Чепель А. И. 2009: Проблема перебежчиков в русско-шведских отношениях: От Стол-бовского до Кардисского мира (по материалам архива Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук) // ПИФК. 4, 29-41.
Чепель А. И. 2011: «Был без проезжей и хотел своих детей навестить»: Проблема разделения семей в шведско-русском приграничье после Столбовского мира // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 35, 231-244.
OFFENCE AGAINST THE PERSON IN SWEDISH-RUSSIAN BORDER AREA AFTER THE TREATY OF STOLBOVO
A.I. Chepel
The paper is a study of reasons for dangerous display of offence against the person in Swedish-Russian border area after the Treaty of Stolbovo. The study is based on Russian archives material. The author concludes that attacks against people in the border area were for the most part mugging which sometimes ended in violence. The attacks assumed social character too when peasants and house-serfs physically abused their former masters and their family members. Mutual protection, red tape, rash and mercenary operations of border area authorities hampered crime suppression.
Key words: Swedish-Russian border area, the Treaty of Stolbovo, border area trade, defectors
© 2014
Н. Н. Макарова
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ЧУВСТВ ЭПОХИ ФОРСИРОВАННОЙ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ (по материалам Магнитогорска 1930-х гг.)
В статье рассматриваются духовные переживания и спектр чувств жителей нового промышленного города в 1930-е гг. Опираясь на источники личного происхождения, автор приходит к выводу о том, что магнитогорцев волновала не только судьба металлургического завода, как это преподносила советская пропаганда, но в большей степени собственные мысли, переживания, заботы. Эмоции и чувства во многом зависели от условий, создаваемых для горожан в быту и в труде. Эго-источники, отражающие духовный мир людей, свидетельствуют о том, что человек постоянно испытывал потребность в многообразии чувств.
Ключевые слова: история повседневности, история эмоций, индустриализация, Магнитогорск
Личные переживания человека и его частная жизнь до недавнего времени считались главным объектом интереса писателей и художников, призванных опи-
Макарова Надежда Николаевна — кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России ФГБОУ ВПО «МГТУ им. Г. И. Носова». E-mail: [email protected]
сывать лирические сюжеты, а не историков, профессиональные интересы которых заключались в объяснении социальных процессов и явлений1. В этой связи чувства, переживания и мечты строителей «светлого будущего» — ударников и стахановцев, добровольцев, спецпереселенцев и заключенных, мужчин, женщин и детей — всех тех, кого советская пропаганда обозначала категорией «строителей социализма» и преподносила их чувства и мечты в сугубо торжественно-героическом дискурсе, оставались за рамками исследований историков.
О Магнитогорске в годы первых сталинских пятилеток был создан миф, который в большинстве своих тезисов сохраняется до настоящего времени. Магнитогорск представлялся советскими писателями и публицистами исключительно как город-мечта, где люди неустанно трудятся, социально-бытовые условия идеальны, а жизнь прекрасна. Картину ударного всепоглощающего труда, жертвенности и энтузиазма, преодоления и трудового героизма, игнорирования магнитогорцами всяких бытовых трудностей рисовала фото- и кинохроника2. Если литература, кинематограф, фотохроника и обращались к миру чувств магнитогорцев, то единственно возможными чувствами горожан выступали любовь к Родине, своему городу, труду, ненависть к вредителям, летунам, тунеядцам и проч.
В условиях новостройки «личная жизнь как выражение индивидуальных чувственных переживаний не прекращалась, неизбежно «встраиваясь» в новый формат существования»3. Жизнь в новом городе, где бытовые условия в течение первых сталинских пятилеток оставались крайне сложными, вплоть до 1935 г. существовал латентный голод, а дефицит процветал все десятилетие, обостряла чувства людей. Большинству магнитогорцев — молодым людям, оторванным от семьи, привычного быта и окружения, в условиях тяжелого физического труда требовалось переживать «обычные» чувства.
