CC BY
123
Семенова Е.Ю.
ОТНОШЕНИЕ ГОРОЖАН ПОВОЛЖЬЯ К ГРАЖДАНСКОМУ НЕМЕЦКОМУ НАСЕЛЕНИЮ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Исторический опыт свидетельствует, что в годы войн происходят изменения в восприятии населением представителей этноса, имеющего отношение к го-сударству-противнику. В связи с этим определенный научный интерес представляет исследование так называемого «немецкого вопроса» в многонациональном Поволжье во время Первой мировой войны. Цель данной статьи - раскрыть специфику отношения поволжских горожан в 1914-1917 гг. к постоянному и временно прибывшему немецкому гражданскому населению.
Следует учитывать, что на формирование ценностных ориентиров социума, особенно при сохранении традиционных основ жизни, влияет официальная идеология. Так, в годы Первой мировой войны были изданы циркуляры Министерства внутренних дел и постановления Сената, ограничившие передвижение и права подданных Германии и Австро-Венгрии, проживавших в России. Эти документы оказали влияние на формирование восприятия обывателем данной категории общества в целом и отдельных ее представителей в частности. Закон от 10 мая 1915 г. о предприятиях, чьими совладельцами были подданные государств-противников, правила от 2 февраля и 13 декабря 1915 г. «О прекращении землевладения», выводы «Особого комитета по борьбе с немецким засильем» (заседания 22 июня, 24 ноября 1916 г.) вводили конфискацию собственности подданных Австро-Венгрии и Германии в пределах России. На основании этих нормативных актов в июне 1915 г. в Саратове и Царицыне был закрыт ряд предприятий, принадлежавших лицам упомянутых категорий. В то же время часть предприятий, владений подданных Австро-Венгрии и Германии, не подлежали ликвидации. В Саратовской губернии их было 12 (10 в Саратове, по 1 - в Балашове и Царицыне) [13, л. 46 об., 50-51; 31, л. 51], что провоцировало недовольство со стороны местного населения в адрес предпринимателей-«немцев».
9 февраля 1915 г. Сенат вынес постановление, по которому германцы и австрийцы априори считались дискриминированными [9, л. 1 об.-4 об.]. Официально признавалась возможность участия подданных «враждебных» государств,
особенно Германии, в шпионаже во вред интересам Российской империи. В июле 1914 г. Министерство внутренних дел предоставило губернаторам право выселять германских подданных, «подозрительных в отношении шпионства», из заволжских губерний; в 1916 г. информировало начальников губернских жандармских управлений (далее - ГЖУ) об использовании находившихся в России германских подданных для внедрения в пределы России шпионов [28. л. 6-6 об.; 45, л. 38; 54, л. 4]. Такая позиция определяла представителей немецкого народа как опасных для российского государства и общества.
Следует отметить, что с конца июля 1914 г. мужчины 18-45 лет - поддан -ные Германии и Австро-Венгрии - считались военнопленными, подлежали «немедленному аресту и высылке в места указанные», кроме лиц, состоявших на военной службе. Последних следовало арестовать и передать в распоряжение военного ведомства [54, л. 375]. С января 1915 г. проживавших в России иностранных подданных - мужчин 17-60 лет - стали причислять к военнообязанным [31, л. 17].
В городах полицмейстеры и начальники ГЖУ вели строгий учет иностранцев. Владельцы домов обязаны были сообщать о фактах сдачи им жилья. В то же время подданные Германии и Австро-Венгрии из числа славян могли не посещать часто полицейские участки в местах их водворения, свободно приобретать продукты, устраиваться на работу даже на оборонные предприятия [31, л. 99 об.], что выделяло «особое» отношение не просто к подданным государств -противников России, а именно к этническим немцам.
С осени 1914 г. местами высылки германцев и австрийцев, находившихся в России, стали Астраханская, а с декабря того же года - Саратовская губернии. Астрахань была определена в качестве пересыльного пункта для немцев-колонистов, высланных в Тургайскую область [7, л. 21; 53, л. 299]. Таким образом, подданные государств-противников прибывали в города Поволжья, в основном, как высланные. Отмечались случаи приезда к высланным родственников [8, л. 14]. Кроме того, среди гражданского немецкого населения были лица, захваченные в плен российскими войсками в Восточной Пруссии [8, л. 45-46].
«Переселенческая» политика в отношении «немцев» сказалась на изменении населения городских центров Поволжья. Так, если в Самаре на 2 августа 1914 г. проживало 1426 чел. из числа австрийских и германских подданных, то за период со 2 по 19 августа их численность увеличилась на 465 чел. [54, л. 413, 430, 452, 520].
