CC BY
30
УДК 130.2
DOI 10.25513/1812-3996.2019.24(3).116-120
ПОДЧИНЕННЫЕ И ТРАВМИРОВАННЫЕ: ПРАКТИКИ ОСМЫСЛЕНИЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ГОЛОСОВ «НЕУСЛЫШАННЫХ» В TRAUMA STUDIES И POSTCOLONIAL STUDIES
С. Н. Оводова
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, г. Омск, Россия
Информация о статье
Дата поступления 26.06.2019
Дата принятия в печать 01.07.2019
Дата онлайн-размещения 28.10.2019
Ключевые слова
Культура, дискурс, теория и философия культуры, Другой, постколониальные исследования, trauma studies, модерн, глобальное
Финансирование
Работа выполнена при поддержке гранта Президента РФ в рамках научного проекта МК-6373.2018.6
Аннотация. В исследовательских программах XX-XXI вв., postcolonial studies и trauma studies, осмысляется опыт людей, ранее вытеснявшийся из пространства как официальной, так и массовой культуры. Глобализационные процессы позволяют во множестве локальных событий, культурных практик и в отдельных жертвах травмирующих событий увидеть общие свойства. Для концептуализации и выявления механизмов построения репрезентаций идентичностей подчиненных и травмированных в исследованиях вводятся методологические рамки, позволяющие зафиксировать уникальный опыт людей. В постколониальных исследованиях для описания уникального опыта подчиненного и угнетенного используется понятие subaltern, анализируется его гибридная идентичность. В trauma studies для осмысления опыта травмированного субъекта вводятся понятия свидетеля и жертвы. При анализе способов репрезентации голосов «неуслышанных» в postcolonial studies и trauma studies выявляется ряд методологических сложностей и обосновываются ограничения, которые должны учитываться при дальнейшем создании культурных форм, рассказывающих об опыте травмированных и подчиненных.
SUBALTERN AND INJURED: PRACTICES OF COMPREHENSION OF THE REPRESENTATIONS OF THE VOTES "UNSOLED" IN TRAUMA STUDIES AND POSTCOLONIAL STUDIES
S. N. Ovodova
Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia
Article info
Received 26.06.2019
Accepted 01.07.2019
Available online 28.10.2019
Keywords
Culture, discourse, theory and philosophy of culture, Other, postcolonial studies, trauma studies, modern, global
Acknowledgements
The reported study was funded by the grant of President of RF according to the research project MK-6373.2018.6
Abstract. Postcolonial studies and trauma studies reflect on the experience of people, previously ousted from the space of official and popular culture. Globalization processes make it possible to see common properties in a variety of local disparate events, cultural practices and in individual victims of historical events. In the studies, a methodological framework is introduced that allows one to record the unique experience of people; this makes it possible to determine the mechanisms for constructing representations of the identities of subordinates and traumatized ones. In postcolonial studies, the concept of subaltern is used to describe the unique experience of the subject and the oppressed, and its hybrid identity is analyzed. In trauma studies, the notions of a witness and a victim are introduced to understand the experience of the injured subject. When analyzing the ways in which the representation of the "unheard" voices in postcolonial studies and trauma studies is revealed, a number of methodological difficulties are revealed and limitations are justified, which should be taken into account when further creating cultural forms telling about the experience of the injured and subordinates.
В социально-гуманитарных исследованиях XX-XXI вв. начинает акцентироваться внимание на практиках, ранее не попадавших в поле зрения изучения в связи с отсутствием оптик видения, приемов фиксации и методологий осмысления личного опыта людей, столкнувшихся с травмирующими событиями. Данный опыт до середины ХХ в. не был зафиксирован в официальном дискурсе культуры (политическом, бюрократическом, юридическом, медиа-дискурсе и т. п.), не был описан, а следовательно, и осмыслен. Такие темы, как подчинение и угнетение, травмирующий опыт колониализма и трагедий в истории культуры, вытеснялись из области науки.
Теоретической рамкой данного исследования выступают постколониальные исследования, trauma studies, memory studies. Совмещение указанных методологий позволяет увидеть в сообществах, порой лишенных права репрезентировать свою позицию, механизмы конструирования собственной идентичности. Столь разные сообщества и методологические парадигмы объединяет одна исследовательская тема - внимание к механизмам формирования и репрезентации идентичностей «исключенных». Репрезентация голосов «неуслышанных» осмысляется в разных методологиях по-своему.
