CC BY
17
и. социология и политология
В.А. МИХАЙЛОВ
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ*
Эволюционная корреляция этнического (этногенеза) и политического (политогенеза) представляет собой лишь одну из форм взаимосвязи различных сторон общественной жизни, однако именно она наиболее важна при анализе общей схематики развития этносов: род (племя) - народность - нация. Во-первых, при оперировании политической составляющей детерминации общественного прогресса выявляется вполне распознаваемый вектор этнического развития: этносы в ходе своего развития - в соответствии с принципом Э.Геллнера - одинаково демонстрируют устойчивое стремление совместить государственные и национальные границы, то есть в своих высокоразвитых формах превратиться в государство-нацию. Во-вторых, тот факт, что родо-племенной строй не знает политической организации, а народность и нация предполагают обязательную корреляцию с политической жизнью и знают огромное количество политических форм (воплощений), -задает парадигму содержательного анализа указанного вектора в развитии этносов: с одной стороны, постулируется относительность политического фактора в жизни этносов (даже нации могут функционировать без (вне) собственного государства); с другой - подчеркивается кардинальная значимость политической детерминанты именно на рубежном переходе - от родо-племенных общностей к следующим за ними народностям и нациям.
РОД (ПЛЕМЯ). С точки зрения основной тенденции («вектора») исторической взаимосвязи этнического и политического, род (племя) представляет собой весьма специфическую социальную общность. Ведь если исходить из обязательности сопряжения этноса с политикой, то род (племя) не есть этническая общность. Но если род (племя) все-таки является разновидностью этноса, то, следовательно, в родо-племенном обществе существует свой политический мир (хотя бы и в непривычных, а значит, незаметных и непонятных для современного человека формах). Какова же специфика связи этнического и политического в родо-племенном обществе?
Родовая общественная организация характеризуется синкретизмом социальных форм. Род - это семья, социальная организация, этническая общность, потестарно-политическое сообщество и т.п. все вместе взятое одновременно. Наверное, недаром слово «род» и его многочисленные производные нашли выход практически во все социальные сферы: Род,
• Исследования выполнены при финансовой поддержке Министерства общего и профессионального образования РФ (грант N 97-106 ).
Богородица, юродивый (религия), род, народ (этнос), Ваше Благороди (социальная структура) и проч. Родовое «мы» замкнуто и тоталитарно. Род -это личный, а не территориальный союз людей. При перемещении род (племени) из одной местности в другую вся структура социальных отношенш перемещается вместе с ним. Будущее расхождение этнического I государственного «мы» наличествует лишь в потенциальной форме, то есп собственно «этнического» и «политического» в современном значении эти> слов, еще не существует.
Племя и тем более союз племен уже можно рассматривать как предполитическую надстройку над базовым, но уже уходящим в прошлое родовым устройством. Племя - это не просто количественное приращение рода, развитие кровнородственного принципа, оно вполне может состоять из различных по крови родов и большесемейных общин. В эпоху военно-политических союзов сглаживаются этнокультурные различия, утрачивается главенствующее положение местных богов, устанавливаются новые и общие нравы и обычаи. В.Д. Королюк и Г.Г. Литаврин относят начало зарождения древнерусской народности как раз к эпохе союзно-племенных объединений (Н-Ш вв.).
На уровне военно-племенных союзов возникает потестарная организация, которая отражает появление новой социальной структуры. Для «верхов» главным занятием становится война, то есть то, чем не занимается род. Вместо народного ополчения приходит дружина. На этом переходном этапе еще сохраняется родо-племенная мифология о Радиме и Вятке, но уже появляются и идейно-политические предания о Кие, а затем - на преднародностном уровне — уже вместо Кия выступят Рюрик, Сикеус и Тру вор как основатели реальных городов, общностей и династий.
