CC BY
146Статьи
Дубровская Елена Юрьевна
кандидат исторических наук Институт языка, литературы и истории Карельского НЦ РАН
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ В ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ: ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В КАРЕЛИИ - ВРЕМЯ ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ СИТУАЦИЙ
(1918-1920)*
Армейская психология, сформировавшаяся у десятков тысяч россиян в 19141918 гг., накладывала характерный отпечаток на жизнь общества в целом в течение долгих лет после выхода России из Первой мировой войны1. Как отмечают исследователи различных аспектов мужской гендерной роли в конкретных социокультурных условиях, выявление специфики поведения мужчины в экстремальных ситуациях, среди которых война и вооруженные конфликты занимают особое место, остается актуальным направлением в изучении феномена «мужского» в культуре2. Люди не просто привыкали к произволу и насилию, им давали понять, что единственным способом «смягчения» крайностей того и другого является казарменный вариант жизнедеятельности общества в целом3.
* Статья подготовлена в рамках выполнения плана НИР, тема «Узловые проблемы истории Карелии. К столетию республики. Научные очерки и статьи», № 0225-2014-0012.
1 Асташов А.Б. Война как культурный шок: анализ психопатологического состояния русской армии в Первую мировую войну // Военно-историческая антропология. Ежегодник 2002. М., 2002; Булдаков В.П. Хаос и этнос. Этнические конфликты в России, 1917-1918 гг. Условия возникновения, хроника, комментарий, анализ. М., 2010; Волков Е.В. «Гидра контрреволюции». Белое движение в культурной памяти советского общества. Челябинск, 2008; Поршнева О.С. Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой войны. М., 2004. С. 215-259.
2 КорминаЖ.В. Проводы в армию в пореформенной России: опыт этнографического анализа. М., 2005; Моисеева И.Ю. Фронтовой дневник: трансформация гендерных аттитюдов в экстремальной ситуации // Мужской сборник. СПб., 2007. Вып. 3; Сенявская Е.С. Психология войны в ХХ веке: исторический опыт России. М., 1999; Соколова И.В. Экстремальные ситуации на войне и после войны (память и текст) // Мужской сборник. Вып. 3.
3 Гришанин П.И. Гражданская война и Белое движение в исследовательской практике конца 80 -начала 90-х гг. ХХ в.: историографическое осмысление // Вестник РГГУ. Сер.: Исторические науки.
Статьи
Учитывая сложность и дискуссионность вопросов о структуре и содержании понятия «повседневность», предполагающего аналитический подход к истории меняющегося человека в его обыденных заботах4, целесообразно обратиться к исследованию стратегий выживания человека в условиях военного времени, к повседневным социальным и культурным практикам военных и гражданского населения в чрезвычайных обстоятельствах. Такой подход позволяет по-новому взглянуть на общественную жизнь и политическую историю карельского края в период Гражданской войны и военной интервенции, часто рассматривавшийся лишь как время борьбы политических партий за власть. В семейной памяти, носителями которой выступают как мужчины, так и женщины, отразилась и специфика мировосприятия военных, обусловленная бытом, системой ценностей и другими особенностями их корпоративного сознания.
В переломные для истории Российского государства годы революции и Гражданской войны населенная карелами территория уездов Олонецкой губ. и западных волостей Кемского уезда Архангельской губ. (Беломорская Карелия) оказалась вовлечена в орбиту международной политики, прежде всего в сферу интересов России и Финляндии, а также Англии и Франции - недавних союзников по антигерманской коалиции. В июле 1918 г. территория Российской Карелии стала театром военного противостояния на Европейском Севере. Страны Антанты усилили свое военное присутствие в карельском Поморье, опасаясь проникновения туда войск Германии и ее союзника Финляндии. Высадка английских войск на Севере России началась весной 1918 г. Поначалу англичане объясняли свое присутствие необходимостью защищать регион от возможного продвижения немцев и охранять военные грузы, однако скоро стали очевидными их истинные цели - укрепление своего геополитического влияния на Русском Севере и борьба с большевизмом. Захватив населенные пункты вдоль Мурманской железной дороги, войска Антанты и военные формирования союзного им белогвардейского правительства в Архангельске остановились на границе Кемского уезда Архангельской губ. и Повенецкого уезда Олонецкой губ.5 В то же время в Ухтинской волости оставались
Историография, источниковедение, методы исторических исследований. 2009. № 4; Шумилов М.И. Октябрь, интервенция и гражданская война на Европейском севере России. (Историографический очерк). Петрозаводск, 1992; Морозова О.М. Антропология гражданской войны. Ростов н/Д, 2012; Розенберг У. Революция и контрреволюция: синдром насилия в гражданских войнах России (19181920 годы) // Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917-1923. М., 2014.
