CC BY
48
История российского социума
УДК 93/99(4/9)
А.Н. Мичурин
ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС В ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕТЕ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Во время Первой мировой войны политическая борьба по отдельным ключевым вопросам внутренней политики Российской империи в законодательных учреждениях не затухала. Уже в начале войны в России развернулась бурная дискуссия о ее целях и задачах. В этой связи вызывает определенный интерес польский вопрос, очень остро стоявший в российской внутренней политике и сразу же вышедший наружу по мере обострения политической ситуации. При образовании Прогрессивного блока летом 1915 года этот вопрос бурно обсуждался и в Государственной думе, и в Государственном совете.
Члены Государственного совета (33 человека) 12 июля 1915 года составили проект закона, в котором говорилось: «Члены Государственного Совета, избранные землевладельцами губерний Царства Польского в 1912 году, сохраняют свои полномочия впредь до того времени, когда окажется возможным произвести в этих губерниях новые выборы» [1, л. 7]. Среди подписавших проект есть члены правой группы, правого центра, группы центра, кружка внепартийного объединения и левой группы [Там же], причем подпись правого A.C. Стишинского стояла первой и весь проект разрабатывался правыми. Заместитель председателя Государственного совета А.И. Голубев сразу же направил этот проект временно исполнявшему обязанности председателя Государственного совета Н.Б. Щербатову, он призывал к немедленному рассмотрению вопроса о продлении полномочий членов верхней палаты, избранных в 1912 году от землевладельцев губерний Царства Польского. Голу-
бев просил не ждать месячного срока, положенного по 55-й статье Учреждения Государственного совета, а рассмотреть представленный законопроект уже 19 июля [2, л. 1-2 об.].
Не случайно польский вопрос возник сразу же после открытия летней сессии Государственного совета. Выступивший 19 июля от группы центра В.В. Меллер-За-комельский показал своей речью весь оптимизм либеральных членов Государственного совета. Он особо выделил заявление о близком разрешении вопроса о нормальных отношениях России и Польши, прозвучавшее в выступлении И.Л. Горемыкина. Лидер группы центра настаивал на началах автономии для Польши, что «положит прочные основы окончательному сближению нашему с поляками» [2, л. 14]. В вопросе автономии Польши Меллер-Закомельский был настроен оптимистически и формально опирался на программу группы центра, в которой третий пункт гласил: «В видах удовлетворения местных польз и нужд группа стоит за развитие начал самоуправления и распространения их на области, ныне его лишенные» [3, л. 1]. На данном этапе вопрос об автономии Польши рассматривался группой центра в свете привлечения на свою сторону населения Польши во время войны и нашел деятельного сторонника в правительстве в лице С.Д. Сазонова, который 16 июля 1915 года в Совете министров выступил с предложением разрешить вопрос о даровании Польше автономии «Высочайшим Манифестом, не ожидая Думы, ввиду событий на фронте» [4, с. 22]. Против этого предложения Сазонова выступил практически весь Совет ми-
нистров (Кривошеин, Харитонов, Рухлов, Хвостов, Горемыкин, Поливанов).
В.В. Меллер-Закомельский подробно остановился на вопросе о Польше еще и потому, что в группу центра входило шесть членов Государственного совета от землевладельцев губерний Царства Польского: С.И. Велепольский, С.А. Велиовейский, С.К. Годлевский, И.А. Карпинский, C.B. JTe-щинский, И.А. Шебеко [5, л. 1 об.-2]. Оставить без внимания интересы польских представителей группа центра не могла, хотя члены верхней палаты от губерний Царства Польского считали отстаивание польских интересов приоритетной задачей и вели соответствующую работу в обход группы центра.
Отметил желание правительства решить польский вопрос и член группы центра граф С.И. Велепольский, избранный от землевладельцев губерний Царства Польского и примыкавший, по его собственным словам, к «реальной партии» [6, с. 14], основывающейся на желании автономии для Польши под «державным скипетром нашего Монарха» [7, л. 16].
Помимо собственно польских представителей в этом вопросе большую активность проявляли члены группы центра, избранные от съездов землевладельцев Виленской, Ко-венской и Гродненской губерний: С.И. JTo-пацинский, А.Э. Мейштович и К.Г. Скир-мунт. В конце августа 1915 года они разослали членам Государственного совета записку о положении поляков в Западном крае. Члены группы центра призывали пересмотреть «ограничительные узаконения и основанные на них административные распоряжения. А затем следовало бы постановить, что Поляки пользуются в Империи теми же правами, какие принадлежат лицам русского происхождения» [8].
