Политические технологии в советской и постсоветской Центральной Азии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ИНСТИТУТЫ

Политические технологии в советской и постсоветской Центральной Азии *

Шохрат Кадыров

Распространенное представление о советском управлении в Центральной Азии, как о политике «разделяй и властвуй», — не более чем миф. Метрополия учитывала наличие этнических границ и внутриэтнических членений, но целью ее было все же создание в республиках суперэтносов — титульных наций; поэтому определяющее значение имел лозунг «объединяй и властвуй». Кадровая политика Москвы была направлена на подготовку послушной ей новой элиты — евронационалов; однако утрата этой элитой своей этничности вследствие интенсивной русификации — другой миф советологии. На самом деле, чем сильнее было влияние России на местные элиты, тем лучше они оказывались подготовленными к независимому национальному существованию.

Миф о существовании суперэтносов укрепляет суперпрезидентские режимы. Глубина этнокультурных различий, давний опыт внутриэтнического противостояния, поверхностность советской модернизации местных обществ в целом — все это после роспуска СССР предопределило всплеск подковерной борьбы за власть внутри евронационалов и между ними и традиционалистами, породило опасения насчет возможного распада новых государств. Тем самым создались благоприятные возможности для самолегитимации авторитарных режимов, враждебных малейшим проявлениям региональной автономии. Но и номенклатурные оппозиционеры, воспитанные в советской парадигме унитарно-централизованного государства, не предлагают альтернативного ей проекта государственности. Между тем единственно возможным направлением демократизации государств ЦА является их федерализация с учетом международного опыта, особенно опыта государств с так называемым недек-ларированным федерализмом.

Шохрат Ходжакович Кадыров, эксперт Центра русских исследований Института международных отношений Норвегии и Хельсинкского комитета по правам человека Норвегии, член Совета научного изучения населения при ООН (The International Union for the Scientific Study of Population), Европейской Ассоциации демографических исследований, ассоциированный член РАН, Осло (Норвегия).

* В основу статьи положен доклад автора на Международном норвежско-туркменском семинаре в Институте внешней политики Норвегии 6 июня 2005 года.

В мировой историографии этнические аспекты российского управления Центральной Азией (далее ЦА) разработаны недостаточно. Между тем тема эта актуальна в связи с вопросом, насколько велико влияние России в регионе после роспуска СССР, в особенности после того, как наметился переход государств ЦА в сферу интересов США.

Еще ни разу не было поставлено под сомнение стереотипное представление о внешнем управлении как о политике «разделяй и властвуй». Более того, пропагандистские службы центрально-азиатских режимов очень любят ссылаться на то, что постсоветский трайбализм, так мешающий процессу строительства наций в регионе, — наследие политики Москвы. При этом игнорируется естественно возникающее недоумение: если метрополия культивировала разобщенность, то как быть с неоспоримым фактом создания ею же унитарной государственности в колониях?

В российских учебниках по политической антропологии появилось понятие «синполитийность» 1 Его введение — шаг вперед в объективном рассмотрении проблемы влияния метрополии на колонии. Употребляется оно тогда, когда речь идет о прямом или косвенном политическом управлении и о воздействии через него развитых государственных систем на любые слабо консолидированные и/или отстающие в модернизации (традиционные, доиндустриальные) общества.

Задача данной статьи — показать роль, место и значение этнического фактора в политике внешнего и внутреннего управления в Туркменистане, а также сравнить опыт Туркменистана с опытом других республик ЦА. Моя гипотеза заключается в том, что трайбализм не привнесенное, а изначальное условие политического управления в этнических обществах, используемое как внутренними, так и внешними элитами.

Что такое этническое общество

Так называемые титульные нации в ЦА не являются нациями в западном понимании этого слова, а представляют собой, пользуясь терминологией Л. Н. Гумилева, суперэтносы. Даже после юридического оформления их «национальной государственности» они по-прежнему представляют собой не прошедшие полной модернизации конгломераты субэтносов, столетиями живших компактно в срав-

нительно изолированных друг от друга ареалах и потому тяготеющих к самоувековечиванию в качестве прочных, территориальных по сути, но этнических по восприятию, общностей2. Эти суперэтносы вкупе с субэтносами в их составе и образуют общества, которые я в данной статье называю этническими обществами. Каковы их отличительные признаки? У их членов хорошо выражена общеэтническая самоиндентификация, но сочетается она со стойким субэтни-ческим самосознанием. В их внутренней жизни важнейшую роль играют неписанные законы (адаты). Организация управления ими на всех этапах политогенеза строится по принципу племенных вож-деств (ханств) и аморфных конфедераций. Культурная антитеза «мы — они» с наибольшей силой заявляет о себе не тогда, когда направлена вовне (как это свойственно сформировавшимся нациям), а когда необходимо провести разграничения внутри своего титульного суперэтноса (туркменского, таджикского, узбекского и т. д.) между его субэтническими составляющими. Родоплеменная сплоченность «по крови» конкурирует с территориальной сплоченностью «по земле», вследствие чего интеграция этнических подразделений нередко ограничивается инкорпорацией одних в другие. Эндогамии и этнорасовые предубеждения произвольно используются для объяснения старой иерархии элит и в качестве инструментов формирования иерархии новой; былые легенды о старшинстве этнических групп (читай, подчиненности одних другим) не только воссоздаются, но и тенденциозно редактируются в угоду конъюнктуре политического рынка.

Так, в Таджикистане титульный этнос делится на таджиков северных и южных, жителей равнины и горцев, и, как отмечает Л. А. Чвырь, каждая из этих групп отождествляет с «настоящим» таджикским народом лишь себя3. В качестве «чистых» таджиков фигурируют «памирцы», каратегинцы, дарвазцы — потомки древних обитателей этих мест4; «нечистыми» якобы являются кулябцы и ленинабадцы, поскольку они смешивались с тюрками5. Исследователь же С. Абашин считает, что памирцы и другие горные этничности Таджикистана — далеко не «таджики»: они говорят на особых языках и имеют особую культуру6. Аналогичное деление современных «наций» мы найдем и в Казахстане (северные, южные, западные казахи), и в Кыргызстане, где доминировавшей до сих пор «северной» чуйско-иссыкульской общности кыргызов (а внутри ее — сарыбагышам) брошен сейчас вызов «южной» ошской общностью7. В Узбекистане самаркандский клан президента страны Ислама Каримова господ-

ствует над ташкентскими, бухарскими и ферганскими клановыми группировками8. Не исключено, что апрельские события 2005 года в Андижане были во многом спровоцированы борьбой режима Каримова с элитой Ферганской долины, ибо в ней, оттесненной от власти, сильны оппозиционные настроения9. Повсюду в регионе положение усугубляется сохраняющимся делением территориальных общностей на еще более мелкие локальные группы — при одновременно действующей тенденции к превращению этих территориальных общностей (тех же кулябцев, гиссарцев, ходжентцев в Таджикистане или балканцев, дашогузцев, лебапцев, марыйцев в Туркменистане) в этнизированные общности10, каждая из которых считает себя этнически самостоятельной и, по сравнению с другими, наиболее «чистой» частью своего суперэтноса. Так, для ташкентских узбеков «ферганские считай что и не узбеки» 11.

Этническим обществам свойственны архаические формы политической культуры: локальный гегемонизм, сепаратизм и всевозможные разновидности патронатно-клиентельных связей (семейнородственные, родовые, племенные, земляческие). Без особого ущерба для общества эта культура допускает и даже санкционирует проявления идеологии и практики гегемонизма на локальном уровне — внутри племени или в пределах определенного исторического ареала расселения племенного землячества. Но, когда претензии на гегемонию отдельной этнической группы начинают реализовываться на надлокальном уровне с опорой на институты унитарно-централизованной государственности, они ущемляют интересы остальных подразделений, усиливают конкуренцию субэтносов и дестабилизируют этническое общество. Поэтому этнические общества длительное время располагают слабыми внутренними ресурсами для формирования своей государственности. Если государственность все-таки возникает, то в форме деспотии, а после ее падения такое общество сталкивается с огромными трудностями при попытках сформировать у себя демократический строй, примером чему служат Ирак, Афганистан, во многом — и государства постсоветской ЦА.

Объединяй и властвуй

Стремление к гегемонии, с одной стороны, к автономности, самоуправлению — с другой, не способствовало тесному сотрудничеству выходцев из разных этнических групп/землячеств в аппарате

созданной большевиками централизованной власти. Притирка этнических элит к централизованной государственности стала возможной лишь благодаря наличию особого «амортизатора», смягчавшего противоречия между привнесенным типом государственности и автохтонным типом политической культуры. Имеется в виду ключевой компонент управления колониальным обществом: властный дуумвират «иноземец — автохтон».

Во всех республиках ЦА главное место занимал представитель Москвы. Авторитет его был непререкаем, поэтому основной задачей было сохранение не столько его лидерства за счет стравливания лидеров групп/землячеств, сколько единства управления созданными Москвой в 1924 году центрально-азиатскими квазигосударствами, их территориальной целостности. Иначе говоря, метрополия в первую очередь заботилась о том, чтобы не разъединять, а объединять субэтносы. Объединяя их, она автоматически обретала высший статус арбитра и примирителя. При распределении же высших постов между управленцами-«автохтонами» она обычно отдавала предпочтение тому подразделению, которое в каждый данный момент полагала более других склонным к сотрудничеству с ней.

