CC BY
94
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бек, У. Что такое глобализация? Ошибки глобализма — ответы на глобализацию [Текст] / У. Бек; пер. с нем. А. Григорьева, В. Седельника; общ. ред. и послесл. А. Филиппова. — М.: Прогресс-Традиция, 2001.
2. Гаджиев, К. Глобализация социальных и экономических процессов [Текст] / К. Гаджиев. — М.: Логос, 2000.
3. Гидденс, Э. Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь [Текст]: [пер. с англ.] / Э. Гидденс. — М.: Весь мир, 2004.
4. Иванов, Д.В. Эволюция концепции глобализации [Текст] / Д.В. Иванов // Телескоп. — 2002. - № 5.
5. Кузнецов, В.И. Что такое глобализация? [Текст] / В.И. Кузнецов // МЭ и МО. - 1999. -№ 2. - С. 1-4.
6. Першиков, А.Н. Процессы глобализации и их теоретическое осмысление [Электронный ресурс] / А.Н. Першиков, Т.Н. Федорова // CREDO NEW. - СПб., 2007. - Режим доступа: http:// credonew.ru/content/view/362/28/ (дата обращения: 15.03.2011).
7. Проективный философский словарь [Текст] / ТВ. Артемьева, И.П. Смирнов, Э.А. Тропп [и др.]. — 2002.
8. Шумилов, М.М. Концептуальные основы глобализации [Электронный ресурс] / М.М. Шумилов // CREDO NEW — СПб., 2005. — Режим доступа: http://credonew.ru/content/view/459/30/ (дата обращения: 03.04.2011).
9. Энциклопедический словарь экономики и права [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://dic.academic.ru/contents.nsf/dic_economic_law/ (дата обращения: 19.03.2011).
УДК 14:004
В.С. Гриценко
ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО: ВЫРОЖДЕНИЕ ТОВАРНОЙ СТОИМОСТИ
Характеризуя постиндустриальное общество как поздний капитализм, современные марксисты Э. Мандель, А. Негри, Н. Дайер-Визефорд, Ш. Сэйерс, В.В. Орлов и другие, по сути, связывают его с последней стадией перехода от капитализма к социализму. В этом аспекте они противостоят основным разработчикам теорий постиндустриального общества. Если постиндустриалисты, например Р. Хейл-бронер, указывают на снижение напряженности классового конфликта между элитой традиционного индустриального капитализма и возникающими элементами иерархически неорганизованной постиндустриальной структуры, то марксисты скорее согласятся с Э. Тоффлером в том, что Третья индустриальная революция ускоряет «всеобщий кризис индустриализма» и порождает новый тип общества [См. об этом подробнее: 3].
Классик постиндустриализма Д. Белл выделяет в работах Маркса два «построения» (сценария) перехода, ни один из которых, по его
мнению, не осуществился в действительности. «В „Капитале"... К. Маркс начертил основную схему социального развития: структура нового общества, заметил он, а именно обобществленная организация производства, находится полностью готовой во чреве старого; она отражает усиливающееся противоречие между обобществленным характером промышленности и „закованным в кандалы способом производства", созданным „монополией капитала"; происходит поляризация социума, уменьшается число магнатов капитала, и неуклонно возрастает численность пролетариата; характер нового общества становится несовместимым с капиталистической формой старого, в конце концов „его оболочка разлетается на куски", и наступает эпоха социализма. Метафора является биологической, процесс выглядит имманентным, траектория развития - односторонней.