В момент организации Прогрессивного блока в августе 1915 года самым острым вопросом оставался вопрос «ответственного министерства». По всем остальным вопросам (веротерпимость, поляки Западного края, украинский и финляндский вопросы, рабочее законодательство) особых возражений членов верхней палаты не было. В.И. Гурко соглашался с предложенной П.Н. Милюко-
вым формулировкой об «автономии Польши», потому что снятие ограничений с польских землевладельцев изменяло всю ситуацию и давало им политическую силу. Отрицание уступок в вопросах автономии Польши могло привести к разрыву с членами верхней палаты, избранными от землевладельцев губерний Царства Польского, и прежде всего с И.А. Шебеко (центр). Да и общее настроение членов верхней палаты было таково, что вопрос шел уже намного дальше «автономии». 16 августа член верхней палаты граф В.А. Мусин-Пушкин благодарил Ф.Д. Самарина за его записку о Польше и разделял ее выводы о самостоятельности Польши, «но при одном непременном условии — полного разгрома Германии и Австрии, иначе сказать, чтобы самостоятельность эта была уделом триединой Польши, с морским портом в Данциге, а не только теперешней ее русской частью» [9, л. 684]. Так что польский вопрос никоим образом не мог испортить результатов будущего соглашения, т. е. повлиять на будущую программу. Однако все попытки польских депутатов внести польский вопрос в программу блока на заседании групп Государственного совета 22 августа 1915 года провалились. В частности, выступивший Шебеко настаивал на том, чтобы права польских землевладельцев были полностью зафиксированы в программе и чтобы Прогрессивный блок не ограничивался в этом отношении одними лишь указаниями. Большинство собрания, однако, не согласилось с такой точкой зрения и признало, что вопрос о положении польских землевладельцев мог бы быть разрешен только после того, как будет выяснено положение в автономной Польше русского землевладения.
Поэтому представители Польского коло формально поддержали блок, но с оговоркой, что оставляют за собой право выступления и голосования по тем вопросам, в которых они наиболее заинтересованы, т. е. по вопросу о польско-русских отношениях [10]. Однако 10 сентября ежедневная польская газета в Петрограде «Ог1епп1к Ре1:го£гас1-гЫ» прояснила позицию Польского коло в законодательных палатах. Поддержка членами Государственного совета, избранными
от землевладельцев губерний Царства Польского, Прогрессивного блока произошла «не потому, что коло хотело занять в этом вопросе какую-нибудь активную позицию, а потому, что оно оказалось здесь не самостоятельным, а только частью советского центра, решившего вопрос о присоединении к блоку без предварительного соглашения с колом» [11].
После роспуска законодательных палат в сентябре 1915 года польский вопрос сразу занял второстепенное место, что показало тактический характер его поддержки Прогрессивным блоком. Опасались в этот период за само существование блока и оппозиционные общественные группы. Одно из совещаний по вопросу о необходимости для Государственной думы осуществить программу Прогрессивного блока, состоявшихся в Москве 30 января 1916 года, постановило: «Необходимо поставить пределы тем компромиссам, до которых в своих соглашениях с правительством может доходить Дума, ибо за этим пределом может быть потерян самый смысл существования Думы и подорван ее авторитет в стране» [12, л. 2].
Отсутствие какого-либо настроения в оппозиционной среде подтверждает и письмо E.H. Трубецкого (левый) из Петрограда от 8 февраля 1916 года, написанное перед открытием законодательных палат: «...Первый же вечер моего приезда я провел у Струве. Но, несмотря на видные имена участников (Маклаков, кн. Львов, H.H. Львов, Шульгин, Грабский, П.П. Виноградов), вечер был весьма неинтересный. Грабский (поляк) докладывал вещи, которые мы уже всю зиму слышали в Москве о царстве Польском, о котором разговор в Москве давно исчерпан» [13, л. 22 об.]. Это заявление сродни обсуждению в октябре 1914 года кадетами образования Польского коло из членов Государственного совета и Думы, на котором П.Н. Милюков заявил полякам, что они не могут считаться настоящими представителями польского народа [14, л. 15]. Такая тактика по отношению к полякам в феврале 1916 года, перед открытием сессии, довольно неожиданна и показывает хрупкость блока и различные цели, преследовавшиеся его
членами. Видимо, целый ряд подобных обсуждений заставил представителей поляков в законодательных палатах выступить с собственными заявлениями, не рассчитывая на помощь Прогрессивного блока.
