CC BY
82
А. А. Демичев*
ПОРЕФОРМЕННЫЙ СУД В ПРАВОСОЗНАНИИ РОССИЙСКИХ ПОДДАННЫХ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЮРИДИЧЕСКИХ АНЕКДОТОВ)
Общеизвестным является факт, что Великие реформы 60-70-х гг. XIX в., в том числе и судебная реформа 1864 г., радикальнейшим образом изменили Россию. Реформы Александра II привели к трансформации не только социального и экономического строя страны, но и оказали серьезное воздействие на менталитет российских подданных, а также на такую важную его составляющую, как правосознание.
Если изучение социально-экономического строя и правовой системы общества происходит на основе анализа различного рода документальных источников (законодательно-нормативных, статистических, делопроизводственных и пр.), то изучение правосознания требует другой эмпирической базы. Особенности правосознания, его динамику можно выявить, исследуя периодическую печать, документы личного происхождения (дневники, мемуары, письма), художественную литературу и фольклор. Специфической разновидностью фольклора является анекдот. Однако до настоящего времени в юридической и исторической литературе дореволюционный анекдот не рассматривался в качестве источника изучения правосознания населения страны.
Конечно, такое комплексное и многоаспектное явление как правосознание невозможно рассмотреть в рамках одной статьи. Но это и не входит в наш замысел. Целью данного исследования является изучение на основе анализа дореволюционного юридического анекдота образа пореформенного суда в правосознании подданных Российской империи.
Следует отметить, что понятие «анекдот» имеет не только современное толкование — в смысле короткого смешного рассказа, но и другие значения. Так, в XIX в. академик А. В. Никитенко писал, что анекдотом можно считать: «1) краткий рассказ какого-нибудь происшествия, замечательного по своей необычайности, новости или неожиданности и проч.; 2) любопытную черту в характере или жизни
* Доктор юридических наук, профессор, начальник кафедры гражданского процесса, трудового и экологического права Нижегородской академии МВД России.
известного исторического лица и 3) случай, подавший повод к остроумному замечанию или изречению».1
В таком смысле, как указано выше, анекдот получил распространение уже в XVШ веке. Некоторые ученые полагают, что анекдот, как особый жанр, имел место даже во времена античности.2 На наш взгляд, применительно к тем временам можно говорить лишь о прототипах, отдаленных аналогах анекдота. Что касается анекдота в его современном обыденном понимании (как короткого смешного рассказа), то он, по нашему мнению, появляется в России с 1860-х гг. И его возникновение связано со сдвигами, произошедшими в массовом сознании в связи с Великими реформами Александра II. В первую очередь, конечно, с крестьянской реформой, приведшей к изменению общественного строя, системы социальных взаимоотношений и повлекшей за собой целый комплекс взаимосвязанных преобразований.
Говорить о возникновении собственно юридического анекдота можно только применительно ко времени начиная со второй половины 60-х гг. XIX века, когда началась практическая реализация судебной реформы 1864 г. Конечно, анекдоты юридической тематики имели место и в более ранний период, но вести речь о жанре юридического анекдота можно, по нашему мнению, только с пореформенного периода. До 60-х гг. XIX в. отношение населения к суду, судебной власти, правосудию было в целом негативным. Это было связано со сложностью дореформенной судебной системы, ее сословным характером, господствовавшим инквизиционным процессом и теорией формальных доказательств, формализмом и канцелярской тайной, волокитой, отсутствием гласности и публичности, ограниченностью доступа населения к правосудию и, как следствием всего этого, царящими в российских судах взяточничеством и произволом. Непривилегированное население стремилось как можно меньше контактировать с представителями судейской корпорации. По этой причине на уровне фольклора судебная тематика не нашла отражения в таком жанре как анекдот — при боязни идти в суд, при получении в этом государственном учреждении только отрицательных эмоций, при отсутствии публичности и гласности, не было и речи о распространении среди населения каких-либо смешных, забавных историй на эту тему. Если же такие истории вообще имели место, то они не становились достоянием общественности. Таким образом, и право, и
1 Никитенко А. В. Анекдот: Энциклопедический лексикон. СПб., 1835. Т. 2. С. 203.
