CC BY
21Анализ современных психолингвистических работ можно продолжать. В особой мере это относится к работам И.Г. Овчинниковой, которой в двух ее диссертационных исследованиях предпринят анализ взаимодействия ассоциативных структур языкового сознания и процессов речевой деятельности человека с выявлением статистически выявляемых корреляций между этими процессами. Однако в целом, ассоциативный принцип в современных лингвистических (которые здесь не анализировались и которые связаны, по нашим наблюдениям, с установлением корреляций лексического (то есть лингвистического) и ассоциативного (психологического) значений языковых единиц) и психолингвистических исследованиях связан преимущественно, как и в психологии, с ментальными и речевыми автоматизмами, которые, по большому счету, все являются речевыми. И выявлением и описанием взаимосвязанной системы таких автоматизмов занимается сейчас так называемая психолингвистика языкового сознания. Ассоциативный принцип в значении универсального принципа смыслообразования, подразумевающего сложную интегратив-ную работу многоуровневой функциональной системы, ждет продолжения своего изучения с позиций новых подходов и новых данных различных наук. И, возможно, эти подходы будут связаны с использованием данных нейронаук и их грядущих открытий.
Литература
1. Бехтерева Н.П. Магия мозга и лабиринты жизни. - СПб.: Нотабене, 1999. -
400с.
2. Караулов Ю.Н. Типы коммуникативного поведения носителя языка в ситуации лингвистического эксперимента // Этнокультурная специфика языкового сознания. -М.: Ин-т языкознания РАН, 1996. - С. 67-97.
3. Этнокультурная специфика языкового сознания. Сборник статей/Отв. ред. Н.В. Уфимцева. М.: Ин-т языкознания РАН, 2003. - 256 с.
4. Рубинщтейн С.Л. Основы общей психологии. - М.: Педагогика, 1989. - 323с.
5. Овчинникова И.Г. Ассоциативный механизм в речемыслительной деятельности. Автореферат диссертации ... д.ф.н., С.-П., 2001. - 24с.
6. Мартинович Г.А. Опыт комплексного исследования данных ассоциативного эксперимента // Вопросы психологии. - 1993. - № 2. - С. 93-99.
7. Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. -М.: Смысл, 1998. - 685с.
8. Величковский Б.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2тт.: Т.2. - М.: Смысл: Издат. центр «Академия», 2006. - 432с.
9. Современный психологический словарь / под ред. Б.Г. Мещерякова, В.П. Зинченко. СПб., 2006.
10. Пиатровская В.Р., Пиатровский Р.Г. Психиатрическая лингвистика. Изд. 2-е. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009. - 168с.
11. Сахарный Л.В. Введение в психолингвистику: Курс лекций. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. - 184с.
12. Новейший словарь иностранных слов и выражений. - М.: Изд-во «Вагриус», 2002. - 975с.
13. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию: Курс лекций. - М.: Изд-во МГУ, 1988. - 318с.
А.В. Кирилина
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ КАК «РЕСУРС» ОПИСАНИЯ ЯЗЫКА В ДИНАМИЧЕСКОЙ СИНХРОНИИ
В последние десятилетия в научной литературе активно обсуждается смена эписте-мических установок, полипарадигмальность [1-7 и др.]. Расширяющаяся постнеклассиче-ская тенденция формирования общего для многих научных дисциплин объекта, междис-циплинарность и синергетические подходы привели к формированию различных направлений, характеризуемых термином studies (gender studies, german studies, cultural studies и т.д.). Исследования с позиции новой эпистемы ведутся довольно широко подвергаются серьезной научной рефлексии. Однако на наших глазах происходят не только познавательные изменения, но и глубочайшие перемены в жизни общества, связанные с глобализацией и сменой технологий.
