CC BY
2| Пьер Конеса: Войны теперь | диктуются не стратегическими « соображениями, а внутренними политическими интересами
Пьер Конеcа (р. 1948) - признанный эксперт в области стратегических вопросов, бывший высокопоставленный чиновник Министерства обороны Франции. Автор множества статей и книг, известен работами по международным отношениям, военно-промышленному комплексу, проблемам терроризма. Среди его самых известных книг - «Изобретение врага», «Ио11у1маг. Голливуд - орудие пропаганды», «Как продавать войну», где он подробно анализирует механизмы пропаганды западных обществ и геополитические вызовы современности. Беседовала Наталия Руткевич.
001: 10.31278/1810-6439-2024-23-2-84-92
Наталия Руткевич: В своих исследованиях вы используете термин «военно-интеллектуальный комплекс», критикуя его роль в современных конфликтах. Когда и в каких условиях он возник, разросся и какова его роль сегодня во Франции и в мире?
Пьер Конеcа: Военно-интеллектуальный комплекс стал важным явлением современности за последние три десятилетия, играя всё более значительную роль в формировании военной политики Запада. Его становление связано с тремя ключевыми событиями 1980-1990-х годов.
Во-первых, закат тьермондизма — движения «третьего мира», которое возлагало революционные надежды на новые элиты, сформировавшиеся в результате деколонизации, и в целом на страны Глобального Юга.
Во-вторых, распад Советского Союза в 1991 г. (так называемая «ката-стройка») и переход Китая к капиталистической модели лишили мир альтернативы рыночной системе.
В-третьих, молниеносная победа в войне в Персидском заливе в январе 1991 г. («Буря в пустыне»), когда Вооружённые силы США и их союзники менее чем за 120 часов разгромили армию Ирака.
Распад СССР и его колоссальное влияние на мировую геополитическую обстановку подробно исследованы множеством компетентных экспертов. В свою
во Франции) ежедневно заполняли эфир, несмотря на отсутствие реальных со-
всему миру. Предполагалось, что одного только появления западных военных
ского обоснования. До 11 сентября 2001 г. проведено около двадцати воен-
Эту комбинацию информационной среды с её круглосуточным потоком
торые никогда не участвовали в операциях и не несут ответственности за свои слова) я и назвал военно-интеллектуальным комплексом. Ярчайшим его представителем стал Бернар-Анри Леви, известный во Франции как БИЬ. Однако он - лишь вершина айсберга.
очередь, я уделил особое внимание войне в Кувейте, которая выявила не- s
сколько новых тенденций. Во время снаряжения этой операции в 1990 г. ООН S
ф
сформировала коалицию из 35 государств для защиты кувейтской монархии ^
от Саддама Хусейна - недавнего союзника Запада в войне с Ираном, внезапно я
превратившегося из «модернистского светского лидера» в «нового Гитлера». s
Операцию анонсировали за шесть месяцев до её начала, что позволило мировым g
телеканалам заранее подготовиться к освещению событий. Задолго до начала «
F
боевых действий круглосуточные новостные каналы (например, CNN и La Cinq s
s о
бытий. Иракскую армию, провозглашённую «четвёртой армией мира» (без уточ- с
нения, кто был третьей), уничтожили менее чем за 120 часов. Этот успех убедил s
Запад в его абсолютном военном превосходстве. Западные страны пришли я
к выводу, что если они смогли разгромить иракскую армию за считанные часы, ¡^
то могут использовать свою военную мощь для решения любых конфликтов по >
(Û m