В городах Поволжья складывались разные условия размещения германцев и австрийцев. Находившаяся в Самаре в марте 1915 г. харьковчанка сообщала в письме, что прибывшие в город германские подданные размещены в подвале, многие не имеют необходимых вещей, есть потерявшиеся дети [55, л. 23-23 об.]. Позже, в сентябре 1916 г., в Самаре с разрешения губернатора открылась больница для германских и австро-венгерских подданных [10, л. 1]. В циркуляре Министерства внутренних дел от 5 сентября 1917 г. № д/23310 губернским комиссарам предписывалось содержать подданных «враждебных» государств в условиях, препятствующих ведению ими деятельности, «вредной интересам России», но, одновременно, обеспечить их защиту, снабжение продуктами, врачебной помощью, а также предоставить возможность пользования почтой, получения денег посредством миссий [6, л. 77-78].
Местное население с немецкими корнями на территории городов Поволжья размещалось неравномерно. В контексте исследуемого вопроса в период Первой мировой войны автор выделила следующие группы поволжских городов:
1) 9 городов, на территории которых немцев-россиян в начале войны было от 100 до 1 тыс. чел.: Нижний Новгород /1 из 13 городов Нижегородской губернии/; Казань, Цивильск /2 из 13 городов Казанской губернии/; Симбирск, Сызрань, Алатырь /3 из 8 городов Симбирской губернии/; Кузнецк /1 из 10 городов Саратовской губернии/; Красный Яр, Черный Яр /2 из 5 городов Астраханской губернии/;
2) 3 города, где количество горожан из числа «немцев» было более 1 тыс. чел., но их доля не превышала 5% населения: Астрахань (губернский центр), Царицын и Вольск (Саратовская губерния);
3) Камышин (Саратовская губерния) - город, в котором численность немцев среди коренного населения превышала 10%;
4) Саратов (губернский центр) - город, в котором численность немцев была более 5 тыс. чел., но их доля в процентном соотношении среди населения губернского центра была мала;
5) 19 городов с количеством немецкого населения менее 100 чел.: Арзамас, Василь, Ардатов, Горбатов, Починки, Сергач (в Нижегородской губернии), Царев, Енотаевск (в Астраханской губернии); Балашов, Аткарск, Петровск, Сер-добск, Хвалынск (в Саратовской губернии); Курмыш, Ардатов, Карсун (в Симбирской губернии); Ядрин, Козьмодемьянск, Свияжск (в Казанской губернии);
6) 15 городов, в которых немцы - российские подданные не проживали: Ба-лахна, Перевоз, Лукоянов, Макарьев, Семенов, Княгинин (в Нижегородской губернии); Чебоксары, Чистополь, Спасск, Тетюши, Лаишев, Арск, Мамадыш (в Казанской губернии); Сенгилей, Буинск (в Симбирской губернии);
7) 4 города, на территории которых численность немцев-россиян весомо изменилась во время войны: Петровск, Аткарск (в Саратовской губернии); Царев, Енотаевск (в Астраханской) [1, с. 782-787; 3, л. 53, 67, 69, 75; 4, л. 1 об.-2; 23, л. 4, 5-6, 68, 144; 41; 42; 43; 44, л. 3-6] 1.
Отметим, что на отношение горожан Поволжья к немцам влиял ряд факторов (территориальная «привязка» немцев, роль подданства, особенности национально-религиозной принадлежности волжан), определивших стабильность оценки, формирование восприятия в территориально-географическом аспекте.
Следует отметить, что отношение горожан Поволжья к этническим немцам
- иностранцам и россиянам, отличалось. Жители Астрахани и Царева Астраханской губернии до октября 1917 г. не проявляли враждебности к «немцам» в целом с начала их водворения на территории, в Енотаевске к концу 1915 г. к нем-цам-россиянам относились по-дружески, к подданным Германии и Австро-Венгрии большинство населения - спокойно, но часть считали их виновниками роста цен на товары и продукты [2, л. 6, 12, 15; 6, л. 79]. Аналогичной, по общей тенденции спокойного восприятия и выражаемой немногими с лета 1916 г. неприязни, была ситуация в городах Ярославской губернии [29, л. 13-23; 31, л. 136137].
