CC BY
306
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ГОРНОЗАВОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ ДОРЕВОЛЮЦИОННОГО УРАЛА*
С.В. ГОЛИКОВА
Институт истории, археологии и этнологии Уральское отделение РАН 620026, Екатеринбург, ул. Розы Люксембург, 56
В поисках путей, позволяющих приблизиться к пониманию прошлого непосредственно через его субъекта и носителя - человека, историческая наука рассматривает понятие «повседневная жизнь» в качестве интегративного метода познания, который предоставляет возможность реконструировать историческое бытие в его тотальности, осмыслить внутренние социальные, психологические связи, проступающие в реалиях повседневности1. По отношению к рабочей истории методологическая трудность - поиск ракурса описания, отражающего синтетический характер повседневности - преодолима, благодаря попыткам рассматривать в качестве ее «фокуса» домохозяйство трудящихся. Жану Катэру оно позволило «все время держать в фокусе жизнь как мужчин, так и женщин, молодых и старых, а также разнообразные оплачиваемые и неоплачиваемые работы, необходимые для существования данной единицы»2.
Повседневная жизнь горнозаводского населения протекала в «заводах». В восприятии Д.Н. Мамина-Сибиряка они были «похожи один на другой как две капли воды: заводский пруд, фабрика, контора, господский дом, базар, дровяная площадь, угольные валы, а там ряд улиц с обывательскими строениями»3. Вспоминая дореформенное время, И.И. Архангельский писал: «...все заводы Урала обстроены как нельзя лучше. Красивые, уютные дома мастеровых... далеко оставляли за собой в былое даже время постройки крестьян соседей-земледельцев. Большие заводы: Мотовилихинский, Невьянский, Кушвинский, Сергинский, Тагильский, отстроены не хуже, а лет 10-15 назад были и лучше, таких городов как Оханск и Красноуфимск». В пореформенный период рабочие поселки сохранили особенности своего внешнего вида: «Завод выдает себя по наружному виду чистенькими постройками, скученными около прудов и речек»4. Атрибутом заводского образа жизни была «правильная планировка». «И строянка у них в беспорядке. Не как у нас - улицы по ниточке, а кто где вздумал, тут и построился. На Большой улице и то порядок вывести не смогли: то она уже, то шире. В одном месте и вовсе насмех сделано. Идешь-идешь - в дома и упрешься...» -так, по воспоминаниям П.П. Бажова, его отец отзывался о «старом» Полевском заводе (сравнивая его с Сысертским). Беспорядок в планировке улиц там наблюдался больше в Заречной части, «по горе». Из Суксунского округа в 1859 г. сообщали, что дома всех его жителей построены «правильно». «Дома построены и строятся здесь, - писали в 1866 г. о Нижне-Сергинском заводе, - правильными улицами»5.
Центром домохозяйства и основой имущества горнозаводского населения являлся дом. Его возводили под надзором «начальства» и по планам, утверждаемым конторой (составлялся проект, указывались размеры участка)6. Чаще всего работник строил жилье сам, иногда полу-
Статья подготовлена при поддержке РГНФ (грант "Повседневная жизнь уральского города в XVIII - начале XX в." N 01-01-00055 а).
чая для этого ссуду, а лес из заводской дачи отпускался ему бесплатно или по льготной цене. По расчетам П.А. Вагиной, средняя стоимость дома в горнозаводских селениях Южного Урала во второй половине XVIII в. варьировалась от 27 до 50 рублей. В Саткинском заводе по документам 1799 г. жилище рабочего оценивалось примерно в эту же сумму - 20-50 рублей7. В середине XIX в. X. Мозель отмечал, что заводские люди, не имея недостатка в лесе, обстраиваются весьма хорошо: «домы мастеровых почти все имеют одинаковую форму и состоят из избы и 1-2 горниц или просто из двух изб, разделенных сенями»8.
В 1840-1850-е гг. предпринимались попытки «ввести обыкновение строить кирпичные дома вместо деревянных». Попечительские устремления начальства, чтобы «нижние чины и особенно беднейшие из них» жили в «каменных домах необходимого пространства» оказались неосуществимыми и не стали «обыкновением» для широких слоев населения, хотя в Кушвинском заводе с 1845 г. «при пособии со стороны Горного Начальства людям нисшего класса построено довольно домов кирпичных». Причем размер пособия был таков, что кирпичный дом для хозяина стоил дешевле, чем деревянный9. Большего успеха власти достигли в переводе деревянных строений на каменные фундаменты, Хотя эти меры наталкивались на сопротивление населения10. Затея с черепичным покрытием крыш провалилась из-за особого неприятия их жителями, по мнению которых оно имело «безчисленное множество скважин, в которые зимой проходит снег, а летом дождь», а «порывы сильного ветра срывают с кровель целые ряды черепицы»11.