4 Пушкарева Н.Л. История повседневности: предмет и методы // Социальная история. Ежегодник 2007. М., 2008. С. 35.
5 Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918-1920. М., 1993; Гусев К.В. К истории Карельского мятежа. (По материалам Комиссии по реабилитации при Президенте
Статьи
так называемые «белые финны», которые готовили новое вторжение в Российскую Карелию. Развернувшаяся весной и летом 1918 г. интервенция сил Антанты на север России под предлогом защиты от финнов, и особенно от немцев, все более накаляла обстановку в северно-карельских волостях.
1919 год стал особенно напряженным в военном отношении. В это время почти вся территория, населенная карелами, находилась под властью интервентов и антибольшевистских сил. В январе 1919 г. велись военные действия Красной армии как против войск созданного в Архангельске белого Временного правительства Северной области (ВПСО), так и против союзных ему военных формирований интервентов, прежде всего англичан, высадившихся в Архангельске и Онеге6. Осенью 1919 г., осознав бессмысленность дальнейших военных действий на Севере России, союзники вывели свои войска из региона, а 18 февраля 1920 г. ВПСО сложило свои полномочия перед Временным советом профсоюзов в Архангельске, что привело к падению фронта российских белогвардейских сил, оставшихся без поддержки союзников. Приняв советскую власть, карельское население Кемского уезда Архангельской губ. полагало, что тем самым смогло защитить свое национальное достоинство и отстоять себя как этнос. Однако и после официального окончания Гражданской войны в Беломорскую Карелию вскоре вернулся террор и произошло крестьянское восстание 1921-1922 гг. Возник конфликт с новой властью, разрешить который мирными средствами оказалось невозможно.
Историки проследили, как постепенно складывалась система органов советской власти, отразившая разнородные социальные и национальные интересы, как сказывался на общественной жизни края режим «военного коммунизма» с обременительной для населения Карелии продразверсткой, трудовой повинностью и влиянием наследия «военного коммунизма» на психологическое состояние людей7.
РФ) // Отечественная история. 1996. № 6; Новикова Л.Г. Провинциальная «контрреволюция»: Белое движение и гражданская война на Русском Севере. 1917-1920. М., 2011; Шумилов М.И. Революция и гражданская война в Карелии: 1917-1920 // История Карелии с древнейших времен до наших дней. Петрозаводск, 2001.
6 Барон Н. Столкновение империй: Российско-британские взаимоотношения во время интервенции союзников на севере России // Труды Карельского научного центра РАН. Сер. Гуманитарные исследования. Вып. 2. 2011. № 6.
7 Витухновская-Кауппала М.А.: 1) Гражданская война в Карелии в советской, российской и финской историографии // Финляндия и Россия: образы общего прошлого. Петрозаводск, 2014; 2) Карельский крестьянин в горниле гражданской войны 1917-1922 // Карелы российско-финского пограничья в Х1Х-ХХ вв. Петрозаводск, 2013; Дубровская Е.Ю. Общественная жизнь карельского населения Олонецкой и Архангельской губерний в годы Российской революции и Гражданской войны (19171920) // Трагедия великой державы: национальный вопрос и распад великой державы. М., 2005; Килин Ю.М. Карелия в политике советского государства 1920-1941. Петрозаводск, 1999; Осипов А.Ю. Финляндия и «независимая» Карелия в период гражданской войны // «Свое» и «чужое» в культуре
Статьи
Изменения, которые произошли в годы Гражданской войны в традиционном укладе жизни карельской деревни, уездных городов и губернского центра -Петрозаводска, исследованы на основе опубликованных и неопубликованных, прежде всего архивных, источников. К первым относятся выходившие в 1932, 1957 и 1963 гг. сборники воспоминаний участников революции и Гражданской войны 1918-1920 гг. в Карелии8. Особый интерес представляют хранящиеся в Научном архиве Карельского научного центра РАН многочисленные подготовительные материалы к этим публикациям. Значительная часть воспоминаний о революции и Гражданской войне, собранных в 1930-е, послевоенные и в 1950-е годы, так и не увидела свет из-за того, что содержание этих рассказов слишком расходилось с привычной схемой изложения этапов «триумфального шествия» советской власти по стране.