В лингвистике эти изменения, совершающиеся к тому же в чрезвычайно быстром темпе, осознаны и научно осмыслены значительно меньше. Их интерпретация характеризуется неполнотой описания, запаздыванием научного осмысления динамических языковых процессов новейшего периода и глубокими разногласиями ученых в оценке фиксируемых процессов и явлений: языковые изменения трактуются и как демократизация языка, и как его вульгаризация, и как прогресс, и как деградация; сосуществуют противоположные взгляды и на статус языковой динамики, и на ее последствия. Дискуссионным остается также вопрос, происходит ли перестройка языковой системы или же наблюдаемые изменения касаются только функционирования языка [см. обзор 8-32 и др.].
Кроме того, проблематика разрабатывается неравномерно, а пониманию общности происходящих процессов несколько препятствует сосредоточенность многих исследователей на воздействии на язык революционных изменений, происходящих в нашей стране, которые до недавнего времени заслоняли процессы более общего характера.
Отсутствует также единство мнений и в методологических подходах к анализу происходящих процессов.
Названные обстоятельства объясняют, почему сегодня еще не вполне очевидна потребность в дополнительных теоретических основах и методологических инновациях для анализа языка в его функционировании и для исследования языка как инструмента доступа к нелингвистическому знанию.
Одна из важнейших черт сегодняшнего состояния языка и общества - высочайшая скорость изменений. Уже общепринятым стал относительно недавно введенный в лингвистическое описание термин «динамическая синхрония», что также связано с высоким темпом развития общественных отношений. Скорость языковых и социальных изменений не позволяет в полной мере применить к их анализу общепринятые научные модели. По Робертсону [33], автору термина «глобализация», во всех ее процессах выявляются два аспекта - глобальная институционализация жизненного мира и локализация глобальности. В рамках разграничения глобального и локального «общественными изменениями могут быть лишь процессы, связанные со сменой пространственных характеристик социальной организации/социальных взаимодействий» [34]. Именно с этим процессами связано, как представляется, понятие динамической синхронии. Методологически это в языкознании пока никак не осмыслено.
Два момента, как нам представляется, могли бы способствовать совершенствованию описания динамики развития русского (и не только) языка:
1. Взгляд на происходящее в языке не только с позиции социально-экономических изменений внутри страны, но и с учетом геополитического фактора, прежде всего глобализации и теснейшим образом связанных с нею новых информационных технологий. В таком случае исследование языка должно необходимо соотноситься с социолингвистическими данными о современных, протекающих «здесь и сейчас» языковых (и культурных) контактах и их последствиях; в частности, необходимо рассмотреть не отдельно, а во взаимозависимости систему языка, его функционирование и фактор «социальная база языка», так как именно она (миграция, политические установки, смена жизненных сценариев под воздействием глобализации и новых экономических условий; распространение социального пессимизма/оптимизма; трансформация принципов устройства
общества и согласованного определения реальности и т.п.), во многом определяет тенденции функционирования и развития языка, а скорость совершения таких процессов воздействует и на скорость изменений языка.
2. Включение в научное описание и осмысление фактора виртуализации общества - совершающуюся на глазах ныне живущих исследователей замену отношений между людьми отношениями между образами; электронную фиксацию форм коммуникации, имевших ранее лишь устное бытование, и анализ роли языка и коммуникации в этом процессе. К этой же группе факторов мы относим и распространение новых информационных технологий, использование программ, генерирующих тексты разного рода (машинный перевод и под.), усиление видеокомпонента коммуникации, а также изменение прагматического контекста общения да и самих коммуникантов:
«Такие атрибуты личности, как стабильная самоидентификация, индивидуальный стиль исполнения социальных ролей («творческая индивидуальность»), активными пользователями Internet утрачиваются; сознательно или неосознанно ими формируется размытая или изменчивая идентичность. Виртуализуется не только общество, но и порожденная им личность» [34. С. 139].
Отметим и новые возможности контроля над индивидом, появившиеся у общества с развитием электронной коммуникации.
В свете сказанного в статье мы остановимся на понятии повседневности и некоторых его возможностях для социолингвистического описания, которые, как представляется, позволяют учитывать все названные выше факторы.