По своему интерьеру жилище заводских жителей во многом напоминало убранство крестьянской избы. Большая часть мебели была встроенной и создавалась уже во время постройки. В избах рабочих Кушвинского завода пол был тесовым, строганным из соснового или кедрового леса, потолок также тесовый, у менее «справных» из круглого накатника. По стенам стояли широкие лавки и на высоте в средний рост человека параллельно им полки. Стены были тесаны, у некоторых строганы. В углу передней части избы находился стол, вокруг которого с двух сторон располагались лавки, с третьей же приставлялась скамья, обычно стоявшая у лавки под палатями. Здесь же была божница с обязательной иконой Св. Николая Чудотворца. В кути или середе, отделенной от основного пространства занавеской, находился шкаф с посудой, иначе называемый залавок. Третья часть избы располагалась под полатями, которые представляли из себя помост вровень с полками и занимали площадь в четверть избы. Они «составляли спальню и всегдашнее прибежище детей». Остальное пространство избы было занято печью. «Русские» печи были «огромного размера» (с четверть избы), сбиты из глины или кирпича и в обязательном порядке снабжены кирпичными трубами. (Черных изб к середине XIX в. вокруг Кушвинского завода не было.) От печи лестница, прикрытая помостом под названием голбец, вела в подполье. Вполне традиционный вид: вместо стульев скамьи, вместо кроватей полати, имело в 1849 г. жилище рабочих Верхнеуфалейского завода12.
Совершенствование устройств отопления в XIX в. не только превращало избы из черных курных в белые, но и способствовало появлению горниц. Потолок и стены жилых помещений стали белить известью и штукатурить13. «Домовые росписи» начинались с украшения печи, двери, окна. Затем стали декорировать «чистые» помещения. В жилищах конца XVIII - первой половины XIX вв. встречались цветочные гирлянды, круги на потолках, мотивы из трех цветов или плодов, «фактурные» виды окраски «под мрамор», «под дерево», роспись «под лепнину». В конце XIX в. их сменили обои, а роспись стала принадлежностью «старинных домов»14.
На окнах жилищ рабочих Невьянских заводов в 1855 г. имелись шторы - «завесы, сделанные из белого коленкору или цветного ситцу». Зеркала, мыло, стулья указывались уже в списках потерянного жителями Троицкого, Нижнетроицкого и Усень-Ивановского заводов во время нападения «шаек» Пугачева. С середины XIX в. упоминаются кровати. Рано в заводском обиходе появились вилки, «кострули» и предметы домашнего обихода из различных металлов: железа, меди15.
Проникновение мебели в дома горнозаводских жителей и соединение традиционных и новых элементов внутреннего убранства избы к концу дореформенного периода видно из
описания интерьера в доме непременного работника Михайловского завода Глазкова, сделанного следователем в 1858 г.: «изба с двумя окнами на улицу и одним во двор, величиною в квадрате 8 аршин, при входе ... с левой стороны находится русская печь, с левой - пустая кровать, против двери почти во всю длину противоположенной стены длинная, крашеная красной краской лавка и от нее направо шкаф и на лево стол»16. В пореформенный период внутри дома перегородками стали выделять отдельные комнаты. В интерьере домов появились диваны со стульями домашней работы, «горки» и пирамиды (горки) сундуков. «Венские стулья», мягкая мебель, трюмо, этажерки считались роскошью. Признаком «разви-вающагося довольства в доме» стали также дешевые стенные часы «самых больших размеров». В Пожевском заводе иконы и религиозные картины соседствовали на стенах с фотографиями, рисунками из «Нивы», которые группировались вокруг зеркала. Полы стали покрывать половиками «местной работы с красивой расцветкой»17.
«Изучая быт здешних обывателей, - писал в 1865 г. о Чермозском заводе М. Кирпищи-ков, - я часто ходил по улицам и считал, в скольких домах сидят с лучиной, в скольких со свечей». Оказалось, что большая часть жителей сидела с лучиной и в редких случаях - со свечей. В пореформенное время постепенно в обиход начали входить керосиновые лампы18.
Порочная практика - ютиться на «кухне», держа горницу даже заколоченной - стала традиционной. «В этом случае не составляют исключение даже очень зажиточные люди, построившие себе большие, красивые дома, в которых чистые комнаты, с европейской мебелью, или сдаются в наймы, или просто стоят на заперта, для экстренных случаев, - сообщали об оружейниках Ижевского завода, - а между тем вся семья жмется где-нибудь в кухне, с тараканами и другими домашними насекомыми»19. Подобное явление в Полевском заводе довелось наблюдать в детстве П.П. Бажову: «Дом был довольно просторный, "с горницей, через сени". Горницей, однако, не пользовались. Там даже печь не топили, чтоб "ненароком не заглохло имущество в сундуках". С едой туда тоже нельзя было входить, - еще мышей приманишь! Пол был устлан половиками трех сортов (по числу невесток в семье), но сверху половиков были набросаны рогожи. В горнице стояли три кровати "в полном уборе", но никто на них не спал, шкафы с посудой, которой никто не пользовался, и сундуки тремя "горками". Все это было своего рода выставкой, показом, что "живем не хуже добрых людей",... Когда вся семья собиралась домой, ютились в "жилой" избе, которая тогда становилась не лучше куренной землянки»20.