В 1932-1933 гг. ленинградская исследовательница А.М. Астахова, занимавшаяся в первую очередь городским фольклором, песнями городской улицы, выезжала в экспедиции в Карельское Поморье, где записывала «Рассказы о гражданской войне» одновременно с историческими песнями, любовной лирикой и произведениями других жанров. Порядка тридцати историй, рассказанных в Беломорском (Сорокском) и Медвежьегорском районах жителями Повенца и Медвежьегорска, сел Нюхча, Лапино, Шижня, деревень Койкиницы и Пертозеро, зафиксированы ею в 1932 г. Они образуют раздел «Фольклор гражданской войны» среди архивных материалов экспедиционных записей9. Выявленные Астаховой источники, ранее не вводившиеся в научный оборот исторических изысканий, позволяют проследить на локальном материале основные толерантные и конфликтные мифы, идеи и лексемы, которые уже в 1920-1930-е гг. использовались для создания этнических и этнополитических образов, а также образов экстремальных ситуаций в условиях повседневности.
За три года Гражданской войны экономическое положение Карелии резко ухудшилось, продовольственные грузы, направлявшиеся из центра по ходатайствам Олонецкого губисполкома, нередко перехватывались другими исполнительными и чрезвычайными органами на соседних железнодорожных станциях Мурманской магистрали, как это бывало в Званке. Сельское хозяйство Олонецкой губернии было не в состоянии обеспечить жителей города и размещенные в нем войска сельскохозяйственными продуктами. Петрозаводск все острее ощущал недостаток
народов Европейского севера. Петрозаводск, 2005; Филимончик С.Н. Горожане и власть в Карелии в годы гражданской войны // Гражданская война в России: региональные проблемы: матер. науч. конф. Мурманск, 2004; Шумилов М.И. Октябрьская революция на Севере России. Петрозаводск, 1973.
8 В боях за Советскую Карелию. Очерки и воспоминания. Л., 1932; В борьбе за власть Советов. Воспоминания участников борьбы за установление Советской власти в Карелии. Петрозаводск, 1957; За Советскую Карелию. 1918-1920. Воспоминания о гражданской войне. Петрозаводск, 1963.
9 Научный архив КарНЦ РАН (далее - НА КарНЦ РАН). Ф. 1. Оп. 1. Кол. 26. Ед. хр. 86-118. Л. 227-347.
Статьи
продовольствия, нормы выдачи продуктов населению с каждым месяцем уменьшались, цены на продовольствие росли. Тяжелое положение с продовольствием и топливом, безработица, эпидемии и разгул преступности привели к отъезду большого количества людей из города. С перебоями функционировали немногочисленные городские предприятия.
Если с декабря 1917 г. в Петрозаводске рабочим выдавали по 400 г муки в день, а остальным примерно 270 г, то к весне 1918 г. нормы отпуска хлеба населению снизились. Уже с 1 марта в Петрозаводске и в Олонецкой губернии были установлены нормы выдачи муки: четверть фунта (250 г) в день для лиц физического труда и 200 г для не занятых физическим трудом, как взрослого населения, так и детей10. В Олонце весной 1918 г. горожанам выдавалось до 300 г муки или ржи на едока в день в зависимости от социального положения и характера выполняемого труда. В 1919 г. хлебный паек сократился до 50 граммов. Но даже такой скудный паек выдавался нерегулярно. Многие семьи голодали. Распределение продуктов теперь шло через огосударствленные кооперативы, поскольку в октябре 1918 г. все частные лавки были закрыты. Для регулярного отоваривания карточек имевшегося запаса продовольствия явно не хватало. Ежедневно в Олонце здание уездной продовольственной комиссии осаждали толпы голодающих, требуя хлеба11.
В Петрозаводске делегации рабочих приходили в губсовет с требованием увеличить хлебные пайки. На рабочих собраниях остро критиковалась деятельность продорганов, высказывалось и недоверие Совету. Настаивая на выдаче продуктов, группа горожан грозила заведующему продовольственным отделом применением физической силы. И лишь благодаря вмешательству милиции, по воспоминаниям одного из участников создания первых милицейских отрядов в Петрозаводске И.М. Никитина, удалось избежать «особо тяжких последствий»12. В деревни Олонецкого уезда подвоз хлеба из Олонца прекратился совсем. По свидетельству председателя Туломозерской волостной управы Н.И. Власова, «...нужно было находить его на месте. Беднота буквально голодала, в муку примешивали размолотые в мельничных ступах солому и березовую кору; из белого мха, смешанного с репой и картошкой, изготовляли лепешки»13.