Выбор «сотрудника» диктовался разными причинами и обстоятельствами. Важное значение имело положение республиканской столицы в пространстве республики. Поскольку в ней собирались, так сказать, главные модернизирующие силы метрополии в колонии, прилегающие к столице районы проживания «автохтонов» подвергались наибольшему культурному «облучению», а выходцы из этих районов получали наилучшие шансы для того, чтобы привлечь благосклонное внимание Москвы и в итоге поучаствовать в управлении республикой. Однако этому неписанному правилу кадровой политики союзного центра противостояло другое: назначение на пост первого секретаря компартии соответствующей республики представителя туземной периферии с целью воспрепятствовать росту гегемонизма столичного подразделения/землячества. А поскольку любой слабый клан у власти становился сильным, Москва чередовала назначения на руководящие посты по принципу: из столичного региона — из провинции. Особенно такое чередование было характерно для ее кадровой политики в Узбекистане и Туркмении. Отступление от принципа чередования в Таджикистане (постоянное первенство в руководстве выходцев из Ходжента/Ленинабада) и в Киргизии (длительное нахождение у власти кыргызов-северян) яви-

лось одной из причин гражданской войны в первой республике, ош-ских событий 1990 года — во второй.

Эти отступления доказывают, что чередование высших руководителей по субэтнической принадлежности ощутимо способствует сохранению политической стабильности. Однако проведение в жизнь принципа чередования, да и то далеко не всегда последовательное, возможно только в обществе с прямым внешним управлением.

Теоретически, при соблюдении принципа чередования право править могло быть дано любому отдельно взятому подразделению/ землячеству. Ибо каждое из них не могло отвечать за весь народ и не было достаточно сильным, чтобы противостоять остальной совокупности этнических групп/землячеств, отодвигаемых на вторые и третьи роли. Практически же в цепи чередований чаще других фигурировали представители тех общностей, на чьей территории метрополия устроила столицу колонии.

Конечно, в каждой республике были свои особенности. В Киргизии в 1917— 1990-х годах в высшем эшелоне власти главенствовали представители то юга, то севера12, но в послевоенный период в составе руководителей компартии республики преобладали люди с севера, где находилась столица. Напротив, в Таджикистане в послевоенный период республикой непрерывно руководили выходцы не из тех районов, где располагалась столица республики, Душанбе, а из Ходжента/Ленинабада, вместе с прилегающей территорией переданного в состав республики уже после получения ею статуса союзной (табл.1). То есть в случае с Киргизией правило привлечения во власть титульной элиты из столичного региона работало, в случае с Таджикистаном — нет; и объясняется это двумя причинами: во-первых, тем, что отстроенная в 1930-е годы на месте рядового кишлака новая таджикская столица в культурно-интеллектуальном плане долго не могла соперничать с тем древнейшим центром городской культуры, каким был Ходжент — Александрия Эсхата Александра Македонского; во-вторых, тем, что вплоть до прихода к власти ход-жентца Бободжана Гафурова первыми лицами в партийной иерархии в Таджикистане были вообще не таджики13.

В Казахстане чаще происходила не просто смена у власти подразделений/землячеств, а чередование на посту первого секретаря ЦК компартии русского и казаха (табл. 2). Первоначально столица Казахстана находилась в Оренбурге, с февраля 1925 года она была перенесена на юг, в г. Кзыл-Орду, затем в Алма-Ату, в зону доминирования Старшего жуза; но только с 1960 года с первым приходом к власти

Таблица 1

Первые* секретари ЦК компартии Таджикистана, 1924-1991 годы

Фамилия и имя, национальность Годы пребывания в должности Откуда выходец

Имомов Чинор, таджик 1924-1925 ?

Толпыго Борис, русский** 1925-1927 Не из Таджикистана

Ходжаев Мумин, таджик*** 1927-1928 Из Ходжента

Ширвани Али Гейдар, азербайджанец 1928-1929 Не из Таджикистана

Шотемор Шириншо, памирец 1929-1930 Из Бадахшана

Гусейнов Мирза Давуд, азербайджанец 1930-1933 Не из Таджикистана

Бройдо Григорий, еврей 1933-1934 Не из Таджикистана

Щадунц Сурен, армянин 1934-1937 Не из Таджикистана

Ашуров Урумбай, узбек 1937-1938 Из Ферганы

Протопопов Дмитрий, русский 1938-1946 Не из Таджикистана

Гафуров Бободжан, таджик 1946-1956 Из Ленинабада

Улджабаев Турсунбай, таджик 1956-1961 Из Ленинабада

Расулов Джабар, таджик 1961-1982 Из Ленинабада

Набиев Рахмон, таджик 1982-1985 Из Ленинабада

Махкамов Кахар, таджик 1985-1991 Из Ленинабада

*До ноября 1929 года — ответственные секретари: сначала Оргбюро ЦК КП Узбекистана по Таджикистану, затем обкома, затем рескома.

** Сначала ответсекретарь того же Оргбюро, затем первый секретарь обкома.

*** Параллельно до ноября 1929 года был председателем Оргбюро по Таджикистану.

Составлено по: Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф 62. Оп. 4. Д. 696. Л. 42-63; там же. Д. 700. Л. 71-75; Бакинский рабочий, 1956, 27 мая; Активные борцы за Советскую власть в Азербайджане. Баку, 1957. С. 79-80; The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History. Volume 13. Ed. by Joseph L. Wieczynski. Academic International Press, 1977; Вестник АН СССР, 1977. № 10. С. 127; Депутаты ВС СССР. Девятый созыв. М., 1974; Черняев А. Д. (автор-составитель). 229 кремлевских вождей. М., 1996. C. 205; http://proekt-wms.narod.ru/ states/tadjik.htm; http://whp057.narod.ru/tajik.htm; http://www.centrasia.org/person.php4; http://enrin.grida.no/htm/s/tadjik/soe2/rus/htm/presid/htm (последнее посещение указанных веб-страниц — 8 сентября 2005 года).

Таблица 2

Первые секретари * ЦК компартии Казахстана, 1920-1991 годы

Фамилия и имя, национальность Годы пребывания в должности Откуда выходец

Пестковский Станислав, поляк 1920 Не из Казахстана

Акулов Иван, русский 1920-1921 Не из Казахстана

Мурзагалиев Мухамедхафий, татарин (?) 1921 ?

Костелевская Мария, русская 1921 Не из Казахстана

Коростелев Георгий, русский 1921-1924 Не из Казахстана

Нанейшвили Виктор, грузин 1924-1925 Не из Казахстана

Голощекин Филипп, еврей 1925-1933 Не из Казахстана

Мирзоян Левон, армянин 1933-1938 Не из Казахстана

Скворцов Николай, русский 1938-1945 Не из Казахстана

Борков Геннадий, русский 1945-1946 Не из Казахстана

Шаяхматов Жумбай, казах 1945-1954 Из Среднего жуза

Пономаренко Пантелеймон, белорус (?) 1954-1955 Не из Казахстана

Брежнев Леонид, русский 1955-1956 Не из Казахстана

Яковлев Иван, русский 1956-1957 ?

Беляев Николай, русский 1957-1960 Не из Казахстана

Кунаев Динмухамед, казах ** 1960-1962, 1964-1986 Из Старшего жуза

Юсупов Исмаил, казах*** 1962-1964 Из Старшего жуза

Колбин Геннадий, русский 1986-1989 Не из Казахстана

Назарбаев Нурсултан, казах 1989-1991 Из Старшего жуза

* В 1920-1921 годах — председатели краевого бюро ЦК РКП(б), в 1921-1937 годах — секретари крайкома, в 1937-1991 годах — первые секретари ЦК компартии Казахстана.

** В Казахстане существует негласная точка зрения, что Д. Кунаев, женатый на татарке, и сам был татарином, а казахом «по паспорту» стал во время секретарства благоволившего к нему Шаяхметова.

*** По сведениям Н. Э. Масанова, И. Юсупов был в действительности уйгуром.

Составлено по: Большая Советская Энциклопедия. 3-е изд. Т. 20. М., 1975; http://www.hrono.ru; http://whp057/narod/ru/kazakh.htm; http://www.worldstatesmen.org/ Kazakhstan/htm (последнее посещение 10 сентября 2005 года).

Д. Кунаева Старший жуз уверенно правит Казахстаном. В постсоветское время в этой стране, по заключениям экспертов, сложился относительно плюралистический режим, но с «султанической» надстройкой из правящего клана14. При этом Н. Назарбаев по традиционным меркам принадлежит к «второразрядному» и «захудалому» роду шапрашты, что ставит его в невыгодное положение перед соперниками из его жуза, но из более знатных родов.

В Узбекистане Москва с конца 1930-х годов опиралась на выходцев из ташкентских и ферганских кланов15 (табл. 3). Но с 1970-х начинается возвышение клана по главе с джизакцем (читай — самаркандцем) Ш. Рашидовым. Одна из причин возвышения заключалась как раз в его относительно большей, по сравнению с ферганцами, зависимости от Москвы. К тому же до 1930 года Самарканд был столицей советского Узбекистана.

В Туркменистане по традиции, сложившейся еще в царское время, советская метрополия поначалу вынуждена была опираться на сильное племенное землячество ахалтекинцев. В послевоенный период решено было его ослабить посредством передачи главных постов в партии, правительстве и Верховном Совете выдвиженцам из периферийных племен. После 1991 года власть оказывается в руках ослабленной столичной субэтнической общности, и та для укрепления своих позиций продолжает активное сотрудничество с бывшей метрополией как главным союзником в сохранении унитарно-централизованной государственности и навязываемой обществу стабильности. Удержание высшей власти выходцем из столичного подразделения/землячества либо передача ему этой власти накануне роспуска СССР имело место и в Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане и, с некоторыми оговорками, в Узбекистане.

