CC BY
522
Т. А. Мункуева
ПАРТИЙНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ СОЦИАЛЬНЫХ РАСКОЛОВ:
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Одной из наиболее актуальных задач политической социологии является анализ происходящих в стране социально-политических процессов и их презентация в партийной системе страны. В связи с этим ведутся исследования российской партийной системы с точки зрения теории социальных расколов, которая впервые была сформулирована в середине прошлого века в работах С. М. Липсета и С. Роккана [1-5].
Модель Липсета-Роккана связывает возникновение партийных систем Западной Европы с существующими размежеваниями между государством и церковью, городом и селом, центром и периферией, собственниками и наемными рабочими, получившими институциональное закрепление на политическом уровне в качестве политических альтернатив в ходе двух «критических» событий [3].
«В ходе национальных революций возникли две линии размежеваний — конфликт между культурой центра (строительства нации-государства) и усиливающимися культурами провинций и периферий, имеющих свои этнические, лингвистические и религиозные особенности, а также конфликт между централизующим, стандартизующим и мобилизующим государством-нацией и исторически укрепившимися привилегиями церкви.
Два других размежевания возникли в ходе индустриальной революции: конфликт между интересами земельных собственников и растущего класса промышленных предпринимателей, а также конфликт между собственниками и работодателями, с одной стороны, и рабочими и служащими, с другой» [6, с. 210].
Согласно социологическому подходу, количество партий в существующей партийной системе зависит от количества «возможных партий», то есть от того, какой уровень поляризации и какое количество программ способно воспринять общество с устоявшейся системой расколов. «Эффективное количество электоральных и парламентских партий можно представить в качестве результата принятия различными акторами серии решений, которые служат тому, чтобы свести большее количество социальных различий, или расколов, к меньшему количеству расколов, значимых для существования партий. Существуют три основные стадии этого процесса сведения: перевод социальных расколов в партийные предпочтения; перевод партийных предпочтений в голоса; и перевод количества голосов в количество мест в парламенте» [7, с. 151].
Представляя собой проблемные измерения, реально существующие в социальном поле, структура расколов заставляет кандидатов и партии определять свои позиции по данным проблемным измерениям. В дальнейшем «позиции партий в расколах обеспечивают избирателей необходимой информацией об этих партиях, представляют их “деловую репутацию”, вызывающую доверие избирателей; они описывают основополагающие идеологические позиции партий, структурирующие электоральное соревнова-
© Т. А. Мункуева, 2011
ние, и ... являются своего рода фильтрами, сквозь которые проходят ответы партий на возникающие новые вопросы повестки дня» [8, с. 586].
Перевод социального конфликта на уровень политической конкуренции в партийную систему опосредован рядом факторов, или порогов. Липсет и Роккан выделяют четыре порога, препятствующих этой трансляции:
— порог легитимации — рассматривается ли политический протест в качестве легитимного;
— порог включения (каналы выражения и мобилизации протеста) — наличествуют ли у сторонников того или иного движения политические и гражданские права, прежде всего — право выбирать;
— порог представительства — может ли новое движение самостоятельно получить доступ к органам представительства или ему необходимо для этого вступить в коалицию с уже существующими движениями;
—порог мажоритарного правления — сможет ли движение в случае победы на выборах произвести структурные изменения в политической системе [3, с. 227].
Данные пороги взаимосвязаны, изменение одних рано или поздно приведет к изменению других.
Итак, однажды институционализированные расколы задают структуру политических альтернатив, в рамках которой строятся индивидуальные партийные предпочтения избирателей. Таким образом, расколам соответствует возникновение следующих видов политических партий:
— центр — периферия (партии на этнической и языковой основе);
— государство — церковь (религиозные партии);
— город — деревня (аграрные партии, консервативные и либеральные);
— собственники — рабочие (социалистические партии).
К 20-м годам XX в. в Европе уже сложились основные политические альтернативы. В это время уже почти повсеместно было введено избирательное право, сложилась устойчивая традиция выборности органов власти, то есть в 1910-1920 гг. в Западной Европе «отвердели» в их нынешней форме конституции, государственные границы и основные права. «Сформировались основные политические партии, имевшие стабильную поддержку, что также позволило говорить о представлении практически всех интересов общества в политике» [9, с. 369].
