих из неё Военной доктрины России и Концепции внешней политики, которые лежат в основе внешней политики страны. Поэтому такая трактовка уже не может служить теоретической основой для будущего, лежать в основе политики безопасности и военного строительства России на долгосрочную перспективу, потому что объективный характер современной военно-силовой политики в мире фактически изменил все основные представления о международной обстановке.
Современный характер силового противоборства
в мире
Изменение характера современного противоборства между субъектами международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО) в мире и особенностей современной войны привело к тому [2, с. 257274], что поражение в современной войне, т. е. политической победы, можно обеспечить, нанеся противнику удар не только средствами вооружённого насилия, но и иными силовыми средствами без формального объявления войны и даже без массированного использования оружия [3]. Но это будет возможно только в случае, если в политике будут достигнуты два стратегических результата:
- политическая элита противостоящего государства будет вынуждена выполнять навязываемую ей внешнюю волю, т. е. будет утрачен в основном государственный суверенитет, а институты государства потеряют свою эффективность. При этом признания политического поражения может и не быть - правящая элита формально может оставаться вполне суверенной;
- произойдёт значительная трансформация системы национальных ценностей, интересов и в конечном счёте национальной идентичности в пользу агрессора, даже если это и не будет признано формально, а будет обличено в иные формы [4].
1 Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской федерации» // URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_191669/
2 Подберёзкин А. И. Современная военная политика России. В 2 томах. М.: МГИМО-Университет, 2017. Т. 2.
3 Подберёзкин А. И. Стратегия национальной безопасности России в XXI веке. М.: МГИМО-Университет, 2016.
4 Публичная дипломатия: Теория и практика / под ред. М. М. Лебедевой. М.: Аспект Пресс, 2017. С. 36-37.
Политическое поражение, например, понёс СССР, где правящая элита потеряла основную политическую и экономическую власть, территории, ограничила свой суверенитет и влияние, наконец, передала под внешний контроль собственные материальные и природные ресурсы. При этом военное поражение он так и не понёс, хотя справедливости ради следует признать, что развал Вооружённых сил и ОПК, потеря союзников и роспуск Организации Варшавского договора (ОВД) вполне можно рассматривать как самое серьёзное (но так до сих пор и не признанное) военно-политическое поражение СССР и как его преемника -России.
Это означает, что современная политическая оценка состояния международной и военно-политической обстановки должна делаться исходя не из традиционных оценок характера войны, которые в основном сводятся к наличию крупномасштабных военных действий, а из оценки характера ведущейся силовой борьбы и её политических результатов, т. е. результатов силового противоборства, которое может осуществляться как вооружёнными, так и невооружёнными средствами и методами.
Соответственно, и успешное противодействие этому силовому противоборству становится в конечном счёте критерием эффективности не только вооружённой, но и в целом силовой борьбы, что неизбежно ведёт, в свою очередь, к пересмотру критериев эффективности всей по-
литики стратегического сдерживания (в том числе используемых средств и способов ведения вооружённой и силовой борьбы) [3, с. 7376]. Так, в последней редакции Национальной оборонной стратегии США, конкретизирующей Стратегию национальной безопасности с точки зрения применения вооружённого насилия, в качестве основного вывода говорится, что военная мощь страны должна «...обеспечить безопасность, увеличить влияние США в мире, сохранить доступ к рынкам, увеличить качество жизненных стандартов, укрепить союзнические и партнёрские отношения» [5]. Другими словами, чисто военных задач перед Вооружёнными силами Соединённых Штатов Америки вообще не ставится, все они в конечном счёте сводятся к политическим и экономическим приоритетам, которые должны быть обеспечены в том числе и с помощью военной силы.
Ярким примером этого тезиса стало фактическое поражение России в конфликте за Украину (который был самым важным приоритетом в политике США с 1991 г. по отношению к России), где Западу с помощью самых разных силовых средств и методов удалось создать враждебное Москве государство и плацдарм для политического и военного противоборства. С геополитической точки зрения приход к власти в 2014-2018 гг. на Украине откровенно русофобских и антироссийских сил означает только одно -самое серьёзное политическое пора-
5 Summary of the 2018 National Defense Strategy of The United States of America. Wash., January 18.
жение России после развала ОВД и СССР [6].
Причём полученный политический результат - создание враждебного России политического и военного плацдарма вдоль наиболее важных границ - был достигнут в результате реализации последовательных мер стратегии силового принуждения украинской и российской правящих элит. Это, как известно, в минимальной степени включало в себя собственно военные меры (подготовку кадров службы безопасности и Министерства обороны Украины, развитие мощной резидентуры, вербовку правящей элиты, установление средств военно-технического контроля, совместные манёвры, работу инструкторов и т. д.), но в гораздо большей степени - самый широкий спектр силовых средств принуждения, которые традиционно пока что не относятся к военным:
- в области культуры (смена культурно-исторического кода);
- в образовании (воспитание в антироссийском духе);
- в создании враждебных Российской Федерации институтов гражданского общества, включая полувоенные и военизированные организации и т. д. [7].