сил будет достаточно, чтобы «парализовать страхом» любого противника. s
Это привело к множеству интервенций, зачастую лишённых стратегиче- «
к
*
ных операций, цели которых чаще носили гуманитарный, цивилизационный ^
л
или иной характер, не имеющий ничего общего со стратегическим подходом. После терактов в Соединённых Штатах эта военная стратегия, основанная на иллюзии превосходства, вышла из-под контроля. С того момента масштабные 2 военные операции развёртывались повсеместно, а «решение проблем» во- * енными методами через уничтожение противника стало нормой - зачастую ^ без чёткого понимания долгосрочных последствий. {3
Информационные телеканалы наполнились разнородной публикой: медийными интеллектуалами, экспертами аналитических центров, руководите- 5
ф
лями общественных организаций, гуманитарными работниками, лоббистами, я
л
журналистами и отставными генералами. Их задачей в многочисленных ток- £
о
шоу стало идентифицировать, какая именно «кризисная ситуация» является >
важнейшей, и предложить методы её решения, чаще всего военные. ^
а
л
новостей и доминирующими на телеэкранах «диванными экспертами» (ко- «
к
ф
л s
>S
О M
ТОМ 23 • № 2(13 2) • МАРТ - АПРЕЛЬ • 2 02 5 85
53 Н.Р.: Этот медийный философ стал настоящей знаменитостью не только
<и
я во Франции, но и во всём мире. Русский писатель Виктор Пелевин сделал его * персонажем своего романа «Снафф», представив в образе «дискурсмонгера» 2 Бернара-Анри Монтень-Монтескье. Образ созвучен той роли, которую вы приписываете ему в своих работах, - разжигателя войн и конфликтов. Как этот учёный и философ смог приобрести такую значимость в важнейших политических и внешнеполитических вопросах?
П.К.: Во Франции интеллектуалы традиционно играют важную политическую и общественную роль. Их идеи формируют общественное мнение, а уважение к мыслителям остаётся частью французской культурной традиции. Одной из ключевых вех в формировании статуса «неравнодушного интеллектуала» стало «дело Дрейфуса», а также его защита Эмилем Золя в знаменитом тексте «Я обвиняю». С той поры французский интеллектуал чаще всего представал как защитник индивидуальных прав, носитель левых идей и борец за справедливость.
Образ ещё больше укрепился в середине XX века, когда многие известные литераторы и философы увлекались различными утопиями, в первую очередь левыми. Большую известность получили те, кто был готов бороться за свои идеалы с оружием в руках: достаточно вспомнить Андре Мальро в Испании или Режиса Дебрэ в Латинской Америке. Однако Бернар-Анри Леви не из их числа - он «воюет» с телеэкрана.
Трудно точно сказать, когда он приобрёл свой нынешний имидж. Думаю, это произошло во время первого югославского кризиса. Европейцы тогда полагали, что отправка миротворческих сил быстро положит конец конфликту. BHL добился огромного медийного успеха, организовав поездку Миттерана в Сараево. Этот шаг фактически утвердил его в статусе «советника государя». Его возможности весьма широки, поскольку он состоятельный человек и может по собственной инициативе отправляться в любую точку планеты, чтобы затем заявить, что именно данный кризис заслуживает особого внимания. Его присутствие в СМИ огромно. Он руководит собственным журналом La Règle du jeu, основанным в 1990 г., регулярно публикуется в Le Point и других международных медиа. В своих выступлениях он не анализирует происходящее, а выносит окончательные суждения, определяя правых и виноватых.
