CC BY
53
по-видимому, становится мировым феноменом. Это защитная реакция множества людей на испытываемое или наблюдаемое ими исчезновение духовности, навязывание не характерных для них массовых, унифицирующих социокультурных стереотипов. Отказ от участия в манипулировании становится основой формирования сетевой всепланетной аудитории. Партизанские формы институализации в силу демократичности, нелинейности, становиться хорошей площадкой для солидаризации подобных объединений, формирований в культуре областей нового творческого опыта.
Г. Ю. Ершов
Пиранези советских руин: проекты Петра Белого
Петербургский художник Петр Белый известен прежде всего своими супер-оттисками - гравюрами на дереве огромного формата, которые он нисколько не боясь упреков в «несерьезности» впервые показал на выставках прошедших... в модном кафе «ЧЕ» и магазине молодежной одежды «Интерактив» на Малой Садовой (2003). В своем первом инсталляционном проекте «Сны вахтерши» (2003), специально придуманном для галереи Navícula Artis, он впервые заявил о себе как художник концептуального, пластического мышления. Его рефлексия обращена в прошлое исчезнувшей как древнее библейское царство советской цивилизации, несущей в себе мощный мифологический заряд и обладающей до сих пор притягательной эстетической силой. Хотя здесь нет прямых цитат, тем более пафоса или иронии по поводу «советского». В фантазии художника - это не более чем «станция» для путешествий «сутки через двое» в миры, к которым сам он относится не без сарказма и гротеска. Он избирает ключ - несколько тысяч кустарных штамповок поблескивают в темноте зала как наваждение дурной бесконечности, лишающей все и вся определенного смысла.
Египетская пирамида, Вавилонская башня, Колонна Траяна, Берлинская стена, покрытые, словно чешуей, рядами тысяч ключей - такая картина привиделась во сне задремавшей вахтерше. Это выставка - путешествие в пространстве одного сновидения, чудесным образом переносящего зрителя в неизвестную страну, где все жители - маленькие ключики одной системы. Галерея превращена в египетский храм, священные колонны которого выкрашены в самые характерные цвета советской бюрократической конторы (тусклый серый, казенный голубой, гнусный коричневый) и обвешаны тысячами ключей. Египетская пирамида, напоминающая о бренности человека и о преходящем времени с его неизменным «смирись, гордый человек!», тусклое подвальное освещение и темпера-60
тура воздуха, пониженная в галерее на 4 градуса, идеальны для медитаций на вечные темы. Самой вахтерши на выставке не будет, так что вход для любителей и толкователей чужих снов свободный.
Во сне она получает откровение в виде семи чудес света, сложенных из фрагментов и деталей вахтенного стенда. Вахта в данном случае выступает как бессознательное, травматическое и инициирующее начало -маленький фрагмент притаившегося хаоса, застекленный ящик Пандоры - советская архаическая матка с заспиртованными в ней химерами кафкианства.
Паспортный стол, бомбоубежище, приемная ЖЭКа, вахта, иначе помещение, где в том или ином виде надежно упрятан банк данных о каждом человеке, или же где распоряжаются его судьбой посланцы Системы - ее безымянные вахтенные. Уснув на посту (а ведь это должностное преступление - «бди!, враг не дремлет!»), вахтерша выпускает наружу циклопических призраков прошлого, ждущих своего часа в ее каптерке. Метафорой человека в данном случае является ключ - своего рода паспорт, его персональный код. В экспозиции таких ключей - несколько тысяч, облепивших грани пирамид, склоны башен, плоскости стен наподобие муравьев или картонных человечков из плоских египетских рельефов. Каждый пришедший на выставку с индивидуальным ключом (пропуск в сон, в котором он автоматически включается в Систему или же в Матрицу, частью которой он, сам того не осознавая, является), может побывать в роли вахтерши, посидев за ее столом и послушав ее фирменный саунд-трек, составленный из хитов и заставок советского радио.
Можно сказать, что в первом же своем проекте, в котором Белый строит как архитектор или же театральный художник свое пространство, он находит к нему «ключ», избирая наиболее архитепические, матричные образы советского времени. Петр принадлежит к поколению художников для которых «советская эпоха» - воспоминание детства и отрочества. Его позицию по отношению к этому времени можно определить как серьезную и взвешенно-остраненную, - ему равно чужды и соцартовское пере-смешнеченье и сентиментальная ностальгия, обличительный пафос и за-игрыванье не без лукавства или же расчета. Хотя его отец, художник С. М. Белый принадлежит к поколению семидесятников, чьи диссидентские и антисоветские настроения могли сформировать его отношение к прошедшей эпохе, сам Петр относится к поколению нулевых, пришедших уже после бурного выяснения отношений с недавним советским прошлым в искусстве и обществе в девяностые годы. Система никак особенно не вмешалась в его биографию, она осталась в памяти цельным куском жизни, притягательным как образы детства и юности.