Очень важно дать максимально точную оценку именно современного этапа военно-политического противоборства, которое характеризуется достаточно медленным восстановлением российского государства и его институтов, что позволяет
уже говорить о некоем сознательном стратегическом планировании: к 2000 г. правящей элите России удалось сохранить только часть исторической территории, часть государственного суверенитета, но главное всё-таки то, что удалось сохранить национальную идентичность и остатки государства. Эта оставшаяся «часть», как предполагали на Западе в конце 90-х годов, в течение короткого времени окончательно деградирует, и Россия превратится в лучшем случае в слабую конфедерацию на территории РСФСР, которая будет подконтрольна внешнему управлению. По некоторым оценкам экспертов США из RAND, на это могло уйти до 5-7 лет, после чего США, как мировой лидер, могли бы распределить сферы влияния на территории России между теми, кто будет соответствовать американским требованиям [2, с. 45-54].
Период правления В. В. Путина был, таким образом, мучительным периодом восстановления (иногда медленного, сопровождающегося кризисами и стагнацией) и возвращения всех атрибутов государственного суверенитета и национальной идентичности, который в целом закончился с восстановлением экономики и относительной мощи государства только во втором десятилетии нового века, когда в мире обострилась борьба между новыми и старыми центрами силы и стоящими за ними локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ) и военно-политическими коалициями.
6 Подберёзкин А. И. Военные угрозы России. М.: МГИМО-Университет, 2014.
7 Подберёзкин А. И. От «стратегии противоборства» к «стратегии управления» // Вестник МГИМО(У). 2017. № 4. С. 211-213.
Эта борьба приобрела острые силовые формы прежде всего в отношениях между западной и исламской, а затем и российской ЛЧЦ, потому что на повестке дня встал вопрос о сохранении или изменении сложившейся системы МО и ВПО, что, как следствие, неизбежно ставило вопрос о самых решительных политических целях - существовании государств, наций и цивилизаций [8].
Изменение характера современной политики и, в частности, военной политики в XXI в. радикально повлияло на процессы формирования МО и ВПО, а также средства и способы силового принуждения. Прежде всего силового принуждения, или (используя традиционное выражение) политики силы [2, с. 373-376], но не только средств и способов этого силового принуждения, которые претерпели в последние два десятилетия радикальные изменения в мире, затронувшие буквально все страны [9].
Так, появление высокоточного оружия (ВТО), роботизированных систем, средств космического наблюдения и пр. стало общемировой нормой, а не преимуществом отдельных государств.
У боевиков в Сирии, например, обнаружены самые современные беспилотные летальные аппараты (БПЛА), противотанковые средства, тяжёлая техника и средства связи, вполне сопоставимые по своей эффективности со средствами развитых государств.
Поэтому при разработке политики эффективного стратегического сдерживания в России необходимо учитывать, что эта новая военно-силовая политика Запада (политика «силового принуждения») [10] в своей основе исходит из нескольких принципиально новых базовых положений, которые не только качественно отличаются от традиционных представлений военной науки, но и выходят далеко за границы собственно политики безопасности и компетенции Совбеза, МО, МИД и других ведомств, отвечающих за разработку стратегического сдерживания, а именно:
- самых решительных политических целей, предполагающих в конечном счёте разрушение суверенитета и национальной идентичности России, что изначально не предполагает поиск компромиссов и «поля для сотрудничества», когда переговоры и компромиссы теряют самостоятельное политическое значение и могут быть использованы только в качестве тактического приёма (по аналогии с Договором по ПРО 1972 г., действовавшим только на период проведения соответствующих НИОКР США);
- формирования и совершенствования самой широкой военно-политической коалиции во главе с США, в основе которой лежит система ценностей западной локальной человеческой цивилизации (ЛЧЦ) [8]
8 Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А. И. Подберёзкин [и др.]. М.: МГИМО-Университет, 2017.
9 Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Факторы безопасности для российской нации, государства и общества: угрозы силового использования социальных сетей // Обозреватель-Observer. 2017. № 9. С. 24-25.