Корреспондент РГО в 1848 г. утверждал, что жители Богословских заводов «в домах опрятность не соблюдают». В соседнем с ними Гороблаго датском округе «чистота и опрятность внутри домов» соблюдалась «рачительно». Пол и лавки в избе каждую субботу мыли с песком, а «к Св. Пасхе» всю избу мыли и скоблили ножами. Многие мыли и скоблили ножами также наружную стену дома, а его углы натирали белым песком21. Подобные же обычаи в поддержании чистоты бытовали у жителей Невьянского завода. «Полы держатся довольно чисто, - сообщали оттуда в 1855 г., - моются в субботу всякой недели и на каждый праздник. Некоторые моют даже наружные лицевые стороны своих изб»22. Там, где это было необходимо и, «по-возможности», горнозаводские жители принимали некоторые меры для благоустройства. Например, в Ижевском заводе были вымощены все пешеходные пути. Делались канавы для стока воды по сторонам или середине улиц, как это рекомендовалось «Положением для устройства селений» (1830 г.). «Во время помещичьего надзора, — сообщал в 1870 г. врач Чермозского завода, — во дворах и вокруг домов устроены были глубокие канавы для стока воды..., волей неволей они каждогодно были прочищаемы и все были направлены в речку»23.
К жилым постройкам, образуя вместе с ними двор, примыкали хозяйственные. По обобщающим данным X. Мозеля, в середине XIX в. из надворных построек у горнозаводских жителей преобладали сараи и помещения для содержания скота: конюшни, коровники, навесы . И.И. Архангельский отмечал, что «овинов, разбросанных по селению сараев и хлебных амбаров — в заводах нет»25. Такие пожароопасные сооружения как бани горнозаводские жители предпочитали устраивать на задах огородов. В середине XIX в. при каждом доме в Суксунском округе «неприменно» была баня. В Кушвинском она также яв-
лялась «принадлежностью каждого дома». «Черных бань, т.е. без труб в Кушве вовсе нет», - сообщали оттуда в середине XIX в. В Невьянском округе в это время бани оставались «больше черными». На Западном Урале бани даже в пореформенное время чаще всего «устраивались по черному, т.е. без дымовой трубы». В заводских поселках Среднего и Южного Урала их традиционно располагали по огородам, либо за рекой, в Ижевском -размещали «обычно в углу огорода»26.
Будучи производственно-потребительским единством семья горнозаводского населения выступала трудовым коллективом домохозяйства. По мнению В.Ю. Крупянской, 2-поколенные (супруги и их дети) либо 3-поколенные (супруги и их женатый сын с детьми или супруги с детьми и одним женатым сыном) семейные структуры стали с XVIII в. «устойчивой традицией, характерной для всего последующего времени». Постоянно сохранялась и такая особенность горнозаводской семьи, как ее неполнота: «семьи, потерявшие кормильцев, составляли среди заводского населения значительную группу»27.
Врач Невьянского округа в 1855 г. собрал сведения о соотношении в 3279 семьях числа «рук» с количеством «ртов». «Семейств», состоящих только из работающих насчитывалось 301, только из неработающих - 179, с преобладанием едоков - 1076, с одинаковым количеством тех и других - 595, в которых работников было больше, чем едоков - 142928. В 1890 г. 75 % семей Боткинского завода имели в своем составе одного работоспособного члена, 9,3 % - двух, 1,1% - трех. Только 14,4 %, по выражению И.А. Спасского, обходились «без рабочей силы». По его наблюдениям, «пропитывали свои семьи» «все полуспособные свыше 60 лет» и это обстоятельство свидетельствовало о «крайнем недостатке рабочих рук в заводском населении». Преобладали «мелкие» семьи и было «поразительно большое число» (более 50%) вдовьих семей, в которых отсутствовала мужская рабочая сила29.
Производство почти полностью забирало из семейного хозяйства мужскую рабочую силу. Поэтому проблема рабочих рук решалась за счет труда женщин. В середине XIX в., X. Мозель писал: «Жена, как хозяйка дома, имеет в делах домашних, относящихся собственно до хозяйства, свою долю власти. Главная забота жены состоит в том, чтобы готовить пищу, припасать, шить и мыть белье, как для мужа, так и для себя и всех домашних, ходить за скотом, работать в огороде, прясть нитки, ткать холст и пр.»30.
В помощь хозяйке дома пытались максимально задействовать остальных членов семьи, прежде всего подростков и престарелых, ибо хозяйство требовало мужских рук. Поэтому, несмотря на занятость заводскими работами, мужчины имели определенный круг домашних обязанностей: заготовка дров, корма скоту, работы на пашне и сенокосе, уборка двора, уход за лошадьми, починка домашних вещей, текущий ремонт дворовых построек. В будние дни после рабочей смены им удавалось сделать минимум домашних дел. «Справляя заводскую работу натурою, то есть лично, - сообщал в середине XIX в. о мастеровых Кушвинского завода информатор РГО, - едва находят свободные часы (в дни праздничные) поправить что-либо около своего дома, запастись дровами, сеном для коровы и проч.»31. Поэтому большинство работ по хозяйству мужчины планировали на воскресные или праздничные дни и летний отпуск. Так, работники Лысьвенского завода, уволившись на месяц от господских работ, «усердно» помогали женщинам при огородных и полевых работах32.
Система доходов горнозаводского домохозяйства имела два главных источника: заводская зарплата и самообеспечение на основе льгот, предоставляемых заводом. Дополнительными являлись вольный наем членов домохозяйства и продажа ими на рынке промысловых изделий.