Таким образом, стабилизация структуры расколов позволила Липсету и Роккану сделать вывод о замерзании партийной системы (“freezing”) [3, с. 230], то есть о достижении устойчивости. Данная гипотеза была сформулирована на основе того, что партийные системы стран Западной Европы (за немногим исключением) в 60-е годы отражали структуру расколов 20-х годов XX в.
Еще одним важным моментом является выделение теории периферий в системе социальных расколов [5]. Согласно данной теории, некоторые периферии являлись «буферными зонами», образованными этнически и культурно выделяющимися анклавами. Взгляд на культурные меньшинства и территориальные периферии был призван объяснить общие контуры политического развития Западной Европы [10]. Периферии являлись частью этой единой реальности, их было сложно завоевать и ими было трудно управлять, поэтому они играли роль внешней защиты против других врагов, но в то же время несли с собой угрозу развития по пути автономизации либо присоединения к соседней империи.
Следует отметить, что само по себе существование или даже обострение расколов в критических ситуациях, не может структурировать партийную систему государства, ведь политические партии создаются властвующими элитами, либо элитами, стремящимися к власти, — контртэлитами. Те, в свою очередь, манипулируют социальными расколами и используют их в своей борьбе в качестве инструментов [11], привлекая электорат.
Р. Таагепера и М. Шугарт писали: «В политике люди иногда сталкиваются с различными вопросами, по которым их позиции не сходятся. Таких вопросов много, однако можно выделить определенные крупнейшие базовые категории или “проблемные измерения” (issue dimensions). Социально-экономическое проблемное измерение существует почти всегда в качестве напряженных отношений между бедными и богатыми. Во многих странах имеется также этническое или религиозное проблемное измерение, расхождение интересов города и деревни и имеющие глубокие корни разногласия по проблемам экологии и внешней политики. Можно ожидать, что в странах с большим количеством проблемных измерений будет существовать большее количество партий и более сильное давление на избирательную систему с тем, чтобы она позволяла большему количеству партий получать представительство» [12]. Связь здесь, однако, не так проста и прямолинейна, как может показаться. И это вынуждает Таагеперу и Шугарта сделать следующую оговорку: «При наличии большего количества проблем, должно появляться большее количество партий. Однако, если в этот процесс вмешивается избирательная система, удерживая количество партий на низком уровне, обратный эффект может уменьшить количество проблем. В результате действия избирательной системы от нескольких проблемных измерений может остаться всего одно» [12, с. 66].
А. Лейпхарт также не обходит стороной проблему расколов. В книге «Избирательные системы и партийные системы» он отдельно оговаривает, что существует ряд факторов, находящихся за пределами избирательных систем, но влияющих на степень пропорциональности [13, с. 140]. В качестве наиболее важных среди них Лейп-харт называет «политические расколы в обществе». В работе «Демократия в многосоставных обществах» Лейпхарт утверждает, что «политические партии являются основным институциональным средством перенесения существующих в обществе противоречий в область политики. Поэтому то, насколько границы между партиями совпадают с основными линиями разделения в обществе, имеет огромное значение» [14, с. 120].
Применимость данного подхода к посткоммунистическим странам, в том числе и к России, была подтверждена множеством исследований [7, 9, 13, 15-25]. Однако одним из факторов, осложняющих данное подтверждение, является то, что посткоммунисти-ческие общества не имеют достаточного опыта партийной политики, а это служит серьезным основанием для сомнений в релевантности указанной теоретической модели.
В данном случае, возможно, может быть предложен альтернативный подход, в котором принимаются во внимание краткосрочные обстоятельства эволюции политической системы переходного периода.
Особую остроту социальные расколы приобрели в годы распада СССР в связи с разрывом связей между взаимодополнявшими друг друга хозяйственными организмами, гипертрофированным процессом «суверенизации» отдельных регионов.