На территории городов Нижегородской губернии, Казани и уездных городов Цивильска, Тетюшей, Лаишева с осени 1915 г. настрой общества в отношении «немцев» был иным. Обыватели проявляли подозрительность, недоброжелательность «ко всем лицам хотя - бы носящим немецкия фамилии», особенно к чинам полиции «с иностранными фамилиями», в широких слоях населения все начальники немецкого происхождения считались предателями, рабочие подозревали в любом немце шпиона. В некоторых городах Казанской губернии наблюдалось другое отношение жителей к гражданским лицам - представителям немецкого народа. Так, в настроениях мамадышцев отмечался разброс оценок, а
1 Не включены данные о городах Ярославской, Самарской, Костромской губерний. По Саратовской, Нижегородской, Симбирской губерниям следует принять группы 5-6 как одну, так как часть данных подсчитывалась на основе конфессионального состава жителей, приближенно отражающего этническую картину. - Е.С.
население Ядрина относилось к немцам, согласно отчетам сотрудников ГЖУ, хорошо [33, л. 32-48; 34, л. 2-7; 38, л. 12-62; 39, л. 11-85; 46, л. 66; 48, л. 41].
В ряде городов Симбирской губернии неодинаково воспринимались немцы русскими и мусульманами. Так, например, в Сызрани, Сенгилее, Карсуне к подданным государств-противников относились враждебно и мусульмане, и русские, а в Буинске русские - враждебно, а мусульмане - дружелюбно. В Симбирске, Алатыре, Ардатове, Курмыше восприятие немцев обывателями неоднократно менялось. Весной 1915 г. сотрудники ГЖУ указывали на негативное отношение к «немцам» населения данных городов, развившееся под влиянием слухов о «немецком засилье» при дворе, в армии, измене; к началу 1916 г. отношение поменялось на «сердечное»; к осени вновь появилась антипатия [24, л. 1-161; 25, л. 50-80; 26, л. 1-141; 27, л. 35-272].
Население городов Саратовской и Самарской губерний в целом в адрес немцев из числа гражданских лиц выражало различный спектр мнений - от равнодушия до крайней враждебности. Проблемой в нескольких городах стали взаимоотношения между укоренившимся русским и немецким населением. Негатив к «немцам» проявляли жители Царицына, Балашова, Аткарска. Так, в Царицыне в мае - июне 1915 г. среди рабочих возникли слухи о возможном «погроме» немцев; в августе по почте был разослан листок под названием «В чьих руках наши военные секреты» с критикой «немецкого засилья». Крайне негативное отношение к «немцам» со стороны русских и «пренебрежение», восприятие в качестве «дикарей» русских немцами (среди камышинцев 17% - немцы) констатировалось в отчетах ГЖУ на протяжении войны по Камышину и Хвалынску, где к «местным» немцам русское население в начале войны было настроено подозрительно, к концу - враждебно, к подданным Германии и Австро-Венгрии сразу -враждебно; а немецкое население опасалось возможной высылки в Сибирь после окончания войны [12, л. 149, 153-160, 177-177а; 16, л. 16-16а; 17, л. 36, 95; 20, л. 565, 593]. В Самарской губернии к началу 1915 г. в Самаре, Бугульме, Бугурус-лане, Бузулуке, Балакове к высланным подданным Германии и Австро-Венгрии обыватели проявляли «сердечность», помогали им продуктами, вещами, что объяснялось в обществе «незлобивостью русской натуры». К «местным» немцам русское население указанных городов относилось враждебно. В Балакове же отношения доходили до антагонизма, местные жители «толковали» о том, «чтобы всех немцев по окончании войны обязательно убрать из России» [21, л. 181, 270;
50, л. 6-7; 56, л. 15-17, 50].
К 1916 г. отношение жителей в ряде городов изменилось с хорошего на недоброжелательное [18, л. 1-5, 10-11 об., 21; 21, л. 143; 22, л. 70-71 об.]. К декабрю 1915 г. случаев «немецкого засилья» в городах губернии не было, в Николаевске и Балакове наблюдалось «вызывающее поведение» немцев, выражавших презрение ко всему русскому, по мнению сотрудника ГЖУ, желавших «полной победы Германии» [21, л. 129-130 об.; 56, л. 50].
Враждебное отношение к немцам, иностранным и российским подданным, выразилось в годы войны в городах Поволжья в доносительстве как форме социальной практики. Частое обвинение - подозрение в шпионаже - не всегда подтверждалось [19, л. 596, 618-619; 52, л. 72-72 об., 74-74 об.; 53, л. 129-132 об.; 54, л. 448]. В июле - октябре 1914 г. в Казани, Самаре и Бугульме «шпиономания» проявилась в истерии, связанной с «видением» обывателями в разное время летательных аппаратов, считавшихся средствами передвижения немецких шпионов, базировавшихся в местных имениях [37, л. 397; 51, л. 11-27, 33, 40, 49, 53, 57, 63, 74, 78, 84, 123; 53, л. 119-119 об., 138, 141; 54, л. 80]. Поскольку аэропланов и баз их размещения не обнаружили, следует признать данные случаи примерами массового психоза, отражавшими боязнь обывателей в отношении возможной «зловредной» деятельности «немцев», имевшими характер паранойи. Восприятие представителей этноса как подозрительных доходило у некоторых горожан до абсурда, развития в обществе истерии, основанной на предубеждении к немцам, априорной оценки их как «врагов», чуждых российским интересам [14, л. 29; 30, л. 3; 47, л. 50]. Подчеркнем, что в поволжских городах явление не стало массовым, но отмечались его локальные проявления.
