2. Пирс Ч.С. Избранные философские произведения. - М.: Логос, 2000. - 448 с.
3. Портнов А.Н. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX-XX вв. - Иваново: Изд-во Иван. гос. пед. ин-та, 1994. - 112 с.
4. Аршинов В.И., Свирский Я.И. Синергетическое движение в языке // Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. - М.: Арго, 1994. - С. 32-47.
5. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. -М.: Языки русской культуры, 1999. - 447 с.
6. Лотман Ю.М. Символ в системе культуры // Ю.М. Лотман. Избранные статьи в 3 тт., т. 1. - Таллин, 1992. - С. 191-200.
7. Пищальникова В.А. К основаниям динамической теории значения // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. - Барнаул, 2001. - С. 108122.
8. Шахнарович А.М. Когнитивные и коммуникативные компоненты грамматики (на материале детской речи) // Язык: теория, история, типология / Под ред. Н.С. Бабенко. - М.: ИЯ РАН, 2000. - С. 54-57.
9. Выготский Л.С. Мышление и речь. - М.: Лабиринт, 1992. - 415 с.
10. Герман И. А., Пищальникова В. А. Введение в лингвосинергетику. - Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 1999. - 130 с.
11. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. - М.: Аграф, 1999. - 384 с.
12. Вартофский М. Модели: репрезентация и научное понимание. - М.: Прогресс, 1988. -507 с.
13. Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Современный русский язык и культурная память // Этнокультурная специфика речевой деятельности. - М., 2000. - С. 23-36.
Н.М. Нестерова «ПЕРЕВОДИТЬ — ЛУЧШИЙ СПОСОБ ЧИТАТЬ»: ПСИХОЛИНГВИСТИКА VS ЛИНГВИСТИКА ПЕРЕВОДА
Хороший читатель, читатель отборный, соучаствующий и созидающий, - это перечитыватель
В. Набоков
Афоризм, вынесенный в заголовок, часто приписывают Г. Маркесу, но сам писатель пользуется им как чужим, предваряя его употребление словами «кто-то сказал». Но кому бы этот афоризм ни принадлежал, в его истинности сомневаться не приходиться. Есть и другая — не менее известная — максима: «понять — значит перевести», отражающая герменевтический подход к переводу. Обе эти формулы — показатели того, что перевод есть универсальный речемыслительный механизм, «первое и базовое умение» (А.А. Леонтьев).
Именно об этом писал В.В. Бибихин, философ и переводчик: «Кажется бесспорным, что само умение переводить возникает не как особый навык, а как развитие определенной предрасположенности, не отличной от речи вообще. <...> Другими словами, перевод в наиболее общем смысле есть явление человеческого языка, а не разноязычия» [1. С. 219 -220].
На наш взгляд, не будет преувеличением сказать, что перевод - это точка пересечения, в которой сходятся все (практически без исключения) проблемы языка и мышления, языка и культуры, национального и индивидуального в концептуальной и языковой картинах мира, проблемы жанра и стиля, текстопорождения и текстовосприятия, проблемы текста и интертекста, первичности и вторичности текстовой деятельности и самого текста, проблемы творческого и стереотипного в мышлении и речепорождении. И это, вероятно, еще не весь спектр проблем, которые можно увидеть в феномене перевода. Другими словами, перевод —
это глобальное явление: это внутренний перевод, это внешний перевод, и, соответственно, внутриязыковой и межъязыковой. Иначе говоря, перевод - это основной механизм всей нашей речемыслительной деятельности, и, как нам кажется, его можно считать «идеальным» объектом с точки зрения изучения механизмов как восприятия, так и порождения речи, понимания и порождения текста.
На рубеже XX - XXI веков наука о переводе из лингвистической превратилась в по-настоящему междисциплинарную, и сегодня трудно назвать гуманитарную дисциплину, которая осталась бы совсем «равнодушной» к переводу, не нашла бы своей «точки приложения» в нем. Совершенно очевидно, что есть такая точка и для психолингвистики, и для ко-гнитологии.
Попробуем найти самые «чувствительные» психолингвистические точки в изучении перевода, указывающие на связь переводоведения и психолингвистики. Для начала обратимся к мнению классика отечественного переводоведения А.Д. Швейцера, который, обращая внимание на связь теории перевода с другими науками, подчеркивал, что «поскольку объектом психолингвистики является речевая деятельность, а объектом теории перевода — особый вид речевой деятельности — перевод, задачи этих дисциплин во многом перекрещиваются. К теории перевода вполне приложимы данные психолингвистики о механизмах порождения и восприятия речевого высказывания, о структуре речевого действия и о моделях языковой способности» [2. С. 21]. В связи со сказанным он указывал, что «выявление психологической основы перевода является необходимой предпосылкой для познания его сущности».