Обострение социальных проблем проявилось прежде всего в разрыве хозяйственных, а также социокультурных связей регионов, в трансформации национального вопроса в территориальный. Экономический и национальный сепаратизм, непродуман-
ная конверсия, произвол в переделе собственности, перекосы во внешней торговле, неконтролируемая инфляция, ценовые парадоксы, неимоверное возрастание транспортных расходов в условиях огромных расстояний привели к катастрофическому нарастанию межрегиональных диспропорций.
В настоящей работе в качестве эпохальных, критических событий выделяются коллапс коммунистической системы, приведшей к распаду СССР в 1991 г., и выборы Президента России в 2000 г., ознаменовавшие собой начало закрепления вертикали власти и приведшие к изменению партийной системы.
Используя характеристику «лево-правового континуума» партийной системы, рационально было бы унифицировать российский партийный дизайн по блокам: левый, правый, центристский, национальный/радикальный. Данный подход согласуется с мнением ряда исследователей [19, 20], отмечающих устойчивость российских избирателей к определенным идеологическим объединениям, в отличие от электоральной неустойчивости внутри них. Так, к левому блоку относятся партии, подчеркивающие важную роль государства в политике, правый блок преимущественно выступает за рыночные механизмы экономической регуляции, к центристским партиям зачастую относятся партии, поддерживающие курс правительства, и под радикальным блоком в основном подразумевают партии националистического толка. Данная классификация ни в коем случае не является универсальной.
По итогам прошедших электоральных циклов [26, 27] наблюдается выдвижение всех партийных блоков в их партийное представительство. Наиболее известные из них:
— левый блок, который был неизменно представлен Коммунистической и Аграрной партиями, проправительственные партии к выборам 2003 и 2007 гг. трансформировались в итоге в «Единую Россию»;
— от правого блока постоянно выдвигались «Яблоко», ЛДПР, трактовавшаяся как партия, использующая националистскую риторику.
В табл. 1 показано, как от выборов к выборам наибольшие электоральные результаты сдвигаются в сторону проправительственного блока.
Табпица 1. Результаты электоральных циклов (%)
Год Партийные блоки
Левый Центристский Правый Националистский
1993 20,39 32,3 17,46 22,92
1995 30,61 18,72 10,75 16,11
1999 26,51 41,83 14,45 5,98
2003 16,4 40,19 11,4 11,6
2007 14,0 64,1 2,6 8,2
В целом, в России социальные расколы существовали всегда. Во многом этот факт связан с масштабами ее территории, природно-климатическими условиями и национальным разнообразием [20].
Центр — периферия
Через данный конфликт прошли практически без исключения все страны мира. Например, в Великобритании велась борьба между Англией и другими народами, населяющими Британские острова, а также в самой Англии — между Лондоном и осталь-
ной частью страны. Влиятельными в Великобритании являются большинство так называемых «третьих партий», они носят региональный характер (Шотландская националистическая партия и др.).
Распад СССР обнажил размежевания не только между бывшими союзными республиками в плане национальных отношений, но и между другими национально-территориальными объединениями внутри государства.
Формирование национальной идеи и национальных движений происходило на протяжении 1990-1994 гг., как отмечает исследователь национальных отношений в Северо-Кавказском регионе Л. Л. Хоперская [28]. Инициаторами этих процессов выступали политические оппоненты республиканских органов власти. Ими были образовавшиеся национальные движения. Например, в Дагестане кумыкские движения «Тен-глик», «Бирлик», лезгинское движение «Садвал», организация терского казачества, заявлявшего о желании выйти из республики Дагестан. В Кабардино-Балкарии возникло движение с требованием федерализации республики, разделения ее на два полноправных субъекта — Балкарию и Кабарду. В Карачаево-Черкессии проявившиеся противоречия между местными этносами вызвали еще более радикальные требования. На статус «субъектообразующих» стали претендовать пять этносов: евское, черкесское, абазинское, нагойское, казачье движение. В это же время создаются межреспубликанские, общественно-политические организации. В их числе — «Конфедерация народов Кавказа», которая стала претендовать на политическое объединение всех кавказских этносов, даже живущих за пределами России.
