CC BY
42
УДК 81:001.12/18
Хельга Коттхофф
подшучивание над собой.
о многоаспектной работе женщин
над своим имиджем в коммуникации1
Статья посвящена устной научной коммуникации. Автор акцентирует внимание на самоиронии, исследуя ее в гендерном аспекте. Выявлены данные, позволяющие рассматривать самоиронию не как элемент снижения статуса говорящего, а как способ выстраивания отношений между говорящим и слушающим.
Ключевые слова: гендерные исследования, гендер, коммуникация, самоирония, конверсационный анализ.
Helga Kotthoff
making fun of oneself.
the multiple work women
do to construct their image
in communication
This paper focuses on oral forms of academic communication. The author investigates gender aspects of self-irony and argues that it is employed by the speakers not to belittle themselves but to establish a good rapport between the speaker and the listener.
Key words: gender researches, gender, communication, self-irony, conversion analysis.
В^З представленной статье я рассматриваю забавные истории из жизни, в которых рассказчица высмеивает собственную оплошность. Смешные эпизоды, послужившие материалом моего исследования, были рассказаны во время застольных бесед среди хороших знакомых, принадлежащих к среде людей с высшим образованием; большинство из них женщины. В отличие от психологических гендерных исследований, которые выявили самоуничижительные тенденции, присущие женскому юмору (женщины оценивают шутки в свой адрес как более смешные, чем шутки в адрес мужчин), я рассматриваю юмор в контексте комплексной политики создания имиджа в ситуации речевого общения. Я обращаюсь к концепту лица/имиджа (face-concept) Ирвина Гофф-мана и использую его для описания имиджа человека. Подробно анализируя разговоры, я хочу показать, что рассказчицы выстраивают свои истории таким образом, чтобы высмеять не себя, а нормы, которые могут вызвать общий смех. Можно предугадать реакцию слушателей, скорее всего они будут разделять точку зрения рассказчиков. В высмеивании самого себя проявляются специфические стороны социальной идентичности. Я настаиваю на изучении шутливого общения в естественном контексте. В заключение остается только объяснить, почему мужчины редко прибегают к таким сложным формам высмеивания самого себя.
В смешных историях события излагаются так, что над ними могут посмеяться все. Они, несомненно, служат непринужденному общению и разрядке, однако, могут - имен-
но потому, что призваны вызывать смех, -имплицитно передавать вполне серьезное стремление добиться, чтобы в группе возникли сходные восприятия, оценки и взгляды, не прибегая к эксплицитному обсуждению темы. К примеру, негативные события могут быть обобщены так, что реальные обстоятельства в истории меняются местами: например, влиятельные внезапно оказываются глупцами, неудачники - победителями и т.д. В истории может присутствовать только намек на темы, которые частично табуированы, например, сексуальность или определенные болезни. Обратив их в игру1, можно поговорить на щекотливые темы, не эксплицируя все их аспекты. Нетипичные интересы, пристрастия или поведение теряют свою остроту, если они с целью развлечения переданы с юмором: веселье служит консодидации группы. Весьма интересной, с точки зрения работы над имиджем в беседе, является шутка в собственный адрес. Люди представляют себя в шутках весьма разнообразно, выдвигая на передний план свою глупость, неловкость, забывчивость или прочие недостатки. Они выставляют себя объектами смеха. Шутка в адрес других может также переплетаться с шуткой в собственный адрес.
В исследованиях неоднократно было показано, что юмор в свой адрес у женщин развит сильнее [Stocking, Zillmann 1988, 1996; Jenkins 1988, 1996; Ervin-Tripp, Lampert 1992], здесь возникает вопрос, подтвердят ли мои данные эту тенденцию?
Из 27 женщин, участвовавших в беседах, положенных в основу данного анализа, восемь рассказали забавные эпи-
1 Бейтсон разработал метод, посредством которого различают игру и серьезные намерения. Уже приматы могут распознать, был ли сделан укус в шутку или всерьез и возникнет ли тем самым серьезная борьба или это будет только шутливая потасовка. Игра находит цель в себе самой и не ориентирована ни на какую другую цель, кроме самой себя. Игры ориентированы на исполнение, но не на реальность. Юмористическое часто происходит в игровой модальности и одновременно создает ее [Bange 1986 и Schütte 1991].
зоды из своей жизни, а из 21 мужчины — только один2.
В своем исследовании я связываю разные проблемы. Основная цель моей работы заключается в анализе отдельных смешных историй о себе с точки зрения их языковых и просодических особенностей. Далее я хотела бы обсудить их с позиции понятия «лица» (face-concept) Гоффмана, который позволяет выявить отклонение от фокуса. Сначала я привожу отдельные результаты исследований гендерных различий в шутливом общении, к которым затем прилагаю свой анализ бесед.
Гендерные различия в шутливом общении
в социологии, лингвистике, психологии и психоанализе существуют различные, нередко дополняющие друг друга, модели юмора, которые группируются вокруг таких феноменов, как двойная рамочная конструкция и нарушение перспективы, умение возразить и противоречивость, напряжение и разрядка, доминирование и подчинение, агрессия и удивление. Мы имеем дело, пре-
жде всего, с социологическими и социально-психологическими явлениями: шутливая коммуникация (шутливое общение)3 в нашем обществе осуществляется женщинами и мужчинами по-разному, по-разному переживается, а также имеет различные традиции. Прежде всего в социологических работах постоянно подчеркивается, что шутники и юмористы нередко являются социально очень влиятельными личностями [Coser 1960, 1996]. Они определяют ситуации, и тот, кто смеется вместе с ними, разделяет эти дефиниции4.
В профессиональной сфере женщины реже занимают позиции, в которых они могут определять ситуации. Неудивительно, что они реже выступают в роли шутников.
Разрыв в развитии детского шутливого поведения у мальчиков и девочек происходит рано. в целом исследователи исходят из того, что девочки и мальчики активно перенимают примеры полоролевого поведения их окружения и что шутливые интеракции играют определенную роль в процессе конструирования женской и мужской идентич-ностей [McGhee 1979]. Элис Гроч (Alice
2 Я рассматриваю здесь только группу, обозначенную мной как «группа людей с высшим образованием». В работе о прагматике юмора в разговоре [Kotthoff, 1996a] я исследовала шутливые действия представителей и других социальных групп (например, спортсменов). В шутливом общении различия в социальной среде бросаются в глаза. К примеру, в группе спортсменов шутки в свой адрес вообще не играют никакой роли. Я использую здесь понятие «среда» [Шульце 1993] и вслед за ним исхожу из того, что общепринятое социологическое понятие «слой» сегодня уже не является достаточным для того, чтобы проанализировать стилистическую когерентность групп. Я никоим образом не недооцениваю того, что на шутливое общение группы может влиять, в первую очередь, ее уровень образования.
3 Я предпочитаю понятие «шутливая коммуникация / шутливое общение» понятию «юмор», поскольку юмор в обыденном понимании касается психических качеств. Здесь же речь идет о действиях, которые посредством создания веселости играют с различными точками зрения и нацелены на смех.
4 О небогатой традиции женского литературного юмора см. Kotthoff (1992) и Walker (1988). В юмористическом жанре еще более, чем в других областях искусства выпячивается маргинализация женщин. Так, например, во время большой выставки «Карикатура&Сатира. Пять столетий критики времени» Мюнхенского фонда культуры в 1992 году не была представлена ни одна известная карикатуристка, такая, как Клара Бретехер или Мария Маркс. Среди 117 выставленных художников были две женщины, одна из них, Кете Кельвиц, была ошибочно размещена на данной выставке.
Groch), опубликовавшая одной из первых в 1974 году свои непосредственные наблюдения за поведением детей в детском саду, обнаружила четкие различия между девочками и мальчиками, а именно как в проявлениях юмора, так и в реакциях на юмор. Она установила, что девочки в подавляющем большинстве проявляют юмор, базирующийся на неконгруэнтности и удивлении. Агрессия и враждебность практически не присутствовали в производимых девочками сценах, тогда как у мальчиков доминировали злые шутки [см. Fine 1990]. Они атаковали в шутливой форме других, подражали им, шутили и смеялись больше над недостатками других. Таким образом, исследование выявило различия в формах проявления юмора.