2 См. напр.: Никанорова Е. К. Исторический анекдот в русской литературе XVIII века: Анекдоты о Петре Великом. Новосибирск, 2001. С. 27.
судебная система являлись не средством достижения консенсуса власти и общества, а средством усугубления конфликта между этими субъектами отношений. Недоверие к суду было одним из элементов российского правосознания до судебной реформы 1864 года. Отношение населения к дореформенному судоустройству и судопроизводству нашло четкое, причем ярко выраженное негативное отражение в пласте русских поговорок и пословиц:
В суд ногой — в карман рукой.
Перед богом ставь свечку, а перед судьей — мешок!
С кого судья взял, тот и прав стал.
Когда судью подаришь, то всех победишь.
Дари судью, так не посадят в тюрьму.
Дарами и праведного судью к неправде приведешь.
Мздою, что уздою, обратишь судью в твою волю.
Перед судом все равны: все без окупа виноваты.
Судьи за деньги страх Божий забыли — стараются, чтобы виноватые правы были.
Утиного зоба не накормишь, судейского кармана не наполнишь.
Скорее дело вершишь, коли судью подаришь.
С сильным не борись, с богатым не тяжись.
В суде убогий с богатым, хоть и прав, бывает виноватым.3
К этому перечню следует еще добавить «Суд, что паутина: шмель проскочит, а муха вязнет», а также знаменитое «От сумы да тюрьмы не зарекайся».
Появление юридического анекдота как массового фольклорного явления в пореформенный период свидетельствует о мощных сдвигах, произошедших в правосознании российских подданных. До нас дошли десятки дореволюционных анекдотов, посвященных судебной тематике. Их анализ позволяет выявить отношение к суду и правосудию подданных Российской империи во второй половине XIX века.
Сам факт существования комплекса анекдотов, где речь идет о суде, судьях, процессах, свидетельствует, что в правосознании населения этот государственный орган стал отражаться несколько иначе, чем до реформы 1864 г. Суд стал восприниматься не как экстраординарное (причем со знаком «минус»), а как нормальное явление, часть общественной жизни.
В результате судебной реформы суд стал всесословным, население
3 См.: Юридические пословицы и поговорки русского народа. М., 1885. С. 25-26.
получило доступ к правосудию: туда приходили за восстановлением справедливости, защитой своих нарушенных прав, в качестве присяжных заседателей и, наконец, просто, как зрители — процессы стали открытыми, публичными, гласными, нередко они находили отражение и на страницах периодической печати.
Юридический анекдот дает нам возможность увидеть, что в правосознании российских подданных происходит перелом.
Во-первых, в правосознание входит знание о суде, а также о формах суда, состязательности уголовного и гражданского процесса. Сохранились дореволюционные анекдоты, посвященные мировому суду и суду присяжных. Во многих анекдотах четко прослеживаются такие принципы судебной реформы 1864 г. как доступность правосудия, всесословность, публичность судоговорения и состязательность сторон. В ряде анекдотов главными персонажами являются представители прокуратуры и адвокатуры. Последняя, кстати, появилась в России только в результате судебной реформы, а прокуратура была значительно трансформирована.
Во-вторых, меняется отношение к суду. От общенегативного оно переходит в дифференцированное — правосознание отразило и негативные и, что является новым, позитивные моменты в функционировании института судебной власти.
Следует отметить, что знания, нашедшие отражения в анекдотах о суде, были как истинными, так и ошибочными, также нередко они были далеко не полными.