Его звёздный час - ливийский кризис 2011 года. Возможно, вы помните, что он приехал в Ливию через Египет в разгар первых протестов против Каддафи. Вернувшись во Францию, он убедил Николя Саркози, что необходимо принять все возможные меры для предотвращения массовых убийств про-
тестующих. ООН тогда одобрила введение бесполётной зоны. Это подраз- *
умевало, что западные страны отправят свои самолеты для предотвращения 53
ф
использования Каддафи его главной силы - авиации. Изначально мандат ¡^
не предусматривал никаких наземных операций. Однако вскоре появилась я
неподтверждённая информация о том, что колонна бронетехники движется 5
к протестующим. Самолёты западных стран получили приказ уничтожить эту £
колонну, хотя это и не входило в изначальный мандат ООН. Таким образом, «
произошла ревизия первоначального плана. Была ли эта колонна настолько £
значимой - вопрос спорный. Но факт остаётся фактом: западная авиация пе- ¡5
рестала быть нейтральной стороной и стала активным участником конфликта. с
Дальше события развивались стремительно: Каддафи попытался бежать, 2
но был схвачен, убит толпой, а Ливия - страна, как и многие другие в регионе, я искусственно созданная, с границами, очерченными бывшими колонизаторами, - оказалась расколота и погрузилась в гражданскую войну, хаос и разруху. Что касается самого БИ1, несмотря на всю критику, обрушившуюся на
ся своей ролью в этих событиях. Очевидно, масштабы разрушений его не волнуют. Радость от свержения того или иного диктатора у представителей военно-интеллектуального комплекса не сопровождается размышлениями
него, он не ощущал никакой ответственности за произошедшее. Несколько £ лет спустя, отвечая на вопрос о падении Каддафи, он заявил, что гордит- «
к
волнуют. Радость от свержения того или иного диктатора у представителей
л
о долгосрочных последствиях их агитации. 8
Н.Р.: Связан ли этот военно-интеллектуальный комплекс с военно-про- 2
П.К.: Парадокс в том, что он практически не связан с военно-промыш- ^ ленным лобби, которое мне хорошо известно, поскольку я работал в этой {3
Ен
сфере. Во-первых, военные, которые понимают реальность войны, как
правило, менее склонны к милитаризму, чем те категории людей, о которых 5
ф
я говорил выше. Во-вторых, промышленность скорее адаптируется к ситуа- *
л
ции, чем диктует свои правила. Например, Саудовская Аравия на протяжении
с тех пор, как Эр-Рияд начал войну в Йемене. И, как нельзя не отметить, об этой войне во Франции говорят крайне мало!
Н.Р.: В своей книге «Изобретение врага» вы говорите о создании Западом вымышленных врагов. О чём идёт речь?
о
десятилетий была одним из крупнейших, если не крупнейшим клиентом > французской военной промышленности. Но страна не вела войн. Она покупала гарантии безопасности: отсутствие эмбарго, оборонные соглашения
с поставляющими странами, отправку войск и так далее. Проблемы начались «
к
ф
л Я
О
м
ТОМ 23 • № 2(132) • МАРТ - АПРЕЛЬ • 2025 87
53 П.К.: Я начал работать в области стратегических вопросов в 1990-е гг.,
я когда исчез враг, который более семидесяти лет определял нашу военную * доктрину, - Советский Союз. В условиях отсутствия явного врага стратегиче-2 ские структуры оказались перед дилеммой: либо прекратить свою деятельность, либо создать нового врага. Американцы выбрали второй вариант.
Сэмюэль Хантингтон в своей работе «Столкновение цивилизаций» (переведённой на 35 языков) разделил мир на цивилизационные блоки и сделал вывод, что главные угрозы исходят от мусульман и китайцев. Фрэнсис Фукуяма в книге «Конец истории» провозгласил триумф либерального капитализма. Обе эти теории были ошибочными, так как основывались на предположении, что американская гегемония является лучшей гарантией мира и стабильности.
11 сентября 2001 г. стало огромным потрясением, в том числе потому, что нападение совершила группа, организованная человеком, которого американские службы хорошо знали (Усама бен Ладен), а подготовка велась выходцами из страны, считавшейся союзником США (Саудовская Аравия). После этого беспрецедентного удара по территории Соединённых Штатов, которые прежде никогда не сталкивались с войной на своей земле, Джордж Буш в речи 2002 г. объявил об «оси зла». В неё вошли Иран, Ирак и Северная Корея, хотя ни один гражданин этих стран не участвовал в терактах. Это и есть пример создания вымышленного врага.
Н.Р.: В чём отличие современных войн от конфликтов прошлого, если оно есть?
