CC BY
188
References
1. Vinogradov V.V. About the main types of phraseological units. M.: Nauka, 1977. P. 530. [in Russian].
2. Golub I.B. Phraseological stylistics. M.: Rolf; Airis-press, 1997. P. 448. [in Russian].
3. Zolotko A. K. The Function. Mir fantastiki, 2014. №1 (125). P. 126-138. [in Russian].
4. Solovyova A.D. Qualitative-circumstantial phraseological units in the Russian language. Chelyabinsk: Izd-vo ChGPU, 2005. P. 460 [in Russian].
5. Chepasova A.M. Semantic and grammatical classes of Russian phraseological units. Chelyabinsk: Izd-vo Chelyab. gos. ped. un-ta, 2006. P. 144. [in Russian].
6. King S. 1408. Stephen King Goes to the Movies. Hodder, 2009. P. 5-52.
Сведения об авторах: Кулакович Мария Сергеевна,
аспирант кафедры русского языка, литературы и методики обучения русскому языку и литературе, Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет,
г. Челябинск, Российская Федерация. Kmail: [email protected]
Information about the authors: Kulakovich Maria Sergeevna,
Post-graduate student,
Department of the Russian Language, Literature and Teaching Methods of the Russian Language and Literature,
South-Ural State Humanitarian Pedagogical University Chelyabinsk, Russia. E-mail: [email protected]
УДК 8Р2
ББК Ш 83.3(2Рос)6
С.Ж. Макашева
ПОЭТИКА ФОЛЬКЛОРА В ЛИРИКЕ М.И. ЦВЕТАЕВОЙ (1916-1920 ГОДЫ)
Работа посвящена поэтике фольклорного обобщения в лирике М.И. Цветаевой 1916-1920 гг. В статье рассматриваются мотивы, система символов и художественных средств фольклора, к которым обращалась М.И. Цветаева в целях интеграции возможностей авторской и народной поэзии. Особенностью лирики М.И. Цветаевой на данном этапе творчества является приобщение к народному миросозерцанию.
Ключевые слова: фольклорная семантика, народное миросозерцание, миф, поэтика, образы фольклора, заговор, апокриф.
S.Zh. Makasheva
POETICS OF FOLKLORE IN LYRICAL POETRY OF M.I. TSVETAEVA (1916-1920 YEARS)
The poetics of folklore generalization in lyrical poetry of M. I. Tsvetaeva written in 1916-1920 is discussed. The motifs, the system of images and artistic means of folklore to which M. I. Tsvetaeva addressed in order to integrate possibilities of original and folk poetry are studied. The peculiar feature of Tsvetaeva's lyrical poetry of that artistic period is the address to folk outlook.
Key words: folk semantics, folk outlook, myth, poetics, folklore images, enchantment, Apocrypha.
Отличительной чертой лирики М.И. Цветаевой 1916 года (Версты-1) является обращение поэта к фольклору, где, как известно, выражен коллективный опыт народной жизни, а наличие автора, выражающего индивидуальную позицию, исключено самой художественной структурой произведения устного словесного творчества. Основной постулат фольклора, казалось бы, противоречил главной установке М.И. Цветаевой предыдущего этапа творчества, которую наиболее полно отражают строки стихотворения 1913 года: «Я одна с моей большой любовью / К собственной моей душе» [5, с. 178]. Тем не менее «фольклорный опыт» М.И. Цветаевой не стал случайным фактом ее творческой биографии, не ограничился стилизацией - в смысле имитации формальных объектов стилизуемых объектов (на что обратил внимание В.Ю. Александров), а был скорее фактом самоидентификации, позволившим выйти на новый уровень художественного осмысления действительности [1]. Именно поэтому фольклор входит в лирику М.И. Цветаевой как его продуктивный и органичный элемент, являясь одновременно оригинальным «знаком» содержания книжного произведения. Оригинальность «фольклорных текстов» М.И. Цветаевой заключалась в том, что они прежде всего были ориентированы на тематическую направленность, лежащую в основе того или иного жанра и его разновидностей, таковых как любовная лирическая песня, заговор, гадание, ворожба, присушка, причитания. Поэт (именно так определяла свой литературный статус М.И. Цветаева), обращаясь к народной песенной или говорной традиции, адресуется прежде всего к содержанию, то есть к бытийным представлениям о жизни, человеке и его ценностях, которые нашли свое выражение в фольклоре. Ценностные представления народа, выраженные через систему символов и художественных средств фольклора, которые поэтически переосмысляет М.И. Цветаева, «присваивая» их себе и лирической героине, расширили возможности ее поэтики.