Зарплата рабочих уральских заводов состояла из двух частей: денежной и натуральной. Выдачи наличными деньгами начислялись в зависимости от характера (квалификации) и объема выполненной работы. А натуральные (хлебом) должны были обеспечить их семьям прожиточный минимум. Независимо от квалификации рабочие получали единую норму хлебного провианта - на взрослого два, на работающего подростка полтора, на ребенка один пуд хлеба в месяц (на казенных и ряде частных заводов провиант выдавался бесплатно, на большинстве остальных за неполную плату33).
Типичный набор элементов домохозяйства горнозаводского населения приводится в высказывании В.Д. Белова: «Горнозаводской рабочий в казенных и поссесионных заводах имел в достаточном количестве даровой хлеб, зарплату, усадебное хозяйство, дававшее ему овощь, и полевое хозяйство, снабжавшее его сеном» .
Говоря о земледелии уральских мастеровых следует поставить акцент не на хлебопашестве как таковом, а на его сочетании, например, как это было в заводах Красноуфимского уезда с огородничеством, которым горнозаводское население занималось в гораздо большей степени. Традиционно оно было развито в западной части края. Учитель Лысьвенского завода в середине XIX в. сообщал, что его жители занимаются «огородничеством очень усердно». В заводах Екатеринбургского уезда «всякий житель имел при своем доме для овощу огород». К середине XIX в. разведение овощей проникло и на северные (Кушвин-ские, Гороблаго датские) заводы Урала35.
Заводоуправление предоставляло своим работникам также пашенные участки, выгоны и сенокосы. Не всегда это происходило по желанию последних. Так, по сведениям 1817 г., владельцу Белорецкого завода обработку пашни вменили жителям в «непременную обязанность», засевать «кто сколько сможет, но не менее десятины пашни», хотя и освобождали их на это время от заводских работ36. По законодательству XIX в. полному работнику предоставлялось две десятины покоса и, как показал ЕГ. Неклюдов в большинстве округов рабочие наделялись покосами в достаточном количестве (их хватало не только для лошадей, но и для коров). Хотя размеры предоставляемых угодий варьировались в зависимости от природных условий и обеспеченности округа покосами37. На время сенокоса население освобождалось от заводских работ. Поначалу подобный отпуск предоставлялся только работникам, которые содержали скот, затем всем без исключения и был закреплен законодательно. Он оплачивал и продолжался 20 дней38. Чаще всего угодьями (пашенными или сенокосными) горнозаводское население обзаводилось, расчищая их «трудами и наймом из под кустарного леса». Площади земельных участков рабочих были небольшими, особенно в лесистых северных районах. В среднем на ревизскую душу в Богословской волости к 1861 г. приходилось не более одной восьмой десятины пахотной земли и одной четверти десятины сенокосной39.
Наличие тяглового скота зависело не столько от потребностей самого домохозяйства, связанных, например, с размерами обрабатываемой им пашни, сколько от характера заводских работ и прежде всего числа работоспособных работников мужского пола. «Конный работник, имеющий сверх двух казенных лошадей собственную лошадь, - сообщали в Середине XIX в. из Кушвинского завода, - отрабатывает свои оброки вдвое успешнее, а потом бьет копейку на стороне, работая за других, и имеет время и средства удобрять землю и заниматься хлебопашеством. Есть лошади, есть и средства заработать лишних несколько рублей. Пробойной работник, при одной своей лошади зарабатывает в зиму до 50 рублей серебром, а с парою лошадей при малолетке или старике, зарабатывает вдвое больше. Напротив, пешему мастеровому лошадь в тягость. Во всем быте мастерового пешего заметна скудость» . Во вдовьих семьях лошадей в хозяйстве также становилось меньше. Администрация старалась учесть существующие различия. «Во многих заводах, - отмечал В.Д. Белов, - начальство следило за состоянием крестьянского хозяйства, стараясь поддерживать в хозяйстве конных рабочих, конную силу и всю ее обстановку, а в хозяйстве мастеровых наличность рогатого скота»41. Количество последнего зависело от общей численности семьи. Например в 1799 г. простые по составу семьи в Саткинском заводе имели 1-2 коровы и 1-2 быка, а сложные — кроме такого же числа быков уже 2—3 коровы. Семья при любых изменениях своего состава стремилась на одном и том же уровне поддерживать количество молочного скота, в частности на соседнем Златоустовском заводе в 1801 г. количество коров на душу населения равнялась 0,6 и оставалось неизменным во всех видах семейных структур42. Аналогичным образом определялся размер огородного участка. В Висимо-Шайтанском заводе семьи из пяти человек возделывали в среднем 14, из шести - 17, из восьми - 22 грядки43.
Горнозаводские районы Урала славились также своими промыслами. Наибольшее развитие они получили в пореформенное время в связи либо с закрытием заводов, либо с неполной занятостью их населения. Однако основы промысловой деятельности были заложе-
ны в XVIII в. Поэтому уже в начале следующего столетия Горное правление считало, что выгоды населения уральских заводов заключаются не только в хлебопашестве и скотоводстве, но и в ремеслах: слесарном, кузнечном, столярном и т.д., в торговом промысле44. Однако П.Е. Томилов свидетельствует, что промысловой деятельностью занимались всего на восьми из 73 инспектированных им заводах и называет две основные причины этого: загруженность заводскими работами и удаленность от рынков сбыта изделий. Только жители Невьянского, соседнего с ним Быньговского, Нижнетагильского, Березовского, Нижнеисет-ского и Верхисетского заводов (три последние благодаря своей близости к Екатеринбургу) даже при «обращаемости в заводских работах» имели возможность реализации произведенной продукции. Они специализировались на металло- и деревообработке, мыловарении, обработке кож, свечном и экипажном промысле, приготовлении различной тары и посуды45. Специфически женским промыслом было прядение и ткачество. По данным П.А. Вагиной, во второй половине XVIII в. оно было распространено на 13 из 17 заводов Южного Урала. Часть своих холстов ценой 8-25 копеек за аршин выносили на продажу в начале XIX в. жительницы Иргинского, Юговского, Бымовского, Невьянского, Быньговского, Нижнетагильского заводов46.