Постколониальные исследования критикуют то, что смыслы, тенденции и принципы развития глобальному миру задает Запад, который, как отмечает Э. Саид [1], конструируется в качестве концепта только в противопоставлении условному Востоку. Одновременно с этим, отмечает Т. Митчелл, «сама "современность" производится как Запад. Это "сейчас" модерна, его культура одновременности» [2]. «Не замечать все эти "другие" силы помогает непрерывное репрезентирование гомогенного единства пространства и времени модерна. Говоря более точно, опыт "современности" и конструируется в качестве отношения между пространством и временем» [2]. «Незападные» цивилизации и культуры играют роль Другого, колониальный опыт которого повлиял на формирование модерна Запада, но при этом данный опыт Другого нивелируется и игнорируется при создании образа модерна и образа «современности», которые ассоциируются неизбежно только с опытом Запада. В рамках модерна «Запад» признается центром «современности», задающим тенденции развития, которые воспроизводятся подчиненными локальностями. Игнорирование иных культур проявляется в нивелировании ценности их опыта развития, что сопровождается уничижающим отношением к моделям поведения представителей
данной культуры. Представители иных, других, не доминантных, «несовременных неЗападных» культур со своими ценностями оказываются исключенными из дискурса современной культуры модерна.
Идентичности, рассматриваемые в рамках постколониального подхода, являются производными от гибридной культуры, они фиксируют смешение ценностей и моделей поведения «своей» и «чужой» культур. Выстраиваемая модель идентичности формируется в иерархичном пространстве «между» доминантной, привилегированной культурой и вытесняемой культурой. Соответствующие доминантной культуре модели поведения являются поощряемыми и более предпочтительными в данном обществе, модели поведения вытесняемой культуры признаются маргинальными. При этом культура, которая воспринимается мигрантом как «своя», является вытесняемой, в этом и заключается трагедия и травма, которые акцентируются в рамках постколониальных исследований: невозможность реализовывать модель поведения «своей» культуры и необходимость встраиваться в «чужую» культуру и перенимать ее модели поведения, так как они более предпочтительны и эффективны в данном обществе. Такие идентичности формируются в результате миграций в ситуации мультикультурализма, а также при столкновении локальных и глобальных тенденций. Разрыв репрезентаций идентичности в рамках гибридной культуры порожден тем, что человеку приходится переключаться с одной системы ценностей на другую. Примером носителей гибридной идентичности являются мигранты, беженцы, представители диаспор и т. п. Вынужденные совмещать несколько форм поведения и репрезентировать несколько идентичностей (исконной «своей» культуры и условной «чужой» культуры), они являются продуктом гибрида, соединения нескольких культур.
Постколониальные исследователи обращаются к опыту мигрантов и колоний, для обозначения данного опыта используется фигура угнетенного, «подчиненного» (subaltern в терминологии Г. Спивак [3]). Subaltern и его интересы, утверждает Спивак, не могут быть репрезентированы официальным институтом, так как институт не говорит языком угнетенных, а конструирует свой собственный язык и отстаивает свои интересы. В связи с отсутствием символической власти subaltern не может получить доступ к дискурсам культуры и там репрезентировать смыслы, отражающие его идентичность. Опыт подчиненного эксплуатируется институтами для получения большей власти, однако этот опыт проговаривается в поня-
тиях института, который якобы отстаивает интересы угнетенного и пытается решить его проблемы, но subaltern молчит. На эту проблему указывают представители постколониальных исследований: разрыв репрезентации и реальности, языка института и реальной идентичности субалтерна. Как и через какие практики представитель угнетенной культуры может репрезентировать свою идентичность? Обязательно ли исследователь-критик должен быть представителем подчиняющейся культуры, чтобы иметь право говорить от лица подчиняющейся культуры? Вопросы такого рода заставляют исследователей внимательней относиться к фигуре подчиненного, а точнее к тому, как и через что он пытается выразить свое отношение к миру, как он переживает опыт подчинения, в чем он выражался.