П.К.: Если взглянуть на карту горячих точек планеты, мы увидим около четырёхсот текущих конфликтов, каждый из которых имеет специфику. Это могут быть региональный сепаратизм, внешние интервенции и другие формы противостояния. Вопрос в том, какие войны готовы вести мировые державы сегодня, а какие - нет.
Например, кризис в Демократической Республике Конго, где погибло около 10 миллионов человек, не привлёк значительного внимания и не стал поводом для военной интервенции Запада. Западные державы не хотят отправлять войска в Конго. Это означает, что существуют конфликты - и весьма кровавые - которые ведущие страны игнорируют, фактически заявляя: «Пусть они убивают друг друга, мы ничего не можем поделать». Сегодняшние войны отличаются тем, что лишь некоторые из них попадают в центр внимания. И это внимание не связано с масштабами кризиса.
Как я уже упоминал, выбор таких конфликтов - зачастую результат работы медиа и медийных интеллектуалов. Обратите внимание, что ВИ[.
(Бернар-Анри Леви) не поехал в Конго. Здесь важную роль играет и форма *
конфликта. Например, война на Украине - это классический военный кон- 53
ф
фликт, в то время как кризис в Конго, где задействованы несколько десятков ¡^
сторон, представляет собой чрезвычайно запутанную ситуацию. Западные я
стратеги по-прежнему интересуются традиционными войнами, куда можно £
отправить войска, чётко определить их задачи и ресурсы, сохраняя уверен- £
ность, что их присутствие волшебным образом приведёт к решению кризиса. <й
Меня поражает, что в последние годы стратегический подход к ведению £
£ О
зависят от других факторов. Мне доводилось присутствовать на встречах с
с министрами, которых не интересовали ни сам кризис, ни его возможные 2
последствия, ни связанные с ним риски. Их волновало лишь то, как отправка я
я
определяющая войны, кардинально изменилась. Теперь войны диктуются не >
(О
войн фактически исчез. Теперь выбор кризисов и методы их разрешения
французских войск могла бы повлиять на их политический рейтинг. Логика,
стратегическими соображениями, а внутренними политическими интересами.
Именно это я имел в виду, говоря о военно-интеллектуальном комплексе. £
Здесь процессом движет не столько военно-промышленная индустрия, сколько «
политические и медийные факторы. Да и военной техники расходуется куда 5
меньше, чем в войнах прошлого: в Афганистане, например, проводились от- ^ дельные бомбардировки, но это далеко не масштаб Вьетнамской войны.
Н.Р.: Вы утверждаете, что все европейские страны допустили одну и ту
которых совершали террористические акты, такие как нападение на площади Тяньаньмэнь в Пекине (28 октября 2013 г.), в Куньмине и Урюмчи (1 марта 2014 г.), а также, возможно, в Гуанчжоу (6 мая 2014 г., шесть раненых ножевыми ударами). Теракт 28 октября взяло на себя Исламское движение Восточно-
\о о о и
же ошибку, не устранив корневые причины терроризма. В чём заключается 2 эта ошибка?
П.К.: Решение США о развязывании «глобальной войны с терроризмом» после событий 11 сентября было стратегически ошибочным, поскольку {3
н
терроризм - это не конкретный враг, а форма насильственного действия,
стратегия слабых против сильных. Нам, французам, история показывает, что 5
ф
термин «террорист» может быть крайне субъективным. Во время оккупации я
л
немецкие захватчики называли «терроризмом» Сопротивление, а спустя не- £
о
сколько лет мы сами именовали «террористами» бойцов Алжирского фронта > национального освобождения (FLN).
Ещё один современный пример - отношение западных стран к политике
а
Китая в Синьцзяне. Запад осуждает репрессии против уйгуров, некоторые из «
к
ф
л я >£
О
м
ТОМ 23 • № 2(132) • МАРТ - АПРЕЛЬ • 2025 89
53 го Туркестана (организация признана террористической и запрещена в РФ. -
<и
я Прим. ред.), что указывает на наличие в Китае «регионального» терроризма.