10 The Power to Coerce. RAND, Cal., 2016.
и в которой в той или иной форме участвуют периодически порядка 60 государств, т. е. создания единого фронта противоборства с Россией в форме широкой и контролируемой США коалиции;
- слабости коалиционных (особенно военно-политических) возможностей России, которые ограничены отсутствием общей идеологической и политической платформы, а также перспективами развития ОДКБ и широких «клубных» коалиций типа БРИКС и ШОС;
- крайне невыгодного соотношения сил между Россией и западной коалицией, которое может соотноситься как 1: 25, если речь идёт о ВВП, 1: 50, если речь идёт о соотношении СМИ и других инструментов «мягкой силы», и 1: 75 и более, если речь идёт о новейших технологиях;
- сохраняющихся последствиях тяжёлого социально-экономического кризиса 90-х годов, которые удалось в итоге преодолеть только к 2018 г., но которые отражаются ещё на отсутствии в России достаточно эффективного государственного управления, слабой правящей элите (часть которой ориентирована на Запад), нарастающем социально-экономическом неравенстве и напряжении в обществе, что в совокупности создаёт условия для внутриполитической дестабилизации страны.
Поэтому собственно современное эффективное стратегическое сдерживание предполагает способность нации вообще и российского государства в частности противодействовать политике «силового принуждения», реализуемой в самых разных формах и разными способа-
ми [2]. Оно не определяется компетенцией только президента России, Совбеза, МИД и других силовых ведомств, а является предметом внимания всей нации и общества, т. е. является общенациональной стратегией [3, с. 73-76].
Это обстоятельство в полной мере относится к средствам и способам силовой политики, в том числе - и чаще всего - военно-силовым, но далеко не всегда военными средствами, против которых военная сила бывает часто бесполезна.
Так, отказ от возможности долгосрочных финансовых займов, а тем более аресты депозитов и активов не могут быть предотвращены вооружённым насилием, так же как и ограничения на участие в международных обменах и мероприятиях. Но прежде всего противодействие информационно-когнитивному и цивилизационному воздействию не может быть нейтрализовано военной силой.
В конечном счёте необходимо всегда помнить, что развал ОВД и СССР не был результатом военного поражения, а проигрышем на других полях противоборства - концептуально-когнитивного, идеологического, информационного, экономического и социального.
Те средства и способы силового принуждения, которые разрабатываются сегодня в США и странах-союзниках по военно-политической коалиции, представляют собой, как правило, принципиально новые способы силового принуждения России, её правящей элиты к политической капитуляции, которая в конечном счёте должна привести к национальной и государственной катастрофе. Поэтому необходимо сделать как минимум вывод о том, что средства и способы противодействия со стороны России должны быть
такими же бескомпромиссными и эффективными (рис. 1).
В целом разработка и внедрение таких эффективных средств и способов противодействия политике силового принуждения Запада и составляет собой суть понятия «эффективное стратегическое сдерживание», которое значительно шире, чем традиционное (и упрощённое) восприятие политики «ядерного сдерживания» («устрашения»).
Таким образом, новая задача, стоящая перед политикой стратегического сдерживания России, заключается в поиске эффективных средств противодействия политике силового принуждения Запада в новых условиях формирования МО и ВПО, а также оперативной разработке новых способов их применения.
Так, если, как известно, в Сирии было апробировано более 200 новых типов и систем оружия,
то гораздо менее известно, что в это же время были использованы и многочисленные новые политико-дипломатические (центры примирения, конференция в Сочи и т. д.) и информационные (СМС-сообщения, перехват радиопереговоров и телефонные конференции, дискуссии в социальных сетях и пр.) средства.
На Западе признают, что в России несколько лет назад начался пересмотр важнейших положений военного искусства, который они связывают с начальником Генерального штаба Вооружённых сил России В. Герасимовым.
Так, один из исследователей, М. Маккью, пишет: «В феврале 2013 года генерал Валерий Герасимов - начальник российского Генерального штаба, что примерно соответствует американской должности главы Объединённого комитета начальников штабов, - опубликовал в российской отраслевой газете "Военно-промышленный курьер"
Рис. 1. Расширение спектра сил и средств публичной и официальной дипломатии в XXI в. (на примере МИД и МО РФ)
статью размером в 2000 слов под заголовком "Ценность науки - в предвидении". Герасимов взял тактику, разработанную в Советском Союзе, смешал её со стратегическими военными идеями о тотальной войне и сформулировал новую теорию современной войны, предполагающую скорее не прямую атаку на противника, а "взлом" его общества. Сами "правила войны" существенно изменились. Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия... Всё это дополняется военными мерами скрытого характера» [11].
Эту статью многие считают самым ясным выражением современной российской стратегии, опирающейся на идею тотальной войны и помещающей политику и войну в одну плоскость как с философской, так и с технической точки зрения. Такой подход подразумевает партизанскую войну, ведущуюся на всех фронтах с использованием широкого спектра союзников и инструментов: хакеров, СМИ, бизнеса, «сливов», фальшивых новостей, а также обычных и асимметричных военных методов. Благодаря Интернету и социальным сетям стали возможны операции, о которых советские специалисты по психологической войне могли только мечтать. Теперь можно перевернуть в стране у противника всё вверх дном исключительно с помощью информации. Доктрина Герасимова подводит под применение этих новых инструментов теорети-
ческую базу и провозглашает невоенную тактику не вспомогательным элементом при силовых методах, а предпочтительным путём к победе. Фактически она объявляет именно это настоящей войной. «Кремль стремится создавать хаос - недаром Герасимов подчёркивает важность дестабилизации вражеского государства и погружения его в постоянный конфликт», - пишет М. Маккью.