И события, конечно, не развернулись подобным образом» [1, с. 72-73]. Мы согласимся с Беллом лишь отчасти. Если принять во внима-
ние «самую вопиющую экономическую проблему нашего времени» [14, с. 1] — колоссальный рост неравенства в мировом масштабе, «первый сценарий» Маркса перестает выглядеть столь нереальным. Концентрация капитала также возросла до невероятных размеров. «Сегодня насчитывается 35 тысяч транснациональных корпораций, но правит бал какая-нибудь сотня их, а то и того меньше. По оценкам журнала „Экономист", 5 крупнейших ТНК контролируют более половины мирового производства товаров длительного пользования, самолетов, электронного оборудования, автомобилей и другой продукции. Шесть промышленных гигантов обеспечивают три четверти добываемой в мире нефти и 95 % железной руды. Особенно значительна степень концентрации в отраслях, связанных с информационными технологиями. Например, 2-3 компании практически контролируют международную сеть телекоммуникаций» [12, с. 13].
Белл утверждает, что основным для Марк-сова анализа является допущение «чистой формы», анализ, построенный на модели «чистого капитализма». Однако, как показано В.В. Орловым, Белл абсолютизирует прием идеализации, применяемый Марксом в первом томе (товары продаются по стоимости и др.). Эти допущения «касаются не общей трактовки Марксом путей перехода от капитализма к социализму, а лишь первого тома, во втором и в третьем томах эти упрощения снимаются. Поэтому утверждение Белла... основано на явном игнорировании действительной логики построения „Капитала"» [7, с. 199].
«Второй сценарий» связан, по Беллу, с появлением «нового» среднего класса управляющих, «белых воротничков» из числа рабочих. К тому времени, как Маркс начал писать третий том «Капитала», в обществе произошли три крупных структурных изменения: 1) с ростом банковской системы накопление капитала стало зависеть от накоплений общества в целом; 2) в результате революционного переворота, вызванного появлением корпораций, произошло отделение собственности от менеджмента, что повлекло за собой возникновение в обществе новой профессиональной категории («рабочей силы по управлению»); 3) расширение банковской и кредитной системы, а также развитие корпораций привели к увеличению
численности вспомогательного персонала и объема работы для «белых воротничков». По мнению Белла, Маркс не смог правильно оценить новые тенденции капитализма и остался верен своей позиции, что капитализм должен потерпеть крах вследствие заложенных внутри системы экономических противоречий. В связи с этим В.В. Орлов замечает, что Белл довольно поверхностно изложил Марксову концепцию перехода от капитализма к социализму, и предлагает рассмотреть третий, основной, сценарий.
Как показано, объяснительные и предсказательные возможности теории постиндустриального общества определяются уровнем анализа основного источника развития общества — труда, — в ней представленного [См.: 7]. Рассматривая современное общество как совокупность новых тенденций, а труд как профессию, постиндустриалисты не воспользовались фундаментальными понятиями конкретного и абстрактного труда, открытыми Марксом. Они также обошли вниманием явления стоимости, товара, собственности, без которых анализ остается простой регистрацией феноменов. Но поскольку указанные явления объективно лежат в основе экономических закономерностей и общественного прогресса в целом, они явно «просвечивают» сквозь подмеченные постин-дустриалистами черты нового общества.
Линия Марксова анализа идет от категорий конкретного и абстрактного труда, потребительной и меновой стоимости к открытию им процесса превращения законов товарного производства в законы капиталистического присвоения. В частности, закон обмена учитывает только количественную сторону сделки — меновые стоимости, отрывая их от качественной стороны — потребительных стоимостей. Зарождающийся таким образом закон неэквивалентного обмена в полной мере проявил себя только сегодня.
Наиболее ярко отрыв стоимости от потребительной стоимости выражается в опасной тенденции обособления и даже отрыва финансовой сферы от производства. Невиданный масштаб глобализации этой сферы в условиях «хрупкости и бесконтрольности мировых механизмов регулирования экономики» порождает возможность сокрушительного кризиса современного капитализма, который может стать его концом [См.: 9].
