CC BY
704
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КЛАНЫ КЫРГЫЗСТАНА: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Асыл БОЛПОНОВА
кандидат исторических наук, доцент департамента бакалавриата Академии государственного управления при Президенте Кыргызской Республики (АГУПКР) (Бишкек, Кыргызстан)
АННОТАЦИЯ
Рассматривается история и эволюция клановой системы и ее роль в политических процессах кыргызского общества. Демонстрируется, что
устройство кыргызского общества претерпело трансформацию: классическое родовое объединение трансформировалось в клановую систему.
V
Введение
В настоящее время перед Кыргызстаном остро стоит проблема трайбализма и влияния клановых структур на политическую систему общества и государственные институты. Усили-
ваются борьба за власть между представителями различных кланов, коррупция, конфликты интересов клановых групп, кумовство, политическое покровительство и т.д.
До сих пор в центре внимания исследователей, изучавших роль государства в процессе демократизации общества, как правило, были классы, политические партии и т.п. институты. Деструктивное воздействие неформальных отношений на прочность режимов не осознавалось. Между тем именно усиление роли этих отношений, активизация социальных групп, внутренне связанных набором неформальных норм и правил, стало одной из важнейших характеристик политической жизни страны после обретения независимости. Устойчивый характер родовой принадлежности как важнейшей составляющей социальной идентичности людей и групп, возрождение ее в этом качестве в независимом Кыргызстане и формирование на этой основе стереотипов, регламентирующих жизнь современного кыргызского общества, обуславливают важность научных исследований в этой области. Ученые и аналитики постоянно говорят об этом феномене, однако зачастую не имеют о нем четких представлений.
Изучение роли клановой системы в политических процессах кыргызского общества — относительно новое направление в отечественном обществоведении, и можно надеяться, что предлагаемое исследование поможет точнее определить теоретическую базу и вектор будущих исследований по данной проблематике.
Кланы как объект исследования
В научной литературе существует множество определений клана. При этом исследование проблемы методологически усложняется из-за употребления множества связанных понятий, используемых в разных дискурсах: в историческом — «родовая община», «линидж», «трайбализм», «непотизм», «кумовство», «азиатский способ производства», «номенклатура» советского периода; в политическом — «элита» (в смысле замкнутых элитных групп), патронажные сети; в философском — «идентичность», «менталитет», в социологическом — «социальная стратификация» и т.д.
Слово «clann» в переводе с гэльского в узком смысле означает «семя», а в более широком смысле — дети, отпрыск, потомство1. Первоначально в значении «род» (реже «племя») слово получило широкое распространение у носителей кельтской культуры и языков: ирландцев, шотландцев, валлийцев. В период разложения родовых отношений данный термин стал означать группу близких родственников, происходящие от одного предка-родоначальника. К имени добавляется название клана с приставкой «mac» (сын) у шотландцев и «о» (внук) у ирландцев.
В антропологии XIX — первой половины ХХ века под «кланом» понимали родоплемен-ное образование, характерное для традиционных обществ Азии, Африки, островов Тихого океана. Определяющими для обозначения характера связи между членами клана являются родственные, территориальные отношения. В этнологии ХХ века представления о клане упорядочились. Кланом стала считаться кровнородственная группа, члены которой возводят свое происхождение к общему предку — мужскому или женскому (унилинейная группа). Нельзя не вспомнить и об интерпретации клана в работах американского этнографа Л. Моргана. У него клан — это родственное объединение, возводящее свое происхождение к общему муж-
1 См.: Справочник юридических терминов [http://www.assured. гиМкйопагу/Мех^р?1 =18&id=206]; Лама-жаа Ч.К. «Клан»: понятие в социальных науках // Знание. Понимание. Умение, 2008, № 2. С. 121—131.
скому предку (патрилинейная группа). Идея Л. Моргана легла в основу одного из базовых трудов Ф. Энгельса2.
Клан может состоять из линиджей — родственных объединений, которые могут проследить генеалогические связи. Члены клана и линиджа связаны чувством единства и часто имеют общую собственность. Известный английский этнолог Э. Эванс-Причард в своем описании политического строя англо-египетского Судана понимал линидж как группу, связанную генеалогическим родством, образовавшуюся в результате сегментирования клана3. Этнолог описывал систему линиджей как функциональный способ контроля и посредничества в социальных конфликтах в обществе, где отсутствует верховная власть.
Наиболее часто встречающийся смысл термина «клан» — «tribe» (племя). Под «трайбом» понимается малая группа людей, объединенных родовой или территориальной общностью. Выделяют несколько разновидностей трайбализма: политический, социальный и историко-культурный. В современном обществе наиболее актуален политический трайбализм.
Все большее распространение в западной и российской литературе приобретает один из ключевых терминов дискурса трайбализма и клановой принадлежности — «идентичность» («identity»). Л. Февр, М. Блок, Э. Эриксон, Г. Люббе, С. Хантингтон выработали важнейшие концепции осмысления индивидом собственной идентичности. К примеру, Г. Люббе характеризует идентичность как «историческую индивидуальность»4. Согласно С. Хантингтону, идентичность — некое единообразие, связывающее индивидов в одну группу. Объединительным звеном могут выступить общая культура, территория, политические, экономические и социальные интересы5.
В современной социологии из определения клана (например, социологических определений Э. Гидденса, Ж. Тощенко, языковеда С. Ожегова) выпадает один из важнейших элементов — кровнородственный характер группы, члены которой возводят свое происхождение к общему предку6. Дело в том, что сегодня толкование клановых объединений существенно расширилось: сюда стали относить не только группы с общей племенной, традиционной, культурной, региональной идентичностью, но и группы, связанные взаимными интересами и обязательствами.
Данная проблема основательно изучена7. Исследования подтверждают, что сегодня клановые связи сильнее всего выражены во властных структурах государств. Более того, возник и актуализировался термин «политический клан», содержательную основу которого составило понятие «региональная элита». Современный политический клан включает людей, связанных
2 См.: Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Л. Моргана. В кн.:Маркс, К., Энгельс Ф. Полное собрание сочинений, 2-е изд. Т. 21. М.: Госполитиздат, 1961. С. 23—178.
3 См.: Эванс-Причард Э. Нуэры. Описание способов жизнеобеспечения и политических институтов одного из нилотских народов. М.: Наука, 1985. С. 169—170.