Например, в анекдотах отразились сведения о наличии «общих судебных мест» и мировых судов. В реальности «общие судебные места» состояли из окружных судов (гражданское судопроизводство осуществлялось здесь исключительно коронными, профессиональными судьями, а уголовное производство — как коронными судьями, так и судом с участием присяжных заседателей), судебных палат (судопроизводство осуществлялось как коронными судьями, так и судом с участием сословных представителей, в редких случаях — судом присяжных) и кассационных департаментов Сената. На уровне правосознания отражение нашла лишь первая судебная инстанция — окружные суды. Так, некоторые анекдоты начинаются фразой: «В окружном суде разбирается дело мальчика, обвиненного в краже...» или «Член окружного суда...». Таким образом, мы получаем прямое подтверждение тому, что рассказчики анекдотов знали о существовании окружных судов. Однако пореформенных анекдотов, где
упоминались бы судебные палаты и Сенат, нами не обнаружено.
Во многом схожа ситуация и с мировыми судами. В реальности мировая юстиция включала в себя две инстанции — мирового судью (причем судьи были участковые и почетные) и съезд мировых судей, но анекдоты отразили лишь наличие первой инстанции — единоличного мирового судьи.
Мировые судьи разбирали незначительные уголовные и гражданские дела. Именно к мировым судьям и обращалось население чаще всего за защитой своих нарушенных прав.
Почетный мировой судья вел разбирательство тем же порядком, что и участковый, обладал теми же правами и исполнял те же обязанности. Однако отличия в статусе двух категорий мировых судей состояло в том, что должность почетного мирового судьи носила невознаграждаемый, общественный характер. Должность почетного мирового судьи, по замыслу авторов Судебной реформы 1864 г., создавалась «для облегчения исполнения многочисленных обязанностей участкового мирового судьи и, в особенности, для того, чтобы лица, заслуживающие полного доверия и уважения, не лишались возможности содействовать охране порядка и спокойствия, не оставляя своей основной службы».4
Почетный мировой судья, в отличие от участкового, одновременно мог занимать любые должности по государственной и общественной службе. Исключение составляли должности прокуроров, их товарищей, чиновников казенных управлений и полиции, должности волостного старшины. Также почетные мировые судьи выполняли вспомогательно-страхующую функцию: если по каким-то причинам участковых мировых судей не хватало, то почетные мировые судьи могли приглашаться для выполнения их функций.
Сказанное выше относилось к замыслу реформаторов. Но на практике вышло все несколько иначе. Так, Н. Н. Трофимова, изучая архивные материалы, пришла к выводу: «анализ правового положения почетных мировых судей показал, что они были лишним элементом в мировой юстиции. Практическая значимость почетных мировых судей была значительно ниже, чем участковых. Они не стали близким и доступным органом правосудия для населения в силу, во-первых, сложности процедуры обращения к почетным мировым судьям за помощью из-за того, что они в основном находились по месту своей основной службы, а не в своем участке, и, во-вторых, из-за
4 Российское законодательство X-XX веков. Т. 8. Судебная реформа / Отв. ред. Б. В. Виленский. М., 1991. С. 87.
отсутствия к ним доверия среди простого населения».
Нам известен только один анекдот, где в качестве действующего лица выступает почетный мировой судья.
«Почетный мировой судья М. за время нахождения в должности разобрал одно дело и притом довольно оригинальным образом, лишившим его охоты продолжать эту мирную деятельность. Дело заключалось в том, что петух мещанина Огурцова перелетел во двор мещанина Арбузова и был последним пойман, зарезан и съеден. Арбузов отрицал тот факт, отказывался от уплаты за петуха и таким образом, по жалобе Огурцова, судья М. должен был разобрать это дело.
Тяжущиеся явились своевременно, и М. направил все свое красноречие на то, чтобы окончить дело миром. Однако это не удалось ему. Что было делать, доказательства того и другого казались ему одинаково убедительными, в смущении вертелся он на стуле и грыз перо. Вдруг лицо его радостно просияло, и он обратился к истцу с вопросом:
- Что стоил петух?
- По крайней мере целковый, — было ответом.
- Ну, — сказал М., — я заплачу вам убыток сам, довольны ли вы
этим?
- Нет! — единогласно вскричали тяжущиеся, — а кто же заплатит судебные издержки?