Глубокий смысл «кембриджского уравнения» А. Пигу отражает отношение совокупности всех денежных единиц, находящихся в обращении, к общей стоимости всех товаров, находящихся в обращении, которое должно быть постоянной величиной, равной денежному эталону стоимости. При изменении общей товарной массы размеры денежной массы должны корректироваться таким образом, чтобы их соотношение не изменялось. Сегодня к сформулированному в начале XX века уравнению нужно сделать лишь небольшую поправку на имеющийся объем инвестиций, т. е. от общей суммы денег, находящихся в обращении, следует вычесть общий размер инвестиций, направленных в реальный сектор экономики. А.В. Рыбаков показывает, что в XX веке экономические кризисы в значительной мере были связаны с наличием избыточной массы денег — торговля не успевала за производством [8]. Глава чикагской школы монетаризма М. Фридман пытался решить эту проблему с помощью отмены Бреттон-Вудской системы и введения плавающих курсов валют, однако вопреки его предсказаниям уровень мировой торговли не вырос в два раза. Рыбаков говорит о мировых войнах и гонке вооружений как об эффективном способе «сжигания лишних денег», правда, больше напоминающим древний способ лечения больного кровопусканием.
В 2008 году мировой ВВП составил 62,25 трлн долларов, в том числе ВВП США — 14,29 трлн долларов, а лишних денег оказалось порядка 350 трлн долларов [Там же]. Значительный толчок кризису дал и дефицит торгового баланса США. Однако, по мнению А.В. Рыбакова, основная причина кризисов — в самой природе капитала как самовозрастающей прибыли, которая накапливается в огромных объемах. «Если ВВП США... в прошлом году составил 14,29 трлн долларов, то консолидированная прибыль — 1,5 трлн долларов. Это только задекларировано. По экспертным оценкам, реальный суммарный доход США за 2008 год как минимум вдвое больше, т. е. составляет где-то около 3 трлн долларов. Можно также утверждать, что в США каждый год прибыль растет примерно на 20 %. Еще один факт. Услуги в США растут в среднем на 5 %, а товарное производство лишь на 1 % в год» [Там же]. Все больше углубляется разрыв между стоимостью това-
ров и общей суммой денег. Рыбаков отмечает, что если сравнить годовые объемы товарного производства в США с реальными доходами, то станет понятной схема накопления огромных запасов денег. Доллары США в этой схеме, по его мнению, такой же товар, только чрезвычайно прибыльный и «очень ликвидный». Поэтому попытка «Большой Двадцатки» — группы министров финансов и глав центральных банков, представляющих 20 крупнейших экономик мира, а особенно правительства США, выйти из кризиса путем выделения денег на поддержку банковской системы метко определена Рыбаковым как попытка тушить пожар бензином.
Но многократное превышение денежной массой объемов реального производства — не единственный симптом отрыва стоимости от потребительной стоимости. О нем свидетельствуют такие явления, как, например, goodwill, или ценные бумаги, не имеющие реального физического наполнения и не привязанные к материальному производству, искусственно раздутые котировки акций, валютные спекуляции и пр. Особо выделим так называемые «фантомные деньги» и виртуальные деньги. «Фантомные деньги» — это кредитные деньги, выпускаемые частными банками, имеющими лицензию на эмиссию. Так, в 1990-х годах Американская резервная система печатала лишь 8 % находящихся в обороте долларов, остальная масса денег эмитировалась частными банками. «Однако при этом процент резервного обеспечения выпущенных в банках кредитных денег весьма низок — порядка 3-4 %. Так возникает масса «фантомных денег», которые, в случае затребования их кредиторами (или вкладчиками), не могут быть выплачены. Может ли возникнуть такая ситуация массового затребования?» [12, с. 14]. Если данная ситуация случится и финансовый коллапс произойдет, он намного затмит времена Великой депрессии, считает В.Г. Хорос.