Воспоминания С.С. Ракчеева, бойца 18-й роты красногвардейцев-лыжников, раскрывают новые страницы в истории земель Олонецкого края, населенных
10 История Петрозаводска: власть и горожане. Петрозаводск, 2008. С. 155.
11 Филимончик С.Н. Олонец в годы революции и гражданской войны (1917 - начало 1920-х гг.) // Олонец. Историко-краеведческие очерки. Петрозаводск, 1999. Ч. 2. С. 16.
12 Научный архив Национального музея Республики Карелия. Д. 1200. Никитин И.М. Первые шаги карельской милиции. С. 197.
13 В борьбе за власть Советов. С. 149.
Статьи
вепсами14. Написанные в 1934 г. и хранящиеся среди материалов карельского Истпарта15, они легли в основу более поздних воспоминаний автора, подготовленных во второй половине 1950-х гг. Повествуя о событиях революции и Гражданской войны, он, в частности, с возмущением пишет о том, насколько «чудовищной» выглядела просьба крестьян вепсского села Горнее Шелтозеро «на фоне крестьянского голода». Оказывается, в январе 1918 г. «под влиянием местных богатеев и священника» те собрали сход и решили просить у волостных властей «много белой муки, пшена, сахару и других продуктов», чтобы отпраздновать храмовый праздник села16. Основываясь на данных И.Ю. Винокуровой, исследовавшей локальную праздничную традицию вепсов Прионежья, можно определить, что крестьяне готовились к большому храмовому празднику Сретенья (2 февраля по ст. ст.)17. В сложившихся обстоятельствах не только повседневность, но и праздники становились временем экстремальной ситуации.
В записанных А.М. Астаховой в 1930-е гг. текстах рассказов членов семьи И.В. Титова из Нюхчи присутствуют фольклорные мотивы «чудесного спасения» и «неокончательной смерти» участников кровопролитных событий. Так, по свидетельству одной из участниц событий, односельчанка сумела спасти ее брата от ареста следующим образом: «В окошко-то увидали и бегом из квартиры через сенник, но по дороге встретился бы неминуемо с Рублевским (белым офицером. -ЕД.), если бы "жонка" хозяина не закрыла его юбкой: она, распустив юбку, встала между ним и Рублевским, и брату удалось бежать». Другому жителю деревни, уцелевшему во время расстрела, удается выбраться из-под горы трупов и скрыться18.
В записях Астаховой можно выделить и традиционные для фольклора мотивы «нетипичного поведения врага». Часовой-белогвардеец предупреждает красного партизана о грозящей ему в деревне опасности. Врач, служивший у белых, спасает красноармейца от ареста, поскольку оказался его однополчанином в годы Первой мировой войны19. В воспоминаниях сорокалетнего А.П. Вавилина о пребывании в плену у белых в 1919 г. в районе ст. Кяппесельга говорится, что он избежал
14 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 20. Д. 74. Ракчеев С.С. Незабываемые дни 1917-1919 гг. становления Советской власти в родном крае; Д. 75. Ракчеев С.С. Так начиналось советское строительство в вепсской деревне (1917-1919); Оп. 31. Д. 104. Ракчеев С.С. 18-я лыжная рота. Воспоминания о гражданской войне в Карелии.
15 Национальный архив Республики Карелия (далее - НА РК). Ф. П-14. Оп. 1. Д. 189. Ракчеев С. 18-я отдельная рота лыжников (о гражданской войне в Советской Карелии в 1919-1920 гг.).
16 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 20. Д. 75. Л. 66.
17 Винокурова И.Ю. Традиционные праздники вепсов Прионежья (конец XIX - начало ХХ в.). Петрозаводск, 1996. С. 42-43.
18 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Кол. 26. Ед. хр. 86-118. Л. 332, 333.
19 Там же. Л. 304.