Следующий проект художника - «Климатическая зона» (2005) был связан с идеей превращения фотографии в объект, взятый из советского стенда-макета или щита с изображением достижений социалистической
промышленности с помощью веселых гирлянд лампочек, оживляющих неуютность индустриальных пейзажей.
Действительно, серый тусклый свет, пребывающего вне времени и пространства ничейного «стертого» пейзажа, кажется единственно безусловной данностью нашей обширной, великой и необъятной «климатической зоны». Холод, ледяная пустыня вокруг, мерзлая земля, ржавое железо, не то что бы темень, сумерки. Где-то под землей, в подполе, где света нет вообще (кроме нескольких неонов), рассыпана картошка. Кажется, слышен тепловатый, сырой запах: пыль, гнильца, мыши. Спит растение картошка. Весной она пойдет в рост. Серый свет оживит ее. Пока же над одной седьмой суши - серый свет, равномерный, спокойный, стальной. Снег как будто есть, а может его нет - в темноте все равно. Пейзаж вечный и внесезонный. Однако самое время вспомнить, что новогодний праздник, который случается и в этом безвидном ландшафте - это свет: огоньки на елке, разноцветные гирлянды, фейерверки - иллюминация, одним словом.
Обязательная лиричность русского пейзажа, равно как и сопутствующие ему грусть, тоска и непогода, робкое солнце, неказистые постройки, грязь, ширь, туман, снег и гололед и под сердце финский нож, -все это непременные условия разговора о свойствах национального характера, души народной. Где она, как ни в пейзаже? Путешествовали как-то мастера и знатоки русского пейзажа Быльницкий-Бируля и Бакшеев по стране, взобрались на пологие уральские горы, взглянули в ту сторону, где Сибирь и разом воскликнули: «Когда же кончится Левитан?».
В ХХ веке пейзаж русский обрел, конечно же, новые «лирические» нотки, прежнюю мелодию не сильно исказившие, но придавшие звучащей под сурдинку неказистости и расхлябонности какие-то потаенно зловещие интонации. Слились с природой и ландшафтом, стали его не-отъемлимой частью ржавый металл и колючая проволока, брошенные трактора и военная техника, коровники, в которых гуляет ветер, вросшие в землю вышки и др. Все, что оставил нам жестокий двадцатый век. В саврасовско-левитановско-васильевскую мягкость вплелось, да так и приросло навсегда еще кое-что. Где Кифер и где Бойс? Всюду они в российском пейзаже, свои, куда не кинь взор.
Все же, представленные пейзажи не кажутся ни мрачными, ни беспросветными. Яркие, красочные огни вставляются, инкрустируются в равномерную серость и то, что могло в новогоднюю ночь привести в мрачное уныние и меланхолию, радует глаз пестрой, праздничной мишурой. Дурацкой, конечно, но дорогой. Ведь, каково бы не было место обитания, - мы здесь. Пылающая ярким светом картошка во глубине сибирских руд!
Современное искусство - это художественная воля плюс электрофикация всей страны!
Идея следующего проекта «Мой микрорайон» (2006) - в обращении к безымянной, «типовой» советской панельной архитектуре и преодоление ее все нивелирующего монотонного ячеистого ритма посредством «вытягивания» индивидуальной памяти, свидетельств уходящей жизни целого поколения. Всего лишь одно или несколько светящихся окон разрушают тупую однообразность этого монотонного ритма, дают возможность не просто проникнуть в частную жизнь отдельного человека, но понять ее, благодаря старым советским аутентичным слайдам, раскрывающим то время в самых его характерных, архитепических основаниях. Все окна уже погасли, осталось лишь несколько, в которых еще зажжен свет...
Модель типового советского микрорайона состоит из двенадцати объектов: школа, поликлиника, высотки, девятиэтажные дома, пятиэтажки (хрущевки), художественная школа. Все объекты сделаны из найденных старых слайдов, частью уже засвеченных и непрозрачных. Они инсталлируются в макеты домов посредством лайтбоксов (слайдбоксов), своей фактурой и светом напоминая некогда любимые в 70-е годы диафильмы. Каждый дом - это небольшой сюжет, имеющий свое название и историю, соответствующую единственному освещенному окну: «Эрмитаж», «Первое слово», «Чехословакия», «Выходной в командировке» «Пыль», «Шостакович», «1972», «Василий Блаженный» и т. д.
