CC BY
197
п онятие а priori в философии логического эмпиризма и его первые критики
Татьяна Дмитриевна Соколова - аспирант сектора социальной эпистемологии Института философии РАН. Б-таН: sokoLovatd@gmaiL.com
Философия логического эмпиризма во многом определила направление развития и круг основных проблем движения философской мысли, которое впоследствии стало именоваться аналитической философией. Перед философами Венского кружка и их последователями стояла непосредственная задача отмежеваться от доминирующих в начале ХХ в. философских течений (в частности, неокантианства и неогегельянства). В рамках данной задачи был осуществлен пересмотр понятий классической теории познания, в том числе и понятия a priori. В настоящей статье анализируется, каким образом в рамках философии логического эмпиризма априорность стала отождествляться с аналитичностью, а также рассматриваются альтернативные концепции понятия a priori, ставшие следствием данного отождествления.
Ключевые слова: a priori, аналитичность, логический эмпиризм, синтетическое a priori, функциональное a priori.
The notion of a priori in logical empiricism and
its first critics
The philosophy of Logical empiricism has Largely determined the direction and the range of problems of the philosophy, which later became known as analytic philosophy. Philosophers of the Vienna Circle and their followers had to dissociate their program from other philosophies predominant in the early twentieth century (particularly from neo-Kantianism and neo-Hegelianism). As a part of this task the revision of the concepts of classical epistemology, including the concept of a priori was carried out. The paper examines how, in the framework of logical empiricism, apriority became identified with analyticity, and discusses alternative theories of the a priori, which resulted of this identification.
Key words: a priori, analyticity, logical empiricism, synthetic a priori, functional a priori.
Постановка проблемы
Классическое определение a priori было предложено Иммануилом Кантом во введении к «Критике чистого разума» [Кант, 1964: 105-106], и хотя использование данного термина имеет более глубокую историю, именно Кант впервые предложил развернутую теорию априоризма. Под априорными исти-
Tatiana Sokolova -
PhD-student, department of social epistemology, Institute of Philosophy, Russian Academy of Science.
80 Epistemology and Cognition
нами Кант имел в виду такие истины, благодаря которым становится возможен опыт, т.е. упорядочение эмпирического материала. Он выдвинул три критерия, отвечая которым, та или иная истина может рассматриваться в качестве априорной: независимость от опыта, необходимость и универсальность (всеобщность).
Независимость от эмпирического опыта является базовой характеристикой априорных понятий и суждений. Например, понятие времени априорно в том смысле, что время (в отличие от изменения) невозможно зафиксировать эмпирически. Однако именно благодаря понятию времени изменения можно выстроить в последовательность, т.е. упорядочить в опыт. Трактовка необходимости у Канта двояка: с одной стороны, высказывания, обладающие необходимостью, должны удовлетворять логическому закону непротиворечия, с другой - под необходимыми понимаются суждения, ложность которых нельзя помыслить. Универсальность как свойство априорных суждений вытекает из их необходимости: если положение необходимо, оно не может не быть универсальным. Однако для обоснования кантовской теории познания такого рода определение априорности было недостаточно, так как не объясняло, в частности, специфику математического знания. Поэтому к разделению на априорные и апостериорные суждения добавляется разделение на суждения аналитические (поясняющие) и синтетические (расширяющие знание). Граница между априорным и апостериорным при этом не совпадает с границей между аналитическим и синтетическим. Согласно Канту, существуют такие истины, которые удовлетворяют критериям независимости от опыта, необходимости и универсальности, однако дают новое знание, т.е. являются синтетическими. Примерами такого рода суждений можно считать суждения математических дисциплин.
Впоследствии априоризм продолжил свое развитие уже в рамках неокантианства: благодаря неокантианской интерпретации понятие a « priori приобрело свой статус в эпистемологии, став одной из догм исследования познавательного процесса [Столярова, 2012: 45-58]. Нео- П кантианство важно в силу того, что оно «фокусируется на человече- у ском элементе в знании, а также проводит базовое различие между ^ априорным и эмпирическим, с одной стороны, и аналитическим jg
и синтетическим - с другой» [Stump, 2011: 276]. В то же время имен- ^
»
но в рамках неокантианства складывается такая модель философско- И
го исследования познавательного процесса, против которой впоследствии выступили как логические позитивисты, так и представители £ других эпистемологических течений, направленных на реформирование классической теории познания. Кантовское определение априорных истин позволяет рассматривать их в качестве законов мышления, т.е. по сути отождествлять логику и психологию. '—
О
ш 82
В начале XX в. классическое понятие a priori подверглось серьезной критике и пересмотру. Во-первых, это было вызвано развитием естественно-научного знания, вышедшего за пределы ньютоновской физики и евклидовой геометрии, т.е. процессом, который классическая теория познания не могла ни объяснить, ни предсказать. Кроме того, появляются новые логики, отличные от аристотелевской. Во-вторых, изменения произошли и в рамках самой философии: появление прагматизма, критика метафизики и психологизма, развитие таких течений, как логический эмпиризм и философия языка, стремящихся организовать философское знание по принципу естественно-научных дисциплин, развитие философии науки как самостоятельной дисциплины. Классическое понимание a priori перестало соответствовать как состоянию естественно-научного знания, так и требованиям, предъявляемым к философии и гуманитарным наукам.