Статьи
расстрела лишь благодаря тому, что арестованный вместе с ним товарищ-поляк был родственником начальника контрразведки: оба поляка вместе служили «в царское время», к тому же были женаты на сестрах20. Приведенный пример подтверждает заключение исследовательницы И.А. Разумовой о том, что установление родства в любой форме - от свойства до былого братства по оружию - способствует преодолению критического положения, являясь средством «спасения» и психологической компенсации21.
Сегодня все чаще обнаруживается стремление историков, изучающих раннесоветский период, опираться на «живые свидетельства», которые, конечно, уже не могут «представлять» видение прошлого из 1920-1930-х гг., но все же позволяют обратиться к «человеческому измерению» времени, увидев его в «антропологическом ракурсе»22. Примечательны в этом отношении воспоминания жителя г. Олонца Ф. Петрова о военном детстве, проведенном в одной из деревень Южной Карелии, поблизости от российско-финляндской границы. Спустя многие десятилетия, в 1970-х гг., он рассказал, как семилетним мальчиком оказался очевидцем непонятных для него частых ночных отъездов из дома его отца, охотника-любителя, совместно с односельчанином-соседом, бравших с собой ружье. После того как однажды отец привез мешок ржи, ребенку все же удалось добиться объяснения таких постоянных отлучек: «Вот что, сынок, мы живем недалеко от границы, там другое государство, и вот они приезжают сюда оттуда, везут разные тряпки, особенно курево и т. д., а от наших зажиточных крестьян берут хлеб, т. е. рожь, которой у нас не хватает. Вот дядя Петя и устраивает захваты этих контрабандистов, а как оружия у нас нет, вот он меня и берет с собой с этим 12-ти калиберным, .вот мы их и пугаем, этих незваных заграничных гостей.»23
Воспоминания, которые условно можно сопоставить с материалами по «устной истории», свидетельствуют, что в обстановке катастрофической нехватки продовольствия в уездах Олонецкой губ., когда еще с 1917 г. здесь действовал запрет губернских властей вывозить продукты в соседнюю Финляндию, такие самочинные крестьянские меры по «восстановлению справедливости» все же оказывались поступками сомнительного свойства, и крестьяне это осознавали. Не
20 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Кол. 26. Ед. хр. 86-118. Л. 301-302.
21 Разумова И.А. Потаенное знание современной русской семьи. Быт. Фольклор. История. М., 2001. С. 320-324.
22 Трошина Т.И. «Взгляд из другого окопа»: трагедия белого офицерства глазами рядовых (по материалам Архангельского Истпарта) // 1920 год в судьбах России и мира: апофеоз Гражданской войны в России и ее воздействие на международные отношения. Сб. матер. междунар. науч. конф. Архангельск, 2010. С. 264-265.
23 НА КарНЦ РАН. Фольклорная коллекция. Воспоминания о гражданской войне 1918-1919 гг., записанные олончанином Петровым в 1960-х гг.
Статьи
случайно упоминание мемуариста о том, что «отец долго не хотел говорить» о характере своих поездок и уступил лишь тогда, когда сын «настойчиво не давал ему спокоя». Однако в дальнейшем подобные акты, явно противоречившие представлениям мирного времени о законности, получали совершенно иную интерпретацию. Запись Астаховой сохранила воспоминание заонежанина А.П. Вавилина о трех красногвардейцах, посаженных белыми в карцер «за святотатство». «Когда они находились в поповском доме, из ряс нашили себе кисетов, один пояс сделал. А другой - курева не было - так евангелье на бумагу для курева разорвал. Так вот их и привлекли»24. Новые образы «мучеников» занимали в сознании жителей Карелии место привычных намоленных образов.
В семейных фольклорных рассказах (меморатах), более или менее свободных от влияния канонических схем, обязательных при подготовке воспоминаний активистов Истпарта, также присутствует мотив страданий и смерти за дело революции. Однако нарратив более приближен к традиционному, с его образностью и приметами мифологического времени. В рассказе о появлении летом 1919 г. в д. Канзанаволок Пудожского уезда Олонецкой губернии отряда белых под командованием полковника Круглякова, описана сцена обращения к белым офицерам Рудакову и Круглякову плачущих жен арестованных крестьян. На их просьбу передать мужьям провизию был получен ответ: «Стакан холодной воды и три овсины - вот питание коммунистам»25. В текстах же воспоминаний, предназначенных для комиссии Истпарта, чаще присутствуют повествования о долгих мучениях и гибели пленных красноармейцев от рук белых, как, например, в рассказе С.С. Ракчеева о расправе над попавшими в плен ранеными участниками боев в Пудожском крае или в описании расстрела сербами членов Кемского совета26.