В рамках trauma studies внимание нацелено на способы репрезентации травмы как личного пережитого опыта и как социального конструкта, репрезентируемого в культурной памяти (места памяти, культурные ритуалы, призванные заставить общество «не забывать» о произошедшей трагедии). Коллективные травмы и культурные травмы - это два разных способа работы с личным травмирующим опытом. Коллективные травмы позволяют объединяться в сообщества людям, пережившим травму. Идентичность в таких сообществах выстраивается по основанию общего, но при этом индивидуально-личного опыта травмы. Феномен культурных травм демонстрирует, как в обществе работают механизмы по признанию за отдельными событиями их травмирующего характера и как данные события репрезентируются в дискурсе, в практиках, в местах памяти. Наибольшее количество работ в русле trauma studies посвящены Холокосту [4], Освенциму [5], ГУЛАГу и т. п. Очень близки к trauma studies memory studies, где также осмысляется феномен Холокоста [6], но уже с точки зрения работы механизмов памяти в культуре. Объект исследования в trauma studies и memory studies оказывается один, но подходы и акцент разные. Trauma studies объединяет внимание к травмированному субъекту, для его обозначения используется понятие «свидетеля». Свидетель пережил травмирующее событие и может о нем рассказать. Сложность работы с опытом свидетеля заключается в том, что этот опыт порой невербализуем, так как свидетель не может осознать, что он пережил, и объективировать это. Однако осознание масштаба и бедствия исторического события возможно только через появление объективированного опыта свидетеля. Далее этот опыт должен быть при-
знан обществом в качестве травмирующего, способного угрожать целостности и безопасности общества. Как утверждает Дж. Александер, культурная (историческая) травма должна быть признаваема обществом и разделяема им. «Ведь травма - это не то, что существует от природы; она создается обществом» [7, с. 8]. «Прежде всего я утверждаю, что события, взятые отдельно и как таковые, не создают коллективную травму. События не являются травмирующими по своей внутренней природе. Травма есть свойство, приписываемое событию при посредстве общества» [7, с. 16]. «Чтобы травма возникла на уровне сообщества, социальные кризисы должны стать культурными кризисами. События - это одно дело, а репрезентация этих событий - совсем другое. Травма не является результатом того, что некая группа людей испытывает боль. Она есть результат острого дискомфорта, проникающего в самую сердцевину ощущения сообществом собственной идентичности» [7, с. 18]. Историческое событие становится травмирующим событием в том случае, если люди начинают осознавать происходящее как возможную угрозу себе, тогда общество понимает, что такого рода действия могут нанести ему непоправимый вред, поставить под угрозу само существование общества. Травма и боль, пережитые свидетелями, разделяются сообществом, которое начинает сопереживать «травмированным» свидетелям, но эта боль ощущается в сообществе наблюдателей не как личная боль, а как скорбь и печаль. Стоит сказать, что природа боли травмы отлична от боли инициации. Как традиционные культуры, так и культура модерна были полны инициационными практиками. В рамках «большого» модерна, «жесткой» модерности осуществлялись инициационные практики, позволяющие формировать предпочтительные паттерны, необходимые для достижения великих целей, которые ставились в эпоху модерна [8]. Претерпевание боли во время инициации является необходимым условием для обретения нового, более высокого, статуса в обществе, а претерпевание боли от травмирующего исторического события создает вокруг человека ареал жертвы.
Важно понимать, что «свидетельствуют всегда только выжившие, а не те, кто испытал максимум мучений. Свидетели - это чаще всего те, кто оказался в какой-то степени более удачливым, чем тот, кто не выжил. «Расходный материал» истории, доходяга ГУЛАГа или мусульманин Освенцима, не говорит» [9]. Рассказать о травмирующем опыте может только субъект, переживший опыт травмы и боли. Однако в
культуре работают механизмы замалчивания данного опыта или отсутствует адекватный язык для передачи этого опыта боли.
В современных работах исследователи пытаются зафиксировать голоса «неуслышанных» и «исключенных» или понять, какова природа сопричастности культурному травмирующему событию, как в культуре репрезентируются травмы. Одним из примеров такого исследования является статья Y. Song, R. Xu [10], где авторы анализируют, как травмированные событиями люди выражают свои чувства в социальных сетях, какие эмоции вызывают воспоминания о травмирующих событиях, в частности о бойне в Нанкине. Авторы выявляют формы выражения печали и гнева по поводу произошедших событий. Данное исследование является иллюстрацией того, как голоса носителей культурной травмы (но не свидетелей и не жертв) начинают осмысляться в рамках социальных исследований. Анализируя высказывания людей о травмирующем сообщество событии, авторы выделяют группы высказываний, отражающих горе или печаль, пытаются понять, как те или иные чувства репрезентируются и как влияют на поведение людей.