Озадаченный М. жалобно посмотрел на своих мучителей и наконец робко сказал:
- Ну, хорошо, я заплачу и судебные издержки, но теперь дело кончено, идите, друзья мои!
- Постойте, — возразили тяжущиеся, — мы шли сюда издалека и потеряли по целому дню рабочего времени, это стоит не меньше полтины на человека, и если нам этого не заплатят, мы не можем кончить дело миром!
Что было делать несчастному М.? Он заплатил за петуха, судебные издержки и за потерянное тяжущимися время, но в тот же день подал просьбу об увольнении, которая и была вскоре уважена».5
Отметим в приведенном анекдоте два принципиальных момента: фактографический и аксиологический. Первый состоит в том, что подтверждается существование института почетного мирового судьи, что почетный мировой судья стремился, как это и предполагалось законом, свести
5 Антология юридического анекдота / Сост. В. М. Баранов, П. П. Баранов. Ростов н/Д., 1998. С. 17.
дело к миру. Но самое главное здесь — указание на то, что почетный мировой судья рассмотрел всего одно дело. Действительно, почетные мировые судьи рассматривали на практике очень немного дел. В официальном Отчете Министерства юстиции за 1867 г. отмечалось, что население предпочитает обращаться за помощью именно к участковым мировым судьям.6
Что касается аксиологического аспекта, то он проявляется в том, что отношение к герою анекдота — горе-судье, весьма ироничное. А вот образ участкового мирового судьи — вполне положительный. При этом акцент делается на остроумие судей.
«У мирового судьи в качестве свидетельниц две барышни. Младшая, на вопрос судьи о ее летах, отвечает совершенно спокойно, что ей 28 лет; вторая, старая, высохшая дева, объясняет, после долгого жеманства, что ей 25 лет.
- Очень хорошо, — говорит судья и затем обращается к письмоводителю со словами, — не перепутайте, Алексей Федорович, запомните, что старшая из свидетельниц — младшая».7
До нас дошло даже несколько персонифицированных анекдотов. Их героем является Александр Иванович Трофимов — мировой судья 3-го участка Санкт-Петербурга. Приведем несколько примеров.
«Во время заседания в камере мирового судьи Трофимова какой-то мужичок, сидя на второй скамейке, заснул, храп раздался по всей камере.
- Эй, почтенный! — сказал Трофимов, — вставай. Один из слушателей, рядом сидевший с мужиком, двинул его в бок.
- Ааась? — произносит мужик, очнувшись.
- Не спи, — говорит ему судья, — ведь ты не в итальянской опере».8
«Александр Иванович собирался выйти из канцелярии в камеру и
начать разбор, тут к нему подскочил какой-то частный поверенный:
- Господин судья, будьте так добры, разберите дело Подметкина и Оглоблевой первым!
- Что же это Вы так торопитесь?
- Ах, да это такое несчастное дело! Я не рад, что и взялся-то за него... То одна сторона откладывает, то другая. семь месяцев тянется, а все не может разрешиться!
- Какой же Вы, однако, нетерпеливый! Ну, что стоит Вам подождать
6 См.: Отчет Министерства юстиции за 1867 год. СПб., 1868. С. 15.
7 Антология юридического анекдота. С. 32.
8 Там же. С. 18-19.
еще два месяца. Тогда будет девять месяцев — как раз срок правильного разрешения от бремени».9
От мировых судов вернемся к судам окружным. В анекдотах, им посвященным, также имеются фактические ошибки.
«Старушка украла жестяной чайник стоимостью дешевле пятидесяти копеек. Она была потомственная почетная гражданка и, как лицо привилегированного сословия, подлежала суду присяжных. Защитником старушки выступил Плевако. Прокурор решил заранее парализовать влияние защитительной речи Плевако и сам высказал все, что можно было сказать в защиту старушки: „Бедная старушка, горькая нужда, кража незначительная, подсудимая вызывает не негодование, а только жалость. Но — собственность священна, все наше гражданское благоустройство держится на собственности, если мы позволим людям потрясать ее, то страна погибнет”.
