5. Кушнина, Л. В. Языки и культуры в переводческом пространстве / Л. В. Кушнина. - Пермь : Перм. гос. тех. ун-т, 2004. - 163 с.
6. Лотман, Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. - СПб. : Искусство - СПб, 2004. -704 с.
7. Сдобников, В. В. Теория перевода : учебник для студентов лингвистических вузов и факультетов иностранных языков / В. В. Сдобников, О. В. Петрова. - М. : АСТ : Восток - Запад, 2006. - 448 с. - (Лингвистика и межкультурная коммуникация: золотая серия)
8. Тюленев, С. В. Теория перевода : учеб. пособие / С. В. Тюленев. - М. : Гарда-рики, 2004. - 336 с.
9. Электронный словарь ABBYY Lingvo 12. 2006.
Иллюстративный материал
1. Brussig, Thomas. Am kurzeren Ende der Sonnenalle / Th. Brussig. - Frankfurt/Main : Fischer Taschenbuch Verlag, 2001. - 157 S.
2. Бруссиг, Томас. На нашем кончике солнечной аллеи / Т. Бруссиг ; пер. с нем. М. Рудницкого. - М. : Слово/slovo, 2004. -188 с.
М. П. Гребнева
ПЕРСОНАЛЬНЫЙ МИФ О ФЛОРЕНТИЙСКОМ ХУДОЖНИКЕ ФРА БЕАТО АНДЖЕЛИКО В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX-XX ВЕКОВ
Статья посвящена важнейшим особенностям персонального мифа о флорентийском художнике Фра Беато Анджелико в русской литературе XIX-XX веков. Качества самого живописца и его творений практически не отличаются друг от друга. Их можно охарактеризовать с помощью таких слов, как скромность, простота, терпение, смирение, робость, бестелесность и сверхдуховность.
Ключевые слова: Фра Беато Анджелико, русская литература XIX-XX веков, персональный миф.
Флорентийская мифология предполагает знакомство как с универсальным мифом, включающим в себя первичные мотивы камня, сада, цветка, цвета, вторичные мотивы круга, прошлого, башни, так и с персональными мифами о Данте, Петрарке, Боккаччо, Фра Беато Анджелико, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Савонароле.
Имя Фра Беато Анджелико относится к области флорентийских преданий. Оно составляет часть флорентийской персональной мифологии, закрепляется благодаря этому в памяти людей. В отличие, например, от Данте его образ практически лишен каких-то биографических подробностей, если не считать, что он родился в пригороде Флоренции - Фьезоле, служил в монастыре Сан Марко, был монахом-доминиканцем и живописцем.
Зарождение мифа о Фра Беато Анджелико происходит в русской литературе во второй половине XIX века и свидетельствует о сосуществовании традиций романтизма и реализма. Вопреки деструктивным флорентийским тенденциям, господствующим в творчестве русских авторов в названный период, художник-монах царствует безоговорочно. Об этом свидетельствует, в частности, поклоне-
ние ему А. А. Григорьева и А. Н. Майкова. Григорьев сравнивает его с первым русским романтиком, с В. А. Жуковским. Он противопоставляет его прославленным итальянским живописцам: «Но во всех этих Мадоннах (рафаэлевские у сот-рпБ - но исключая Мадонн Фра Беато Анджелико) я вижу просто идеалы женственности, - как во всем католичестве все более и более вижу язычество, мифологию, а не христианство. Все, что православие сохранило как символ, как линии, -напоминающие и возводящие к иному миру, - католичество развило в мифы, оте-лесило так, что видимое заменило собою невидимое»1.
Аналогичные мысли содержатся и в письме Григорьева к Майкову от 29 ноября (11 декабря) 1857 года из Флоренции: «Стоит только с глазами и чутьем пройтись по коридору Уффиции, чтобы видеть, что первый же шаг от символа к развитию - последовательно ведет к мифам - а от них, этих прелестнейших мифов (от первых мифов Сиенской школы и Фра Анджелико до любодеек - Мадонн Тициана), последовательно к музыке Верди в церковном богослужении»2.
Ключевое слово, характеризующее творения Анджелико в русской литературе, - мадонна, так как он изображает по преимуществу мать Христа, Богоматерь. Как следствие, его создания практически лишены телесного начала, они воплощают христианские добродетели: простоту, кротость, смирение. Этими же качествами наделяется и сам живописец. Фра Беато - монах, проливающий слезы, молящийся и готовящий себя к подвигу, к жертве. Образ его идеализируется, обожествляется, сакрализуется, он далек от жизненных реалий. Это ли не проявление романтического видения действительности? Неблагополучная среда для русских авторов подменяется идеальной средой Фра Беато.