В условиях «антропологического поворота», начавшегося в конце 1980-х гг., все чаще внимание историков привлекают сюжеты, связанные с внутренним миром конкретных людей. В этой связи историки начали обращаться к источникам личного происхождения, ведущую роль среди которых играют дневники, воспоминания и письма. В данной статье предпринимается попытка изучить духовный мир магнитогорцев, живущих и работающих в строящемся городе, а значит понять какие чувства и эмоции они переживали.
Воспоминания играют особую роль в конструировании поля истории повседневности, однако, важно учитывать контекст написания и опубликования данного вида источников. Так, воспоминания о Магнитогорске представлены в данной статье как неопубликованными материалами из коллекции автора и фондов архивов и музеев, так и опубликованными мемуарами. Кроме того, особое значение в исследовании принадлежит письмам, исходящим от людей разных социальных и профессиональных групп. Именно в этом виде эго-источников наиболее ярко отражен спектр чувств и переживаний.
Мемуары участников строительства города и лиц, в разное время посетивших Магнитогорск объединяет тенденция героики в изложении материала, пафоса строительства Металлургического завода. В них практически не говорится
1 Кринко, Тажидинова 2009, 168.
2 Макаров 2011, 113-125
3 Кринко, Тажидинова 2009, 168.
о трудностях и бытовых проблемах, имевших место на строительстве города, а тем более в стороне остаются чувства и переживания авторов. Так, воспоминания участников строительства, изданные в 1930-1970-е гг. часто копируют сюжеты и чувства участников строительства Магнитогорска. Лейтмотивом мемуаров подобного рода в отношении чувственных переживаний стали слова С. Петренко, участницы строительства города весной 1931 г.: «Мы, как и все комсомольцы, будем говорить любовно (здесь и далее курсив — Н.М.): «Наша Магнитка», включая в это понятие стройку первенца первой пятилетки — Магнитогорского металлургического комбината!» 4. Чувства долга, ответственности, взаимопомощи и, конечно, энтузиазм, выступали наиболее важными в мире чувств магнитогорцев в первые пятилетки. Следуя за воспоминаниями первостроителей, можно понять, что только «страстная увлеченность работой, высокое понимание комсомольского долга»5 волновали молодежь Магнитки. Если среди строителей и находились такие, кто не желал работать, был недоволен жильем, питанием и работой, то их было, во-первых, крайне мало, во-вторых, многих убеждали в необходимости выполнить свой долг: «Редко от кого можно было услышать слово жалобы на трудные условия. Были, конечно, такие. Они, обычно, долго не задерживались, уходили со стройки. Да их особо и не старались держать. Магнитострою нужны были люди выносливые, не боящиеся трудностей, способные выдержать все...»6. Ударники и стахановцы Магнитостроя были одержимы работой, целеустремленны и сосредоточены на результат. Все рабочие уважали и ценили своих бригадиров и десятников. С. Петренко вспоминала о том, как «Людмила Волнистова7 как-то сразу завоевала уважение и любовь коллектива., что порою забавно было видеть, как маленькая девушка в телогрейке, с детским лицом, стоит около бригадира Васи Спасова — огромного парня., а он, переминаясь с ноги на ногу, кивает ей!»8. Естественно, что «прорабы опирались на коллектив, в котором каждый рабочий чувствовал себя ответственным за общее дело.». «Уважение и доверие к коллективу.»9 оказывались основополагающими чувствами во взаимоотношениях на строительстве. Энтузиазм сопровождал строительство Магнитогорска на протяжении многих лет. В большинстве мемуаров об энтузиазме говорится вполне обыденно.
Тяжелый труд, сложные бытовые условия, однако, не являлись секретом и в эпоху советской пропаганды. Хотя, значительная часть сложностей не освещалась в средствах массовой информации. Если и возникали сюжеты критикующие действительность Магнитогорска, то они были направлены против реальных и мнимых врагов строительства. Вспоминал о вредительстве мастер стройуправления №5 Е. Смертин: «Враги нам хотели помешать. Да только не вышло у них ничего. Мы упорно добивались выполнения великих задач»10. Несомненно, важным было чувство радости от результатов проделанной большой и сложной работы. Среди всех доступных нам текстов воспоминаний первостроителей нет ни
4 Петренко 1978, 196.