4 Люббе Г. Историческая идентичность // Вопросы философии, 1994, № 4. С. 108—113.
5 См.:Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности / Пер. с англ. А. Башкирова. М.: Транзиткнига, 2004. С. 50—59.
6 См.: Гидденс Э. Социология / При участии К. Бердсолл / Пер. с англ. Изд. 2-е, полностью перераб. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2005. С. 324; Тощенко Ж.Т. Элита? Кланы? Касты? Клики? Как назвать тех, кто правит нами? // Социологические исследования, 1999, № 11. С. 131; Ожегов С. Толковый словарь [http://dic.academic.ru/dic.nsf/ ogegova/83466], 15 мая 2013.
7 См.: Olcott, M.B. Central Asia's New States: Independence, Foreign Policy and Regional Security. Washington, 1996. P. 9—10; Коллинз К. Логика клановой политики в Центральной Азии // Соц. и гуман. науки. Серия 9. Востоковедение и Африканистика: реферативный журнал (Москва), 2005, № 3. С. 34—40; Масанов Н. Казахская политическая интеллектуальная элита: клановая принадлежность и внутриэтническое соперничество. В кн.: Евразия: Люди и мифы: Сб. статей «Вестника Евразии» / Сост., отв. ред. С.А. Панарин. М.: Наталис, 2003. С. 235—241; Ламажаа Ч.К. Архаизация общества в период социальных трансформаций (социально-философский анализ тувинского феномена): автореф. дис. ... д-ра филос. наук: 09.00.11. М., 2011. 41 с.; Кадыров Ш. Институт президентства в клановом постколониальном обществе. В кн.: Евразия: Люди и мифы: Сб. статей «Вестника Евразии». С. 337—364.
дружественными, родственными, этническими, земляческими или деловыми, профессиональными, административными отношениями.
Согласно исследованиям американского ученого С. Горака, в конце 1990-х годов в недавно образованных суверенных государствах возник новый тип элитных групп — политико-семейные кланы. Ядром такого клана становится узкая группа представителей политической элиты национального и регионального уровня8. Эта группа тесно сплочена системой личностных (дружественных, этнических, земляческих) или деловых (профессиональных, имущественных, административных и т.д.) связей. Влияние каждого из этих факторов в конкретных клановых структурах может быть различным, но во всех случаях семейно-родовые и племенные отношения играют основополагающую роль. Кроме ключевых государственных постов семья также активно задействована в различных фондах, проектах, сообществах. Существенную роль играет и прямое или опосредованное владение контрольными или блокирующими пакетами акций СМИ, которое способствовало продвижению членов семьи на ответственные государственные посты (министров, депутатов и т. п.).
Таким образом, классическая характеристика клана, в том числе и та, что предлагалась исследователями кочевого общества, не соответствует новым реалиям постсоветского периода. Как отмечает Ч. Ламажаа, современный клан — это объединение, основанное на системе непосредственно межличностных или опосредованных взаимоотношений, имеющее общую хозяйственную основу функционирования. Добавим, что клановая структура в современном обществе — это четкие социальные группы, внутренне связанные набором неформальных норм и правил. Трагическими примерами последствий сращивания клана с государственной властью послужили революционные события в Кыргызстане в 2005 и 2010 годах.
Кочевое общество и система родоплеменного деления кыргызов
История, факторы и закономерности формирования и функционирования кочевых групп и объединений основательно освещены в работах российских и украинских исследователей, изучавших проблемы номадизма в Центральной Азии9 и в рамках национальных этнологических школ, сформировавшихся к концу ХХ столетия в самой Центральной Азии. Передовые позиции в изучении номадизма, на наш взгляд, занимают представители казахстанской школы10.
Согласно этим исследованиям, основные черты родовой структуры кыргызского общества сложились до возникновения институтов государства. Дифференциация общества по родовому признаку возникла и закрепилась из-за особенностей передачи информации и соб-
8 См.: Горак С. Трансформация идентичности среднеазиатских элит: традиция и современность [http:// slavomirhorak.euweb.cz/bibliography-ru.htm].
9 См.: Вайнштейн С.И. Мир кочевников центра Азии. М.: Наука, 1991; КрадинН.Н. Политическая антропология. Учебное пособие. М.: Ладомир, 2001; Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Алматы, 2002; Крадин Н. Кочевники, мир-империи и социальная эволюция // Альманах «Восток», ноябрь — декабрь 2005, № 11/12 (35/36). С. 314—335.
10 См.: Абылхожин Ж.Б. Традиционная структура Казахстана. Социально-экономические аспекты функционирования и трансформации (1920—1930-е гг.). Алма-Ата, 1991; Нуров К.И. Правовая и экономическая модернизация традиционной структуры Казахстана (XIX—XX вв.). Алматы: Гылым, 1995; Масанов Н.Э. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. Алматы, 1995; Он же. Социально-экономические отношения в казахском кочевом обществе. Алматы, 1997; Мурзалин Ж. Корпоративность как политическая традиция в Казахстане // Мысль, 1998, № 8. С. 24—25; Амрекулов Н. Жузы в социально-политической жизни Казахстана // Центральная Азия и Кавказ, 2000, № 3 (9). С. 131—145.
ственности в кочевой среде. Формированию родовой идентичности способствовали природно-климатические условия, которые детерминировали особый способ адаптации человека к данной экологической нише — развитие кочевого скотоводства. Именно объективная закрытость кочевых скотоводческих сообществ для проникновения оседло-земледельческих структур создала постоянную потребность в сохранении, самобытности, целостности и самостоятельности этнического образования. Необходимая для адаптации информация циркулировала по патрилинейным каналам, а естественно утвердившийся порядок передачи знаний и собственности обеспечил преобладание генеалогической системы родства и генеалогической организации в общей системе социального агрегирования кочевых сообществ. Чисто родовая структура общества господствовала у кочевников с момента генезиса номадизма вплоть до середины II тыс. н.э., когда стали складываться более крупные объединения по территориальному признаку. Тогда в результате естественной интеграции кочевого общества возникли крупные территориальные конфедерации — крылья (союз племен), что стало важным шагом в развитии общественного устройства. К XV веку создалась дуальная этнополитическая организация он канат и сол канат, существенно повлиявшая на дальнейшее социально-политическое развитие кыргызов11. По мнению О. Караева, дуальная этнополитическая система кыргызов сложилась во второй половине XV века, на заключительном этапе образования кыргызской народности на Тянь-Шане. А. Мокеев утверждает, что дуальную этнополитическую организацию кыргызы унаследовали от тюрков в XVI веке. При этом он опирается на китайские («Си юй чжи» — «Описание западных земель») и арабские источники, составление которых завершилось в 1770-х годах12. Генеалогия кыргызских родов и происхождение этнополитической организации кыргызов были описаны и в историческом источнике «Маджму ат-таварих» начала XVI века, написанное Сайф ад-Дином Ахсикенди13. К XVI веку относятся и первые упоминания о кыргызских родах в источниках.