Переход к государственному состоянию был вызван целым комплексом причин. Да и сам этот переход характеризуется комплексным кризисом, например, цементирующий сакральный мир становится крайне нестабильным (вспомнить хотя бы «интернациональный» языческий пантеон Владимира Святославича). Появляются антиродовые институты (княжеский род, дружина), разрушающие старый род, и надродовые институты, призванные соединить людей в новую общность. Следует обратить внимание на тот факт, что у большинства «варварских» народов на территории Европы этот процесс совпал по времени с эпохой «великих переселений», К примеру, восточнославянским племенам выпадает почти в течение всего I тысячелетия мигрировать с места на место, что неизбежно сказалось на социальной и этнической структуре общества. В первой половине первого тысячелетия нашей эры среди славян пока царит относительное народовластие (в том виде, как оно описано у Прокопия Кесарийского): внутренняя эксплуатация отсутствует, нет аппарата принуждения, вече собирается регулярно (так. последнее известное «народное собрание» в Болгарии падает ня 083 гЛ Однако военно-племенная йеггхутпка
X / I . .... д ^
уже выделилась (к VI в.), и вместе с распространением отношений данничества
все большее значение приобретают альтернативные (родовым) формы социально-психологического мироощущения.
Потестарная организация, широко представленная в эпоху так называемых военных демократий, свидетельствует, что постепенно ведущей становится не кровнородственная, а территориальная связь. При этом новое коллективное «мы» (дружина = «русь» и др.), не отменяющее, но пока только конкурирующее с прошлыми родо-племенными маркерами (поляне, древляне, дреговичи и т.п.), становится основой формирования и укрепления личностного начала, без которого нет и не может быть политической деятельности.
Вместо прошлого равенства и свободы внутри общины (на фоне всеобщей зависимости и несвободы всех и каждого перед самой общиной) формируется совершенно новое соотношение: внутреннее неравенство и несвобода (данничество, рабство и пр.) предполагают огромную степень свободы части сообщества («верхи») по отношению к общине в целом. Появляется сила (патримониализм вместо патриархализма, по М. Веберу), способная преодолеть традицию, осмелиться разрушить старые связи, сформировать новые, в том числе этнические общности. Например, Чингис-хан, оказавшийся в начале ХПТ в. руководителем огромной территории с разноязычным и разноплеменным населением, сознательно и планомерно разрушал родо-племенную организацию покоренных народов, расчленяя недружественные племена и распределяя их между улусами. Таким образом, для окончательного формирования политической организации общества необходимо было порвать с массой населения, оторваться от него.
НАРОДНОСТЬ. Тот факт, что очень узкий по своему первоначальному социально-политическому содержанию термин «русь» (дружина) стал в итоге названием широкой этнической общности, свидетельствует об огромном значении политического начала в этногенезе древнерусской народности. С известной долей огрубления можно вывести формулу: народность = племена + государство. Народность — это в первую очередь этнополитическое единство и сообщество, иначе — государственная соплеменность. Отсюда следует: если родо-племенные сообщества надо было (внешне) объединить б народность, то народность сама - под воздействием уже внутренних факторов - будет «объединяться» (преобразовываться) в нацию; если в первом случае политика ломает старые и формирует новые этнические формы, то во втором, наоборот, этносы - уже как вполне самостоятельные субъекты исторического действия будут «ломать» социально-политические структуры (разваливать многоэтнические империи и собирать в единое государство разрозненные княжества).
Итак, появление государственной власти ознаменовало появление небывалой (вполне возможно - первой) этноконсолидирующей доминанты. В рамках «окняжения территории» в течение всего X века киевские правители пытаются ликвидировать опорные пункты местной (старой) родо-племенной знати - общинные центры (вспомнить хотя бы судьбу древлянского
Искоростеня). Выстраивается сеть княжеских крепостей, которые становятся рычагом и даже символом (политического) способа управления. К началу XI в. в большинстве главных центров восточнославянских земель уже сидели члены княжеского рода Рюрика. Новая формирующаяся общность уже скрепляется не традицией и обычаем, а внешним принуждением и законом. В первой половиие X в. появляется «Закон русский». Ограничивается кровная (родовая) месть. Вместе с государством и правом появляются ранее не известные феномены: привязанность прав и обязанностей личности к определенной территории, территориальный принцип расселения и объединения людей и др. Конечно, прошлые родо-племенные ценности еще долгое время будут сохраняться в памяти людей, но государство шаг за шагом, подключая все новые и новые этноконсолидирующие факторы, будет настойчиво тянуть общество в сторону пока еще очень далекой, но уже обозначившейся нации.