Возвратимся к опыту Туркменистана. Какое-то время столичным гегемонистам за счет территориального и культурного единства со своим племенным электоратом удавалось до определенной степени конкурировать с эмиссарами метрополии. Поэтому до 1951 года главные из отведенных «автохтонам» постов в политическом руководстве занимали ахалтеке. Была и другая причина: у туркмен столичного региона условия для европеизации были наилучшими 16. Например, охват текинцев светскими начальными школами был вдвое больше, чем охват остальных туркменских племен вместе взятых17. Американский историк А. Эдгар установила по архивным материалам, что из 154 студентов из Туркмении, обучавшихся в 1929 году в педагогическом институте в Ташкенте, 89 были текинцами, не-

Таблица 3

Ответственные/первые секретари ЦК компартии Узбекистана, 1924—1991 годы

Фамилия и имя, национальность Годы пребывания в должности Откуда выходец

Иванов Владимир, русский 1924-1927 Не из Узбекистана

Киркиж Куприян, белорус (?) 1927-1929 Не из Узбекистана

Гикало Николай, украинец (?) 1929 Не из Узбекистана

Зеленский Исаак, еврей 1929 Не из Узбекистана

Икрамов Акмаль, узбек 1929-1937 Из Ташкента

Тюрабеков Джура*, узбек 1937 Из Ходжента

Яковлев Павел*, русский 1937 ?

Юсупов Усман, узбек 1937-1950 Из Ферганы

Нурутдинов С.*, узбек (?) 1950 Из Ташкента

Ниязов Амин, узбек 1950-1955 Из Ферганы

Мухитдинов Нуритдин, узбек 1955-1957 Из Ташкента

Рашидов Шараф, узбек 1959-1983 Из Джизака**

Усманходжаев Иманжол, узбек 1983-1988 Из Ферганы

Нишанов Рафик, узбек 1988-1989 Из Ташкента

Каримов Ислам, узбек 1989-1991 Из Самарканда

* Исполняющий обязанности.

** Как удалось выяснить в результате беседы с профессором Л. Усмановым и правозащитником Т. Якубовым 9 сентября 2005 года (полевой дневник автора № 15), джизакского клана как такового не существует. Сама область до 1970-х годов была составной частью Самаркандской области. Поэтому джизакцы до сих пор считаются представителями самаркандского клана-землячества.

Составлено по: http://www.centrasia.org/person.php4; http://whp057/narod.ru/kaza-kh.htm; http://www.worldstatesmen.org/Kazakhstan.htm (последнее посещение 10 сентября 2005 года).

сколько более 20 происходили из прочих туркменских племен, остальные были представителями других национальностей18.

Представители ахалтеке были первыми помощниками Советов в их борьбе против центробежной этнической оппозиции (басмачест-

ва). В видах этой борьбы в Ашхабаде был даже сформирован специальный Национальный полк. И кстати, именно благодаря разгрому басмачества восстанавливается демографическое преобладание текинцев в ТССР. В дореволюционной Закаспийской области они составляли около половины населения; после образования ТССР, включения в ее границы туркменских районов Бухарского и Хивинского ханств их удельный вес во всем населении заметно снизился19. Ликвидация басмачества и традиционной элиты вызвала эмиграцию в Афганистан и Иран, причем особенно многочисленной она была не из текинских, а из восточных и западных районов. В результате демографический баланс между столичным племенем и периферийными вновь изменился в пользу центра.

В первые два десятилетия советской власти Москва нейтрализо-вывала гегемонистские устремления ахалтеке тем, что, выдвигая их на первые роли, не отдавала им (и туркменам вообще) главный политический пост — пост первого секретаря ЦК Компартии Туркмении (табл. 4). Эта несправедливость провоцировала скрытую оппозицию «иноземцам» во всех подразделениях, равно как и определенную консолидацию европеизированных фракций туркменской элиты для противостояния «иноземному» гегемону. В послевоенный период для борьбы с национализмом и гегемонизмом столичного землячества в практику внешнего управления были внесены существенные поправки. Во-первых, с 1947 года, когда пост первого секретаря был доверен туркмену, антимосковская консолидация потеряла видимую актуальность. Куда более актуальным стал вопрос, кому из туркмен быть первым. А первый в конкуренции за власть должен был опираться на своих соплеменников-земляков. Практика племенного протекционизма на верхнем этаже политической власти после 1947 года становится явной 20.

Во-вторых, из двух вариантов племенного гегемонизма — столичного и регионального — с 1951 года был признан менее вредным для метрополии последний: сделана ставка на выходцев из относительно малочисленных периферийных племенных группировок, исторически всегда противостоявших столичному племени. Эти люди не имели корней в столичной зоне, соответственно сильнее, чем ахалтеке, зависели от Москвы и терпимее относились к присутствию в высшем эшелоне власти представителей внешнего управления. И если преобладание ахалтекинской верхушки под главенством внешнего управления (когда пост первого секретаря ЦК КПТ был у «русского») продолжалось 27 лет (1924-1951), то верхушки неахалтекинской,

Таблица 4

Секретари-туркмены в ЦК компартии Туркменистана, 1924-1991 годы

Фамилия и имя Годы пребывания в должности Племя Ранг секретаря

Сахатмурадов Халмурат 1924-1928 Ахалтеке Второй

Веллеков Чары 1929-1935 Ахалтеке Второй*

Мухаммедов Анна 1936-1937 Ахалтеке Второй

Бердыев А. 1937-1938 ? Второй

Бабаев Хивалы 1938 Йомуд Второй

Перманов (?) 1941 ? Второй

Батыров Шаджа 1946-1947 1947-1951 Ахалтеке Второй Первый

Бабаев Сувхан 1951-1958 Алиили Первый

Караев Джума 1959-1960 Марыйский теке Первый

Овезов Балыш 1960-1969 Северный йомут Первый

Гапуров Мухаммед 1969-1985 Чарджоуский туркмен Первый

Ниязов Сапармурат 1985-1991 Ахалтеке Первый

* В 1929-1930 годах Веллеков, курировавший тогда Совнарком и ЦИК ТССР, числился первым секретарем ЦК КП(б)Т, но фактически таковым не являлся и позднее отказывался в анкетах признавать за собой статус первого секретаря (см.: ГАРФ. Ф. 62. Оп. 4. Д. 618. Л. 4: Вопросы распределения обязанностей секретарей ЦК КПТ).

Составлено по: Кадыров Ш. Х. Российско-туркменский исторический словарь. В 2-х тт. Т. 1. Берген, 2001.

правившей при поддержке извне (когда «русский» занимал пост второго секретаря), — 34 года (1951-1985).

Отношение представителей внешнего управления и туркменской европеизированной элиты к этническому протекционизму было неоднозначным. Там, где внешнее управление видело в племенной конкуренции плюсы, туркмены видели минусы и наоборот. Во избежание внутренних волнений, субъект внешнего управления не позволял туркменам поднимать вопрос о племенах; в то же время, опасаясь общенациональной консолидации и подъема национализ-

ма, он и не форсировал процесс стирания граней между племенными землячествами. Туркменская элита стыдилась своей племенной разобщенности, понимала, что эта разобщенность мешает ей успешно интриговать против «привозной» номенклатуры, и... не могла ее преодолеть, так как вела борьбу за власть на «естественной» основе земляческо-племенной солидарности.

После роспуска СССР трайбализм становится центральным и вместе с тем глубоко закутанным во фразеологию национализма элементом внутренней политики21. Поначалу отсутствие его стройной концепции компенсировалось новой символикой (герб, флаг). Такая робость была остаточным следствием советского синдрома осуждения трайбализма. Но постепенно трайбализм стал важнейшим компонентом в философии той диктатуры, которую президент на первых порах укреплял, покупая лояльность столичного племени как раз с помощью невербальной («ковровой») символики ахалского гегемонизма. Суть этой философии проста: пока существуют племена, будет существовать и диктатура. Поэтому трайбализм — это уже не столько этнологически закономерное, сколько политически задаваемое перманентное состояние современного туркменского общества. Власть одновременно и борется против него, и его культивирует, подменяя понятие «общество» словосочетанием «племена-братья».

Осенью 2003 года идеологическая концепция режима Туркмен-баши получила свое полное воплощение в книге «Рухнама». Центральное место в книге занимает ее третья часть, озаглавленная «Туркменская нация»22. Туркменбаши полагает, что каждый этнос имеет племя-прародителя, и это племя способно в сравнительно чистом виде дожить до наших дней. Главная проблема для Туркменба-ши состоит в том, что туркменских племен сейчас много. Поэтому книга изобилует призывами «возвратиться» к одному чистому племени — добиться интеграции современных этнических групп в единую нацию, но при обязательной их иерархической стратификации по критерию чистоты.

Для строительства такой нации нужно национальное государство. Туркмены, основавшие не одно государство на Ближнем и Среднем Востоке, потому и не смогли стать нацией, что государства эти были многоплеменными и быстро распадались. И во времена СССР, считает автор «Рухнамы», туркмены не были нацией, так как не имели национального (читай, этнического) государства. Отсюда снова делается вывод: необходимо превращение многих племен в одно «суперплемя». Только в этом случае можно будет говорить об окон-

чательном построении национального государства, о завершении создания не страшащейся внешних и внутренних угроз нации туркмен. Национальное (читай, этническое) государство строится ради новой нации (читай, суперэтноса с заново организованной иерархической структурой); однако, поскольку нации пока нет, и ее, и государство приходится создавать параллельно. Но тогда на что же должно опираться собрание племен-субэтносов в этом процессе? Ответ вынесен в заглавие книги: на Дух. По-туркменски «Рухнама» буквально означает: «что есть дух». Туркменбаши — источник духа нации, ее духовный отец; как дух, он будет править Туркменистаном и после своей смерти. «Дух объединяет людей и формирует их в нацию», «дух движет жизнью, а не материя»23. Построить национальное государство туркменам можно, только подчинившись человеку, обеспечивающему и воплощающему будущее единство, — Туркмен-баши. В этой связи мистифицируется само его происхождение: как Гёр-оглы, воскресший из могилы матери, поднялся носитель туркменского духа из-под руин ашхабадского землетрясения 1948 года, во время которого погибли его мать и два брата.