Если рассматривать критику классического априоризма хронологически, можно выделить несколько базовых этапов. Первый из них связан с логическим эмпиризмом и сведением всех априорных истин к аналитическим истинам. Немногим позже Кларенс Ирвинг Льюис предложил концепцию прагматического a priori, опираясь на логический и лингвистический инструментарий. Артур Пап, во многом опираясь как на прагматизм, так и на логический эмпиризм, предлагает более сложную модель, включающую несколько типов априорных истин. Завершающим этапом в развитии критики априоризма стали критика Уиллардом Куай-ном разделения суждений на аналитические и синтетические в статье «Две догмы эмпиризма» (1951) и дискуссии вокруг нее.
В свою очередь именно философия логического эмпиризма (и отчасти философия языка) первой половины XX в. создала контекст дискуссий вокруг априоризма, которые продолжаются сегодня в рамках аналитической философии. Это касается как интерпретации кан-товского a priori, так и проблем, вокруг которых строится критика или обоснование a priori.
» Против психологизма: роль априорных
и суждений в познании
ф
с
" Давая краткую оценку философии Канта, Бертран Рассел выде-
лил следующие его основные заслуги в развитии философской мыс-О ли: «Во-первых, он установил, что есть априорное знание, не являю-О щееся чисто "аналитическим", т.е. таким, противоположность чего Е была бы самопротиворечива; и, во-вторых, он ясно показал значение для философии теории познания» [Рассел, 2000: 215]. Тем не менее Рассел, оказавший значительное влияние на развитие концепций логического позитивизма, критиковал Канта за то, что тот путал логические законы и законы мышления. Согласно такой интерпретации кан-
товского априоризма, априорные формы представляют собой базовые законы человеческого мышления (или даже человеческой природы), которые остаются неизменными, несмотря на изменяющийся характер научного знания. Данная интерпретация, с одной стороны, ставит логические законы в зависимость от психологии человека, а с другой - предлагает догматическую (и вместе с тем метафизическую) картину разума, основанную на одних и тех же абсолютных и неизменных принципах.
Понимание логических законов как законов мышления, устоявшееся в рамках неокантианства, критикуется в первой половине XX в. практически всеми эпистемологами вне зависимости от их традиции. Законы мышления передаются в ведение активно развивающейся психологии, в то время как логика (или логики) становится дисциплиной о правилах вывода: «Традиционно логика определялась как наука о законах мышления... Однако сегодня не возникает сомнений в том, что любое исследование законов или способов нашего мышления относится к области психологии. Логическое различие между обоснованным и необоснованным умозаключением не указывает на то, как мы думаем, т.е. на процесс, происходящий в сознании человека. Доказательная сила оснований сама по себе является не временным явлением, а отношением импликации между определенными классами или типами суждений» [Коэн, Нагель, 2010: 49].
Ганс Рейхенбах, по крайней мере в ранних своих работах, также критиковал кантовский априоризм, однако не предлагал ограничить роль априорного в познании тавтологическими высказываниями. Он подчеркивал важность конструктивного элемента, который априорные понятия и суждения вносят в познавательный процесс: «Согласно Канту, объект познания, т.е. явление, не является непосредственно данным. Восприятие дает нам не объект, а только материал, из которого он сконструирован. Эти конструкции устанавливаются посредством акта суждения. Суждение - это синтез, конструирующий объект из многообразия восприятия» [Reichenbach, 1965: 48]. >S
Таким образом, a priori можно рассматривать в качестве либо ™ вечных и неизменных истин или принципов познания, либо того, что д) формирует объект познания, а вместе с ним и опыт. Отбрасывая пер- ^ вое определение как догматическое, Рейхенбах сохраняет второе (хотя ^ впоследствии откажется и от него). Однако при принятии разделения суждений на аналитические и синтетические конструктивная роль может сохраниться за априорными суждениями только в том случае, если ^ они не будут ограничены тавтологиями, т.е. исключительно аналити- О ческими суждениями, которые в свою очередь лишены фактуального О содержания и поэтому дают нового знания об окружающей действи- £ тельности. В то же время такая интерпретация априорных принципов познания позволяет сделать вывод, что человек предписывает законы природе, вместо того чтобы открывать их или исследовать окружающую действительность. По мнению главы Венского кружка Морица
(В
f
Опт 83
Шлика, данный подход к исследованию познавательного процесса не соответствовал положению дел в физике началаXX в.: «Если априорное неотделимо от психологического, то это характеризует определенную философскую позицию, т.е. кантовскую теорию, что наше мышление предписывает законы природе. В противовес этому современная физическая наука не признает такого рода априорных конструкций и противопоставляет им здоровый скептицизм эмпирика» [Schlick, 1979а: 95].
В данном случае априорные суждения как потенциальный источник нового знания о мире или как принципы, на основании которых осуществляется познавательный (и, в частности, естественно-научный) процесс, критикуются с точки зрения их психологической интерпретации. Естественно-научные законы не могут и не должны в своем основании упираться в психологические особенности человека (идет ли речь о человеческом разуме вообще или разуме отдельного ученого). Более того, сама психика (и следовательно, мышление) может изучаться экспериментально, т.е. по аналогии с естественно-научными, объяснительными дисциплинами. Концепция неизменного и абсолютного разума, налагающая форму на хаос чувственных впечатлений, подвергается критике, так как перестает соответствовать актуальному развитию естественно-научных дисциплин.
Это первый и основной пункт критики кантовского априоризма. Отождествление логических законов с законами мышления, с одной стороны, приводит к метафизической интерпретации человеческого разума, а с другой - ограничивает естественно-научное познание раз и навсегда установленным инструментарием. Тем не менее важность логических законов для познания вообще и естественно-научного познания в частности сложно отрицать. Соответственно психологический критерий, выделяемый Кантом, уступает место чисто формальному критерию: логические законы представляют собой не законы мышления, а правила вывода, независимые от непосредственного ■S процесса мышления того или иного человека1.