Фольклор всегда содержит в себе ощутимые и яркие признаки всеобщности -национальной, социальной, родовой, гендерной, в частности женской, именно последнее обстоятельство часто обыгрывала в своей поэзии М.И. Цветаева. Судьба отдельного человека в фольклоре предельно обобщена, лирика М.И. Цветаевой периода «Вечернего альбома» (1910), «Волшебного фонаря» (1912) и «Юношеских стихов» (1913-1915) была, напротив, предельно индивидуализирована, на что не без оснований обратил внимание В.Я. Брюсов: «Когда читаешь ее книгу, минутами становится неловко, словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру и подсмотрел сцену, видеть которую не должны бы посторонние» [2, с. 28]. В данном контексте лирика М.И. Цветаевой периода «Верст-1», в отличие от предыдущего периода, свидетельствовала о существенных переменах в ее творчестве. Преодолению «персоноцентризма» ранней лирики Цветаевой служила поэтика фольклорного обобщения. Не тотальному изживанию, а именно преодолению, так как персоноцентризм всегда будет «родовой» особенностью творчества Цветаевой [3].
Помимо этого, благодаря фольклору, новое звучание лирики позволило подчеркнуть особенность ее органики как поэта, биографическим и культурным то-посом которого является Москва. Именно это обстоятельство М.И. Цветаева намеренно акцентирует в стилистике и содержании «Стихов о Москве» (1916 г.), противопоставляя московский текст культуры петербургскому: «Над городом отвергнутым Петром, / Перекатился колокольный гром» [5, с. 271]. Обилие в цикле «Стихов о Москве» символов московской культуры («сорок сороков» церквей, «И Спасские - с цветами - ворота, / Где шапка православного снята», «Пятисоборный несравненный круг», «Колокольное семихолмие», одна из святынь Москвы икона Богородицы «Нечаянная радость» и многие другие) призвано подчеркнуть значение Москвы как исконно духовного центра русской культуры. Отсюда пафос строк: «Царю Пе-
-О
о
о сч о
7
<о
о
са ф
га н ф
ш ^
с;
ей
го ^
о
-О
о -&
го
ь
о
с
о
тру и вам, о царь, хвала, / Но выше вас, цари, колокола. // Пока они гремят из синевы - / Неоспоримо первенство Москвы» [5, с. 271]. В цикле «Стихов к Блоку» наряду с использованием стилистики народной поэзии вновь актуализируется тема московского и петербургского топосов культуры, символами которых выступают ключевые образы русской литературы - Невы и Москвы-реки: «И проходишь ты над своей Невой / О ту пору, как над рекой-Москвой / Я стою с опущенной головой, / И слипаются фонари» [5, с. 291].
Примечательно, что книга «Верс-ты-1» (1916) открывается стихотворениями, ориентированными на народную поэзию: «Отмыкала ларец железный...», «Посадила яблоньку...», «К озеру вышла.». Все стихотворения тематически связаны между собой в смысле создания особого мира, центром которого является фольклорный образ русской женщины, чья судьба связана с детьми, семьей, суженным, для которой несчастная любовь всегда трагедия, заканчивающаяся смертью. Ключевой образ стихотворений «Отмыкала ларец железный.», «К озеру вышла.» - перстень - «подарок слезный млада-лебедя», который лирическая героиня воспринимает как символ расставания: «Отмыкала ларец железный, / Вынимала подарок слезный, / С крупным жемчугом перстенек, / С крупным жемчугом» [5, с. 250]. В стихотворении воспроизведен традиционный для народной любовной лирической песни мотив несчастной трагической любви: «А надо мною - кричать сове, / А надо мною - шуметь траве.» [5, с. 250].
Поэтика «Верст-1», синтезируя возможности книжной и народной поэзии, опиралась в первую очередь на бытийные представления народа, выраженные в фольклоре, способствуя тем самым органичному приобщению к народному взгляду на жизнь и судьбу человека. Соотнесенность личной судьбы с народной расширило возможности онтологической составляющей поэтики М.И. Цветаевой, что отчетливо проявилось в ее стихотворении «Посадила яблоньку.».