Все вместе - образец небольшого города, тысячекратно воспроизведенного в масштабах всей страны в 1960-1970-е годы. Будучи общим местом советского времени эта «архитектура» только сейчас, приобретя фактуру и груз исторических и культурных ассоциаций, еще может нам поведать о стремительно исчезающей эпохе. Одна из важных задач проекта - зафиксировать ускользающие признаки советской жизни глазами поколения, последнего эти признаки понимающего. Каждый дом по мысли Петра Белого - есть отдельная тема, раскрывающая грани советского прошлого:
«1972». Дом посвящен пику советской стабильности и спокойствия, все хорошо;
«КОНВЕРСИЯ». Дом посвящен советскому детству, когда санки, велосипеды, игрушки производились на военных заводах, как дополнительный продукт. Грубые и крепкие, сделанные из загадочных металлов. Многие пожилые люди до сих пор сохраняют веру в то , что произведенное на военных заводах самое надежное;
ЧЕХОСЛОВАКИЯ. Дом посвящен поездкам в страны социалистического содружества. От слова Чехословакия всегда исходил какой то заграничный дух, воспоминания о поездке оставались на долгие годы;
Первое слово. Дом посвящен обычной семье. Советское детство, при очень ограниченном материальном мире, каким то образом сохраняло ощущение необычного уюта и спокойствия;
Музей. Дом посвящен уединению. Лучшее место для размышления при социализме - картинная галерея. Потаенные уголки и хорошее алиби;
Василии Блаженный. Дом посвящен религии. Официально отделенная Лениным в 1919 году от государства, религия обрела какую-то мученическую мощь;
Выходной в командировке. Дом посвящен скуке. Воскресенье в провинциальном городе, единственная гостиница, ресторан, кинотеатр, маленькая река , парк с выгоревшей травой, тир, старомодные аттракционы;
Пыль. Дом посвящен школе. Посещение музея всегда радостное событие на фоне монотонной школьной жизни. Музеи - квартиры великих русских писателей, музей блокады Ленинграда, конспиративные квартиры Ленина.
Амбициозность и актуальность проекта Петра Белого «Круг 2» в галерее Марины Гисич (2008) - в точности и силе высказывания художника, кредо которого - работа с мощными архитипами советской цивилизации, продолжающих свою жизнь в сознании современного российского общества. Название «КРУГ 2» недвусмысленно отсылает нас к роману А. И. Солженицина «В круге первом» и, одновременно к предыдущим проектам художника, показанным в галерее М. Гельмана и Navicula Artis («Щ-854» и «Климатическая зона»). В центре внимания Петра Белого -российский пейзаж, земля, суровый ландшафт и советские руины, ставшие частью окружающей природы, и задавшие некую вневременную точку отсчета для разговора о неизбежно провиденциальном характере нашей истории. О чем может поведать современному зрителю инсталляция, где сквозь покореженные и обугленные остовы руин лагерных бараков пробивается густая зеленая проросль молодой весенней травы?
Помимо яркой зрелищной метафоры здесь присутствует и актуальный политический контекст - наступление на гражданские права в современной России. Художник берет на себя роль социального барометра и трактует диктатуру как обязательный элемент русского подсознания. Время от времени Россию «подмораживает» (по словам К. Леонтьева о Николае I, который «подморозил Россию»). Электрифицированные российские пейзажи на планшетах с подогнанными друг к другу «в пазл» пронумерованными фотографиями, ощетинившиеся колючими проводами и лампами - не что иное, как бомбы замедленного действия, - они подчеркивают взрывоопасность ситуации, утверждающей, что русский пейзаж вот-вот взорвется.
Наконец, последняя крайность маниакального стремления к тотальному «контролю и учету» (Ленин) - это те же планшеты с фотографиями снежинок, пронумерованных многозначными серийными номерами, как жест отчаяния и надежды, намеренно совершаемый художником в попытке приоткрыть срез жизни, который завтра может стать нашей реальностью.
В итоге перед нами - монументальная архитектурная фантазия, где Петр Белый («Пиранези советских руин»), обращает наше внимание на мощную и мрачную силу отнюдь не «в никуда» исчезнувшей фактуры ушедшего прошлого, заставляющей задуматься о том, что истории принято возвращаться. Пейзажи безлюдны, холодны и отстраненны, линия человеческой жизни и судьбы ушла в подтекст, растворилась в неодушевленной материи вещей, угасающих вместе с запечатленным в них коллективным бессознательным целой эпохи.