Вместе с тем коренного пересмотра Стратегии национальной безопасности России и Концепции стратегического сдерживания пока не произошло. Тактические перемены в политике безопасности отражают реакцию правящей элиты на происходящее, но не долгосрочное планирование операций, а тем более системное развитие России в условиях усиления неблагоприятной ВПО. Складывается впечатление, что руководство страны остановилось в размышлениях об основных направлениях дальнейших реформ в области безопасности, но не решается пойти на серьёзные изменения. Другими словами, можно сказать, что мы стоим перед очевидной необходимостью внесения корректив в стратегию национального развития, но так и не выбрали конкретного пути движения.
Последовательность решения этой проблемы должна быть следующая:
- выдвижение максимально конкретной идеи и обоснование прикладной стратегической концепции обеспечения опережающего развития и обеспечения именно национальной безопасности (а не только
11 Маккью М. Доктрина Герасимова // и^: https://inosmi.ru/politic/20170907/ 240217819.html
государственной безопасности, как сегодня), в основе чего лежит долгосрочный прогноз развития МО и ВПО в мире и России;
- формулирование прикладной политической и военной стратегии (по аналогии с американской стратегией «силового принуждения»), способной нейтрализовать внешнее давление на Россию в ближайшие годы, которое будет развиваться по эскалации; определение основных целей; уточнение объёма и качества национальных ресурсов и разработка новых способов достижения сформулированных целей;
- политическое и законодательное оформление стратегического плана противодействия политике силового принуждения Запада в соответствующих правовых и нормативных документах и решениях, выделение конкретных задач, сроков и ответственных исполнителей;
- обеспечение повседневной реальной политической управленческой деятельности по организации выполнения сформулированной стратегии, включая прикладное административное, правовое, идеологическое и нормативное регулирование [3, с. 264-265].
Реформирование органов управления политикой безопасности России для повышения эффективности использования национальных ресурсов и возможностей
Определение задач, ресурсов, выбор средств и методов противоборства зависит прежде всего от эффективности органов управления. Поэтому любые шаги требуется начинать с создания такого эффективного органа. В первую очередь необходимо решить организационно-политические вопросы, так как они были оперативно решены в июне-июле 1941 г. при создании Государственного комитета обороны СССР, когда были созданы: новая система управления нацией и страной в чрезвычайных условиях, новая концепция обороны, принципиально новая организация государственного и военного управления [2].
Вез ясного определения субъекта, который будет отвечать за реализацию всего проекта, дальнейшая работа теряет эффективность, а в ус-
ловиях современной России (когда реализация решений крайне неэффективна) - всякий смысл. Сегодня этот процесс развивается стремительно, хаотично и непоследовательно.
Можно в этой связи привести следующие примеры: создание правительства Гайдара привело к политике радикальных либеральных реформ, правительства Черномырдина - к политике кризисного управления, правительства Примакова -к политике антикризисного управления, а правительства Путина - к политике в условиях чрезвычайных ситуаций.
Последующие правительства при президенте В. Путине и президенте Д. Медведеве так или иначе были правительствами, реализующими (с разной степенью успеха) политику инерционного развития и стаби-
лизации, очень медленного выползания из той глубокой ямы, в которой оказалась Россия к концу 90-х годов, и не более того. Это привело в итоге к тому, что Россия в 2018 г. по основным показателям вышла на уровень РСФСР 1990 г., т. е. вышла из глубочайшего кризиса, а 2014-2017 гг. были годами стагнации и «обороны» от санкций.
Эффективная стратегия стратегической стабильности и обеспечения безопасности невозможна -ни на стадии подготовки, ни на стадии реализации - без ясного определения того субъекта, который будет эту стратегию реализовывать. Особенно важно в этой связи подчеркнуть, что основная проблема государственного управления России - безответственность и неэффективность - не может быть решена без решения о субъекте политического управления развитием и безопасностью страны в условиях кризиса (а фактически военно-силового противоборства) в принципе.
Необходимо изначально признать, что традиционные органы управления внешней политикой -Совет безопасности, МИД России, а также аппарат помощника президента, Министерство обороны, Генеральный штаб и Служба внешней разведки (СВР) - не смогут в настоящее время уже адекватно реагировать на складывающуюся в мире военно-политическую ситуацию по двум основным причинам.
Во-первых, они в принципе не могут обеспечить эффективное стратегическое сдерживание, потому что их деятельность слабо координируется с другими органами власти и общества (существуют в реальности такие явления, как: «политика
Газпрома», «политика Минфина», «политика Минобороны», МЧС, ГРУ, СВР и т. д.). При этом общенациональные ресурсы используются неэффективно и не полностью, а процесс разработки и принятия решений непростительно затягивается.