Указывая на необходимость обращения переводоведения к данным психолингвистики, ученый с сожалением отмечал, что «перевод еще не подвергался глобальному описанию с психолингвистических позиций, а предпринимавшиеся до сих пор попытки психолингвистического анализа перевода носили в основном фрагментарный характер» [Ор. сИ;.: С. 21]. Это было написано уже более двадцати лет назад. Но и сегодня, по всей вероятности, мы не можем утверждать, что такое «глобальное» психолингвистическое описание имеется. Хотя, бесспорно, есть работы, в которых перевод рассматривается с позиций психолингвистики, с позиции деятельностного подхода. Именно такими работами являются, например, диссертация Т.Г. Пшенкиной «Вербальная посредническая деятельность переводчика в межкультурной коммуникации: психолингвистический аспект» (2005) и диссертация В.А. Нуриева, выполненная под руководством Ю.А. Сорокина, «Психолингвистический статус грамматических преобразований при переводе художественного текста» (2005) [3; 4]. В первой рассматривается процесс переводческого посредничества, направленный на понимание и представление смысла переводимого текста. При этом подчеркивается, что, поскольку «все переводческие операции со смыслом получают обязательную материальную фиксацию в тексте перевода, в своеобразном ''метатексте'' осуществлённого понимания», перевод является «естественным способом получения объективных данных о работе человеческого мышления» [3. С. 7-8].
В работе В.А. Нуриева, в которой также декларируется психолингвистический подход, анализируется субъективная обусловленность применяемых переводчиком грамматических трансформаций [4]. Таким образом, в обеих работах в фокусе внимания находится личность переводчика, его речемыслительная деятельность, которую можно считать усложненной, поскольку она, как уже говорилось, включает в себя три (как минимум!) фазы: «понимание исходного текста, "отмысливание" от форм исходного языка и выбор форм языка перевода» [2. С. 21]. Начинается же процесс перевода, как известно, с особого переводческого чтения, что и обозначено в заглавии данной статьи. Обратимся к определению перевода, данному А.Д Швейцером, согласно которому, перевод — это процесс, «при котором на основе подвергнутого целенаправленному ("переводческому") анализу первичного текста создается вторичный текст (метатекст), заменяющий первичный в другой языковой и культурной среде» [2. С. 75]. Как видим, и здесь речь идет об особом переводческом подходе к тексту. Не случайно к переводческой компетенции относят не только языковую и репродук-
тивную компетенции, но и рецептивную. «В процессе перевода я нахожу в тексте то, что не замечаю при обычном чтении <... > найденное понимание текста часто начинает задавать направление дальнейшему переводу» - говорит поэт-переводчик А.С. Глазова [5. С. 12]. Такая роль чтения и понимания в переводческой деятельности и позволила А.Н. Крюкову назвать законом перевода закон понимания.
Обращение к пониманию при изучении перевода кажется само собой разумеющимся, но, как это ни странно, в классической лингвистической теории перевода проблема понимания не попадала в исследовательское поле большинства переводоведов: она не отрицалась, она просто казалась теоретически избыточной и выносилась за рамки предмета исследования [6. С. 75]. В лингвистике перевода традиционно исследовалась проблема выражения или, точнее, перевыражения. Объясняется это тем, что в основе теории перевода лежал постулат об эквивалентных отношениях перевода и оригинала. Отсюда формулировалась и основная задача теоретиков и практиков перевода — поиск закономерных межъязыковых соответствий, что вытекало из понимания сути перевода, который определялся как «гигантский естественный лингвистический эксперимент, в ходе которого языки и их элементы приравниваются, заменяют друг друга в процессе общения» [7. С. 5]. Соответственно, основой науки о переводе, по мнению практически всех лингвистов-переводоведов, должно было стать «сравнительное сопоставление языка подлинника с языком перевода» [8. С. 156].