К середине века причины, сдерживающие развитие промысловой деятельности среди горнозаводского населения, оставались теми же самыми. Служитель Богословских заводов писал, что «в здешнем краю особенных изделий сбыт затруднителен, потому что заводы в дальнем расстоянии от свободных поселений». Жители Туринских рудников также, занимались «большей частью» в горнозаводских работах и на золотых промыслах47. В соседнем с ними Кушвинском заводе возможностей для занятий извозом, было больше. Жители нанимались для перевозки «казенных тяжестей - чугуна и железа на Серебрянский завод и на Ослянскую пристань» или промышлять «перевозкою разных сортов хлеба из Нижно-тагильского завода в Кушвинский»48.
Кроме промысловой деятельности загруженность заводскими работами сдерживало развитие других отраслей домохозяйства. Наблюдатели не раз отмечали, что «по количеству времени, оставленному для работ крестьянских» мастеровые не имели возможности много ими заниматься. Поэтому в середине XIX в. на заводах Красноуфимского уезда мужчины занимались «частию хлебопашеством и огородничеством, а более находились в заводских работах». В Суксунском округе с его весьма плодородной почвой «хлеб в малом количестве засевался только некоторыми мастеровыми, так как они постоянно [находились] в заводских работах»49.
«По самому свойству горнозаводских работ, - рассуждал В.Д. Белов, - время между заводчиком и мастеровым делилось так удобно, что когда заводчику нужна была его работа, именно зимой, мастеровой как раз был свободен по своему хозяйству, и наоборот, когда по весенней воде караван с заводским произведением отправлен и заводчик с наступлением лета мог сократить свои работы, мастеровой как раз освобождался от своего сенокоса, а если была пашня, то и для уборки хлеба»50. Нарушение администрацией права на отпуск и «отягощение» мастеровых сельскохозяйственными работами, фигурирующие в требованиях рабочего протеста51, показывает, что отношения между производством и домохозяйством не были столь идиллическими.
Администрация стремилась поддерживать домохозяйство рабочих также через систему социальной помощи, взяв на себя медицинские, образовательные и ряд других расходов. Согласно законодательству начала XIX в., при болезни рабочие казенных предприятий получали бесплатно медицинскую помощь, медикаменты и содержание в заводском госпитале, при чем в это время им продолжали выплачивать половину жалованья, а семьи обеспечивались провиантом на прежних условиях. Выходя в отставку по старости, болезни или увечью, казенные мастеровые сохраняли за собой все положенные им льготы и получали пенсии (а после смерти - их вдовы и дети) на основании общегосударственного «Устава о гражданской службе». Однако выплаты «по старости» не являлись показателями развития пенсионного обеспечения. Наиболее полно «хозяйская забота» проявлялась в призрении семей, потерявших кормильца. Делопроизводственная документация 1830-1850-х гг. Верх-
Исетского округа свидетельствует об отсутствии принципиальных различий в обеспечении семей государственных мастеровых, непременных работников и крепостных самих владельцев52. Согласно горному законодательству, вдовы рядовых мастеровых и рабочих людей казенных заводов получали от 6 до 24 рублей в год. Дети после смерти отца обеспечивались пенсией до достижения ими 15-летнего возраста. При этом ее границы ежегодно для девочек устанавливались в 6—12 рублей. Мальчики до 12 лет получали по 30 копеек ежемесячно плюс бесплатный провиант, а после поступления в школу — 75 копеек в месяц .
Траты на социальные нужды в Нижнетагильских заводах составляли немалые для второй половины XVIII в. деньги 2320 рублей 9 копеек. В 1818 г. пенсионная сумма (деньгами и провиантом) в Верх-Исетском горном округе .Яковлевых равнялась 25800 рублям. В 1843-1844 гг. среднегодовые расходы уже достигли 36 тысяч рублей деньгами, закупали также 83 тысячи пудов провианта стоимостью 119 тысяч рублей, что в общем составляло 155 тысяч рублей54.
Значение «попечительских отношений» население осознало после реформы 1861 г., когда они были отменены. Один из героев Д.Н. Мамина-Сибиряка произносил, например, такую фразу: «При крепостном праве, все сироты, престарелые и калеки существовали за счет заводовладельца: развалилась изба - починят избу, пала корова или лошадь - купят другую»55. Из делопроизводственной документации также известно, что в конце 1820-х гг. для Преображенского завода «от господ заводосодержателей была определена экстраординарная сумма», из которой снабжали неимущих «на поправку ветхих домов, покупку лошадей, коров»56.