5 Петренко 1978, 197.
6 Смертин 1959, 75.
7 Людмила Волнистова — прораб отдела коммутации электростанции Магнитогорска.
8 Петренко 1978, 201.
9 Петренко 1978, 199.
10 Смертин 1959, 79.
одного, где бы не озвучили тезис о радостном моменте пуска домны: «31 января 1932 г. первая доменная печь была задута. А 1 февраля тысячи строителей собрались у доменной печи, чтобы своими глазами увидеть первый магнитогорский чугун. Над заводом заполыхало зарево первой плавки. И чугун пошел. Велика была радость строителей!»11. Чувство гордости сопровождало, судя по текстам мемуарных источников, всех участников грандиозного строительства: «Мне довелось участвовать в строительстве большинства доменных печей, кокковых батарей ... и я горжусь этим!»12; «Наша Магнитка» — с гордостью произносят те, кто по призыву партии коммунистов участвовал в сооружении гиганта индустрии. К их числу отношусь и я.»13.
Однако среди пафоса чувств, описанных выше, в мемуарных источниках изредка встречаются указания на «обычные» чувства героев строительства города и завода. Среди них блаженство, «когда снимаешь тяжелую обувь и одежду и ложишься в кровать после 48-часового рабочего дня», радость «видеть родные лица»14. Неопубликованные в советское время, или даже по сей день, мемуары ярче указывают на недостатки и просчеты в организации быта первостроите-лей, чаще обращаются к миру чувств человека. Особо следует отметить мемуары американца Джона Скотта «За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали»15. Автор работал на различных участках Магнитостроя, жил вместе с рабочими и инженерно-техническими кадрами, учился в Магнитогорском комвузе. Особая ценность этой книги состоит в том, что Дж. Скотт повествует не только о триумфах строительства, указывает на крайне тяжелую жизнь рабочих, спецпереселенцев, заключенных, иностранцев, привилегии номенклатурных работников, но и вспоминает о чувствах, сопровождавших его в Магнитогорске. Живой интерес американца вызывало буквально все: традиции и культура, праздники и быт, способы самолечения, формы преподавания и т.д. Удивлялся Дж. Скотт вполне обыденным по меркам Магнитостроя вещам. Так, например, удивительным открытием для него стала очередь к зубному врачу, отсутствие теплой одежды у соседа по комнате и проч. Видимо, одним из самых важных чувств, которые пережил американец в Магнитогорске, стала любовь к русской девушке Марии Дикаревой, которая впоследствии стала его женой. Сама возможность заключения брака с иностранцем стала легитимной в условиях Магнитогорска, где работали иностранные специалисты.
Значительный объем информации, собранной редакцией «История фабрик и заводов» в 1935-1936 гг. сохранился в фондах Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива литературы и искусства и городских музеях. Это воспоминания перво строителей, стахановцев и ударников, неопубликованные рукописи писателей, задействованных в создании «Истории Магнитостроя», а также воспоминания очевидцев строительства металлургического завода и города, собранные писателем Э. Г. Казакевичем, побывавшем в Магнитогорске в конце 1950-х гг. и зафиксировавшем воспоминания и пережи-
11 Смертин 1959, 79.
12 Смертин 1959, 79.
13 Джапаридзе 1959, 82.
14 Петренко 1978, 196.
15 Скотт 1991.