Поднялся Плевако:
— Много бед, много испытаний пришлось претерпеть России за ее больше чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двунадесять языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь... Старушка украла старый чайник ценою в тридцать копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно.
Присяжные оправдали подсудимую».10
В приведенном анекдоте содержится серьезная фактическая ошибка, носящая принципиальный характер: в нем указывается, что подсудимая, являвшаяся потомственной почетной гражданкой, «как лицо привилегированного сословия, подлежала суду присяжных». Дело в том, что Судебные уставы 1864 г. вводили в качестве одного из основных принцип бессословности (или всесословности) суда. Рассмотрение дела с участием присяжных заседателей не было привилегией какой-либо социальной категории. Если человек совершил преступление, за которое по закону полагалось наказание, связанное с ограничением или лишением прав состояния, то он в обязательном порядке (независимо от собственного желания или социального положения) попадал под юрисдикцию суда
9 Там же. С. 19.
10 См.: Вересаев В. В. Собр. соч.: В 4-х т. М.: Правда, 1985. Т. 4. Невыдуманные рассказы о прошлом. С. 118-119.
присяжных.
До нас дошли и анекдоты, отражающие рутинную сторону работы
судей.
«Председатель суда рассеянно: „Трофимов, вердиктом присяжных вы оправданы от возведенного на вас обвинения и теперь свободны. Если вы недовольны приговором, то должны заявить об этом в двухнедельный срок”».11
«Рассеянный председатель суда: „Присяжные признали, что
подсудимый в краже невиновен и, следовательно, не подлежит наказанию и уплате судебных издержек. Обвиняемый, вы свободны, идите домой и не делайте этого никогда больше”».12
Оба анекдота построены на оговорках председателя суда (не зря в обоих случаях отмечается его рассеянность). По нашему мнению, в этих оговорках нет ничего удивительного, т. к. в ситуации, когда за один день председатель рассматривает несколько дел (этим и объясняется уже упоминавшаяся рассеянность), закончившихся обвинением, при вынесении по следующему делу оправдательного вердикта присяжных, он повторяет шаблонную фразу, произнесенную за день уже неоднократно. Исходя из сказанного, оговорки такого рода должны были происходить не так уж и редко.
Анекдоты отразили ситуацию, что суд может вынести и несправедливый приговор.
«В окружном суде разбирается дело мальчика, обвиненного в краже. Благодаря блестящей речи назначенного ему защитника, он был оправдан. Когда зрители по окончании суда расходились, один деревенский простак разговорился со сторожем и высказал ему такое мнение об этом деле: „Мне еще не удивительно, что они оправдали мальчика, но вот никак не могу понять, как они позволили спокойно уйти этому старому ловкому плуту,
^ ”13
который так за него заступался ».13
В приведенном анекдоте напрямую не упоминается, что дело рассматривалось судом присяжных, однако в соответствии с требованиями законодательства 1864 г. преступления, связанные с похищением чужого имущества, рассматривались судом с участием присяжных заседателей.
По-видимому, данный анекдот отражает достаточно типичную
11 Антология юридического анекдота. С. 29.
12 Там же.
13 Там же. С. 30.
ситуацию удивления, связанную с тем, что, благодаря убедительным речам защитника, присяжные оправдывали очевидно виновного для окружающих подсудимого. Но что характерно, негатив при этом направляется не на присяжных заседателей, вынесших несправедливый оправдательный вердикт, или судью — огласившего приговор, а на «старого ловкого плута»
— адвоката.
Итак, подведем некоторые итоги. Анализ дореволюционных юридических анекдотов позволяет нам утверждать, что в пореформенном правосознании подданных Российской империи произошли серьезные изменения. Это касается и судебных органов. После 1864 г. суд стал восприниматься не столько как репрессивный орган, сколько как структура, способствующая защите прав личности. Знания о суде вошли в систему правовых знаний и представлений россиян. Кроме того, изменился и сам образ суда в правосознании населения. Отношение к нему перешло от негативного к нейтральному или даже положительныму.