В современный период существуют многочисленные варианты изложения истории возникновения и принадлежности кыргызских племен и родов. Каждый заслуживает отдельного внимания и анализа. В нашем исследовании за основу взяты данные археолого-этнографиче-ской экспедиции в Кыргызстане, проведенной в 1953—1956 годах исследователями ХХ века С. Абрамзоном и Я. Винниковым14. К группе правого крыла относятся три крупные ветви — тагай, адигине, мунгуш, которые включают сарыбагыш, бугу, солто, тынымсеиит, саяк, черик, чекир саяк, жедигер, азык, кара-багыш, монолдор, чон-багыш. Племена левого крыла составили саруу, кушчу, мундуз, кытай, басыз, тебей, найман, чоц багыш, жетиген. В третью группу, ичкилик, включают племена кыпчак, найман, теит, жоо-кесек, кангды, бостон, нойгут, деелес (теелес), авагат (ават), кыдырша, илик15.
Дуальная система, предполагающая наличие правого и левого крыльев, стала для кочевников оптимальной организацией, позволяющей регулировать размеры территории и населения. При этом высокая устойчивость генеалогического принципа организации очевидна. Для каждой зоны была характерна своя специфика культурно-исторического процесса.
Следует отметить, что до XV века государственные структуры возникали у кочевых народов главным образом с целью организации внешней экспансии, тогда как в более позднее
11 См.: Кыргызы: источники, история, этнография / Сост. О. Караев, К. Жусупов. Бишкек, 1996. 524 с.
12 См.: Мокеев А. Этапы этнической истории и социальной организации кыргызов на Тянь-Шане в XVI— XVIII вв. // Известия АН Республики Кыргызстан. Общественные науки, 1991, № 4. С. 43—54.
13 См.: Сайф ад-дин ибн дамулло Шах Аббас Ахсикенти, анын уулу Нурмухаммед. Тарыхтардын жыйнагы («Мажму атут-таворих») [Текст] / Котор. М. Досболов, О. Сооронов. — Бишкек: «Акыл», 1996. 128 б.
14 См.: Труды Киргизской археолого-этнографической экспедиции. Т. 3. М., 1956—1959.
15 Названия племен приводятся по источнику (см.: Труды Киргизской археолого-этнографической экспедиции. М., 1956—1959. Т. 1. С. 137; Т. 3. С. 36—37).
время они складывались обычно в маргинальных зонах на стыке кочевого и оседло-земледельческого миров с целью урегулирования отношений. В мирное время роль государственных образований была сведена до минимума. Военные традиции побуждали кыргызов к максимальной централизации, кочевой же образ жизни, в свою очередь, требовал сегментации. Именно поэтому государственные структуры кыргызов были столь аморфны. Начало переосмыслению и рассмотрению с новых позиций роли родоплеменной идентичности в жизни кыргызского общества положили публикации известных историков Кыргызстана Дж. Джуну-шалиева и В. Плоских16.
Реформирование традиционного кыргызского общества в XIX—ХХ веках
В период русской колонизации Кыргызстана была создана территориально-государственная административная система, призванная заменить традиционную организацию кыргызского общества. Указом российского императора от 2 июля 1867 года было образовано Туркестанское генерал-губернаторство, состоящее из пяти областей: Сырдарьинской, Ферганской, Самаркандской, Семиреченской и Закаспийской17. Закон 1867 года утвердил единую для всего населения региона государственно-административную систему под господством российского самодержавия. Территория Кыргызстана была раздроблена между отдельными областями Туркестанского края. Северная его часть вошла в состав Семиреченской области (Ис-сык-Кульский и Токмакский уезды), Таласская долина — Сырдарьинской (Аулиэ-Атинский уезд); южная — в Ферганскую и Самаркандскую области (Андижанский, Ошский, Наманган-ский, Ходженский уезды и Памирский район). Одновременно царизм, играя на социально-экономических и сословно-правовых противоречиях между различными группами населения, опирался на традиционные институты местной власти, которым придавал надгрупповую роль. В результате были созданы институты власти, базирующиеся на формировании элитарной прослойки — аристократической знати, создаваемой по сословно-классовым признакам. Таким образом, произошло сращивание традиционной кочевой и российской колониальной систем управления. Традиционная родоплеменная организация кыргызов довольно успешно адаптировала новации русского царизма. Фактически, как писал Н. Гродеков, в центрально-азиатских землях осуществлялось косвенное управление, не затронувшее социальной структуры общества18. Индивид по-прежнему ассоциировал себя с той или иной родоплеменной, клановой группой. Колониализм не смог преобразовать традиционную кочевую кыргызскую общину, он использовал и эксплуатировал ее как целостный организм. Все попытки царского правительства реформировать традиционную систему управления кыргызского общества оказались малопродуктивными.
Советская власть, тоталитарная система и господствующая идеология также стремились оттеснить родоплеменную лояльность на второй план. Но в 1920—1930-х годах все попытки
16 См.: Джунушалиев Дж., Плоских В. Трайбализм и проблемы развития Кыргызстана // Центральная Азия и Кавказ, 2000, № 3 (9). С. 146—155.
17 См.: Кыргызстан — Россия: история взаимоотношений в составе империи и СССР (вторая половина XIX в. — 1991 г.): Сб. документов и материалов в 2-х кн. Кн. 1. Бишкек, 2000. С. 22—23.
18 См.: Гродеков Н.И. Киргизы и кара-киргизы Сырдарьинской области: юридический быт. В 2-х тт. Т. 1. Ташкент, 1889. С. 12.