вания горожан. Описания жизни магнитогорцев начала 1930-х гг. сохранилось в неопубликованных рукописях, записных книжках и блокнотах журналистов и писателей, посещавших Магнитогорск в начале 1930-х гг. Что особенно важно, в записях, сделанных В. Полонским, И. Штоком и А. Роммом, отражены не только трудовые подвиги и достижения магнитогорцев, но и аварии, неразбериха, отсутствие нормальных бытовых условий — все то, что официальная документация фиксирует в «сухих» цифрах. Следует отметить, что фонд «Истории фабрик и заводов», созданный в значительной степени из материалов воспоминаний маг-нитогорцев о первых годах строительства города и завода, мог быть значительно более ярким в отношении фактов проявления чувств и эмоций, однако участникам опросов неоднократно вменялось в вину то, что они часто говорят о ерунде, а именно о страхах, обидах, радости, любви и т.д. Чувство страха сопровождало горожан на протяжении многих лет. Поводом к его возникновению могли выступать плохо освещенные улицы, отсутствие дорог, значительное число краж в городе, возможный голод, аварии на производстве и строительстве и т.д. Воспоминания монтажников кауперов домен свидетельствуют о том, что многие рабочие отказывались «лезть в каупера, мотивируя тем, что здесь у них семьи, что их жизнь здесь ничего не стоит...»16. Многие рабочие упоминали отчаяние, которое порождало алкоголизм, толкало на кражи и иные преступления17.
Письма в истории эмоций, как отмечалось выше, играют значимую роль, т.к. отражают непосредственную реакцию человека на события и одновременно фиксируют мир чувственных переживаний. Письма В. Ф. Берсеневой18 своему сыну Руфу, подругам и родственникам отличаются в значительной мере хорошим слогом, ясностью изложения, особым художественным стилем. Естественно, что здесь особое значение играет уровень образования автора писем. Несмотря на то, что семья Краузе-Берсенвых по меркам 1930-х гг. и в условиях Магнито-строя жила довольно обеспеченно, значительная доля переживаний матери была связана с бытом и здоровьем своих домочадцев. В каждом письме В. Ф. Берсенева переживает о здоровье родных и близких ей людей, уточняла, нет ли необходимости выслать денег, одежду, продукты и прочие предметы быта. Чувство страха возникает в текстах письмах довольно часто. В письме от 9 марта 1933 г. В. Ф. Берсенева писала: «Материально нам живётся теперь несравненно хуже, чем прежде. Продовольственный кризис проник даже в наши «Берёзки». Кормят нас уже плохо и дорого. Наших денег едва хватает, чтобы кое-как держаться. Я часто думаю о надвигающемся голоде и очень его боюсь. Как переживать голод с детьми? Уже нет того запаса сил, той сопротивляемости, которая была в
16 ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 5. Д. 304. Л. 21.
17 ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 5. Д. 362. Л. 10.
18 Берсенева В. Ф. родилась в 1897 г. в Санкт-Петербурге в дворянской семье. Получила блестящее образование сначала в Выборгском восьмилетнем коммерческом училище, затем во Франции (1912-1914 гг.), потом на Бестужевских Высших женских курсах в Петербурге и в педагогическом институте в Москве. Знала несколько языков. Была замужем за И. Н. Хлодовским (1904 — 1951), студентом-математиком, позднее профессором Московского химико-технологического университета им. Д.И.Менделеева. В 1920-е гг. В. Ф. Берсенева работала педагогом-воспитателем в подмосковном санаторном отделении Дома охраны младенчества и детства (Институт Педиатрии АН СССР). В 1928 г. В. Ф. Берсенева вышла замуж за детского врача Ф. О. Краузе. В 1931 г. семья переехала в Магнитогорск.