Туркменский дух чист до прозрачности, потому неуловим и не может быть предметом критики. Это абсолютная ценность. Дух редуцируется в запах, станет уловим и уязвим, если в него проникнут нетуркменские примеси. Поэтому главное условие сохранения чистоты туркменского духа — изоляция туркмен от внешнего влияния, что и достигается с помощью статуса нейтральной страны. Изоляционизм — составная часть идеологического оправдания диктатуры; он нужен и пропагандируется потому, что ахалтекинский племенной гегемонизм силен именно внутренними условиями его воспроизводства: и столица — в ареале этого землячества, и президент — соплеменник. Наоборот, внешние контакты других племен, расселенных по периметру страны и потому имеющих прямые выходы на Иран, Азербайджан, Россию, Казахстан, Узбекистан и Афганистан, могут привести к росту значимости этих племен, а значит, остановить поглощение (или уничтожение) этих племен племенем президента.

Кто такие евронационалы

Поиск «чистой», корневой части центрально-азиатских суперэтносов («титульных наций») — занятие бессмысленное. Сами их названия, воспринимаемые ныне как бесспорные символы якобы

завершенной внутриэтнической консолидации, утвердились лишь в советское время. Все они суть политонимы, и их наличие отнюдь не свидетельствует о том, что обозначаемые ими общности — естественный результат такого внутриэтнического смешения, при котором деление на субэтносы уходит в прошлое. На протяжении веков какое-то смешение, конечно, имело место. Но это еще не означает, что одна из этнических групп может узурпировать права других, заявляя о себе как о прародительнице современного этноса. Субъектами именно национального развития должны считаться вовсе не первопредки туркмен, кыргызов, узбеков, таджиков и казахов, а сформировавшиеся в ходе частичной советской модернизации специфические группы евронационалов.

Феномен надлокальной племенной гегемонии в этническом обществе возникает под влиянием уже сложившихся в данном геополитическом ареале развитых государственных систем унитарно-централизованного типа. Другими словами — под влиянием внешнего управления. В Москве знали о делении центрально-азитских «титульных наций» на этнические группы и не могли этого не учитывать. Так, создав для туркмен в 1924 году национальное по форме государство, не забыли, что туркмены — это конгломерат племен; соответственно в 1926 году в первый и последний раз в истории всесоюзных переписей была зафиксирована численность каждого туркменского племени.

Как известно повсюду в СССР при формальном верховенстве советов разного уровня реальная власть принадлежала ЦК КПСС и республиканским партийным комитетам. В свою очередь, в республиках партийная верхушка неявно, но прямо была подчинена внешнему (московскому) управлению, которое регулировало отношения между фракциями местной правящей элиты с целью решения как тактических, так и стратегических задач метрополии. К примеру, в Ашхабаде московские эмиссары непосредственно занимали главный политический пост — пост первого секретаря ЦК компартии Туркмении — почти 20 лет, а с 1947 года уже в качестве вторых секретарей на протяжении еще почти 45 лет контролировали первого секретаря ЦК КПТ — туркмена.

Аналогичная схема управления использовалась в других республиках ЦА. В основе ее лежало представление о двух объективно неизбежных процессах.

1. Неизбежность воспроизводства элиты в ее этнических/субэт-нических ареалах. В образованной в 1924 году Туркменской ССР

Москва объединила северных йомудов и другие туркменские племена Хивы с туркменами-эрсари Бухары, а также с йомудами, теке, сарыками, салорами бывшей Закаспийской области. Не пойдя на уступки в деле сохранения традиционного племенного самоуправления, московские правители даже в жестко централизованном государстве так и не смогли сходным образом проигнорировать особенности расселения туркмен. На западе и севере республики преобладали йомуды, на востоке — эрсари, на юге — теке, на юго-западе — геоклены и т. д. Кремль был вынужден организовывать управление республикой с учетом этого обстоятельства24. И пусть в течение 50 лет воспроизводство традиционной элиты блокировалось посредством не только репрессий, но и административно-территориальных реформ; пусть власть на уровне областей упразднялась и районы прямо подчинялись Ашхабаду, что давало повод для широкомасштабного обновления аппарата, — все равно к делению республики на области, приблизительно совпадающие с ареалами крупных племен, приходилось возвращаться. По мере потери накала революционного радикализма, перехода СССР в стадию брежневского застоя и по-грязания в нем происходило и ослабление вертикали внешнего управления. Оживали традиции автономии местных обществ, «титульные» коммунисты консервировали архаику под вывеской развития этнической культуры. На таком политическом фоне кажется уже закономерным, что в 1973 году республика была окончательно поделена между пятью племенными землячествами-областями (ныне ве-лаятами)25, а их главы вошли в высшее «коллективное» руководство Туркмении. Заседало оно в столице, Ашхабаде, наделенном республиканским статусом управления, то есть статусом отдельной области в области.

2. Неизбежность диспропорционального развития столицы и регионов. Наиболее модернизированными оставались столичный регион и основательно вовлеченный в его жизнь благодаря территориальной близости столичный субэтнос. Возникавшую в результате опасность диспропорций в развитии местного политического класса пытались нейтрализовать путем подготовки в столице европеизированных унитаристов из разных племен. Как следствие, столица становилась местом постоянного жительства туркменского политического класса из разных регионов.

Представителей аналогичного слоя в Азербайджане известный западный специалист Т. Светоховский предложил именовать «мо-дернизаторами»26. Российский ученый В. В. Бочаров африканцев,

получивших в колониальный период европейское образование, привычно отождествляет с «интеллигенцией», но также — с «революционными демократами» и «представителями политической культуры рационального типа» 27. На мой взгляд, объекты культурной европеизации, прежде чем стать (или не стать) «революционерами-демократами», трансформируются в группу, которую я называю евронационалами.

Евронационалы — социально-исторический феномен, вокруг которого разворачивается интрига политического развития восточных обществ в эпоху их модернизации. Как группа, они не обладают внутренним единством и подвержены изменениям. В современной ЦА срединное положение внутри политического спектра занимают унитаристы — (пост)советские евронационалы-этнократы. Они же преобладают во власти. Политически слабые фракции «крайних» устремлены либо в прошлое (традиционалисты), либо в будущее (федералисты). Но можно сказать и так: в зачаточном состоянии евронационалы тяготеют по типу к местным князькам, в промежуточном — они этнократы-государственники, на заключительной же стадии своего становления созревают до понимания нации как гражданского общества. Вместе с тем, поскольку в каждой из республик ЦА модернизация происходила и происходит неровными темпами, зигзагообразно, с попятными движениями, определяющим признаком евронационалов была и остается приверженность их большинства идее консолидации этносов в нацию через строительство централизованного государства, институты которого используются для укрепления неявной иерархии субэтнических кланов.

Существенную роль играют также исторический опыт государственности местных обществ, вынесенные из него традиции политического мышления местной элиты. Понять разницу в этом отношении между титульными суперэтносами в ЦА помогает таблица 5, где показаны величины трех индексов. ДК — это индекс демографической колонизации; он равен доле (проценту) русских во всем населении той или иной республики в середине 1960-х годов. ПУ — индекс политического участия; равен доле (проценту) постов, занимавшихся представителями нетитульных наций, в общем количестве только высших/ключевых должностей в Верховных Советах, республиканских ЦК партии и комсомола, в ЦС профсоюзов, в советах министров, академиях наук (учет всех членов этих структур следует признать некорректным: хотя и многочисленные, они не обладали сколько-нибудь значительными политико-административными полномочи-

Таблица 5

Индексы русского доминирования в Центральной Азии в середине 1960-х годов

Индекс/ республика Казахстан Киргизия Туркмения Узбекистан Таджикистан

ДК 40 29 15 13 12

ПУ 50 35 34 22 15

ПД 10 6 19 9 3

Составлено и подсчитано по: Демографический справочник / Сост. В. А. Борисов, М., Мысль, 1989. С. 10; Lewytzky B., Muller K. Sowjetische Kurzbiographien, Hamburg, 1964; www.geocities.com/Athens/5246/History.html. Последнее посещение 20 февраля 2002 года.

ями). ПД — индекс политического доминирования; исчислен как разность между значениями ПД и ПУ.

У туркмен, в отличие от узбеков и таджиков, почти отсутствовал опыт управления государством — и мы видим, что по индексу политического доминирования «иноземного» компонента Туркмения в два-три раза превосходила Казахстан, Киргизию и Узбекистан — республики, которым она заметно уступала по показателю русской демографической колонизации28. Другими словами, она была наиболее русифицированной политически.

Повышенное представительство в институтах управления выходцев из метрополии не просто фиксирует внутреннюю неразвитость местной политической элиты, общее цивилизационное отставание колониального общества; оно еще оказывается серьезнейшей помехой для европеизации местной элиты, фактором сохранения ее маргинального состояния. То есть это состояние закрепляет. Чем сильнее общекультурное и демографическое влияние метрополии на колонию, тем выше степень зрелости, сплоченности этой элиты, ее потенциальной и реальной самостоятельности, способности и готовности выдвигать из своей среды действительно общенациональных лидеров и решать, во главе с ними, действительно общенациональные, а не узкоклановые задачи. И напротив: чем ниже уровень европеизации элиты, тем в большей степени ее фракции образуются по происхождению, тем сильнее каждая из них зависит от «своего» землячество — и тем чаще разыгрывает региональную карту во внутриполитических интригах. В ЦА самый низкий уровень европе-

изаиции отличал туркменскую элиту — и ни один из ее лидеров не смог стать лидером республиканского (национального) масштаба. В советское время электоральный авторитет каждого из них распространялся прежде всего на регион его племенной/земляческой принадлежности. Поэтому-то Москва нередко назначала на пост секретаря обкома уроженца нестоличной области.