Необычность открытия заседания 9 февраля 1916 года, вызванная приездом царя в законодательные палаты, наверное, и явилась тем контрастом, который придал выступлению С.И. Шидловского с текстом декларации Прогрессивного блока оттенок некоторой оппозиционности. Уже одно то, что речи Д.Д. Гримма и В.В. Меллера-Зако-мельского в Государственном совете были намного «оппозиционнее», чем декларация блока в Государственной думе, показывает действительную цену этому документу. С позиции Польского коло выступил И.А. Ше-беко, обвинявший правительство в нежелании восстановить свободную Польшу, и указал, «что заявления и действия Правительства по польскому вопросу едва ли соответствуют широтою своего государственного размаха повелительным указаниям развертывающихся мировых событий» [14, л. 18]. Примечательно, что в связи с интернационализацией польского вопроса начались разногласия между поляками и другими национальными группами в Думе. Поляки считали польский вопрос главным и более важным, чем разрешение вопросов других национальностей [15].
Весной — летом 1916 года состоялась поездка парламентской делегации за границу. От Государственного совета в состав делегации вошли видные представители различных групп: A.B. Васильев (левый), С.И. Ве-лепольский (центр), В.И. Гурко (кружок внепартийного объединения), А.Н. Лобанов-Ростовский (правый), Д.А. Олсуфьев (центр), P.P. Розен (центр) [16, с. 12]. Большинство членов делегации от верхней палаты составляли лидеры Прогрессивного блока, что снижало политическую активность в самом Государственном совете. Более того, оставшиеся в Петрограде члены верхней палаты обязаны были проявить максимальное единство, так как одной из целей парламентской делегации было показать сплоченность Прогрессивного блока в законодательных палатах [17]. Об этом прямо заявил П.Н. Милю-
ков во время доклада в Военно-морской комиссии Государственной думы 19 июня 1916 года [18, с. 15].
Поездка парламентской делегации за границу, в которой участвовали и представители Думы — В.Я. Демченко, М.М. Ичас, П.Н. Милюков, A.A. Ознобишин, А.Д. Протопопов, A.A. Радкевич, Ф.Ф. Рачковский, Д.Н. Чихачев, А.И. Шингарев, Б.А. Энгель-гардт, помимо решения чисто внешнеполитических задач была использована для выяснения тех вопросов, которые волновали разрозненные части блока. Граф Веле-польский заявил Милюкову, что «не поехал бы в поездку, если бы не надеялся с нами сговориться» [16, с. 16]. Фактически поляки в лице Велепольского добивались международного признания польского вопроса, в чем лидер кадетов им решительно отказал [Там же. С. 45]. Прозрачные намеки Веле-польский, однако, продолжал делать даже публично. В Италии, на приеме 26 мая 1916 года, в своей речи он тонко соединил борьбу за независимость Италии с польским вопросом [19]. Формально член группы центра Велепольский остался на позициях, изложенных им еще 27 апреля 1915 года в записке, в которой развивались мысли об общих послаблениях для поляков [20, с. 50—53]. Но закулисная сторона действий польских представителей не оставляет сомнений в их истинных устремлениях, направленных к независимости. Позднее, в начале осенней сессии 1916 года, в Государственном совете поляки будут крайне резко реагировать на любые попытки представить разрешение польского вопроса в контексте внутренней российской политики.
Очередной интерес к проблеме Польши возник накануне осеннего кризиса 1916 года. С 31 октября развернулись бурные дебаты в группе центра, наиболее многочисленной, о характере декларации. Отдельные члены группы находили, что декларация должна заключать в себе перечень тех деловых вопросов, которыми, по мнению центра, палаты должны заняться в ближайшую очередь. Остальные хотели ограничиться одним лишь заявлением общеполитического характера [21]. Видимо, происходила борьба членов по назначению с теми активными
сторонниками блока, которые не опасались за свои места, как избранные в Государственный совет. На собрании стало ясно, что обязательно будет поднят вопрос о Польше и австро-германском акте, опубликованном в Варшаве, о независимости русской Польши. Об этом заявил Шебеко на заседании блока еще 30 октября. Поэтому его просьба о том, чтобы поддержать декларацию от имени Польского коло была встречена в общем сочувственно, хотя некоторые члены возражали против перенесения этого вопроса в международную плоскость, ссылаясь на союзников: «При дальнейшем обсуждении это разногласие было устранено, и группа центра постановила поддержать декларацию Польского коло» [21].