молодости»19. Во второй половине 1930-х гг. снабжение значительно улучшилась за счет преодоления острой фазы голода в стране в целом и налаживании поставок продуктов и иных товаров в город. Однако во многих письмах своему сыну Руфу, который с 1937 г. учился в Москве, В. Ф. Берсенева просила выслать чай, сахар, указывала на сложности содержания большой семьи, постоянно говорила о необходимости экономить, откладывать деньги на отпуск, на рояль, на покупку одежды. В течение 1937 г. В. Ф. Берсенева нигде не могла достать зимнее пальто. В результате она сшила дочери шубу из старой ткани: «Ты можешь себе представить: мне нужно непременно сшить Лене шубу, зима уже на носу, а я даже за нее не принималась и что делать — не знаю»20. Чувство страха обострялось в связи со слухами о приближающейся войне, с приграничными конфликтами, и, конечно, призывом в военкомат старшего сына: «Боюсь как бы события на границе Монгольской республике не испортили нам отдыха. Ты вот огорчаешься, что в армию придется, может, идти служить в этом году, и как я эти расстраиваюсь, лучше не говорить. Получишь отсрочку — это большое счастье.»21. Боялась В. Ф. Берсенева, как и большинство матерей, за своего младшего сына, который часто участвовал в драках с мальчишками во дворе: «Я очень боюсь, чтобы этот «отпуск» не окончился пробитой головой»22.
Одно из самых сильных чувств — чувство любви матери к своим детям, родных людей, друзей. Любовь и надежда на скорую встречу сопровождает каждое письмо В. Ф. Берсеневой: «Родной мой, дорогой Руфиша! Сегодня получила твою телеграмму и ужасно ей обрадовалась! Все дни неотступно думала о тебе. Будь здоров, мой родной, ненаглядный мальчик. Обнимаю и целую тебя крепко, крепко. Веселись и поправляйся хорошенько, а я буду радоваться твоей радостью»23. Безмерную радость вызывали телеграммы, письма, приезд родственников и друзей в гости, покупка абрикосов детям: «Радуюсь, что все здоровы. Дети довольны, а я этим рада.»24.
Чем дольше длилась разлука, тем сильнее обострялись чувства. Так, Б. Г. Ко-зелев25 в своих первых письмах из Магнитогорска к жене и дочери обращается «Дорогая, Зинушка», а содержание писем носит фактический характер о назначениях, людям, быте. Однако спустя три месяца, тон писем существенно меняется. Автор обращается к жене и дочери «Зинушка, родная», «Дорогая моя доченька», а содержание писем касается исключительно эмоциональной стороны, переживаний, чувства тоски, одиночества и надежд на скорый приезд в Магнитогорск семьи: «Зинушка родная! Я отправил телеграмму и письмо. Грустно мне до сумасшествия. Не могу работать... Имей в виду, у меня нет тут близких и родных людей. Я один. Мне тяжко потому, что удары сыплются на меня последний год
19 Краузе 2009, 54.
20 Краузе 2011, 32.
21 Краузе 2011, 14, 41.
22 Краузе 2011, 14.
23 Краузе 2011, 8.
24 Краузе 2011, 17, 43.
25 Козелев Б.Г. — профсоюзный деятель. Окончил горное училище и гимназию (экстерном). Член РСДРП с 1910, активный участник октябрьской революции в Москве. Член ВЦИК СССР (1920- 1927). В 1930 г. был обвинено в правом уклоне и изъявил желание ехать на строительство Магнитогорска.
серьезные и частые — партийные дела еще не устроены, трудная работа, прямо непосильная, семейные дела расстраиваются... Тяжко мне, Зина. Скорей напиши два слова. Борис»26. Свою дочь Б. Г. Козелев даже немного пожурил за отсутствие писем: «Родная моя доченька! Не знаю, есть ли у какого-либо отца такая неблагодарная дочь. Ведь ты мне совсем ничего не пишешь. Вот новый наш управляющий тов. Гугель не успел приехать и получил от своего 9-летнего сына письмо, в котором он спрашивает о Магнитогорске. Сынок тов. Гальперина тоже пишет отцу письма. Только ты никакого внимания как будто я для тебя не существую... Твой папа Борис»27. Столь сильные эмоции Б. Г. Козелева были вызваны в значительной степени размолвкой с супругой З. Могильницкой. В очередном письме Б. Г. Козелев писал: «Дорогая Зина! Я ничего не понимаю. Что я потерял семью или нет? Я сейчас болен и неработоспособен после всей этой истории. Меня убивает то, что я не имею ни одного письма от тебя... Если принято твердое решение, то телеграфируй или напиши — я тогда не буду переезжать в американский городок в квартиру. Если не приняла квартиру, то я буду занимать квартиру и ждать твоего приезда. Я жить долго один не могу. Никакой другой семьи заводить не собираюсь... Прошу поэтому напиши. Борис»28.