От «фантомных денег» следует отличать виртуальные деньги. Чаще всего понятие виртуальных денег используется как синоним электронных денег — денежных обязательств эмитента в электронном виде, которые находятся на электронном носителе в распоряжении пользователя [4, ст. 1]. Такие денежные обязательства соответствуют следующим трем критериям: они фиксируются и хранятся на электронном носителе; выпускаются эмитентом при получении от
иных лиц денежных средств в объеме не меньшем, чем эмитированная денежная стоимость; принимаются как средство платежа другими (помимо эмитента) организациями. Однако в литературе встречается и более широкое понимание. А.В. Бузгалин и А.И. Колганов связывают виртуальные деньги с фиктивным капиталом и превратным сектором экономики. Так, до 80 % трансакций, обслуживаемых деньгами, связано с движением не товаров и услуг, а фиктивного капитала, денежных агрегатов и суррогатов [2, с. 142]. Имеющий информационные технологии в качестве своей материальной базы и корпоративно-сетевой рынок в качестве пространства «обитания», виртуальный капитал сегодня не только оторвался от реального и вырвался на простор финансовых спекуляций, но и стал определять место и роль реальных денег. «Виртуальность денег в данном случае означает их вероятностное, неустойчивое, случайное бытие» [Там же. С. 143].
Деньги становятся виртуальными и по своей технологической природе, и по социальной форме. Из всеобщего эквивалента, сращенного с устойчивой натуральной формой, они превращаются в «аморфную совокупность продуктов жизнедеятельности виртуального капитала». Деньги играют роль меры стоимости, средства обмена и накопления лишь вероятностно. В отличие от фиктивного капитала XIX века современный виртуальный капитал является глобальной виртуальной сетью, единой во всех своих звеньях, функционирующей по определению стихийно и потому неподконтрольной национальным и наднациональным структурам. Он приватизирован ограниченным кругом частных лиц, но при этом и им не подконтролен; играет роль неоденег - универсального регулятора и всеобщего эквивалента на корпоративно-сетевом рынке, роль «сети сетей», делая систему цен, трансакций, сбережений и пр. зависимой от себя. Как следствие, виртуальный капитал обладает качеством виртуального же самовозрастания. Именно в форме виртуального капитал достигает наконец своего «идеала» - уничтожения пространства с помощью наивысшей скорости обращения и, как было показано Марксом, приближает этим свой неизбежный конец.
Описанные явления, иллюстрирующие процессы отделения стоимости от потреби-
тельной стоимости, выражают глубинные архитектонические сдвиги, совершающиеся в самой сущности общества. В наше время происходит предсказанное еще Марксом вырождение товарного стоимостного отношения. Маркс заметил этот ставший сегодня масштабным процесс по некоторым его проявлениям: разрушению значительной части капитала в период кризисов, отрицанию капитала на его собственной основе в виде акционерных обществ и непосредственно - в форме кооперативных фабрик рабочих, вырождению непосредственной зависимости произведенного богатства от рабочего времени и количества затраченного труда как субстанции стоимости.
«...Полагание общественного труда в форме противоположности капитала и наемного труда представляет собой последнюю ступень развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства» [6, с. 212-213]. Труд в его непосредственной форме перестает быть источником богатства, рабочее время -мерой богатства, а следовательно, меновая стоимость - мерой потребительной стоимости. О вырождении товарной стоимости говорит также стремительное сокращение времени производства и времени обращения («бизнес со скоростью мысли», по Б. Гейтсу). Вырождение стоимостного отношения приводит к существенным сдвигам в жизни общества - поскольку прибавочный труд возрастает настолько, что капитал оказывается не в силах его реализовать, рабочие массы должны сами присваивать себе свой прибавочный труд, а значит, их свободное время перестанет существовать в антагонистической для них форме. Вырождение стоимости фактически подмечено и представителями теорий постиндустриального общества [См.: 1, 5, 7].