Аксиологическая составляющая народных представлений о смысле существования опирается на многовековой опыт и мудрость, отчеканенные в метафоре плеромы бытия: человек должен посадить дерево, построить дом и продолжить род. Три ипостаси народной формулы подлинности полноты бытия человека выражены в глагольной анафоре, открывающей каждую из трех строф: «Посадила яблоньку»; «Приманила в горницу»; «Породила доченьку». Анафорическая композиция разворачивает архетип народной плеромы бытия - посадить дерево, построить дом-семью, вырастить детей:
Посадила яблоньку: Малым - забавоньку, Старому - младость, Садовнику - радость [5, с. 251].
Облагораживающая мир деятельность садовника, человека, окультуривающего землю (макрокосм) дополнен идеалом человека-строителя, созидающего микрокосм (дом) на основе любви, традиционным символом которой в народной поэзии является горлица:
Приманила в горницу Белую горлицу: Вору - досада, Хозяйке услада [5, с. 251].
Родовая укорененность лирической героини подчеркнута третьей строфой, в которой узнаваемо акцентирована материнская ипостась самой Цветаевой (рождение дочери Ариадны):
Породила доченьку -Синие оченьки [5, с. 251].
Метафоры высокого статуса воспроизведенных ценностей акцентируются иерархичностью предметов и явлений - фольклорных образов. Это горлинка - символ любви, мира и благой вести. Это горница, звукосимволизм которой актуализирует цветаевскую тягу к «горнему», но при этом образ не создает драматического разрыва между небом
и землей, и причина тому - народное мироощущение, идеал которого состоит в поиске равновесия между горним и дольним. Произведение, несмотря на очевидную фольклорную стилизацию, остается явлением авторской лирики, в нем угадываются биографические подробности жизни самой М.И. Цветаевой. Графически стихотворение делится на строфы, что не свойственно народной лирике, песенный ритм создается благодаря обилию тире, характерному для индивидуально-авторского ритма. Обращение к свойственной народной лирике уменьшительно-ласкательной лексике -солнышко, яблоньку, оченьки, забавоньку, доченьку, - призвано подчеркнуть ощущение полноты жизни, которое исходит от светозарности созидающей личности.
«Посадила яблоньку» - одно из самых жизнеутверждающих, оптимистичных и радостных стихотворений Цветаевой, и причина здесь - в опоре на основные бытийные ценности народа, репрезентируемые поэтом в произведении.
Примечательной особенностью творчества М.И. Цветаевой 1917-1920 годов является ее обращение к мифопоэтике заговоров, гаданий, оберегов, ворожбы, изначально связанных с магическим ритуалом. Новый уровень поэтического освоения фольклора тесно связан с интересом М.И. Цветаевой к мифу, лежащему в основе тех разновидностей фольклорных жанров, которые ориентированы на магическую силу ритуала и слова, позволяющего выйти за рамки эмпирической действительности. Так в цикле «Гаданье» (1917 г.) широко представлены обрядовые действия, связанные с заговорами, гаданиями. Христианство, как известно, осуждало колдовство, считая его грехом. Чтобы обойти этот запрет, православные на момент магических ритуальных действий снимали с себя крест или образочек, что подчеркнуто в цикле: «... Выходи ты под Троицу / Без Христа-без креста»; или «Да сними - не забудь же - / Образочек с груди [5, с. 350]. Воспроизведение М.И. Цветаевой особенностей самого процесса магического ритуала, как, впрочем, и непременной его атрибутики - заговоренной воды, символики
карт, ножа, яйца, обручального кольца и самого принципа их применения в ритуале, - свидетельствует о наличии предварительной работы с фольклорным текстом. Примечательна в данном контексте следующая дневниковая запись Цветаевой: «Всегда крещусь, переезжая через реку. Подумать не успев. Любопытно, есть ли в народе такая примета? Если нет, значит была» [6, с. 514]. Пристальное внимание автора к синкретизму народного мышления, наиболее полно выразившемуся в поэтике магического слова и тех или иных разновидностях обрядового действия, объясняется стремлением восстановить миф, лежащий в основе ритуала. Миф, по Цветаевой, объясняет бытийную картину мира, помимо этого в нем актуализированы экзистенциальные переживания любви, ненависти, страха и его преодоления, ревности, страдания и сострадания, содержащиеся в тех или иных типах заговора: снятии порчи и ее наведении, присушке, обереге, заклятии. Показательно в этом отношении стихотворение «Заклинаю тебя от злата» (1918), каждая строка которого, вписанная в определенный культурный контекст, отсылает к опасности, которая подстерегает жизнь человека. Из перечня культурных знаков, символизирующих опасность, выделяются типичные для фольклора образы моста и перекрестка: «Воды под мостом, / Дороги крестом. /» [5, с. 350]. Мост и перекресток в фольклоре - это пограничное пространство, где герой поставлен перед необходимостью выбора, часто сопряженного с опасностью.