Четкой сюжетной линией, связанной с переживанием человеком времени несвободы, является повествование о верности революции через принятие страданий в плену27. Так, В.И. Моисеев детально описывает дневной распорядок выдачи пищи заключенным в архангельской губернской тюрьме, а об условиях содержания в кегостровском лагере военнопленных сообщает следующее: «...за наше пребывание в 2 месяца ни разу барак не мыли и людей в баню не водили», в тесной камере сидело 13 человек, «все пленные красногвардейцы и младший
24 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Кол.26. Ед.хр. 86-118. Л. 300.
25 Дубровская Е.Ю. Воспоминания В.И. Моисеева «В плену у белых» // ВоенКом: Военный комментатор: Военно-исторический альманах. 2009. № 1 (8). С. 86.
26 НА РК. Ф. П-14. Оп. 1. Д. 189. Л. 10.
27 Терещенков Л.Е. Работа Карельского Истпарта по формированию исторической памяти о революции и гражданской войне в Карело-Мурманском регионе // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2010. № 7 (112).
Статьи
командный состав». «Сидели они давно, некоторые по 13 месяцев, и чувствовали себя сейчас полными хозяевами», однако из-за изобилия английских одеял, которыми снабжали белых союзники, здесь развелось невероятное количество вшей, и «первое время страх перед этими паразитами был настолько велик, что хотелось бежать обратно в тюрьму, где вшей почему-то не было»28.
По рассказам жителей Заонежья, записанным в 1930-е гг., «белое войско, как один, имело английское обмундирование защитного цвета, с погонами на плечах, в кожаных ботинках с шерстяными обмотками, с одинаковыми военными ягдташами через плечо, командиры в офицерской форме с позолоченными погонами». В их же словах об обмундировании красноармейцев слышится искреннее сочувствие: «А наша Красная армия была одета, кто в чем вышел из дома, кто в сапогах, кто в ботинках, а кто и в лаптях, ягдташами большей частью служили простые холщовые мешки, запасы продовольствия их были: хлеб и сушеная вобла, часть которых они разбросали по деревне, чтобы показать, чем они питаются»29.
Взаимная демонстрация противоборствующими сторонами друг другу и населению своих обнадеживающих (или наоборот, скудных, а значит, свидетельствующих о безоглядной решимости сражаться) продовольственных возможностей становится устойчивым фольклорным мотивом в рассказах о Гражданской войне. Свидетельства об этом сохранили семейные мемораты. В частности, рассказы о том, как «англичане» (мобилизованные в войска союзников жители Обонежья) запомнились крестьянам водлозерских деревень. На жителей д. Канзанаволок Водлозерской вол. Пудожского уезда вторгшиеся отряды произвели впечатление тем, что у них «чулки до колен и галеты на штыках»30. Насаженные на штыки галеты, хранение которых таким образом вряд ли было вызвано практической необходимостью, должны были, по всей видимости, красноречиво свидетельствовать о хорошем продовольственном снабжении «англичан» и служить средством агитации в их пользу. Для той же цели в Беломорской Карелии английские военачальники демонстрировали суррогатный хлеб бойцам «Карельского полка» («Карельского легиона»).
Этот «Легион», или «Карельский полк» («Отряд», как его называли карелы31), ставил целью изгнание «белых финнов» из Карелии и первоначально насчитывал не более двух-четырех сотен бойцов. Он был сформирован в июле 1918 г. карельскими добровольцами и командованием английских интервенционистских войск, весной
28 Моисеев В.И. В плену у белых // ВоенКом: Военный комментатор: Военно-исторический альманах. 2009. № 1 (8). С. 94.
29 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 31. Д. 207. Л. 7.
30 Из архива автора.
31 Витухновская-Кауппала М.А. Воспоминания учителя В. Кейняса о съезде депутатов одиннадцати карельских волостей в селе Ухта. 1920 // Исторический архив. 2013. № 4.
Статьи
того же года высадившихся на Мурмане. Как свидетельствуют мемуары участника и очевидца событий 1918 г. британского профессионального военного и политика Филиппа Дж. Вудса32, в начале июля 1918 г. фактическими хозяевами Беломорской Карелии стали англичане. Белые сформировали для борьбы с большевиками Российскую народную армию, их главные силы действовали в зоне Мурманской железной дороги, а станция Кемь стала местом пребывания коменданта тыла Мурманского района.