«Заводской мастеровой всегда был обеспечен от заводоуправления, - отмечал И.И. Архангельский. - При обязательной работе все заводское население было на полном иждивении и содержании владельца или казенного управления. Семья больного или умершего рабочего получала паек и кормилась владельцем как и прочие. Забота о призрении вдов и сирот всецело возлагалась на заводоуправление»57. Уже в 1786 г. за счет заводовладельцев в Нижнетагильских заводах содержались: «умерших жителей вдовы же с малолетними детьми, которым выдача производится до возраста детей их» - 119 семей; «престарелые вдовы, которые сами собой совершенно пропитание иметь не могут» - 146 человек. Еще в 1866 г. 341 женщина пользовалась «известным пансионом» от владельца Чермозского завода58.
Описывая «устроение быта рабочих», В.Д. Белов, отмечал, что «заводское управление следило за состоянием хозяйства рабочих... с целью не допускать хозяйство до раззорения и приходить на помощь при начинающемся упадке. Помимо гуманных начал... к этому побуждал и личный интерес заводчиков. Они смотрели на рабочих, как на свою рабочую силу, исправное содержание которой, несомненно, отзывается на результатах производства». В «исторически сложившейся органической связи между населением и заводовла-дельцами, попечительных отношениях заводовладельцев» он видел причину благосостояния заводов59. «Крепостные работники Симского завода Твердышева, - писал в 1770-е гг. П.С. Паллас, - получают платы, которыми они всю свою семью кажется изобильно довольствуют и живут не убого». О жителях Нижнетагильского завода тот же автор замечал: «Здешний народ отменно прилежен и зажиточен»60. Таковым положение оставалось до середины следующего столетия. «Благодаря заботливости владельцев, равно как и разнообразной промышленности и торговли жителей большая половина заводских людей в наилучшем, а остальная в хорошем состоянии. Жители имеют все необходимое», — сообщал в 1855 г. штаб-лекарь Ильинский61. Владения Демидовых отнюдь не были исключением. О жителях соседнего с ними Верх-Нейвинского завода Яковлевых в 1854 г. сообщалось: «Живут очень достаточно. Повсюду видишь чистенькие домики, состоящие из избы и клети, пространные дворы и огороды»62. По сведениям 1859 г., мастеровые Сук-сунского округа также находились «в полном довольствии»63.
Эти свидетельства подтверждают мнение И.И. Архангельского о том, «что заводское население еще до эмансипации жило хорошо, беззаботно и обеспечено». «Между крепостным положением заводских и крестьян прочих губерний, - отмечал он, - не может быть никакой параллели. Заводской мастеровой был сыт и одет и жил в светлице, сравнительно с избой
великорусского крепостного мужика»64. Горнозаводское население сравнивали не только с крестьянством. Сопоставив «нормальный средний бюджет» «семейного» русского и французского горнорабочих, Фредерик Ле Пле в 1848 г. пришел к выводу о том, что «материальное положение русского крепостного чернорабочего было несравненно лучше обеспечено»65. Заводской служащий из «Путевых заметок» Д.Н. Мамина-Сибиряка даже считал, что «мастеровые много проиграли от освобождения, им лучше жилось «за барином»66.
В ходе реформы 1861 г. произошли изменения землепользования и лесопользования горнозаводского населения. Усадебные участки оно получило «безвозмездно». На большинстве заводов Среднего Урала выгонами и покосами пользовались также «бесплатно», на других -«за оброк». Росчисти остались за рабочими. Однако в ряде случаев в дальнейшем их проводить запретили67. В результате только в Оренбургской губернии у заводских жителей было «отрезано» земли стоимостью 10 миллионов рублей. «И это при обилии горнозаводских земель в губернии, владеющими 2 миллионами десятин», - восклицал Н.В. Ремезов68.
За дрова и строевой лес была введена определенная такса и рабочие стали жаловаться на дороговизну и испытывать недостаток в привычном строительном материале. В заводских поселках появились улицы «с заплатанными крышами, покосившимися столбами и разношерстными заборами». Не имея достаточного количества земли и лесов они вынуждены были арендовать эти угодья у заводчиков. Иногда работники заводов несли в пользу владельцев множество мелких поборов. На предприятиях графа С.А. Строганова они не могли молоть хлеб, пасти скот, собирать грибы и ягоды в лесу без приобретения соответствующего билета, за который можно было также расплатиться, отработав на углежжении или лесозаготовках69.
Главная тенденция пореформенного времени в развитии оплаты труда заключалась в увеличении денежной и сокращении натуральной ее части. С переходом к вольнонаемному труду заработки стали более дифференцированными и почти полностью выплачивались деньгами70. Работники основных производств имели мало времени для прочих занятий, но высокую зарплату на заводе, которая стала для них главным источником существования. Гибкий график работ вспомогательных производств позволял их рабочим уделять больше внимания сельскому хозяйству, торговле и промыслам. Низкие заводские заработки в этом случае играли роль дополнительного источника существования71. Изменения в структуре доходов и отмена льгот ускорили наметившийся еще в дореформенное время, процесс размежевания домохозяйств горнозаводских жителей. Лица, связанные со вспомогательным производством, как правило, сохраняли, а в некоторых случаях развивали его отраслевую структуру, занятые в основном - сокращали, вплоть до полного исчезновения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ястребицкая А.Л. Повседневность и материальная культура средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. Человек в истории. 1991. М., 1991. С. 93,96; Она же. История повседневности и проблема исторического синтеза//Социальная история: проблемы синтеза М., 1994. С. 75.