На заседании 1 ноября в Государственном совете основное внимание было приковано к польскому вопросу. И.А. Шебеко, заявивший о своем выступлении еще на бюро блока, начал свою речь с критики правительства за отсутствие каких бы то ни было подвижек в польском вопросе [22, л. 16 об.]. Шебеко не скрыл от собравшихся, что исконной мечтой Польши является независимость, но основанная на присоединении исконных польских территорий, а не оставлении их в руках немцев. Он уповал на то, что польский вопрос решат победители: «Решит его Россия, совместно с доблестными союзницами своими, объединением всех польских земель и восстановлением свободной Польши» [22, л. 17]. На это же рассчитывал и председатель совета польских съездов А.Р. Ледничний, который придавал австро-германскому акту о Польше большое значение: «Он силою факта поставил польский вопрос во всем его объеме на международное разрешение и, конечно, только международный акт может окончательно его разрешить» [23]. У Шебеко вообще нет ни слова об автономии, за исключением правительственного проекта, и уже в этой речи вопрос о свободе по сути равен вопросу о независимости, что само по себе странно, как и призывы обосновать это тождество стремлением противодействовать прогерманским державам и их влиянию на Польшу. При этом на заседании группы центра «Шебеко оговорил, что словами
"свободная Польша" он не предрешает окончательно вопроса об устройстве Царства Польского» [21]. Дальнейшие события подтвердят толкование Польским коло в Государственном совете «свободы» Польши в сторону независимости от Российской империи.
Следом за Шебеко выступил И.Г. Щег-ловитов, от имени группы правых выразивший сочувствие полякам в их несчастьях. Коснувшись реформ в Польше, Щегловитов отметил: «Думается, едва ли самое совершенное Правительство в условиях, в которых мы находились в первый год войны, могло бы ввести сколько-нибудь серьезное преобразование в русской Польше. И да не будет в польских сердцах места подозрениям, что воскрешение поляков к новой жизни намеренно замедляется» [22, л. 17]. В Манифесте 1 августа 1914 года говорилось: «Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром русского царя» [24, с. 14]. В согласии с манифестом и тем, что 31 октября в общее собрание группы правых членов Государственного совета явился лидер Польского коло И.А. Шебеко и ознакомил собрание с основными положениями той декларации, которую он предполагает сделать в общем собрании Государственного совета 1 ноября [21], Щегловитов и строил свое выступление. Видимо, его не совсем удовлетворило упоминание Шебеко о союзниках в контексте польского вопроса. Так как правые постановили поручить своему лидеру выступить с ответом на декларацию левых групп, в зависимости от содержания их заявления [25], Щегловитов был вынужден указать им на неудовлетворенность правой группы частью выступления Шебеко [22, л. 17 об.].
Выступившие от группы правого центра Нейдгарт и от кружка внепартийного объединения Гурко указывали на то, что акты Германии по отношению к Польше ими не признаются. Одновременно Гурко отметил трудность вставшей перед поляками дилеммы: либо сражаться за независимость, обещанную их исконным врагом — немцами, либо отречься от них, но за это ничего не получить, т. е. фактически отказаться от незави-
симости. Поэтому Гурко призывал опереться на акт от 1 августа 1914 года и доказывал, «что неминуемым последствием поражения центральных держав явится восстановление единства всех трех, населенных польской национальностью, частей былого государства польского, с обеспечением этой возрожденной Польше свободного национального управления и развития» [22, л. 18]. Эта формулировка настолько туманна, что «свобода» в ней может трактоваться совершенно произвольно. При этом Гурко настойчиво проводилась мысль о том, что разрешение польского вопроса возможно только с союзниками, так как вопрос о Галиции, Познани и Силезии — вопрос международного права. Таким образом, в плоскость международного права переводился вопрос и о русской Польше, что являлось косвенным признанием ее независимости. Князь А.Д. Голицын (центр), поддерживавший поляков, заявил о необходимости объединения всех земель Польши. Далее этой декларации группа центра не шла.