а Существуют ли априорные синтетические
и суждения?
ъ с
в Такого рода подход к проблеме a priori требует пересмотра дру-
^ гих характеристик данного понятия. Во-первых, если у Канта априор-
О ность могла быть свойством как понятий, так и суждений, то в рамках
О логического позитивизма, а также лингвистической философии апри-
Ш I
^ 1 Несмотря на распространенность данной интерпретации кантовского понимания М априорных форм, она не является единственной. Ср.: «Кант придает философской мыс-^ ли о сознании (mind) семантический поворот, перенося центр внимания с истины ТПТ и обоснования на природу самой репрезентации... Он видит, что эпистемологические --вопросы базируются на семантических предпосылках» [Brandom, 2006: 2].
Wjd
орный характер приписывается уже только суждениям (или пропозициям) [Остин, 2006: 57-75]. При этом происходит отказ от понятия синтетического a priori и априорность закрепляется исключительно за аналитическими суждениями: «Аналитическое суждение истинно в силу своей формы. Кто понимает значение тавтологии, тем самым видит, что она истинна. И поэтому она априорна. С другой стороны, в случае с синтетическим суждением, нужно сначала понять его значение, а уже потом определять, истинно оно или ложно. И поэтому оно апостериорно» [Schlick, 1979b: 162-163].
Данное определение Шлика стало аксиомой в рамках логического эмпиризма. Связав априорность с аналитичностью, а синтетичность с фактуальным содержанием высказывания, Мориц Шлик пришел к выводу, что синтетические a priori представляют собой логическое противоречие, т.е. они логически невозможны2. Шлик рассматривает примеры, считавшиеся синтетическими a priori, типа «красный объект не зеленый», «черное - это черное, а белое - это белое» и приходит к выводу, что истинность такого рода высказываний связана не с их содержанием, а с их формой, представляя собой отношение понятий. Поэтому выражения такого типа являются тавтологиями и не прибавляют знания. Более того, Шлик полагает, что такого рода высказывания не только не встречаются в науке или повседневной жизни, но являются риторическими или даже софистическими приемами, которые используются недобросовестными ораторами для констатации банальностей: «Наши "материальные" априорные пропозиции являются в действительности концептуальными по своей природе, их достоверность - это логическая достоверность, и у них тавтологический, формальный характер» [Schlick, 1979b: 168].
Однако аналогичным образом пересмотру подлежат также понятия опыта и апостериори. Отправной точкой опять же служат определения, предложенные Кантом. Кантовская позиция, согласно которой любое познание начинается с опыта, а значит, без опыта невозможен сам познавательный процесс, здесь выходит на первый план. Хронологическое первенство опыта для познавательного процесса, таким Q) образом, обеспечивает ему приоритетный эпистемологический статус. Различие между априорным знанием и апостериорным сводится к различию между способами обоснования данных видов знания: «Без опыта не может быть, очевидно, никакого знания вообще. Но
2 Такая интерпретация кантовского понятия a priori исторически неверна. Под син-
все входящие в него понятия сами априорны.
О и
>1
знания некоторого рода подтверждаются опытом иначе, чем дру- Щ гие... В широком смысле слова "опыт" все, что мы знаем, основыва- £
_ в
е
тетичностью априорных суждений Кант понимал выход за пределы понятия, а не нали чие конкретного фактуального содержания у того или иного априорного суждения. (А
В то же время эмпирические понятия могут быть частью априорных суждений. В таком ^
случае априорное суждение становится «нечистым» в отличие от «чистого», в котором
ется на опыте. Главное, однако, состоит в том, что для обоснования истинности аналитических утверждений никогда не требуется обращаться к опыту... Истинность аналитического утверждения вытекает из значений его терминов без всякой ссылки на какое-либо исследование мира» [Карнап, 2008: 242-243].
Однако здесь стоит вспомнить о затруднении в использовании термина «опыт» как у Канта, так и у последующих философов, касающихся данной темы. В отличие от непосредственных чувственных данных, которые представляют собой неупорядоченные эмпирические ощущения, опыт подразумевает упорядоченность в соответствии с определенными критериями, которые в свою очередь от содержания опыта не зависят. Даже если данные критерии были выявлены и сформулированы уже после того, как тот или иной опыт имел место, в генетическом отношении от эмпирического материала они зависеть не могут. В то же время опыт при изменении данных априорных критериев мог бы носить совершенно иной характер.
На наш взгляд, именно игнорирование априорного элемента в опыте приводит к сведению априорности к аналитичности, т.е. возврату к той позиции, которую критиковал Кант, выдвигая концепцию синтетических a priori: «Апостериорные утверждения не могут быть обоснованы без обращения к опыту. Грубо говоря, апостериорное знание в настоящее время стоило бы назвать эмпирическим знанием» [Карнап, 2008:243].
Таким образом, апостериорное знание отождествляется со знанием синтетическим и эмпирическим, для обоснования которого в рамках логического эмпиризма требуется верификация. Из этого вытекает, что граница между априорным и апостериорным совпадает с границей между аналитическим и синтетическим. Любое синтетическое знание будет являться знанием апостериорным, так как оно «что-то говорит о мире» [Карнап, 2008: 244]. При таком переопределении понятий априорного и апостериорного (а вместе с ними и понятий ана-S литического и синтетического) априорные суждения по сути переста-^ ют быть знанием в строгом смысле слова, их роль в лучшем случае U сводится к инструментальной.