2 Линден ван дер М. Соединяя историю домашнего хозяйства с рабочей историей // Конец рабочей истории? Амстердам-Москва, 1996. С.243.
3 Мамин-Сибиряк Д.Н. Платина//Мамин-Сибиряк Д.Н. Статьи и очерки. Свердловск, 1947. С. 354.
4 Архангельский И.И. Этнографические очерки горнозаводского населения Урала // Пермские губернские ведомости. 1890. (отдельный оттиск. С. .3).
5 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 589. Л. 36; Бажов П.П. У старого рудника // Уральский современник. 1940. №. 3. С. 179; Змиев И. Нижне-Сергинский завод// Пермские губернские ведомости. 1866. № 11. С. 43.
6 Гуськова Т.К. Некоторые этнографические особенности населения б. Нижне-Тагильского заводского округа в конце XIX - начале XX в. // Советская этнография. 1958. № 2. С. 37; Алферов Н.С. Зодчие старого Урала. С. 195.
7 ГАСО. Ф. 24. Оп. 2. Д. 1927. Л. 118; Вагина П. А. Материально-бытовое положение мастеровых и работных
людей Южного Урала во второй половине XVIII века//Вопросы истории Урала. Свердловск, 1963. Вып. 4. С. 11.
8 Мозель X. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба,
Пермская губерния. СПб, 1864. Ч. 2. С. 531-532.
9 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 17. Л. 6.
10 ГАСО. Ф. 630. Оп. 1. Д. 52. Л. 5-6,49,52 об. -55.
11 РГИА. Ф. 37. Оп. 13. Д. 1032. Л. 1об-2.
12 АГО. Ф. 29. Оп. I. Д. 17. JI. 6об-7об.; Д. 27. Л. 2.
13 Там же. Ф. 29. Оп. 1. Д. 17. Л. 7об.; ГАСО. Ф. 24. Оп. 2. Д. 1927. Л. 118.
14 Бародулин В.А. Народные росписи Урала и Приуралья. (Крестьянский расписной дом). Л., 1988. С. 74,126.
15 Ф. 101. Оп. 1. Д. 575. Л. 19об., 20об. Вагина П.А. Материалы к спецсеминару по истории горнозаводской промышленности и классовой борьбы на Урале второй половины XVIII в. для студентов исторического факультета. Свердловск, 1962. Вып. 1. Материально-бытовое положение мастеровых и работных людей Урала второй половины XVIII в. ’
16 ГАСО. Ф. 12. Оп. 1. Д. 1610. Л. 4-4 об.
17 Андржесвский И. Болотные болезни на Севере: Медико-гопографичсскос описание Ижевского оружейного завода. СПб, 1880. С. 38, 40; Романов А. Ижевский оружейный завод. С. 9; Киселевская С. Пожсвский завод II Записки историко-бытового отдела Государственного Русского музея. Л., 1932. Т. 2. С. 22-24; Гуськова Т.К. Указ, соч. С. 38.
18 Кирпищиков М. Очерк быта мастеровых Чермозского завода, находящегося в Соликамском уезде Пермской губернии // Пермские губернские ведомости. 1864. № 34. С. 238. Крупянская В,10., Полищук Н. С. Культура и быт рабочих горнозаводского Урала (конец XIX - начало XX в,). М., 1971. С. 122-124.
19 Андржеевский И. Указ. соч. С. 38.
20 Бажов П.П. Указ. соч. С. 186.
21 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 22. Л. 1; Д. 17. Л. 7об.
22 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 575. Л. 19об.
23 Лотарева P.M. Города-заводы России. XVIII - первая половина XIX века. Екатеринбург, 1993. С. 145-146; Говорливых 3. Медико-топографический очерк Чермозского завода // Медико-топографический сборник. СПб., 1870. Т. I.C. 289.
24 Мозель X. Указ. соч. Ч. 2. С. 531.
25 Архангельский И.И. Указ. соч. С. И.
26 АГО. Ф. 29. Оп. I. Д. 17. Л. 8об.; ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 575. Л. 20об; Д. 589. Л. 36; Романов А. Ижевский оружейный завод. С. 2; Андржеевский И. Указ. соч. С. 38; Бажов П.П. Указ. соч. С. 195; Гуськова Т.К. Указ. соч. С. 39; Крупянская В.Ю., Полищук Н. С. Указ. соч. С. 118.
27 Крупянская В.Ю., Полищук Н. С. Указ. соч. С. 45—46.
28 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 575. Л. 39об-40.
29 Спасский И. С. Состав населения Боткинского завода // Календарь и памя тная книга Вятской губернии на 1896 год Вятка, 1895. С. 59-60.
30 Мозель X. Указ. соч. Ч. 2. С. 533.
31 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 17. Л. 5об.
32 Описание Лысьвенского завода, составленное учителем Шалаевым // Ученые записки, издаваемые Казанским университетом. Казань. 1858. Кн. 4. С. 139.
33 Свод законов Российской империи. Ч. 3. Свод уставов казенного управления; Ч. 2. Свод устава горного. СПб. 1836. Ст. 27. С. 65.