Одной из форм выражения неприятия «немцев» в городах Поволжья были коллективные требования об их удалении с территории, с работы. Например, подобные решения приняли в апреле 1915 г. рабочие мастерских при станции Рыбинска, в мае - жители Семенова, в июле - гласные костромской думы [32, с. 3; 40, с. 3; 48, л. 41].
Тенденция неприятия «немцев» на территории некоторых городов Поволжья реализовалась также в попытках овладения, путем оговора, их имуществом. Подобные случаи выявили в июле 1914 г. в Казани, в сентябре 1914 г. - в Самаре, в декабре 1915 г. - в Аткарске [13, л. 128; 53, л. 39-40 об., 44; 57, л. 40-41 об.]. Приказом по отдельному корпусу жандармов от 14 сентября 1914 г. № 317 обращалось внимание на важность проверки жалоб в связи с распространением «ложных доносов» [11, л. 6-7]. Другой причиной доносов являлось стремление
свести с представителями немецкой диаспоры счеты на фоне их «благополучной» жизни в России и часто неустроенной жизни россиян и «русских». Среди хранящихся в архивных фондах документов встречаются как коллективные доносы, так и персональные анонимки [5, л. 176; 15, л. 9-15; 35, л. 309; 49, л. 3; 52, л. 89; 57, л. 35].
Жалобы горожан на немцев были связаны и с вызывающими высказываниями последних, критикой российского правительства, армии, похвалой германского императора и войск [13, л. 27-40, 95; 14, л. 2, 5; 19, л. 109; 48, л. 33, 35;
49, л. 24;].
Официальная позиция в отношении гражданского немецкого населения в Первую мировую войну, в целом, негативная, также влияла на его восприятие горожанами. Применяемые государством меры к «немцам» - иностранцам и россиянам - отличались. По отношению к первым обывателю были очевидны регламентация проживания, активное выселение, ограничение в возможностях. Немцев из числа российских подданных многие считали причастными к шпионажу.
Проведенное автором исследование показало, что отношение горожан Поволжья к немецкому населению включало широкий спектр оценок и зависело от ряда обстоятельств. Можно говорить об общих чертах, свойственных жителям многих городов Поволжья, в восприятии немецкого населения и локальных явлениях, характерных для жителей некоторых центров. К общим чертам следует относить:
- отсутствие одинакового у всех групп населения на территории всех городов губерний региона суждения о «немцах»;
- трансформацию отношения к немецкому населению, которая происходила, по выявленным данным, в сознании жителей некоторых городов Симбирской, Самарской, Саратовской губерний и, наоборот, стабильное отношение к немцам в городах Астраханской и Ярославской губерний;
- наличие агрессивного отношения к немцам на фоне официальной идеологии и объективных обстоятельств военного времени в ряде городов Казанской, Нижегородской, Симбирской, Самарской, Саратовской губерний и, наоборот, спокойное, дружелюбное восприятие их населением ряда городов Поволжья.
Среди локальных проявлений автор отмечает:
- особую ситуацию, возникшую в некоторых городах Самарской и Саратовской губерний, где на нетерпимое отношение русского населения к немцам влияла многочисленность последних;
- выделение позиции мусульман в городах Симбирской губернии, позитивно воспринимавших немцев, предположительно, как союзников единоверческой Турции;
- различие в причинах враждебности, неприятия «немцев» (на территории одних городов они были связаны с успешным ведением «немцами» экономической деятельности; в других - с воздействием слухов о «засилье» пришедших из столицы; в третьих - с перенаселенностью городской среды, проблемами с обеспечением из-за прибытия высланных; в четвертых - с активной критикой немецким населением России и россиян);
- разное отношение людей в ряде городов к немцам - россиянам, германцам и австрийцам.
Формы проявления отношения горожан к представителям немецкого населения, как указывалось ранее, были разнообразны. Наиболее радикальные в выражении негатива - решение об удалении с территории проживания и доносы, на основе которых власти могли применить к «немцам» воздействие. С другой стороны, часть горожан охотно помогала немцам продуктами и вещами.