Вызывает интерес и то, что по польскому вопросу не выступил ни один из представителей левой группы, что дало бы возможность проследить отношение всех групп Государственного совета к этой проблеме. Единое заявление Прогрессивного блока по этому поводу было невозможно, что подтверждается дискуссией, затеянной среди кадетов А. Тырковой 6 ноября 1916 года. В письме от 7 ноября князю Д.И. Шаховскому она пишет: «Вчера, по моей инициативе, Ц.К., начерно, толковал о Польше. Упоминаю о том, что я затеяла, потому что считаю, что был некоторый умысел в отодвигании вопроса... Маклаков, убегая из комитета, на ходу бросил мне: я уже высказался за независимость. А Милюков также уверенно против независимости и не видит, почему нужно менять позицию. Шингарев видит в независимости Польши опасность... Корнилов считает прусскую ориентацию угрозой для России, но предполагает, что есть два польских вопроса: один о Польше объединенной, в случае нашей победы, другой о Русском Царстве Польском. Гримм считает, что если к независимой Польше отойдут прусские владения, то они всегда будут
бояться Германии и льнуть к России» [26, л. 946]. Данное письмо показывает, как сложно было договориться по данному вопросу даже внутри одной кадетской партии. Вот почему блок не мог ничего противопоставить единому мнению правых, выраженному Бородкиным: «Поляки Царства Польского в глазах всего мира и людей закона остаются "в чреде народов, Российскому скипетру подвластных и единую Империю составляющих", они верноподданные Русского Государя и лишь временно придавлены тевтонскою пятою» [22, л. 18 об.].
После всех речей от депутатских групп слово вновь взял Шебеко и дал резкую отповедь Щегловитову. Он отстаивал идею самостоятельного существования Польши, показывая тем самым всю бесперспективность для правых вторгаться в обсуждение этого вопроса [Там же]. Таким образом, польский вопрос приковал к себе основное внимание. Даже зачитанные бароном Меллером-Зако-мельским и Гриммом внеочередные заявления по обстоятельствам военного времени не вызвали такой бурной дискуссии. Мел-лер-Закомельский, как и Гримм, полностью солидаризовался с думской декларацией блока. Речь Гримма — это наиболее открытая в смысле отсутствия полутонов речь общественного деятеля в Государственном совете. Прежде всего он указал на «чувство глубокой патриотической тревоги», охватившее общественность в связи с расстройством тыла. По своему содержанию это была целая декларация левой группы, от имени которой Гримм собственно и выступал. Он припомнил правительству и польский вопрос, вопрос продовольствия, борьбу с общественными организациями, отсутствие борьбы с хищническим обогащением и заявил, что с правительством, которое так ведет государственное дело, невозможна никакая совместная работа. В заключение Гримм развил целую теорию о встречной жертве со стороны правительства, подразумевая под ней исполнение желаний Прогрессивного блока о создании «министерства доверия». Не только левое крыло блока рассуждало таким образом, но и его правая часть. Шульгин замечал по этому поводу: «Нельзя же в самом деле требовать от стра-
ны бесконечных жертв и в то же время ни на грош с ней не считаться... Можно не считаться, когда побеждаешь: победителей не судят... Но "побежденных" судят, и судят не только строго, а в высшей степени несправедливо...» [27, с. 125].
Но даже эти заявления остались лишь бледной тенью думских дебатов. Газета «Утро России» писала о борьбе на два фронта: «Эта мысль, являвшаяся сегодня лейтмотивом в речах думских оппозиционных ораторов, была подчеркнута в верхней палате только в декларации проф. Д.Д. Гримма» [28]. Косвенным подтверждением предсказуемости выступлений «прогрессивных групп» служит и то, что правые никоим образом не отреагировали на их заявления. Повод для ответа мог быть найден, так как содержание речи Щегловитова заставило членов Государственного совета в перерыве заседания 1 ноября 1916 года собраться на фракционные совещания и зафиксировать крайне неудачную постановку польского вопроса, сделанную новым лидером крайне правых [28]. Правые члены Государственного совета поручили Щегловитову выступить с разъяснениями [29]. «Биржевые ведомости» отмечали, что Государственный совет, по сути, не рассмотрел ничего, кроме польского вопроса, и не коснулся других общеполитических вопросов в тот момент, когда они вызывают наибольший интерес: «Государственный Совет придал дню новой сессии почти аполитический характер. В этом чрезвычайно резкое отличие первого дня верхней палаты от первого дня нижней» [30].