M. Stroinska, V. Cecchetto [11], опираясь на данные, в основном относящиеся к Италии и Польше, исследуют, как использование лингвистических ярлыков и стереотипов о Других способствует росту ненавистнических высказываний во всем мире и как
присутствие ненавистнических высказываний о вновь прибывших беженцах повторно травмирует их. Повторное травмирование возникает вследствие того, что беженцы думали, что они достигли безопасного убежища после бегства от источника их первоначальной травмы, однако в новой стране они повторно травмируются опытом инкультурации и неприятия.
Как в отношении «травмированных», так и в отношении «подчиненных» проблема корректного осмысления и репрезентации травмирующего опыта не решена до сих пор. При создании форм репрезентации голосов «неуслышанных», нарративов о травмирующем опыте существуют две предельные крайности, которое необходимо избегать. Рассказ об опыте травмированного может либо стигматизироваться и замалчиваться, либо коммодифициро-ваться и превращаться в шокирующее глобальное шоу на рынке услуг для общества впечатления. И тот и другой сценарий искажает опыт и не позволяет зафиксировать настоящий опыт травмы. Потенциал развития методов trauma studies и postcolonial studies нам видится в создании адекватного языка описания и анализа опыта людей, чьи идентичности кардинальным образом трансформируются после пережитого травмирующего события и оказываются вытесняемыми из понятия нормы, вследствие чего люди и их «голоса» маргинализируются.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Саид Э. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб. : Рус. Мир, 2016. 672 с.
2. Митчелл Т. Сцена «современности» // Неприкосновенный запас. 2014. 6 (98). URL: http://maga-zines.russ.ru/nz/2014/6/9m.html (дата обращения: 08.05.2019).
3. Spivak G. C. Can the Subaltern Speak? // Colonial Discourse and Post-Colonial Theory: A Reader / P. Williams, L. Chrisman (eds.). N. Y. : Columbia University Press, 1994. P. 66-111.
4. Александер Дж. Смыслы социальной жизни: культурсоциология. М. : Издат. и консалтинговая группа «Праксис», 2013. 640 с.
5. Леви П. Канувшие и спасенные. М. : Новое изд-во, 2010. 196 с.
6. Ассман А. Новое недовольство мемориальной культурой. М. : Новое литературное обозрение, 2016. 232 с.
7. Александер Дж. Культурная травма и коллективная идентичность // Социологич. журн. 2012. № 3. С. 5-40.
8. Зайцев П. Л. Инициационные стратегии «большого» модерна // Ом. науч. вестн. 2011. № 6 (102). С. 74-77.
9. Мороз О., Суверина Е. Trauma Studies: история, репрезентация, свидетель // Новое литературное обозрение. 2014. № 1 (25). URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2014/125/8m.html (дата обращения: 08.05.2019).
10. Song Y., Xu R. Affective Ties That Bind: Investigating the Affordances of Social Networking Sites for Commemoration of Traumatic Events // Social science computer review. 2019. Vol. 37, № 3. P. 333-354.
11. Stroinska M., Cecchetto V. Can there be a «safe haven» for trauma survivors in this social media dominated world? // Traumes-journal of the humanities and social science. 2019. Vol. 23, № 2. P. 223-238.
- 119
Herald of Omsk University 2019, vol. 24, no. 3, pp. 116-120
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Оводова Светлана Николаевна - доцент, кандидат философских наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского, 644077, Россия, г. Омск, пр. Мира, 55; e-mail: sn_ovodova@ rambler.ru.
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Оводова С. Н. Подчиненные и травмированные: практики осмысления репрезентаций голосов «неуслышанных» в trauma studies и postcolonial studies // Вестн. Ом. ун-та. 2019. Т. 24, № 3. С. 116-120. DOI: 10.25513/1812-3996.2019.24(3).116-120.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Ovodova Svetlana Nikolaevna - Docent, Candidate of Philosophical Sciences, Docent, Dostoevsky Omsk State University, 55a, pr. Mira, Omsk, 644077, Russia; e-mail: sn_ovodova@rambler.ru.
FOR CITATIONS
Ovodova S.N. Subaltern and injured: practices of comprehension of the representations of the votes "un-soled" in trauma studies and postcolonial studies. Vest-nik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2019, vol. 24, no. 3, pp. 116-120. DOI: 10.25513/18123996.2019. 24(3).116-120. (in Russ.).
izo