Восприятие ими Анджелико и его произведений как чего-то необыкновенного сродни реакции В. А. Жуковского на Мадонну Рафаэля: «И в самом деле, это не картина, а видение [Выделение в цитатах курсивом здесь и далее мое. - М. .Т.]: чем долее глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобою что-то неестественное происходит (особливо если смотришь так, что ни рамы, ни других картин не видишь). И это не обман воображения: оно не обольщено здесь ни живостию красок, ни блеском наружным. Здесь душа живописца без всяких хитростей искусства, но с удивительною простотою и легкостию передала холстине то чудо, которое во внутренности ее совершилось»3.
Вместе с тем, как отмечал Дж. К. Арган, художник «глубоко осознавал культурную проблематику своего времени. В своей деятельности он вдохновлялся высокими принципами религиозной доктрины и руководствовался вполне кон-
4
кретными целями» ; «он не только внимательно следил за проведением политики доминиканского монастыря Сан Марко, направленной на усиление религиозного влияния в области культуры среди высшей флорентийской буржуазии, но и во многом содействовал ее формированию»5.
Основой мифа о Фра Беато в русской литературе стало его творчество, в котором запечатлелись индивидуальные особенности живописца. Пожалуй, один из лучших психологических портретов Анджелико представлен в стихотворении А. Майкова «Мадонна» (1859), созданном во Флоренции. Возможно, в нем идет речь
о Мадонне, изображенной художником на стене монастыря Сан Марко. Дж. Вазари считал, что «в особенности прекрасен и достоин удивления образ главного алтаря монастырской церкви, написанный на дереве»; «что Мадонна своей простотой вызывает у зрителя чувство молитвенного благоговения и что окружающие ее святые в этом ей подобны.. ,»6. Однако автора стихотворения интересует не столько сама картина, сколько ее творец, «монах святой». К достоинствам своего героя поэт относит
робость, аскетизм, а также отсутствие специальной подготовки. Анджелико рисует по наитию, в интерпретации Майкова он - художник-самоучка:
Стою пред образом Мадонны:
Его писал монах святой,
Старинный мастер, не ученый;
Видна в нем робость, стиль сухой7.
Фра Беато предстает особенным человеком, находящимся под покровительством высших сил. Как традиционно романтический герой, он - посредник между богом и людьми, точнее, между богородицей и людьми. Он - ангел, слетевший на землю. Ему ведомо то, о чем не догадываются простые люди, в частности, прославленный флорентинец обладает феноменальной памятью:
Что веришь, как гласит преданье,
Перед художником святым Сама пречистая в сиянье Являлась, видима лишь им... .
Брался за кисть, и в умиленье Он кистью то изображал,
Что от небесного виденья В воспоминаньи сохранял. .
Вопреки своей избранности, монах почитает себя низшим созданием, орудием божьим. Этим обстоятельством определяется как подвижнический характер его деятельности, так и отсутствие заботы о собственном физическом благополучии. По словам Вазари, «некоторые утверждают, что брат Джованни никогда не брался за кисти, предварительно не помолившись. Всякий раз, как он писал Распятие, ланиты его обливались слезами.»9. Герой стихотворения по сути дела лишен материальной составляющей, предстает воплощением духа, духовной жизни человека:
Измучен подвигом духовным,
Постом суровым изнурен,
Не раз на помосте церковном
т- 10
Был поднят иноками он. .
И, призван к жизни их мольбами,
Еще глаза открыть боясь,
Он братью раздвигал руками И шел к холсту, душой молясь11.
Бестелесным существом, ангелом, безгрешным, чистым ребенком оказывается живописец и в стихотворении К. Д. Бальмонта «Фра Анджелико» (1900):
Если б эта детская душа Нашим грешным миром овладела,
Мы совсем утратили бы тело,
Мы бы, точно тени, чуть дыша,
Встали у небесного предела12.
Своих небожителей Фра Беато списывал с самого себя такого, каким он впоследствии предстал во флорентийском мифе и в русской литературе о Флоренции. Сила его таланта такова, что ангелы, созданные им, способны править миром и превратить обыкновенных людей в духовных младенцев, дисциплинированных и просветленных: Там, вверху, сидел бы добрый Бог,
Здесь, внизу, послушными рядами,
Призраки с пресветлыми чертами Пели бы воздушную, как вздох,
Песню бестелесными устами12.
В соответствии с логикой автора не только люди напоминали бы добрых духов, но и ад стал бы раем. Огненная бездна трансформировалась бы в безмятежноголубую бездну, в царство безбурное:
Вечно примиренные с судьбой,
Чуждые навек заботам хмурым,
Были бы мы озером лазурным В бездне безмятежно-голубой,
В царстве золотистом и безбурном12.
Аналогичная цветовая гамма, включающая в себя голубой, лазурный, золотой цвета, кроме того, звуковая, точнее, беззвучная или почти беззвучная характеристика, пространственная доминанта, обозначаемая словом Рай, возникают в стихотворении Н. Гумилева «Фра Беато Анджелико» (1912):
В стране, где гиппогриф веселый льва Крылатого зовет играть в лазури,
Где выпускает ночь из рукава Хрустальных нимф и венценосных фурий;
В стране, где тихи гробы мертвецов,
Но где жива их воля, власть и сила,
Средь многих знаменитых мастеров,
Ах, одного лишь сердце полюбило13.