Перед открытием заседания 26 ноября в Государственном совете сложилось стойкое оппозиционное большинство. Впервые все группы, кроме крайне правых, были готовы выступить единым фронтом в поддержку Государственной думы и принять аналогичную думской формулу перехода. Начавший выступления Н.Ф. фон Дитмар (от группы центра) подверг острой критике действие власти. Не менее критичным по отношению к правительству оказалось и выступление A.B. Васильева (левый). Он описывал патриотический подъем в Германии, Англии, Франции и Италии, чему сам был свидетелем как член парламентской делега-
ции. Васильев отмечал патриотизм крестьянства и рабочих и указывал при этом, что народом понимаются цели войны — проливы и «свободная», но дружественная Польша [31-34].
А член группы центра Шебеко, опустив все им сказанное 1 ноября во время дискуссии в Государственном совете по польскому вопросу, прямо заявил: «Когда кончится война, польский вопрос будет решаться на мировом конгрессе, а не единолично Россиею» [35, л. 145].
Позднее, вплоть до Февральской революции, польский вопрос в Государственном совете не обсуждался, что еще раз показывает его второстепенный характер в политической борьбе в Российской империи в годы Первой мировой войны. Для большинства членов Прогрессивного блока, в том числе и в Государственном совете, этот вопрос был сугубо тактическим и рассматривался как способ давления на правительство для получения других, более существенных политических уступок.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. РГИА. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 32.
2. Там же. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 156.
3. Там же. Ф. 1668. Оп. 1. Д. 11.
4. Яхонтов, А.Н. Тяжелые дни [Текст]: Секретные заседания Совета министров 16 июля — 2 сентября 1915 года / А.Н. Яхонтов // Архив русской революции. — Т. 18. — М.: Изд. центр «Терра»: Политиздат, 1993.
5. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1914 г. Д. 7.
6. Левенсон, МЛ. Государственный совет [Текст] / М.Л. Левенсон. — Пг., 1915.
7. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1915 г. Д. 2.
8. Новое время [Текст]. — 1915, 31 августа.
9. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1031.
10. Новое время [Текст]. — 1915, 1 сентября.
11. Там же, 10 сентября.
12. ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 378-а.
13. РОРГБ. Ф. 171. К. 9. Д. 1.
14. ГАРФ. Ф. 523. Оп. 1. Д. 32/1/.
15. Утро России [Текст]. — 1916, 11 февраля.
16. Красный архив. 1932. Т. 54—55/5—6/.
17. Правительственный вестник [Текст]. — 1916, 27 апреля. — № 92.
18. Красный архив. 1933. Т. 3.
19. Правительственный вестник [Текст]. — 1916, 29 мая. — № 115.
20. Русско-польские отношения в период мировой войны [Текст]. — М.; Л.: Московский рабочий, 1926.
21. Речь [Текст]. — 1916, 1 ноября.
22. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1916 г. Д. 2.
23. Утро России [Текст]. — 1916, 28 октября.
24. Лемке, М. 250 дней в царской ставке (25 сентября 1915 — 2 июля 1916) [Текст] / М. Лемке. — Пг.: Гос. изд.-во, 1920.
25. Русское слово [Текст]. — 1916, 1 ноября.
26. ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1059/1/.
27. Шульгин, В.В. Дни. 1920 [Текст] / В.В. Шульгин. — М., 1989.
28. Утро России [Текст]. — 1916, 2 ноября.
29. Биржевые ведомости [Текст]. — 1916, 2 ноября.
30. Там же, 1 ноября.
31. Трубецкой, E.H. Война и мировая задача России [Текст] / E.H. Трубецкой // Русская мысль. — 1914. - Кн. XII.
32. Трубецкой, E.H. Национальный вопрос. Константинополь и святая София [Текст] / E.H. Трубецкой. — М., 1915.
33. Милюков, П.Н. Константинополь и проливы [Текст] / П.Н. Милюков // Вестник Европы. — 1917. — Кн. 1. - С. 354-381.
34. Котляревский, С. Россия и Константинополь [Текст] / С. Котляревский // Русская мысль. — 1915. — Кн. IV. - С. 1-5.
35. РГИА. Ф. 1148. Оп. 10. 1916 г. Д. 1.
УДК 94(47).084.8 Е.Д. Твердюкова
ГОСУДАРСТВЕННОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЧАСТНОПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В СССР (с середины 1940-х до середины 1950-х годов)
В СССР даже в годы существования ко- гласно Правилам регистрации кустарных мандной экономики частнопредпринима- и ремесленных промыслов от 26 марта 1936 го-тельская деятельность ограничивалась. Со- да, лица, занимавшиеся промыслами, изво-