34 Белов В. Исторический очерк уральских заводов. СПб, 1896. С. 70.
35 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 11. Л. 2; Д. 17. Л. 9-9об; ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 623. Л. 27об; Описание Лысьвенского завода... С. 146; Неклюдов Е. Г. Подсобное хозяйство горнозаводских рабочих Урала в предреформенный период// Социально-экономическое положение кадров горнозаводской промышленности в дореформенный период. Свердловск, 1989. С. 42.
36 ГАСО. Ф. 24. Д. 1112. Л. 24об.
37 Неклюдов Е.Г. Указ. соч. С. 42-46.
38 РГИА. Ф. 37. Оп. 5. Д. 1190. Л. 5; СЗРИ. Ст. 39. С. 67-68.
39 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 623. Л. 143.
40 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Л. 5об.
41 Белов В. Указ. соч. С. 70.
42 Нечаева М.Ю., Голикова С.В. Домохозяйства населения Златоустовского округа на рубеже XVIII-XIX вв. (по материалам подворных описей) // Металлургические заводы и крестьянство: проблемы социальной организации промышленности России и Швеции в раннеиндустриальный период. Екатеринбург, 1992. С. 154.
43 Неклюдов Е.Г. Указ. соч. С. 43.
44 ГАСО. Ф. 24. Оп. 2. Д. 312. Л. 9.
45 Описания заводов хребта Уральского, составленные пермским берг-инспектором П. Е. Томиловым (1807-1809 гг.) И Горнозаводская промышленность Урала на рубеже XVIII-XIX вв. Свердловск, 1956.
46 Там же; Вагина П.А. Указ. соч. С. 19.
47 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 14. Л. 4об.; ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 623. Л. 143.
48 Там же. Д. 17. Л. 5об.
49 Там же. Д. 11. Л. 2.; ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 589. Л. 14-15.
50 Белов В. Указ. соч. С. 76.
^м > например: Горловский М.А., Пятницкий А.Н. Из истории рабочего движения на Урале. Свердловск,
30з/^095^3394 3432^ 1 ^ 1346’ 18°5’ 1933’ ]"0’ ^^ 22°7’ 2Ш’ 2457’ 2522, 2523> 2566’ 2762, 28?4’
53 Дашкевич JI.A. Социальная политика горного ведомства на Урале в первой половине XIX в. // Уральский исторический вестник. № 5-6. Модернизация: факторы, модели развития, последствия изменений. Екатеринбург, 2000. С. 308-309.
54 ГАСО. Ф. 72. Оп. 1. Д. 2818. JI. 2; Голикова С. В. Документ 1786 г. и политика попечительства на частных уральских заводах в XVIII в. // Урал в прошлом и настоящем. Екатеринбург, 1998. С. 230.
55 Мамин-Сибиряк Д.Н. От Урала до Москвы. Путевые заметки // Мамин-Сибиряк Д.Н. Статьи и очерки. С. 54.
56 Дашкевич JI.A. Указ. соч. С. 309.
57 Архангельский И.И. Указ. соч. С. 3.
58 Говорливых 3. Медико-топографический очерк... С. 294; Голикова С.В. Указ. соч. С. 230.
59 Белов В. Исторический очерк уральских заводов. С. 47,75,163.
60 Паллас П.С. Путешествие по разным местам Российского государства. СПб, 1786. Ч. 2. Кн. 1. С. 34,253.
61 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 578. Л. 22-22об.
62 Р-в Я. Очерки Среднего Урала и заводской на нем деятельности // Пермские губернские ведомости. 1854. № 34.
63 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 589. Л. 36.
64 Архангельский И.И. Указ. соч. С. 3.
65 Белов В. Указ. соч. С. 77; Мондей К. Ле Пле в России // Вопросы статистики. 1999. № 12. С. 65-71.
66 Мамин-Сибиряк Д. Н. От Урала до Москвы. С. 53.
67 Попов P.C., Попов М.Я. Материалы для ознакомления с условиями быта горнозаводского населения Урала // Сборник Пермского земства. 1873. Сентябрь-октябрь. С. 779-780; 1874. Январь-апрель. С. 41,66, 87-88,99, 108, 116; 1876. Кн. 4-6. С. 119, 136-137,150,155, 160-161, 166, 172.
68 Ремезов Н. В. Заводские люди и их земли // Из истории феодализма и капитализма в Башкирии. Уфа. 1971. С. 237-238, 248-252.
69 Гаврилов Д. В. Рабочие Урала в период домонополистического капитализма. 1861-1900. М., 1985. С. 136.
70 Там же. С. 192
71 История Урала в период капитализма. М., 1990. С. 119, 125.
EVERYDAY LIFE OF MINERS IN PRE-REVOLUTIONARY URALS
S.W. GOLIKOVA
Institute of History, Archeology and Ethnology Ural Department of Russian Academy of Sciences 56 Rosa Luxemburg Str., Ekaterinburg, 620026 Russia
The article depicts a household of the Ural miners as a focus of their everyday life. The author describes the houses layout, its interior, outdoor constructions, a family as a working unit of household, a system of its income and economical structure before the Great Reform of 1861 and its evolution afterwards. A System of social aid as a form of workers support by ironworks administration is also studied. Significance of paternalism in ¿he mining regions of the Urals is analyzed.