Как видим, о понимании речь не идет. Психолингвистика перевода, на наш взгляд, должна «исправить» положение, сделав переводческое понимание предметом своих исследований. Представляется, что это явится «выгодным» как для самой психолингвистики в силу специфики перевода как объекта исследования, так и для переводоведения. На ценность перевода как объекта исследования понимания указывали многие философы, среди них Х-Г.Гадамер и П.Рикер. В частности, Гадамер, говоря об интерпретативной природе перевода, подчеркивал ее «усложненность». Перевод, по мнению философа, есть «предельный случай, удваивающий сам герменевтический процесс», а «ситуация переводчика, по сути дела, совпадает с ситуацией интерпретатора». Особенностью данного вида интерпретирования является то, что текст перевода как результат интерпретации предстает перед читателем «в новом свете, в свете другого языка». Этим осложняется проблема верности оригиналу, которая характерна для любого истолкования. «Как и всякое истолкование, перевод означает переосвещение (Uberhellung), попытку представить нечто в новом свете. Тот, кто переводит, вынужден взять на себя выполнение этой задачи. Он не может оставить в своем переводе ничего такого, что не было бы совершенно ясным ему самому» [9. С. 449]. Наш отечественный философ В.П. Филатов писал: «Ситуация перевода - это ситуация, в которой структура понимания проявляется наиболее непосредственно и становится доступной методологическому анализу» [10. С. 76]. Не случайно еще в 50-е годы прошлого столетия выдающийся отечественный психолог А.Н. Соколов, исследуя понимание, использовал именно иноязычный текст.
Однако, как уже отмечалось, лингвистика перевода проблемой понимания не занималась. Одной из первых серьезных работ в отечественном переводоведении, в которой перевод рассматривается как проблема понимания, стала диссертация А.Н. Крюкова «Методологические основы интерпретативной концепции перевода» (1988). В этой работе и позднее в других своих публикациях А.Н. Крюков настаивал на необходимости включения понимания в проблемное поле теории перевода, подчеркивая перспективность такого включения с методологической точки зрения. Он утверждал, что, во-первых, «признание того, что в переводе имеет место понимание, означает прежде всего признание вариативности понимания», во-вторых, «признание понимания переводческой проблемой означает ''узаконивание'' включенности переводчика в акт коммуникации, разрушение стереотипа об идеале переводчика как прозрачном стекле, помещенном между разноязычными коммуникантами» [6. С. 78]. Для того чтобы переводоведение сменило свою парадигму, необходимо, по мнению исследователя, чтобы была признана коммуникативная онтология перевода. Представляется, что сегодня это уже произошло. Перевод понимается как вид межъязыковой и межкультурной коммуни-
кации, в которой переводчик — основная фигура. Доказательством такого понимания роли переводчика в современном информационном пространстве является скопос-теория (К. Райс и X. Фермеер), согласно которой отношения оригинал/перевод описываются не в терминах эквивалентности, а той функцией, которую предположительно должен будет выполнять текст перевода в новой социокультурной среде. Соответственно, переводчики должны быть специалистами по созданию текстов, благодаря которым преодолеваются культурные и языковые барьеры.
Как уже отмечалось выше, перевод — это сложный многофазный процесс, и для психолингвистики должны представлять интерес все фазы, начиная с первого знакомства с текстом оригинала и заканчивая окончательным редактированием текста перевода. Перевод — это текстовая деятельность, поскольку переводчик читает, понимает и порождает текст. Именно текст занимает центральное положение в процессе перевода. «Текст является объектом приложения действующих сил, исходящих от всех детерминантов перевода (как языковых, так и внеязыковых)», — подчеркивал А.Д. Швейцер [2. С. 67].
На первом этапе деятельность переводчика направлена на понимание переводимого текста. А.А. Леонтьев определял понимание текста как «процесс перевода смысла этого текста в любую другую форму его закрепления», подчеркивая, что «понятно то, что может быть иначе выражено» [11. С. 141]. Перевод, который он относил к «другим формам закрепления смысла», как раз и отвечает такому определению понимания. В контексте переводческого понимания интересно замечание Б. Х. Бгажнокова о том, что «глубина понимания речевой информации прямо пропорциональна степени осознаваемой реципиентом необходимости ответа на нее» [Цит. по: 11. С. 143]. В случае перевода мы имеем самую высокую степень необходимости «ответа» в виде текста перевода, который должен быть «наиболее близким естественным эквивалентом» исходного текста, «во-первых, с точки зрения содержания и, во-вторых, с точки зрения стиля» [12. С. 188].