Несмотря на то, что приблизительно с середины ХХ в. в разных областях гуманитарного знания наряду с общим лингвистическим поворотом (а в лингвистике - с прагматическим поворотом) прослеживаются общие тенденции, которым посвящена обширная литература, понятие повседневности, весьма широко применяемое во многих научных дисциплинах (например, социология повседневности, история повседневности [35-44], а также модели, разработанные для изучения языковых контактов [45-46], и обращение к субъективной оценке носителей языка [47-48; 27]), еще не в полной мере осознано как ресурс (социо)лингвистического описания и как продуктивная методологическая база для объяснения скоротечных процессов языкового изменения в эпоху глобализации и смены технологий
Исследование повседневности, как и многие научные доктрины, в центре которых находится мир субъективного, выросло на постструктуралистской /постмодернистской почве.
Как считает Н.Л. Пушкарева, свой вклад в теорию повседневности внесли З. Фрейд, Н. Элиас, Франкфуртская школа, леворадикальная критическая социология (в частности, теория социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана); этнометодо-логия Г. Гарфинкеля [49]; труды И. Гофмана, антропологические и культурологические принципы К. Гирца. Все они в той или иной степени изучали «не просто действия индивидов в социальных процессах, но и роль их переживаний и мыслей»... и продемонстрировали продуктивность «сопоставления субъективного переживания конкретной житейской ситуации с общими моделями, а также ожидаемого с действительным» [50].
Так, Н. Элиас обратил внимание на разрыв в степени изученности общества и отдельного человека. Он также предложил рассматривать структуру повседневности как составную часть структуры определенного социального слоя и, следовательно, как часть властных структур всего общества, часть социальной иерархии [41].
Повседневность рассматривается и как «реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного жизненного мира» [51. С. 138].
Гёрке [42] рассматривает повседневность как социальную практику, в которой преломляются главные константы человеческой жизни, происходит рутинное коммуникативное взаимодействие. Что касается языка, то именно в таком виде - разрозненном, мозаич-
ном, совмещающем фрагменты разных стилей и разных коммуникативных задач, признаки различной социальной маркированности - при этом как «истинной», так и симуляци-онной он функционирует для каждого носителя.
Теоретики повседневности подчеркивают актуальность анализа норм, ценностных ориентаций и многообразных смыслов повседневных действий. Именно в этой области лингвистический анализ мог бы принести новые данные, значимые как для языкознания, так и для общегуманитарного знания. С этой идеей перекликается принцип «насыщенного описания» (Thick Description) К. Гирца [52], состоящий в «адекватном описании символического действия, то есть основанном на самоинтерпретации, таком, которое дают сами носители изучаемых культур» [52. С. 183].
Критики теории отмечают, что понятие повседневности включает все сферы человеческих отношений и не имеет поэтому границ, относясь и к быту, и к политическому, и к нормальному и к экстремальному. Но именно такая картина складывается при употреблении языка индивидом - для каждого отдельного человека языка существует в определенном наборе обстоятельств и ситуаций. Следовательно, применения понятия «повседневность» в условиях динамической синхронии позволяет идентифицировать привычное и новое, приемлемое и неприемлемое, установить смещение оценочности; факт «вторжения» в пространство родного языка иной языковой системы, отобразить трансформацию языка образом, соответствующим ее скорости, что ранее было невозможно по техническим причинам.
Это тем более важно, что электронная коммуникация сделала возможной четкую фиксацию проявлений языковой динамики, обеспечив объективацию функционирования языка в тех сферах, в которых он ранее существовали лишь в малодоступной для наблюдения форме (например, обсуждение газетных материалов сегодня превратилось в жанр «комментарий к статье», расположенный после соответствующей публикации на сайте СМИ и доступный в режиме реального времени, но довольно быстро «уходящий в архив» (к которому также возможен доступ). Все это позволяет описать ускорившуюся динамику языковой ситуации, рассмотреть ее содержание и закономерности, которые - также в силу быстрого темпа изменений - требуют немедленной фиксации, а в совокупности позволяют создать динамическую научную модель развития (трансформации) национальных языков к конце второго - третьем тысячелетии, принимая во внимание факторы, ранее на язык не воздействовавшие (глобализация, электронная коммуникация и новые информационные технологии, изменение статуса важнейших социальных институтов и др.).