* Сложно переосмыслить стратегический подход, на основании которого
2 западные войска в течение двадцати лет находились в Афганистане (изначально в поисках бен Ладена), а Ирак, не имевший отношения к терактам 11 сентября, был разрушен. Джихадизм воспользовался этими событиями как оправданием для своих атак на Западе, которые продолжаются и сегодня.
Многочисленные военные интервенции, начавшиеся после 11 сентября, продемонстрировали провал военного подхода к решению кризисов. В большинстве случаев такие решения не достигли успеха. Кризис в Газе усугубил ситуацию, породив новые поколения террористов, а уничтожение территориальной базы ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в РФ. - Прим. ред.) не положило конец терроризму.
Н.Р.: В книге ИоЩ/маг вы описываете Голливуд как мощное оружие массовой пропаганды. Работает ли Голливуд в партнёрстве с разведывательными службами, военно-промышленным комплексом (например, консультантами ЦРУ или других структур), или же пропаганда производится неосознанно?
П.К.: Бывшие военные, разумеется, привлекаются к работе в качестве консультантов, но я сомневаюсь, что Голливуд работает под диктовку разведывательных служб или Пентагона. Эта идеологическая пропагандистская машина функционировала без централизованного контроля. Вспомним, что до 1980 г. в США не было Министерства образования (и даже позже его функции оставались довольно ограниченными). В отсутствие единого исторического нарратива, который у нас традиционно разрабатывается Министерством образования, исторические знания американцы получают, прежде всего, через свой кинематограф, который формирует национальную идентичность. Голливуд стал для американцев тем, чем для Франции были государство, церковь и литература в процессе создания национального мифа: он не только рассказывает «славную историю нации» и определяет её врагов, но и консолидирует социальную приемлемость войн,направляя общественное мнение в поддержку американских военных действий.
Когда я жил в Соединённых Штатах, то был поражён посредственностью голливудских фильмов, которые транслируются на многочисленных телеканалах и никогда не пересекают Атлантику. Как и многие другие, я думал, что всё американское кино высокого качества, как те фильмы, которые экспортируются за рубеж. Но сколько из 2700 вестернов было показано у нас? Конечно, только лучшие. Однако большинство граждан США, особенно на Среднем
Западе, смотрят гораздо более посредственные фильмы. Готовя свою книгу *
о Голливуде, я стал, возможно, лучшим мировым специалистом по «плохим» 53
ш
американским фильмам. Я, в частности, интересовался, как формировался ¡^
и менялся образ врага в этих фильмах - сначала это был расизм по отношению я
к чернокожим в немом кино, затем врагами сделались «индейцы» (красноко- £
жие), потом «жёлтые» (японцы или китайцы, злые и жестокие, как Доктор Фу £ Манчу, сыгранный белым актером Борисом Карлоффом),
что было сложнее, потому что они были белыми, а после 11 сентября - мусуль- £
мане. В своей книге я провожу анализ этих разных обличий врага.
вают «дорогой слёз», поскольку многие погибли в пути. При этом фильм Форда,
французов ответили - СССР, 20 процентов - США и 12 процентов - Великобритания. В 2015 г. эти цифры были совершенно иными: 20 процентов от-
х
ф
а
Вестерны, которые меня особенно интересовали, традиционно легитимиро- с
вали процесс освоения Дикого Запада. Американцы весьма националистичны, 2
поэтому фильмы, критикующие национальную политику, создавать гораздо Щ труднее, чем те, которые её поддерживают. Только постепенно начали появляться
картины с критическим взглядом, особенно в вестернах. Так, в 1964 г. вышел >
фильм Джона Форда «Осень шайенов», где рассказана история племени, с трудом £
выживающего в Оклахоме после вынужденного перемещения вследствие приня- £
тия Закона о переселении индейцев в 1830 году. Эту депортацию индейцы назы- «
к
хотя и выражает сочувствие индейцам, желающим возвращения на исторические § земли, не ставит под вопрос правомерность закона, позволившего изгнать их.