«Этот процесс вырождения стоимостного отношения, стоимости как субстанции товарного производства, капитала как субстанции капитализма и составляет третий и главный, глубинный сценарий перехода от капитализма к коммунистической формации... Этот действительный сценарий... составляет внутреннее содержание и глубинный смысл „первого" и „второго" сценариев» [7, с. 212]. Как отметили теоретики разных направлений (С. Ароновиц и В.Д. Фазио в книге «Безработное будущее», Ж. Ривкин в «Конце работы», Б. Шерман и
Ф. Жадкинс в «Праве на работу»), «мы являемся сегодня наблюдателями предсказанного Марксом вытеснения живого труда машинами и фатального крушения стоимостного отношения» [13]. Только в связи с фундаментальным процессом вырождения стоимостного отношения становится понятен полный смысл положения Маркса о том, что за пределами известного пункта развитие производительных сил становится для капитала преградой; следовательно, капиталистические отношения становятся преградой для развития производительных сил труда.
Однако, поскольку субстанцией стоимости является труд, размывание стоимостного отношения должно быть порождено столь же масштабными архитектоническими сдвигами в характере труда. Действительно, появление всеобщего (научного, в смысле онаученного, высоко насыщенного наукой) труда, первой формой которого выступает автоматизированный труд, знаменует собой разрушение пропорциональности вещественного и стоимостного богатства, потребительной стоимости и стоимости, поскольку размеры материального богатства перестают зависеть от порций абстрактного (усредненного) труда, измеряемого необходимым рабочим временем.
Существенные изменения в характере труда, на уровне явления, были отмечены и постиндустриалистами. Исследуя профессиональный план, они предсказывают резкое изменение трудовых отношений, управления персоналом, трудового законодательства и рынка труда. Э. Тоффлер и Х. Тоффлер замечают: «Такое глубинное основание экономики, как труд, меняется гораздо радикальнее, чем когда-либо прежде со времен индустриальной революции» [11, с. 46]. Они указывают на большие трудности интеграции современного сложного высокоспециализированного труда, особенно в рамках инновационно-конкурентной экономики. «Инновации, приводящие к прорыву в отрасли, часто оказываются результатом создания временной группы, в которой объединяются специалисты самых разных специальностей, способные выходить за границы между отдельными дисциплинами» [Там же. С. 47]. По сути, отсюда следует, что в труде происходят революционные процессы, изоморфные тенденциям развития современной науки: диалектизации и интеграции науки, междисциплинарному движению с
целью выработки общей теории развития — общей теории систем, кибернетики, синергетики и пр. На первый взгляд может показаться, что огромная роль ультраспециализации научных исследований, их последующей интеграции и, особенно, системного и междисциплинарного подхода определяет характер труда. Признание науки (духовной по содержанию сферы) определяющим фактором развития современного общества вообще весьма характерно для теоретиков постиндустриализма. К примеру, Э. Тоф-флер пишет: «Сегодня важнейшим в развитии экономики стало возвышение новой системы создания материальных ценностей, основанной уже не на мускульной силе, но на силе интеллекта» [10, с. 29].
Однако уже в «Экономических рукописях», говоря о коллапсе античного и феодального обществ, Маркс отмечал, что одного развития науки, т. е. наиболее основательной формы богатства, было бы достаточно для разложения этих обществ. «Но развитие науки, этого идеального и вместе с тем практического богатства, является лишь одной из сторон, одной из форм, в которых выступает развитие производительных сил человека, т. е. развитие богатства.
Если рассматривать вопрос идеально, то разложения определенной формы сознания было бы достаточно, чтобы убить целую эпоху. Реально же этот предел сознания соответствует определенной ступени развития материальных производительных сил, а поэтому — богатства. Разумеется, развитие имело место не только на старом базисе, но являлось развитием самого этого базиса» [6, с. 33].
Всеобщий труд как новая историческая форма труда и реальный базис нового общества представляет собой применение знаний, материально творческую и предметно воплощающуюся науку. Технологической характеристикой этого труда служит его определение как автоматизированного труда, в котором человек из непосредственного участника производственного процесса превращается в его контролера и регулировщика. В глубинном философском аспекте всеобщий труд характеризуется как проявление всеобщих творческих сущностных сил человека, а главным источником общественного богатства становится вовлечение в производство все более мощных, глубоких и масштабных сил природы.