Тематизация советского как сферы частного человеческого бытия, где до предела обострены крайности переживаний - таких как страх и радость, одиночество и незащищенность и др. - эта линия средствами современного искусства ярче всего воплощена И. Кабаковым. В тоже время, ища другие ориентиры и пристрастия Петра Белого надо вспомнить и К. Болтянского, у которого также как и у Кабакова пронзительно звучит тема маленького человека, памяти и забвения и который, в свою очередь, любит подсвечивать свои объекты небольшими светильниками, наподобие ритуальных свечей. Однако поколения совершенно другие, поэтому у Белого присутствует и легкий, можно сказать невольный оттенок монументализации и героизации образов и символов советского прошлого пусть не на уровне идеологем, но, скорее - фактур. Эстетика советской руины переживается им посредством бойсовско-киферовского чувства исторической фактуры или же самой материи истории, в ее элементарных, стихийно-вещественных, брутальных составляющих.
Избирая унылые пустоши с запечатленными в них объектами -«вмерзшим» или же потерявшимся в неизвестно каком времени советском долгострое, Белый сгущает, но, не драматизирует контрасты. С одной стороны он выявляет в русском пейзаже некие неизменные, матричные сущности и свойства, воспринимаемые нами нейтрально и индефе-рентно, как данность, с другой стороны, усматривая некую опасность в этой угрюмой данности, он не скрывает своего художнического восхищения перед самой фактурой и мощной энтропийной статью всего этого. Рассказ ведется скупыми черно-белыми красками на фоне зимы и снега, где серый тусклый свет пребывающего вне времени и пространства пейзажа кажется единственной безусловной данностью нашей обширной великой и необъятной «климатической зоны».
В основе всех этих вещей просматривается изначальный, граверный ход художественного мышления. Ведь Петр Белый начинал широкоформатными «суперпринтами» - монументальными ксилографиями с резкой, футуристически эффектной и экспрессивной проработкой деталей, уступающим в итоге широким обобщающим плоскостям белого и черного. Резец художника движется, оставляя широкие борозды, зазубрины в толщине широкого фанерного листа, которому суждено стать матрицей будущего оттиска. В его объектах и инсталляциях просматривается та же
графика, что и в принтах: обугленные барки бараков кажутся сделанными из тех же щепочек и деревяшек, остовы построек чернеют силуэтами на светлом фоне, образуя одно гомогенное пространство, такое же единое, как и в оттиске. Разница в том, что художнику недостаточна ровная поверхность отпечатка, и он обращается к основе, работе с первичным, «сырым» материалом, видя в нем возможность для более жесткого, натуралистического в своей открытости разговора о матричных особенностях русского пейзажа и истории.
Проекты, реализованные в 2003-2008 гг. сам художник называет «мемориальным моделированием»69. Все они обращены к советской эпохе, в которой время было обращено в будущее - в коммунистическое завтра и, будучи нереализованным, так и осталось в виде проекта уже. в прошедшем времени. Он работает с материалами, в самой фактуре и форме находя выразительные возможности для передачи самого образа пространства и времени нереализованной утопии. Белый ценит суровую и аскетичную материю из которой скроена простая и величественная в своей жесткой геометричности форма: этим он рифмует по крайней мере сразу три эпохи и, соответственно, направления в искусстве: конструктивизм, минимализм и серийное строительство шестидесятых. В. Татлин и Эль Лисицкий перекликаются с Д. Джаддом и С. Левитом, а модернистские формы этого искусства в целом кажутся уже каменным веком, архаикой. Покореженная руинированность этих объектов придает им трагическую подлинность. Обращение к архитектуре представляется вполне продуманным и логичным ходом в современном российском искусстве, -общество в 2000-е переживало бум новостроя, полностью видоизменяя, модернизируя, ломая, перестраивая, игнорируя доставшееся в уже разоренном от девяностых коммунальное пространство советского.
Отчасти, художником двигало острое осознание стремительно исчезающей на глазах фактуры, и он попытался из разлетающихся обломков старого мира рачительной рукой мастерового скроить вещи, ставшие моделями прошлого, своего рода мнемоническими конструкциями канувшей в лету фантастической эпохи.
69 В этом ряду художником были реализованы еще ряд проектов, таких как: «Сны диктаторов» (2004); «Опасная зона» (2006); «Ненужный алфавит» (2007); «Ленпроект» (2007); «Небесная механика» (2007); «Библиотека Пиноккио» (2008).