Во-вторъх причина в отказе правящей элиты страны от функций политического и идеологического руководства, которые остались у президента в качестве «личных» инструментов политики и влияния. Основная причина в том, что в соответствии с Конституцией России за внешнюю политику страны и её безопасность отвечает президент, который должен быть обеспечен механизмом реализации общей национальной и государственной, а не ведомственной политики. В настоящее время такого механизма нет, что неизбежно ведёт к существованию одновременно «разных политик».
Если в СССР функцию координации (идеологической и организационной) общей внешней политики осуществлял ЦК КПСС в лице Политбюро (члена Политбюро, министра иностранных дел) и секретарей ЦК КПСС, то в настоящее время координацию соответствующих направлений не осуществляет никто.
Нужна общая ясная идеология (стратегия), обязательная для выполнения, а не в виде малоизвестной Концепции внешней политики, которая не обязательна для выполнения даже в МИД, не говоря уже о других организациях, ведомствах, а тем более институтах общества. Кроме того, нужна общая политика, при которой сферы деятельности отдельных институтов, пересекаясь, не должны противоречить друг другу.
Таким образом, требуется принципиальная реформа механизма управления внешней политикой, в результате которой такая политика стала бы не просто скоординированной, а единой, представляющей интересы не только всех основных властей (законодательной, исполнительной и даже судебной) и органов управления, но и всего общества и бизнеса. Только такая единая политика может быть активной, наступательной, а не только оборонительной.
Суть идеи заключается в том, что политика безопасности России в XXI в. (учитывая фактически развивающийся военно-силовой сценарий ВПО) должна быть единой, подчиняющейся конкретному органу, где отдельные структуры и органы государственного и общественного управления становятся частью такой общей политики. МИД России, Минобороны, ФСБ, МЧС, а также все другие силовые и прочие органы управления должны координировать свою деятельность в рамках общей политики безопасности.
Функции управления должны быть сосредоточены (по аналогии с ГКО СССР) в компетенции Совета национальной безопасности под руководством президента России. Такой совет стал бы органом оперативного управления, а не только совещательным органом при президенте страны, причём уже не только институтов государства, но и общества и бизнеса, т. е. стал бы в реальности общенациональным.
Более широкий состав Совета безопасности может составлять другой орган, такой, например, как Госсовет, куда могут входить не только федеральные министры, но и руко-
водители госбанков, губернаторы, главы республик и крупных регионов, руководители парламентских фракций.
В обязательном порядке должны присутствовать две категории -представители частного бизнеса и институтов гражданского общества, которые смогут выполнять функции управления этими секторами общества и экономики.
Этот единый орган должен обеспечить перевод внешней политики из узкопрофильной компетенции МИД в компетенцию органа общенационального управления с тем, чтобы использовать методы и средства не только традиционной дипломатии, но и других возможностей и институтов нации:
- активизацию внешней политики, перехват инициативы и навязывание своих правил противоборства, а не реагирование на создаваемые реальные и мнимые угрозы.
Современная политика стратегического сдерживания является изначально сугубо оборонительной не только формально (в соответствии со Стратегией), но и по своей сути, хотя известно, что только оборонительными действиями эффективной обороны победы добиться невозможно;
- координацию всех ветвей власти и органов государственного управления, а также бизнеса и общества в рамках единой стратегии безопасности.
Нужен переход от стадии повышения координации на стадию единой политики безопасности, когда необходимо одновременно и в разных масштабах использовать все ресурсы, возможности, способы и средства самых разных институтов и граждан;
- повышение оперативности управления, контроля и эффективности, включая снижение затрат, для реализации политики.
На стадии сетецентрического управления всеми ресурсами и способами против множества целей одновременно невозможно сохранить управляемость политикой безопасности (в частности, если использовать одновременно средства МИД, Минобороны, Минфина и общественных институтов).
Следующий шаг - необходимо определить с достаточно высокой точностью, какими ресурсами обладает нация для эффективного стратегического сдерживания, потому что у руководства страны до сих пор:
- нет точной информации об имеющихся реальных и потенциальных ресурсах;
- руководство далеко не всегда в своей политике использует те ресурсы и возможности, которые есть у нации (а не только у государства).
Соответственно, при планировании подобных мероприятий по повышению эффективности стратегического сдерживания, в том числе в политико-дипломатической области, необходимо чётко понимать свои возможности во всех областях противоборства (информационного, политического, культурного, финансового и военного), включая прежде всего те, которые могут потребоваться в случае силового давления. Другими словами, необходима точная информация как об имеющихся ресурсах, так и возможностях. Причём не только государственных, но и общественных и бизнеса. Иначе говоря, начинать надо с очень тщательной инвентаризации, выяснения того объёма и того качества ре-
сурсов, которые имеются в распоряжении руководства страны.