Церковь — государство
В Западной Европе церковь, претендующая на наднациональное лидерство, была одним из главных факторов, препятствующих централизации государственной власти. После введения всеобщего избирательного права возникли религиозные партии, которые повели за собой значительную часть электората (в основном женщин). В настоящее время религиозные партии в некоторых странах продолжают играть влиятельную роль (Христианская демократическая партия в Нидерландах и др.).
В России основной раскол по линии «церковь — государство», более известный как церковный раскол, произошел еще в XVII в. Естественно, его трансляция на уровень партийной системы была невозможна в виду отсутствия последней. В настоящее время данный раскол, несомненно, определяется вероисповеданием представителей определенной социальной группы, общности, ведь нельзя не отметить возрастающую роль в феноменах национального сознания религиозного фактора. Так, в частности, панисламизм становится угрозой для единства российского сообщества. Движения «Саф-Ислам», «Иттифак» в Татарстане с момента их создания — открыто происла-мистские, ориентированные на собирание всех тюркоязычных мусульман бывшего СССР в едином государстве на строго этнокультурной основе — на основе ислама. Официальная идеология и политическая символика дудаевского режима в Чечне — также ислам. Исламское объединение избирателей фигурировало даже в списке блоков на выборах в Государственную Думу Российской Федерации в 1995 г.
Роккан и Липсет подтверждают, что в связи с промышленной революцией усилился разрыв в отношениях между буржуазией (горожанами) и традиционной земельной аристократией. Например, в Великобритании партийное выражение данный конфликт приобрел в противостоянии консервативной и либеральной партий.
В российской специфике данный раскол носит, скорее, социальный характер, так как различия городских и сельских поселений заключены в социально-экономическом положении.
Собственники/работодатели — наемные работники/служащие
Непосредственным результатом промышленной революции стало возникновение социалистических партий, представляющих интересы рабочих. Характер этих партий зависел от того, как властвующая элита отвечала требованиям непривилегированных слоев общества. Там, где элита не противодействовала введению всеобщего избирательного права и, следовательно, происходила интеграция рабочих в политическую систему, такие партии заняли умеренные позиции. В других случаях политическое движение рабочего класса принимало антисистемный характер. Обычно коммунистические партии были особенно сильны в тех странах, где борьба за политические права рабочих была длительной и напряженной.
Во времена существования СССР принято было считать, что трудовые конфликты между трудящимися и работодателями отсутствовали, но после распада Союза раскол между этими двумя социальными группами особенно обострился, и в России он вылился в забастовочные и протестные движения. Исследователи забастовочного движения отмечают наиболее широкие акции протеста в 90-е годы [29].
В начале забастовочного движения все акции трудящихся были связаны с защитой их интересов и направлены, по большому счету, на улучшение их экономического положения. Тем не менее рабочее движение быстро попало под контроль разных политических течений. Анализ акций трудящихся показывает, что крупномасштабные трудовые конфликты не были «чистыми конфликтами» в сфере труда. Они включали в себя и большое число политических аспектов. В частности, почти всегда наряду с экономическими выдвигались и политические требования.
Примеряя теорию социальных расколов к условиям российских реалий, важно отметить, как существующие расколы «используются» в партийно-политическом процессе (табл. 2).
Прослеживая тенденцию экономического положения России, можно обнаружить, что одной из существенных проблем российского общества является большое различие в доходах граждан. С помощью децильного коэффициента возможно проанализировать разницу в имущественном расслоении граждан. Данный коэффициент имеет пороговое значение 1:10, разница более чем в десять раз является сигналом к социальной опасности. Информация по децильному коэффициенту относительно России представлена во многих официальных и неофициальных источниках, и зачастую данные по нему не всегда совпадают.
Федеральная служба государственной статистики Российской Федерации располагает данными с начала распада СССР по 2009 г. [30]. На протяжении всего рассматриваемого периода прослеживается прогрессирующий рост имущественного расслоения граждан. Резкий скачок был зафиксирован в начале 90-х годов — с 4,4 в 1990 г. до
13,5 уже в 1995-м. И после периода кратковременной стабилизации в начале текущего десятилетия, когда в связи со сменой власти у населения появились надежды на улучшение, уровень социально-экономической напряженности снова заметно поднялся и обнаруживает несомненную тенденцию к дальнейшему возрастанию.