Различные психологические лабораторные эксперименты также подтвердили различия в проявлениях юмора. Я совершенно не согласна с мнением, что юмор должен изучаться в искусственно созданной обстановке, и предпочитаю методы исследования, с помощью которых можно анализировать повседневные действия в естественном контексте, что будет показано и в данной работе. Однако полученные в лабораторных исследованиях выводы о гендерных различиях в проявлении юмора я считаю весьма интересными и поэтому кратко изложу их.
Кантор [Cantor 1976] сравнил образы мужчин и женщин в различных анекдотах, где в зависимости от пола изменялась ситуация, например:
к актеру, недавно издавшему свою автобиографию, на вечеринке обращается одна актриса с такими словами: «Я прочитала Вашу новую книгу... Кто Вам ее написал?». На что актер отвечает: «Я рад, что книга Вам понравилась. Кто Вам ее прочитал?».
Этот же анекдот имеет обратный вариант, в котором актриса превосходит актера в находчивости. Мужчинам, разумеется, больше нравится анекдот, где последнее слово остается за актером. Это может быть объяснено
5 Личное сообщение.
с точки зрения теории диспозиции [Zillmann 1983]: если я представлен в анекдоте как жертва дискредитации, я не могу считать его смешным. Мужчины всегда принимают в экспериментах сторону мужчин, если анекдот построен на высмеивании кого-либо по признаку пола. «Женщины, - как пишут Стокинг и Цильманн [Stocking, Zillmann 1988/1996: 234], - как будто признают свою подчиненную роль, взваленную на них правилами поведения и этикета, смеются над тем же анекдотом, что и мужчины». Их больше смешит, если мужчина оставляет в дураках женщину, а не наоборот. Они ведут себя так, как будто они на стороне мужчин. Анекдот, в котором актриса в словесном поединке оказывается на высоте, информантки сочли не очень смешным. Параметр «удовольствие» они оценили негативно.
Многие исследователи в дальнейшем получили сходные результаты. Макги (McGhee) и Даффи (Duffey) (McGhee, Duffey 1983 а, 1983b) установили, что мальчики уже в возрасте от трех до семи лет находят более смешной ситуацию, когда не везет девочке, а не мальчику. Девочки не становятся на сторону девочек, а разделяют веселье мальчиков. Макги смог показать, что эта самоуничижительная тенденция более ярко проявляется у девочек из семей с невысоким достатком. Существуют веские причины для аргумента, что девочки в отличие от мальчиков не проявляют расположения к своему полу. Создается впечатление, что процесс социализации в нашей культуре способствует положительной диспозиции для мужского пола. Это подтверждает старый тезис Дюркгейма о том, что общественная система ценностей оседает почти в каждом индивидууме [см. Bourdieu/Wacquant 1996]. Только этим можно объяснить ее стабильность. Однако это не значит, что диспозиции не могут быть изменены.
Более поздние исследования Макги5 и Эрвин-трипп/ламперта [Ervin-Tripp/
Lampert, 1992] показывают, что женщины и мужчины, которые утверждают, что они поддерживают женское движение, не разделяют эту всеобщую эмпатию с мужчинами в шутках; прежде всего феминистки солидарны в юморе с представительницами своего пола. они изменяют свои эмоциональные диспозиции. Однако Эрвин-Трипп и Ламперт смогли в своем исследовании спонтанного юмора в естественных условиях показать, что в однополых группах женщины значительно чаще, чем мужчины, рассказывают о смешных случаях, произошедших с ними6. в смешанных группах традиционные ген-дерные различия проявляются только у женщин и мужчин из Латинской Америки и Азии. Белые американцы, как женщины, так и мужчины, обмениваются шутками в смешанных группах. Эрвин-Трипп и Ламперт установили в целом рост количества шуток в адрес отсутствующих: мужчины чаще шутят в свой адрес, а женщины - реже. Таким образом, происходит приспособление к стилю разговора. Разумеется, более тщательный анализ историй из жизни показал, что истории, рассказанные мужчинами, часто относятся к преувеличениям или фантазиям, но не обязательно к собственному отрицательному опыту. Более того, в смешанных группах обнаружились другие различия между полами: мужчины чаще становятся инициаторами перевода разговора в шутливую модальность: в целом они чаще отпускают шутливые замечания.
Пейнтер [Painter 1988] и Дженкинс [Jenkins, 1988/1996] в своем исследовании женского юмора сделали наблюдение, что женщины между собой часто прибегают к юмору, чтобы пережить свой негативный опыт. Общий смех над негативными событиями и переживаниями умаляет их влияние
на жизнь женщины. В этом смысле юмору такого рода можно приписать терапевтические функции.
Материал исследования
Материалом моего исследования послужил корпус из 15 застольных бесед в кругу друзей, подруг и хороших знакомых, в каждой из которых принимали участие от трех до восьми человек. На пленку были записаны по полтора часа каждой беседы, а именно 45 минут разговора в начале вечера и 45 минут более поздней стадии разговора.
все разговоры происходили среди представителей одной социальной группы, возраст которых на момент записи колебался от тридцати до сорока лет. в большинстве своем они имеют законченное высшее образование и работают в различных сферах (психологи, экономисты, работники культуры, представители книжного бизнеса, ученые, учителя, журналисты, дизайнеры, врачи и др.). Я называю эту группу также «группа людей с высшим образованием», однако это не значит, что я считаю, что высокий уровень их образования влияет на способ их шутливого общения. Я скорее придерживаюсь мнения, что на способ их шутливого общения влияют их взгляды, оценки и их равномерная социальная структура. Это совокупность из 48 человек, которые в разном составе и с разной частотностью встречаются друг с другом в свободное время. Я получила от членов этой группы своего рода коллективное разрешение во время отдельных встреч записывать разговор. Само собой разумеется, соблюдалась полная анонимность. Это разрешение имело то преимущество, что я или другие записывающие беседу люди не должны были предварительно спрашивать разрешение делать запись во время беседы. Производимая
6 Это своеобразие объясняется, скорее всего, социализацией мальчиков в группе, в которой опасно показывать свои слабости, даже если это только шутка. В мальчишеских группах господствуют более жесткие нормы конкуренции, чем в группах девочек [Maltz, Borker 1982,1991].
запись, таким образом, не привлекала внимания присутствующих. Юмор проявляется скорее всего тогда, когда царит непринужденная и ненапряженная атмосфера7.
Женщины описываемой социальной группы экономически независимы и работают по специальностям, которые по социальному престижу приравниваются к мужским. Все сочувствуют в той или иной мере целям женского движения и пытаются внедрить новый стандарт поведения.
В целом гендерные различия в шутливом общении данной социальной группы выражены не очень ярко. Два различия бросились мне в глаза: женщины смеются гораздо больше и они чаще рассказывают смешные истории о себе.
Политика создания имиджа в ситуации речевого общения
Фундаментом лингвистических и коммуникативно-социологических исследований проблем политики создания имиджа в разговоре служат категории, которые изложил Гоффман в своей работе «Ритуал взаимодействия» [«Interaction Ritual» 1967], а затем постоянно развивал.
Аспекты интерактивного действия ритуа-лизируются; например, самоизображение, которое человек выдает за свое подлинное «Я». Гоффман называет это явление также «communicating a line»:
«Каждый человек живет в мире социальных взаимодействий, вовлекающих его или в непосредственный (лицом к лицу), или в опосредованный контакт с другими участниками общения. В каждом из этих контактов он склонен изображать то, что иногда называют контуром (a line), - то есть моделью вербальных и невербальных действий, при помощи которых он выражает свой взгляд на ситуацию и тем самым оценивает коммуникантов, в первую очередь себя»...
«Термин «лицо» (face), определяемый как положительная социальная ценность, на которую претендует говорящий посредством этой модели. Эта же модель призвана показать остальным участникам коммуникации, как следует воспринимать его в контактах. лицо - это образ «Я», выраженный посредством принятых социальных отношений, но и такой имидж, с которым согласны другие» [Goffman 1967: 5].