Это необходимо прежде всего для формирования долгосрочной стратегии развития России на несколько десятилетий, которая должна быть реализована в контексте современной глобальной ситуации в мире и итогов развития страны за последние десятилетия. Эти итоги иллюстрирует, например, динамика изменения в соотношении сил между СССР - Россией и Соединёнными Штатами Америки, Китаем и Индией с 1960 г. по 2018 г., которая свидетельствует о растущем стратегическом отставании России от мировых лидеров, приобретающем в XXI столетии качественно новое, угрожающее значение (рис. 2).
Учитывая, что динамика роста ВВП и демографических факторов после 2018 г. остаётся для России негативной, а «вес» прироста ВВП КНР и США (а в будущем и Индии) за один год будет приближаться к объёму всего ВВП России (5-7% прироста ВВП за год означают прирост на 1-1,5 трлн долл.), можно констатировать, что растущее отставание России превращается в геополитическую угрозу национальной безопасности.
Кроме того, необходимо обратить внимание на мощные и неиспользуемые ресурсы нации в интересах безопасности, прежде всего творческий потенциал личностей - национальный человеческий капитал (НЧК) и его институты.
Наконец, требуется переоценка имеющихся и потенциальных новых возможностей и ресурсов, определение возможностей использования тех или иных качественно новых ре-
сурсов, а также поиск и разработка и форм политико-дипломатического новых, более эффективных способов и военного искусства.
Правовое и нормативное обеспечение политики эффективного стратегического сдерживания России
Создание после 2025 г. качественно новой ВПО, которое неизбежно произойдёт, требует новых форм политико-дипломатической деятельности и реакции, которые соответствовали бы этим реалиям. Такая реакция должна вырабатываться в Совете национальной безопасности и МИД с учётом новых особенностей формирования военно-политической и стратегической обстановки в мире и в отдельных регионах, а также реального характера имеющихся войн и военных конфликтов,
о которых российские эксперты писали ещё в начале нового столетия. Речь шла, в частности, о том, что к окончанию XX в. известный с незапамятных времён арсенал (традиционных) невоенных и военных средств противоборства обновился и дополнился группой так называемых нетрадиционных средств противоборства, направленных не только на развитие, но и на поражение (деформацию и деструкцию) компонентов среды обитания человека (СОЧ) [12].
Рис. 2. Динамика изменения в соотношении сил СССР - Россия, США,
Китай, Индия
12 Волошко В. С., Лутовинов В. И. Военная политика и военная безопасность Российской Федерации в условиях глобализации. М.: ГШ ВС РФ, 2007.
Более того, разработка и совершенствование нетрадиционных средств противоборства в рамках современного этапа военно-технической революции привели к созданию нового класса вооружения - оружия глобального поражения (ОГП), т. е. оружия, системное применение которого способно обеспечить глобальный характер поражения СОЧ. В состав ОГП вошли информационное, нелетальное и экологическое оружие.
Применение невоенных мер должно быть увязано с временными интервалами, взаимосвязанными фазами политического процесса, развивающихся в определённом геополитическом масштабе (глобальном, региональном, локальном) и характеризующихся использованием необходимого спектра средств противоборства для достижения тех или иных политических целей. В результате использования этих средств происходит трансформация (преобразование), деформация (поражение) или деструкция (разрушение) СОЧ. Достижение (или недостижение) поставленных политических целей свидетельствует о разрешении социальных противоречий, окончании фазы и переходе социума на иной общественно-исторический уровень. Схематично развитие этого процесса можно представить в виде вектора (рис. 3) [12].
Точкой отсчёта политического процесса является нулевая фаза (мирное сотрудничество) - наиболее благоприятная фаза развития общества, во время которой социальные противоречия разрешаются исключительно невоенными средствами,
при этом осуществляется позитивное изменение СОЧ. Важно подчеркнуть, что действие политических и других невоенных средств на стадии мирного сотрудничества исключает насилие и поэтому должно обязательно согласовываться со следующими мирными принципами их применения [13, с. 164]:
- невоенные средства должны применяться законно, т. е. в полном соответствии с нормами внутригосударственного и международного права при приоритете последнего;
- использование невоенных средств должно осуществляться добровольно и на взаимовыгодной основе;
- применение невоенных средств не должно нести угрозу безопасности и наносить ущерб другим участникам политического процесса.