Несмотря на лирические нотки Б. Г. Козелев всегда проявлял практическую заботу о семье. В частности, он выхлопотал благоустроенную квартиру, должность для супруги, перечислил какие вещи и лекарства нужно взять с собой в Магнитогорск, т.к. в городе их достать нельзя: Дорогая моя Зинушка! Истосковался я по тебе зверски. С нетерпением жду окончания твоего лечения и приезда сюда. Вчера разговаривал по телефону с Магниткой (с Гугелем), просил его освободить скорей для меня в Американском городке квартиру в связи с Вашим приездом. Он обещал твердо. Захвати белье, посуду, т.к. канительно здесь доставать эту муру. Я тут заказал в Свердловске демисезонное пальтишко для Кларочки. Мне обещали достать. К приезду Вашему, надеюсь, получу... Не забудь привить Кларочке и себе оспу. Зинушка, думаю, что по приезде ты немного (с месяц) отдохнешь и не будешь приступать к работе. Лена мне сказала, что ты мобилизована на работу по кадрам. Я, мягко говоря, против этого. Эта работа не для тебя. Тебе следует взять работу или по здравотделу или партийную. Однако приедешь — посоветуемся, посмотришь, виднее на месте... Зина, захвати всякие медикаменты, если сможешь — составь аптечку. Организуй это через Розу. Целую тебя, родная, и жду с нетерпением. Борис»29. Уже через четыре дня Б. Г. Козелев писал жене о получении жилья: «Дорогая моя Зинушенька!.. Необходимо тебе захватить часть моей библиотеки и отправить ее богажем, главным образом, всю экономическую часть. Телефон надо ликвидировать. Комнату сохрани пока что, потом всегда можно будет переменить . Квартира моя состоит из трех комнат с отдельной кухней и ванной и т.д. Необходимо будет нанять работницу. Если бы могла приехать Поля, было бы очень хорошо. В школу договорились ребят возить на машине или лошадях. Жду с нетерпением Вашего приезда. Борис»30.
26 Письмо Б. Г. Козелева. 1931.II. 26. Музей Магнитостроя.
27 Письмо Б. Г. Козелева. 1931.II. 21. Музей Магнитостроя.
28 Письмо Б. Г. Козелева. 1931. III. 3. Музей Магнитостроя.
29 Письмо Б. Г. Козелева 1931. IV. 16. Музей Магнитостроя.
30 Письмо Б. Г. Козелева. 1931. IV. 20. Музей Магнитостроя.