«лицо» («face») - это имидж «Я», сформированный из принятых социальных отношений, к которому прибегает говорящий, и который подтверждается другими участниками коммуникации. Понятие «контура» («а line») указывает на ожидаемую при этом когерентность. любой человек всегда вовлечен и в подтверждение имиджа других: они являются конструкциями одного порядка. Имиджу необходима определенная устойчивость, которая так институализируется в общении, что совпадает с ожиданиями окружающих. То, что человеку приписывают определенные «контуры» («lines»), становится очевидным только тогда, когда он больше не выполняет ожидаемые от него действия. Обычно люди чувствуют себя эмоционально связанными со своим «лицом» («face»). Это гарантирует надежность и чувство самоценности. Если связь эта ослабевает, возникают страхи, чувство стыда и растерянность. Утрата «лица» может быть опасна, т.к. она путает контуры поведения социального, экспрессивного кода. Гоффман связывает стратегии поддержки лица с достоинством, гордостью, честью и вежливостью.
Собственное лицо должно утверждаться в коммуникации. кто не делает этого, тот производит странное впечатление. Точно так же любой индивид должен щадить лицо другого. гоффман пишет, что на меру бережного отношения влияют власть и престиж личности [Goffman 1967:10]. Обоюдное
7 См. о характеристике всего корпуса тестов Kotthoff 1996а. В работе сравнивается шутливое поведение этой группы с шутливым поведением других групп. Здесь и в Kotthoff 1996b анализируются многие другие шутливые действия.
признание лица (face) является основополагающим структурным признаком любой интеракции, особенно если она каноническая (происходит лицом к лицу). Это непременно сопровождалось бы борьбой, спором и различием во мнениях, пока не были бы признаны правила «честной игры» («fair play»). Сохранение лица (face-work) вносит некий консервативный момент в интеракцию, т.к. оно формирует ожидания на будущее. Сохранение лица - это условие интеракции, а не ее предмет. Как социальная практика оно становится привычным и стандартизуется в любой культуре, субкультуре или группе. От каждого члена группы требуют знания практик сохранения лица, как оборонительных, которые касаются его собственного лица, так и охранительных, которые касаются имиджа других. Можно поставить под угрозу как свое собственное лицо, так и лицо другого, намеренно или непроизвольно.
Гоффман (Goffman 1994, на нем. яз.) в соответствии с этологией исходит из того, что определенные способы поведения формализуются: они упрощаются, гиперболизуются, стереотипизируются и вырываются из прежнего вызывающего раздражение контекста -все это с целью эффективного воздействия сигнала. вместо того, чтобы осуществить действие, человек прибегает к легко узнаваемому обозначению ситуации в форме ритуала. Эти обозначения и самопрезентация устанавливают модальность общения между людьми. Обозначения не имеют какого-либо определенного символического языка, а свидетельствуют об идентичности и определении ситуации. Юмор также относится к самопрезентации, которая ритуализируется.
Различные действия или компоненты действия могут иметь в межличностной сфере ритуальное значение, например, прическа, выбор лексики в разговоре, стиль разговора, жесты, структуры речи, движения в пространстве, положения тела и интонации, благодаря которым говорящая выражает свое отношение к теме разговора и к собеседнику или собеседнице. в этом находят выражение основополагающие компоненты
интеракции, а именно почтение и поведение. Также и шутливое общение в межличностной сфере приобретает ритуальные значения, т.к. оно является составной частью самопрезентации.
У Гоффмана, а впоследствии Браун и Ле-винсона [Brown, Levinson 1987], речь шла о работе над имиджем в целом: однако и в коммуникации можно проследить, о какой своей специфичной социальной идентичности заявляет человек.
Шутливая самопрезентация
Неясно, действительно ли подрывается имидж при шутливом рассказе о своей неудаче или слабости, неизвестно также, представляет ли этот вид юмора указание на очень сложную политику создания имиджа. Возможно, собеседник смеется вместе с тем, кто иронизирует над собой, нежели над ним, о чем свидетельствуют и примеры. Второстепенными сторонами собственного имиджа, видимо, жертвуют для утверждения других аспектов, которые шутники считают более важными для себя. Шутка в свой адрес показывает, как сложен имидж личности. Подобные формы шутливого подрыва собственного имиджа производят впечатление независимости.
В тексте 1 речь идет о трудностях применения компоста в своем огороде.
текст 1
Разговор 3, эпизод 6
Антон (А), Хелен (H), Маргарита (М), Рудольф (R), остальные (m)
1 М: nein, aber wir ham uns grad (-) ma damit beschäftig
2 aber wir kriegens eben bis jetzt nicht, (-) gereHEgelt
3 son Kompostding aufzustellen, (- -) weil wir eben auch
4 nicht wußten oder immer dachten, in dem kleinen Garten,
5 wenn er dann sti:nkt, AHAHA,
6 H: mHEHEHEHE
7 M: ja des is auch nich so schöHÖn
8 H: mHEHEHE (H)
9 M: ja und und das Einzige was ich eben
weiß, is daß daß
10 der wirklich nich stink, wenn man, wenn man das, (-)
11 geschickt stapelt, (-) und guckt daß da Luft dran
12 kommt. keine gekochten Sachen, und keine Bananenschalen,
13 ! (-) reinkommen, naja und die ganzen.
14 R: ! (? ?)
12 A: ! mhm.
16 R: keine Lebensmittel.
17 (0,5)
18 M: mhm.
19 H: ja was darf man denn dann nehmen.
20 A: Gemüsereste.
21 R: Blumen.
22 M: unsere vergammelten Blumen stinken ! auch.
23 m: !HEHEHEHEHE
1М: нет, мы как раз этим занимались,
2 но мы до сих пор не поняли, как правильно
3 сооружать компостную кучу, т.к. мы в тот момент
4 не знали или всегда думали, в маленьком саду,
5 если она потом будет вонять, АХАХА
6 Х: мХЕХЕХЕ
7 М: да это не очень приятно
8 Х: мХЕХЕХЕ
9 М: да и единственное, что я знаю, что
10 она действительно не воняет, если ее
11 аккуратно укладывать штабелями, и следить, чтобы воздух туда
12 поступал. никаких сваренных штучек, никакой банановой кожуры,
13 не добавлять, как и целых бананов
14 Р: ? ?
15 А: хм
16 Р: никаких продуктов.
17 (0,5)
18 М: хм
19 Х: да, а что же можно брать тогда.
20 А: остатки овощей.
21Р: цветы.
22 М: Цветы у нас так запущены, что и от них несет.
23 м: ХЕХЕХЕХЕХЕ
Маргарита рассказывает о своих трудностях при сооружении в саду компостной кучи. Уже в строке 2 в слове «geregelt» заметны смешки. Уже с самого начала понятно, что здесь не последует рассказ о проблеме. Не случайно смешки находятся уже в предложении (kriegen es nicht gereHgelt), которое содержит неполную информацию. В строке 7 она говорит с отчетливым снижением, что это не так хорошо, если компост затем дурно пахнет (5). Проблемы компостирования контекстуализируются как смешные. Хелен смеется (6). Вкрапленный в текст смех приглашает слушателей не воспринимать проблему Маргариты как особенно сложную и разделить ее точку зрения8.
Начиная со строки 9, Маргарита разъясняет правила компостирования. Рудольф также добавляет информацию по теме (16, 21). Хелен спрашивает, что же разрешено использовать (19), и получает ответ от Антона и Рудольфа. Вопрос Хелен с его ниспадающей интонацией носит скорее характер возмущения, а не вопроса, и тем самым выражает ее сочувствие взглядам Маргариты, которая своим ответом в строке 22 лишает основания ответы обоих мужчин. Создается впечатление, что умение делать компост не такое простое занятие. Все смеются. смеются, однако, не обязательно над ней, а скорее над расхождением между теорией и практикой. Маргарита уже в строке 2 со смехом признается, что просто так не понять. Действительно, необходимо соблюдать множество правил, но даже, если они все соблюдаются,
8 Понятие «перспектива» (в нашем переводе «взгляд, точка зрения») я использую в смысле Граумана [Graumann 1989], который понимает под этим «репрезентацию», «изображение», «представление» о чем-либо для кого-либо с данной позиции. При перспективизации речь идет о создании релевантного изображения в определенном аспекте. См. Sandig 1996 об изложении литературы на тему перспективы.