Изложенные в статье факты свидетельствуют о том, что в годы Первой мировой войны произошло расслоение сознания обывателей поволжских городов по отношению к проживавшим в них этническим немцам. Данное явление, безусловно, негативно повлияло на степень сплоченности многонационального городского населения - важного фактора обеспечения безопасности государства и общества.
* * *
1. Адрес - календарь и справочная книжка Казанской губернии на 1915 год. Казань: Тип. губ. правл., 1915.
2. ГААО (Государственный архив Астраханской области). Ф. 1. Оп. 9. Д. 1318.
3. ГААО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 811.
4. ГААО. Ф. 32. Оп. 1. Д. 803.
5. ГААО. Ф. 286. Оп. 2. Д. 453.
6. ГААО. Ф. 289. Оп. 1. Д. 980.
7. ГААО. Ф. 290. Оп. 2. Д. 415 а.
8. ГАКО (Государственный архив Костромской области). Ф. 749. Оп. 2. Д. 114.
9. ГА РФ (Государственный архив РФ). Ф. 102. Оп. 307. Д. 122.
10. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 307. Д. 186.
11. ГА РФ. Ф. 6281. Оп. 1. Д. 98.
12. ГАСО (Государственный архив Саратовской области). Ф. 1. Оп. 1. Д. 9584.
13. ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9593.
14. ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9631.
15. ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9633.
16. ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9781.
17. ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9801.
18. ГАСО. Ф. 56. Оп. 1. Д. 293.
19. ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1914. Д. 47. Т. 4.
20. ГАСО. Ф. 53. Оп. 1. 1915. Д. 10.
21. ГАСО. Ф. 1089. Оп. 1. Д. 656.
22. ГАСО. Ф. 1089. Оп. 1. Д. 676.
23. ГАУО (Государственный архив Ульяновской области). Ф. 48. Оп. 1. Д. 309.
24. ГАУО. Ф. 76. Оп. 7. Д. 1488.
25. ГАУО. Ф. 855. Оп. 1. Д. 1225.
26. ГАУО. Ф. 855. Оп. 1. Д. 1279.
27. ГАУО. Ф. 855. Оп. 1. Д. 1325.
28. ГАУО. Ф. 855. Оп. 1. Д. 1337.
29. ГАЯО (Государственный архив Ярославской области). Ф. 906. Оп. 1. Д. 183.
30. ГАЯО. Ф. 906. Оп. 1. Д. 1115.
31. ГАЯО. Ф. 1448. Оп. 1. Д. 53.
32. Костромской телеграф. 1915. № 4. 4 июля.
33. НА РТ (Национальный архив Республики Татарстан). Ф. 199. Оп. 1. Д. 1021.
34. НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 1022
35. НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 1079.
36. НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 1091.
37. НА РТ. Ф. 199. Оп. 2. Д. 1493.
38. НА РТ. Ф. 199. Оп. 2. Д. 1553.
39. НА РТ. Ф. 199. Оп. 2. Д. 1554.
40. Рыбинский листок. 1915. № 86. 17 апреля.
41. Статистический обзор Астраханской губернии за 1914 год. Астрахань: Тип. губ. правл., 1915. Ведомость № 1.
42. Статистический обзор Саратовской губернии за 1913 год. Саратов: Типо - лит. губ. правл.,
1914. Ведомость № 7.
43. Статистический обзор Саратовской губернии за 1914 год. Саратов: Типо - лит. губ. правл.,
1915. Ведомость № 7.
44. ЦАНО (Центральный архив Нижегородской области). Ф. 61. Оп. 216. Д. 950.
45. ЦАНО. Ф. 342. Оп. 4. Д. 438.
46. ЦАНО. Ф. 918. Оп. 1. Д. 980.
47. ЦАНО. Ф. 918. Оп. 1. Д. 982.
48. ЦАНО. Ф. 918. Оп. 1. Д. 985.
49. ЦАНО. Ф. 918. Оп. 8. Д. 558.
50. ЦГАСО (Центральный государственный архив Самарской области). Ф. 1. Оп. 1. Д. 2127.
51. ЦГАСО. Ф. 3. Оп. 130. Д. 197.
52. ЦГАСО. Ф. 3. Оп. 130. Д. 221.
53. ЦГАСО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 1933 а.
54. ЦГАСО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 1933.
55. ЦГАСО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 2036.
56. ЦГАСО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 2047.
57. ЦГАСО. Ф. 468. Оп. 1. Д. 2200.