Разумеется, субъект внешнего управления не стремился к полной культурной ассимиляции допущенных к управлению «автохтонов». Ведь в этом случае они могли бы заменить «старшего брата». Евронационалам следовало оставаться «недоразвитыми» и потому нуждаться в постоянной поддержке «иноземцев», компетентных в делах управления, а главное, не обремененных обязательством, следуя законам этнического общества, занимать сторону той или иной части суперэтноса. Но в то же время доказательством «пригодности» евронационала являлась его способность, верно служа метрополии, сохранять тесную связь со своим народом и его доверие — через умение говорить на родном языке. Эта связь была неотъемлемым — и внешним, и внутренним (туркменским, узбекским, казахским и т. д.) — условием карьерного роста евронационала и с точки зрения Кремля могла быть даже более важным свидетельством его функциональности, чем чисто управленческие навыки. Беда, однако, в том, что всякий местный лидер сохранял столь желанную для метрополии функционально-управленческую связь не столько со всем народом, сколько с подразделением, в котором он родился, в лучшем случае — со своим землячеством. В результате то, что удовлетворяло в евронационалах московских патронов, не могло удовлетворить все местное общество. Впрочем, последнее вынуждено было мириться с такими лидерами: все-таки они казались лучше «иноземцев» — хотя бы тем, что сами иноземцами не являлись.

Получается, что на вопрос, была ли в советское время создана оптимальная модель достижения политического баланса власти в этническом обществе, следует ответить: и да, и нет. Да, потому что придуманный метрополией «амортизатор» действительно ослаблял противоречия между земляческими кланами. Нет, потому что по мере ослабления внешнего управления местечковые настроения усиливались.

В постсоветское время центробежным силам была противопоставлена в ЦА монократия авторитарных режимов, наиболее жесткая как раз в Туркменистане, а также в Узбекистане. Ей, в свою очередь, может быть противопоставлена модель либерального режима не с

фасадными, а с реальными демократическими институтами и опять с «иноземной» составляющей в «смазке», но уже не с советской концепцией этнического баланса власти.

Что это за концепция и почему в ней возникает необходимость?

Одним из базовых элементов политики метрополии в ЦА было ущемление прав регионов. Тем не менее этот элемент в общем позитивно коррелировал с традициями племенного, жузового, земляческого и т. д. гегемонизма, что сделало еще более затруднительным для евронационалов восприятие самой идеи федерализма. И хотя применявшийся Кремлем принцип корпоративной гегемонии номенклатуры разного происхождения острием своим был направлен против традиционного племенного гегемонизма, местная советская политическая элита быстро привыкла ощущать себя новым верховным «племенем», кастой, доступ в которую жестко ограничивался с помощью различных цензов.

В постсоветское время проблема появления в странах ЦА общенационального лидера, лидера «от народа» остается нерешенной. Более того, решить ее становится все сложнее из-за того, что модернизация, как на нее ни смотри, — в ракурсе ли расселенческой структуры национальной территории или в ракурсе социальной структуры общества в новых государствах — еще больше, чем в советское время, оказывается избирательной. Но, если даже допустить, что в ходе постсоветской модернизации всем сестрам раздастся по серьгам, то и в этом случае не следует особенно рассчитывать на скорое появление лидера общенационального масштаба. В обстановке хорошо запущенной, обладающей мощной инерцией этнической и внутриэтнической конкуренции такого рода деятель долго будет выглядеть инородным телом, каким-то безумцем, который в этническом обществе покушается перекрыть «духовный» источник этнократического развития государственности. Идея федеративного государства по-прежнему глубоко непопулярна в ЦА. Показательно, что в Казахастане, несмотря на его сравнительную с соседними республиками продвинутость по индексу европеизации общества и элиты, до сих пор нет общенационального лидера оппозиции, а среди вероятных кандидатов на этот пост лидирует ярый сторонник казахских жузовых политических традиций Журмахан Туякбай29.

Повторим: основная часть евронационалов до сих пор остается — едва ли не сознательно — в плену этнократической концепции строительства государственности, предполагающей концентрацию власти в столице и дворцовую борьбу фигурантов землячеств за контроль

над всей страной. Евронационалы-федералисты, по причине своей слабости и немногочисленности, не могут даже открыто предложить обществу проект федеративного государства, ибо сделав это, они уж точно проиграют политическую борьбу вчерашним традиционалистам, а ныне евронационалам-унитаристам из регионов. Отсюда возникает любопытная дилемма, что приоритетнее: культура или политика, европеизация или демократизация, европеизация этнического общества в условиях унитарного государства или же развитие территориальной демократии и традиционных ценностей местных культур?

Пример Туркменистана при Ниязове ярко показывает, что евронационалы у власти яростно противятся демократии и отдают предпочтение выборочной поверхностной модернизации. Фактически они против европеизации всего суперэтноса. Из этого следует, что даже если попытаться повторить советский эксперимент, то есть заново взяться за европеизацию общества в рамках и силами унитарноцентрализованного государства, то и в этом случае приоритет должен отдаваться политическим, а не культурным переменам. Если же исходить из того, что гарантией демократизации ЦА является не лидер и даже не группа (фракция, партия), а процесс всерегиональной культурной европеизации местных обществ, то тогда политическое решение не должно ограничиваться только сменой персон: потребуются структурные изменения, переход от централизованной к федеративной системе управления. Но при любом выборе местные общества не имеют достаточных ресурсов: им нужна внешняя помощь.

Что может и чего не может оппозиция евронационалов

Перечень факторов, способствующих сохранению авторитарных режимов в ЦА, не исчерпывается унаследованной от СССР сверхцентрализацией государственной власти, локальным гегемонизмом, этническим патронатом, преобладанием земляческой солидарности над корпоративной сплоченностью. Возникающая «демократическая оппозиция» авторитарному режиму также является продуктом советской централизованной системы, поверхностной модернизации местных обществ.

Рассмотрим этот сюжет подробнее.

В декабре 1985 года в Туркмении происходит очередная смена власти: в соответствии с политикой этнического баланса на главную

должность в республике вновь назначается ахалтекинец. Вскоре племя первого секретаря, затем президента захватывает ключевые посты в ключевых по значимости государственных учреждениях. Тем самым обеспечивается его гегемония в масштабе страны и на этой базе начинается формирование институтов квазимонархии. Сравнительно с советским периодом, социально-экономическое и культурное неравенство регионов усиливаются. Государство же, представая изнутри, в глазах подданных, безжалостным монолитом, на поверку остается рыхлым, так как в нем существует этническая оппозиция — пусть неявная, но постоянная и сильная. При этом, хотя естественное недовольство надлокальной племенной гегемонией наиболее велико в регионах, в авангарде демократической оппозиции изначально и надолго оказываются евронационалы из столичного региона. Причина та же, что и в первые годы после Октябрьской революции: сосредоточение в столице всех культурных сил этноса.

Полагая себя демократами, евронационалы-оппозиционеры действуют как национал-демократы: выступают от лица всего этноса или, другими словами, используют идеологию надлокального гегемонизма. Поэтому нет ничего удивительного в том, что часть связанных с национальной консолидацией лозунгов, понятий и терминов, выдвинутых первым оппозиционным движением «Агзыбир-лик» (основано в 1989 году), была взята на вооружение авторитарным режимом С. Ниязова.

Родственная «Агзыбирлику» организация была создана в 1992 году в московской эмиграции. Это «Фонд Туркменистан», возглавляемый экс-министром иностранных дел Авды Кулиевым. Кулиев — знаковая фигура туркменской новейшей истории. С авторитарным режимом Ниязова он ведет последовательную борьбу. Но эта борьба так же, как и борьба «Агзыбирлика», изначально ограничена своеобразной парадигмой «столичного патриотизма».

В речах и текстах Кулиева демократы — казалось бы, наиболее радикальная оппозиция авторитаризму — предстают довольно-таки умеренными оппозиционерами. С 1993 года он требует демократических свобод и права на легальную оппозицию; но во всем остальном у него нет принципиальных разногласий с Ниязовым. Как и Туркменбаши, Кулиев заявляет, что опирается на весь народ, а не на какую-то партию30. Он называет себя лидером Объединенной демократической оппозиции Туркменистана31; но определение «объединенная» не должно вводить нас в заблуждение: и в Халк Маслахаты32

Ниязова, и в демократической оппозиции Кулиева представлены главным образом выходцы столичной ахалской зоны и их клиенты из других землячеств.

Взгляды Кулиева на государственное устройство известны и неизменны. Главную опасность, заключенную в процессе демократизации, он видит в «расколе страны на несколько государств»33 и в этом отношении ничем не отличается от Ниязова34. Как и Ниязов, он считает, что президент должен быть высшим должностным лицом, главой исполнительной власти и губернаторов («государственных министров»), правящих от его имени областями. За руководителями областей не предусматривается должности вице-премьеров правительства, не сказано, будут ли они обязательно уроженцами соответствующих этнических регионов. В программе Кулиева будущий парламент выбирает президента совершенно так, как ныне действующий Меджлис избрал Туркменбаши пожизненным президентом, и он не может самостоятельно отрешить президента от должности (вопрос должен быть передан в Конституционный суд или поставлен на референдум).

Проблему гегемонии Кулиев рассчитывает решить с помощью равной численности представителей регионов в высших законодательных и судебных органах: в Президиуме парламента — по одному депутату от каждого из пяти велаятов, в самом Парламенте — по 30, в Конституционном суде — по три35. Однако в обществе со слабо развитым правовым сознанием, каковым, несомненно, является туркменское общество, паритет в представительстве — во многом декларативный и отнюдь не самый действенный способ преодоления гегемонизма. Дело не в численном преобладании одних племен/ землячеств над другими, а в том, что у выборных лиц в регионах нет реальной власти, которая позволяла бы им противостоять диктатуре столичных кланов. Кулиев называет свою модель государственного устройства парламентской республикой, но фактически предлагает смешанную, президентско-парламентскую, форму правления, при которой, как показывает мировая практика, президент обычно оказывается сильнее парламента. Ближайший тому пример в самой ЦА — превращение за годы правления А. Акаева заявленной в Конституции Кыргызстана президентско-парламентской республики в президентскую с авторитарным режимом.