Вернемся к вышеприведенному мнению А.Д. Швейцера, указывавшего на необходимость выявления психологической основы перевода «для познания его сущности». Представляется, что именно психолингвистические экспериментальные исследования могли бы это сделать. Здесь нужно отметить, что уже имеются серьезные работы, направленные на изучение психологии синхронного перевода. Это прежде всего исследования Г.В. Чернова и А.Ф. Ширяева. Но письменный перевод, который по градации признаков сложности (Р.К. Миньяр-Белоручев) является самым «простым» видом перевода, не становился объектом серьезных экспериментальных исследований. Хотя именно он, на наш взгляд, представляет собой уникальный объект для исследования механизмов смыслообразования.
Очень ценным материалом могут послужить протоколы так называемого «думания вслух», сопоставление переводов, выполненных различными переводчиками, а также сопоставление черновых и окончательных вариантов перевода, что уже было сделано в диссертационной работе А. Авакян (руководитель Н.П. Пешкова) на материале научно-популярного текста. Особый интерес, бесспорно, представляет художественный перевод, поскольку художественный текст, как правило, не поддается однозначной интерпретации.
Представляется также перспективным попытаться представить перевод как синерге-тический процесс и описать его в терминах синергетики. В этом случае экспериментальное исследование позволило бы выявить так называемые точки бифуркации и, соответственно, те аттракторы, которые влияют на понимание и (в итоге) на выбор переводческого решения.
Прекрасным примером переводческого чтения, переводческого сомнения и приближения к «истине» является монолог Фауста, приступающего к переводу Писанья. Приведем его (перевод Б. Пастернака):
«В начале было Слово». С первых строк Загадка. Так ли понял я намек? Ведь я так высоко не ставлю слова, Чтоб думать, что оно всему основа. «В начале Мысль была». Вот перевод. Он ближе этот стих передает.
Подумаю, однако, чтобы сразу Не погубить работы первой фразой. Могла ли мысль в созданье жизнь вдохнуть? «Была в начале Сила». Вот в чем суть. Но после небольшого колебанья Я отклоняю это толкованье. Я был опять, как вижу, с толку сбит: «В начале было Дело» - стих гласит».
Как видим, перед Фаустом-переводчиком появляется несколько аттракторов (Слово, Мысль, Сила, Дело), выбрать один из которых ему и предстоит. После мучительных сомнений, наступает озарение и делается выбор: «''В начале было Дело'' - стих гласит». Решение принято, теперь это «найденное понимание», как говорит А.С. Глазова, будет «задавать направление дальнейшему переводу». Но для принятия верного решения переводчик обязан быть по-набоковски «хорошим читателем», поэтому и справедливо утверждение: «переводить — лучший способ читать».
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Бибихин В.В. К проблеме определения сущности перевода // Бибихин В В. Слово и событие. - М.: УРСС, 2001. - С. 215-227.
2. Швейцер А.Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. - М.: Наука, 1988.
- 215 с.
3. Пшенкина Т.Г. Вербальная посредническая деятельность переводчика в межкультурной коммуникации: психолингвистический аспект : дис. ... д-ра филол. наук. -Барнаул, 2005. - 330 с.
4. Нуриев В.А. Психолингвистический статус грамматических преобразований при переводе художественного текста: дисс. ... канд. филол. наук. - М., 2005. - 250 с.
5. Калашникова Е. По-русски с любовью: Беседы с переводчиками. - М.: Новое литературное обозрение, 2008. - 608 с.
6. Крюков А.Н. Межъязыковая коммуникация и проблема понимания // Перевод и коммуникация. - М.: Институт языкознания, 1997. - С. 73-83.
7. Комиссаров В.Н. Лингвистика перевода. - М.: Междунар. отношения, 1980. -
166 с.
8. Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. - М.: Междунар. отношения, 1974. - 216 с.
9. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. -М.: Прогресс, 1988. - 704 с.
10. Филатов В.П. К типологии ситуаций понимания // Вопросы философии. - 1983.
- № 10. - С.71-78.
11. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. - М.: Смысл, 1997. - 287 с.
12. Топер П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. -М.: Наследие, 2000. - С.187-189.
И.Г. Овчинникова
К ПРОБЛЕМЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ФЕНОМЕНА «ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ»
При обсуждении значения термина языковое сознание мы исходим из представления об относительной автономности трех сфер, обеспечивающих успешность социального взаимодействия: когнитивной, коммуникативной и языковой, так или иначе воплощенных в каждом речевом акте.
Когнитивная сфера объединяет ментальные репрезентации - знания, переработанную и сохраненную человеком информацию, обеспечивающие ориентировку индивида в коммуникативной ситуации и - шире - в реальном мире. Адекватность ментальных репрезентаций