советского государства сделать непосредственным объектом своих властных функций каждого индивидуального жителя Кыргызстана не увенчались успехом: индивид по-прежнему ассоциировал себя с той или иной родоплеменной группой. Попытки коренной ломки традиционных представлений о власти в 1930-х годах при проведении насильственного перевода кочевников на оседлость, при коллективизации, ликвидации частной собственности на скот, общинной собственности на землю, установлении государственных форм собственности на средства производства, формировании колхозно-совхозных форм хозяйства, сопровождавшиеся преданием анафеме родоплеменной структуры, закончились безрезультатно — традиционная ро-доплеменная организация успешно адаптировала все новации. В 1920—1930-х годах «кочевой менталитет» совершенно естественно пережил советские реформы государственных структур, так как они были нежизнеспособны. В рамках тоталитарного режима родоплеменная организация получила новые импульсы развития и стала важнейшим атрибутом государственной системы управления. Кыргызское общество, сохраняя традиционную культуру, показало высокую степень выживаемости.
На протяжении всего советского периода в процессе становления кыргызской государственности на высших уровнях власти сложился симбиоз тоталитаризма с традиционализмом: высшие государственные посты негласно закреплялись за представителями определенных ро-доплеменных элит19. Система двойных стандартов способствовала сосредоточению власти в руках узкого круга национальной элиты. В результате сформировался новый номенклатурный клан — «евронационалов». Термин был предложен Л.М. Дробижевой20. Внешним и внутренним условием карьерного роста номенклатурной элиты было расширение прав этнорегиональ-ных элит.
Формирование политико-семейных кланов в суверенном Кыргызстане
В годы независимости Кыргызстана на фоне модернизационных процессов фактически возродились архаические институты Средневековья. В этом проявились как приверженность общества традициям и укорененность этих институтов в кыргызской культуре, так и осознанные стратегии и неосознанные тенденции, направленные на их сохранение. Ренессанс клановых структур сопровождался ростом мотивов ностальгии по традициям былых времен и идеализацией прошлого на самых разных уровнях. Данная тенденция привела также к поискам новой идентичности кыргызского общества и «собственного пути» развития Кыргызстана, к реабилитации и легализации культа родовой солидарности, к складыванию региональных, клановых элит. Постепенно клановые, родовые институты стали выполнять функции политической самоидентификации. Это привело к таким негативным тенденциям, как появление семейственности или клановости во властных структурах, непотизм, формирование патрон-клиентских сетей, рост коррупции. Региональная и клановая элита получила возможность открыто влиять на процессы государственного строительства. Таким образом, для повышения управляемости была создана модель модернизированного кыргызского общества, основанная на архаическом сознании.
19 См.: Токтогонов С. Из истории прошлого Кыргызстана. Ош, 1995. С. 25—26.
20 См.: Дробижева Л.М. Интеллигенция и национализм: опыт постсоветского пространства. В кн.: Этничность и власть в полиэтничных государствах: Матер. международной конференции 1993 г. М.: Наука, 1994. С. 71—84.
Следует отметить, что национальная самоидентификация через обращение к историческим событиям — явление, объективно присущее всем вновь создаваемым государствам. Эта тенденция наглядно проявлялась с 1960-х годов в странах Африки и Азии. Еще в начале 1990-х годов Ф. Фукуяма писал о «пробуждающихся» нациях в советской Средней Азии, отмечая их обостренный интерес к собственной истории, культуре, философии21. Данное явление Фукуя-ма считал естественной фазой становления национальной идентичности. Р. Карагезов трактует возрождение субкультур и этнонациональных мифов как реакцию развивающихся стран на вызовы глобализации22. Однако мы считаем присутствие архаики во власти в Кыргызстане крайне негативным фактором. Хотя клановость и обеспечивала жестко централизованную систему руководства страной и тем способствовала стабилизации политической и экономической жизни, но она же стала источником коррупции по всей вертикали административных органов, подмены демократии всевластием бесконтрольных чиновников, связанных круговой порукой вследствие их принадлежности к определенному клану.
Возрождение и укрепление клановости, трайбализма во власти в современном кыргызском обществе вызвано следующими факторами.
1. Необходимость адаптации общества к современным рыночным условиям. Экономические трудности способствовали сплочению людей на самой простой и очевидной основе — на основе кровнородственной общности.
Неопределенность будущего заставила общество обратиться к прошлому. Издавна присущая номадическому кыргызскому обществу традиция корпоративного сознания и объединения, социальной мобилизации (кланы, племя, роды) позволила привнести клановость, патрон-клиентские сети в институты государственной власти. В кризисных ситуациях в транзитных обществах гораздо легче выжить и прожить, объединившись в коллектив, чем индивидуально. Естественно, когда новообразованное независимое государство столкнулось с социально-экономическими и политическими трудностями, общество ответило на них формированием корпоративных объединений на базе родства и взаимной поддержки. По такому же принципу возникли и объединения внутри государственной власти, где основным орудием политической мобилизации стали патрон-клиентские отношения, обеспечивающие эффективную связь элит с массами и встроенные в действующую модель получения и распределения общественных ресурсов. Приоритетным стал родственно-клановый принцип формирования административных органов: от «центра» до самых нижних звеньев. Именно таким образом традиционные кланы превратились в политические. Добавим, что статусные взаимоотношения играли внутри кыргызского общества большую роль. Поэтому чем выше была должность одного из членов клана, тем больше расширялась пирамидальная часть данного клана.
2. Еще одним фактором усиления кланового начала была защитная реакция против влияния Запада на кыргызское общество, против глобализации, наносящей непоправимый ущерб нравственным устоям общества, вековым традициям коллективизма, внутриобщинной демократии и взаимовыручки, авторитету и роли старшего поколения.
Оценивая государственную деятельность А. Акаева, можно утверждать, что Кыргызстан в этот период был готов усвоить демократию, основанную на западной
21 См.: Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Пер. с англ. М.Б. Левина. М.: Издательство АСТ, 2004.
С. 420.
22 См.: Карагезов Р. Коллективная память и национальная идентичность в эпоху глобализации (на материале эмпирического исследования молодежи Азербайджана) // Кавказ & Глобализация, 2009, Т. 3, Вып. 1. С. 113—124.