^ Синтетические априорные суждения, которые, с одной стороны,
(В обладают логической необходимостью и универсальностью, а с дру->1 гой - являются источником новых знаний о мире, объявляются невозможными. При этом под знаниями о мире или фактуальным содержа-^ нием высказывания подразумеваются эмпирические данные и факты. £ Математические модели, равно как и другие виды научных классификаций, не обладая эмпирическим содержанием, не могут называться .¡S знанием. Они являются всего-навсего формой, в которую укладыва-.ft ется эмпирическое содержание, и не представляют самостоятельной —' эпистемической ценности.
Wjd
Необходимость и универсальность, которые являются свойствами аналитических, а значит, и априорных истин, неприменимы к опытным суждениям, обладающим фактуальным содержанием и указывающим на действительность. Опыт, несмотря на то что он ограничен нашими познавательными способностями, потенциально безграничен в количественном отношении. Высказывание «все лебеди белы» фальсифицируется обнаружением черных лебедей. Аналогичным образом любое высказывание, в котором имеет место отсылка к эмпирическим объектам, насколько бы общим оно ни было (например, базовые законы ньютоновской механики), не может претендовать на необходимость и универсальность, подобно логическим или математическим законам3.
Такого рода взгляд на границу между априорным и апостериорным привел к тому, что сфера априорного все больше и больше сужается, оставаясь в заложниках у своих же базовых свойств - необходимости и универсальности. Если то или иное предложение невозможно эмпирически верифицировать, значит, его содержание пусто, т.е. не является знанием. Более того, оно не может быть истинным или ложным в том же смысле, в котором истинными или ложными могут быть высказывания, обладающие эмпирическим содержанием: «Эмпирик должен иметь дело с истинами логики и математики одним из двух следующих способов: либо он должен сказать, что они не являются необходимыми истинами, и в этом случае он должен объяснить универсальное убеждение в том, что они необходимо истинны; либо он должен сказать, что они не имеют фактуального содержания, и тогда он должен объяснить, каким образом пропозиция, лишенная всякого фактуального содержания, может быть истинной, полезной и неожиданной. Если ни одно из этих направлений не будет удовлетворительно доказано, то мы будем вынуждены уступить дорогу рационализму» [Айер, 2010: 104].
Поставленная таким образом строгая альтернатива в интерпретации логических и математических высказываний ведет, по мнению Д логических эмпиристов, к отказу от концепции синтетического a priori, а вместе с ним и к отказу от рационализма в пользу эмпиризма. Q При этом нетрудно заметить, что с исторической точки зрения здесь присутствует явное передергивание: в то время как философы Нового времени стремились к тому, чтобы найти связующее звено между ра- Я зумом, с одной стороны, и опытом (как бы он не определялся) - с другой, в рамках логического эмпиризма разрыв эмпирического и рацио- О нального в процессе познания, напротив, только увеличивался. О
3 Такая интерпретация разделения на априорное и апостериорное существенно от- jj
личается от классической, предложенной Кантом, согласно которой универсальные за- М
коны физики, несмотря на их частичное фактуальное содержание, все же обладают ^
свойствами необходимости и универсальности и поэтому рассматриваются в качестве |"|f|f априорных конструкций, упорядочивающих эмпирические данные.
и
> а
Такое понимание априорных суждений вполне удовлетворяет целям, которые ставили перед собой представители логического эмпиризма для обоснования своей программы в рамках эпистемологии и философии науки. Однако задачи кантовского проекта были гораздо более масштабными. Утверждение, что в рамках логического эмпиризма под наукой понималось прежде всего естественно-научное знание, а гуманитарные науки практически не рассматривались, вряд ли будет большим преувеличением. В отношении теории познания Канта можно отметить, что его программа касалась не только естественных наук. Именно поэтому Кант говорит о возможности априорных понятий (а не только суждений), а также разделяет априорные суждения на чистые и нечистые. Такого рода разделение дает Канту возможность проблематизировать сам генезис понятий. Если поставить вопрос о том, каким образом входящее в состав пропозиции (или суждения) понятие получило свое определение, характеристика, данная логическим позитивистами аналитичности, а вместе с тем и априорности, во многом теряет свой строгий формальный характер.
В то же время нельзя не увидеть угрозу для понятия a priori в его сведении к аналитичности: ставя под сомнение понятие аналитичности и признавая его несостоятельность, исследователь вместе с тем теряет и понятие a priori. Для эмпиризма в целом и для натурализма в частности это небольшая потеря, однако такая критика напрямую угрожает представителям рационалистически ориентированной эпистемологии (в смысле У. Куайна). Эти вопросы, в частности, нашли отражение в концепции a priori Артура Папа, отошедшего от узкого понимания априорности как аналитичности, а также в критике Уил-лардом Куайном понятия аналитичности.