не всегда можно получить желаемый результат. Маргарита показывает себя с той стороны, которую можно принять за недостаток. Это можно интерпретировать как неумение правильно применить теорию. Демонстрация подобных слабостей создает в кругу близких людей почти интимную атмосферу. Комическая неконгруэнтность создается из противоречия между сложными правилами и отсутствием, несмотря на это, гарантий личного успеха. Маргарита воспринимает провал своих усилий по созданию компостной кучи демонстративно легко: она тем самым создает имидж, с которым совместимы безуспешные старания. В этой социальной группе приветствуется забота об экологически безопасном уничтожении отходов. «Экологическая сознательность» служит в данном случае в качестве некой окантовки; можно проявить нонконформистскую идентичность, смело признавшись при этом в «экологической» неудаче.Нормативный фон, служащий шутливой окантовкой, создается собственной средой, проявляющей заботу о прогрессивности и экологическом сознании.
Проблема контекстуализации смешного
в интерпретативной социолингвистике, как и в анализе интеракции, сегодня исходят из того, что участники интеракции для внедрения своих высказываний в конкретный контекст становятся активными, т.е. что они посредством вербальных и невербальных сигналов, «кодов контекстуализации» («contextualization cues») [Cook-Gumperz, Gumperz 1976; Auer 1986], интерактивно формируют контекст, они создают рамку, которая служит для понимания высказывания. Понятия «рамочная конструкция» и «контек-стуализация» я использую здесь как синонимы. Смешное как таковое должно быть кон-текстуализировано или помещено в рамку.
Анализ речевого общения внес значительный вклад в анализ комических речевых действий. Он был посвящен вопросу,
когда именно в разговоре возникает смех, как это изменяет дискурс и в какой степени смех является упорядоченным диалоговым действием [Jefferson 1979, 1985]. Заслугой анализа является то, что он продемонстрировал абсурдность простой повседневной теории, согласно которой мы смеемся, если что-то смешно. Мы смеемся, чтобы определить что-то как достойное смеха. Смех является типичным способом контекстуализации шутливого.
Анализ речевого общения занимается изложенными в естественной обстановке шутками и анекдотами. Исследовались формы жестового, мимического и просодического маркирования шутливой модальности [Müller 1983, Schütte 1991]. В первую очередь в рамках интеракциональной социолингвистики были проведены исследования, которые выявили взаимосвязь шутливого общения и культуры той или иной группы [напр., Schütte 1991; Schwitalla 1994, 1995; Kallmeyer 1994].
Для анализа шутливого общения большое значение имеет понятие «модальность интеракции» [Kallmeyer 1978]. Оно соответствует понятию «тональность» («keying»), которое используется в этнографии коммуникации [Hymes 1974]. Пафос, преувеличение или шутка могут считаться примерами «тональности» («keying»). Модальности интеракции принимают участие в особом понимании текста [Kallmeyer 1978]. Они представляют собой подгруппу рамочной конструкции. Модальности интеракции являются способами построения рамочной конструкции, регулирующие особенное взаимоотношение высказываний с реальностью и когерентностью. В шутке связь с реальностью ослабевает и необходимо прибегнуть к специальным умозаключениям, которые должны установить «смысл в бессмыслице» («Sinn im Unsinn»), если применить выражение Фрейда (1905-1985)9. Высказывания становятся смешными благодаря особенным приемам контекстуализации или рамочного конструирования. инициативный
9 См. об интерактивных модальностях шутливого работу Kotthoff 1996a.
смех играет при этом особую роль.
Наша тема шуток над своими проблемами предполагает сопоставление рассказа о проблеме и смешного рассказа о проблеме. Вслед за исследователями контекстуализа-ции мы исходим из того, что мужчины и женщины, рассказывающие о своей проблеме, для создания особенной рецепции сами активизируются. Хотят ли они добиться того, чтобы слушатели узнали об их проблеме и возможно посочувствовали им? Или они хотят, чтобы тема их рассказа была воспринята не как действительно существующая проблема, а как нечто забавное?
Джефферсон [Jefferson 1984] занималась изложениями проблем в разговоре и показала, что в этом контексте слушатель не обязательно поддерживает смех рассказчика. Она обсуждает эпизоды, в которых рассказчики смеются, когда они сообщают (или сообщили) о серьезной проблеме, например:
(1) Frankel TC 1.4.SO
G: You don't want to go through all the ha:ssle?
S: hhh I don't know Geri.
()
S: I've stopped crying uhheh-heh-heh-heh-heh.
G: Wuh were you crying?
(1) Frankel TC 1.4.SO
G: Ты же не хочешь пройти через весь этот кошмар?
S: ххх я не знаю, Джерри.
()
S: Я перестала плакать хехехехехехе.
G: О, ты плакала?
С смеется после того, как она сказала, что прекратила плакать. Джерри, однако, не смеется.
Если смех реципиента обычно представляет собой ответ на смех рассказчика и нормальное явление в повседневном общении, то в данном случае слушатель демонстрирует «восприимчивость к проблеме» («trouble-receptiveness») [Jefferson 1984: 348]. Он или она выражает тем, что он не смеется вместе
с рассказчиком, как раз то, что он или она воспринимает проблему всерьез.
Джефферсон пишет, что инициативный смех в контексте рассказа о проблеме показывает, что рассказчик или рассказчица оказывает сопротивление проблеме; он или она пытается воспринимать проблему как несерьезную. Однако слушатель может не всегда разделять это несерьезное восприятие. он оказывается чувствительным к проблеме, если реагирует скорее на суть проблемы, переспрашивает или серьезно комментирует. В этой связи при рассказе о проблеме, чтобы добиться смеха слушателей, требуется особенно сильно контекстуализировать шуточное. Анализ примеров Джефферсон позволяет предположить, что человек, рассказывающий о своей проблеме, сам начинает смеяться над своим рассказом относительно поздно, часто только в завершающей части рассказа. Размещение смешков существенно влияет на социальное значение высказанного. Существует разница, в какой фазе изложения смеются над проблемой. Если о проблеме смешно рассказывают, то смешные аспекты темы одерживают верх.
В дальнейшем мы обращаем наше внимание на стратегии контекстуализации безобидности и комичности изложенной проблемы.
Проблемы, неудачи и другие неприятности - в шутливом изложении
В нижеприведенном тексте Анни шутит над своими студенческими прогулами. кон-текстуализация смешного с самого начала препятствует возможному серьезному восприятию.
Текст 2
Разговор 6, эпизод 7
Анни (A), Бернада (В), Давид (D), Иоганн (J), Мария (M), Катарина (К), Ульф (U)
1A: aber stellt ihr Euch vor, ich mußte mich jetzt im
2 neununddreiHEßigsten Semester exmatrikulieren.
3 da hamse extra ne Studienberatung eingerichtet.
4 M.: NEI::HEHE HE
5 U.: es war folgende Meldung in der Presse, in Berlin
6 hättense jetzt massenhaft ihre Lang =
7 A: genau. ja
8 U: eh die BummelaHAnten
9 A: genau. aber nur die Kunstgeschichte. und ich meine,
10 die anderen
11 U: da hamse einen mit neunundfüffzig Semestern entdeckt.
12 A: a:h, neunundfüffzig. der hat mehr als ich.
13 U: HEHEHEHEHE
14 A: auf vHierzig wollt ichHEs bringen. HEHE
15 U: HEHEHEHEHE
16 K: ja und dann?
17 A: meines Wissens kam das aus der Kunstgeschichte
18 der Professor Sauer hat diese unglückliche Aktion
19 entrollt. scheinheilig wollte er sich erkundigen.
20 was mit diesen Gestalten is, ja?
1 A: но представьте себе, я должна была сейчас
2 с тридцать девятого семестра отчислиться.
3 они специально создали учебный совет.