Кроме того, ускорение динамики развития языка под влиянием глобализации и новых коммуникационных технологий нередко ведет к сокращению времени существования тех или иных явлений «жизнедеятельности» языка1, что делает необходимым постоянный мониторинг его повседневного функционирования. Для этого также требуется методологическое обоснование.
Понятие повседневности лучше соотносится и с изменением научного осмысления социальных процессов - переходом от классических теорий общественного развития к современным теориям общественных изменений, которые
«отличаются от классических теорий общественного развития О.Конта, Г. Спенсера, К.Маркса, Д. Белла и других тем, что не устанавливают закономерность универсальных процессов - прогресса, эволюции, развития, а всего лишь выявляют логическое единство изменений - тенденций, эмпирически фиксируемых здесь и сейчас. Можно определять
1 Главная особенность динамической синхронии состоит в скоротечности многих процессов и краткости существования многих проявлений развития языка. С позиции современных научных моделей зафиксировать их сложно. Так, не успев развиться, отмирает т.н. «язык падонков»; в постоянной трансформации находятся интерактивные жанры Интернет-коммуникации; на глазах меняется функционирование русского языка в мегаполисе и т.д.
теории нового типа (или нового стиля) как менее строгие, но можно определять их и как более точные»[Иванов, 2002: 7].
Наконец, понятие повседневности позволяет уловить и зафиксировать тенденции, образующие т.н. контингентный сдвиг:
«Теории изменений концептуализируют эмпирически фиксируемые тенденции в различных сферах общественной жизни как аналогичные, реализующие один образец -парадигму изменений. Совокупность тенденций образует единое движение - трансформацию общества, при этом отдельные тенденции рассматриваются как взаимообусловлива-ющие или как автономные, не связанные причинно-следственно друг с другом... Фокусировка теории на специфическом наборе тенденций связана (чаще имплицитно) с контингентным сдвигом - совокупностью событий, радикально и катастрофически быстро меняющих привычные структуры общественной жизни, превращающих ранее периферийные сферы и тенденции в ключевые» [34. С. 144].
Такой подход уже начал стихийно складываться в лингвистике. Так, он позволил при исследовании устной научной коммуникации описать фактическое коммуникативное взаимодействие ученых: использовалось сочетание включенного наблюдения, индуктивного сбора и подсчета данных и интроспективная интерпретация - «использование собственного научного опыта - знания общих закономерностей протекания научной деятельности в сфере гуманитарных наук в нашей стране» [48. С. 262]. Отправным моментом стало одно из определений теории повседневности: «повседневность понимается как процесс жизнедеятельности индивидов, который развертывается в общеизвестных ситуациях на базе самоочевидных ожиданий» (курсив мой. - А.К.) [53].
Исходя из этих самоочевидных ожиданий и установлены критерии отбора материала:
«В качестве такого критерия мы выбрали наблюдаемую отрицательную реакцию научного сообщества на те или иные действия участников (или их бездействие). Метод включенного наблюдения позволял зафиксировать такую реакцию. При этом мы исходили из того, что явная (т.е. обнаруживаемая наблюдателем) отрицательная реакция эксплицирует несовпадение ожиданий аудитории и реально происходящих событий. Ожидания же научного коллектива основаны на предшествующем опыте, т.е. на знании о том, как должно действовать в ситуации «Научная конференция».
Вторым критерием стало наблюдаемое несовпадение в разворачивании повторяющегося модуля доклад - дискуссия. Так, если за докладом в большинстве случаев следует хотя бы один вопрос, то эпизоды полного отсутствия дискуссии должны быть зафиксированы и объяснены» [48. С. 262].
Обращение к саморефлексии носителя языка, в границах которой в повседневной жизни происходит столкновение старого и нового, своего и чужого, приемлемого и неприемлемого повседневности, применено и в трудах ученых, занимающихся языками малочисленных народов, исчезающими языками. Так, на взгляд М.Сводеша:
«необходимо тщательно фиксировать все случаи непоследовательности употреблений, в особенности когда мы имеем различия между поколениями либо между консервативными и неконсервативными носителями. Следует также записывать суждения, похвалы или критику в адрес той или иной манеры речи.» [47. С. 61].