Пап и три вида a priori
"g В своих работах Пап критически анализирует устоявшиеся в рам-О! ках логического эмпиризма определения априорности, необходимости U и аналитичности. В глоссарии к одной из своих самых известных работ ^ «Семантика и необходимая истина» (первое издание - 1958) он дает jg следующее определение априорным суждениям: «Суждение, выра->1 женное высказыванием, являющимся аналитическим в широком смысле [высказывание, истинность которого определяется значениями составляющих его терминов]; его истинность может быть установлена g без опытного изучения подтверждающих примеров, исключительно jj путем размышлений над данным суждением» [Пап, 2002: 384]. И Пап полагает, что именно такое определение a priori является ба-.Ai зовым для логического эмпиризма. В данном случае его основной за—' дачей было продемонстрировать базовые понятия, определения и про-
Wjd
О
В) О
в
блемы в рамках философии логического позитивизма. Однако его собственное понимание a priori несколько шире. В своей более ранней работе Пап выделяет три вида a priori, которые определяются в зависимости от типа необходимости, лежащей в их обосновании. При этом все три типа имеют место в процессе познания:
(1) Формальное (аналитическое) a priori. Сюда относятся все тавтологии, т.е. аналитические суждения. Такое понимание a priori наиболее близко к тому, что понимали под априорным логические позитивисты. Однако, как справедливо замечает Пап, оно является недостаточным, так как не проясняет обоснование самих логических принципов, в отношении которых тавтология является тавтологией. Критикуя определение a priori Шлика, Пап пишет: «Важно отметить, что понятия "не существуют" как нечто первичное по отношению к суждениям, которые их конструируют и определяют. Аксиомы не анализируют значение символов; они скорее создают значения или понятия, и когда это творение, этот "синтез" получен, символ может быть прикреплен к этим понятийным созданиям; и только тогда можно сказать, что аксиомы "просто" определяют значение этих символов. Все забывают, что анализ предполагает синтез» [Pap, 1944: 474]. Поэтому формальные a priori могут рассматриваться как частный случай других типов a priori. В рамках кантовской философии именно из формальных a priori в силу их логической необходимости (удовлетворения закону непротиворечия) вытекает их универсальность. В случае с другими типами a priori необходимость и универсальность не совпадают [Pap, 1943а: 505-514].
(2) Функциональное (гипотетическое) a priori4. К такому виду a priori относятся, например, физические законы. Они являются синтетическими, так как в их основе лежит эмпирический материал, однако функционально они априорны, так как делают опыт возможным. В то же время они представляют собой базовые предпосылки, которые де- ip лают возможным научное познание. К таким предпосылкам, в част- & ности, можно отнести тезис о существовании внешнего мира как не- ® зависимой и доступной для познания реальности, т.е. тезис, который W разделяли и продолжают разделять эмпиристы. Более точно функ- ' циональное a priori Пап определяет как «гипотетически необходимая Я исходная предпосылка» [Pap, 1944: 479]. В рамках научного познания такого рода принципы играют первостепенную роль, являясь услови- О ем возможности существования научного знания как такового: «Это в наиболее общие законы, которые при всех обстоятельствах принима- Ё ются в качестве методологических постулатов или ведущих принци- **
> St
4 Теорию функционального a priori Артура Папа можно рассматривать в качестве |"|f|f варианта теории прагматического a priori [Stump, 2011]. -
пов, так как сама возможность науки зависит от их достоверности» [Pap, 1944: 482].
Важность данного типа априорных положений заключается в том, что они по сути являются нормативными принципами, в отношении которых строится процесс познания. В отличие от формального a priori их необходимость не носит логический характер, она устанавливается прагматически - ее мерой применимости такого рода принципов служит их полезность, или продуктивность, для познавательного про-цесса5.
(3) Материальное (психологическое, самоочевидное) a priori. К этой группе Пап также относит синтетические априорные суждения, которые можно рассматривать в качестве самоочевидных. Наличие материальных a priori уже предполагается возможностью формальных a priori, т.е. тавтологий, и обоснованием их истинности. При этом даже в случае их интерпретации в качестве конвенций, а не психологических особенностей человеческого разума или законов мышления, их обоснованность не проигрывает: «Почему польза и истины a priori не могут быть совместимы? Принципы логики являются полезными конвенциями не вопреки, а благодаря их априорной истинности» [Pap, 1944: 475].
Еще одной характерной особенностью материальных a priori становится то, что они не являются ни синтетическими (как функциональные a priori), ни аналитическими (как формальные). По мнению Папа, основная ошибка Канта заключалась в том, что он не различал формальное и материальное a priori, при этом все же выделяя функциональное, вследствие чего классический априоризм стал уязвим для критики логическим позитивизмом.
На наш взгляд, одним из важных выводов Папа в отношении понятия a priori становится то, что он в отличие от большинства своих коллег отказывается сводить априорное к аналитическому [Pap, 1950; 1957]. Пап пытается избежать узкого рассмотрения a priori, предло-Д женного логическими позитивистами, реабилитируя понятие синтетического a priori. В этом он опирается, с одной стороны, на прагматизм О К.И. Льюиса и Дж. Дьюи, с другой - на конвенционализм А. Пуанка-^ ре. Можно сказать, что Пап предлагает альтернативу логическому по' зитивизму, причем не только для рассмотрения понятия a priori, но Я и для эпистемологии и философии науки в целом.
Однако предложенная классификация априорных суждений не яв-О ляется жесткой. Априорные истины могут «переходить» из одной кате-О гории в другую. В то же время априорные истины чувствительны
ш 5
^ 5 Она не сводится к формальной (логической) необходимости, но и не является слу-М чайным выбором: «Гипотетическая необходимость есть и была связующим звеном ме-^ жду эмпирической случайностью и логической необходимостью. И эмпирикам, и ра-1f|f| ционалистам не удалось понять всей важности взаимодействия эмпирического и фор--мального знания». [Pap, 1943b: 458].