Надлокальный гегемонизм «Агзыбирлика» и Кулиева трудноразличим потому, что их задачи как демократов и их же задачи как «столичных патриотов» совпадают. Не овладев рычагами центральной

власти, демократы не могут распространить свои идеи на периферию, подавить сопротивление региональных кланов, без чего невозможна модернизация туркменского традиционного общества. Но в результате в столкновении пребывающих в оппозиции «столичных демократов» с властвующими столичными кланами возникает патовая ситуация: первые и хотят устранить вторых, и нуждаются в них для того, чтобы совместными усилиями не позволить регионам сделаться равноправными участниками политической борьбы. Поэто-му-то для первых демократизация через децентрализацию так же неприемлема, как и для вторых. В ситуации, когда в столичном регионе выигрышная позиция унитариста уже занята и успешно используется Ниязовым, Кулиеву вряд ли удастся пробиться на пост главного защитника идеи централизованного государства. Для этого у него слишком мало сторонников: всего около 2 тыс. человек36. Несомненно, однако, что тот, кто в будущем займет место Ниязова, будет из ахалтеке. И если это все-таки будет Кулиев, то приход его к власти должен будет рассматриваться как крайний (но демократический ли?) вариант спасения гегемонии ахалтекинцев.

История туркменской оппозиции показывает, что опасения «столичных демократов» насчет регионов — далеко не беспочвенные. Когда бывшие коммунисты Туркменистана пытались возродить свою партию, возглавил эту инициативную группу западный туркмен из йомудов, среди которых, пожалуй, наиболее сильно стремление к автономии от Ашхабада. Существовавшее ранее Народно-патриотическое движение также представляло западных туркмен. В движении «Ватан» преобладают выходцы с севера страны, в Республиканской партии — с юга, но не из столичного региона. Или вспомним дело о так называемом покушении 25 ноября 2002 года партии Бориса Шихмурадова на президента: из 46 приговоренных к заключению фигуранты неахальских землячеств составили свыше 70%37, значительная часть их — из восточного Туркменистана.

Следует заметить, что не только в Туркменистане оппозиция тяготеет к политической организации своих сил на этнорегиональной основе. В Кыргызстане оппозиционная партия «Эркин Кыргызстан» в большинстве своем состоит из «южан», в то время как у власти находился президент «северянин». Представители Младшего жуза в Казахстане имеют свою политическую партию «Парасат» («Разум») и выступают за автономию. Умеренно-оппозиционная партия «Ак Жол» («Светлый путь») представляет южную элиту из прежней столицы Казхастана, Алматы38.

Независимые эксперты спрашивают: какая из ныне существующих организаций туркменской оппозиции представительна настолько, что могла бы гарантировать легитимность внешнего участия в Туркменистане? 39. Пока ответ однозначный: никакая. Необходимо объединение оппозиционных группировок на базе признаваемого всеми ими проекта переустройства Туркменистана, разработанного с участием экспертов со стороны. Соглашение о союзе, достигнутое осенью 2003 года в Праге, не имеет под собой такого проекта, противоречия в программах группировок остаются. В подтверждение этого приведу выдержки из беседы с видным лидером оппозиционного движения Туркменистана в эмиграции, состоявшейся в марте 2005 года.

N (обращаясь к автору): «Ты оказался прав (в вопросе. — Ш. К.) о номенклатуре . Все должны участвовать (в оппозиционном движении. — Ш. К.), даже негодяи. Но с такими каши не сваришь — у них другие интересы, связанные с капиталом, а не с народом. Они хотят подправить режим, но оставить его по сути... хотят иметь власть и делить имущество между собой. Построить такую власть, как в России, на Украине, в Казахстане. Чтобы было чуть лучше, видимость демократии, власть богатых и как можно дольше ее держать С этими людьми общего дела не сделаешь несмотря ни на что. Если кыргызы смогли объединиться, несмотря на разношерстную команду, то мы не сможем <...> туркмены — совсем другие. Они очень сильно разделены. Я где-то недооценивал племенные амбиции каждого рода и племени на пустом месте. К сожалению, Атабаев40 и Айтаков41 не сумели до конца довести создание централизованного государства. И не было последующих руководителей таких интеллигентных, как они. Может быть, Шаджа Батыров хотел сделать что-то, но о нем знаю по слухам — мол, он был национальным героем. Может быть, это миф. Это послужило большим тормозом. Ты знаешь, как менялось руководство Туркменистана по племенному признаку. Это тоже тормозило. Развитие шло не по централизации, а по децентрализации, по племенному признаку»42.

Республиканская партия и «Ватан» выдвинули проект «децентрализации системы власти»43; в соответствии с ним функции президента низводятся до представительских, протокольных — как в Германии, Австрии, Израиле44. Главными фигурами в системе власти становятся депутаты парламента от регионов и политических

партий: им подотчетны Конституционный суд и Генеральный про-курор45, они избирают президента, формируют Кабинет министров46. При этом число депутатов увеличивается с 50 до 220 человек.

Увлечение парламентской республикой — общая черта конституционных изысканий оппозиционных групп. Причина понятна: после горького опыта президентского абсолютизма идет поиск новой, не столь централизованной, но все же унитарной модели государственного устройства. Все предлагают увеличить число депутатов парламента, сделать его одновременно и законодательным, и представительным органом власти. Шире стал спектр предпочитаемых той или иной группой форм парламентаризма: однопалатный парламент у Кулиева; двухпалатный парламент у Н. Союнова47; парламентаризм с подчеркнутой ролью партий у Н. Ханамова48 и Х. Оразова49. Соответственно в ключевой роли субъекта, одновременно и демократизирующего, и интегрирующего политическую систему Туркменистана, мыслятся либо президент в союзе с внешним патроном (Кулиев), либо собрание региональных элит (Союнов), либо политическая партия (Ханамов и Оразов).

Наконец, появившийся в апреле 2004 года проект объединения всех оппозиционных сил вообще возвращает нас к советской, якобы парламентской, форме правления50. Причем не исключается и возможность вхождения Туркменистана в конституционное поле России. В этой связи стоит напомнить, что процесс формирования ниязовской квазимонархии прекрасно вписался в рамки советского конституционного права. Закон «Об учреждении президентской формы правления в Туркменской ССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию (Основной Закон) Туркменской ССР» от 11 октября 1990 года не ограничился, в отличие от аналогичных законов СССР и республик, лишь введением поста президента: он полностью изменил систему распределения исполнительной власти, практически всю ее сосредоточив в руках президента51. Другими словами, «государственный переворот» в Туркменистане начался не в мае 1992 года, когда была принята новая конституция — конституция уже независимого государства. Юридическое оформление узурпации власти первым туркменским президентом вполне удачно было проделано в полном соответствии с действовавшей тогда конституцией 1978 года. Стоит ли после этого вспоминать о советском «парламентаризме», да еще надеяться на него как на средство от авторитаризма?

Какой федерализм нужен Центральной Азии (вместо заключения)

Предложенная реконструкция этнополитической эволюции побуждает искать государственное устройство, не игнорирующее социально-политическую специфику центрально-азиатских суперэтносов, но и не подпадающее под ее влияние.

У одной из фракций туркменской оппозиции есть предложение: после ухода Ниязова повторить советский опыт — снова установить в Туркменистане, лет этак на 30—40, внешнее управление52. Но разве такое управление не существует и сейчас — пусть неявное и в редуцированной форме? Разве Россия не оказывает политического покровительства режиму Ниязова — и разве не российской/советской традиции следует Туркменбаши, управляя своими подданными по принципу «объединяй и властвуй»? Если Туркменистану и необходимо внешнее управление, то иное; новый же тип внешнего управления станет возможен лишь тогда, когда оппозицией будет признан и новый принцип государственного устройства — недекларирован-ный федерализм (НФ).

Обращает на себя внимание следующее обстоятельство: на Украине и в Грузии регионы заняли позицию «контреволюционеров» по отношению к столицам — «моторам» «бархатных революций». Напротив, в Кыргызстане именно регионы выступили инициаторами политических преобразований. Это различие объясняется скорее всего тем, что Украина и Грузия, еще будучи союзными республиками, заметно превосходили центрально-азиатских «сестер» по степени европеизации местных элит, а в постсоветское время, в связи с резким падением в ЦА, особенно в Узбекистане и Туркменистане, уровня развития науки и образования, разрыв только увеличивался. Впрочем, каковы бы ни были причины, следствие налицо: стоило центрально-азиатской стране «дозреть» до «революции тюльпанов», как сразу обозначилась устремленность этнической периферии, выражающаяся если не в действиях, то в словах, на преобразование государства из унитарного в федеративное. Видимо, и во всей Центральной Азии прорыв к демократии произойдет только при условии переориентации политиков от постоянных забот о централизации власти к заботам иного рода — о существенном расширении в унитарном государстве поля федеративного нормотворчества.

Рост численности федеративных государств — общемировая тенденция. После Второй мировой войны к «ветеранам» федерализма в

Северной и Южной Америке добавились новые или заново обустроившиеся федеративные государства в Европе, Азии, Африке. Немало и таких государств, которые используют элементы федерализма в практике унитарного управления53; вот в них-то и действует принцип НФ, а определить их можно как унитарно-децентрализованные (автор сознает, что это определение звучит по меньшей мере странно, зато им точно передается суть переходной формы государственности).