4 M.: нет::ХЕХЕХЕ
5 U.: в прессе было сообщение, в Берлине
6 они сейчас массово своих заядлых
7 A: точно. да
8 U: э прогульщиков
9 A: точно. но только на истории искусства. и думаю,
10 прочие
11 U: тут они обнаружили одного с пятьдесят девятого семестра.
12 A: a, пятьдесят девятого. у него больше, чем у меня.
13 U: ХЕХЕХЕХЕХЕ
14 A: я хотела бы довести до сорокового. ХЕХЕ
15 U: ХЕХЕХЕХЕХЕ
16 K: да и что потом?
17 А: насколько я знаю, это началось на истории искусства
18 профессор Зауер эту несчастную кампанию
19 развернул. он лицемерно хотел осведомиться,
20 что с этими личностями, да?
Компания как раз обсуждает, кто, когда и что изучал в вузе, когда Анни рассказывает, что ее должны были сейчас отчислить с тридцать девятого семестра. Анни предъявляет свою историю как информацию к размышлению (представьте себе). Тем самым рассказ с самого начала лишается возможного неприятного эффекта. Реакция Марии в строке 4 демонстрирует одновременно удивление и веселье. Ульф также читал, что в Берлине недавно были приняты меры против прогульщиков, категория, к которой теперь косвенно приписана Анни. Ульф оказывается совсем не чувствительным к проблеме, в отличие от слушателей в работе Джефферсон, а обостряет проблему еще и благодаря негативным определениям. Смешки функционируют в его высказывании как маркеры цитаты. Анни не протестует против определения «прогульщики», а подтверждает слова Ульфа, говоря «точно». Отчисления, рассказывает Анни дальше, происходят только на «Истории искусства». Ульф смог еще добавить, что был обнаружен один с пятьюдесятью девятью семестрами. Анни сразу же начинает спорить с ним: он продержался больше (12). Ульф смеется. В строке 14 она со смехом объявляет о своей высокой учебной цели. Ульф смеется вместе с ней. катарина спрашивает серьезно, и Анни объясняет, что один профессор лицемерно хотел узнать, что случилось с этими личностями. используя слово «личность», Анни для проформы перенимает позицию профессора. однако поскольку он уже был выставлен как лицемер, ясно, что профессору нет дела до этого, он занят тем, чтобы освободить университет
от прогульщиков. Анни иронически использует обороты, которые косвенно приписываются профессору10.
Сообщение о том, что можно быть отчисленным с тридцать девятого семестра, производит ошеломляющий эффект. Столь долгое пребывание в статусе студента представляется не как недостаток, а как своего рода спорт; чем дольше учишься, тем «круче». Вопрос Катарины не воспринимается как вопрос, как можно так долго учиться, а как вопрос, каким образом стали возможны отчисления. Анни переставляет в своем рассказе общепринятые общественные оценки: профессор является отрицательной фигурой; он испортил ей удовольствие. Она на самом деле проигравшая, - но в игре, с нормами которой она себя все равно не отождествляет. она приглашает посмеяться вместе с ней над неконгруэнтностью норм. в данном случае победил представитель учреждения, но она тем не менее получила удовольствие.
Разумеется, необходимо иметь фоновые знания, чтобы можно было непосредственно принять легкость рассказа Анни об ее отчислении. Анни уже давно профессионально занимается синологией и поступила в вуз, чтобы получить дополнительные знания по истории искусства, имеющие отношение к Китаю. Если бы Анни действительно была женщиной, которая не справляется с учебой, то, вероятно, презентация и рецепция были бы другими.
в следующем эпизоде Анни рассказывает о том, как она в одной азиатской стране, сопровождая группу, подцепила вшей, и что она сначала не поняла этого. Щекотливая тема представлена здесь так же смело, как и в двух предыдущих текстах.
Текст 3
Разговор 6, эпизод 8
Анни (А), Бернада (В), Давид (О), Иоганн (7), Мария (М), Катарина (К), Ульф (и), остальные (т).
1A: ich sag, des is mir so wurscht,
2 ich laß mir jetzt hier ne Glatze schneiden,
3 wenn ich Läuse hab. und dann hab ich der | Gruppe das
4 gsagt, und ich sag, ich vermute, ich hab Läuse, (HH)
5 hat jemand Erfahrungen mit Läusen; un dann | meldeten
6 sich einige, und sagten, nee Sie haben keine Läuse.
7 so wie Ihre Haare ausschaun, das sin keine Läuse. (-)
8 D: mhm
9 A: damit war ich auf Krätze. oder auf e:h (H) Allergie
10 dacht ich. daß ich gegen irgendwas allergich bin,
11 und (1,0) und hab nur dann verdammt schwarze
12 | Fingernägel immer ghabt,
13 D: HEHE
14 A: wenn ich kratzt hab HEHEHE und da hab ich x LäuHse
15 glaub ich (HH) auf die AHArt und WeiHese schon
16 [ ermoHOrdeHEt.
17 K: [HAHAHAHAHAH[AHAHAHAHA
18 m: [HEHEHE HEHEHE
19 K: [ das is in schöner Kombination mit dem ganzen Essen.
20 m: HEHEHEHEHEHEHEHE
21M: [wir ham (-) gleich Eis.
22 m: [HEEHEHEHE HEHEHE
1A: я говорю, а ну и ладно,
2 выстригу волосы - будет плешь,
3 если у меня вши. а потом я это группе
4 сказала, и я говорю, кажется, у меня вши, ( HH)
5 кто-нибудь знает, что делать с ними; и тогда некоторые
6 посмотрели и сказали, нет, у Вас нет вшей.
7 если бы были вши, волосы выглядели бы
10 Stempel (1976) показал, что ирония эксплуатирует контраст оценок. Иронизирующий применяет речевые обороты другого человека и одновременно дистанцируется от них. В иронии мы обнаруживаем полифонию сдвоенного смысла речи [Kotthoff1997].
иначе. (-)
8 D: хм
9 A: Но я думала, это чесотка. или аллергия
10 я думаю, что у меня на что-то аллергия,
11 и тогда у меня были чудовищно грязные
12 ногти все время,
13 D: ХЕХЕ
14 A: если я чесалась, то я х вшей
15 думаю я, таким образом уже
16 убила.
17 K: [ХАХАХАХАХАХ[АХАХАХАХА
18 m: [ХЕХЕХЕ ХЕХЕХЕ
19 K: [хорошенькое сочетание с ужином.
20 m: ХЕХЕХЕХЕХЕХЕХЕ
21 M: [у нас как раз мороженое.
22 m: [ХЕХЕХЕХЕ ХЕХЕХЕ
Все уже знают, что у Анни недавно были вши; они уже не раз становились в разном виде темой для шуток. Непосредственно перед вышеприведенным текстом начали говорить как раз на тему паразитов и в связи с этим вспомнили о вшах. В первых трех строках текста 3 Анни сообщает, что она сказала другим присутствующим при первом же подозрении на вшей. Она ведет себя подчеркнуто бесстрашно (is mir wurscht). она сообщает также своей группе туристов о случившемся и спрашивает их, имеют ли они подобный опыт. Затем она передает слова некоторых членов ее группы. Со строки 9 она описывает свой новый диагноз (чесотка или аллергия), который также не очень способствует созданию имиджа. Затем она упоминает одну очень неаппетитную деталь (чудовищно грязные ногти). Чтобы представить комичным свой позор, повествуется о деталях, о которых обычно не принято рассказывать. они указывают на то, что рассказчица может себе позволить ничего не скрывать. она рассматривает произошедшее с веселой стороны так, что могут быть восприняты также ужасные или угрожающие имиджу детали. она эксплицитно находит
в этой детали абсурдно-положительные стороны, а именно - благодаря своей реакции (чесаться) она убила х вшей (14-16). В этом также заключается юмористическая неконгруэнтность в отношении к нормам. В реальном мире вши под ногтями ужасают, в субъективном мире рассказчицы они перевоплощаются в победу в борьбе. Все смеющиеся разделяют ее восприятие неконгруэнтности. Катарина не щадит Анни, а высказывает дружеское, ироническое замечание (19). Все смеются. Интонация в строке 19 не позволяет выявить какой-либо критический оттенок. катарина создает дальнейшую шутливую несогласованность. ирония свидетельствует о том, что точку зрения Анни поддерживают. Зандиг (Sandig, 196, 46) указывает на то, что в иронии взаимодействует несколько точек зрения. Высказывание Марии также не выходит за рамки дружеской иронии, которую она развивает дальше (21)11. Хотя Анни иронически и упрекают в выборе подходящей темы для ужина, ее абсурдный взгляд на проблему разделяют. О восприятии точки зрения может имплицитно свидетельствовать ирония, возникающая в диалоге. Если ирония считалась бы критичной, то вероятно, она не была бы смешной. Нонконформизм Анни разделяется.