Сегодня наблюдается локализация глобальных явлений и в сфере жизни русского языка и культуры, поэтому аналогичным образом может быть исследован и процесс функционирования русского языка в мегаполисе:
«Мы исходим из двух "социальных ролей" любого отечественного автора, пишущего о своем родном языке, - лингвистической профессии и индивидуального восприятия носителя РЯ (в данном случае - жителя Москвы). Это определяет и принцип "мозаично-сти" при сборе материала: в 2007 - 2008 гг. мы собрали факты из собственной повседневности: рекламные объявления и тексты вывесок, встречающиеся во время передвижений по городу, официальные и неформальные тексты на различных сайтах, уличные надписи,
личные документы, билеты, тексты квалификационных и иных научных трудов, высказывания окружающих и их реакция на определенные явления, тексты СМИ на бумажном или электронном носителях и т.п. Все это позволило - наряду с метатеоретическими изысканиями - получить "бытовой" срез языковой среды, в которой пребывает "средний горожанин", сколь ни относительно это понятие» [27. С. 75].
Важно дать обоснование именно принципу мозаичности, так как его применение не всегда встречает понимание коллег при обсуждении вопроса на научных конференциях. Аналогичная точка зрения представлена в [54]:
«Автор предлагает к рассмотрению свои наблюдения над ситуацией концептосферы Москвы (при усредненном обывательском понимании «москвича») в ее эволюции на протяжении 60 лет (начиная с 1949 г.). Рассматривается и выявляется через лингвистические и поведенческие факты эволюционная динамика отношения к следующим сферам: 1. Личность. 2. Семья. 3. Общество. 4. Религиозно-конфессиональное сознание.
Вполне возможно и даже естественно, что другой человек, даже коллега и даже близкий по возрасту, отметит иные тенденции или просто не согласится с позициями автора» [54. С. 52].
В данном случае одним из отправных моментов описания становятся индивидуальные «контакты с языком» и характеристики наблюдателя - профессия (обеспечивающая осознанную лингвистическую рефлексию и возраст, делающий возможным сопоставление того, «что было», с тем, «что есть».
Представленный подход позволяет проследить «текучие», неустойчивые состояния функционирования языка, зафиксировать тенденции и определить направленность процессов. При этом он нисколько не менее оправдан, чем анализ функциональных стилей или уровней языка, и позволяет получить новое - часто неявное - знание.
В повседневности индивида аккумулируются данные о происходящих в обществе изменениях; в границах его сознания происходят единство и борьба противоположностей современного мира - мира, охваченного глобализацией. Введение концепции повседневности в социолингвистическое описание дает возможность разработать пути изучения языка в условиях его ускорившейся изменчивости, что позволит акцентировать связи между функционированием языка, его социальной базой и системой языка.
Остается лишь добавить, что потенциал теорий повседневности сегодня может быть раскрыт благодаря развитию электронных средств коммуникации, которые, помимо всех остальных своих функций, выполняют роль фиксатора и аккумулируют различные, ранее трудноуловимые, микростадии функционирования языка.
Литература
1. Язык и наука конца 20 века. Сб. статей под ред. Ю.С. Степанова.- М., РГГУ, 1995
2. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.
3. Залевская А.А. Динамика общенаучных подходов к проблеме знания и некоторые задачи психолингвистических исследований // Вопросы психолингвистики. Научный журнал теоретических и прикладных исследований, № 5, 2007. - С. 4-12.
4. Журавлев А.Л., Юревич А.В. Теория и методология психологии: Постнеклассическая перспектива.- М., 2007.- 528 с.
5. Степин В.С Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклас-сика: философия, наука, культура. Коллективная монография / Отв. Ред. Л.П.Киященко и В.С.Степин. - СПб, 2009.- С. 249 - 295.