модели. Однако, как утверждает кыргызский исследователь С. Кожемякин, неправильно выбранная модель демократии, а именно «вестернизация» кыргызского общества (изменение общества под влиянием вызовов западной цивилизации, навязывание чуждых западных ценностей) подвела страну к социально-экономическому, политическому, культурному кризису. Политическое развитие Кыргызстана, по мнению С. Кожемякина, прошло через представленные стадии, соответствовавшие различным типам модернизации23. Западные модели государственного правления изначально работали на провал режима А. Акаева. Идеологический вакуум, возникший вследствие провала западных моделей, был заполнен древними традициями, что позволило максимально сохранить единство общества на основе культуры, традиций и норм солидарности и племенной, родовой идентичности в рамках которых коллективное начало превалировало над индивидуальным. Это породило клановость в государственном управлении, непотизм, кумовство, усиление патрон-клиентских связей. Постепенно и сам А. Акаев трансформировался в деспотичного правителя.
3. Начался процесс выработки собственной идентичности. Общество стали волновать вопросы его культурного наследия, исторических корней.
Многие постсоветские государства, особенно страны Центральной Азии, после обретения независимости испытали «бум мифотворчества». И в Кыргызстане общество стало ориентироваться на возрождение национального духа. Вопрос, поставленный С. Хантингтоном в его труде «Кто мы?...»24, наиболее убедительно показывает: проблема собственной идентичности сильно актуализировалась в период обретения независимости странами постсоветского пространства. Официально проводимый курс на возрождение и укрепление традиционализма, процесса архаизации актуализировал обращение к забытым традициям, задачу возрождения курултаев; стала изучаться санжыра (родословная). Все это сыграло большую роль в государственном строительстве. Эти тенденции так или иначе поддерживали и укрепляли существующую власть и были призваны отражать единение народа и национальную идентичность, преемственность поколений, развитие традиционного воспитания на основе генетической памяти народа. Идеологический вакуум, возникший после образования новых независимых государств, стремились заполнить обоснованием исторической миссии государствообразующей нации каждой страны, чему полнее всего отвечало обращение к традициям патриархально-феодального общества. Руководство всех стран Центральной Азии обратилось к истории как важнейшему стимулу самоидентификации коренного населения и одновременно как к обоснованию своих притязаний на руководство новообразованными государствами. Однако постепенно эта тенденция стала источником формирования политико-семейных кланов, захвативших рычаги государственного управления. Так, в Кыргызстане сложившиеся политико-семейные кланы способствовали усилению авторитарных режимов А. Акаева и К. Бакиева, что послужило одной из причин массового недовольства народа, революций 2005 и 2010 годов.
Как справедливо отмечал польский исследователь П. Залецки, клановость, трайбализм, или «политическая культура связей», — характерная черта ментальности народов Центральной Азии. Именно политическая культура связей привела к формированию культа личности современных лидеров, господству семейных кланов, доминирующему положению «руководя-
23 См.: Кожемякин С.В. Особенности модернизации традиционных обществ в условиях глобализации: автореф. дис. ... канд. полит. наук: 23.00.04. Бишкек, 2009. С. 10—15.
24 См.: Хантингтон С. Указ. соч.
щих семейств». Традиционализм эксплуатировался правящими кругами данных стран в собственных интересах25.
В конце ХХ века политико-семейные кланы фактически имели монополию на политическую и экономическую власть в «своих» этнических регионах. Ближайшими клиентами глав неформальных группировок, как правило, являлись областные губернаторы. Их влияние резко усилилось после внесения изменений и дополнений в Конституцию КР от 5 мая 1993 года (дополнения к Конституции от 10 февраля 1996 г. и 17 октября 1998 г.). Укрупнение избирательных округов дало семье дополнительную возможность контроля над местным политическим, бюрократическим аппаратом. В. Ханин отмечал, что в руках клановых лидеров сконцентрировались почти все категории властных ресурсов — от неформального механизма мобилизации этноплеменной лояльности до контроля над электоральным процессом и местной администрацией26. Такую концентрацию власти в руках президента и его клиентелы П. Залецки назвал «деградацией режима»27.
Монополия политических кланов на власть в регионах была продемонстрирована в ходе выборов в местные органы власти.
Клан близких родственников экс-президента А. Акаева, входивший в политическую элиту Кыргызстана, воплощал скрытый продукт сращивания политической элиты, рекрутированной по признаку родства, с крупным финансовым бизнесом. Казахстанский исследователь П. Своик обозначил данное явление термином «экономика племянников». В качестве примера можно привести дочь президента — Б. Акаеву. С 2003 года она официальный куратор-координатор проекта Фонда Ага-Хана в Кыргызстане, с 2005 года — депутат Жогорку Кенеша КР. Ее муж А. Тойгонбаев с 1997 года контролировал важнейшие отрасли экономики Кыргызстана: авиацию, энергетику, сетевые коммуникации, сеть предприятий ликеро-водочной промышленности, частное телевидение, газету «Вечерний Бишкек». Сын А. Акаева, Ай-дар, в 1999—2001 годах был директором представительства ОАО «Казкоммерцбанк» в Кыргызстане, в 2001 году он уже советник министра финансов Республики. В 2004 году был назначен на должность председателя Олимпийского комитета, в 2005 году был избран депутатом Жогорку Кенеша КР. Кроме того, пользовался большими полномочиями односельчанин первой леди М. Акаевой, глава президентской администрации и экс-губернатор Иссык-Куль-ской области Т. Касымов.
В период правления А. Акаева наиболее влиятельными и перспективными были роды севера Кыргызстана — сарыбагыш, кушчу, солто, тынай, саяк, бугу, саруу. Среди наиболее влиятельных представителей были сам А. Акаев и его ближайшее окружение. Чуйский клан во власти был представлен такими наиболее влиятельными представителями, как М. Аширкулов, И. Бекболотов, Ч. Абышкаев, К. Кожоналиев, Ф. Кулов. Сферы влияния клана распространялись на органы прокуратуры, силовые ведомства, Совет безопасности. Среди наиболее влиятельных представителей таласского клана были уже упоминавшийся экс-губернатор Иссык-Кульской области Т. Касымов, известный писатель Ч. Айтматов, министр иностранных дел А. Айтматов. К сфере влияния ближайшего окружения М. Акаевой относились СМИ, банковская сфера, правоохранительные органы. Нарынский клан (роды сарыбагыш, саяк) во власти был представлен бывшим первым секретарем ЦК КП Кыргызстана Т. Усубалиевым. К сферам влияния нарынского клана относились губернаторство в областях, политическая элита среднего звена. Иссык-кульский клан (губернаторы областей, МИД, наука, культура, искусство) были представлены во власти родом бугу.