Табпица 2. Соотношение классических расколов в условиях российских реалий
Классические расколы Основания. Партийное представительство Российские реалии Основания. Партийное представительство
Центр — периферия Нациеобразующее государства — национальноэтнические периферии. Федеральные — региональные партии Федеральный центр — другие регионы (субъекты) Социально-экономические, национально-этнические Левые — правые, центристы — националисты
Церковь — государство Церковь — главное препятствие на пути процесса государственной централизации. Религиозные партии — атеизм Вероисповедание (принадлежность к той или иной религии) Религиозные, национально-этнические Левые — правые, центристы — националисты
Город — село Усиление различий города и села. Либеральные и консервативные, аграрные партии Город — село Социально-экономиче- ские Левые — правые
Собственники — Наемные работники Интересы привилегированных / непривилегированных слоев. Социалистические, коммунистические партии Работодатели — работники Социально-экономиче- ские Левые — правые
Таким образом, с кажущейся стабилизацией, расхождение между богатыми и бедными в стране постоянно растет и размежевание по социально-экономическому основанию в настоящее время очевидно.
Для наглядного сравнения — в странах Европы, в частности в Швеции, Дании, Норвегии, в целях сохранения социального мира между бедными и богатыми ДКНД с помощью государственного регулирования поддерживается на уровне от 4,0 до 5,0.
Анализ социальных расколов и российского партийного дизайна позволяет сделать следующие выводы.
Во-первых, в нашей стране присутствуют все классические социальные расколы, есть критические события, обнажившие их, срабатывают теория периферий и пороги легитимации расколов, наблюдается партийное представительство наиболее глубинных расколов по социально-экономическому основанию. Но, проблема заключена в том, что реальная конкуренция между политическими партиями, имеющими возможность отражать социальные расколы, сегодня отсутствует.
Во-вторых, тестирование модели Липсета-Роккана позволило выявить динамику представления размежеваний между партийными блоками в течение всех электоральных циклов. Результаты анализа свидетельствуют о влиянии социальных расколов между основными социальными группами на результаты голосования за различные партийные блоки в период первого десятилетия развития российской партийной си-
стемы. Но уже после 2000 г. начинается процесс блокирования представления интересов поляризованных социальных групп. Федеральный закон «О политических партиях». № 95-ФЗ от 11 июля 2001 г. фактически запретил выражать интересы по самым наболевшим проблемам.
В-третьих, российская партийно-политическая система эволюционирует в направлении уменьшения количества партийно-политических размежеваний, что выражается в политической гегемонии «Единой России» и ее неидеологической природе как «партии власти».
В-четвертых, увеличение степени воспроизводства социальных размежеваний не вполне проявляется в их партийном представительстве. Наблюдается «замораживание» структуры расколов, что свидетельствует о некоей консолидации партийно-политической системы страны.
В-пятых, классическая теория социальных расколов демонстрирует низкую практическую эффективность для России как государства, находящегося в переходном периоде партийного строительства.
Можно сделать вывод о том, что происходит процесс замерзания партийной системы в условиях, когда сглаживание социальных расколов является, возможно, единственным способом сохранить не только власть, но и государство в целом.
Литература
1. Lipset S. M. Some Social Requisites of Democracy: Economic Development and Political Legitimacy // American Political Science Review. 1959. N 1. Р. 69-105.
2. Lipset S. M., Rokkan S. Party Systems and Voter Alignment. New York, 1967. Р. 1-64.
3. Neto O., Cox G. Electoral Institutions, Cleavage Structures and the Number of Parties // The American Journal of Political Science. 1997. N 1. 149-230 p.
4. Rokkan S. Citizens, Election, Parties. New York. 1970. 419-443 p.
5. Rokkan S. Territories, Centres and Peripheries: Toward a Geoethnic-Geoeconomic-Geopolitical Model of Differentiation Within Western Europe / ed. by J. Gottmann // Centre and Periphery. Spatial Variation in Politics. 1980. Р. 163-204.