Wjd
к контексту исследования: одно и то же суждение может рассматриваться и как формальное, и как материальное a priori. В отношении функциональных a priori ситуация усложняется: они могут рассматриваться опять же в зависимости от контекста и как эмпирические, и как априорные суждения. Это позволяет Папу отказаться от четкого разделения суждений на аналитические и синтетические, присущего неокантианству и логическому позитивизму, т.е. по сути отказаться от догмы, причем не только эмпиризма, но и рационализма: «Часто указывалось, что Кант определял аналитическое суждение как суждение, в котором предикат (неявно) содержится в понятии субъекта... а такое определение неудовлетворительно не только потому, что непонятно буквальное значение метафоры "содержится", но также и потому, что слишком много суждений (как в традиционном, так и в современном, семантическом смысле) не имеют субъектно-предикатной формы, хотя по замыслу Канта аналитические и синтетические суждения должны исчерпывать класс истинных суждений» [Пап, 2002: 38].
Утверждение, что для априоризма не является необходимым четкое и жесткое разделение всех суждений на аналитические и синтетические, так как подобное разделение если и возможно, то по крайней мере весьма проблематично, - довольно сильный тезис, направленный против базовых принципов логического эмпиризма. Пап ставит под сомнение новые определения, данные понятиям «аналитическое» и «синтетическое» в рамках логического позитивизма, настаивая на том, что их новое понимание не соответствует ни кантовскому проекту обоснования научного познания, ни фактическому развитию науки: «Некоторые авторы определяют синтетическое таким независимым от аналитического способом, который превращает его в синоним эмпирического, и ясно, что подобное употребление данного термина приводит к логической невозможности синтетических априорных истин. Но нелепо определять традиционный термин так, что в результате традиционный вопрос, сформулированный с помощью этого термина, превращается в бессмысленный, а затем объявлять, что анализ обнаружил бессмысленность традиционного вопроса» [Пап, 2002: 96].
Здесь важно помнить, что, несмотря на всю критику кантовской Ü эпистемологии, логический эмпиризм наследует у нее не только тер- Ч минологический аппарат, но и ряд проблем, связанных с обосновани- щ ем научного знания. Переопределение классических понятий, на- >| правленное на решение поставленных в рамках кантовского проекта ^ проблем, в данном случае не достигло цели. Роль априорных синтети- ^ ческих суждений в процессе обоснования научного познания у Канта g в том числе заключалась в их потенциальной продуктивности, способности стать источником нового знания, т.е. включала в себя и прагма- ,J® тический, и конструктивный элементы. Этот момент игнорировался логическими эмпиристами либо трактовался ими как попытка навя- '—
а е
зать природе законы, объяснить окружающую действительность, не прибегая к наблюдениям и экспериментам: «Источником мнения, что синтетическое a priori все равно что круглый квадрат, довольно популярного среди современных аналитических философов, является, вероятно, изменение значения термина аналитический от первоначального ограниченного понимания, принятого Кантом, к более широкому и неточному пониманию как истинного в силу одних только значений» [Пап, 2002: 97].
В то же время отказ от жесткого разграничения суждений на аналитические и синтетические оставляет «пространство для маневра» в отношении определения a priori: понятие a priori теряет свой абсолютный статус, становясь более гибким и восприимчивым к практике научного исследования. Оно в большей степени соответствует изначальной цели пересмотра классического понятия a priori, нежели концепция a priori в рамках логического эмпиризма.
Важность сохранения понятия a priori для Папа обусловлена тем, что оно обращает внимание на синтез понятий, позволяя поставить под сомнение их эпистемологический (равно как и онтологический) статус. Сведение априорного к аналитическому, по его мнению, свидетельствует об игнорировании того факта, что значение понятий представляет собой синтез, основанный на тех или иных суждениях, в то время как в рамках логического эмпиризма понятие (в аналитических суждениях) рассматривается как нечто изначально данное.
У философии в данном случае сохраняется критическая функция по отношению к научной методологии и языку научного исследования. Уже Кант обратил внимание что существование не является предикатом, поэтому 100 талеров в кармане и воображаемые 100 талеров ничем не отличаются друг от друга в понятии, но отличаются для их обладателя в реальности. Анализ понятий позволяет поставить во-в"1 прос о том, каким образом благодаря выбору понятийного аппарата конструируется объект исследования и опыт, а также вопрос о возможности альтернативных понятий и конструкций.
WM
а е и
(В >1 а о
«Две догмы эмпиризма» - последняя точка в споре?
Отказ от разделения суждений на аналитические и синтетические Ф может использоваться не только в защиту, но и против понятия a £ priori, что наглядно продемонстрировал У. Куайн. В «Две догмы эмпиризма» (1951) Куайн в качестве первой и основной догмы, от кото-Д рой необходимо отказаться, называет разделение суждений на анали-.ft тические (тавтологии, истинные в силу значений входящих в них тер—' минов) и синтетические (дающие новое знание, эмпирические суждения).
Нетрудно заметить, что философ в данном случае опирается на стандартное для логического эмпиризма определение аналитичности и синтетичности, при котором определение априорного подменяется определением аналитического, а синтетичность сводится к эмпирическим высказываниям.
Аргумент Куайна против особого статуса аналитических суждений весьма изящен: рассматривая отношение синонимии как отдельный вид тавтологических суждений, он указывает на недоопределен-ность данного отношения. Тавтологии, образованные на основании синонимии, не могут быть обоснованы в строгом смысле слова, так как при их обосновании возникает логическая ошибка - круг в аргументации. Вследствие этой недоопределенности возникают различного рода философские (и не только) затруднения, которые, по мнению Куайна, легко преодолеваются заменой термина «аналитический» на термин «истинный».