25 См.: Zaleski P. Kultura polityczna wiçzi w Azji Centralnej. Warszawa, 2011. P. 365—370.
26 См. : Ханин В. Кыргызстан: этнический плюрализм и политические конфликты // Центральная Азия и Кавказ, 2000, № 3 (9). С. 159.
27 Zaleski P. Op. cit. P. 253.
В Южном Кыргызстане проживают две группы с самоназваниями ичкилик и отуз уул. Юг страны густонаселен, преобладает узбекское и таджикское население. Узбекская община на юге Кыргызстана составляет более 30% электората и образует ключевую этническую группу избирателей28. Влияние русской культуры ощущается значительно меньше, чем на севере.
В советский период знание русского языка было в кыргызской среде существенным условием приобщения к европейской цивилизации, что всегда являлось немаловажным фактором при продвижении по лестнице государственной власти. Кадровая политика, которую проводил Т. Усубалиев в 1960—1980 годах, будучи первым секретарем ЦК Компартии Киргизии, не способствовала вхождению в политическую иерархию представителей южных регионов. В период правления А. Акаева представители южных регионов также были слабо представлены в высших эшелонах власти. При этом в политической элите клан ичкилик был представлен немного больше, нежели род отуз уул.
Законодательное собрание фактически превратилось в орган региональной власти. С другой стороны, члены таласского и других северных кланов, родоплеменная элита сарыба-гыш и его «либерально-демократические» соратники в основном концентрировались вокруг президентской администрации и правительственных органов. Такое разделение, в сущности, и лежало в основе регулярно обострявшегося конфликта между «прогрессивным» президентом и «консервативным» парламентом. Наиболее крупный конфликт (осень 1994 г.) был связан с деятельностью комиссии по расследованию коррупции в органах законодательной и исполнительной власти. В итоге противостояния был распущен Жогорку Кенеш и проведен референдум, который предоставил А. Акаеву полномочия на проведение конституционной реформы.
Помимо региональных лидеров заметную роль играют и нижние звенья клановых структур. В них, наряду с представителями общинно-родовой и бывшей номенклатурно-бюрокра-тической элиты, входит и «новая плутократия». Речь в первую очередь идет о бизнесменах, которые, как и в других государствах СНГ, вынуждены существовать в условиях весьма специфической рыночной экономики, в которой огромную роль по-прежнему играет бюрократический аппарат. Предприниматели вынуждены искать покровительство чиновников и политиков различного ранга, которые обеспечили бы им доступ к госконтрактам и другим ресурсам в обмен на соответствующие экономические услуги. В то же время заметно продвижение бизнесменов на более высокие этажи клановой иерархии: они заинтересованы в формальном статусе, в том числе и по соображениям личной и политической безопасности. Одним из оптимальных вариантов решения этой проблемы является получение должности в государственных органах.
Большинство экспертов справедливо полагают, что именно «кыргызская специфика» в политике государства привела к политическому кризису 2005 года29. Кризис развивался прежде всего в скрытых, теневых сферах жизни сообществ Республики. Неспособность государства разрешить противоречия, выступить гарантом и защитником регионов, интересов влиятельных кланов, отсутствие конструктивного диалога между государством и элитой привело к насильственной смене лидера КР. К власти пришел представитель южного клана, бывший премьер-министр Кыргызстана К. Бакиев.
28 См.: Жоошбекова А.Р. Этнические аспекты миграции населения юга Кыргызстана. В кн.: Проблемы полиэтнического общества в Центральной Азии: вызовы и возможные решения: Мат. межд. научн. конф. Бишкек, 2013. С. 113—117.
29 См.: Лузянин С. «Цветные революции» в центральноазиатской проекции: Кыргызстан — Узбекистан — Казахстан // Центральная Азия и Кавказ, 2005, № 5 (41). С. 20—21; Байматов Б. Специфические местные аспекты «гражданского общества» в Кыргызстане: взгляд с социальной и географической периферии // Центральная Азия и Кавказ, 2006, № 4 (46). С. 18—26.
Однако, придя к власти в результате революции 2005 года, К. Бакиев не выполнил одно из ключевых требований оппозиции — искоренить клановость в системе управления страной. В годы его правления замаскированный трайбализм стал важнейшим принципом государственного управления. После мартовской революции 2005 года во власти усилились позиции южных кланов, а президентские выборы 23 июля 2009 года (второй срок 2009—2014 гг.) окончательно укрепили власть правящего клана. Все ключевые и сколько-нибудь политически значимые посты в органах государственной власти, включая Верховный суд, ГСНБ, армию, МИД, экономически эффективные производства и компании были отданы ближайшим родственникам, сторонникам и представителям клана К. Бакиева. Основу составили выходцы из южного региона, в особенности из Джалал-Абадской области. Со всей остротой встала реальная проблема возможного раскола страны на Север и Юг.
Еще до назначения К. Бакиева на пост президента его ближайшие родственники занимали ряд должностей в органах местной и государственной власти. Так, Каныбек, Жусуп, Марат и Жаныш Бакиевы занимали государственные посты, Ахмат и Адыл Бакиевы были заняты в бизнесе. Позднее Жусуп Бакиев стал председателем Джалал-Абадского городского совета депутатов, президентом Госфонда при МЧС; Каныбек Бакиев возглавил сельскую управу в Сузакском районе. Жаныш Бакиев с марта по сентябрь 2006 года — заместитель председателя Службы национальной безопасности Кыргызстана (курировал контрразведку). Параллельно он был постоянным представителем республики в ШОС. С июня 2008 года — начальник Службы государственной охраны президента. Марат Бакиев — с 2005 года посол Кыргызстана в Германии30. Старший сын К. Бакиева, тоже Марат, в апреле 2010 года стал помощником председателя ГСНБ.