Несомненно, проблемы снабжения и неудовлетворительное состояние жилого фонда негативным образом сказывались на здоровье магнитогорцев. На протяжении 1930-х гг. заболеваемость была на высоком уровне. В течение первой половины десятилетия смертность превышала рождаемость31. Свидетельства В. Ф. Берсеневой и Ф. О. Краузе демонстрируют ситуацию в городе в сфере здравоохранения. «Из детских учреждений имеется: одна консультация, двое яслей по 75-100 человек, две детских амбулатории; из них одна чисто лечебная, другая под профилактической амбулаторией. Имеется при родильном приюте детская комнатка (до 30 человек новорожденных) и при терапевтическом отделении палата на 10 человек детей. Если почти все эти учреждения плохи, то особенно из рук вон скверна эта палата. Дети лежат на больших кроватях вместе с матерями, которые за ними «ухаживают». Комментарии излишни. Кадров, по существу, для всех этих учреждений нет»32. Многие личные письма содержат сведения о ситуации в городе в той или иной сфере деятельности. Однако все они демонстрируют чувства, переживаемые авторами. Чувства безысходности, горечи также довольно часто встречаются в письмах. Так, безысходность и обида возникают в письме рабочего, имя которого не было зафиксировано в источнике: «Добрый день, дядя Федя! Привет из Магнитогорска. Дядя Федя, доехали до места благополучно. В Магнитогорске нас встретили плохо. Здесь приходится сидеть голодным.. Дядя Федя, нам работы не дают по специальности. Я потом все равно приеду в Ленинград. отсюда трудно выбраться — ни за что не выпускают, но я все равно приеду, так как жить невозможно: работы нет, кормят плохо, одежду не выдают, находимся в палатках, а погода стоит холодная и дождливая, всегда палатки промокают и все после дождя мокрое. С гор дует сильный холод, ветры, так что очень холодно жить в палатках, замерзаем, а начальство и в ус не дует. Так что нас, когда отправляли, говорили красивые слова: «Вы, мол, едите на ударное строительство, вас там ждут. Из-за вас мол дело стоит.»33. Очевидно, что ключевой причиной подобного эмоционального состояния являются неустроенный быт и нереализованные обещания. Сложности в трудовой деятельности, а именно, общение с коллективом, вызывали неприятные чувства у В. Ф. Берсеневой: «Я страдаю от мысли о близкой осени и возвращении на работу и встречах с противными мне людьми.»34. Важно отметить, что эмоции формировались под влиянием самых бытовых, мелких событий в жизни. В. Ф. Берсенева была крайне воодушевлена походом в кино, ее семилетнего сына Карика волновали и радовали детские шалости, дочка Лена радовалась успехам и волновалась о результатах экзаменов в музыкальной школе. Глава семьи Ф. О. Краузе наслаждался, слушая патефон и читая «Одиссею».
Подводя итоги, необходимо отметить, что источники личного происхождения разрушают привычные представления и мифы о повседневной жизни новых индустриальных центров, в конкретном случае Магнитогорска, давая возможность понять, как думали и чувствовали горожане. Магнитогорцев волновала не только судьба металлургического завода, темпы его строительства, рекорды, но и в значи-
31 Макарова 2008, 70-77; 2009, 251-263.
32 Краузе 2009.
33 ГАРФ. Ф. 7952. Оп. 5. Д. 173. Л. 145.
34 Краузе 2011, 18.
тельно более важной степени собственные мысли, переживания, заботы. Эти эмоции и чувства во многом зависели от условий, создаваемых для горожан в быту и в труде. В Магнитогорске рекордно быстро создавался гигант черной металлургии, возводили жилой фонд, развивали культурно-массовую и пропагандистскую работу, а магнитогорцы переживали о погоде и выпускных экзаменах, наслаждались чтением книг, делились впечатлениями о кинофильмах. Эго-источники, отражающие духовный мир людей, свидетельствуют о том, что человек несмотря на неустроенность вокруг, а иногда и благодаря ей, испытывал потребность в многообразии чувств. Мир чувств человека огромен: радость, страх, безысходность, забота, любовь, ненависть и т.д. Все чувства и переживания были вполне «обычными», характерными для любого человека и любой эпохи, но в условиях форсированной индустриализации и связанных с ней сложных социально-бытовых условий, чувства оказались обостренными. Горожане, лишенные привычных социальных связей и обстановки, переживали «обычные» чувства особенно остро, более эмоционально, когда тревога оказывалась чрезмерной, страх паническим, безысходность преследующей, радость и любовь безграничными.
ЛИТЕРАТУРА
Джапаридзе Е. 1959: Этих лет нельзя забыть // Говорят строители социализма. Воспоминания участников социалистического строительства в СССР. М. 81-86.
Краузе О. Ф. (ред.) 2009: Воспоминания, дневники, письма. Череповец.
Краузе О. Ф. (ред.) 2011: Пришла война в Березки. Письма матери. Череповец.
Кринко Е. Ф., Тажидинова И. Г. 2009: «Сердце выслать не могу», или о повседневности чувств военного времени // Повседневный мир советского человека 1920-1940-х гг. / Е. Ф. Кринко, Т. П. Хлынина (ред.). Ростов-на-Дону, 168-188.