В период лирики 1917-1920 гг. (Версты-П) соответственно с поставленной задачей максимально выразить интенсивность человеческого существования в самых разнообразных его проявлениях Цветаева выходит на иной уровень художественного осмысления фольклора. Она воспринимает народное слово как концепт, осмысляющий жизнь человека в «окраинной ситуации», ее поэзия в период революции и гражданской войны больше ориентирована не на песни, а причитания и плачи, изображающие трагическое в действительности. Это объяс-
.0
о
о сч со
7
<о
о
са ф
го
I-
ф
ш
ф
с;
ей го
О
.0 с;
о -&
го
Й о С
о
няется историческими катаклизмами времени - революцией, событиями первой мировой и гражданской войны, - теми испытаниями, которые выпали на долю ее поколения. Стихотворения «И зажег, голубчик, спичку» (1917), «Кровных коней запрягайте в дровни» (1918), «Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!» (1920), «Взятие Крыма» (1920), «Буду выспрашивать воды широкого Дона» (1920), «Пожалей.» (1920) и многие другие изображают раскол мира, ввергнутого войной и революцией в хаос, трагедию человека, переживающего смерть близких людей. В героическом пафосе книги «Лебединый стан» - стихотворений М.И. Цветаевой, написанных в 1917-1921 гг., слышатся трагические ноты плача. Слова А. Саа-кянц, относительно программных строк книги («Белый поход, ты нашел своего летописца»), о том, что летописи не получилось («Было оплакивание. И воображение поэта, рисовавшее ужас смерти, крови, сиротство, вопли овдовевших матерей, беспалых и безногих калек») могут быть отнесены в целом и к «Лебединому стану», и многим стихотворениям этого периода, актуализировавшим проблему «окраинных ситуаций» человеческой жизни [4, с. 220]. Впервые в лирике М.И. Цветаевой обозначен конфликт между личностью и миром социально-исторической действительности, спроецированный на народные представления о войне и ее ужасающих последствиях для человека.
Внимание Цветаевой приковано к ситуациям в жизни человека, обнажающим личностный потенциал. Перед лицом чужой, своей смерти, которая становится в годы революции и войны повседневной реальностью, человек осознает хрупкость жизни и ужас деструктивных (разрушающих) сил небытия, превращающих людей, как мертвых, так и живых, в «гниль и плесень».
В «Пожалей.» (1920) тема сострадания как нравственного чувства выражена диалогом, в котором цинизму равнодушия противопоставлен гуманизм личности, отказывающейся «в сердце», душой принять деструктивную сущность смерти, обесценивающей человека, его
жизнь, в которой он был кому-то родным и близким: «- Не пойму! // Он тебе не муж? - Нет. / - Веришь в воскреше-нье душ? - Нет. / - Гниль и плесень? / -Гниль и плесень. / - Так наплюй! / Мало ли живых на рынке! / - Без перинки / Не простыл бы! Ровно ссыльно- / Каторжный какой - на досках! / Жестко! // - Черт! / Он же мертв! / Пальчиком в глазную щелку - / Не сморгнет! / Пес! Смердит! / - Не сердись! / Видишь -пот / На виске еще не высох / Может, кто еще поклоны в письмах / Шлет, рубашку шьет.» [5, с. 575]. В письме к Лан-ну Цветаева пишет: «- Кончила те стихи, над мертвым. Хотела по-Вашему (вопросом), вышло по-моему (ответом, - и каким!)» [7, с. 162]. В «Пожалей.» звучит призыв к гуманизму и, одновременно, заявлен протест личности, сопротивляющейся восприятию смерти человека как обыденного явления, а не трагического: «Дай-кось я с ним рядом ляжу./ / Зако-ла-чи-вай!» [4, с. 575]. В записных книжках, характеризуя ответ, то есть позицию, заявленную в стихотворении, М.И. Цветаева сделает следующую пометку для себя: «.это мое дело на земле!» [8, с. 235].