Из деревень Беломорской Карелии, занятых финскими экспедиционными отрядами, к командирам английских частей приходили бежавшие добровольцы-карелы и обращались с просьбой дать им оружие и военную подготовку, чтобы они могли выступить против финнов. К июлю число бойцов отряда достигло 300 чел.33 Он был создан благодаря сотрудничеству местных жителей и англичан, движимых одной целью - изгнать финнов из Карелии. Из карелов были назначены и офицеры, хотя они командовали лишь формально, фактическое командование осуществлялось англичанами. Отряд организовался под лозунгом «Прочь финны из Карелии», «Карелия для карел»34.
Как пишет один из авторов воспоминаний, находились желающие вступить в отряд и среди русских рабочих Кеми, Сороки и других рабочих поселков, но «вербовщики их не принимали, говорили, что возьмем только карелов»35. Такие свидетельства не очень вписываются в господствовавшие долгие годы в исторической науке представления о едином фронте трудящихся Карелии, поднявшихся на борьбу против иноземных захватчиков для защиты завоеваний нового строя. И уж совсем не подходящим для публикации оказалось вычеркнутое из редактируемого текста воспоминание Федора Акуловича Лесонена о военном обучении бойцов отряда английскими офицерами. Учеба «усиленно велась до лета» (1919 г. - ЕД.), и «нам было ясно, что готовят нас против Красной Армии и Советской власти»36.
Обращает на себя внимание фрагмент воспоминаний Ф.А. Лесонена о том, как реагировали командиры полка, узнав о намерении бойцов установить контакт с «Финским легионом». Этот легион действовал на Мурмане и состоял из бежавших после подавления финляндской революции 1918 г. сторонников финских «красных». Те отказывались воевать против Красной армии. В ответ на попытку батальона
32 Полковник Филипп Дж. Вудс. Карельский дневник // Барон Н. Король Карелии. Полковник Ф.Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг. История и мемуары. СПб, 2013.
33 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 20. Д. 139. Л. 98.
34 Там же. Д. 140. Л. 56.
35 Там же. Л. 2.
36 Там же. Л. 22.
Статьи
«Карельского полка» связаться с одной из красноармейских частей, командиры собрали батальон на ст. Кемь, окружили его вооруженными сербами и англичанами, «выступали с речами и требовали, чтобы мы выехали на фронт». Один из них «показал нам кусок черного хлеба, испеченный для животных, и кричал, что «вот такой хлеб едят красноармейцы, конец которых уже близок». Примечательна ремарка автора воспоминаний, характеризующая недовольство, а вместе с тем подавленность и запуганное состояние бойцов батальона: «Мы все молчали и возмущались. Большинство молчало и думало о возвращении домой, к семьям»37.
Когда батальон все же отказался выехать на фронт, англичане сменили политику «кнута» на политику «пряника». Они открыли склады обмундирования и продовольствия, которые карелы прозвали «складами-приманками». Оттуда «любой из нас мог "свободно" получить все, что требуется для солдата, две пары белья, обувь и верхнюю одежду, но требовали при получении показать свой номер, которым наградили нас», присвоив его как «своим подчиненным, солдатам-слугам». Кроме того, «каждый должен был оставить в их бумагах отпечаток своего указательного пальца», - пишет Ф.А. Лесонен38. «Даже пайки продовольствия давались нашим семьям», - продолжает автор воспоминаний, - но «когда кое-кто воспользовался этой "добротой" интервентов и скрылся с оружием, то "склады-приманки" были ими сожжены», англичане «усилили охрану дорог и отобрали оружие у всех нас»39.
По сравнению с частями Красной армии белые войска, и в их числе «Карельский полк», снабжавшиеся продовольствием из стран Антанты, находились в более выгодном положении и могли избежать массовых реквизиций у населения. Однако, вспоминая о службе в полку, Ф.А. Лесонен неожиданно сообщает следующее. Находясь на охране границы, его отряд получал английский паек, хотя и названный автором «скудным». В то же время «семьи многих голодали». «Неурожай и недостаток продовольствия вынудили нас создать комбеды в ряде деревень. Через них мы конфисковали излишки хлеба у местных кулаков. Хлеб был роздан для нужд отряда и беднейшего крестьянства»40.