Как и Майков, Гумилев имя Фра Беато неразрывно связывает с областью преданий, предопределившей своеобразие флорентийского универсального мифа и важнейшей его составляющей - мотива цветка:
А краски, краски - ярки и чисты,
Они родились с ним и с ним погасли.
Преданье есть: он растворял цветы В епископами освященном масле.
И есть еще преданье: серафим Слетел к нему, смеющийся и ясный,
И кисти брал, и состязался с ним В его искусстве дивном ... но напрасно14.
О связях персонального мифа Анджелико с другим мотивом универсального флорентийского мифа, с мотивом сада в широком смысле этого слова, садом как синтезом различных искусств15, свидетельствует очерк Б. К. Зайцева «Флоренция» из цикла «Италия» (1923). В нем он сравнивает флорентийского живописца с первым русским романтиком В. А. Жуковским и тем самым демонстрирует внутренние связи между живописью и литературой.
Во-первых, если Жуковский писал свои произведения, то Анджелико живописал, «он расписывал стены, внутренность келий своими фресками»16. Во-вторых, «его художество - светлое, сладостное, как бы пропетое медогласным певцом»16. Обратим внимание на то, что рядом расположены три лексемы, «обличающие» в Беато художника слова - «пропетое» - «медогласным» - «певцом». В-третьих, Анджелико, как и первый русский романтик, проявлял интерес к душе человеческой: «всюду мирволение и белокурость душевная»16. В-четвертых, в творчестве живописца присутствует «и тихий, и благостный мистицизм итальян-ский»16. Жуковский считается одним из представителей русского мистицизма17.
Зайцев подчеркивает сладостность искусства Беато - «сладостное художество», «медогласный певец», «сладко текущие краски», «сладчайшими Богоматеря-
ми», «сладчайший акафист»18. Сам эпитет сладостный также сближает двух творцов. Жуковский, как известно, был мастером словесных обертонов19. «Сладостный» в этом контексте, без сомнения, не сладкий, а высокодуховный, высокохудожественный, безмерно талантливый и т. д. И, наконец, само слово «акафист»
вновь возвращает к искусству песенного слова, поскольку - это «род хвалебного
20
церковного песнопения» .
Миф об Анджелико оказывается по своему происхождению не столько биографическим, сколько художественным. Черты, которыми он наделил своих мадонн, были перенесены русскими авторами на самого живописца. Образ его идеализирован, романтичен, слабо связан с реалиями действительности, соткан из черт ангела, ребенка, женщины, отличается бестелесностью и сверхдуховностью. Он создан в результате просеивания фактов. В нем было оставлено только то, что соответствовало представлениям о христианском монахе. Как следствие, важнейшими качествами живописца можно считать скромность, простоту, терпение, смирение, робость.
Творения Фра Беато позволяют продемонстрировать связи универсального флорентийского мифа с его персональным мифом за счет мотивов сада и цветка.
Примечания
1 Григорьев, А. Письма / А. Григорьев. - М., 1999. - С. 147.
2 Там же. - С. 165.
3 Жуковский, В. А. Эстетика и критика / В. А. Жуковский. - М., 1985. - С. 308.
4 Арган, Дж. К. История итальянского искусства : в 2 т. / Дж. К. Арган. - М., 1990.
- Т. 1. - С. 232.
5 Там же. - С. 232-233.
6 Вазари, Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих : в 2 т. / Дж. Вазари. - М., 1993. - Т. 2. - С. 331.
7 Майков, А. Н. Избранные произведения / А. Н. Майков. - Л., 1997. - С. 175.
8 Там же. - С. 176.
9 Вазари, Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев. - С. 340.
10 Майков, А. Н. Избранные произведения. - С. 175.
11 Там же. - С. 176.
12 Бальмонт, К. Избранное / К. Бальмонт. - М., 1991. - С. 184.
13 Гумилев, Н. Сочинения : в 3 т. / Н. Гумилев. - М., 1991. - Т. 1. - С. 175.
14 Там же. - С. 176.
15 См.: Лихачев, Д. С. Избранные работы : в 3 т. / Д. С. Лихачев. - Л., 1987. - Т. 3.
1-6 С. 476.
16 Зайцев, Б. К. Собрание сочинений : в 5 т. / Б. К. Зайцев. - М., 1999. - Т. 3. -С. 441.
17 См.: Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. -М., 1965. - С. 27; Григорьян, К. Н. Пушкинская элегия : (Национальные истоки, предшественники, эволюция) / К. Н. Григорьян. - Л., 1990. - С. 73.
18 Зайцев, Б. К. Собрание сочинений. - С. 441.
19 См.: Гуковский, Г. А. Пушкин и русские романтики. - С. 56; Семенко, И. М. Пушкин и Жуковский / И. М. Семенко // Науч. докл. высш. шк. : Филол. науки. -1964. - № 4. - С. 127.
20 Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова.
- М., 1998. - С. 20.