Уже на рубеже ЕХ-Х вв. власть правителей «Русской земли» распространяется на большую часть восточнославянских «племенных княжений», о чем убедительно свидетельствуют факты участия войск этих княжений в многочисленных походах киевских князей (в тексте договора Олега с греками от 911 г. говорится: «...от Олга, великого князя рускаго, и от всех, иже суть под рукою его светлых и великих князь и его великих бояр»). Ту же цепочку превращений мы можем наблюдать и в религиозной области: в совокупном культовом пантеоне союза племен главенствующим становится божество-покровитель наиболее крупного или сильного племени, а затем - в эпоху становления «варварских государств» — бог военной аристократии, «.дружинный» бог (древнерусский Перун, скандинавский Один, ацтекский У ицтил опочтли).
Государственное объединение союзов племен предполагает оседлость населения как обязательную предпосылку появления новой этнической общности, народности. Однако Древнерусское государство, политически организующее древнерусскую народность, это не более чем федерация земель. ; Княжеская администрация с ее посадниками, данями и пошлинами
ГЩЛТТЛТЛТ>П(ТЛФ ло^птт т>г»лт г»TTO^-vr тгг лгглпл^ тглгтллттип9 miw 'ATXIA^ÎJ /У! ПТП'З
.ll^/V^C LUXJ^lyiVJ. wuun UVV/lliV«U VJlUV/Diri WAIUVV/V/ i\VAtV4/^AXl/j,V«M>CA.<ii V/ Jt>iV/Vfc*. \%w
областей через князей» (В.О. Ключевский) может дать лишь «механическую» солидарность людей, которая при любом ослаблении центральной власти тотчас готова восстановить очертания своих прошлых этнических границ: через все средневековье выступают полтора десятка бывших союзов племен. Тем более, что на смену одному виду сепаратизма (племенная языческая верхушка против княжеско-церковно-христианского союза) тут же приходит другой (брат против брата внутри правящего княжеского рода).
А.Н. Насонов подчеркивал, что в деле образования Древнерусского государства главную роль играли суд и дань. Это означает, что киевские князья в сяоей иенттшти.тутошей деятельности вовсе не поеслсдовалн пелей по
• XV«'' л • •
гЬппллипопяигпо мпнп-ггт>шеск*пгп г.ппбптр.г/гия (гоипгш ття гппбом ячктке. но плати
Tvr---т -------------------~— — ^------ ----' -*-»-------Ч" ---Г - ----- ---- - ~ •- -•--*---5--—
дань и признавай княжеский суд). Реконструкция личного имени князя Святослава (по В.Н. Топорову - «возрастание славы») очень хорошо
демонстрирует истинные мотивы политической активности древнерусских князей: слава являлась высшей ценностью и наградой. Сам факт вытеснения исконного славянского слова «вождь» (УосЦь) германоязычным новообразованием «кънязь» свидетельствует, что бывший глава рода уже выступает как (вне)надплеменной господарь. «Дружинные могильники» в Древнерусском государстве на протяжении ГХ-Х вв. находятся вне родо-племенных захоронений. Г.В. Вернадский назвал дружину «плавильным тиглем». И она («русь») действительно выполняла функции плавильного котла
- была разноэтнической и насильственно «сплавляла» вятичей, полян, словен и т.д. в единую древнерусскую народность. Во всем этом есть своя логика: отчуждавшаяся от общества публичная власть требовала для выполнения своих исторических задач отчужденного (инородческого, маргинального) субъекта.