Н.Р.: Голливудская пропагандистская машина давно охватила весь мир.
Как утверждает Режис Дебрэ в одноименной книге, «мы все стали амери- 2
канцами». Согласны ли вы с этим утверждением? Насколько американская *
культурная продукция влияет на представления и образ жизни европейцев? ^
П.К.: Говоря о форматировании наших представлений десятилетиями {3
н
американского культурного воздействия, часто цитируют крайне показательные в этом отношении цифры опросов НОР, проведённых во Франции 5
ш
с разницей в семьдесят лет: в 1945 и в 2015 годах. Вопрос, заданный респон- ®
(Л
дентам, звучал так: «Какая нация, по-вашему, больше всех способствовала
а
\о о о и
о
поражению Германии в 1945 году?» В мае 1945-го 57 процентов опрошенных >
л
ветили СССР, 58 процентов - США и 16 процентов - Великобритания. «
к
ф
Роль голливудского кино в изменении европейских менталитетов весьма
велика. Договор Блюма-Бернса имел здесь стратегическое значение - под- £
писанный в 1946 г., он открывал широкие возможности для американского о
п
кинематографа во Франции. Голливудские фильмы стали мощнейшим инТОМ 23 • № 2(13 2) • МАРТ - АПРЕЛЬ • 2 02 5 91
53 струментом «мягкой силы» и играли огромную роль в популяризации амери-<и
я канского образа жизни и принятии американского видения мира Европой.
* Н.Р.: С начала холодной войны стратегическое видение западного мира
ft
S формировалось в США, пишете вы. Реально ли, что Европа сможет обрести стратегическую независимость?
П.К.: С момента окончания холодной войны Соединённые Штаты имеют на своей территории крупнейшие исследовательские институты, мозговые центры, которые изначально сосредотачивались на советологии - дисциплине, занимавшей центральное место в американской политической науке. Эти мощные аналитические и издательские структуры превратили американских экспертов в ведущих «продавцов» стратегий, формирующих мировоззрение.
Такие организации, как RAND, Carnegie, Brookings, распространили своё влияние далеко за пределы США, открыв филиалы в Европе, странах Персидского залива и Китае. Приглашение дипломатов и исследователей из других стран для участия в этих институтах часто воспринимается ими как знак высшего признания. В результате в Европе сложился культ англосаксонских аналитических центров. Европейские исследователи, вместо того чтобы напрямую взаимодействовать с представителями стран, вовлечённых в ту или иную тему, зачастую предпочитают обращаться за экспертизой к американским специалистам. Такая зависимость ослабляет возможности Европы по формированию самостоятельного стратегического видения.
Что касается стремления Европы к стратегической независимости, то в современных условиях это кажется маловероятным. Европейский суверенитет так и не был полностью реализован. В центре европейского единства находился союз Франции и Германии, заключённый лично де Голлем и Аденауэром, но где мы можем найти сегодня политиков такого уровня и масштаба с подобным видением? Сегодня французская политическая жизнь в значительной степени сводится к критике президента Макрона (а порой и его жены), независимо от того, предпринимает ли он какие-либо шаги или бездействует. Возьмём, к примеру, дебаты по пенсионной реформе. Это необходимая мера, но она вызывает сильное сопротивление и неправильно преподносится политиками. Проблема в том, что демографическая ситуация больше не позволяет поддерживать старую систему. В то же время на континенте продолжается война без чёткой стратегической цели.
В целом ситуация выглядит крайне удручающей. Европа, поглощённая внутренними противоречиями, вряд ли способна утвердиться как независимая и единая сила на мировой арене.