6. Постнеклассика: философия, наука, культура. Коллективная монография / Отв. Ред. Л.П.Киященко и В.С.Степин. - СПб, 2009.- 679 с.
7. Пищальникова В.А., Сонин А.Г. Общее языкознание: учебник для студ. высш. учебных заведений.- М., 2009.- 448 с.
8. Мокиенко, В. М., 1998. Доминанты языковой смуты постсоветского периода // Русистика. № 1-2. Берлин, 37-56.
9. Вепрева, И. Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. - М, 2005.
10. Караулов Ю. Н. О состоянии русского языка современности: (Доклад на конференции «Русский язык и современность: Проблемы и перспективы развития русистики» и материалы почтовой дискуссии) // АН СССР, Ин-т рус. яз. М., 1991.
11. Дуличенко А. Д. Русский язык конца XX столетия. Mbnchen. 1994.
12. Березин 1997.
13. Рождественский, Ю.В., 1996. Хорош ли русский язык? //Литературная газета, 4 сентября 1996.
14. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи: Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. СПб., 1999.
15. Крысин Л.П. О некоторых изменениях в русском языке конца xx века //Исследования по славянским языкам. - № 5. - Сеул, 2000. - С. 63-91.
16. Русский язык конца ХХ столетия (1985 - 1995) / Под ред. Е.А.Земской. - 2 -е изд.-М., 2000
17. Integrum: точные методы и гуманитарные науки /Под ред. Г. Никипорец-Такигавы.-М..-2006.
18. Маринова Е.В. Иноязычные слова в русской речи конца ХХ - начала XXI вв: Проблемы освоения и функционирования. - АДД.- М., 2008.- 44 с.
19. Живов, В.М. Язык и революция. Размышления над старой книгой А.М. Селищева// Отечественные записки, 2005, №2.
20. Парубченко, Л.Б., 2006. "Пунктационное арго" // Русский язык сегодня. Вып. 4. Проблемы языковой нормы. Сб. статей / Под ред. Л.П. Крысина. - М.- С. 441 - 449.
21. Быков ,Л.П., Купина, Н.А. Лингвистический натурализм текстов массовой литературы как проблема ортологии // Русский язык сегодня. Вып. 4. Проблемы языковой нормы. Сб. статей / Под ред. Л.П. Крысина. - М., 2006.- С. 104 - 111.
22. Никипорец-Такигава, Г., 2006. Вторичные заимствования в русском языке XXI века // Integrum: точные методы и гуманитарные науки /Под ред. Г. Никипорец-Такигавы.- М..-С. 87 - 106.
23. Сковородников А. П. Вопросы экологии русского языка. Красноярск, 1993.
24. Кронгауз М.А. Русский язык на грани нервного срыва. М., 2007.
25. Гриценко Е.С, Язык.Гендер.Дискурс. - Н. Новгород, 2005.
26. Гриценко Е.С. Становление гендерной лингвистики в контексте общего развития науки о языке.- Н.Новгород, 2007.- 121 с.
27. Кирилина А.В. Русский язык в мегаполисе как индикатор изменения языковой ситуации // Русский язык в условиях культурной и языковой полифонии. Под ред. В..В.Ждановой. Verlag Otto Sagner. Mbnchen - Berlin, 2009а. S. 75 - 87.
28. Кирилина А.В. Изменение социальной базы русского языка в Москве //Общество -Язык - Культура: Актуальные проблемы взаимодействия в XXI веке. Доклады Третьей международной научно-практической конференции. МИЛ, 28ноября 2008г. - Том 2. - М.: МИЛ, 2009б. - С. 26 - 41.
29. Кирилина А.В. Некоторые признаки проникновения английского языка в функциональное пространство русского // Современные лингвистические парадигмы: фундаментальные и прикладные аспекты. Сб научн. Статей по материалам Третьих чтений памяти О Н. Селиверстовой (17 октября 2008г.).- М., 2009в.- с. 92 - 109.
30. Русский язык в условиях культурной и языковой полифонии. Под ред. В..В.Ждановой. Verlag Otto Sagner. Мьп^п - Berlin, 2009
31. Гудков Д.Б., Скороходова Е.Ю. О русском языке и не только. М, 2010. - 206 с.