Народность не знает стабильных территориальных и государственных форм. На место единого Древнерусского государства приходит феодальная раздробленность (последний общерусский княжеский съезд состоялся в 1223 г., в 1309 г. от Руси отошли Новгород и Псков). Однако при этом произошла незаметная, но симптоматичная переориентация в политике князей
- они отныне станут бороться не столько за захват власти в стране (Киевский стол), сколько за расширение и укрепление своего княжества, а затем и царства. Так, Дмитрии Донской, уже не спрашивая согласия Золотой Орды> оставил своего сына (1389) владеть «отчиною, великим княжением».
Отчетливая геральдика и символика засвидетельствовали появление первых политических мифов, утопий и идеологий. Этот момент очень важно учесть при изучении этногенеза, ибо историческая память народа все время изменяется - в зависимости от того, что видит, вернее, что может и хочет
1ГПТХТТЛТГ ЛХГ^Т ЛТЛ^ ЛТТТТТТТЛЛГ/'ЛтЛ лог ГЛЛЛОТТОТПГЯ1 Г» Т-Г<Л/ЧТТТ ттлтх тглтлтгхт! ЛТ>ЛДГЛ ИТГЗТЛ/Л Пи
у игл^Л^-" V у V иип 1 ^ х ххгх ишУ1 VVVоааI:ил и ххр^шлип пиь^рхш \sjj\j\sx V/
Процесс осознания и интерпретап^ги своего прошлого на определенном этапе начинает выступать в качестве самостоятельной детерминанты этнической эволюции. В полемике московских и литовских авторов вокруг вопроса о праве быть единственным наследником территорий и традиций Древней Руси вырабатываются династические (генеалогические) легенды о происхождении царствующей династии от императоров Рима. Конечно, хотя эти идеологические системы уже независимы от религиозных приоритетов, но явно не дотягивают до ранга общенациональной идеи: родовая честь, даже возвышенная до государственной, это вовсе не феномен национального сознания.
Повсеместное формирование в ХУ-ХУП вв. централизованных государств в форме абсолютных монархий еще не означало появления наций. Народностной «совокупности земель» пока не хватает экономического и, главное, культурного единства. Например, несмотря на то, что уже в XV в. используются термины «Великая Русь», «Малая Русь», «Белая Русь», они вовсе не являются этнонимами: будущие белорусы называют себя пока литвинами (по государственно-территориальной принадлежности), а украинцы Галиции -русинами. В украинском фольклоре (в фольклоре вообще очень редко
присутствует этническое самосознание) практически не встречаются термины «украинец» или «малоросс». Самоназваниями служили слова «православные», «христиане», «люди», «мужики», «народ», «казаки».
Конечно, абсолютистский режим, приходящий на смену единой, но не единоличной верховной власти (правление всего княжеского рода, а не отдельного лица = согрш йга1гиш), существенно расширяет ряды совокупного политического субъекта, формирующего и формирующегося в нацию (многочисленная бюрократия, постоянное общенациональное войско и др.). Пока ни на уровне «верхов», ни тем более на уровне «низов» нет отчетливого национального самосознания, но все более расширяется круг людей, для которых «отчина» зазвучит вскоре как «Отчизна». До национальной идеи далеко, но ее политико-религиозные предпосылки (аналоги) налицо:. России еще только предстояло вернуть свои утерянные земли, а духовник Ивана Ш (Вассиан) упреждающе подчеркивает соответствующие притязания, называя Московского государя «Христианский царь Русьских стран». Усиливающаяся унификация, централизация и регламентация государственного и местного управления при Петре I достигает апогея в регламентации всех проявлений общественной жизни («указное» платье, обувь, жилище, увеселения, похороны и т.д.).