Представляется, что в ЦА идея «чистого» федерализма как территориальной демократии, если и будет реализована, потребует большой подготовительной работы. Исторически первые федеративные государства формировались на базе объединения локальных государственных образований. В обществах, не имеющих или утративших традиции таких образований, форсирование федерализации чревато расколом страны на этнические княжества. Поэтому-то для них более целесообразно обращение к НФ. Именно такая, «прото-федеративная», форма государственного устройства способна предупреждать проявления гегемонизма. С точки зрения этой задачи странам ЦА нужны парламентско-президентская республика и избираемый народом на прямых выборах двухпалатный парламент, который пресекал бы надлокальные покушения на гегемонию со стороны столичного региона.

Такое переходное состояние, когда не просто авторитарный режим сменяется демократическим, но когда еще, при формальном сохранении унитарного государства, фактически происходит частичная децентрализация власти за счет умножения властных полномочий территорий, и есть практическое осуществление принципа НФ.

НФ не сводится к расширению местного самоуправления. Он требует большего — передачи в регионы части функций центральной власти, внедрения системы выборных органов на основе пропорционального представительства, свободы местного законотворчества по принципу субсидиарности (центр не берет на себя то, что регионы могут сделать сами), свободы развития местных культур (языков, диалектов). Возможно и перемещение в провинцию некоторых неключевых министерств и ведомств, как это сделано в Норвегии. Вообще опыт НФ в Норвегии очень интересен. Например, в этой стране для ослабления центробежных тенденций и параллельного расширения самостоятельности местных обществ используется схема дробления регионов на коммуны при отсутствии сильной власти в фильке (областях). Не имея достаточных экономических и финансовых ресурсов, коммуны сами тянутся за помощью к центру.

Правда, как показывает современная внутриполитическая ситуация в Норвегии, рано или поздно в обществе возникает потребность в получении широкой самостоятельности на уровне не только коммун, но и регионов54.

Конечно, Туркменистан — не Норвегия, ЦА — не Скандинавия. Прямые заимствования институциональных форм тут вряд ли возможны, да и при адаптации этих форм постоянно необходим учет собственного исторического опыта и наследия.

Возвращаясь же к поднятому Кулиевым вопросу о внешнем управлении для послениязовского Туркменистана, заметим следующее. С созданием унитарно-децентрализованного государства появятся более благоприятные возможности для воспитания поколения госу-дарственников-евронационалов с неавторитарной парадигмой мышления, для распространения процесса модернизации, прежде фокусировавшегося только на столице и прилегающих к ней районах, на всю страну. И тем не менее опыт советского государственного строительства доказывает, что главное условие социокультурной модернизации местных обществ в ЦА — действительно широкая и качественная подготовка евронационалов — вряд ли может быть обеспечено без помощи извне.

Применительно же к настоящему времени можно сформулировать зависимость: чем тоньше прослойка евронационалов в конкретной стране региона и в ее властной элите, тем больше вероятность, что «революция» в такой стране потребует определяющего вмешательства в процесс подготовки внешних сил — России, США, активистов из центрально-азиатских диаспор, проживающих в тех же США и России и в Европе. В постсоветский период прослойка евронационалов сильнее всего истончилась в Туркменистане и Узбекистане; но в то же время именно эти страны обладают относительно высоким потенциалом евронационалов в эмиграции. И стоит заметить, что большинство из них живут сейчас в странах с федеративным устройством, что не может не повлиять на их представления о том, какой должна быть государственность у них на родине.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что неверно расценивать политизацию отношений между этническими группами только как результат внешнеполитического патроната. Это одновременно и результат эволюции политической культуры местных обществ. Выше было показано, что Москва проводила политику «объединяй и властвуй». Как это ни парадоксально, но в существующем сегодня эт-нополитическом контексте строительства государственности демо-

кратическим президентом станет тот, кто откажется от попыток соединить несоединимое и не побоится следовать так называемому колониальному принципу «разделяй и властвуй».

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Крадин Н. Н. Политическая антропология. Учебное пособие. М., Ладомир, 2001. С. 20, 212.

2 В этнографической литературе для обозначения этих общностей применяются различные термины. Имеется и удачная попытка их систематизиции (см.: Кузеев Р. Г. Народы Среднего Поволжья и Южного Урала: этногенетический взгляд на историю. М., Наука, 1992. С. 225—229). Отсылая к ней читателя, отмечу, что в данной статье для обозначения внутриэтнических подразделений используются преимущественно термины «субэтнос» и «этническая группа», а применительно к этническим группам туркмен — еще и широко распространенный термин «племя».

3 Чвырь Л. А. О структуре таджикского этноса (Научная и народная точка зрения) // Расы и народы. Современные этнические и расовые проблемы. Ежегодник. Вып. 27. Современные этнические и расовые проблемы. М., Наука, 2001. С. 10.

4 Фейгин М. Чужая война // Новый мир, 1998. № 3. С. 126.

5 Ротарь И. Таджикская и чеченская смуты: сравнительный анализ двух конфликтов // Независимая газета, 1997, 15 мая.

6 Абашин С. Н. Зарождение и современное состояние среднеазиатских национа-лизмов // Доступно на: www.centrаsia.org. Последнее посещение 9 мая 2005 года.

7 Ситнянский Г. Ю. Интеграционные тенденции на постсоветском пространстве и противодействие им (на примере Киргизии) 1991 — 1999 гг. // Расы и народы... С. 245.

8 Глумсков Д. Узбекский рецидив... или узбекская свобода // Эксперт-Казахстан, № 10 (36), 2005, 23 мая.

9 Эта точка зрения публично была озвучена депутатом Олий Мажилис (таджикского парламента) М. Кабири. См.: Кабири М. Авторитаризм ведет к дестабилизации (интервью). 20 мая 2005. Доступно на: www.centrasia.org. Последнее посещение 21 мая 2005 года.

10 Чвырь Л. А. Указ. соч. С. 20.

11 Смирнов В. Религия + деньги: кто поднял восстание в Андижане? (Интервью с Вячеславом Смирновым, директором НИИ политической социологии) // Русский журнал, 2005. № 45 (беседовал Владимир Голышев).

12 Ситнянский Г. Ю. Указ. соч. С. 246.

13 Исключение — краткий эпизод, когда несколько месяцев первым секретарем новоиспеченной республики числился Шириншо Шотемур. Но и он по своему жизненному пути был тесно связан с Ташкентом.

14 Бирюков С. Казахстан перед «третьим» сроком. Постоянный адрес статьи: www.centrasia.org/newsA.php4?st=1120770840. Последнее посещение 11 июля 2005 года.

15 Андреева В. Миф об узбекском государстве. Часть 3. Доступно на: www.nomad.su. Последнее посещение 4 августа 2003 года .

16 Edgar А. Genealogy, Class, and «Tribal Policy» in Soviet Turkmenistan, 1924—1934 // Slavic Review, 2000, February 28. P. 35.

17 Туркмены-теке — 2158 учащихся (в том числе в районных центрах — 467), туркмены других племенных землячеств (йомуды, эрсари, сарыки, салоры, ата) — 973 учащихся (в том числе в райцентрах — 204). При этом доля теке составляла менее половины всех туркмен Туркменской ССР. См.: Бюллетень ЦСУ Туркменской Союзной ССР, 1925. № 5. С. 28-29.

18 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 62. Оп. 2. Д. 1986. Л. 20. См. также: EdgarА. Ор. ек. Р. 35.

19 До 39,2% в 1926 году. См.: Дурдыев М., Кадыров Ш. Туркмены мира (Историкодемографический обзор). Ашхабад, Харп, 1991. С. 14-15.

20 Кулиев Н. Дружба народов СССР и борьба с проявлениями националистических пережитков в сознании людей в условиях Туркменистана // Известия АН ТССР, 1952. № 5. С. 13. В 1952 году в Уставе компартии Туркменистана, как и в уставе КПСС, появилась статья о недопустимости пребывания в партии руководителей, поощряющих родственный и земляческий протекционизм.

21 Об этом подробнее см: Кадыров Ш. Институт президентства в клановом постко-лониальном обществе // Евразия: люди и мифы (Сб. ст. из журнала «Вестник Евразии»). Сост., отв. ред. С. А. Панарин. М., Наталис, 2003. С. 337-364.

22 ЯикЬпаша. Аshgabat, 2003. Р. 148-157.

23 Там же. С. 157.

24 Площадь страны 488,1 тыс. кв. км. Это немногим больше штата Калифорния. Размеры Ахалского велаята (95,4 кв. км, или 20% площади страны) больше территории таких стран, как Азербайджан, Грузия, Венгрия, Нидерланды, Ирландия; площадь Балканского велаята (138,5 кв. км, или 28% территории Туркменистана) больше Греции, Исландии, в три раза больше Нидерландов, в два раза больше Грузии, в 4,5 раза больше Армении; занимаемая Марыйским велаятом территория (18,0% Туркменистана) примерно равна площади Азербайджана — 86,8 тыс. кв. и т. п.

25 Красноводская, Марыйская, Ташаузская, Чарджоуская и Ашхабадская области, ныне соответственно Балканский, Марыйский, Дашогузский, Лебапский и Ахалский велаяты. После роспуска СССР С. Ниязов подумывал о создании на юго-востоке Туркменистана шестого велаята, Керкинского, — на месте ликвидированного в 1930 году одноименного округа. Отговорил его от этой затеи уроженец тех мест депутат Верховного совета Туркменистана П. Танрыкулиев. Мотивировка: в случае выделения нового велаята из состава Лебапского в последнем численно возобладают так называемые чарджуйские таты — живущие в Туркменистане по среднему течению Амударьи узбеки и ассимилированные узбеками туркмены; а они при первой же возможности присоединятся к Узбекистану (беседа с проф. П. Танрыкулиевым 25 августа 2005 года // Полевой дневник автора № 15).