Первой предпосылкой истории, по Марксу, являются живые человеческие индивиды. Его социально-философская и экономическая парадигма основывается на действительно схваченной субстанции общества - родовой и индивидуальной человеческой сущности. Последовательное развертывание человеческой сущности как производства человеком самого себя, другого человека и условий существования - вглубь и вовне себя воплощается в едином закономерном историческом процессе, поступательной смене формаций. Субстанциальная концепция конкретизируется через трудовую парадигму, рассматривающую материальный труд, важнейшую сущностную силу человека, как в конечном счете определяющий фактор развития общества.
Чтобы иметь возможность думать, творить, производить, человек должен сначала жить, т. е. иметь необходимые простейшие средства существования - еду, питье, одежду, жилище и пр., которые он в отличие от животных не находит готовыми в природе, а вынужден создавать сам. Труд выступает как осознанная деятельность, но сознание несубстанциально, так как, будучи высшей формой отражения, оно нуждается в материальном субстрате-носителе этого свойства и в материальной реальности, которую можно отражать. Индивидуальное сознание, будучи «заброшенным в мир», всегда оказывается в определенных предзаданных ему условиях, выбирать которые не может. Общественное сознание никогда не охватывает эти условия и их последствия целиком, поскольку представленная материальными отношениями их часть складывается, не проходя через сознание каждого индивида. Однако труд определяет общественную жизнь лишь в конечном счете; в ближайшем же, непосредственном плане каждый человек руко-
водствуется определенными мыслями, совершая каждый свой поступок. Поэтому мощная философская абстракция материального труда подразумевает два плана. В широком смысле понятие материального труда включает также систему производственных, экономических отношений, важнейшим из которых является собственность. С этих позиций параллель коллективный труд - коллективная собственность (первобытное общество); частный труд - частная собственность (рабовладение, феодализм, капитализм) логично приводит к заключению: всеобщий труд - общественная собственность. Эта тенденция уже достаточно проявилась в возрастании размеров и роли государственной собственности в развитых постиндустриальных странах - до 42-45 % во Франции и Германии, 65 % в Швеции и Австрии, 70 % в Финляндии [7, с. 230].
Кроме того, наивно было бы думать, что постановка под контроль всеобщего труда мощнейших сил природы (в ближайшем будущем это, очевидно, космические проекты и освоение глубокого микромира) может происходить в условиях господства частной собственности. Особую роль в этой связи играет высшая форма, квинтэссенция, всеобщего труда - компьютерный труд. Порождаемые им социальные последствия, которые получат широкое развитие в обозримом будущем: развитие непосредственно общественного характера труда, необходимость компьютеризированного стратегического планирования, ведущая роль информационно-коммуникационных технологий и фундаментальных и прикладных наук в развитии общества и др., - требуют крупной общественной собственности для полной реализации своего потенциала.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Белл, Д. Грядущее постиндустриальное общество [Текст] / Д. Белл. — М.: Academia, 1999. — 956 с.
2. Бузгалин, А.В. Капитал XXI века. К теории корпоративного капитала постиндустриальной эпохи [Текст] / А.В. Бузгалин, А.И. Колганов // Постиндустриальный мир и Россия. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. - С. 136-156.
3. Гриценко, В.С. Теория постиндустриального общества в современной зарубежной науке [Текст]: матер. к курсам соц. философии и философии эко-
номики / В.С. Гриценко. - Пермь: Изд-во ПГУ, 2010. - 204 с.
4. Директива 2000/46/ЕС Европейского парламента и Совета ЕС [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://eurlex.europa.eu/LexUriServ/ LexUriServ.do?uri=CELEX:32000L0046:EN:HTML (дата обращения: 07.11.2010).
5. Иноземцев, В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы [Текст] / В.Л. Иноземцев. - М.: Логос, 2000. - 304 с.