НАЦИЯ. К ХУШ в. выяснилось, что легитимация власти в России больше не может ограничиваться династическим или религиозным обоснованием. В условиях ускоряющейся рационализации общественной жизни выдвигается кардинальная (для формирования национального сознания) идея служения Отечеству (правда« пока не Родине, а только государству. Но уже и не просто одному государю!). В 1682 г, были сожжены разрядные книги, а Петр I впервые служение государству сделал критерием личной карьеры. К 1812 г. солдатская масса уже готова пойти в бой с формулой «За Веру, Царя к Отечество!» Пройдет время, и «Отечество» переместится - сначала у революционно настроенных кругов и творческой интеллигенции (А.Сумароков провозгласит: «Любовь к Отечеству есть перьва добродетель»), а затем у большинства народа - на первое место в ряду ценностных социально-психологических ориентации.
Новое «мы» формируется не только и даже теперь не столько вместе с расширением общенационального политического актора (в армии и флоте в первой трети ХУШ в. служит 2,6% всех мужчин империи), но по причине формирования общероссийского рынка, единой системы образования (в конце XVII века четверть посада является грамотной частью населения; в 1809 г. вышел указ об обязательности высшего образования или экзамена для получения высших гражданских постов) и пр. Государство сделало свое дело, создав внешние условия для консолидации народности в нацию, позволив подключиться к т ому процессу втггпенним .тгаоконсолилируюшим (Ьактооам.
•»л* ✓✓г • • ж ^ л
На бытОВОМ уровне все ттппттепсы Жшгг.ит/ттг.я ш»гл?ппыгп иыяш* Няттпимеп.
'Г------------Г * Т------"XV------------------------------X----Г 3
с формированием нации среди сельского населения (абсолютное большинство в Российской Империи) исчезает вражда между соседними селениями,
отмирают не только оскорбительные, но и неправильные прозвища жителей соседних областей и регионов. В целом же, как только культура стала перерастать узкие рамки сословной структуры, как только начала формироваться интеллигенция, а с нею и общественное мнение, национализм начинает вести свое сознательное и самостоятельное существование в общественной жизни России.
Идеологический и политико-практический критерии оформления такой этнической общности, как нация - это появление национализма и выдвижение национального вопроса на видное место в общественной жизни страны. Государственная элита довольно рано осознала важность обозначившегося «национального вопроса» (1746 - сенатский указ об отдельной регистрации этнической принадлежности учитываемого ревизией населения), однако никогда не рассматривала его в качестве заглавного в перечне первоочередных проблем государственной жизни. Да и первые светские политические идеологии в России были не националистическими, а империалистическими идеологиями. В условиях многонационального и поликонфессионального состава населения русская - и тем более любая иная - национальная идея не могла стать объединяющим ориентиром. Например, по подсчетам В.О. Ключевского, среди корпуса столбового московского дворянства насчитывалось всего 33% фамилий великорусского происхождения, 25% -западноевропейского, 24% - польско-литовского, 17% - восточного (татарского и др.). Что касается населения в целом, то в начале XVIII в. (время наибольшей интенсивности процесса этногенеза) доля великоруссов составляла 70% народонаселения, тогда как к концу столетия она понизилась до 49%. Это не могло не сказаться на характере формирующегося национального сознания.
Все идейно-политические составляющие русского национализма оказались слабыми: национальная идея формировалась не в борьбе с клерикализмом и феодализмом, как на Западе, а, наоборот, в их тесном союзе (вспомним триединую формулу славянофилов: «Православие. Самодержавие. Народность». Кстати, и сам термин «славянофильство» отразил специфику российского патриотизма: последний не был узкоэтническим); «йнтерклассовыи» националистический популизм как ориентация на «средний класс» не вырос до необходимых размеров из-за неразвитости самого «среднего класса» и крепости монархического режима (слабость идеологии российского либерализма).
Михайлов Валерий Алексеевич - доктор философских наук, профессор, завкафедрой «Политология и социология» УлГТУ. Окончил МГУ им М.В. Ломоносова. Имеет монографии и статьи в области философии, политологии, социальной психологии.