Эти принципы взаимоувязаны и должны соблюдаться в пакете (исключение составляют асоциальные средства, т. е. такие средства, как организованная преступность, международный терроризм, контрабанда оружия, торговля наркотиками и т. п. Возможность их использования в рамках нулевой фазы определяется в основном масштабом применения этих средств). Только в этом случае речь может идти о мирном достижении поставленных политических целей, наиболее общими из которых, по-видимому, следует признать перераспределение зон геополитического влияния и ресурсов (или права их контролировать). Таким путём происходит ненасильственная трансформация социума, других компонентов СОЧ
13 Андреев В. Г. Оружие и война: новые тенденции развития // Вестник АВН. 2005. № 1.
Рис. 3. Вектор противодействия невоенных средств в процессе противоборства [13,14]
и мирное протекание политического процесса в рамках конкретного исторического периода.
Однако не все политические цели могут быть достигнуты при помощи «мягких» невоенных средств. Наступает момент, когда для достижения цели необходимо продолжить политику иными средствами.
Своеобразно, но весьма точно описал начало этого процесса Мао Цзэдун: «Когда политика, достигнув определённой стадии развития, больше не в состоянии развиваться по-прежнему, возникает война - для того, чтобы смести препятствия на пути политики» [15].
По этой причине происходит перерастание периода мирного сотрудничества в качественно новое состояние - невооружённое противоборство, свидетельствующее о наступлении
первой (низшей) фазы войны*. Именно в это время начинается «продолжение политики иными средствами». Действительно, важнейшей характеристикой этой фазы является применение жёстких невоенных средств, при котором «пакет мирных принципов» категорически не соблюдается. Таким образом, появление новых политических задач, средств и способов их достижения неизбежно ведёт к радикальным изменениям в средствах и способах противоборства.
Но не только в военно-технической и других областях, но и правовом обеспечении их использования. Повышение эффективности стратегического сдерживания и безопасности потребует принципиально нового правового и нормативного обеспечения, которое из документов,
14 Галенович Ю. М. Глобальная стратегия Китая. М.: Русская панорама, 2016. С. 163.
15 Мао Цзэдун.. Избранные произведения. М.: Изд-во иностранной литературы, 1952. Т. 1. С. 264.
* Общепринятая точка зрения состоит в том, что всякая борьба (экономическая, информационная и др.) означает войну, не соответствует базовым положениям военной науки. Согласно Закону об обороне (ст. 18), война начинается с началом военных действий и заканчивается с их прекращением.
имеющих рекомендательный и концептуальный характер (прежде всего таких, как Стратегия национальной безопасности и Военная доктрина, а также Концепция внешней политики России), должно перейти в качестве обязательных к исполнению директив и федеральных законов. И начинать следует именно со Стратегии национальной безопасности России, которая должна стать:
- во-первъх, действительно общенациональной, а не только государственной, ориентирующейся на исполнительную власть. Для этого она должна быть вынесена на широкое обсуждение, в ходе которого должна быть внесена ясность в цели развития, основные приоритеты и средства, а также методы их достижения. Кулуарность Стратегии обесценивает её в качестве политико-идеологического документа;
- во-вторъх, Стратегия должна быть принята на уровне федерального закона, а не указа, который имеет механизмы принуждения за её невыполнение. Соответственно, другие нормативные акты, которые относятся к безопасности в широком смысле (в том числе социально-экономическому, научно-технологическому и культурному развитию), должны быть прямым следствием Стратегии;
- в-третьих, Стратегия должна предусматривать авторитетные механизмы и инструменты её реализации, прежде всего соответствующие органы управления, в пользу которых будет перераспределена государственная власть.
Только после проведения этих мероприятий можно будет переходить к нормативно-правовому оформлению взаимоотношений между субъ-
ектами, которые должны будут участвовать в разработке и реализации политики безопасности, включая стратегическое сдерживание. В настоящее время эта область регулируется Конституцией и положениями Стратегии национальной безопасности России, утверждённой 31 декабря 2015 г. президентом.
При этом исключительно важное значение имеет сама подготовка Стратегии национальной безопасности и других документов стратегического планирования, которая в настоящее время основывается только на ресурсах некоторых министерств и скромных ресурсах аппарата Совета безопасности, хотя в последней редакции Стратегии и говорится о «привлечении других ресурсов» [1].
Подготовка Стратегии и вытекающих из неё документов, как и других документов стратегического планирования, должна вестись:
- с участием всех государственных, общественных и деловых организаций, ведомств и отдельных граждан;
- при широком обсуждении и экспертизе со стороны профессионального сообщества и самой широкой общественности;
- этот «мозговой штурм» должен закончиться процедурой согласования на уровне экспертов, представляющих основные органы, отвечающие за политику безопасности;
- финальный документ должен утверждаться Федеральным Собранием по представлению президента России.
Изначально важно, чтобы свои предложения в концепцию новой политики безопасности представили основные участники, которым пред-
стоит её реализовать, из числа непосредственных исполнителей. Причём их круг должен быть существенно расширен до включения в него по вертикали не только начальников, но и специалистов по конкретным и частным направлениям (например, для МИД до уровня начальников отделов и заместителей руководителей департаментов),
а по горизонтали - до отдельных гражданских министерств, ведомств, университетов, НИИ и общественных организаций.