Осенью 2009 года К. Бакиев сформировал новую госструктуру — Центральное агентство по развитию, инновациям и инвестициям (ЦАРИИ), которое возглавил его младший сын Максим Бакиев. Фактически он контролировал всю исполнительную финансово-промышленную сферу бюджета страны: курировал наиболее прибыльные экономические проекты, занимался финансированием строительства Камбаратинской ГЭС, приватизировал сотовую компанию «Бител», Кыргызское общественное образовательное радио и телевидение (КООРТ), а также стал организатором сделок по продаже принадлежавших государству учреждений. И это представители семьи К. Бакиева только первых двух уровней.
Родственники третьего уровня занимали в основном высокие должности в экономических и силовых структурах31. А. Мадумаров занимал посты Торага Жогорку Кенеша (2007—2008 гг.), секретаря Совета безопасности (2008—2009 гг.), вице-премьер-министра (2005—2006 гг.). В период суверенитета М. Султанов был министром финансов (январь 2009 — апрель 2010 гг.). Э. Сатыбалдиев занимал пост государственного советника президента по вопросам обороны, безопасности и правопорядка (ноябрь 2009 — апрель 2010 гг.). В апреле 2010 года он возглавил Генпрокуратуру. В октябре 2006 — мае 2008 годов занимал должность начальника Службы государственной охраны. Б. Калыев с мая 2008 года по апрель 2010 года был министром обороны. Камбаралы Конгантиев был утвержден Жогорку Кенешем Генеральным прокурором (ноябрь 2005 — март 2007 гг.), его младший брат Молдомуса Конгантиев в январе 2008 — апреле 2010 годов занимал должность министра внутренних дел. М. Кайыпов, занимавший в период правления А. Акаева должность судьи Конституционного суда КР (1999—2005 гг.), с сентября 2005 года по 2008 год — министр юстиции. С июля 2006 года по сентябрь 2008 года военным прокурором, заместителем генерального прокурора Республики был Н. Турсункулов. С сентября 2008 года по ноябрь 2009 года был министром юстиции. Министром МЧС в 2007— 2009 годах был К. Ташиев. Председателем Государственной налоговой службы при правитель-
30 См.: Победимов А. Большая семейка [http://www.kommersant.ru/doc/589685].
31 См.: Кто есть кто: Статистика [http://www.centrasia.ru/person.php].
стве Кыргызстана (октябрь 2008 — ноябрь 2009 гг.) был А. Кельдибеков. Основная часть президентской администрации была представлена выходцами из южного региона и сотрудничала с семьей первого лица государства.
Указанный регионально-родовой баланс периода К. Бакиева показывает частичное вытеснение с политического олимпа северного клана. Из северного региона Кыргызстана происходили премьер-министр Д. Усенов (октябрь 2009 — апрель 2010 гг.), спикер ЖК З. Курманов (декабрь 2009 — апрель 2010 гг.), министр образования и науки А. Мусаев (февраль 2009 — июнь 2010 гг.), министр здравоохранения М. Мамбетов (декабрь 2007 — апрель 2010 гг.), министр сельского хозяйства И. Айдаралиев (октябрь 2009 — апрель 2010 гг.), министр государственного имущества Т. Турдумамбетов (октябрь 2009 — апрель 2010 гг.), министр труда, занятости и миграции населения А. Рыскулова (октябрь 2009 — апрель 2010 гг.).
Данные по политической номенклатуре страны за 2009—2010 годы свидетельствуют о завершении процесса укрепления преимущества клановой элиты южного региона. После президентских выборов 2009 года правящая элита в этническом и клановом аспектах достигла зенита своего могущества.
Но клановый принцип формирования власти и собственности к тому времени исчерпал свой консолидирующий и стабилизирующий потенциал. Конечно, можно допустить, что кадровые ротации определялись не одной только этнорегионализацией, многое зависело от конкретных качеств человека, его организационных способностей, личных отношений, родства, дружеских связей. Но, не преувеличивая роль кланового фактора, хотелось бы предостеречь и от его недооценки. Не стоит забывать о том, что ни один из регионов или родов не являются монолитными. Как отмечает А. Джусупбеков, именно в период правления К. Бакиева всплыло явление, называемое «дрейф идентичности»32: после того как резко возросла престижность принадлежности к южным кланам, у некоторой части политической элиты Кыргызстана стала вдруг обнаруживаться «южная родословная».
В апреле 2005 года в борьбу за кресло президента Кыргызстана вступили фигуранты от северных и южных элит Ф. Кулов, К. Бакиев, Дж. Назаралиев33. В итоге был выработан компромиссный вариант тандема: президентом стал южанин К. Бакиев, должность премьер-министра получил северянин Ф. Кулов.
По нашему мнению, сепаратизм, региональная раздробленность актуализировались в период политических и экономических кризисов в стране. Так, в течение 2006—2007 годов в Кыргызстане наблюдалось резкое обострение региональной проблемы, организованное «северной» оппозицией34, подвергавшей резкой критике деятельность «южного» президента. Жесткая борьба между клановыми элитами и группами вышла на поверхность. Было ясно, что определенные политические круги, преследующие свои узкие интересы, принесли в жертву интересы национальные.
Итак, мы видим, что культурная реабилитация и легализация традиционализма, национальной идентичности создала благоприятные условия для возникновения и усиления кыргызских политико-семейных кланов. В результате
■ в конце ХХ — начале XXI века клановые отношения становятся центральным элементом внутренней политики Кыргызстана. Политико-семейный клан был создан в
32 Джусупбеков А.К. Этническая идентичность номадов. Бишкек: Илим, 2009. С. 201.
33 См.: Бакиев К. «Мы с Куловым не ссорились... Возможно, союз еще сложится» (Стенограмма пресс-конференции и.о. президента Кыргызстана К. Бакиева в Москве) [http://www.centrasia.org/newsA.php4?st=1115699520]; Назаралиев Дж. О самовыдвижении [http://www.svoboda.org/programs/tw/2005/tw.042705.asp].
34 См.: Омаров М. Трайбализм как зеркало кыргызской политики, или Феномен трайбализма у кыргызов [http:// www.easttime.ru/analitic/1/4/202.html].