Свою критику Куайн встраивает в общую картину научного знания, в которой все суждения носят синтетический характер с той лишь разницей, что некоторые из них наиболее отдалены от непосредственного опыта, а потому их пересмотр и опровержение происходят гораздо медленнее, нежели пересмотр и опровержение суждений, находящихся на периферии, т.е. непосредственно связанных с опытом: «Глупо искать границу между синтетическими высказываниями, которые случайно опираются на опыт, и аналитическими высказываниями, которые справедливы при любых обстоятельствах. Любое высказывание может считаться истинным при любых обстоятельствах, если мы произведем достаточно решительные преобразования где-то внутри системы. Даже очень близкое к периферии высказывание может считаться истинным перед лицом неподатливого опыта, будучи оправдано галлюцинацией или исправлением определенных высказываний того типа, которые называются логическими законами. И наоборот, по той же самой причине ни одно высказыва- ■£ ние не имеет иммунитета к пересмотру» [Куайн, 2003: 45].
Позиция Куайна по вопросу об a priori близка к позиции Джона П Стюарта Милля, полагавшего, что любое знание (в том числе и мате- у матическое) в конечном счете основывается на индукции, поэтому не ^ может быть никаких априорных принципов познавательного процес- jg са. При этом Куайн рассматривает свою позицию как более последо- ^ вательный прагматизм, нежели тот, который разделяли его предшест- И венники: «Карнап, Льюис и другие принимают прагматическую точ- ^ ку зрения относительно вопроса о выборе между лингвистическими g формами и научными каркасами, но их прагматизм останавливается JI перед воображаемой границей между аналитическим и синтетиче- ,J® ским. Отрицая такую границу, я поддерживаю более последовательный прагматизм» [Куайн, 2003: 48]. '—
Однако далеко не все философы разделяли данный подход. В частности, Рудольф Карнап критиковал куайновский скептицизм в отношении экспликации понятия аналитичности. В то же время предложенное им объяснение аналитичности посредством постулатов значения относится к искусственно заданным, а не естественным языкам [Карнап, 1959].
Представители британской философии языка также выступили с критикой статьи Куайна, полагая, что отказ от терминов только потому, что они недоопределены или создают те или иные затруднения для исследователя, не решает проблем, связанных с употреблением данного термина [Долгоруков, 2012: 201-205]. При этом замена одного термина на другой, якобы более понятный и обоснованный, на деле может выявить еще большее число проблем, связанных со словоупотреблением: «Если все трудности, как говорит Куайн, вызваны словом "аналитическое", то, без всякого сомнения, они должны исчезнуть вместе с отказом от этого слова. Давайте заменим "аналитическое" словом "истинное", которое Куайн сам противопоставляет "аналитическому" как более понятное. Можно ли сказать, что наша нерешительность тут же исчезает? Думаем, что нет» [Грайс, Стросон, 2012: 218].
Справедливости ради стоит отметить, что и в рамках британской философии языка уровень скептицизма в отношении a priori был довольно высок. Это выражалось (как, впрочем, и в США) в противопоставлении заимствованному из Европы (в частности, у неокантианцев) идеализму философии нового типа: «Любая форма слов, некогда рассматривавшаяся как выражающая нечто истинное, без сомнения, может в другое время рассматриваться как выражающая нечто ложное. Однако не только философы смогут отличить ситуацию, когда такой отказ происходит исключительно в результате очевидного изменения мнения относительно имеющих место фактов, от ситуации, когда отказ происходит, по крайней мере отчасти, в результате изме-П нения смысла слов» [Грайс, Стросон, 2012: 222]. у Тем не менее, несмотря на представленные выше замечания, кри-
^ тика Куайном понятия аналитичности сохраняет свою актуальность jg и сегодня, особенно в рамках намеченного им же самим движения по натурализации эпистемологии, под которым понимается отказ от ап-
»
WM
О
риорных принципов как нормативных элементов развития научного знания. Здесь камень преткновения - уже не классические признаки £ априорности (независимость от опыта, необходимость, универсаль-Д ность), а возможность опровергнуть либо частично пересмотреть априорные принципы, которые, по мнению критиков априоризма, свидетельствуют о его несостоятельности в качестве эпистемологической теории. Ответ на куайновскую критику представляет собой
О
е
f
■н
а
ш
основной пункт программы современных сторонников априоризма [Christopoulou, Psillos, 2009; Engel, 1998].
Заключение
Основным наследием логического эмпиризма для современных дискуссий об a priori стало сведение априорных истин к аналитическим истинам - тавтологиям. В то же время отождествление априорности и аналитичности привело к отказу от априорных понятий: априорный характер могут иметь только суждения. Такого рода сужение понятия a priori привело и к сужению понятия необходимого: под необходимостью начинают понимать исключительно логическую необходимость. В совокупности интерпретация априорности в рамках логического эмпиризма привела к сочетанию априорность/аналитичность/необходимость, которое вытеснило из поля рассмотрения исследователей прагматический аспект a priori.
Большинство дискуссий последних лет так или иначе строится вокруг данной критики априоризма (особенно куайновской критики). Сторонников априоризма конца XX-начала XXI в. можно условно разделить на представителей семантического подхода к определению a priori и представителей когнитивного подхода. Несмотря на различие данных подходов, общая идея для современных сторонников априоризма состоит (как когда-то для Канта) в том, что априорные истины являются условиями реализации познавательного процесса. Однако данный тезис расширяется: априорные истины служат не только основанием для опытного познания (позволяют классифицировать хаос чувственных впечатлений), но и необходимым условием любой рациональной дискуссии: «Мы видим, что отказ от всех априорных обоснований представляется равносильным отказу от аргументации ,в и рассуждения вообще, что в совокупности ведет к интеллектуально- ™ му самоубийству» [BonJour, 1998: 5]. д>
В этом отношении спор современных сторонников априоризма ^ и его противников (в частности, представителей разного рода натурализованных эпистемологий) можно рассматривать как трансформацию нововременного спора рационалистов и эмпириков. Некоторые
<0
защитники априоризма (в частности, Л. БонЖур) открыто позицио- В)
нируют себя в качестве продолжателей рационалистической тради- ™
ции Нового времени в философии, призывая вернуться к классиче- £
ским взглядам на роль философии и науки в жизни человека. Обосно- ^
вание априоризма в данном случае (точно так же, как и в Новое время) И может быть решающим фактором в этом споре, причем не только в рамках философии, но и для всех гуманитарных наук.