В частности, требуется организация масштабных исследований в области безопасности по самым разным направлениям, включая размещение заказов на исполнение НИР на конкурсной основе.
Библиография • References
Андреев В. Г. Оружие и война: новые тенденции развития // Вестник АВН. 2005. № 1.
[Andreev V. G. Oruzhie i vojna: novye tendencii razvitija // Vestnik AVN. 2005. № 1]
Волошко В. С., Лутовинов В. И. Военная политика и военная безопасность Российской Федерации в условиях глобализации. М.: ГШ ВС РФ, 2007.
[Voloshko V. S, Lutovinov V. I. Voennaja politika i voennaja bezopasnost' Rossijskoj Federacii v uslovijah globalizacii. M.: GSh VS RF, 2007]
Галенович Ю. М. Глобальная стратегия Китая. М.: Русская панорама, 2016. -1175 с.
[Galenovich Ju. M. Global'naja strategija Kitaja. M.: «Russkaja panorama», 2016. -1175 s.]
Долгосрочное прогнозирование развития отношений между локальными цивилизациями в Евразии: монография / А. И. Подберёзкин [и др.]. М.: МГИМО-Университет, 2017. - 123 с.
[Dolgosrochnoe prognozirovanie razvitija otnoshenij mezhdu lokal'nymi civilizacijami v Evrazii: monografija / A. I. Podberjozkin [i dr.]. M.: MGIMO-Universitet, 2017. -123 s.]
Маккью М. Доктрина Герасимова // https://inosmi.ru/politic/20170907/ 240217819.html
[Makk'ju M. Doktrina Gerasimova // https://inosmi.ru/politic/20170907/240217819. html]
Мао Цзэдун.. Избранные произведения. М.: Изд-во иностранной литературы, 1952. Т. 1. - 534 с.
[Mao Czjedun. Izbrannye proizvedenija. M.: Izd-vo inostrannoj literatury, 1952. T. 1. -534 s.]
Подберёзкин А. И. Военные угрозы России. М.: МГИМО-Университет, 2014.
[PodberjozkinA. I. Voennye ugrozy Rossii. M.: MGIMO-Universitet, 2014]
Подберёзкин А. И. От «стратегии противоборства» к «стратегии управления» // Вестник МГИМО(У). 2017. № 4. С. 7-20.
[Podberjozkin A. I. Ot «strategii protivoborstva» k «strategii upravlenija» // Vestnik MGIMO(U). 2017. № 4. S. 7-20]
Подберёзкин А. И. Современная военная политика России. В 2 томах. М.: МГИМО-Университет, 2017. Т. 2. - 988 с.
[PodberjozkinA. I. Sovremennaja voennaja politika Rossii. V 2 tomah. M.: MGIMO-Universitet, 2017. T. 2. - 988 s.]
Подберёзкин А. И. Стратегия национальной безопасности России в XXI веке. М.: МГИМО-Университет, 2016. - 338 с.
[.PodberjozkinA. I. Strategija nacional'nqj bezopasnosti Rossii v HHI veke. M.: MGIMO-
Universitet, 2016. - 338 s.] Подберёзкин А. И., Жуков А. В. Факторы безопасности для российской нации, государства и общества: угрозы силового использования социальных сетей // Обозреватель-Observer. 2017. № 9. С. 23-40. [PodberjozkinA. I., ZhukovA. V. Faktory bezopasnosti dlja rossijskoj nacii, gosudarstva i obshhestva: ugrozy silovogo ispol'zovanija social'nyh setej // Obozrevatel'-Observer. 2017. № 9. S. 23-40] Публичная дипломатия: Теория и практика / под ред. М. М. Лебедевой. М.: Аспект
Пресс, 2017. - 272 с. [Publichnaja diplomatija: Teorija i praktika / pod red. M. M. Lebedevoj. M.: Aspekt
Press, 2017. - 272 s.] Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской федерации» // URL: http://www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_191669/ [Ukaz Prezidenta RF ot 31 dekabrja 2015 g. № 683 «O Strategii nacional'noj bezopasnosti Rossijskoj federacii» // URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_191669/] Шевцов Л. ВПК. 2017. № 35. 13 сентября. [Sheucou L.. VPK. 2017. № 35. 13 sentjabrja]
Summary of the 2018 National Defense Strategy of The United States of America.
Wash., January 18. The Power to Coerce. RAND, Cal., 2016.
Статья поступила в редакцию 9 марта 2018 г.
г
л
Продолжается подписка на 2018 г. на журнал «Обозреватель-ОЬвегуег» в каталоге «Газеты и журналы» агентства «РОСПЕЧАТЬ»:
47653 - на полугодие 36789 - на год
V
J