В следующем тексте со смехом рассказываю о том, как на одну знаменитую актрису со стола смахнули соевый соус и как при этом себя вели.
Текст 4
Разговор 6, эпизод 11
Анни (A), Бернада (В), Давид (D), Иоганн (J), Мария (M), Катарина (К), Ульф (U)
7 A: jedenfalls am achten März, Frauentag, da saßen wir beim
8 Japaner zum Essen, und neben uns Frau Hüttinger.
9 in Gesellschaft, HE uHUnd plötzlich schmiHIß JohannaHA
10 die [ Sojasauce vom TISCH
11 Такие формы коллективной иронии в дружеском контексте только сейчас начинают рассматриваться в литературе, однако часто встречаются в повседневном общении [Kotthoff1996a, b и c].
Темой разговора как раз была знаменитая актриса Гюттингер12. В тексте 4 представлен рассказ о том, как группа, в которую входили Анни и Бернада, произвела на нее плохое впечатление (18). Со строки 7 Анни рассказывает, как состоялась встреча со знаменитой Гюттингер. Называются время, место и собственно имя знаменитой дамы. Предложение, в котором речь идет о «злодеянии», произносится со смехом (9-10). Бернада громко вторит ему в строке 11. Также Анни повторяет еще раз часть предложения и затем со смехом говорит о последствиях (1213). Бернада смеется. Воспоминание отнюдь не неприятное. Катарина расспрашивает. Бернада просвещает ее в строке 16. катарина теперь тоже смеется и произносит формулу выражения эмпатии. Анни доводит значение инцидента в строке 18 до логического конца. Модальная частица halt (и все тут) указывает, что ход событий был таким, а не другим и ничего нельзя было изменить. Неловкость, которую в действительности можно было бы приписать инциденту, трансформируется в нечто комичное. Дважды со смехом повторенный проступок иконизирует некое удовольствие. Неправильное поведение, кажется, и в этом случае не наносит ущерба собственному имиджу. В неудачу даже вкладывается антиавторитарный момент. Нормальным является почитать знаменитостей; а ненормальным - что-то сбрасывать на них со стола. Нормальность, однако, опять потерпела фиаско.
В следующем тексте Ульф рассказывает, как его бывший сосед по общежитию Генрих без спросу надел его новые ботинки, в то время когда он (Ульф) сломал ногу. Ульф не смог ему помешать. с одной стороны, он представляет себя жертвой Генриха, с другой - он нивелирует эту роль формой своего рассказа. В разговоре до этого речь уже шла о том, что Генрих частенько брал одежду других соседей по общежитию, не спрашивая их об этом.
Текст 5
Разговор 7, эпизод 8
Анни (A), Бернада (В), Давид (D), Эрика (E), Юрген (J), Катарина (К), Ульф (U)
1 U: aber letztens hab ich mir neue Schuhe gekauft.
2 A: mhm
3 U: und eh, (-) des war eigentlich bisher noch Neuland,
4 weil Schuhe da [dacht ich immer so, jeder hat so seine.
5 J:[nei::n, er hat immer meine alten
6 aufgetragen, aber das fand ich ja okay.
7 A: HEHEHE
8 J: wenn ich meine, damit kann man nicht mehr gehen, dann,
9 (0,5)
10 U: [nee aber so da hat,
11 J: [(? ?)
12 U: da hat, die ham ihm auch gut gefa [llen,
13 A: [HEHE
14 B: die Neuen.
15 U: die Neuen. und dann warn die halt ma ne Woche weg.
16 [ und dann, ,
17 m: [HAHAHAHA
18 A: ha ausgegaHn [geh, HAHAHAHAHAHHAHAHAHAHAHAHA
19 m: HAHAHAHAHAHAHA
20 D: nee,
21B: [hat er
22 sie gut eingelaufen?
23 U: ja un und dann, eh (-) also Jürgen hat
die
24 Argumentation übernommen, ich ich war eigentlich
25 ziemlich wütend, (SH) daß des: vielleicht net so gut
26 wär, orthopädisch gesehn und so, und dann hatt ich mein
27 GipsbeiHn HEHE schoHn, und dann hat deHr Heinrich meine
28 Schuhe angezogen, und so, ( H),
29 J: wollte überhaupt kein Argument mehr
12 Имя так же изменено, как и все остальные.
akzeptieren,
30 ?: [HEHEHEHE
31 ?: [[ja.
32 U: [ja. kannst se ja eh nimmer anziehn. [HEHEHEHE
33 m: [HAHAHAHAHAHA
34 M: selbst das ArgumeHEnt HE daHß HeiHEnrichs (-) Füße zwei
35 Nummern gröHÖßer [siHnd HEHE, als Ulfs HEHE zog nicht. HA
36 m: [HAHAHAHAHAHAHAHAHA
37 A: is ja herrlich.
1 U: но, наконец-то, я купил себе новые ботинки.
2 A: хм
3 U: я даже и подумать не мог, тогда
4 потому что ботинки, думал я всегда, у каждого свои.
5 J: [нет, он всегда мои старые
6 носил, но считал это нормальным.
7 A: ХЕХЕХЕ
8 J: если я считал, что в них нельзя больше ходить, тогда,
9 (0,5)
10 U: [не, но тут он,
11 J: [(? ?)
12 U: тут он, они ему тоже очень понравились,
13 A: [ХЕХЕ
14 B: новые ботинки.
15 U: новые ботинки. а затем они вдруг исчезли на целую неделю.
16 [ а потом, ,
17 m: [ХАХАХА
18 A: пошли погулять [ХАХАХАХАХАХА-ХАХАХАХАХАХА
19 m: [ХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА-ХАХАХАХА [ХАХАХА
20 D: да,
21 B: [он
22 их хорошо разносил?
23 U: да и и потом, э Юргену пришлось
24 объясниться, я я был на самом деле
25 довольно разъярен, что это: наверное, не слишком хорошо
26 было бы, с ортопедической точки зрения и т.д., и потом у меня
27уже ХЕХЕ нога в гипсе, и тогда Генрих мои
28 ботинки надел, и так,
29 J: он не хотел слушал никаких доводов,
30 ?: [ХЕХЕХЕХЕ
31 ?: [[да.
32 U: [да. ты никогда больше не сможешь их носить. [ХЕХЕХЕХЕ
33 m: [ХАХАХАХАХАХАХА
34 M: даже довод, что ног Генриха на два
35 размера больше, чем у Ульфа, не смутил его. ХА
36 m: [ХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА-ХАХАХА
37A: это замечательно.