В этом отрывке нашло, вероятно, отражение не только желание автора воспоминаний максимально «приблизить» боевой путь «Карельского полка» с его «сомнительным», с точки зрения общества победителей, прошлым к реалиям жизни частей Красной армии. Непредставимые в Беломорской Карелии «комбеды» из рассказа Ф.А. Лесонена все же наводят на мысль, что отношения бойцов
37 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 20. Д. 140. Л. 59.
38 Там же.
39 Там же.
40 Там же. Л. 22, 58.
Статьи
«Карельского полка» с населением родных деревень не были такими уж безоблачными, и что в годы Гражданской войны не только красноармейские части оказывались перед необходимостью заниматься самоснабжением. Хотя, конечно, в северо-карельском приграничье не было массовых насильственных реквизиций, подобных тем, которые становились чуть ли не повседневностью в населенных пунктах южной Карелии, и которые приводили многих из ее жителей в стан противников советской власти.
Многочисленные пассажи на страницах записанных в 1930-е гг. воспоминаний о Гражданской войне связаны с разоблачением кулаков, купцов, торговцев, офицеров старой армии. Отголоски таких рассказов слышны в сохранившихся воспоминаниях бойцов «Карельского легиона» о том, как они записывали в отряд ради получения пайка стариков и женщин, так что на бумаге отряд в 600 бойцов разрастался до нескольких тысяч человек. В отличие от «белых финнов», довольно дисциплинированным английским частям все же скоро удалось завоевать некоторую популярность у населения Беломорской Карелии. Решающее значение в этом сыграли регулярные поставки продовольствия, благодаря чему удалось предотвратить голод в северно-карельских волостях.
Во время инспекторских проверок, изредка проводившихся англичанами в карельском приграничье, для усиления впечатления многочисленности отряда на охрану границы отправляли стариков. Принимая начальство, организовывали своего рода «художественную самодеятельность», чтобы заручиться добрым отношением со стороны «спонсоров». «По прибытию на место, - вспоминает один из бойцов «Карельского полка» Иван Федорович Лежоев, - командиры отряда сами решили увеличить число бойцов до нескольких тысяч, хотя фактически в отряде было около 600 человек». Автор воспоминаний объясняет, что таким способом командиры хотели «оказать помощь нашим семьям и беднейшей части крестьян». Однако английское командование, узнав об этом, решило послать в приграничье своих представителей для проверки, и военное руководство легиона вынуждено было принять «усиленные меры»: «Во всех деревнях, где находились люди отряда, была проведена дополнительная запись. и начата строевая подготовка с "новобранцами". Мобилизованы были даже старики. Тогда и я вернулся в отряд после болезни. Все солдаты знали свои места в случае проверки. Даже группа из молодых, в том числе и я, готовили вечер художественной самодеятельности. Все было готово, когда в январе-феврале 1919 года англичане приехали для проверки»41.
Бойцы отряда получили приказ своего командира уроженца д. Кивиярви Григория Игнатьевича Лежоева (Рикко Лесонена) показать «товар лицом», т. е. «необычайно разросшийся отряд». Как пишет автор воспоминаний, «мы привлекли
41 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 20. Д. 139. Л. 100.
Статьи
для участия в параде, да и вообще в "торжествах" мужчин почти всех деревень». Проверка прошла удачно, поскольку «англичане и после продолжали снабжать отряд, вероятно, надеясь, что получат огромные силы для выполнения своих антисоветских планов». Когда «комиссия была выпровожена, крестьяне вернулись к своим занятиям. Важно было вырвать у англичан продовольствие для голодающих»42. Однако все эти ухищрения на деле соотносились с практиками выживания в кризисной ситуации. Как и прежние проявления «плутовства» коробейников, они имели вынужденный характер. Английские военные оказывались олицетворением государства, к тому же чужого, которое не грех обмануть, несмотря на заключенный с ним договор.
Свидетельства источников подтверждают, таким образом, этнографические данные о том, что в карельской народной культуре начала ХХ в. существовала достаточно четкая оппозиция между представлениями о законе и справедливости. Понятия «закон» и «мораль» стояли по разные стороны уже в традиционной культуре карелов, а население приграничья становилось подготовленным к тому, что обход закона - это средство выживания и средство компенсации социальной отверженности, нашедшее в годы Гражданской войны и военной интервенции широкое применение.
42 НА КарНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 20. Д. 139. Л. 100, 107.