26 Светоховский Т. Становление национальной идентичности в Азербайджане // Азербайджан и Россия: общества и государства. Вып. 4. М., 2001. С. 12-13.

27 Бочаров В. В. Власть. Традиции. Управление. (Попытка этноисторического анализа политических культур современных государств Тропической Африки). М., Наука, 1992. С. 195-196.

28 В то же время надо иметь в виду, что низкие индексы ПД русских в Узбекистане и Таджикистане отчасти компенсировались за счет значительной представленности здесь в аппаратах центрального управления нетитульных или «не совсем» титульных фракций элиты: в Узбекистане это были двуязычные таджики Самарканда и Бухары, в Таджикистане — выходцы из Ходжента, обладавшие двойной, узбекской и таджикской, идентичностью.

29 Бирюков С. Казахстан перед третьим сроком...

30 Хазарский С. Оппозиция Ниязову есть, но она живет в Москве // Утро России, 1993, 2—8 декабря 1993. С. 10 (интервью автора с А. О. Кулиевым).

31 Подпольные гражданские группы в Ашхабаде (народно-демократическое движение «Агзыбирлик», «Партия демократического развития», «Комитет 12 июля», «Русская община», Коммунистическая партия и др.) сильно пострадали в результате репрессий.

32 Халк Маслахаты — фактически декоративный, но считающийся высшим государственный орган, в котором принцип разделения властей, так сказать, устраняется на корню. Ибо в него входят президент и правительство, представители региональных администраций, Меджлиса, Совета старейшин, Народного движения «Галка-ныш», единственной в Туркменистане Демократической партии, Ассоциации туркмен мира и некоторых других якобы общественных организаций.

33 Кулиев А. Похлеще 40 небылиц // Туркмен или, 1997. № 2 (4). С. 2—5; он же. Туркменистан — однопартийное государство // Эркин Туркменистан — Свободный Туркменистан. Информационно-аналитический бюллетень, 2000. № 4. С. 61—75. Группировка А. Кулиева, стоящая на позициях сохранения сильной президентской власти, склонна преувеличивать опасность распада страны на самостоятельные государства. Исторический опыт показывает, что краткая история туркменской автономии в Хорезмской народной советской республике (нынешний Дашогузский велаят) завершилась репрессиями узбекских властей против туркмен и включением этой области в состав Туркменистана в 1924 году. Робкие попытки туркменской автономии в Бухарской народной советской республике (нынешний Лепабский велаят) войти в состав России остались без ответа, и эта область также в 1924 году была включена в состав Туркменистана. Иран не будет помогать йомудам в создании самостоятельного государства в Западном Туркменистане — ведь рано или поздно это гипотетическое государство поставило бы вопрос о включении в него районов проживания йомудов в Иране. Вокруг Туркменистана нет ни одного государства, заинтересованного в его расколе.

34 Выступление товарища С. А. Ниязова // Туркменская искра, 1990, 6 марта. С. 1—2; Сапармурат Туркменбаши: В основе подлинной демократии — служащие интересам общества законы. Президент Туркменистана принял участие в заседании Меджлиса // Нейтральный Туркменистан, 2001, 9 июля. С. 1. Обращение Сапармура-та Туркменбаши к туркменскому народу // Халк Маслахаты. Материалы исторического заседания Халк Маслахаты Туркменистана от 14 декабря 1992 г. Ашхабад, Туркменистан, 1993. С. 14.

35 См.: Объединенная Демократическая Оппозиция Туркменистана (ОДОТ) предлагает программу по исправлению создавшегося положения, сентябрь 2001 г. // Программные документы туркменских оппозиционных организаций («Ватан», РНК РПТ, ОДОТ). Москва, сентябрь, 2003. (Материалы конференции «Ситуация в Туркменистане: новые тенденции и стратегия работы после событий 25 ноября 2002 г.», Прага, 26-28 сентября 2003 г.). С. 25-30.

36 Авды Кулиев: «Политическая оппозиция должна существовать внутри страны» Программа «Кавказ и Центральная Азия». Беседа редактора программы Тенгиза Гу-давы с лидером Объединенной туркменской оппозиции Авды Кулиевым // Радио «Свобода», 2001, 23 декабря.

37 Рукопись доклада французского юриста профессора Эммануэля Деко, подготовленного по просьбе ОБСЕ от 12 марта 2003 года, по делу о покушении на Президента Туркменистана 25 ноября 2002 года. Распространена среди 55 государств — участников ОБСЕ.

38 Бирюков С. Указ. соч.

39 Сания Сагнаева, эксперт Международной кризисной группы. Выступление на конференции в пос. Московский 3—4 ноября 2002 г. // Права человека и вопросы безопасности в Туркменистане (материалы конференций 8—9 июня и 3—4 ноября 2002 г.) / Правозащитный центр «Мемориал», International Helsinki Federation for Human Rights. М., 2003. С. 21—23.

40 Кайгысыз Атабаев, туркмен-теке из небольшого приграничного с Ираном селения Меана-Чаача Каахкинского этрапа Ахалского велаята, был первым председателем Совета народных комиссаров ТССР (1924—1937). Обвинялся оппонентами по партии в либеральном отношении к туркменской родоплеменной элите, чем заслужил широкую популярность среди простых туркмен. Жена русская.

41 Надырбай Айтаков, туркмен-йомуд из рода ходжа, соратник К. Атабаева, председатель ЦИК ТССР (1924-1937). Жена русская.

42 Полевой дневник автора № 17. Апрель 2005.

43 Политическая программа и платформа Республиканской партии Туркменистана от 4 июля 2003 г. // Программные документы... С. 21-24.

44 Наше видение будущего демократического Туркменистана (заявление Республиканского Национального Комитета Республиканской партии Туркменистана, от

15 июня 2003 г.) // Там же. С. 19.

45 Общественно-политическое движение «Ватан». Программа политико-правовых и социально-экономических реформ в Туркменистане (5 января 2003 г.) // Там же. С. 4-18.

46 Основные принципы Республиканской партии Туркменистана (проект, от

4 июля 2003 г.) // Там же. С. 20.

47 Ответ Н. Т. Союнова автору статьи «Жажда мести или тоска по креслу?» Аллагу-лы Юсупову, напечатанной в газете «Туркменистан» от 8 ноября 1997 г. // Туркмен или. Журнал собственных мнений, 1997. № 8 (10). С. 2. Союнов Назар Тойлиевич, туркмен-йомуд, родился в 1936 году в г. Небит-Даге (ныне Балканабад). В советское время был руководителем Управления геологии при Совете министров ТССР, затем — заместителем Председателя Совета министров ТССР. В постсоветское время — заместитель Председателя Кабинета министров Туркменистана. В 1993 году огульно обвинен Ниязовым в финансовых преступлениях. С 1997 года постоянно живет в Москве.

48 Ханамов Нурмухаммет Чарыевич, туркмен-теке из Теджена, сын Героя Социалистического Труда Чары Ханамова, бывший председатель Госснаба ТССР, затем посол Туркменистана в Турции и Израиле. В конце 2003 года объявил о переходе в оппозицию и тайно бежал из Стамбула, спасаясь от преследований туркменских спецслужб. Живет в Австрии. Основал Республиканскую партию Туркменистана в изгнании, председателем которой и является. Жена русская.

49 Оразов Худайберды Артыкович, туркмен-човдур из Ташауза, бывший глава Центрального банка Туркменистана (1993-1999), затем вице-премьер Кабинета министров Туркменистана (1999-2000), курировал экономические вопросы. Согласно автобиографии, предоставленной автору статьи, является политэмигрантом и членом демократической оппозиции с 2001 года. По другим данным, в апреле 2001 года в Москве вступил в контакт с А. Кулиевым, предложив ему свое сотрудничество. Затем отказался от работы в группировке А. Кулиева и стал сотрудничать с другим политэмигрантом, Б. Шихмурадовым. Позже вместе с бывшим вторым секретарем ЦК КПТ А. Додоновым (Москва) основал «свое» общественно-политическое движение «Ватан», председателем которого является. Живет в шведской провинции. Жена узбечка.

50 Тоушир Топпыев (псевдоним. — Ш. К.). 13 апреля — день Туркменской Конституции II Erkin. net, 2004, 21 апреля. Последнее посещение 24 апреля 2004 года.

51 См.: Туркменская искра, 1990, 16 октября. С. 1.; Кепбанов Е. А., Кочумов Я. Х., Нурмухаммедов Г. Н. Институт президентской власти в ТССР: становление, перспективы развития // Известия АН ТССР, серия гуманитарных наук, 1991. № 4. С. 11 — 19.

52 Кулиев А. Туркменская оппозиция на нынешнем этапе, преодоление раздробленности и достижение единства (доклад, распространенный в письменном виде) II Права человека и вопросы безопасности в Туркменистане... С. 117.

53 Например, схема бюджетного федерализма может одинаково успешно применяться и применяется как в классических федерациях, так и в странах НФ. Другой пример: все федеративные страны практикуют выборность губернаторов. Но такого рода правило действует и в целом ряде демократических унитарных государств.

54 На первый взгляд Норвегия — типичное унитарное государство (einhetstad). Но унитаризм ее условен. Во-первых, на ее территории действует национально-культурная автономия саамов. Во-вторых, в ней, как в любой демократически устремленной, тем более демократически утвердившейся стране, присутствуют элементы территориальной демократии. Правда, из 345 коммун только пять имеют парламентскую модель управления (Oslo, Bergen, Grue, Sogne, Botsfjerd). Однако, несмотря на преобладание коммун с непарламентской моделью управления (formannskap), подавляющее их большинство на практике накопили значительный опыт законотворчества на местах (что фактически означает превышение ими своих полномочий): лишь в 78 коммунах управление осуществляется в строгом соответствии с законодательством, установленным в государстве для всех коммун, и только в восьми органы formannskap не имеют значительной реальной самостоятельности.