ш
Влияние логического позитивизма отразилось и на векторе исследования проблем, связанных с понятием a priori. В наиболее радикальной форме это выразилось в убеждении, что a priori должно рассматриваться исключительно в контексте современных естественных наук (гуманитарные и социальные науки выпадают), а не быть исключительно предметом рефлексии философов: «Если некий априорный элемент все же существует, то было бы нежелательно изолировать его от эмпирического знания, отдавая философам, которые могли бы изучать его независимо от положения дел в естественных науках. Философское исследование априорного элемента в эмпирическом знании может быть успешным, только если философия обратит внимание на специфику современного ей научного знания. Априорный элемент не предмет исследования для "философии из кресла"» [Mormann, 2G12: 113].
Библиографический список
Айер, 2010 - Айер А. Дж. A Priori // А.Дж. Айер. Язык, истина и логика. M., 2010.
Грайс, Стросон, 2012-Грайс Г.П., СтросонП.Ф. В защиту догмы//Эпистемология и философия науки. 2012. № 2.
Долгоруков, 2012 - Долгоруков B.B. «В защиту догмы»: Грайс и Стросон против Куайна // Эпистемология и философия науки. 2012. № 2.
Кант, 1964-^нтИ. Критика чистого разума//И. Кант. Сочинения.В6т. Т. 3. M., 1964.
Карнап, 1959 - Küрнап P. Постулаты значения // Р. Карнап. Значение и необходимость. M., 1959. С. 321-330.
Карнап, 2008 - Küрнап P. Философские основания физики: введение в философию науки. M., 2008.
Коэн, Нагель, 2010 - ^эн M., Нагель Э. Введение в логику и научный метод. Челябинск, 2010.
Куайн, 2003 -^айн Ó.B.O. Две догмы эмпиризма//У.В.О. Куайн. С точки зрения логики: 9 логико-философских очерков. Томск, 2003.
Остин, 2006 - Остин Дж. Существуют ли априорные понятия? // Дж. Остин. Три способа пролить чернила. СПб., 2006. 0* Пап, 2002 - Пап А. Семантика и необходимая истина. M., 2002.
U Рассел, 2000 - Pассел Б. Проблемы философии // У. Джеймс. Введение
^ в философию. M., 2000.
Столярова, 2012 - Столярова O.E. Два лица априоризма // Эпистемология и философия науки. 2012. № 4.
BonJour, 1998 - Bonjour L. In Defense of Pure Reason: a Rationalist Account 5" of a priori Justification. Cambridge, N.Y., 1998.
0 Brandom, 2006 - Brandom R. Kantian Lessons about Mind, Meaning, and Ra-
g tionality // Philosophical Topics. 2006. Vol. 34, № 1. P. 1-2. ф Christopoulou, Psillos, 2009 - Christopoulou D, Psillos S. The A Priori: Bet-
ween Conventions and Implicit Definitions // The A Priori and its Role in Philosophy ; N. Kompa, Ch. Nimtz, Ch. Suhm (eds.). Paderborn, 2009. P. 205-220.
Engel, 1998 - Engel P. Quine et le retour de l'a priori // Lire Quine. P., 2006. P. 159-184.
WM
О
a
n >
SI
(A
■ H
a
ш
Mormann, 2012 - Mormann T. Toward a Theory of the Pragmatic A Priori: From Carnap to Lewis and Beyond // Rudolf Carnap and the Legacy of Logical Empiricism. Vienna : Circle Institute Yearbook, 2012. Vol. 16.
Pap, 1943a-Pap A. On the Meaning of Universality// The Journal of Philosophy. 1943. Vol. 40, № 1. P. 19.
Pap, 1943b - Pap A. On the Meaning of Necessity // The Journal of Philosophy. 1943. Vol. 40, № 1. P. 17.
Pap, 1944 - Pap A. The Different Kinds of A Priori // The Philosophical Review. 1944. Vol. 53, № 1.P. 5.
Pap, 1950 - Pap A. Logic and the Synthetic A Priori // Philosophy and Pheno-menological Research. 1950. Vol. 10, № 4. P. 500-514.
Pap, 1957 - Pap A. Once More: Colors and the Synthetic A Priori // The Philosophical Review. 1957. Vol. 66, № 1. P. 94-99.
Reichenbach, 1965 - Reichenbach H. The Theory of Relativity and A Priori Knowledge. Oakland, 1965.
Schlick, 1979a - Schlick M. Epistemology and Modern Physics // M. Schlick. Philosophical Papers. Vol. II (1925-1936). Dordrect, 1979.
Schlick, 1979b - SchlickM. Is there a Factual A Priori? // M. Schlick. Philosophical Papers. Vol. II (1925-1936). Dordrect, 1979.
Stump, 2011 - Stump D.J. Arthur Pap's Functional Theory of the A Priori // HOPOS: The Journal of the International Society for the History of Philosophy of Science. 2011. Vol. 1.
a e и
<в >1 a e
о e
■ H
a
ш