В размышлениях над особенностями народного осмысления сущности жизни и смерти Цветаева обращается не только к экзистенциальному опыту онтологического отсутствия бога в мире, но и к концепциям бытия, выраженным в апокрифе, где представлено народное, а не церковное толкование евангельского текста. Как известно, в апокрифе «Хождение Богородицы по мукам» выражается народный взгляд на греховную природу человека и ее искупление перед Богом. М.И. Цветаеву привлекает ни тема преступления и наказания, основного содержания апокрифа, а милосердия Богородицы к обитателям преисподней, ввергнутым в бесконечные страдания ада за их земные грехи. Работа над стихотворением «Уж и лед сошел, и сады в цвету» была начата в марте 1917 года, однако в нем изображено не раннее пробуждение природы, а ее буйное цветение: «Реет белый пух // С вишен, с яблонь...» [5, с. 339]. В контексте весенней динами-
ки жизни обращение Богородицы к сыну звучит как смелый призыв к милосердию, обновлению мира, в котором не может быть места застывшим, не меняющимся с течением времени представлениям: «Уж и лед сошел, и сады в цвету. / Богородица говорит сынку: / - Не сходить ли, сынок, сегодня мне / В преисподнюю? // Что за грех такой? / Видишь, и день какой!» [5, с. 339]. Примечательно, что в авторском тексте слово «грех» выделено, значит, мировоззренческие взгляды Цветаевой формируются в русле, предложенном ей гуманистической позицией апокрифа, отражающего стремление народа видеть божественную картину мира не церковно-ортодоксальной, а меняющейся, отвечающей народным установкам о милосердии и динамике бытия человека, находящегося в бесконечном развитии.
Художественное переосмысление М.И. Цветаевой содержания апокрифа, народной сентенции, заговора, оберега, именно с точки зрения философии содержания, синтез книжной и народной поэтики свидетельствует о существенных переменах в творчестве автора «Вечернего альбома», «Волшебного фонаря» и «Юношеских стихов». Органичное приобщение к народной системе ценностей,
выраженной в фольклоре, стало толчком для формирования новой поэтики М.И. Цветаевой, основанной на интеграции художественного потенциала собственно авторской и народной лирики.
Таким образом, обращение М.И. Цветаевой к фольклору в период 1916 года было обусловлено необходимостью, во-первых, расширить границы своей собственной поэтики, во-вторых, позиционировать себя как поэта московского текста культуры, тесно связанного с национально-исторической традицией.
В период творчества 1917-1920 годов приобщение к истокам народной культуры позволило поэту увидеть онтологический горизонт своей судьбы в национальных и общечеловеческих измерениях, выйти на иной уровень поэтического обобщения; именно в этот период впервые в поэзии М.И. Цветаевой звучат мотивы исторического и социального несовершенства мира.
Осмысление М.И. Цветаевой поэтики фольклора способствовало созданию художественной картины мира, в основе которой лежат уходящие вглубь веков народные представления о бесконечности бытия, процессе его становления и развития.
Библиографический список
1. Александров, В.Ю. Фольклоризм Цветаевой [Текст]: дис. ... канд. филолог. наук / В.Ю. Александров. - М., 1989. - 183 с.
2. Брюсов, В. Новые сборники стихов [Текст] / В. Брюсов // Марина Цветаева в критике современников. сб. соч.: в 2 ч. Ч. 1. - М.: Аграф, 2003. - С. 28-29.
3. Евсеев, В.Н. Творчество Е.И. Замятина и М.И. Цветаевой в контексте персонализма русской философии первой трети XIX века [Текст]: монография / В.Н. Евсеев, С.Ж. Макашева. - Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2012. - 292 с.