32. Язык и общество в современной России и других страна.. Материалы международной конференции М., ИЯ РАН. 24-26 июня 2010 г. .- 585 с.
33. Robertson, R. Globalization: Social theory and global culture. London, 1992.
34. Иванов Д.В. Виртуализация общества. Версия 2.0.- СПб., 2002.
35. Бродель Ф. Структуры повседневности: Возможное и невозможное // Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV - XVIII вв. в 3-х т. - М., 1986. -Т.1.
36. Бутенко И.А. Социальное познание и мир повседневности. М., 1987
37. Касавин И.Т. Щавелев С.П. Анализ повседневности. М., 2004.
38. Кукушкина Е.И. Обыденное сознание, обыденный опыт, здравый смысл // Философские науки. 1986а. N 4.
39. Кукушкина Е.И. Гносеологический анализ обыденного сознания как способа отражения действительности. Автореф. дис... д-ра филос. наук. - М., 1986б.
40. Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. - СПб, 1997.
41. Элиас Н. Понятие повседневного // Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогене-тические и психогенетические исследования. СПб., 2001.
42. Goehrke, Cn. Russischer Alltag. Eine Geschichte in neun Zeitbildern vom Frahmittelalter bis zur Gegenwart. Band 1: Die Vormoderne. Zuich. Chronos Verlag, 2003. Band 2: Auf dem Weg in die Moderne, 2003. Band 3: Sowjetische Moderne und Umbruch. Zwich. Chronos Verlag. 2005.
43. Schulze M. (ed.) Sozialgeschichte, Alltagsgeschichte, Micro-Historie. G^tingen, 1994. S.65-80.
44. Ullrich V. Entdeckungsreise in den historischen Alltag // Geschichte in Wissenschaft und Unterricht. 1985. Hf.6.
45. Новое в лингвистике. Вып.б.Языковые контакты, М., 1972.
46. Clyne, M. Multilinguism // The Handbook of Sociolinguistics. - Blackwell Publishes, 2002. - P. 301-315.
47. Сводеш, М. Социологические заметки о языках, выходящих из употребления // Вестник молодых ученых. Серия: Филологические науки. - СПб, 2001 .- №1 - С. 61-67.
48. Кирилина А.В., Маслова Л.Н. Некоторые особенности устной научной дискуссии //Языковое сознание: Парадигмы исследования / под ред. Н.В. Уфимцевой и Т.Н.Ушаковой.- Москва -Калуга, 2007.- С. 255 - 276.
49. Гарфинкель Г., Исследования по этнометодологии. (Мастера социологии). СПб., 2004.
50. Пушкарева Н.Л. История повседневности ккак направление исторических исследований. Эл ресурс:
http://www.perspektivy.info/history/istorija_povsednevnosti_kak_napravlenije_istoricheskih_iss ledovanij_2010-03-16.htm. дата доступа 25 октября 2010г.
51. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. - М., 1995.
52. Гирц К. Интерпретация культур. (Культурология. XX век). М., 2004.
53. Российская повседневность в условиях кризиса. Эл. ресурс, 2010: http://www.perspectivy.info/rus/nashe/rossijskaja_povsednevnost_v_uslovijah_krizisa_vzglad_s ociologov_2010-03-16.htm; Опубликовано на сайте 16/03/2010].
54. Николаева Т. М. Личность. Семья. Общество. Конфессиональные позиции: Полувековая динамика концептосферы // Язык и общество в современной России и других странах Международная конференция. Москва, 21-24 июня 2010 г. Доклады и сообщения Москва, 2010.- С. 52 -56.
Живка Колева-Златева
ПОНЯТИЕ ДИАХРОНИЧЕСКОГО ТОЖДЕСТВА В ЭТИМОЛОГИЗАЦИИ ЛЕКСИКИ ЗВУКОСИМВОЛИЧЕСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ2
2 Исследование проведено при поддержке гранта №68568 К, предоставленного венгерским фондом ОТКА.