В строке 1 Ульф вводит тему своих ботинок. Он думал, что Генрих не «одолжит» его ботинки, но Юрген напоминает ему о том, что Генрих надевал его ботинки (5, 6), разумеется, с его согласия. Анни смеется. Вероятно, здесь необходимо упомянуть в качестве фонового знания, что Генрих неплохо зарабатывал и надевал ботинки других отнюдь не из бедности. Знание о наличии проблем и сострадание также не контекстуализируются. Ульф в строке 12 рассказывает, что Генриху его ботинки тоже очень понравились. Генрих, который, видимо, не обращал внимания на свой внешний вид, оказался все же человеком со вкусом. Новые ботинки тогда однажды пропали на неделю (15). Главная информация преподносится очень лаконично. Модальная частица halt в данном случае также свидетельствует о неизменности событий. Все смеются. Анни вставляет шутливую реплику (18). Ботинки пошли погулять. Это звучит так, как будто ботинки сами решились на это. Возникает долгий смех. Бернада задает вопрос, который придает событию положительное значение (21/22). Ульф описывает затем предъявленную Генриху аргументацию, которую он переложил на Юргена, потому что сам был в ярости. Ульф начинает смеяться, когда он рассказывает о своей загипсованной ноге. Юрген продолжа-
ет, что Генрих считал любые аргументы неубедительными в период, когда была загипсована нога. Смешно уже то, что в данной ситуации вообще необходимо что-либо аргументировать. Ульф воспроизводит в строке 32 слова Генриха. Совершенно преувеличенным является наречие «nimmer» (больше никогда), поскольку его семантика близка к тому, что Ульф вообще никогда больше не будет ходить. В действительности, однако, ясно, что он будет носить гипс только временно. Мария со смехом приводит еще дополнительное свидетельство дерзкого поведения Генриха. Ясно, что речь идет не об осуждении Генриха, а скорее о том, чтобы интересно описать общежитие с его своеобразными нравами. Все смеются. Ботинки Ульфа были разношены; однако благодаря совершенно неслезливой форме повествования формируется позиция, с точки зрения которой это событие, в конце концов, не такое скверное. Сам процесс рассказа мог бы оказать возвышающее действие (катарсис) в смысле последующего достижения позиции легкого восприятия, которая, однако, как тенденция должна была быть достигнута уже давно.
В смешных историях рассказчики представляют себя людьми, которые понимают шутки и в состоянии еще увидеть комичное и в неприятном. Анни оценивает в конце все действие как замечательное.
В следующем примере речь идет о том, как Вивьен, философ из Америки, хотела объяснить немецким студентам понятие из философского текста на английском языке, а именно понятие «лейтмотив». Студенты указали тогда своему преподавателю на то, что это немецкое слово и им, тем самым, знакомо лучше, чем усердному преподавателю.
текст 6
Разговор 11 (двуязычный), эпизод 4
Дон (D), Роланд (R), Вивьен (V), Венди (W)
1 V: einmal habe ich meine Studenten gefragt,
2 ob sie dieses Wort Leitmotiv verstanden haben,
3 und sie haben gesagt, ja Vivian,
4 das IST aHber ein deuHEtsches WoHOrt.
5 W: das is ja toll [HEHEHEHEHE
6 V: [ja HEHEHEHEHEHE
7 R: das wird halt nich übersetzt.
1 V: однажды я спросила моих студентов,
2 поняли ли они это слово «лейтмотив»,
3 а они сказали, да Вивьен,
4 это же немецкое слово.
5 W: это потрясающе [ХЕХЕХЕХЕХЕ
6 V: [да ХЕХЕХЕХЕХЕХЕ
7 R: оно ведь не переводится.
Бивьен рассказывает о своей собственной невнимательности. Философские понятия часто не переводятся. Бивьен просто упустила, что понятие, которое она хотела объяснить, было немецким словом и тем самым не представляло для немецких студентов проблем. Она представляет это как забавное, и Бенди воспринимает это так же. Роланд добавляет разъяснение. Преподавательская честь Бивьен не страдает от подобных оплошностей.
Послание, которое скрыто во всех историях, смешным образом описывающих собственные неудачи, следующее: неудачи не только не вредят собственному имиджу, а скорее укрепляют его. Только на первый взгляд кажется, что рассказчики предлагают себя в качестве мишени для насмешек; в действительности мы смеемся вместе с ними над нормативными несогласованиями и вместе с ними берем верх над обстоятельствами. Юмористы не высмеиваются и не приглашают к этому. Бряд ли они скажут «со мной такая ерунда случилась» или «я такой идиот», однако все стратегии рассказа призваны не дать повода для возникновения сожаления или сострадания или даже насмешки. Истории начинаются, как правило, без прикрас и быстро переходят к сути. Оно может даже давать некоторую пищу для размышления, как в тексте 2. Центральная информация всегда представлена со смехом и открывает простран-
ство для дальнейшей градации шутки (auf vierzig Semester wollte sie es bringen, Schuhe hatten Ausgang, Läuse passen gut zum Eis, Blumen stinken auch). Градация передает часто соль шутки; она может быть высказана самой рассказчицей или слушателем. Если ее выражают последние, то это свидетельствует, как правило, о том, что они разделяют взгляд рассказчицы на тему.
Шутки в собственный адрес показывают, с одной стороны, как прочен имидж, если исходить из положительного дружеского отношения. С другой стороны, он показывает специфику имиджа: она заключается в том, что женщины и мужчины представляют себя нонконформными, т.е. свободомыслящими. Они нарушают различные виды соглашений, принятые как в их социальном круге, так и в обществе в целом. Коттхофф [Kotthoff 1996b] показывает, что имидж, вопреки неоднократным утверждениям, не страдает от невежливости, если она преподнесена с юмором; он выдерживает и рассказы о недостатках. Если кто-то реагирует на эти истории о своих неудачах, покачивая головой или даже давая советы, он оказывается недостойным такого свидетельства доверия или губит всю игру. Иногда кто-то переспрашивает, но чаще всего смеются или добавляют что-нибудь смешное. Шутки в собственный адрес подтверждают неформальность дискурса, в котором речь идет не о позиционной идентичности [Irvine 1979], а о личной. Тем самым можно было бы назвать две различающиеся составляющие имиджа. Подшучивание
над собой осуществляется за счет той составляющей имиджа, которой можно при-небречь и не является для человека важной. У Гоффмана [Goffman 1967] и Браун/ Левинсона [Brown, Levinson 1987] имидж является очень общей категорией, которая применима равным образом ко всем людям. Наряду с общими потребностями в дистанции и утверждении человек, однако, проводит собственную политику создания имиджа. Здесь отчетливо проявляется индикативная функция юмора. Юмор в свой адрес не обязательно демонстрирует неразвитое чувство самоценности, как это утверждается в психологической литературе, а совершенно специфичное чувство самоценности. Он грозит нанести ущерб не общему имиджу личности, а его составляющим, которые не являются для человека важными. В представленных эпизодах коммуниканты утверждают себя в нонконформной идентичности.
Заключение
В чисто женских группах смешные рассказы о себе очень распространены, тогда как в чисто мужских - нет13. Мужской юмор описывается исследователями как безличный.
Результаты указывают на то, что мужчины и женщины в прогрессивных кругах западноевропейских обществ проводят разную политику взаимоотношений в общении. Женщины обращаются со своими недостатками и неудачами комплексно; мужчины, прежде всего между собой, стараются их нивелировать14.
13 Гюнтнер ^иПЫег 1996] обнаружила в своих данных, что женщины также чаще, чем мужчины, рассказывают истории о событиях, вызывавших их негодование, и встречают
особенно у женщин ярко выраженное ответное негодование. Также в историях, рассказанных с негодованием, рассказчицы представляются людьми, которым противостоит нечто негативное. Они оказываются в ситуациях, которые они сами не могут контролировать. Это сходно с ситуациями в смешных историях о себе; разумеется, события воспринимаются здесь с демонстративной легкостью. В историях о негодовании все наоборот.
Фрейд (1905/1985) считал юмор в свой адрес зрелым юмором, потому что он демонстрировал способность к самодистанцированию. Женщины, видимо, обладают этой способностью, пусть даже на протяжении всей истории человечества ее за ними не признавали. Интересно, что среди профессионалов-комиков преобладают мужчины (например, Чарли Чаплин или Вуди Аллен), чья комичность частично основана на том, что у них все идет вкривь и
вкось. Они полностью противоречат мужским полоролевым клише и делают это также темой своего юмора.
Если изучать шутливое общение в естественном контексте, то возникает более дифференцированная картина женских и мужских стратегий юмора, чем при лабораторных исследованиях. Анализ средств массовой информации, разумеется, также представляет интерес.
Литература*
Auer, Peter J.C. (1986): Kontextualisierung. Studium Linguistik 19: 22-48.
Bange, Pierre (1986): Fiktion im Gespräch. In: Werner Kallmeyer (Hrsg.): Kommunikationstypologie. Düsseldorf: Schwann, 117-153.