6. Маркс, К. Экономические рукописи 1857—1859 п. [Текст] / К. Маркс //К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. — 2-е изд. - Т. 46, ч. 2. - 618 с.
7. Орлов, В.В. Философия экономики [Текст] / В.В. Орлов, Т.С. Васильева. — Пермь: Изд-во ПГУ, 2006. — 266 с.
8. Рыбаков, А.В. Мировой экономический кризис: причины мнимые и реальные [Электронный ресурс] / А.В. Рыбаков. — Режим доступа: http://www.mai.ru/ events/sfira/articles/sec2/rybakov.doс (дата обращения: 22.11.2010).
9. Сорос, Дж. Кризис мирового капитализма [Текст] / Дж. Сорос. — М., 1999. — 262 с.
10. Тоффлер, Э. Метаморфозы власти [Текст] / Э. Тоффлер. — М.: АСТ, 2001. — 669 с.
11. Он же. Революционное богатство [Текст] / Э. Тоффлер, Х. Тоффлер. - М.: АСТ : АСТ МОСКВА, 2008. - 569 с.
12. Хорос, В.Г. Постиндустриальный мир — ожидания и реальность (к постановке проблемы) [Текст] / В.Г. Хорос // Постиндустриальный мир и Россия. — М.: Эдиториал УРСС, 2001. — С. 10—24.
13. Dyer-Witheford, N. Cyber-Marx: Cycles and Circuits of Struggle in High Technology Capitalism [Electronic resource] / N. Dyer-Witheford. — Режим доступа: http:// www.fims.uwo.ca/people/faculty/ dyerwitheford/index.htm (дата обращения: 14.07.2009).
14. Greig, A. Challenging global inequality: development theory and practice in the 21 century [Text] / A. Greig, D. Hulme, M. Turner. — L.; N. Y; Canberra, 2007. — 296 р.
УДК 323.2:004
Т.С. Тараканова
ОСОБЕННОСТИ ИНФОРМАЦИОННО-КОММУНИКАЦИОННЫХ ТЕХНОЛОГИИ В КОНЦЕПЦИИ ДЕЛИБЕРАТИВНОЙ ДЕМОКРАТИИ
Современная политика не может существовать вне коммуникативного поля, тем более быть эффективной. Быть услышанным и понятым — значит получить поддержку электората.
Во второй половине XX века произошли решающие преобразования в формах и методах политической коммуникации. В послевоенное время средства массовой информации, и в частности телевидение, предоставляли политическую информацию общественности, которая была более однородна и восприимчива. В современном обществе путей (каналов) политического общения стало больше вследствие увеличения фрагментированной аудитории, становящейся с каждым годом все разнообразнее, сложнее и требовательнее [3].
С появлением новых способов и средств связи потребовалось, помимо прочего, ускорение в новостных циклах наряду с соответствующим сокращением журналистских сроков обработки и подготовки информации. Кроме того, современные информационные и коммуникационные технологии создали глобальный охват, придавший новую форму, характер и динамику политическим и культурным процессам. В данной статье мы рассмотрим различные направления использования интернет-техно-
логий в политико-коммуникативной сфере и попытаемся выделить все возможные положительные моменты их применения.
В связи с появлением сети Интернет в сфере политических коммуникаций сложилась качественно новая ситуация. С развитием информационно-коммуникационных технологий расширилась возможность демократизации процесса согласования политических решений путем включения в него различных слоев населения. Этот сдвиг в политической коммуникации несет глубокие политические и социологические изменения, такие как:
• улучшение жизни наименее привилегированных и наиболее нуждающихся слоев населения, т. е. миллионов людей во всем мире;
• облегчение доступа к услугам здравоохранения и образования;
• сохранение и распределение ресурсов;
• расширение участия населения в процессах принятия решений [2].
Особое значение имеет тот факт, что властные отношения между ключевыми акторами — поставщиками сообщения и приемниками — трансформируются, а вслед за ними трансформируется и сама политическая журналистика.