Макаров А. Н. 2011: Индустриализация и формирование «нового» человека в изображении фото- и кинохроники 1930-х гг. (по материалам Магнитогорска) // ПИФК. 1, 113-125.
Макарова Н. Н. 2008: Из истории становления системы здравоохранения Магнитогорска (1929-1935) // ПИФК. XIX, 70-77.
Макарова Н. Н. 2009: Из повседневной жизни магнитогорцев: система здравоохранения в 1929-1935 гг. // Проблемы российской истории. 9, 251-263.
Петренко С. 1978: Два прораба // Всегда в борьбе. М., 193-198.
Скотт Дж. 1991: За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. М.; Свердловск.
Смертин Е. 1959: Трудности нас не остановили // Говорят строители социализма. Воспоминания участников социалистического строительства в СССР. М., 71-77.
EVERYDAY FEELINGS ERA OF INDUSTRIALIZATION (ON MATERIALS OF MAGNITOGORSK OF THE 1930-s)
N.N. Makarova
This article discusses the spiritual experiences and range of feelings of the inhabitants of new industrial city in the 1930s Based on personal origin sources, the author comes to the conclusion that Magnitogorsk worried about the destiny of not only metallurgical plant, as it had in Soviet propaganda, but to a greater extent own thoughts, worries and concerns. Emotions and
feelings are largely dependent on conditions, created for citizens in everyday life and at work. Ego-sources, reflecting the spiritual world of the people, show that people always felt a need in a variety of senses.
Key words: history of everyday life, the history of emotions, industrialization, Magnitogorsk
© 2014
В. В. Переверзев
«ПРОПАГАНДИСТСКОЕ ЗАТИШЬЕ» В СОВЕТСКО-КИТАЙСКИХ ОТНОШЕНИЯХ СЕРЕДИНЫ 1960-х гг. В ОТРАЖЕНИИ СОВЕТСКОЙ ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ
В статье рассматривается освещение советской периодической печатью периода 1964-1966 гг. в советско-китайских отношениях. В связи с этим анализируются соответствующие материалы, выявляется их тональность и направленность. Автором делается вывод о том, что большинство материалов по своему характеру были положительными или нейтральными, что в известной мере свидетельствует о существовании пропагандистского затишья или «оттепели» в советско-китайских отношениях 1964-1966 гг.
Ключевые слова: советско-китайские отношения, оттепель, КПСС, КПК, периодическая печать
В октябре 1964 г. после довольно длительного периода острой открытой полемики в отношениях между СССР и КНР, и прежде всего между КПК и КПСС, наметились некоторые тенденции к смягчению идеологического и политического противостояния. Это во многом было связано со сменой руководства СССР: 14 октября Н. С. Хрущев был отправлен на пенсию. С этим событием лидеры КНР связывали определенную надежду на смену внешнеполитических установок СССР в отношении Пекина и международного коммунистического движения.
Крупнейший отечественный китаевед Ю. М. Галенович даже употребил термин «оттепель» применительно к советско-китайским отношениям периода с 1964 г. до весны 1966 г.1 Исследователь указывает на то, что в этот период советская сторона выступила с рядом инициатив, направленных на улучшение отношений с КНР. Среди них выделяются советско-китайские пограничные переговоры (февраль 1964 г.), приглашение партийно-правительственной делегации КНР на празднование годовщины Октябрьской революции (ноябрь 1964 г.), визит А. Н. Косыгина в КНР (февраль 1965 г.), смена советского посла в Пекине, приглашение китайской делегации на XXIII съезд КПСС, отказ от публикаций антимаоистских материалов в периодической печати и др.2 Однако лидеры КПК
Переверзев Валерий Владимирович — ассистент кафедры истории России Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова. E-mail: [email protected]
1 Галенович 2012, 53.
2 Подробнее Галенович 2011.