Bateson, Gregory (1954/1972): A Theory of Play and Phantasy. In: (Ders.): Steps to an Ecolog-zy of Mind. San Francisco: Chandler, 177-193. (Dt. 1981): Ökologie des Geites. Frankfurt: Suhrkamp, 241-262.
Bourdieu, Pierre / Wacquand, Loic J.D. (1996): Reflexive Anthopologie. Frankfurt : Suhrkamp.
Brown, Penelope /Levinson, Stephen (1987): Politeness. Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press.
Cantor, Joanne (1976): What is Funny to Whom? Journal of Communication 26 (3): 315-321.
Cook-Gumperz, Jenny / Gumperz, John (1976): Context in Children's Speech. Papers on Language and Context. Working Papers No. 46. Berkeley, Ca: Language Behavior Research Laboratory.
Coser, Rose (1960 / 1996): Lachen in der Fakultät. In: Helga Kotthoff (Hrsg.): Das Gelächter der Geschlechter. Konstanz: Universitäsverlag, 97-121.
Ervin-Tripp, Susan /Lampert, Martin D. (1992): Gender Differences in the Construction of Humorous Talk. In: Kira Hall, Mary Bucholtz, and Birch Moonwomon (eds.): Locating Power. University of California, Berkeley: Berkeley Women and Language Group.
Fine, Gary A. (1990): With the Boys. Little League Baseball and Preadolescent Culture. Chicago: University of Chicago Press.
Freud, Sigmund (1905/1985): Der Witz und seine Beziehung zum Unbewußten. Frankfurt: Fischer.
14 По-разному указывается на то, что обращение со своими проблемами у женщин и мужчин очень различается. Таннен [Tannen, 1990] сообщает, что мужчины расскажут о своих проблемах скорее женщинам, чем другим мужчинам. Среди женщин, напротив, делиться своими проблемами считается основным показателем дружбы. См. сноску 13.
* Список литературы публикуется по образцу оригинала.
Goffman, Erving (1967): Interaction Ritual. Garden City, NY: Doubleday. (Dt. 1971): Interaktionsrituale. Frankfurt: Suhrkamp.
Graumann, CarlF. (1989): Perspective Setting and Talking in Verbal Interaction. In: Rainer Dietrich / Carl F. Graumann (eds.): Language Processing in Social Context. North Holland, 95-122.
Groch, Alice (1974): Joking and Appreciation of Humor in Nursery School Children. Child Development 45: 1098-1102.
Günthner, Susanne (1996): Complaint Stories. Constructing Emotional reciprocity among Women. In: Helga Kotthoff & Ruth Wodak (eds.): Communicating Gender in Context. Amsterdam: Benjamins, 179-219.
Hymes, Dell (1974): Ways of Speaking. In: Richard Bauman/Joel Sherzer (eds.): Explorations in the Ethnography of Speaking. Cambridge: Cambridge University Press, 433-451.
Irvine, Judith (1978): Formality and Informality in Speech Events. Sociolinguistic Working Papers 52. Columbus, OH
Jefferson, Call (1979): A Technique for Inviting Laughter and its Subsequent Acceptance/Declination. In: George Psathas (ed.): Everyday Language: Studies in Ethnomethodology. New York> Irvington, 79-96.
Jefferson, Call (1984): on the Organization of Laughter in Talk about Troubles. In: Max Atkinson / John Heritage (eds.): Structures of Social Action. Cambridge: Cambridge University Press, 346-369.
Jefferson, Call (1985): An Exercise in the Transcription and Analysis of Laughter. In: Teun A. van Dijk (ed.): Handbook of Discourse Analysis. Vol 3. London: Academic Press, 25-34.
Jenkins, Mercilee M. (1988/1996): Was ist daran so lustig? Scherzen unter Frauen. In: Helga Kotthoff (Hrsg.): Das Gelächter der Geschlechter. Konstanz: Universitätsverlag, 43-61.
Kallmeyer, Werner (1978): „(Expressif) Eh ben dis donc, hein' pas bien". Zur beschreibung vonExaltation als Interaktionsmodalität. In: Rolf Kloepfer (Hrsg.): Bildung und Ausbildung in der Romania. München: Fink, 549-568.
Kallmeyer, Werner (1994): Kommunikation in der Stadt. Teil 1. Exemplarische Analysen des Sprachverhaltens in Mannheim. Berlin/New York: de Gruyter.
Kotthoff, Helga (1992): Von gackernden Hühnern und röhrenden Hirschen. Zur Geschlechtsspezifik von Humor, Witz und Gelächter. In: Thomas Vogel (Hrsg.): Vom Lachen. Einem Phänomen auf der Spur. Tübingen: Attempto, 192-211.
Kotthoff, Helga (1996a): Spaß Verstehen. Zur Pragmatik von konversationellem Humor. Habilitationsschrift. Universität Wien.
Kotthoff, Helga (1996b): (Hrsg.): Scherzkommunikation. Beiträge aus der empirischen Gesprächsforschung. Opladen: Westdeutscher Verlag.
Kotthoff, Helga (1996c): Impoliteness and Conversational Joking: On Relational Politics. Folia Linguistica XXX/3-4: 299-327.
Maltz, Daniel/Borker, Ruth (1982/1991): In: Susanne Güntner/Helga Kotthoff (Hrsg.): Von fremden Stimmen. Frankfurrt: Suhrkamp.
McGhee, Paul E. (1979): The Role of Laughter and Humor in Growing up Female. In: Claire Kopp (ed.): Becoming Female. New York: Plenum Press, 199-209.
McGhee, Paul E. / Duffey, Nelda S. (1983a): Children's Appreciation of Humor Victimizing Different Racial Ethnic Groups: Racial-Ethnic Differences. Journal of Cross-Cultural Psychology 14 (1): 29-40.
McGhee, PaulE. /Duffey, Nelda S. (1983b): The Role of Identity of the Victim in the Development of Disparagement Humor. Journal of General Psychology 108: 257-270.
Müller, Klaus (1983): Formen der Markierung von „Spaß" und Aspekte der Organisation des Lachens in natürlichen Dialogen. Deutsche Sprache 4: 289-322.
Sandig, Barbara (1996): Sprachliche perspektivierung und perspektivierende Stile. Zeitschrift für Literaturwissenschaft und Linguistik 102: 36-63.
Schwitalla, Johannes (1994): Poetisches in der Alltagskommunikation. In: Dieter Halwachs/ Christine Penzinger/Irmgard Stütz (Hrsg.): Sprache, Onomatologie, Rhetorik, Namen, Idiomatik, Grammatik. Festschrift für Prof. Dr. Karl Sornig. Grazer linguistische Monographien 11: 228-243.
Schwitalla, Johannes (1995): Kommunikative Stilistik zweier sozialer Welten in MannheimVogelstang. Kommunikation in der Stadt, Bd. 4. berlin/New York: de Gruyter.
Stocking, Holly /Zillmann, Dolf (1988/1996): Humor von Frauen und Männern. Einige kleine Unterschiede. In: Helga Kotthoff (Hrsg.): Das Gelächter der Geschlechter. Konstanz: Universitätsverlag, 229-247.
Painter, Dorothy S. (1988/1996): Lesbischer Humor als Normalisierungsverfahren. In: Helga Kotthoff (Hrsg.): Das Gelächter der Geschlechter. Konstanz: Universitätsverlag, 83-97.
Schütte, Wilfried (1991): Scherzkommunikation unter Orchestermusikern. Tübingen: Niemeyer.
Schulze, Gerhard(1993): Die Erlebnisgesellschaft. Kultursoziologie der Gegenwart. Frankfurt: Campus.
Tannen, Deborah (1990): You Just Don't Understand. New York: William Morrow.
Walker, Nancy (1988): A Very Serious Thing. Women's Humor and American Culture. Minneapolis: University of Minnesota Press.
Zillmann, Dolf (1983): Disparagement Humor. In: Paul E. McGhee/Jeffrey H. Goldstein (eds): Handbook of Humor Research. Vol. 1. New York/Berlin: Springer, 85-107.