первую очередь для доступа к источникам политической власти и финансово-материальным ресурсам страны. Клановые структуры, с определенными ограничениями, допускаются к ресурсам государственной власти. Соответственно, на массовом уровне лидеры клановых структур персонифицируют весь комплекс этносоциальных ценностей и интересов. В ходе правления А. Акаева, а затем К. Бакиева произошло сращивание семейного клана с государственным управлением, что в итоге породило новую форму клана — политико-семейный клан. В данном случае культивировалась личная клановая преданность, привязанность олигархическим интересам. При этом все процессы протекали закрыто, основная масса общества была отчуждена от них. Главную опору семей президентов составляла интегрированная вокруг кланов номенклатурная политическая элита и бизнес-элита. Образованные патрон-клиентские связи, непотизм, коррупция упрочили стабильность политических кланов. Для сохранения власти активно использовались актуализация этнорегиональной и родоплеменной идентичности кыргызов, трансформируемой в этнорегионализм и трайбализм;
■ по мере усиления клановой солидарности нарастал внутренний конфликт между влиятельными родами за передел собственности и сфер влияния. Усиление клана привело к внутренним конфликтам: разрушению клана изнутри. Борьба за передел собственности и сфер влияния способствовала разъединительной политике внутренних влиятельных кланов, что, естественно, отразилось и на народных массах;
■ неформальные политические институты — кыргызские политические кланы, возникшие как продукт симбиоза традиционно-феодальных отношений и советской партийно-номенклатурной системы, продемонстрировали свою гибкость и в постсоветскую эпоху;
■ слабость государственного управления актуализировала клановую систему. В таких условиях взаимопомощь между членами рода становилась незаменимой. Однако надо отметить, что трайбализм почти всегда выражал или защищал интересы носителей той или иной этнорегиональной идентичности или идентичности более низких уровней, а не народа в целом;
■ патронажные сети, непотизм, кумовство выступили неотъемлемой частью существования политико-семейных кланов. Одновременно с возрождением трайбализма и клановости обнажились коррупция, непотизм и местничество, что, естественно, препятствовало демократическому развитию государства;
■ проявления клановой идентичности вызвали серьезную угрозу стабильности и целостности государства, способствовали росту сепаратизма и регионализма. В период правления двух первых президентов актуализировался региональный вопрос севера и юга страны, который в любой момент мог взорвать национально-территориальное единство страны;
■ усиление влияния семейных кланов А. Акаева, К. Бакиева привело к росту региональной оппозиции, ядро которой составили видные представители региональной элиты;
■ политический и социально-экономический кризис в стране привел к всеобщей маргинализации населения, увеличению потока миграции, высокому уровню бедности. Возникла угроза всеобщей маргинализации населения страны. Трансформация части народа в толпу породила описанный до этого в социологии феномен «монстра власти» — специфическое поведение обезличенных масс, целенаправленно бездумно разрушающих свое настоящее и будущее.
В событиях 2005 и 2010 годов можно выделить и существенные различия.
■ Во-первых, различен был характер протестного оппозиционного движения. Действия оппозиции 2005 года носили преимущественно мирный характер: она была максимально заинтересована в стабилизации ситуации в стране и контролировала массовые выступления. Принципиально иной характер носило протестное движение 2010 года: инициатором и ведущей силой выступила стихийная народная масса, не было целенаправленного руководства со стороны оппозиции, лидеры оппозиции присоединились на последнем этапе выступления. Яростное протестное поведение масс в период правления К. Бакиева объясняется тем, что, во-первых, политико-семейный клан, в отличие от периода правления А. Акаева, стремительно за короткий срок достиг своего апогея.
■ Во-вторых, окружение бывшего президента К. Бакиева было более сплочено, консолидировано и мобильно, чем у его предшественника. Личная преданность и патрон-клиентская система в окружении К. Бакиева способствовали жесткому сопротивлению в борьбе за сохранение власти.
В целом, причины революций 2005 года и 2010 года в Кыргызстане заключались прежде всего во внутренней ситуации в стране: экономический кризис, семейственность и клановость во власти, единоличная власть президента, отсутствие полного народовластия, недееспособность исполнительных ветвей власти, чрезмерная бюрократизация (интересы бюрократии как класса стояли выше интересов общества), коррупция. Политический и экономический кризис способствовал пробуждению традиционализма, акцентировал региональную идентичность людей по принципу «север — юг», что поставило под угрозу сохранение целостности страны. Апрельская революция 2010 года в Кыргызстане была прямым продолжением мартовской 2005 года, поскольку нерешенные проблемы 2005 года вновь всплыли в 2010 году. Влияние западных государств на события в Кыргызстане не было определяющим.
Заключение
На протяжении веков клановая система кыргызского общества развивалась и эволюционировала как цельный социальный организм. Попытки властей на различных исторических этапах реформировать клановую систему кыргызского традиционного общества неизменно заканчивались неудачей. Реформы, направленные на слом родоплеменной идентичности кыргызского народа, в итоге вели лишь к встраиванию традиционных институтов системы в систему государственного управления. Однако если оценивать клановую идентичность кыргызского общества в период XIX—XXI веков в системном ключе, то надо отметить, что в XIX веке эта система играла положительную роль в жизни общества, так как выступила главным стержнем консолидации кыргызского народа.
В XX — начале XXI века, с момента включения Кыргызстана в индустриальную эпоху, а особенно после получения независимости клановая система превращается в негативное явление. В кыргызском обществе постсоветского периода сформировались политико-семейные кланы, следствием чего стало развитие во власти патрон-клиентских сетей, протекции, непотизма, кумовства, коррупции. Клан в XX — начале XXI века трансформировался из общего классического родового объединения в клановую систему.
> В этой связи родоплеменные отношения следует рассматривать и воспринимать как часть исторической памяти кыргызского народа, но не включать в систему государ-
ственного управления и кадровой политики современного Кыргызстана. Государство должно создать условия для объективного вымывания из общественного сознания родоплеменных отношений в государственном управлении. Для этого необходимо строить индустриальное общество и правовое государство, выработать и пропагандировать новые принципы национальной политики на основе общей системы политических и гражданских ценностей — политической идеологии.
> Нужно расширить и углубить изучение истории во избежание фальсификации и мифологизации культурного наследия кыргызского народа.
> Необходимо инициировать повторное рассмотрение изменений и дополнений в нормативно-законодательную базу государства, в частности в законы КР «О государственной службе», «О статусе судей в Кыргызской Республике», «О прокуратуре Кыргызской Республики», «О Следственном комитете Кыргызской Республики», об ограничении государственной совместной службы родственников. Данное ограничение присутствия родственников в государственной власти позволит эффективно противодействовать негативным последствиям.