4. Саакянц, А.А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество [Текст] / А.А. Саакянц. - М.: Эллис Лак, 1997. - 816 с.
5. Цветаева, М. Стихотворения [Текст]: сб. соч.: в 7 т. Т. 1 / М. Цветаева. - М.: Эллис Лак, 1994. - 640 с.
6. Цветаева, М. Воспоминания о современниках. Дневниковая проза. [Текст]: сб. соч.: в 7 т. Т. 4 / М. Цветаева. - М.: Эллис Лак, 1994. - 688 с.
7. Цветаева, М. Письма. [Текст]: сб. соч.: в 7 т. Т. 6 / М. Цветаева. - М.: Эллис Лак, 1995. - 800 с.
8. Цветаева, М.И. Неизданное. Записные книжки [Текст]: сб. соч.: в 2 т. Т. 2 / М.И. Цветаева. -М.: Эллис Лак, 2001. - 544 с.
1. Alexandrov V.Yu. Tsvetaeva's Folklorizm. [in Russian].
Referencеs
Dis. ... cand. of Sciences (Philology). M., 1989. P. 183.
.0
о !_
О (N CO
7
ю
о
са ф
го
I-
ф
са
ZT
ф
ш го
О
.0 с;
о -&
го
И
о С
2. Bryusov V. New collections of poetry. Marina Tsvetaeva in critical works of her contemporaries. In 2 vols. M.: Agraf, 2003.V 2. P. 28-29. [in Russian].
3. Evseev V.N., Makasheva S.Zh. The works of Y. I. Zamyatin and M. I. Tsvetaeva in the context of the Russian philosophy of personalism of the first third of the twentieth century. Tyumen. Tyumen State University, 2012. P. 292. [in Russian].
4. Saakyants A.A. Marina Tsvetaeva. Life and creative work. M: Ellis Lak, 1997. P 816. [in Russian]
5. Tsvetaeva M. Poems. Collect. of7 vols. V. 1. M: Ellis Lak, 1994.V 1. P.640. [in Russian].
6. Tsvetaeva M. Memories about Contemporaries. Diary Prose. Collect. of 7 vols. V. 4. M: Ellis Lak, 1994. V 4. P. 688. [in Russian].
7. Tsvetaeva M. Letters. Collect. of7 vols. V. 6. M: Ellis Lak, 1995.V 6. P.800. [in Russian].
8. Tsvetaeva M.I. Unpublished. Notebooks Collect. of2 vols. V. 2. M: Ellis Lak, 2001.V 2. P.544. [in Russian].
Сведения об авторе:
Макашева Салтанат Жолдасбековна,
доктор филологических наук, профессор, профессор,
Тюменский индустриальный университет,
г. Тюмень, Российская Федерация. КтаИ: [email protected]
Information about the authors: Makasheva Saltanat Dzoldasbekovna,
Doctor of Sciences (Philology), Academic Title of Associate Professor, Professor,
Industrial University of Tyumen,
Tyumen, Russia.
E-mail: [email protected]
УДК 4Р-3:338:6
ББК 81.411.2-3:65.9(2)305.65
А.Р. Манина
АНГЛИЙСКИЕ АНТРОПОМОРФНЫЕ МЕТАФОРЫ ГРУППЫ «КОНЕЧНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ТЕЛА» ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ НЕФТЕГАЗОВОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
В статье рассмотрен метафорический перенос названий анатомического строения тела человека, а точнее его верхних и нижних конечностей, которые оказались важным источником метафоризации при образовании нефтегазовой терминосистемы на английском языке. Анализ трех составных частей этой понятийной зоны и выделение когнитивных структур-схем её элементов позволили выявить основания для метафорического переноса, а также способы восприятия, использованные в процессе метафоризации.
Ключевые слова: нефтегазовая терминология, антропоморфная метафора, понятийная зона, когнитивные структуры, способы восприятия в процессе метафоризации.
A.R.. Manina
ENGLISH ANTHROPOMORPHIC METAPHORS OF THE GROUP "LIMBS OF THE HUMAN BODY" IN OIL AND GAS TERMINOLOGY
The metaphorical shifting of anatomical structure of the human body, namely upper and lower human limbs, which proved to be an important source of metaphorization in creating oil and gas