6. Липсет С., Роккан С. Структуры размежеваний, партийные системы и предпочтения избирателей. Предварительные замечания // Политическая наука. Социально-политические размежевания и консолидация партийных систем. 2004. № 4. 210 c.
7. Neto O., Cox G. Electoral Institutions, Cleavage Structures and the Number of Parties // The American Journal of Political Science. 1997. N 1. P. 149-174.
8. The American journal of political science // Blackwell Publishing. 2002. N 3. 586 р.
9. Анисимов А. А. Возможность моделирования партийной системы (на примере теории Рокка-на) // Власть и элиты современной России / под. ред. А. В. Дуки. СПб., 2003. 369 с.
10. Ларсен Ст. У. Моделирование Европы в логике Роккана // Полис. 1995. № 1. С. 39-58.
11. Sartori G. Parties and Party Systems. A Framework for Analysis. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1976. P. 1-29.
12. Taagepera R., Shugart M. S. Seats and votes. The effects and determinants of electoral systems. New-Haven: Yale Univ. Press; London, 1989. 66 р.
13. Lijphart A. Electoral system and party systems: a study of twenty-seven democracies. 1945-1990. Oxford, 1994. 140 р.
14. Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование. М., 1997. 120 с.
15. Evans G., Whitefield S. Social and Ideological Cleavage Formation in Post-Communist Hungary // Europe-Asia Studies. 1995. N 7. Р. 1-10.
16. Kitschelt H. Formation of Райу Cleavages in Post-Communist Democracies // Party Politics. 1995. N 4. Р. 447-472.
17. Артемов Г. П. Социокультурные факторы электорального поведения // Политическая социология: теоретические и прикладные проблемы. М.: Логос, 2002. 226 с.
18. Ахременко А. С. Социальные размежевания и структуры электорального пространства России // Общественные науки и современность. 2007. № 4. 80-92 с.
19. Гельман В. Я. Постсоветские политические трансформации: Наброски к теории // Полис. 2001. № 1. 15-29 с.
20. Голосов Г. В. Партийные системы России и стран Восточной Европы: генезис, структуры, динамика. М. 1999. 152 с.
21. Елисеев С. М. Социальные и политические размежевания, институциональные предпосылки и условия консолидации партийных систем в демократическом транзите // Политическая наука. Социально-политические размежевания и консолидация партийных систем. 2004. № 4. 64-88 с.
22. Калинин К. Партийно-политическая система и электоральное поведение в РФ через призму теории социальных размежеваний: 1993-2003. URL: http://www.polit.ru/science/2008/01/30/delimitation. Ыт1 (дата обращения: 25.10.2010).
23. Колосов В. А., Туровский Р. Ф. Электоральная карта современной России: генезис, структура и эволюция // Полис. 1996. № 4. 33-46 с.
24. Коргунюк Ю. Г. Наложение конфликтов: Российский опыт в свете ревизии формулы Липсета - Роккана // Полития. 2003. № 1. 174-192 с.
25. Туровский Р. Ф. Региональное измерение электорального процесса: концептуальные основы исследований // Общественные науки и современность. 2006. № 5. 5-19 с.
26. Официальный сайт Государственной Думы. URL: www.duma.gov.ru (дата обращения: 02.11.2010).
27. Результаты выборов депутатов Госдумы // Российская газета. Федеральный выпуск № 3363 от 9 декабря 2003 г. URL www.rg.ru/2003/12/09/rezultaty.html (дата обращения: 02.11.2010).
28. Хоперская Л. Л. Управление локальными межэтническими конфликтами: Теория и практика // Журнал социологии и социальной антропологии. 2004. № 3. 161-181 с.
29. Андреенкова Н. В., Воронченкова Г. А. Развитие трудовых конфликтов в России в период перехода к рыночной экономике // Социс. 1993. № 8. 25 с.
30. Федеральная служба государственной статистики, официальный сайт, официальные данные. URL: http://www.gks.ru. (дата обращения: 10.11.2010).
Статья поступила в редакцию 28 декабря 2010 г.
